Современный терроризм

Введение

терроризм локальный война современность

Терроризм относится к числу самых опасных и труднопрогнозируемых явлений современности, которое приобретает все более разнообразные формы и угрожающие масштабы. Террористические акты чаще всего приносят массовые человеческие жертвы, влекут разрушение материальных и духовных ценностей, не поддающихся порой восстановлению, сеют вражду между государствами, провоцируют войны, недоверие и ненависть между социальными и национальными группами, которые иногда невозможно преодолеть в течение жизни целого поколения.

Корни терроризма весьма глубоки и, как правило, крайне сложно их выявить и обезвредить. Зародившись когда-то как движение сопротивления против гнета, теперь оно приобрело уголовно-преступный характер, иногда с элементами политики, расовой или религиозной подоплеки. Терроризм стал методом устрашения, давления на определенные структуры государственной власти и слои общества с целью реализации преступных по своей сути замыслов.

В данной работе автор попытается выяснить особенности и причины современного терроризма, а также возможные пути борьбы с ним. В работе были использованы труды российских и зарубежных историков и аналитиков.

Понятие «терроризм»

Само понятие «terror» (страх, ужас) предполагает доведение человека до состояния панического страха и бесконтрольного ужаса с целью решения определенных задач. Именно XXI век, характеризующийся высокими технологиями, может привести либо к контролю над терроризмом, либо терроризм как социальное явление международного масштаба приведет к межнациональным и межрегиональным конфликтам, которые повлекут за собой гибель большого количества невинных людей. Если захваты террористами самолетов еще в середине 80-х годов были сенсацией, единичными фактами, то уже к концу 90-х эти действия стали практически обыденным явлением. Известны факты применения террористами оружия массового поражения, попытки овладения ядерным оружием. В повседневный обиход входят такие понятия, как «террористические рейды», «государственный терроризм», «регион, подконтрольный террористическим организациям. Законы и иные подзаконные нормативные акты, принимаемые на межгосударственном уровне по вопросам борьбы с международным терроризмом, определяют понятие и характер террористических действий, и непосредственно объект терроризма. Так, например, грузинский законодатель объектом терроризма, помимо общественной безопасности, а также общественного порядка, присущих уголовному законодательству большинства стран, объявляет также стратегические, экономические и политические интересы государства. В конечном счете всякая террористическая организация стремится к достижению своей корыстной цели - захвату власти, получению финансовых, материальных и политических дивидендов.

Что мы знаем о современном терроризме

Терроризм, начало которого исчисляется на Западе с шокирующего события 11 сентября 2001 года, существовал задолго до этого и в США, и в России, и в других странах. Этот же день знаменателен тем, что показал уязвимость всех, даже самой богатой и могущественной страны мира. Он обозначил терроризм как значимый и устрашающий симптом XXI века.

В российской истории терроризм был частью революционной борьбы, в которой концепция «бомбизма» занимала заметное место, особенно в XIX столетии. В 70-е годы XX века волна террора, выросшая из анархизма, революционаризма и национального экстремизма, прокатилась по Западной Европе. Однако на интуитивном уровне терроризм сегодня предстает новым явлением, и размышления на эту тему приводят исследователей к различным, но не противоречащим друг другу характеристикам этой «новизны».

Отечественная теоретическая реакция на терроризм несколько запоздала. Однако некоторые из появившихся публикаций выделяют в нем черты, не свойственные его аналогу в прошлом. Так, в подборке статей, опубликованных журналом «Философские науки», Вадим Розин высказал мнение, что терроризм нашего времени освоил технократический подход. Владимир Никитаев считает терроризм местью отставшей части мира преуспевающей его части, вызванной окончательностью раскола и невозможностью догнать сегодняшний Запад. По мнению Геннадия Копылова, терроризм - это следствие осознания того, что единство человечества, его «сущностная одинаковость» недостижимы.

На Западе существует огромное количество литературы по проблемам современного терроризма, но концептуально проблема не разработана и это даже считается не вполне уместным. Понесенный людской, материальный и моральный ущерб слишком велик, и потому абстрактные рассуждения, включающие элемент не только объяснения, но и понимания, кажутся проявлением безразличия. Как выразился один американский профессор, «нечего рассуждать о терроризме, искать дефиниции и строить теории. Террористы - это преступники, и их надо уничтожать. Терроризм - это преступление, и с ним надо бороться». Подобное настроение понятно и нашим гражданам, и нашим ученым. Тем не менее, без анализа причин и сущности терроризма, его новых черт, его связи с происходящими в мире переменами невозможна и борьба против самого феномена.

Обширная западная литература о терроризме 70-х так же бедна концептуализацией, но по другой причине: тогда это явление казалось случайным проявлением злой воли, политического экстремизма и анархии, с чем якобы можно легко справиться полицейскими методами. Дальше других по пути анализа пошел тогда Уолтер Лaкёр. И именно он еще до 11 сентября опубликовал книгу, в которой заговорил о новом терроризме, менее многоликом, но зато технологически более оснащенном, чем прежний, а потому приводящем к многочисленным разрушениям и жертвам.

Анализируя сегодняшние взгляды на терроризм, легко обнаружить, что его систематическому и концептуальному анализу мешает опасение потерять образ врага. Оно же рождает и решимость бороться против него.

Мешает пониманию сущности терроризма и так называемая политическая корректность, накладывающая запрет на публичное обсуждение наиболее болезненных проблем и противоречащая одному из основных принципов демократии - свободе дискуссий и обсуждений. Порой начинает казаться, что полезный принцип политкорректности уже перешел все разумные границы.

Однако, остановимся прежде всего на трудностях познания терроризма. Если бы, например, девиантное поведение, криминал, анархия, хаос, протестное движение и революции не были своевременно теоретически осмыслены или, по крайней мере, концептуализированы, мы не смогли бы их различать и понимать, не получили бы инструментов анализа. Познавательный опыт прошлого не дает необходимых для этого подходов.

Как отмечает Зигмунт Бауман, «встреча с неясным, непроницаемым, неожиданным ни в коем случае не была чертой модернити. Новой оказалась беспомощность древних и средневековых методов, позволявших скорее уклоняться от тяжелых психологических и прагматических последствий неопределенности человеческой судьбы и перспектив, чем преодолевать их». Моральные и политические «запреты» на анализ терроризма, по-видимому, объясняются тоже желанием не только психологически, но и познавательно «уклониться» от чудовищных последствий терроризма и понимания его как признака новой эпохи.

В данной работе автор рассмотрит ряд подходов, концептуализирующих проблему, выяснит их совместимость, предложит свою трактовку и опишет условия, при которых терроризм - один из сущностных факторов XXI века - поддается ослаблению.

Теоретические ресурсы объяснения причин и сущности терроризма

Размышления на названную тему можно подразделить преимущественно на социологические, цивилизационные и социально-психологические. В эти три типа укладываются все частные объяснения. Приведенная выше точка зрения Розина относится к социологическому подходу, Никитаева - к социально-психологическому, а Копылова - к цивилизационному. Рассмотрим эти подходы, а также еще один, политологический, к которому, все чаще в последнее время, обращаются многие ученые.

Социологический подход основан на выявлении таких источников агрессии, как отсталость и бедность, которые глобализация не только не устраняет, но и усугубляет. Плодотворно влияя на экономическое развитие западных стран, она отрицательно сказывается на состоянии периферийных зон, стимулирует увеличение числа стран Четвертого мира. Как показано в докладе ООН «Глобализация с человеческим лицом», контраст между развитыми и развивающимися странами усиливается. Разрыв доходов между пятью богатейшими и пятью беднейшими странами постоянно увеличивается: если в 1960 году он составлял 30 : 1, а в 1990-м 60 : 1, то в 1997-м уже 74 : 1. На долю 19% мирового населения приходится 71% глобальной торговли товарами и услугами. Из 82% мирового экспорта пять беднейших стран вывозят только один процент, а из 74% телефонных сетей они располагают только 1,5%.

Почему такой разрыв приписывают воздействию глобализации, хотя очевидно, что он нарастал и прежде? Во-первых, разрыв между богатыми и бедными странами в последние годы ускорился. Во-вторых, развитые в информационном, экономическом и технологическом отношении страны получают неоспоримые преимущества от глобализации. Ее порой сравнивают со спортом.

Тем, кому не дано стать чемпионом, лучше держаться в стороне, чтобы ненароком не сшибли спортсмены. В-третьих, перемены на Западе таковы, что делать ставку на догоняющую модель модернизации уже нельзя. Представление о ней меняется, ее начинают воспринимать как благоприятные изменения в пределах возможностей отставшего общества. Шмуэль Айзенштадт и Самьюэл Хантингтон говорят об исчезновении общей модели модернизации, ориентированной на западный образец, и появлении множества модернизмов. Проблему неразвитости лишь камуфлируют идеи устойчивого развития и статус-кво. Однако многие хотели бы развиваться не столько устойчиво, сколько быстро; статус-кво не удовлетворяет большинство стран. Причины их бедности по-настоящему не поняты, не говоря уже о путях ее преодоления.

Объяснение терроризма бедностью и неравенством часто оспаривают: ведь среди лидеров экстремистских движений немало образованных и богатых буржуа. Делает ли это тему бедности несущественной для проблемы терроризма? Бедность не всегда связана с ним, но играет центральную роль в его идеологии - наряду с унижением, необразованностью, отчуждением, маргинализацией и отсутствием глобальной идентичности при разрушении локальной. В условиях высокой технологической оснащенности и разрушенной идентичности стремление обрести ее вновь принимает уродливые формы, в том числе ведущие к терроризму. В качестве примера такой искусственной идентичности Мануэль Кастеллс приводит японскую религиозную террористическую организацию «Аум Синрикё».

Цивилизационный подход объясняет появление нового терроризма противоречиями между Севером и Югом. Для их характеристики противоречивая оценка «многообразие - раскол» типична еще больше. «Почему они нас ненавидят?» - спросил Джордж Буш-младший. И сам же ответил на свой вопрос: «Потому что ненавидят нашу свободу». Это напоминает историю с вице-королем Индии лордом Эдуардом Литтоном, который в своей знаменитой речи 1878 года сообщил индийцам о цивилизующей миссии Британии, несущей им идеи свободы и личного достоинства. Он говорил главным образом о свободе печати как естественном источнике вестернизации страны. Для его слушателей это были «таинственные формулы». Примерно так же выглядит «формула Буша» для террористов. Обсудить поставленный президентом вопрос решились только два «еретика» - Гор Видал и Ноам Чомски. Они сделали это, не щадя Америки, что, естественно, не могло вызвать симпатии в обществе. В США и за их пределами сам вопрос считают манихейским, раскалывающим плюралистическую страну на два лагеря.

Хантингтону противостоят не только идеи космополитизма, глобализации, но и понимание терроризма как варварства, сражающегося против цивилизации и паразитирующего на культурах, допускающих терроризм.

Социально-психологический подход представлен классической социально-психологической работой американского философа Эрика Хоффера «Истинно верующий». Славу этой книге составил глубокий анализ массовой психологии, тех ее черт, которые формируют тип фанатика, то есть глубоко убежденного человека с разрушительными наклонностями. Среди этих черт - стремление масс к переменам и их непостоянство, готовность перейти от слов к делу, чтобы стать «полезным массовым движением». Большую роль, по мнению этого исследователя, играют также несчастья и бедность, чрезмерные ожидания, резкая смена идентичности, непомерный эгоизм и амбициозность, стремление к лидерству и т. д.

Дмитрий Ольшанский нарисовал более упрощенную цепочку: «радикализм - экстремизм - фанатизм - терроризм» как эволюцию субъекта, склонного отвечать насилием на насилие и тем самым эскалировать его.

Толкование терроризма как деятельности ослепленных яростью фанатичных людей вряд ли можно полностью принять. Например, протаранивший здание Всемирного торгового центра Мохаммед Атта написал, как известно, перед смертью спокойное письмо, в котором объяснял причины своего поступка. Мотивацию такого рода людей понять трудно. Она может быть одновременно политической, религиозной и психологической. Участники акции 11 сентября ненавидели Америку ее за триумфализм и нежелание понять, что они - «другие», за отчуждение и soft power закусочных Макдоналдса и фильмов Голливуда. Радикальные исламисты не в состоянии смириться с тем местом, которое их страны занимают в глобальной экономике и которое, уверены они, навязано им Соединенными Штатами. В их взглядах, из которых куется исламская солидарность, вымысел смешан с правдой, ненависть - с холодным расчетом, тщательной подготовкой и долговременным планированием операций. Однако вряд ли анализ этих психологических факторов, полезный для предупреждения террора и противодействия ему, позволит по-настоящему постичь терроризм как явление.

Политологический подход в последнее время считается самым оптимальным объяснением. Разумеется, бедность крупных регионов мира и неравномерность глобализации, слабость общечеловеческого начала и психологию фанатизма сбрасывать со счетов нельзя. Но почему ответом на них стал именно терроризм? Почему именно он маркирует XXI век? Можно ли дать ему интегральную характеристику, которая бы отделила условия его осуществления от сущности, указала не только на общие, но и на конкретные признаки и предпосылки террористической атаки? Пожалуй, в этом смысле наблюдается сходство между революцией и терроризмом. И то и другое стимулируются цивилизационным расколом классов, сопровождающим экономическое неравенство. Но массовая бедность может вызвать революцию или волну террора, а может и не вызвать. Терроризм похож на движение социального протеста или революцию, и в этом качестве его питают социальные причины. Но он, как правило, не ставит перед собой цель захватить власть, а стремится лишь сделать ненавидимого противника уязвимым, вынудить его задуматься над проблемами тех, кто вступил в отчаянную борьбу против него.

Похож терроризм и на новый тип войны, который не обязательно продолжает политику государства. Он представляет собой войну, которую без всякого объявления ведут неполитические акторы, преследующие отдаленные политические цели, в такой акции явно недостижимые. Причины же этого имеют социальный и цивилизационный характер.

Вместе с тем терроризм - это международная криминальная сила, технологически хорошо оснащенная, ставящая политические цели и выступающая в роли политического реактора. Ее действия направлены против своего или чужого государства не напрямую, а в форме атак на гражданское население. Террористами движут ненависть, зависть, жадность и желание наживы. Это преступность, сопутствующая разрушению традиционного общества без одновременной успешной модернизациии.

Подобная характеристика терроризма сочетает в себе три описанных выше подхода, но интегральной не является. Комбинация социального протеста, культурного конфликта и психологической ярости увеличивает число угроз в мире, уподобляет их непредсказуемым природным катаклизмам, превращая тем самым и общество в квазиприродную реальность.

Те, кто видит в терроризме реванш и последний бой традиционалистов, не склонны считать терроризм политическим действием, поскольку жизнь традиционных обществ не знает политики в современном смысле слова. По словам президента Пакистана Первеза Мушаррафа, «бен Ладен дал своим ученикам проект, который оправдывал терроризм и давал им финансовые средства. Главная мотивация исламистов - не религия, а политика». Для Усамы бен Ладена это - построение исламского халифата, для других - собственного государства, достижение автономии или определенного статуса в международной системе, выход на международную арену. Террористы Шри Ланки, баски, ирландские и им подобные террористические организации, может быть, отличаются от исламских радикальных организаций большей локальностью действий и более достижимыми целями. К тому же они менее архаичны: призыв отдать свою жизнь взамен за вечное блаженство после смерти понятен мусульманской религиозной общине, но за ее пределами не получает такого же отклика.

Кроме того, говоря о политическом характере нового терроризма, следует помнить, что современная общественная мысль не обязательно связывает политическое со специализированной деятельностью государства. Немецкий юрист и политолог Карл Шмитт, например, полагал, что специфику политической деятельности можно определить, обозначив главную проблему, решаемую политикой, - как и при определении особенностей эстетического, этического и экономического. Первое из них решает вопрос о соотношении прекрасного и безобразного, второе - добра и зла, третье - пригодного и непригодного, рентабельного и нерентабельного. «Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы, - это различение друга и врага». Хотя работа Шмитта была написана еще в 1927 году, он, как никто другой, сумел не только столь необычно сформулировать сущность политического, но и высказать мысли, сохраняющие свою актуальность и по сей день.

Попробуем выяснить, отчего условия, способные вызвать революцию, войну или массовый протест, сегодня порождают терроризм. В нем часто видят попытку надавить на правительство чужой или собственной страны, чтобы посредством телевещания наглядно продемонстрировать миру ужасы насилия над мирным населением.

Данное Шмиттом определение политического позволяет понять суть деполитизации: «Если пропадает это различие (между другом и врагом), то пропадает и политическая жизнь вообще».

Конец ХХ века принес понимание того, что все его трагедии и напряженность, революции и войны - следствие господства политики, вечного разделения и международной системы, и внутригосударственной жизни на врагов и друзей. Менее конфронтационное будущее современники видели в открытости, диалоге, демократизации.

Мы стали свидетелями двух встречных процессов деполитизации - на Западе и в России. На Западе нарастали представления о международной открытости как гарантии мира и неуязвимости. Страны, которые в силу сложившихся обстоятельств или по собственной воле попали в изоляцию (даже если та способствовала их ускоренному развитию), казались особенно опасными. Крах коммунизма был воспринят и в России, и на Западе как ослабление конфронтации, напряженности и предпосылка мира.

Крах коммунизма сделал возможной глобализацию, открыв для капитала, товаров и информации новые зоны, а также сделав возможной победу идей либерализма и свободную торговлю в глобальном масштабе. Отказавшись от моральной и ценностной легитимации политики открытости, Москва переняла идеи западных политиков, полагающих, что закрепление международного статус-кво в сочетании с глобализацией позволит сблизить народы.

Ученые отнеслись к упованиям на глобализацию более критически. Они указывали на неразрывность глобального и локального (Роланд Робертсон), на новые сложные проблемы глобального будущего (Такаши Иногучи), на потенциальный конфликт цивилизаций (Самьюэл Хантингтон), на нелинейность развития и возможность изменения его направленности (Имманьюэл Валлерстайн), на глобализацию как начало нового процесса социальных трансформаций, которые не обязательно будут протекать в исходном виде (Мартин Олброу), на неравномерность глобализации и ее тяжелые социальные последствия, а также на дискриминационную стратификацию наций (доклады ООН), на множественность глобализаций (Питер Бергер, Самьюэл Хантингтон), на превращение общества в квазиприродную реальность (Ульрих Бек, Борис Капустин), на опасную для обществ потерю идентичности и фрагментацию вследствие политики мультикультурализма (Карл-Отто Аппель, Зигмунт Бауман, Брайан Барри), на непредсказуемые последствия появления новых политических акторов с сомнительной легитимностью (Ян Пакульски, Малком Уотерс, Джон Скотт), на необходимость разумного взаимодействия между более влиятельным гражданским обществом и государством (Антони Гидденс), на опасность гуманитарных интервенций (Даниел Уорнер) и т. д. Особое внимание исследователи уделили проблеме деполитизации развитых обществ и государства в условиях глобализации. Бек считал этот феномен революцией с множеством негативных последствий. Карла Боггса беспокоило нарастание корпоративности власти. Однако никто из них до сих пор так и не отметил опасность интеграции всех этих факторов в общую предпосылку терроризма нового типа.

В Турции, где власть подавляла левые движения и болезненно реагировала на оппозицию, все виды протеста вобрал в себя политизировавшийся ислам. В Чечне терроризм сплавил в политизированной форме сепаратизм и криминальный опыт. Нью-йоркский ВТЦ атаковали религиозные группы, объявившие политиков, ответственных за глобализацию, своими врагами и тем самым выделившиеся среди других ее противников, которые борются против глобализации как явления, а не против конкретных «врагов» - стран или правительств.

Перед умственным взором политиков, надеявшихся, что глобализация поможет преодолеть конфронтацию, стояли конфликты XX века. Однако прежняя международная система, в которой главным и законным действующим лицом выступало государство, оказалась ослабленной. А если при этом глобальные политические структуры и, следовательно, возможность политического же разрешения конфликтов отсутствуют, политические действия становятся нелегитимными.

Терроризм представляет собой форму архаической политизации, при которой предельно упрощенная система координат «друг - враг» лишена каких бы то ни было государственных и дипломатических начал и взывает к древнему инстинкту мести, отчасти родовой. Этим объясняются и атаки на население: они служат средством, позволяющим через СМИ и граждан добиваться от их правительств рациональных политических целей, которыми задались террористы.

Для архаической политизации месть и самоутверждение, готовность пожертвовать жизнью чрезвычайно важны. Это, несомненно, психологические факторы, но не только в смысле индивидуальной психологии, а еще и коллективный архетип архаической политики. Он извлечен из глубинных пластов культуры традиционных обществ, разрушаемых деньгами, материальными и технологическими соблазнами. Однако, несмотря на эту архаическую подкладку и метафизические цели прозелитического радикального ислама (например, создание исламского халифата), террористы преследуют практические цели: спровоцировав негодование умы, добиться смены прозападных режимов в Пакистане, Саудовской Аравии и Египте.

История современного терроризма

В докладе, посвященном терроризму, российский историк Андрей Фурсов сказал, что большевики и фашисты открыли XX век, а террористы - XXI. Действительно, минувший век был временем масс, революций и войн. Первую глобализацию можно отнести к 1885-1914 годам. Ее лидером была Великобритания. Английский принцип свободы торговли формировал обмен идеями, товарами и людьми. Но эту тенденцию остановили несколько системных оппозиций: национализм, коммунизм и фашизм. Первая мировая война, немецкий национализм прервали этот процесс; коммунисты порвали с ним, а фашисты окончательно разрушили возможность его скорого возобновления. Тем самым именно эти три феномена определили облик XX века. Новая глобализация, начавшаяся в 1990-е, породила внесистемные и антисистемные антиглобалистские движения. Деполитизация глобального мира ослабила роль государства как главного политического реактора и вызвала к жизни нового и нелегитимного политического игрока.

Можно по-разному оценивать труды Карла Шмитта, но нельзя не удивиться точности его предсказания: «...мир не деполитизируется и не переводится в состояние чистой моральности, чистого права... или чистой хозяйственности. Если некий народ страшится трудов и опасностей политической экзистенции, то найдется некий иной народ, который примет на себя эти труды, взяв на себя его «защиту против внешних врагов» и тем самым - политическое господство... Лишь нетвердо держась на ногах, можно верить, что безоружный народ имеет только друзей, и лишь спьяну можно рассчитывать, будто врага тронет отсутствие сопротивления».

Таким образом, и уверенность Запада в том, что нынешнее могущество освобождает его от любых внешних угроз, и попытки Горбачева заменить политику моралью пробудили в традиционных обществах силы, посчитавшие и Запад, и Россию своими врагами, которым следует отомстить. Одна из причин появления нелегитимных, архаических политических игроков на международной арене - нарастание в 1990-е годы элементов анархии (слабость центральной власти и международных институтов, отсутствие общих коллективных представлений и ценностей) в международной системе, особенно в посткоммунистических странах.

Как можно противостоять терроризму?

Объявить ему войну значило бы признать легитимным политическим противником носителя архаической культуры, диалог с которым малопродуктивен, ибо следует «разным логикам».

События 11 сентября несколько замедлили глобализацию, поскольку против террористов выступили политические реакторы (государства и их сообщество). Антитеррористические силы обрели легитимность. Отмечена тенденция к протекционизму отечественного производителя. Глобализацию приостановили во имя безопасности, но стать совсем неуязвимым нельзя. Терроризм превращается в метод достижения политических целей, а открытость оборачивается многообразными угрозами и рисками.

Проблема коренится в несправедливости глобализации, неравномерности развития, цивилизационных противоречиях и психологических травмах. Рецепта против них нет; просто надо, как писал Джон Роулз, понять справедливость как честность. Что же касается познания сути терроризма, то следует снять моральные и политические табу на его изучение и перестать уклоняться от анализа болезненных вопросов. Наука должна быть деполитизирована во имя получения истинного знания в той максимальной мере, в какой она это может.

Заключение

Практически вся история человечества отмечена черными вкраплениями проявлений терроризма. История же самого терроризма, как социально-политического явления, позволяет сделать следующие выводы:

1.Терроризм возникает в результате трансформации общества, когда часть населения радикальными методами стремится реагировать на реформы.

2.Терроризм возникает в результате разрушения традиционного общества.

.Огромную роль в становлении и развитии терроризма сыграла государственная поддержка.

.Терроризм используется в тех странах, где существует сильное деспотическое государство и отсутствуют другие пути для достижения политических целей.

.К терроризму особенно часто прибегают деклассированные слои населения.

.Источником пополнения террористических организаций людскими ресурсами служат локальные войны и вооруженные конфликты.

Последние годы полны крупномасштабных трагических событий, связанных с терроризмом: захват заложников в Буденновске, взрывы домов в Москве, Буйнакске, Волгодонске, события 11 сентября в США, уже ставшие каждодневными террористические акты в Израиле. Все это лишний раз подчеркивает, что всему миру нужно объединиться в борьбе с международным терроризмом и всеми теми, кто его поддерживает. Теракты, которые превратили в руины жилые дома в российских и израильских городах, Всемирный торговый центр в США можно смело сопоставить с крестовыми походами, уничтожившими богатый и процветающий город Константинополь, с нашествием варваров на Рим и т. д. Все теракты несут с собой своеобразный вызов тому или иному правителю, социальному слою, государству.

Не ответить на этот вызов нельзя, но следует понимать, что террор террором не уничтожить. Это доказывает современная история противостояния Израиля и Палестины, когда за каждым терактом следует ответный удар, а за каждым ударом следует еще более кровавый теракт.

Список использованной литературы

.Розин В. М. Терроризм как выразительный симптом кризиса нашей цивилизации? Философские науки. № 1, 2003 г., с. 126-130

.Никитаев В. В. Террофания. Философские науки. №5, 2004 г., с. 135-140

.Копылов Г. Г. Люди ли люди? Философские науки. №5, 2004 г., с. 141-144

.Федотова В. Г. Анархия и порядок. М.: Эдиториал, 2004 г., с. 180

.Федотова В.Г. Терроризм: попытка концептуализации. М.: Наука, 2005 г., с. 203

Больше работ по теме: