Русские заимствования в польских мемуарных текстах 40-х годов XX века

 

ОГЛАВЛЕНИЕ


ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. Теоретические вопросы заимствований

.1 Причины заимствований в языке

.2 Типы заимствований

.3 Заимствования с точки зрения синхронии и диахронии

.4 Разделение лексем иноязычного происхождения по способу заимствования

.5 Этапы освоения иноязычной лексики

Глава 2. Основные этапы развития и становления польского языка

.1 История становления польского языка

.1.1 Возникновение польского языка и праславянское наследие в нем

.1.2 Развитие польского языка в XIV и XV вв.

.1.3 Особенности средневекового польского языка XII и XIII вв.

.1.4 Возрождение польского литературного языка

.2 Состав польской лексики

Глава 3. Польские мемуарные тексты 40-х годов как богатый языковой материал

.1 История польской ссылки времен II Мировой войны

.2 Особенности языка мемуарных текстов 40-х годов

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ


ВВЕДЕНИЕ


Процесс формирования словарного состава является длительным и сложным, так как он тесно связан с историей развития народа. Историческая лексикология называет два основных пути развития лексической системы:

) возникновение слов исконных, т. е. существующих издавна, постоянно;

) заимствование слов из других языков.

Общей основой для всех процессов заимствования является взаимодействие между культурами, экономические, политические, культурные и бытовые контакты между народами, говорящими на разных языках. Контакты эти могут носить массовый и длительный характер в условиях совместной жизни на смежных и даже не одной и той же территории, либо могут осуществляться лишь через определенные слои общества и даже через отдельных лиц. Они могут носить характер взаимовлияния или одностороннего влияния; иметь мирный характер или выступать в форме противоборства и даже военных столкновений. Ни одна культура не развивалась в изоляции: любая национальная культура есть плод как внутреннего развития, так и сложного взаимодействия с культурами других народов.

Проблема языковых контактов является одной из сложнейших и интереснейших. Расширяющиеся связи нашей страны с другими странами выдвигают проблему изучения взаимодействия языка с языками других народов на одно из первых мест современного языкознания.

Литература, посвященная языковому заимствованию, очень обширна и насчитывает многие сотни наименований. Многие исследователи занимаются вопросами заимствования. Они изучают лингвистическую сущность этого явления, его причины, различные виды и способы заимствования, пути проникновения, источники, хронологию заимствования, фонетические, грамматические, лексические, семантические, стилистические, синтаксические, фразеологические средства освоения иноязычных слов.

По словам С.К. Булича, заимствование слов из других языков является могучим фактором развития языка, одним из важнейших способов пополнения его лексического состава [20].

Часто лингвистические вопросы, связанные с этой областью во многих работах рассматриваются в совокупности с проблемами культурных и социально-экономических контактов стран и народов. Это такие исследователи как Л.Д. Микитич [41], В. Белоусов и другие.

Теоретическое освещение эта проблема получила в работах В.В. Акуленко, "Вопросы интернационализации словарного состава языка", Л.П. Крысина "Об употреблении иноязычных слов" и в ряде других. Здесь рассматриваются такие общие вопросы теории лексического заимствования как причины и предпосылки заимствования.

Одной из важных теоретических проблем является проблема ассимилированности. Свое мнение по этому поводу высказали ряд исследователей (Л.П. Крысин, Б.Н. Забавников, С.К. Булич, С.Э. Биржакова и др.).

В последнее время в периодической литературе появилось большое количество материалов, посвященных проблеме заимствования. Среди них можно назвать следующие статьи: Р.Н. Попов, Н.Я. Жанский, В.Т. Космаров «Языковой вкус эпохи», Н.В. Новиков Звонкое иноязычие», Е.В. Сергеева «Заимствования 80-90 гг. в социолингвистическом аспекте», Л.П. Кунин «Языковое заимствование как проблема диахронической социолингвистики», Е.В. Говердовская «Новые существительные в лексике современного русского языка». Это и работы Л.П. Крысина «Языковое заимствование: взаимодействие внутренних и внешних факторов», «Иноязычное слово в контексте современной общественной жизни», «Этапы освоения иноязычного слова».

Исследователь В.Д. Бондалетов в своей работе «Иноязычная лексика в русских арго» [20] провел детальное систематическое изучение этимологии заимствованных лексических единиц. Автор отмечает принципиальное различие функций заимствований в литературных языках и жаргонах. В общенародном языке заимствованные слова служат чаще всего обогащениями тех предметов и понятий, которые усвоены данным языком в ходе культурного обмена с другими народами. При этом иноязычное слово нередко оказывается единственным наименование усвоенной вещи или понятия.

Целью данной работы является изучение русских заимствований в польских мемуарных текстах 40-х годов XX в. Известно, что в 1939 - 1940 гг. с территории Западной Украины и Белоруссии в Томск, Нарым, Каргасок и другие отнюдь не курортные районы региона были депортированы порядка 15 тысяч граждан преданной и расчлененной Польши, многие из которых погибли в первые же месяцы ссылки. Те из них, кто выжил после окончания второй мировой войны, смогли вернуться на родину, а их «обрусевшие» (в кавычках и без) соплеменники предпочитали не вспоминать о своих польских корнях, связях и родственниках. Детей зачастую записывали как русских, украинцев и белорусов.

Вырванные из привычной языковой среды они вынуждены были общаться с "новой властью", начинать свою жизнь "с нуля" - уметь объясняться с местными жителями, принимать новую культуру, порядки и особенности национального быта и характера.

Поляки внесли в свой язык большое количество русских слов и выражений, несмотря на относительно короткий период проживания в этой культурной среде. Этот процесс можно хорошо "отследить" на материале мемуарных текстов: воспоминаний, дневников и публикаций, относящихся к периоду начала сороковых годов. Для нас этот материал интересен как с исторической, так и с лингвистической точки зрения.

Материал, с которым работал автор данного исследования, является уникальным. Большинство работ опубликовано в 90-е годы в Польше [ссылки-указать], но есть и рукописные источники. Например, воспоминания Чеслава Базана «Колпашево 1941-43гг.». Рукописи частично были переведены и опубликованы лишь в 2000 г. в Томске в сборнике «Земля Колпашевская» [1].

Возможность познакомиться и изучить такие материалы появилась у нас не так давно, благодаря связям с Польшей и Томским польским национальным центром «Белый орел».

Поставленная нами цель позволила сформулировать следующие задачи данного исследования:

  1. Рассмотреть проблему заимствований.
  2. Рассмотреть историю развития польского языка.
  3. Проанализировать польские мемуарные тексты 40-х годов.
  4. Составить тематическую классификацию слов русских заимствований в польских мемуарных текстах 40-х годов.

Актуальность данной работы определяется существованием исторически обоснованной связи между русским и польским народом. Взаимодействие между нациями вызывало изменения в языке. Отсюда ряд проблем не до конца исследованных по причине запрета. Ранее подобный материал никогда не изучался. Исследовательских работ по этому вопросу нет, так как сами материалы оказались доступными широкому кругу читателей лишь в 90-е годы XX века. Нам позволили узнать нашу историю не только в положительном свете, но и взглянуть на "белые пятна" истории тех времен. И естественно, что большее внимание было обращено к вопросам истории, знакомство с новыми документами, фактами, событиями. Работая с материалом, было интересно не только познакомится с образом жизни переселенцев, как они приспосабливались к жизни в новых условиях, но еще и обратить внимание на лингвистический аспект.

В соответствии с поставленными задачами наша работа имеет следующую структуру: введение, три главы, заключение, список использованной литературы.


Глава 1. Теоретические вопросы заимствований


1.1 Причины заимствований в языке


Заимствование - [44] 1. Переход элементов одного языка в систему другого языка как следствие контактов между этими языками; 2. Слова или обороты, вошедшие в язык в результате такого перехода. Заимствоваться могут фонемы и морфемы; по иноязычным образцам могут создаваться синтаксические конструкции. Наиболее частный и типичный вид языкового заимствования - заимствование слов, или лексическое заимствование.

Причины лексического заимствования могут быть внешними и внутренними. Основная внешняя причина - тесные политические, торгово-экономические связи между народами - носителями языков. Наиболее типичная форма влияния, обусловленного такими заимствованиями - слова вместе с заимствованием вещи или понятия (ср. слова типа: автомобиль, конвейер, радио, кино, телевизор, лазер).

Еще одна внешняя причина заимствований - необходимость обозначить с помощью иноязычного слова какой-либо вновь появившийся специальный вид предметов или понятий. Потребность в специализации наименований особенно актуальна в науке и технике, где иноязычные лексические элементы закрепляются в качестве терминов, отличающихся по своему содержанию от семантических близких им исконных слов: ср. пары трансформатор - преобразователь, седативный - успокаивающий и т.п.

Необходимость специализации заимствований связана с одной из внутриязыковых причин заимствований, а именно присущей языку тенденций ко все большей дифференциации языковых средств по смыслу. В результате этой тенденции значение, выражаемое русским словом, может "расщепиться" на два и одно из них получает иноязычную номинацию: страх-паника, уют-комфорт, рассказ-репортаж, сообщение-информация.

Другая внутриязыковая причина заимствований - тенденция к замене описательных наименований однословными; так в русском языке появились слова бра (вместо настенный светильник), снайпер (вместо меткий стрелок), сейф (вместо несгораемый шкаф), сервис (вместо бытовое обслуживание) и др.

Основным условием заимствования является билингвизм (двуязычие) говорящих, их способность переключится с одного языка на другой в процессе общения. В этом отношении особая роль принадлежит некоторым социальным и профессиональным группам людей - дипломатам, переводчикам, журналистам-международникам, ученым, музыкантам и др. Из среды билингвов иноязычное слово распространяется в другие социальные группы говорящих и в разные сферы устной и книжно-письменной речи.

Коммуникативная актуальность обозначиваемого понятия является социально-психологическим по своей природе фактором заимствования и активного вхождения иноязычного слова в речевой оборот.

Перечисленные причины и факторы воздействуют (в разной степени) и на процесс освоения литературным языком иноязычной лексики. Например:

. Потребность в наименовании новой вещи, нового понятия.

. Необходимость в разграничении понятий или их специализации; заимствования, появление которых обусловлено этими факторами, особенно многочисленны в специальных терминологиях.

. Тенденция к установлению соответствия между нерасчлененностью объекта и одноэлементностью его наименования, т.е. иначе говоря, тенденция к замене словосочетаний однословными наименованиями. В этом же случае происходит как бы заполнение пустой ячейки, которой соответствует определенный смысл, но означающее в виде основного слова - отсутствует (вместо этого употребляется описательный оборот).

. Наличие в языке сложившихся систем терминов более или менее однородных по источнику их происхождения.

. Социально-психологические причины:

а) Престижность иноязычного слова по сравнению с исконным или ранее заимствованным. Большая социальная престижность иноязычного слова по сравнению с исконным вызывает иногда явление, которое может быть названо повышением в ранге: слово, которое в языке-источнике именует обычный объект, в заимствующем языке относится к объекту, в том или ином смысле более значительному, более престижному.

б) Коммуникативная актуальность понятия и соответствующего ему слова. Очевидно, что если понятие затрачивает жизненно важные интересы многих людей, то и обозначающее его слово становится употребительным. Иноязычные слова, обозначающие коммуникативно важные понятия, попадают в зону социального внимания. Со временем, однако, общественная актуальность понятия может утрачиваться и, соответственно угасает коммуникативная активность, обозначающего это понятие слова.

Рассмотрим особенности функционирования иноязычной лексики. Для употребления иноязычных слов характерны две противоположные тенденции: с одной стороны, новое заимствование или термин, до этого известный главным образом специалистам, употребляются без каких бы то ни было "переводов", комментариев, а с другой стороны такие же слова и даже давно существовавшие в языке заимствования могут становиться объектом комментарий и авторских рассуждений.

Существуют два основных пути заимствований - устный и письменный. Для русского языка до конца XVIII в. был характерен преимущественно устный путь; в XIX в. и особенно в XX в., в связи с усилением коммуникативной роли публицистики, средств массовой информации, языка науки, начинает преобладать заимствование через письменные источники. При устном пути обычно осуществляется транскрипция иноязычного образца, при письменном возможны и транскрипция и транслитерация.

Заимствование слов из других языков является могучим фактором развития языка, одним из важнейших способов пополнения его лексического состава и фразеологии. «Взаимодействие между различными языками на лексическом уровне составляет обязательную и важную страницу в истории лексики каждого национального языка … на разных исторических этапах его развития» [45].

Надо заметить, что в обширной лингвистической литературе, посвященной проблемам лексического заимствования, наблюдается неоднозначное употребление важной для раскрытия данной темы терминология. Смешиваются понятия «иноязычная лексика», «иностранная лексика», «заимствованная лексика», «заимствование». Необходимо определить наше понимание основных терминов и положений теории заимствования. Термин заимствование неоднозначен. Его употребление возможно в двух случаях: 1. Процесс проникновения элементов одного языка в другой, 2. Результат этого процесса, то есть сами заимствованные единицы. Заимствование в узком смысле этого слова - это обогащение словарного запаса родного языка за счет проникновения в него лексических единиц другого (иностранного) языка. Это важнейший путь обогащения языка, заключающийся в обращении к лексическому фонду других языков.

Такие исследователи-языковеды как С. Булич, Т.В. Строева, О.С. Ахманова, А.И. Смирницкий, А.А. Реформацкий и др. считают, что заимствуются чаще всего слова, и выделяют понятие «лексические заимствования» употребляя этот термин главным образом для обозначения заимствованных лексических единиц.

В широком смысле слова заимствование - это приобретение данных языком любых (не только лексических) элементов, которые могут заимствоваться системой другого языка лишь путем их выделения в заимствованных словах, т.к. потребности в заимствовании элементов чужого грамматического строя и чужой фонологической системы нет.

Лексическое заимствование отличается от других видов языковых контактов тем, что оно ограничивается областью лексики и не предполагает обязательного непосредственного и глубокого соприкосновения носителей взаимодействующих языков.

Приведем основные определения, связанные с заимствованной лексикой:

Иноязычная лексика - (лексика иноязычного происхождения, иноязычные слова) - общее наименование слов иноязычного происхождения, освоенных и неосвоенных принимающих языком.

Иностранная лексика - иноязычные слова, встречающиеся в речи носителей принимающего языка, но еще не закрепившиеся в нем на правах составного элемента лексико-семантической системы.

Заимствованная лексика - иноязычные слова, освоенные заимствующим языком.

Язык-реципиент (рецептор) - язык, принимающий, заимствующий иноязычные элементы в свою систему.

Язык-источник - это тот язык, к которому восходит анализируемое иноязычное слово.

О языке-посреднике можно говорить в том случае, если лексическая единица заимствуется не непосредственно из одного языка в другой, а через посредство третьего языка, который служит передаточным звеном, выполняет роль промежуточного компонента в процессе заимствования слова из одного языка в другой.

Например, весьма сомнительно допущение польского посредничества при заимствовании лексемы мастер из немецкого языка в русский (Фасмер II, 578-579). Одна из первых фиксаций этой иноязычной новации в памятниках русского языка относится к 989 г. по свидетельству польского академика Т. Лер-Сплавинского, нем. meister проникло в польский язык в XIV - XV вв. [37]. Таким образом, русская лексема появилась значительно раньше немецкого заимствования в польском языке. Мысль о польском посредничестве при заимствовании слова мастер в русский язык следует относить и по фонетическим соображениям. Ср. польск. mistrz [мистш], немец. Meister [майстэр], рус. мастер. Имеющееся в польском языке слово maister, вероятно, еще более позднего происхождения, чем mistrz, т. к. последнее освоено фонетически.

Язык-реципиент ¬ язык-посредник ¬ язык-источник.

Имеются случаи, когда на пути заимствования какого либо слова из языка-источника в русский язык оказывается несколько языков-посредников.


1.2 Типы заимствований


В лексической системе русского языка можно выделить следующие типы иноязычных слов:

. Заимствованные, или освоенные языком; они образуют три лексико-морфологические группы:

) Слова, структурно совпадающие с иноязычными образцами: автомобиль, глиссер, футбол, беж, хаки;

) Слова, морфологически оформленные аффиксами заимствующего языка: джинсы (англ. jens), рентабельный (ren-table);

) Слова с замещением части иноязычного образца русским элементом: шорты (англ. shorts), телевидение (англ. tele-vision)

. Интернационализмы - слова, образованные в основном из греческих и латинских элементов и широко распространенные в языках мира: телефон, философия, миллиметр.

. Экзотизмы - иноязычные наименования вещей и понятий, свойственных природе, жизни и культуре других стран и народов: ленч - второй завтрак у англичан, бешмет - стеганый полукафтан у кавказских народов и т. п.

. Иноязычные вкрапленные слова и обороты, представляющие собой своеобразные клише, идиоматические выражения обычно передаваемые графическими и фонетическими средствами языка-источника.

Кроме того, под влиянием иноязычных слов - их словообразовательной или смысловой структуры - могут создаваться слова-кальки.

Например, так проходили заимствования в русском языке. В раннюю эпоху (XI - XIV вв.) в русский язык заимствовались слова из финского языка (килька, навага, камбала, тундра, пихта), из тюркских языков (башмак, тулуп, табун, сарай и др.), из греческого языка (корабль, парус, тетрадь, кукла, школа, фонарь и др.). В более позднюю эпоху, и особенно в XVIII - XX вв., греческие и латинские в своих основах слова проникали в русский язык через посредство французского, немецкого, польского языков: физика, механика, политика, демократия, формула, инерция, студент, профессор, аудитория и др. Сами эти западноевропейские языки стали источником технической терминологии (адаптер, акваланг, грейдер, метро, такси), искусства и литературы (балет, пейзаж), военного, морского, горного дела (бустер, офицер, штурм) спорта, слов-названий одежды, обуви, предметов быта, видов блюд и т.п.

Заимствования иноязычной лексики - естественный и закономерный процесс, сопровождающий контакты народов и их языков. Этот процесс обогащает язык и обычно не вредит его самобытности, т. к. при этом сохраняется основной, "свой" словарь и, кроме того, неизменным остается присущий языку грамматический строй. Однако в истории языка бывают периоды весьма интенсивного иноязычного влияния и широкого употребления иноязычных слов, что может вызвать негативное отношение к иноязычным словам, которые расцениваются не только как недопустимое засорение родного языка, но и как символы чужой идеологии и культуры. Тем не менее большинство заимствованных слов сохраняется в употреблении при одном важном условии: если в них есть коммуникативная необходимость и они используются в соответствии с функциональными и жанрово-стилистическими особенностями речи.


1.3 Заимствования с точки зрения синхронии и диахронии


Одними из важных понятий в лингвистике являются понятия синхронии и диахронии. Понятие синхронии (от греч. ????????? - одновременный), введенное Ф. Де Сосюром, связано с изучением состояния языка в определенный момент его развития как системы одновременно существующих взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов, это описание «синхронного среза языка» вне каких либо изменений, отвлеченное от фактора времени.

Диахрония (от греч. ??? - через, сквозь и ?????? - время) историческое развитие языковой системы как предмет лингвистического исследования; исследование языка во времени в процессе его развития. Диахронию можно представить как совокупность последовательно расположенных на временной оси синхронных языковых срезов.

В Лингвистическом энциклопедическом словаре написано: «Синхронный анализ легче осуществим практически - в силу большей полноты фактических данных и их доступности. Он проще подвергается проверке и верификации. Однако лишь диахронический подход помогает понять, как сложилась данная языковая система. Поэтому, хотя синхронное изучение языка предшествует диахроническому, ибо это последнее всегда связано с сопоставлением по крайней мере двух последовательных стадий (синхронных срезов) в системе языка, оба подхода дополняют и обогащают друг друга» [46].

Исходя из выше сказанного, анализ заимствования из одного языка в другой в синхронном аспекте заключается в сопоставлении двух языковых систем в плане структурно-типологическом и представляет собой воспроизведение в языке, принявшем модели языка давшего. Разная степень морфемной (а в ее пределах фонемной) субституции - основание для распространенных типов классификации заимствованных слов. А.П. Крысин, например, выделяет: 1) слова, структурно совпадающие с иноязычными прототипами, 2) слова, морфологически оформленные средствами заимствующего языка, 3) слова, с частичной морфологической субституцией [7].

Показательным в этом плане является деление оригинальных заимствований в работах Д.С. Лотте [32] на буквальные и трансформируемые. При синхронном рассмотрении заимствования могут быть представлены как характерный для данной исторической эпохи набор лексем; классификации такого рода представляют классы заимствований в данном языке.

  1. Общеславянские (древнейшие) заимствования
  2. Слова, заимствованные русским языком в период феодальной раздробленности (XI-XV вв.)
  3. Заимствования, вошедшие в русский язык в период русского централизованного государства (XVI в.)
  4. Иноязычные новации периода формирования языка русской нации (XVII в.)
  5. Заимствования XVIII в. делятся на две большие группы:
  6. заимствования Петровской эпохи (до 30-х гг. XVIII в.) составляют 52 % всех заимствований XVIII в. (военное дело, морское дело, … промышленность…, административная терминология …, торгово-финансовая сфера, образование, наука, искусство, бытовые названия)
  7. лексемы, вошедшие в русский язык в 30-90 гг. XVIII в.
  8. Заимствования XIX в.
  9. Заимствования XX в.

1.4. Разделение лексем иноязычного происхождения по способу заимствования


По способу заимствования все лексемы иноязычного происхождения делятся на две большие группы:

  1. Лексические заимствования, при которых из иностранного языка заимствуется как значение, так звуковая оболочка слова; все имеющиеся различия в звучании могут быть объяснены как явление филологической подстановки, встречающиеся в большинстве заимствованных слов.
  2. Семантические заимствования. Это прежде всего кальки - «заимствования-переводы». Здесь переносится общее строение сложного или производного слова вместе с его значением, но на место всех иностранных морфем подставляются морфемы родного языка.

С синхронной точки зрения весьма важным является следующее разграничение:

  1. собственно заимствованные слова;
  2. экзотизмы, безэквивалентные слова, называющие явления из жизни других народов, сугубо специфические, отсутствующие в жизни коренного населения. Эти слова исключают перевод и используются только в сообщениях, касающихся жизни соответствующих народов.

Слова же заимствованные и полностью усвоенные функционируют наравне с исконно русскими словами, часто независимо от темы, характера и стиля сообщения.

При рассмотрении диахронии иноязычных слов в ее динамике на первый план выступает идея постепенного освоения перенесенной из одной языковой системы в другую лексемы во всех характеризующих ее составляющих: адаптация фонетическая, орфографическая, грамматическая; семантическая ассимиляция.

Существует множество классификаций заимствований в диахронном аспекте. Наиболее распространенный тип классификации заимствований при этом - классификация по степени освоения слова, начиная с известных делений Шлейхера на слова иностранные и заимствованные. А.К. Рейцак в статье «О конкретно-историческом подходе к изучению заимствованной лексики» предлагает [47] следующую группировку лексем иноязычного происхождения":

  1. Окказиональные заимствования - слова, появившиеся в памятниках случайно, ввиду неумения писца подобрать точное соответствие, которое, как правило, имеется в языке.
  2. Ситуативные заимствования.
  3. территориально ситуативные, т. е. распространенные на определенной территории, возможно граничащей с другим народом-носителем иностранного языка;
  4. социально-ситуативные, употребление которых обусловлено социальными причинами;
  5. профессионально-ситуативные, т. е. известные преимущественно людям определенной профессии.
  6. Укоренившиеся заимствования - лексемы, служащие для обозначения предметов и понятий, прочно укоренившиеся на русской почве в жизни и в быту всех слоев населения по всей стране.

Теоретически важным при рассмотрении процесса заимствования в диахронии является определение крайних точек процесса: времени проникновения иноязычной лексемы в заимствующий язык и времени ее освоения (превращение "чужого" в "свое"). Это определение не только хронологическое, но предполагает качественную характеристику двух состояний в истории заимствованного слова на почве заимствовавшего языка. Система принявшего языка с обязательностью подвергает переработке попадающий в нее иноязычный материал, не укладывающийся в ее характеристики и параметры. «Чем меньше сходных черт у контактирующих языков, тем более глубокие перемены должно претерпеть слово, чтобы приспособиться к новой, принявшей его системе, или - в противном случае - тем больше инородных черт должна будет включить в себя принимающая система не свойственных ей доселе фонем, их сочетаний, распределений, морфологических типов и т. п.»[48]

Для определения усвоения иноязычного слова языком-заимствователем, приспособление его к свойствам исконных единиц принимающего языка используются термины адаптация и ассимиляция. Для разграничения диахронического и синхронного подходов к изучению заимствований представляется целесообразным использование следующих терминов:

процесс ассимиляции - процесс преобразования иностранного слова, то есть те изменения, которым подвергается ксенолексемы в новой языковой системе (диахронический аспект);

степень ассимиляции - степень приближения иноязычного слова к исконным элементам языковой системы принимающего языка (аспект асинхронии).

Исследователь А.П. Крысин называет следующие признаки ассимилированности чужого слова в языке:

) передача иноязычного слова фонетическими и графическими средствами заимствующего языка;

) соотнесенность лексемы с грамматическими классами и категориями языка-реципиента;

) фонетическое освоение иноязычной единицы;

) грамматическое освоение;

) словообразовательная активность слова;

) семантическое освоение иноязычного слова, определенность значения, дифференциация значений и их оттеков между существовавшими в языке словами и появившейся иноязычной новацией;

) регулярная употребляемость в речи: для слова, не прикрепленного к какой-либо специальной стилистической сфере, в различных жанрах литературной речи; для термина устойчивое употребление в той терминологической области, которая его заимствовала; наличие определенных парадигматических и "значимостных" отношений с терминами данного терминологического поля.

Синхронный и диахронический аспекты исследования иноязычной лексики с их типическими классификациями могут перекрещиваться, т.е. при синхронном описании может ставиться вопрос о степени освоенности определенных иноязычных элементов, а при диахроническом рассмотрении - возникает проблема структурных типов.

Таким образом, мы осветили основные аспекты изучения лексики иноязычного происхождения в синхронии и диахронии. Следует еще раз отметить, что эти аспекты в конкретных научных исследованиях могут перекрещиваться и взаимно дополнять друг друга.


1.5. Этапы освоения иноязычной лексики


Исследование контактов между языками неизменно приводит к заключению [10], что заимствование слов - естественный и необходимый результат. Это один из каналов пополнения лексики новыми словами (наряду с созданием их на основе внутренних словообразовательных - корневых и аффиксальных - ресурсов языка и посредством семантических изменений).

Как же приникает иностранное слово в язык? Как закрепляется в нем? Что способствует или, наоборот, препятствует его вхождению в речевой оборот? Ответы на эти вопросы давно интересуют лингвистов.

Покажем, какие этапы проходит иноязычный элемент на пути его укоренения в языке.

. Начальный этап - употребление иноязычного слова в тексте, в его исконной орфографической (а в устной речи фонетической) и грамматической форме, без транслитерации и транскрипции, в качестве своеобразного вкрапления (public relation, underground, manager).

. Второй этап освоения иноязычного слова - приспособление его к системе заимствующего языка: транслитерация и транскрипция, отнесение к определенной части речи, с соответствующим морфологическим и (иногда) словообразовательным оформлением. Даже когда слово не вполне освоено грамматической системой языка, при своем употреблении в составе предложения оно подчиняется синтаксическим нормам заимствующего языка (Так, нем. фрикативное h передается русским взрывным г. Ср.: Ноrn- горн, Hülse - гильза. Носовое а французского языка передается русскими сочетаниями ам, ан. Ср.: ensemble (фонетически ?subl) - ансамбль. Нем. Klappen (форма мн. ч. от Klappe) в русском языке было воспринято как клапан (ед. ч.). Слова из финских и тюркских языков, не имеющих, как известно, категории рода, в русском языке получают родовые характеристики. Ср. диал. мянда «сосна» - карел. mändü армяк - тат. ermek).

Теряя внешние признаки иноязычности (и, с другой стороны, приобретая новые для себя свойства, "называемые" системой воспринимающего языка), слово начинает восприниматься не как вкрапление, а как более или менее ограниченный элемент текста.

Однако факты говорят о том, что написать иноязычное слово и начать изменять его по образцу исконных слов - необходимое, но недостаточное условие вхождения иноязычного элемента в язык, освоение его говорящими.

Иногда же слово хоть и осваивается, но не в том или не совсем в том значении, в каком оно употреблялось в начале своего употребления в языке (Например, тюрк. balig «рыба» сузило свое значение и обозначает в русском языке не всякую рыбу, а спинку осетра, севрюги или другой ценной промысловой рыбы. Лат. caminata «отапливаемое жилое помещение», напротив, расширило свое значение и в русском языке (рус. комната) означает «жилое помещение»).

Будучи вполне освоенным фонетической и грамматической системами языка, имея определенное значение, иноязычное слово, тем не менее, может восприниматься говорящими как чужое или, во всяком случае, не вполне привычное (Например, заимствования последнего времени из английского языка: допинг, эскалация, спикер, спонсор, брифинг, менеджмент, маркетинг).

. Когда носители языка перестают ощущать непривычность иноязычного слова, оно теряет сопроводительные сигналы и комментарии и начинает употребляться "на равных" с другими словарными единицами родного языка. Однако в этом употреблении могут сохраняться жанрово-стилистические, ситуативные и социальные особенности: слово, например, оказывается более употребительным в одних стилистических условиях и почти не встречается в других, тяготеет к определенным типам коммуникативных ситуаций, характеризует речевую практику лишь некоторых социальных групп и т.д.

Интересно, что те или иные узуально-стилистические или социальные ограничения в употреблении иноязычного слова отражаются на характере и степени его освоения в воспринимающем языке.

. Адаптация иноязычного слова в языке может проходить еще один этап - утраты жанрово-стилистических, ситуативных и социальных особенностей. Это происходит далеко не всегда: многие иноязычные элементы являются специальными терминами и в качестве таковых сохраняют достаточно узкую сферу употребления; кроме того, слова взятые из других языков, могут оставаться приметами словоупотребления определенной социальной среды.

Преодоление ситуативно-стилистических и социальных ограничений является одной из характерных тенденций в процессе освоения иноязычных заимствований. «… Слово, уже акклиматизировавшееся в одной социальной сфере, переходит в более широкий круг, причем обычно теряет или видоизменяет свой специальный характер, и нередко, кроме того, под влиянием событий, еще окрашивается и эмоционально», - писал в 1923г. С.О. Карцевский /43/. На этапе выхода иноязычного слова за рамки специальной сферы или какой-либо социальной среды окончательно формируется его семантика, однако еще возможны последовательные во времени и смещения в значении, колебания и варианты в его осмыслении и т. п.

Один из факторов, определяющих судьбу заимствования в языке - стабилизация значения. Важный компонент этого процесса - семантическая дифференциация исконных и заимствованных слов, близких по смыслу и употреблению. Стабилизация семантики происходит как в словах, ситуативно-стилистически или социально-ограниченных по своему употреблению, так и общеупотребительных. При снятии ограничений могут происходить семантические изменения, обусловленные расширением его связи с другими словами. (Это можно видеть на примере специальных терминов, выходящих за пределы чисто профессионального употребления, например, орбита славы, инфляция слов и т.п. Если термин используется в составе метафорических словосочетаний достаточно регулярно, то у него может появиться переносное значение, фиксируемое словарями).

. Завершающий этап освоения иноязычного слова - регистрация его в толковом словаре. Факт фиксации слова в толковом словаре сам по себе знаменателен: он указывает на то, что слово признается принадлежащим лексико-семантической системе данного языка.

В современной лингвистике в изучении иноязычных заимствований существуют два подхода - аналитический и нормативный. Первый, аналитический, предполагает объективное изучение и всесторонний анализ процесса заимствования, с выявлением причин, условий и механизма этого процесса, второй же, нормативный, означает научно взвешенную оценку этого процесса и его результатов - иноязычных слов, появляющихся в речи, - с точки зрения коммуникативной необходимости.

Существует точка зрения среди языковедов, что первый подход - главный, действительно научный, а второй - побочный, вкусовой, хотя он и опирается на первый, зависит от него. На самом деле оба эти подхода взаимозависимы: объективный анализ, разумеется, - основа всякого научного исследования языка и происходящих в нем процессов; его результаты должны служить и служат надежной базой для нормативных оценок и рекомендаций. Но и эти оценки, отражающие языковой вкус различных слоев общества, социальную атмосферу терпимости или напротив, неприятия тех или иных факторов и т.п., не могут игнорироваться исследователем. Приступая к анализу, который кажется ему объективным и непредвзятым, вольно или невольно приходится опираться на некую шкалу оценок, касающихся фактов языка: правильно - неправильно, допустимо в одних условиях общения - недопустимо в других, нейтрально в эмоционально-стилистическом отношении - стилистически маркировано и т. д. Такого рода шкала особенно актуальна в случае употребления иноязычных слов.

Процесс заимствования и активизация (в те или иные периоды общественного развития) ранее заимствованных иноязычных слов - один из наиболее социально значимых языковых процессов. Ведь иноязычное слово и в самом языке, и в сознании говорящих является как бы отмеченным. Как известно, в языке иноязычное слово может иметь особые признаки, отличающие его от слов исконных: начальная буква (фонетика, фотоаппарат, философия), несклоняемость существительных и неизменяемость прилагательных (кимоно, жалюзи) и др. А в сознании говорящих иноязычное слово часто ассоциируется с книжностью, ученостью: к человеку, употребляющему "не наши" слова обычно испытывают либо уважение, либо, напротив, неприязнь.

В связи с этим к иноязычной лексике возникает повышенное внимание у носителей языка. Какие же особенности в заимствовании и употреблении иноязычной лексики наблюдается сейчас? Чтобы рассмотреть этот вопрос нужно рассмотреть условия и причины заимствования.

Главным условием заимствования иноязычных слов традиционно считается наличие контакта языка-реципиента с языком-источником и, как следствие этого, двуязычие говорящих.

Однако двуязычие - эту предпосылку, это условие заимствования - не следует принимать как результат территориального контакта двух соседних народов. Такие виды речевой деятельности, как чтение, перевод и комментирование иностранной прессы, научной и публицистической литературы, участие в международных конференциях, конгрессах, симпозиумах, общение в процессе разработки совместных технических и научных проектов и т.п. создают благоприятную почву для заимствования иноязычной лексики и терминологии.

Не менее важно и то, что общество, обслуживаемое языком, осуществляющим заимствование, должно быть готово к принятию иноязычных средств коммуникации. Если этого условия нет, то иноязычное слово - потенциальное заимствование - может какое-то время оставаться уделом узкого круга лиц. Более того, общество в лице наиболее влиятельных его слоев, в силу тех или иных социальных, политических, идеологических и других причин отнестись резко отрицательно к актам заимствования и путем сознательных целенаправленных усилий, попытаться освободить речевую практику от тех или иных иноязычных слов.


Глава 2. Основные этапы развития и становления польского языка


2.1 История становления польского языка


2.1.1 Возникновение польского языка и праславянское наследие в нем

Зачатки языковой традиции, из которой вырос польский язык, восходят к незапамятным временам, к той эпохе, когда предки всех народов, говорящих в исторические времена на так называемых индоевропейских языках, пользовались, в сущности, одним общим языком. После того как связи между этими народами ослабели, языковые предки поляков сохраняли все же в течение некоторого времени связь с предками не только других славянских народов, но и балтийских, а по отделении от балтов, на протяжении сравнительно долгого периода, тесную языковую общность с прочими славянами. Этот, так называемый, праславянский период предопределил образование основного типа грамматического и лексического строя всех славянских языков, в том числе и польского. Дальнейшее сужение круга языкового развития до западнославянских наречий и - в этих рамках - до наречий лехитских племен не вызвало уже столь глубоких изменений и новообразований в структуре языка, как праславянская эпоха. Поэтому, чтобы понять то положение вещей, которое польский язык унаследовал от прежних времен, нужно принять за исходный пункт для последующих рассуждений состояние праславянское, т. е. то, которое, вероятно, существовало в конце периода праславянской языковой общности.

Сопоставление современного состояния грамматической и лексической структуры польского языка с праславянским состоянием, при учете не только исторически уловимых изменений, но и более старых западнославянских и лехитских новообразований, позволит нам установить пути развития польского языка от времени его обособления и превращения в самостоятельную диалектную группу вплоть до наших дней. При этом картина развития языка на протяжении более тысячи лет развернет перед нами и ход развития народной культуры в течение данного периода. Это будет весьма ценным восполнением ее истории, особенно для древнейших времен, поскольку сведения о них из других источников или скудны, или вообще отсутствуют.

Проводя сравнение грамматической системы современного польского языка с той, которую унаследовали предки современных поляков от праславянской эпохи, мы должны констатировать, что происшедшие в ней изменения относительно невелики: структурный остов остался в основном тот же. В области фонетики важнейшие изменения, касающиеся праславянских гласных е, ё (т. е. долгого е, так называемого "ять"), произошли еще до того, как порвалась связь между польскими и остальными лехитскими наречиями (переход праслав. ё > а и праслав. е > о в положении перед твердыми зубными согласными при одновременном совпадении этих гласных в других позициях в звуке е). Этим путем возникли характерные для польского языка чередования гласных е//а (ср. bielic//biaty, mierzyc//miara и др.) и е//о (ср. ziele//zioto, zenic//zona и др.), которых в праславянском языке не было.

Ещё одним важным изменением в области гласных, корни которого восходят к праславянской эпохе, но результаты развились лишь на почве восточнолехитских (польско-кашубских) наречий еще до окончательного сформирования польского языка, является эволюция праславянских редуцированных i и u, обозначаемых обычно в научных трудах буквами ь, ъ, заимствованными из кириллицы (староцерковнославянского алфавита) и именуемыми "ерь" и "ер" (как они в этом алфавите и называются). Эти редуцированные звуки, бывшие некогда в праславянском языке гласными более краткими, чем другие краткие гласные, с течением времени подверглись еще большей редукции, особенно в конце слов и в положении перед слогами с гласными полного образования. Наоборот, в положении перед слогами, которые сами содержали ъ или ь в слабом положении, эти редуцированные усилились в своем звучании, достигнув длительности прочих кратких гласных. Таким образом, после распада праславянской языковой общности отдельные диалектные группы унаследовали редуцированные в двояком положении: слабом и сильном. Слабые редуцированные почти всюду исчезли, а сильные развились в гласные полного образования с различными оттенками звучания в разных областях славянской территории. В восточнолехитских наречиях, из которых образовались польские и кашубские говоры, слабые редуцированные исчезли бесследно, а сильные перешли в е, следующее за мягким или твердым согласным (в зависимости от того, восходят ли они к ь, соответствующему первичному праслав. Ђ , или к ъ, соответствующему праслав. и); ср., например, pies из праслав. рьЂ, bez из праслав. bъгъ. Новое е с самого начала явственно отличалось от е, возникшего из праслав. е или ё, двумя признаками: 1) оно никогда не чередовалось ни с а, ни с о; 2) оно стало беглым, т. е. в одних формах данного слова е выступает, в других же его нет, например pies//psa, bez//bzu. Эта особенность является результатом праславянского чередования слабых и сильных редуцированных в ряду форм тех слов, которые в соседних слогах имели по два или более редуцированных: если в именительном падеже единственного числа существительных мужского рода конечный редуцированный ослабел (а впоследствии в связи с этим и исчез), то редуцированный предшествующего слога становился сильным и в дальнейшем переходил в польском языке в е, например: праслав. рьs(ъ) = польск. pies, праслав. bъs(ъ) = польск. bez. В родительном же и остальных падежах, оканчивающихся на гласный полного образования, редуцированный в слоге перед флексией был слабый (а впоследствии на польской почве и исчез), например: праслав. p(ь)sa = польск. psa, праслав. b(ъ)za = польск. bzu. В словах с большим количеством соседствующих друг с другом редуцированных эти чередования приняли более сложную форму; ср., например, праслав. p(ь)sъk(ъ) = стapoпольск. psek, род. п. pьs(ъ)ka = польск. pieska; праслав. s(ь)wьc(ь) = старопольск. и диал. szwiec, род. п. sьw(ь)ca = польск. szevca, и др. В новом польском языке, во избежание слишком большого различия в звучании именительного и остальных падежей, формы чрезмерно отклоняющихся именительных падежей psek, szwiec заменены новообразованиями, построенными на формах остальных падежей: piesek, szevc и диал. szewiec и т.п. Прочие праславянские гласные, а именно а, о, u, i, у, также носовые е и о, перешли в польский язык в основном без изменений; те же изменения, которые в них произошли в дальнейшем развитии польского языка, относятся к более поздним временам.

С развитием гласных связано в значительной степени и развитие так называемых слоговых согласных. В праславянском языке их было два, каждый в двух вариантах, твердом и мягком; это были r и l мягкие и твердые. От обычных r, l они отличались не произношением, а своей ролью в слоге: подобно гласным они могли быть вершиной, т. е. наиболее сильной частью слога (такие слоги известны и ныне в чешском и сербо-хорватском языках; ср., например, чеш. krk и польск. kark, чеш. vlk и польск. wilk, сербо-хорв. срб и русск. серб). В лехитских наречиях эти слоговые согласные не сохранились, перейдя в сочетания гласного с r или с l: праславянское слоговое r твердое развилось на всей лехитской территории в аr (ср. праслав. krkъ = польск. kark, праслав. grbъ = польск. garb), а мягкое r подверглось расщеплению, перейдя в положении перед твердыми зубными согласными в аr, наряду с первичным твердым r, а перед другими согласными в -'ir-, из которого позднее, на польской почве, возникло сочетание -'еr- (или -'erz; ср. праслав. wrchъ = польск. wierzch и диал. wirch). В польском языке этим путем образовалось чередование групп -ar-//-'ier-; ср., например, праслав. twrdь = польск. twardy//twrditi = twierdzic, праслав. mrtwъ = польск. martwy//smrtb = smierc. Праславянское слоговое l, как твердое, так и мягкое, развилось у западных лехитских племен в -оl-, но на польской почве оба эти варианта претерпели иное и более сложное развитие. Так, в положении после зубных согласных оба l перешли в -lu-, например: праслав. stjръ = польск. slup, праслав. sjnьce = старопольск. slunce (позднее slonce), праслав. tlka = польск. tluke, праслав. dlgь = польск. dlug и др. Праславянское твердое l после заднеязычных согласных перешло в -еl-, например: праслав. klbasa = польск. kielbasa, праслав. glkъ = польск. zgielt, праслав. chlpiti = польск. chetpic sie. В положении после губных праслав. l твердое дало -оl-, например: праслав. mlwa = старопольск. molwa (ныне mowa), праслав. plkъ = старопольск. Polk (собственное имя, наряду с pelk//Swietopelk). Праслав. l мягкое также подверглось расщеплению: перед твердыми зубными согласными оно перешло в -еl-, откуда после cz, z, sz развилось -оl- (праслав. рlпъ = польск. pelny, праслав. wl'na = польск. welna, праслав. с1'пъ = польск. czoino, праслав. zltъ = польск. zolty и др.), а перед другими согласными - в -il- (праслав. wlkъ = польск. wilk, праслав. ml'cati = польск. milczec и др.).

Если к указанным изменениям добавить еще перестановки гласных в первичных сочетаниях оr- и оl- в начале слов и в сочетаниях -or-, -оl- и -еr-, -еl- внутри слов (ср., например, первоначальное праслав. ordio = польск. radlo, праслав. огl´а = польск. radlo, праслав. orla = польск. tokiec, праслав. olъpdъ = польск. tabedz, праслав. worta = польск. wrota, праслав. inoltъ = польск. mtot, праслав. bergь = польск. brzeg, праслав. melko = польск. mieko), которые, как нам известно из предыдущего изложения, произошли еще до окончательного распада праславянской языковой общности, то мы получим более или менее полную картину того, что унаследовал польский язык в области вокализма от эпохи, предшествующей его самостоятельному развитию.

Рассмотрим теперь изменения в согласных. В части согласный польский язык унаследовал праславянский фонд с еще меньшими изменениями, чем в части гласных. Оставляя в стороне те изменения, которые произошли еще в эпоху диалектной дифференциации праславянской языковой общности, а именно переход нового смягченного s в s, а также сочетаний -tj- и -dj- в с и dz в северо-западных наречиях, в качестве новообразования, характерного для лехитских и, особенно, восточнолехитских наречий, из которых возник польский язык, следует назвать усиление и закрепление мягкости согласных р, b, rh, t', d', ri, s, z, r, смягчение которых было обусловлено исключительно положением перед гласными переднего ряда (е, ё, е, i, ь), а также перед мягкими слоговыми r и l, но никогда не появлялось перед остальными гласными (а, о, и, у, ъ) и перед твердыми слоговыми r и l. Эта строгая зависимость от смягчающего влияния последующих гласных исчезла на почве лехитских наречий, когда вследствие известного нам уже расщепления гласных е, ё, е и мягкого слогового r такие смягченные согласные во многих случаях оказались в положении перед гласными заднего ряда а (из ё), о (из е); ср., например, siano из праслав. seno, niosg из праслав. nesp. С этого момента мягкость данных согласных стала уже независимым и постоянным их свойством, косвенным подтверждением чего служит тот факт, что перед вновь образовавшимися тогда гласными переднего ряда, а именно перед е из ъ и перед -et- из слогового l, согласные р, b, m, t, d, n, s, z, r смягчению не подвергались (ср., например, bez из праслав. bъгъ, реtnу из праслав. р1'пъ). Вне этого польский язык унаследовал всю систему праславянских согласных без изменений. Следовательно, кроме перечисленных смягченных согласных р, b, m, w, t', d', n, s, z, r, l, он унаследовал и соответствующие им твердые р, b, m, w, t, d, n, s, z, r, l (l), а также твердые заднеязычные k, g, ch и, наконец, старые мягкие с, s, z, c, dz. Вместе с тем польский язык сохранил и свойственные праславянскому языку чередования согласных в рамках морфологических изменений одних и тех же или родственных слов (с соответствующими фонетическими изменениями): р//р', b//b', m//m' (например, chlop//chlopie, grob//w grobie, grom//w gromie, row//w rowie и др.), t//t' (откуда позднее в польском языке с), d//d' (польск. dz), n//n', s//s', z//z' (например, mlot//w miocie, woda//wodzie, rana//ranie и др.), r//r' (из которого впоследствии образовалось польск. rz), l:l' (польск. l//l например, mara-//marze, kolo//w kole и др.), s//s, z//z, t//c; d//dz (например, pisac'//pisze, mazac'//maze, kolatac//kotace, wladac//wladza и др.).

В области словообразования и словоизменения польский язык первоначально сохранил почти весь состав форм, унаследованных от праславянской эпохи. Здесь мы не можем вдаваться в подробную характеристику этого состава, во-первых, потому, что это потребовало бы чрезмерного углубления в детали, во-вторых, из-за невозможности точно установить, что именно из праславянского наследия подверглось изменениям (вначале, конечно, незначительным) уже на первых порах обособленного развития польского языка, а что изменилось лишь на протяжении последующих столетий. Сколько-нибудь обстоятельное ознакомление возможно здесь лишь в отношении более позднего периода развития польского языка, когда наличие письменных памятников позволяет уже ориентироваться в составе форм словообразования и словоизменения, какими располагал язык, и дает возможность сравнения с состоянием праславянским.

В лексике мы видим такую же ситуацию. Но поскольку лексика вообще хорошо отражает состояние и характер народной культуры в ту или иную эпоху, мы должны попытаться установить, какой же состав слов был унаследован польским языком от праславянской эпохи. Это даст нам возможность составить себе представление о степени развития культуры, унаследованной польским народом от его праславянских предков, и ознакомиться в известной мере с той основой, на которой в позднейшие века развивалась материальная и духовная культура Польши, а с нею вместе и язык, наиболее совершенное средство внешнего проявления этой культуры.

К сожалению, точное или даже приблизительное установление лексического состава, непосредственно перешедшего в польский язык из праславянской эпохи, невозможно за отсутствием источников, позволяющих нам составить себе ясное представление о том словаре, которым пользовался польский язык в древнейшую, дописьменную эпоху своего существования. Даже в более позднее время наиболее старые памятники польской письменности обладают столь бедным и односторонним запасом слов, что на их основе трудно установить, каким преобразованиям подвергалась в это время польская лексика и в каком отношении она находилась к тому, что перешло в нее от праславянской эпохи.

Единственный путь, который может приблизить нас к нашей цели,- это взять за отправную точку элементы праславянской лексики, сохранившиеся в польском языке до настоящего времени. Только это даст нам конкретные основания для сравнений: с одной стороны, у нас есть праславянский словарный состав, в общем научно установленный на основе сравнительно-этимологических исследований, с другой - современная живая лексика, которая преимущественно в области языка образованных слоев населения, достаточно изучена и проанализирована. Правда, такое сопоставление не даст исчерпывающего ответа на наш основной вопрос, поскольку оно не определяет отношения древнейшей польской лексики к лексике праславянской, но оно проливает свет на другой вопрос, который не может нас не интересовать с точки зрения современной. Определив, хотя бы приблизительно, что именно сохранилось в нынешней лексике от лексики праславянской, мы сможем до известной степени установить, какие элементы культуры праславянской эпохи удержались до сих пор в нашей культуре.

Рассматривая этот список слов с грамматической точки зрения, мы находим в нем более 1000 существительных, 460 глаголов, 170 прилагательных и 80 слов из прочих частей речи. Но для нас интереснее, конечно, группировка этих слов в семантическом отношении, так как она проливает некоторый свет на историко-культурные вопросы, связанные с праславянским наследием. Характерно, что из этих 1700 слов праславянского происхождения лишь около одной десятой (178) относится по своему значению к внутренней, духовной жизни человека, тогда как свыше восьми десятых (1450) касается внешнего (физического) мира и внешней (материальной) жизни человека; остальные слова (около 100) служат для обозначения грамматических категорий и отношений (местоимения, числительные, союзы, предлоги) и для историко-культурных выводов непосредственной ценности не представляют.

Из такого количественного распределения сохранившихся от праславянской эпохи слов на две основные семантические категории вытекает, естественно, прежде всего тот простейший вывод, что в нашем современном языке мы удерживаем из праславянского наследия гораздо больше элементов из явлений внешнего мира и материально-общественной культуры, чем из мира духовного (рассудочно-эмоционального). Этот вывод никого не должен удивлять: ведь несомненно, что в праславянскую эпоху, т. е. приблизительно в VI в. н. э., культура наших предков строилась в гораздо большей степени на переживаниях, связанных с внешним миром, окружающим человека, чем на его духовной жизни, которая в то время была относительно бедной и односторонней. Следовательно, во второй области число унаследованных слов должно было быть, естественно, значительно меньше, чем в первой, и нет ничего удивительного в том, что и теперь они занимают так мало места в совокупности праславянских пережитков в польской лексике. Ближайшее рассмотрение семантических категорий, которые выступают среди сохранившихся от праславянской эпохи слов, позволит нам установить с еще большей точностью, какие именно элементы этого общеславянского наследия удержались в польском языке. Мы не будем рассматривать здесь все слова нашего списка, а ограничимся важнейшими и наиболее показательными группами из них.

Вначале остановимся на области духовной жизни, хотя она и была, как мы уже подчеркивали, относительно бедной, мы сохранили от праславянской эпохи довольно большой список названий, выражающих отвлеченные понятия, среди которых на первый план выступают понятия духа (duch, dusza), духовных способностей (rozum, czu-cie, wola) и их основных функций (mysl, pamiec, chec, wiara, nadzieja, mitosc, nienavisc, gniev, strach, zai, radosc, wstyd). Далее мы находим здесь главные понятия из области религии и этики (bog, czart, bies, grzech. Mad, prawda, wina, kara, raj, piekto, modty, dziw, cud, mara) и, наконец, ряд основных понятий о мире и жизни человека (byt, zycie, smierc, poczatek, koniec, stan, czas, swoboda, niewola, postac, osoba, znak, imie, tad, czesc, chwata, slawa, viesc, wiedza, nieviedza, mqdrosc, starosc, mtodosc, moc, sUa, trod, twor и др.), а также его духовных качеств и пороков (dobry, zfy, madry, gtupi, szczodry, skapy, pilny, lenhvy, mity, luby, szczery, chytry, swiadomy, tajny, tagodny, srogi и др.). Мы видим, что этот запас отвлеченных понятий, хотя он и не слишком велик, все же говорит о том, что уровень духовной жизни, достигнутый праславянскими предками поляков, был сравнительно высок, если и в современном языке мы обнаруживаем столько слов этой группы праславянского происхождения. Мы видим также, что в этом наследии содержались уже все основные логические понятия, которые создали основу для будущего, столь бурного развития интеллектуальной и моральной культуры.

Как можно видеть, в основе этого словарного состава лежала унаследованная от праславян культура, типичная для оседлого, земледельческого народа, общественное устройство которого зиждилось на родоплеменных началах. Неудивительно поэтому, что в тех областях жизни, которые теснее всего были связаны с этой культурной подосновой, поляки до сих пор удержали наибольшее количество элементов от праславянской эпохи. Естественным отражением этого является тот относительно большой состав праславянских слов, которые все еще употребляются нами в измененной, правда, фонетической оболочке, но в первоначальной форме и в первоначальном по существу значении.

Совершенно ясно, что на заре самостоятельной общественно-культурной жизни польского народа, когда польский племенной комплекс только что обособился от общеславянского массива и когда его культура начинала пролагать себе самостоятельные пути развития, связь с праславянскими культурой и языком была гораздо теснее, а следовательно, и запас праславянских слов в неизмененной форме и в неизмененном значении должен был составлять значительно больший процент польского словаря, чем в настоящее время.

Однако с течением времени, по мере того как культурное развитие Польши охватывало все более обширные области и шло путями, все далее отклонявшимися от намеченных праславянскими предками, польская лексика, применяясь к новым жизненным потребностям, росла и обогащалась благодаря собственному и самостоятельному творчеству. Вследствие этого процент употребляемых в ней праславянских слов постепенно уменьшался, пока не дошел с течением столетий до своего современного состояния. На протяжении всего этого исторического развития основной материал польского лексического творчества составляли, разумеется, и составляют поныне главные словообразовательные элементы (корни, суффиксы и префиксы), доставшиеся нам от праславянской эпохи. Из них мы, в меру жизненных потребностей, создаем новые связи и сочетания, образующие новые слова, непосредственно, конечно, неизвестные нашим праславянским предкам, но строго ориентированные на унаследованные от них словообразовательные типы.

Эта праславянская традиция и сейчас еще противодействует различным, наплывающим главным образом извне словообразовательным тенденциям, если они не соответствуют тому, что обычно называется «духом языка» и что представляет собой не что иное, как известную подсознательную приверженность к древним языковым навыкам. Это относится, например, к сложным словам, которые в условиях современности, особенно в области техники, хотя и кажутся весьма удобными и желательными, но ощущаются все же польскими массами как неудобные и "тяжелые", очевидно, потому, что праславянская языковая традиция передала нам сравнительно мало таких образований.

Подводя итог, можно сказать, что праславянское наследие было и остается самым производительным элементом построения польской лексики, его стержневым устоем, вокруг которого группируются не только более новые собственные словообразования, но и всевозможные чужеземные элементы; последние в течение столетий, по мере культурного сближения с другими народами, проникали и проникают в язык, воздействуя прежде всего на его лексику и в значительно меньшей степени на его грамматической строй.

Древнейшая волна таких чужеземных проникновений в язык относится еще к эпохе праславянской общности, и польский язык унаследовал их вместе со всем праславянским словарным фондом. Это было естественным отражением тех культурных отношений, которые в различные периоды связывали праславянское население с другими племенами. Так как наиболее тесным и длительным было соприкосновение праславян с германцами, то в этом древнейшем слое чужеземных заимствований и оказывается наибольшее количество германских элементов, преимущественно готского происхождения. Сюда относятся такие польские слова, как ksiadz (первоначально wladca, ср. нем. Konig), pieniadz (нем. Pfennig), szelag (англ. shilling), mosiadz (нем. Messing), старопольск. szlom (helm), miecz, kupic (нем. kaufen), skot (нем. Schatz "сокровище", перенесенное у славян на "скот"), izba (старопольск. istba, ср. нем. Stube), tyn, lek, szklo, kociel, lew, wielblad, osiel и др. Своим значением они свидетельствуют о тех отношениях, которые соединяли славян с германцами: это были отношения военные и торговые, а отсюда и заимствованные названия оружия, товаров и платежных средств, причем эти две области не всегда можно было точно разграничить. Торговля часто связывалась с разбоем, а потому, например, нем. hansa "союз, дружина (купеческая)" превратилось в устах славян в слово chasa "разбой", которое в этом значении существовало в польском языке еще в XV в. (вместе с производным chasba "грабеж"), а в сербском - в слово хуса, откуда хусар "разбойник" (отсюда венгерское название тяжелой и легкой конницы, заимствованное, в свою очередь, поляками в форме husarz).

Связи славян с другими соседними племенами были менее тесными, а потому праславянский язык сохранил от них меньше заимствованных слов. Все же мы можем назвать несколько слов иранского происхождения, заимствованных у скифов или сарматов, например: kur, socha, topor, и несколько больше слов латано-греческого происхождения: wino, koleda (лат. calendae), pogan(in) (от лат. paganus), cesarz (лат. caesar), korab (от греч. ???????), воспринятых, очевидно, в связи с теми торговыми сношениями, которые приводили римских и греческих купцов через славянские территории к Балтийскому морю и Днепру.

Мы не будем вдаваться здесь в более детальное рассмотрение вопросов, связанных с этими заимствованиями, тем более что, с точки зрения польского языка, все они, хотя по происхождению и чужеземные, целиком входят в праславянское наследие: все эти слова были в то время уже усвоены и настолько переработаны по принципам славянской фонетики, что в рамках польского языка внешне ничем не отличаются от исконно праславянского словарного состава. И только углубленный научный анализ может показать, что эти слова являются заимствованиями из чужих языков, этимологически не связанными с исконно праславянским словотворчеством.


2.1.2 Развитие польского языка в XIV и XV вв.

В связи с тем, что польский язык в своем развитии не знает ни перерывов, ни скачков, то провести четкие границы между отдельными периодами его истории не представляется возможным. Происходящие в нем из поколения в поколение изменения являются результатом постепенных перемен в общественно-культурной жизни коллектива, который данным языком пользуется, и находятся поэтому в тесной зависимости от культурной и политической истории народа. Укрепление политических отношений в Польше в первой половине XIV в. после объединения ее под властью Владислава Локотка и в еще большей степени в период блистательного правления Казимира Великого создало на долгое время благоприятные условия для развития и углубления просвещения и роста духовной культуры общества. Это должно было, естественно, оказать большое влияние на развитие польского языка, хотя он и не был тогда еще всесторонним орудием духовной жизни. Перевес в течение долгого времени был на стороне латыни, которая лишь медленно уступала в некоторых областях место живому народному языку.

Те изменения, которые параллельно усилению пульса культурной жизни неизбежно происходили в языке общества и особенно в языке образованных слоев, не могли быть, однако, быстрыми и, тем более, не могли сразу же проявиться во внешней его оболочке, в письменности. В последней продолжали пользоваться латынью, и лишь в небольших текстах, предназначенных для менее образованных слоев, не владевших латынью, допускался народный язык. В связи с этим язык народных масс, редко применявшийся в письменной речи и долго не имевший собственных образцов для подражания, не мог надлежащим образом развиваться и совершенствоваться, так что успехи его в этом отношении были вначале незначительны. Первые (и сравнительно малочисленные) польские литературные памятники XIV в. по своему языку, его строю и лексике, лишь немногим отличаются от скудных обрывков польских текстов, сохранившихся от XIII в. Таким образом, провести четкую границу этого, все же нового периода в истории польского языка весьма трудно, тем более, что мы имеем здесь дело с памятниками исключительно религиозного содержания, с текстами священного писания и проповедями, содержание которых, естественно, не выходит за рамки одних и тех же понятий и представлений и не требует значительных нововведений в области лексики и стиля.

На рубеже XIV и XV вв., с появлением произведений, хотя и построенных на религиозных мотивах, но не столь тесно связанных с церковной жизнью, и в особенности с появлением текстов светского содержания, все заметнее становится своеобразие их языка: быстро исчезают устарелые формы, обогащается и разнообразится лексика, в нее проникают новые,, иноязычные элементы, отражающие внешние влияния на общество и его язык. В это же время наблюдается и еще одно явление, до того неизвестное: дифференциация языка, образование, с одной стороны, языка более высокого, господствующего преимущественно в памятниках религиозного содержания, а с другой - языка разговорного, которым пользуются тексты светские, связанные, с повседневной жизнью, например, судебные записи, формулы присяг и т. п.

Язык памятников религиозного содержания более или менее однороден; объясняется это тем, что к данному времени в текстах подобного рода выработалась уже определенная традиция письменного языка: эти тексты часто опираются друг на друга или просто переписываются со старых образцов при незначительной модернизации форм и лексики. Язык текстов светского содержания не имел подобной традиции, не был связан письменными образцами, гораздо свободнее отражал своеобразие живого языка и лучше следовал за общим развитием.

Благодаря этому мы часто находим в нем, хотя он и не представляет собой народного языка в точном смысле слова, отражение различных местных или, вернее, областных особенностей грамматики и лексики, что позволяет до известной степени ориентироваться в диалектных, расхождениях в речи культурных слоев тогдашнего общества, к которым, несмотря на несомненно значительную разницу в образовательном уровне, нужно отнести всех, кто владел пером; следовательно, не только представителей духовенства, переводивших и переписывавших тексты польских псалтырей и проповедей, но и судебных или городских писцов.

В связи с этим картина состояния и уровня, которого достиг польский язык к концу XIV и в XV в., гораздо богаче и многостороннее, чем мы видим это в языке XIII и начала XIV в. Эта картина дает ясное представление о том, какие изменения претерпел польский язык в течение данного периода, заложившего основы самостоятельной духовной жизни и литературы Польши.


2.1.3 Особенности средневекового польского языка XII и XIII вв.

Начиная с XII века, мы вступаем в первый исторический период развития польского языка, в период, от которого сохранились древнейшие письменные памятники, непосредственно свидетельствующие о некоторых особенностях языка, его грамматического строя и словаря. Данные первых памятников этой эпохи весьма скудны, и выводы, которые можно из них извлечь, крайне неполны, поскольку весь языковой материал состоит здесь из отдельных слов, реже из оборотов, вкрапленных в тексты, написанные по-латыни, которая в то время была во всей Западной Европе языком письменности и официальных документов. Польские слова появляются в этих текстах лишь в форме названий местностей, личных имен, наименований поборов и повинностей и проч., - названий, которые по необходимости приводились в грамотах и других латинских документах, составлявшихся княжескими канцеляриями и другими учреждениями, как светскими, так и духовными.

Естественно, что этот материал довольно беден и односторонен. Он дает основание лишь для некоторых грамматических выводов, преимущественно в области фонетики и словообразования. С точки зрения морфологии, в нем нет почти никаких данных, кроме именительных падежей единственного и множественного числа существительных; прочие формы и части речи встречаются в этих памятниках крайне редко. Словарный материал также весьма скуден и не в состоянии дать даже приблизительного представления о богатстве польской лексики того времени. Тем не менее сведения о строе польского языка, которые можно почерпнуть из этих древнейших памятников, имеют решающее значение для истории польского языка, так как являются отправной точкой для исследования дальнейших этапов его исторического развития.

Естественно, что развитие печатного дела не только значительно способствовало упорядочению правописания, но и оказало существенное влияние на состояние и дальнейшее развитие письменного и устного языка образованного общества. Распространение книги, которая прежде была редкостью, доступной в большинстве, случаев лишь духовенству и наиболее состоятельным людям, способствовало расширению круга читателей; книга давала читателю готовые образцы того, как выражать свои мысли на родном языке, который до того времени употреблялся только в быту, поскольку он считался неуместным в литературе и непригодным для выражения духовной жизни человека. Быстрое распространение книги оказало большое влияние на письменную и устную речь. Характерные для XV в. колебания и пестрая смесь старых и новых звучаний и языковых форм уступают место все большему единообразию, исчезают областные различия, наблюдаемые как в обыденной речи шляхетства, так иногда, как мы это видели, и в письменном языке. Совершенствуется стилистическое мастерство писателей. Одним словом, возникает литературный язык в настоящем смысле слова, общий для всех культурных слоев населения.

Этот литературный язык вырос на основе живой речи культурных слоев тогдашнего общества, начала которой относятся к временам первых Пястов и, как уже говорилось, коренятся в наречии полян бассейна Варты, - наречии, которому речь культурного общества и обязана рядом своих фонетических и морфологических особенностей.

Дальнейшим своим формированием письменный язык обязан преимущественно Малопольше, где находились наиболее важные центры культурной жизни и прежде всего столица Краков с его королевским двором. Академией и несколькими весьма действенными печатными заведениями. Здесь сосредоточивались наиболее культурные и стремившиеся к знанию люди со всех концов великого государства Ягеллонов; здесь сталкивались все тогдашние культурные течения и иностранные веяния, проникавшие в высшие слои общества. Неудивительно поэтому, что язык - даже разговорный, - на котором говорили в этом центре, освещавшем своими лучами всю страну, быстро освобождался от всяких частных особенностей, архаических слов и провинциализмов и в то же время приобретал блеск и гибкость путем подражания иностранным образцам - латинским, итальянским, а в течение некоторого времени и чешским, - а также путем приспособления к потребностям все более усложнявшейся общественно-культурной жизни.

По сравнению с языком памятников XV в. мы видим в середине следующего века огромную перемену, подлинный перелом; язык этого периода не только гораздо понятнее нам, чем язык средневековья, но и близок нам: он привлекает нас своей красочностью и в то же время сжатостью, морфологическим и лексическим богатством, а главное, искусным построением предложений и периодов, усовершенствованным благодаря влиянию латинской прозы. Правда, кое-где заметны различные иноземные влияния, соответствующие приходящим извне культурным течениям, но в восприятии этих веяний нет тех нездоровых перегибов, которые наблюдаются в более поздние времена; наоборот, они содействовали обогащению и обновлению лексики, благодаря чему язык мог легко следовать за культурным и общественным прогрессом, темп которого в то время неуклонно возрастал.

Развитие письменного языка после этого перелома решительно вступило на новый путь: его фонетическое и морфологическое строение подверглось известной стабилизации, и мы не находим в нем столь быстрой, как в XIV и XV вв., смены грамматических форм и лексики, но зато совершенствуются культура языка и стиль писателей, бывшие в средние века в полном пренебрежении. Язык становится послушным орудием не только в повседневном его использовании, но и в языке литературы. Особенно отчетливо проявляется постепенное его совершенствование в этом отношении при сравнении языка и стиля прозы таких авторов, как Николай Рей, Мартин Бельский, Станислав Оржеховский, Лука Гурницкий, Петр Скарга.

В области поэзии дело обстояло несколько иначе: после Рея поэтический язык достигает наивысшего уровня в произведениях Яна Кохановского, с которым в этом отношении не могут сравниться ни непосредственные его преемники Себастиан Клёнович и Шимон Шимонович, ни несколько более поздние Вацлав Потоцкий и Веспасиан Коховский, хотя все они были писателями с большим талантом и вдохновением. Не вдаваясь здесь в обстоятельную их характеристику, попытаемся на основе хотя бы небольших отрывков из сочинений этих писателей показать важнейшие особенности языка и стиля того времени и в связи с этим охарактеризовать основные исконные польские и иностранные течения, влиявшие на состояние и развитие языка культурных слоев общества.


2.1.4 Возрождение польского литературного языка

Когда Бенедикт Хмелевский издавал свои "Nowe Ateny", наиболее яркое проявление лженаучной эрудиции, написанные языком с бесчисленными иностранными заимствованиями, которые автор считал, однако, украшением языка, признаком духовной свободы писателя, - в это самое время уже обнаруживались признаки повышения художественного вкуса в области литературы и литературного языка. Еще за четыре года до "Nowych Aten", в 1741 г., вышло сочинение ксендза Станислава Конарского "De emendandis eloquentiae vitiis" ("Об исправлении ошибок в искусстве красноречия"), в котором автор протестует против высокопарного стиля и порчи современного языка и призывает говорить и писать просто, ясно, не злоупотребляя иностранными словами. Подобные призывы раздавались и раньше: уже в конце XVII в. Ст. Гераклий Любомирский в своих "Rozmowach Artaxessa у Ewandra" (изд. в Варшаве, в 1694 г.) утверждал: "Стиль должен быть сжатым, не таким, как у тех, кто растягивает один период на двадцать строк; сжав его потом, нельзя выжать из него даже одной капельки мысли. В таком стиле изысканные слова имеют такую же силу, как мелкие и ветвистые деревья в густом лесу. Что толку в таком стиле, в котором больше слов, чем смысла..."

Но в то время такие одинокие призывы были еще просто "гласом вопиющего в пустыне"; тогдашнее общество и вычурный стиль эпохи противились простоте в литературе и в языке, приводя, таким образом, к вырождению художественного вкуса, что не могло не отразиться соответственно и на культуре языка. Теперь это положение изменилось.

Это произошло после выступления Конарского, которое отразило тенденции, которые уже намечались тогда в некоторых - пока еще очень немногочисленных - кругах наиболее образованных людей, находившихся под влиянием веяний "века просвещения", которые распространялись из Франции на всю Европу. Конарский был одним из первых глашатаев этих идей в Польше. Он расчистил им здесь дорогу, положив начало реформе учебного дела в школах ордена отцов "Scholarum Piarum" (так называемых "пиаров"). Первым очагом этой реформы была учрежденная им в 1740 г. школа "Collegium Nobilium" в Варшаве, предназначенная для обучения людей, которые готовились к занятию руководящих государственных постов. Воспитание и образование в этой школе зиждились на том, чтобы привить молодежи методы сознательного овладения учебным материалом в отличие от метода зазубривания, господствовавшего в иезуитских школах. Много внимания было уделено в ней естествознанию и математике, введено было изучение новейшей и отечественной истории. Правда, латынь продолжала еще удерживать центральное место, но методы обучения латыни стали иными: не по старинному Альвару, а по новой грамматике, составленной самим Конарским.

Важно и то, что наряду с этим уделялось внимание и польскому языку: читали польских авторов - Кохановского, Гурницкого, Скаргу и др. Стали обучать также французскому и немецкому языкам, что открывало молодежи путь к ознакомлению с литературой этих народов. Знакомство с французским языком, который мало-помалу становится теперь вторым "культурным языком" в Польше, а в кругах высшего общества быстро получает решительный перевес над латинским, расширяет влияние французской мысли и французского просвещения. Все это способствовало, с одной стороны, освобождению от разного рода вычурности, а с другой - углублению знаний и подъему духовной культуры народа. Победа, одержанная введенной Конарским учебной системой в школах пиаров, а с течением времени и в иезуитских, которые вынуждены были перенять ее от пиаровских, вызвала решительный переворот в понятиях и в способе мышления образованного общества; а это привело вскоре к оживлению в стране умственной жизни и к расцвету литературы, уровень которой в первой половине столетия, как мы уже говорили, сильно понизился. Все эти новые веяния, которые несли с собой не только возрождение мысли на новых основах, но и оздоровление художественного вкуса, не могли не повлиять на литературный язык и стиль.


2.2 Состав польской лексики


Современный польский язык характеризуется богатством лексического состава, развитой полисемией и фразеологией, разнообразием лексических стилистических средств.

Лексика польского языка, как и всякого современного высокоразвитого языка, неоднородна по своему происхождению. Основу польского корнеслова составляют слова общеславянского происхождения, часть из них восходит к еще более древним индоевропейским корням. По подсчетам известного польского лингвиста Т. Лера-Сплавинского, в современном польском литературном языке сократилось более 1700 слов праславянского языка без существенных изменений. Среди них слова, обозначающие понятие родства: ojciec, matka, cyn, siostra, driad, bab(k)a, brat, wnuk, т.п., слова, касающиеся мертвой и живой природы, графические и метеорологические названия: ziemia, góra, woda, kamie?, rzeka, lód, b?oto, deszcz, ?nieg, grad, burza, czas, dzie?, noc и т.п.; наименования растений и животных: ?yto, proso, len, ryba, komar, mucha, wilk, paj?k, d?b, jab?ko, dynia, w?? и т.п., слова, обозначающие части человеческого тела: g?owa, r?ka, czo?o, broda, rami?, ?okie?, g?ba, bok, serce, rebro, w?s и т.п.; слова, выражающие отвлеченные понятия и общие понятия о мире: duch, my?l, pami??, gniew, wiara, prawda, ?ycie, ?mierc и т.п.; определение различных физических свойств и психических черт: chudy, t?usty, wysoki, niski, chromy, ?ysy, zdrowy, ma?y, dobry, z?y, m?dry, g?upi, sk?py, czarny, ?ó?ty, krzywy и т.п.; обозначения явлений и предметов хозяйственной и общественной жизни человека: gromada, rod, plemi?, s?d, wod?, wojna и т.п.

Слова праславянского происхождения, составляя основной лексический и семантический фонд современного польского языка, отличаются и высокой частотностью в тексте (каждое восьмое слово). Сами же корни праславянского происхождения встречаются еще чаще, так как на их основе базируются многочисленные собственно польские словообразовательные фармации, возникшие на протяжении последующего развития языка. (ср. например, brat - bratni «братский», braterski «братский», bratac «создавать братские отношения» bratanek «сын брата», «племянник», bratanica «племянница», bratowa «жена брата, невестка», braterstwo «братство» и т.д.).

Польская лексика общеславянского происхождения существенно изменилась и обогатилась в семантическом отношении, распределилась по разным стилистически - функциональным сферам.

Сравнение общеславянского пласта польской и русской лексики показывает глубокое этимологическое, корневое и семантическое родство этих языков. Вместе с тем, при любом сопоставлении - словаря или же текста - нередко обнаруживаются значительные расхождения в значениях у этимологически, а иногда и фонетически близких общеславянских слов, различия в их сочетаемости и фразеологической связанности, в стилистической окраске. Это так называемые «межъязыковые омонимы». Их внешнее сходство при полном или даже частичном семантическом расхождении может ввести в заблуждение носителей других славянских языков и затруднить полное и правильное понимание текста. Слово gruby (ср. русское «грубый») имеет, прежде всего, значение «толстый»: gruba ksi??ka «толстая книга», в то время как этимологическим соответствием к слову «толстый» является только слово t?usty «жирный», t?uste mi?so «жирное мясо», t?usta piecze? «жирное жаркое», так как piecze? значит «жаркое», а русское слово печень переводится w?troba (ср. русское «утроба»). Различна и сочетаемость сходных слов, например: twardy sen «крепкий сон» (ср. твердый), mocna herbata «крепкий чай» (ср. мощный) и т.д., и их стилистическая окраска, ср. например, нейтральные польские слова oczy, usta и их русские стилистически окрашенные соответствия очи, уста.

Наряду с общеславянским и собственно польским лексическими пластами в лексике польского языка с разной степенью наглядности обнаруживаются слова, заимствованные из других языков - классических, западноевропейских, славянских.

Каждый исторический период жизни польского народа характеризуется влиянием различных языков, что свидетельствует об интенсивности контактов с представителями данных обществ и культур. В средние века это были чешский, немецкий и латинский языки. Позднее, к ним присоединились итальянский, французский, немецкий и русский.

Первые заимствования из латыни появились в связи с принятием в X в. христианства, хотя и посредством немецкого и чешского языка. Эти слова сохранились в польском языке до сего дня.

Напр.: biskup ? чеш. biskup ? лат. episkopus? чеш. vigilia ? лат. vigiliae

diabe? ? чеш. diábel ? лат. diabolus

В связи с высоким уровнем реформационных преобразований и развитию культуры в Чехии в XV-XVI вв. чешский язык имел большое влияние на польский язык. Примером тому являются слова: serce «сердце», wesele «свадьба», w?ada? «владеть» и др.

Влияние латинских заимствований преобладало достаточно долгий период времени и распространялось на различные сферы польской лексики, особенно на язык науки, международных отношений, права и религии. Из наиболее ранних латинских заимствований можно отметить: cedr «кедр», manna «манна», mirra «мирра», cebula «лук», migda? «миндаль», tablica «таблица», kancelaria «канцелярия» и др. Особенно сильное влияние латинский язык оказывал в XVI-XVII вв., когда владение этим языком было обязательным среди людей науки и духовенства. В это время значительно возросло число заимствованных слов из латинского языка, связанные с образованием и культурой: szko?a «школа», liceum «лицей», profesor «профессор», rektor «ректор», akademik «академик», polityk «политик», aktor «актер», formula «формула», melodia «мелодия», dieta «диета», dokument «документ» и др. На сегодняшний день в современном польском языке имеется около 10 тысяч латинизмов.

В период раннего средневековья вошли в употребление заимствования из немецкого языка. Слова ratusz «ратуша», rynek «площадь», dach «крыша», koszt «стоимость», cegla «кирпич», mur «стена» blacha «жесть», herb «герб» немецкого происхождения и связаны они, прежде всего, с торговлей, ремеслом, городским хозяйством. Ассимиляция некоторых слов зашла так далеко, что нужно хорошо знать историю двух языков, чтобы понять происхождение слова. В XVI в. влияние немецкой лексики значительно ослабло, а в XIX в., напротив, вследствие разделов Польши немецкий язык был языком управления. В то время появились такие слова и выражения: szlafrok «халат», tytka «бумажная коробочка», na wypadek (нем. im Falle) «в случае», durszlak (нем. Durchschlag) «дуршлаг», talerz (нем. Teller ) «тарелка». Характерным для того времени является дословный перевод (калька) сложных немецких слов на польский язык: parowóz (нем. Dampfwagen) «паровоз», czasopismo (нем. Zeitschrift) журнал, swiatopogl?d (нем. Weltanschauung) «мировоззрение». Благодаря тому, что Польша в начале этого столетия обрела независимость, влияние немецкого языка ослабло. Польский язык имеет около 3-4 тысяч слов, заимствованных из немецкого языка.

Начиная с эпохи Возрождения, в польском языке появляются заимствования из итальянского языка, в основном, в 3-х направлениях: архитектура, искусство, военное дело. Слова эти, в большинстве своем, употребляются до сегодняшнего дня: gracja «грация», poczta «почта», bankiet «банкет», tulipan «тюльпан», pa?ac «дворец», parapet «подоконник», fontanna «фонтан», bastion, forteca «крепость», bomba «бомба», allegro «аллегро», andante «анданте», aria «ария», tenor «тенор» - всего около 1000 слов.

Польско-французские связи отмечаются с конца XVI в., но основное влияние на польский язык они начали оказывать с XVII в., а именно, на жизнь королевского двора, моду и военное дело: fryzjer «парикмахер», dama «дама», gorset «корсет», batalion «батальон», artyleria «артиллерия». В течение XVIII в. роль французского языка настолько возросла, что, распространяясь по всей Европе, благодаря высокому уровню развития науки и культуры: desant «десант», wira? «вираж», adres «адрес», baga? «багаж», masa? «массаж», biuro «бюро», bi?uteria «бижутерия», sos «соус», waza «ваза», raport «рапорт». Сейчас насчитывается около 3 тысяч заимствований из французского языка.

Благодаря постоянным контактам (в т.ч. военным) с народами, владеющими русским языком, начиная с XVI в., польская лексика пополнялась "русицизмами". Например, словами: czeremcha «черемуха», czerep «череп», czere?nia «черешня», ha?as «шум», jar «яр», kaczan «качан», rubie? «рубеж», chata «хата», brecha? «брехать» и др. и выражениями: zamieni? co? na co? «поменять что-нибудь на что-нибудь» вместо zast?pi? co? czym?; i?? w odstawk? «идти в отставку» вместо zosta? odsuni?tym. После II Мировой войны русский язык усиливает свое влияние, и появляются такие слова и выражения: ku?ak «кулак», walka o plan pi?cioletni «борьба за пятилетний план», gieroj «герой», ciut-ciut «чуть-чуть», socrealizm «соцреализм», politruk «политрук».

Взаимодействие восточнославянской и польской лексики прослеживается во все периоды истории соседствующих народов. Лексика польского языка воспринимала слова у украинского и белорусского языков (так называемые ruskie заимствования) и из русского языка. В современном польском языке можно выделить несколько семантических и функционально-стилистических типов русизмов. Прежде всего - это общепринятые слова, вошедшие в польский язык, большинство из которых означает русские и советские реалии, например: czeremcha «черемуха», czajnik «чайник», dacza «дача», rubel «рубль», samowar «самовар», powestka «повестка», ko?hoz «колхоз» и др. Другую несравненно более многочисленную группу русских заимствований составляют слова и обороты, являющиеся преимущественно семантическими и фразеологическими кальками, например: Kraj Rad «Страна советов СССР», pi?ciolatka «пятилетка». Несмотря на широкое употребление в современном языке, многие русизмы не всегда принимаются литературной нормой, например: wiodacy «ведущий», rok temu wstecz «год тому назад», cienki «тонкий» и т.д. Разговорной польской речи свойственно также оккариональное использование русских слов и выражений в стилистических целях для передачи непринужденности, иронии, иногда насмешки, например: pojsc w odstawke «стать ненужным, пойти в отставку», pieszkom «пешком», naczalstwo «начальство» и т.д.

В отличие от русского языка, слова тюркского происхождения в польском языке немногочисленны, и в основном попали они сюда через русское и шире - восточнославянское посредничество, например, польское ba?agan «балаган».

Посредством русского языка в польский вошли слова, заимствованные из турецкого языка (особенно в XVIII в.). Они связаны с торговым и военным делом: bazar «базар», cha?wa «халва», kawa «кофе», dywan «ковер», tapczan «тапчан» и др.

Слова из английского языка начали пополнять лексику польского только с XIX в. Уже в половине XIX в. стали появляться такие слова: befsztyk «бифштекс» , dog «собака», bokser «боксер», d?entelmen «джентльмен», tunel «туннель». Много английских заимствований появилось в XX в., особенно, после завоевания Польшей независимости в 1918 году. Примером тому являются слова: happy-end, hobby, fun, tonik, serial, weekend и десятки других. Позднее - komputer, internet, notebook, enter, pub, (sex)shop, supermarket, body, grill, fast food, business lunch, coca-cola, hot dog и др.

Наряду с этими заимствованиями, существуют в польском языке и интернационализмы, происходящие от древнегреческих и латинских слов: telewizja, logopedia, kserokopia, synoptyk, rewolucja, filologia, biologia, telefon, telewizja, komunizm.

Рассмотрев исторические аспекты развития польской лексики, можно сделать вывод, что язык польского государства формируется под воздействием языков многих народов - и тех, которые близки с точки зрения географии, и весьма отдаленных.


Глава 3. Польские мемуарные тексты 40-х годов как богатый языковой материал


3.1 История польской ссылки времен II Мировой войны


Уроженцев Польши, волею судеб оказавшихся заброшенными в Нарымские болота, можно было встретить со времен покорения Сибири. И хотя история польской ссылки того времени в Томскую губернию еще основательно не изучена, публикации на эту тему имеются. А в советский период высылка в Нарымский край стала поистине массовой и всенародной, в которой полякам было уготовано свое место. Вначале - в числе высланных в Сибирь в порядке чистки границы, затем - в составе раскулаченных крестьян из Белоруссии и Украины, наконец - в составе депортированных народов в конце 1930 начале 1940-х гг.

сентября 1939 г. гитлеровская Германия напала на Польшу, и началась вторая мировая война. 17 сентября находившееся в сговоре с Берлином московское руководство отдало приказ Красной армии к захвату западной Украины и Белоруссии. Вслед за присоединением к СССР новых территорий начались практика массовых арестов, расстрелов и депортаций бывших польских граждан в Казахстан и Сибирь. Это была вторая самая массовая в истории страны ссылка после «ссылки кулацкой».

Условия перевозки и содержания депортированных были традиционны и отработаны многолетней практикой транспортировки раскулаченных и «врагов народа»: товарные столыпинские вагоны с решетками на окнах, вооруженная охрана, редкие остановки на глухих переездах для выгрузки умерших в пути. В Новосибирске и Томске происходила перегрузка на пароходы и баржи, и дальше путь осуществлялся по воде к отдаленным населенным пунктам. Установлено, что на территорию Томской области было выслано в то время около 15 тысяч поляков.

Условия размещения и содержания поляков в первый период в сибирских поселках также были типичными и ничем не отличались от условий содержания других ссыльных. Значительная часть польских переселенцев была не приспособлена к тяжелому физическому труду, такому, как работа на лесоповале, в колхозах или в рыболовецких артелях. Отсутствовали необходимая рабочая и теплая зимняя одежда, обувь, ощущался острый недостаток продуктов питания, начался голод. В суровых климатических условиях настоящим бедствием для них были комары и другой таежный гнус, донимал холод. К физическим мукам и страданиям добавлялись переживания морального порядка: осознание себя рабом в чужой и враждебной стране, боль разлуки с родными и близкими.

История политической ссылки, особенно ее советского периода, не имеет в перечне своей историографии значительных материалов мемуарного характера. До конца 1980-х гг. эта тема относилась к запретным. Мало кто решался расспрашивать старожилов об увиденном и пережитом в годы коллективизации, сталинского террора, депортаций народов. Последующие изменения в стране позволили по-новому взглянуть на наше прошлое, произошло рассекречивание целого ряда архивов, появились публикации воспоминаний очевидцев, работы историков, в том числе и о депортации народов.

В этом перечне и поныне не хватает публикаций, основанных не только на сегодняшних воспоминаниях о событиях 60-летней давности, но и на частной переписке или дневниковых записях. Вполне понятно почему мало кто отваживался в те годы писать подробные откровенные письма или же вести дневник.

Но такие люди находились. В их числе был Чеслав Базан, который родился 6 декабря 1924 года в городе Жешове в семье учителя рисования. Эдварда Базана. Семья жила в городе Пружаны, что ныне в Брестской области Белоруссии. После начала второй мировой войны отец Чеслава в апреле 1941 года был арестован органами НКВД, а 20 июня 1941 года мать с двумя детьми после ареста была отправлена в Сибирь. Старший брат Чеслава, Станислав, избегая репрессий НКВД, убежал в западную часть Польши, занятую Германией. В 1944 году он был арестован немецкими оккупационными властями и отправлен в концлагерь Гросс Розен, недалеко от города Броцлава, где и погиб в 1945 году.

В июле 1941 года Ч. Базан вместе с матерью Брониславой, младшим братом Веславом и другими ссыльными оказался в городе Колпашеве Нарымского округа Новосибирской области. Первое время работал чернорабочим в артели "Кирпичник", а в начале 1943 года, окончив 3-х месячные курсы счетоводов, начал работать бухгалтером при тех же курсах. В сентябре 1943 года Ч. Базан был призван в польскую армию и отправлен на фронт. В составе воинских соединений польской армии принимал участие в освобождении своей страны от немецких захватчиков. В 1944 г. он был мобилизован в польскую народную милицию и прослужил в ней до 1947 г. В 1946 г. из Сибири в Польшу возвратились мать и брат. Еще раньше туда же из Западной Белоруссии почти нелегально переехал и их отец, предусмотрительно не став ожидать на своей родине вторичного прихода Красной армии и неминуемого повторного ареста органами НКВД.

Дальнейшая его судьба такова. Окончив в 1952 г. физико-математический факультет Вроцлавского универитета, Ч. Базан всю свою дальнейшую жизнь посвятил науке, пройдя путь от научного сотрудника Вроцлавского университета до заместителя директора Международной лаборатории сильных магнитных полей и низких температур. С 1946 г. проживает в г. Вроцлаве. С 1985 г. на пенсии. Член Вроцлавского отделения Национального польского союза "сибиряков". В последнее время занят сбором воспоминаний соотечественников, разделивших с ним судьбу ссыльного нарымчанина, подготовил к изданию объемный труд по истории ссылки поляков в Нарымский край.

Любопытный и пытливый юноша, привыкший еще с детства вести дневниковые записи, заносил в тетрадь наиболее интересные и важные на его взгляд, события собственной и окружающей жизни, не изменил он этой привычке и в условиях сибирской ссылки. При любой возможности записывал он в свою тетрадь впечатления прожитых дней, отмечая цены на продукты питания на городском рынке, делая короткие характеристики-описания окружавших его людей, давал интерпретацию официальным сводкам Совинформбюро "Большая опасность нашей страны... отступление на Курском направлении" [53], доверял бумаге свои сокровенные мысли. Кроме того, умел неплохо рисовать, перемежал свои записи зарисовками окружающей местности, делая шаржи на друзей и знакомых. Фиксировал местные обычаи, песни "Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, с проклятою ордой..." [53, с. 114], прибаутки "Так они и жили - дом продали, ворота купили", "Так они и жили - врозь спали, дети были" [53, с. 171], частушки "Моя телка заболела, захотела молока, не попала под корову, а попала под быка" [53 с.33], лозунги "А ты чем помог фронту?" [53, с. 32].

Вряд ли он тогда понимал всю опасность и значимость своего занятия. Просто старался как можно полнее сохранить свои впечатления об увиденном в Сибири. Впоследствии автор дополнил старые дневниковые записи 1940-х гг. более поздними комментариями - вставками.

Если воспоминания Чеслава Базана, фиксируемые в дневниках, начинались с прибытием на Томскую землю, то Ваплав Жолнерчик в своей статье "Это ваша Варшава" описывает подробно жизнь своей семьи, которая была многочисленной и состояла из десяти человек: отца, матери и восьмерых детей. Но в 1939 году спокойная размеренная жизнь семьи закончилась - советская армия перешла границу Польши. Начался продовольственный кризис. А в 1940 году ворвавшись ночью в дом солдаты приказали переезжать. Ваплав Жолнерчик описывает весь продолжительный и тяжелый путь с родины в незнакомую чужую страну. Он вспоминает и железнодорожные станции, и вагоны, и телеги, и повозки, переправы и плоты, встречи и расставания с разными людьми. По прибытии на место их заставляли строить бараки и шалаши, а днем работать на вырубке леса, который сплавлялся по реке до лесопилки и дальше опять нужно было строить бараки.

Людей мучил голод, так как не хватало продуктов. Они ели крапиву, лебеду, ягоды и грибы, которыми иногда травились. Выживали совсем немногие. Так умер старший брат Антоний, которому было 34 года, и самый младший 20-и лет. Средний брат потерялся в тайге. Так пополнялись кладбища Сибири. Лишь в 1944 году было разрешение выехать из тайги в ставропольский край. И лишь только в 1946 году вернуться на родину.

О своей жизни в условиях сибирской тайги пишет и Петр Михалевич в статье "Не привыкнешь - подохнешь". Вспоминает как знакомились с местными жителями. Как тяжело приходилось не только физически, но и морально выживать в тех условиях.

Записи Збигнева Буркацки более продолжительны по времени (1940 - 1946 гг.). Они носят характер дневника, где описан каждый день. Это воспоминания мальчика-подростка, который с мамой вынужден был приспосабливаться к другой жизни. Читая эти воспоминания становится страшно, когда осознаешь насколько быстро выросли и повзрослели эти v дети. Сколько им пришлось перенести испытаний на своем пути. Холодные и голодные дети, которые почти каждый день видели смерть своих родных и друзей, несмотря ни на какие трудности они пытались жить и сумели сохранить в себе человеческие черты.

Жизнь польских ссыльных была ужасной. Отбиралась последняя одежда для Красной армии, люди были голодные и босые, кроме одежды, их всяческим способом вынуждали платить налоги.

Воспоминания поляков тех страшных лет открывает нам историю России, историю нашего края, историю которую мы не знали.


3.2 Особенности языка мемуарных текстов 40-х годов

русский заимствование польский мемуары

Само спецпереселение - глобальнейшее явление отечественной истории XX в., только-только и пока еще в малой мере ставшее доступным для научного исследования и общественного анализа, - не скоро еще получит оценку своих причин, масштабов и последствий. Поэтому крайне важно сохранить все свидетельства этой эпической трагедии русского крестьянства: и архивные документы, и воспоминания очевидцев, и... фольклор. Который, в отличие от других видов исторических источников, весьма и весьма преходящ. Он, упущенный и не зафиксированный в свое время, исчезает вместе со стариками прямо на глазах, ибо носителем его стало только одно поколение. И если ситуация с публикацией и исследованием творчества советских заключенных в последние несколько лет изменилась в лучшую сторону, то забвение спецпереселенческих песен сохраняется в полной мере. Для примера можно привести хотя бы количественный пожанровый подсчет текстов в песеннике "В нашу гавань заходили корабли" - наиболее полном на сегодняшний день сборнике современного фольклора: всего - 280, советских тюремно-лагерных - 11, спецпереселенческих - 0,5.

По изученным материалам воспоминаний можно сделать вывод о том, что язык спецпереселенцев заимствовал из русского языка не только слова и выражения, но и явления и понятия социальной и политической жизни. Заимствованные слова изначально употреблялись как устная форма выражения речи, позднее эти явления стали фиксироваться и на письме. Анализируя эти заимствования можно разделить их на отдельные тематические группы, которые включают в себя строительные сооружения, помещения (например, шалаш), разного вида организации (например, НКВД, ГУМ и др.), бытовые предметы.

Но, безусловно, большее количество слов занимает фольклор местных жителей. Здесь мы можем встретить много разных сказок и частушек, поговорок и пословиц (например, "Вот свобода - нету хлеба и народа"), колыбельных (например, "Баю, баюшки, баю, не ложись ты на краю, а не то придет волчок и укусит за бочек") и патриотических песен (например, "Три танкиста" и др.). песни спецпереселенцев это часть русской и сибирской культуры. Они стали предметом исследования отдельного направления фольклористики и давно уже привлекли внимание ученых и писателей. Появление "спецпереселенческих" песен было вызвано исключительно желанием разнообразить сложную обстановку, "подцветить" праздное безделье и скоротать досадное и скучное время, так считал С.В.Максимов. Но известный сибиревед и общественный деятель Н.М. Ядринцев говорил, что этот материал выражает суету тех дум, тех ощущений, которые выносит человек в неволе.

К спецпереселенческому музыкально-поэтическому творчеству относится 12 в разной степени сохранившихся песен. Главное в них мотив несвободы. Спецпереселенческий фольклор рождался на месте. Некоторые из информаторов даже называют авторов тех или иных песен, которые, согласно законам жанра, приобрели легендарные черты. Так, Т.К. Шашева из п. Копыловка Колпашевского р-на, надиктовав мне "По диким степям, по Нарыму...", добавила: "А сочинил ее Костя Михайленко из п. Пристанского Парабельского р-на, он из наших был - алтайских "спецов". Потом его за эту песню забрали, и сгинул он куда-то".

Параллельно с собственным стихотворчеством шла и переработка давно известных текстов, например, русских народных песен. Трудно в строках "По диким степям, по Нарыму..." не узнать популярнейшую в народе "По диким степям Забайкалья..." Впрочем, в этом формирование фольклора в спецпоселках шло тем же путем, что и в зоне. Но содержание его было другим. Спецпереселенческие песни, повествовательны, конкретны, иногда с упоминанием фамилий и географических названий. Они пересказывают все фазы трагедии от раскулачивания на родине и погрузки на подконвойные баржи до организации жизни на новом месте, повествуют о разных ее сторонах - раскорчевке, обмене "полотенцев на капустные листы" и т.д. Если бы удалось собрать воедино все песни "спецов" и расположить их по хронологии отображаемых событий, то получилось бы эпическое полотно этой народной трагедии.

Спецпереселенческие песни отражали мировоззрение, крестьянам и, естественно, вобрали в себя обстоятельное спокойствие и естественность. В них запечатлелись все особенности крестьянской натуры, в том числе и покорность. Спецпереселенческий фольклор во множестве содержит лишь безысходность да стенания по поводу "безвинных страданий". Едва ли не самый распространенный мотив - это горькая обида на вопиющую несправедливость: у человека, много работавшего и праведно жившего, отняли "все нажитое" и обрекли на незаслуженные мучения, голод, смерть. Единственное, на что способен крестьянин в этих условиях, - это надеяться и молиться. В этом смысле очень показательна песня "Ах, Боже Всевышний...".

Даже к частушкам, родившимся в среде "спецов", трудно применить эпитеты, традиционные для этого вида песенного искусства, - "озорная", "веселая", "разухабистая". Они тоскливы и печальны. Да и малая их доля среди собранного материала может свидетельствовать не только и не столько о кратковременности бытования этого жанра, сколько о несовместимости действительно озорного характера частушки с условиями жизни спецпереселенцев. Показное "мордасовское" веселье там не годилось.

Некоторые лексические обороты, например, "широко поле", "широко место" ("Ты скажи, кулак-лишенец...") и др. позволяют ставить вопрос о большей близости спецпереселенческих текстов к традиционному русскому фольклору, нежели тюремно-лагерному советской поры.

Несколько слов необходимо сказать и о бытовании всех этих песен на колпашевской и прилегающей к ней землях. Все информаторы едины, вспоминая, что и тюремные, и спецпереселенческие песни пользовались огромной любовью, их исполняли буквально везде. Например, после пересказа мне песни "Огни притона заманчиво сияют..." А.А. Яковлев добавил: "Ее часто пели в войну и после войны на Тогурской ферме, где я тогда работал. Почему так? А где еще было петь-то, если работали от зари до зари? Вот и пели на работе". Л.Я. Дорогина продолжила эту тему так: "Раньше много пели. На обед на работе отводилось только полчаса, так мы 15 мин ели, а 15 - пели. На работу шли с песней, после работы - с песней. Рот не закрывался. А после смерти Сталина нам на работе петь запретили. Так петь и перестали, вместо песен одни матерки стало слышно".

Выходит, были нужны эти песни, коль они помогали людям переживать невзгоды, через сострадание и сопереживание тем, чья доля еще горше, сохранить душу и укрепить силу. Если сохранили эти песни память о целой эпохе. Жаль лишь, что они оказались песнями одного поколения. Их не записали на пластинки, не напечатали в книгах, не знают и не поют дети и внуки, забывают старики. Но кое-что из этого духовного наследия пока еще можно спасти.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Таким образом, мы рассмотрели польские мемуарные тексты 40-х годов. Несмотря на относительно короткий период проживания в иной культурной среде, поляки внесли в свой язык большое количество русских слов и выражений. Этот процесс мы и попытались отследить на материале воспоминаний, дневников, публикаций, относящихся к периоду начала 1940-х годов.

Нами была использована научная литература и непосредственные тексты воспоминаний поляков времен II мировой войны. Тщательно были изучены издания Ваплава Жолнечка "Это ваша Варшава", "Записки 1940-1946" Збигнева Буркацки, изданные в 1991 году и рукопись Чеслава Базана "Колпашево 1941-1943".

В процессе исследования было установлено, что словарный состав языка спецпереселенцев составляли слова и выражения, относящихся, например, к названиям населенных пунктов (Asino, Kotpaszewo), предметов быта и конечно большое количество национального русского фольклора (песни, частушки, прибаутки и др.)

Безусловно в 40-е годы просто невозможно было быть вне политики, вне войны. Отсюда большое количество новых для поляков не только названий, но и явлений (например, "чистка"). Примечательно, что заимствования русских слов на основе лексики родного языка было не всегда одинаково. Есть слова русские по происхождению, но произносятся на польский манер, есть грамматические отличия, но большую часть составляют слова, заимствованные и лексики и грамматики одновременно. Среди слов в составленном прилагаемом словаре встречаются те, которые имеют заимствования не непосредственно через русский язык, а например, через французский. Так, например, слово "барак" во французском языке означают помещение непригодное для жилья, а у нас в Сибири это сооружение чаще всего сделано из плохого стройматериала, на скорую руку, где люди могут жить годами.

В процессе работы над словарем были прочитаны и изучены указанные источники (рукописи, воспоминания, дневники). Первоначально выписывались "подозрительные" слова, затем все слова были проверены на аспект заимствования в большом польском словаре, в котором указывается когда, где и из какого языка было заимствовано данное слово. Указывались слова, которые пришли в польскую речь через русский язык, например, (tajga <рос.>). Были и такие случаи, что некоторых слов в польских словарях не указывалось, например, слово "хомутня" ("... деревянный дом стоял на берегу реки в лиственном лесу, хороший вид на низину открывался с обратной стороны дома. Слева был удобный подход к воде; В нескольких сотнях метров вправо находились печи для обжига кирпичей и другие производственные постройки кирпичного завода. В собственно здании хомутай находилось два жилых помещения... При входе было что-то вроде прихожей, в которой стоял какой-то верстак, располагались полки и т.п. К зданию слева примыкали сараи... Это были склады для дров и прочих материалов. Хомутня (название происходит от слова "хомут") служила как мастерская для починки хомутов, конской упряжи, а также повозок, саней, тележек...") Заимствовались не только предметы быта, помещения, но и явления природы (например, в польском языке нет выражения "окна растаяли", это присуще только русскому языку), общественной и политической жизни (например, НКВД, "чистка" -отбор в Красную армию) и многое другое.

Необходимо отметить, что данная работа в этом направлении только начата и требует более полного изучения и анализа подобного материала в период времен II Мировой войны.


СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ


1. Источники.

1.Базан Ч. Колпашево. - 1941 - 43. - (Рукопись).

2.Zarzad Gtowny Wspomnienia Sybirakow. - Warszawa, 1991.

3.Zbigniew Burkacki Zapiski z lat 1940 - 1946. - Stopka, Lomiza, 1991.

2. Научные исследования.

4.Аркадьева Т.Г. Этимологические связи слов и закономерности их изменения. - Л., 1988.

5.Балалыкина Э.А. Приключения слов: Учебное пособие по спецкурсу «Основные принципы этимологического анализа». - Казань, 1993.

.Белоусов В. Иноязычные слова в русском языке // Наука и жизнь. - 1993. - № 8.

.Биржакова Е.Э., Воинова Л.А., Кутана Л.Л. Языковые контакты и заимствования. - Л., 1972.

.Бондалетов В.Д. Иноязычная лексика в русском арго: Учебное пособие к спецкурсу. - Куйбышев, 1990.

9.Булич С.К. Заимствованные слова и их значение для развития языка. -Варшава, 1886.

10.Вартаньян Э.А. Путешествие в слово: книга для внеклассного чтения (8 - 10кл.). - М., 1987.

.Вартаньян Э.А. Рождение слова. - М., 1970.

12.Воронцова В.Л., Гловинская М.Я. и др. Русский язык конца XX столетия. (1989 - 1995 гг.). - М., 1991.

13.Гальди Л. Слова романского происхождения в русском языке. - М., 1958.

14.Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. - Тбилиси, 1984.

15.Говердовская Е.В. Новые существительные в лексике современного русского языка // Русский язык в школе. - 1992. - № 3, 4.

16.Дыбровская А и др. История Польши. - Варшава, 1995.

17.Ефимов Л.П. Сущность лексического заимствования и основные признаки освоения заимствованных слов: Автореф… дис. канд. филол. наук: Алма-ата, 1995.

18.Карцевский С.О. Язык, война, революция. - Берлин, 1923.

.Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. - М., 1968.

20.Крысин Л.П. Иноязычные слова в контексте современной общественной жизни // Русский язык в школе. - 1994. - № 6.

21.Крысин Л.П. К определению терминов "заимствование" и "заимствованное слово" // Развитие лексики современного русского языка. - М., 1965. - С. 104 - 116.

22.Крысин Л.П. Эвфемические способы выражения в современном русском языке // Русский язык в школе. - 1994. - № 5. - С. 76 - 82.

23.Крысин Л.П. Этапы освоения иноязычного слова // Русский язык в школе. - 1991. - № 2. - С. 74 - 78.

24.Кунин Л.П. Языковое заимствование как проблема диахронической социолингвистики // Диахроническая социолингвистика. - М., 1993. - С. 131 - 151.

.Ларин Б.А. Начальный этап развития русского литературного языка (тезисы доклада). // Ленинградский университет. Научная сессия, 1950: Тезисы докладов по секции филологических наук. - Л., 1950.

.Лер-Сплавинский Тадеуш Польский язык. - М., 1951.

27.Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1989.

28.Липатов А.Т. За гранью слова - даль. - Йошкар-Ола, 1979.

29.Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и термоэлементов. - М., 1982.

30.Маковский М.М. «Картина мира» и миры образов // Вопросы языкознания. - М., 1992. - № 8.

.Маковский М.М. К проблеме так называемой интернациональной лексики // Вопросы языкознания. - 1960. - № 1. - С. 44 - 51.

.Мартынов В.В. Славянско-германское взаимодействие древнейшей поры (к проблеме прародины славян). - Минск, 1963.

.Мартынов В.В. Язык в пространстве и времени: К проблеме глоттогенеза славян. - М., 1993.

.Микитич Л.Д. Иноязычная лексика. - Л., 1967.

35.Новикова Н.В. Звонкое иноязычие // Русская речь. - 1992. - № 3 - 4.

36.Откупщиков Ю.В. Из истории индоевропейского словообразования. - Л., 1967.

.Откупщиков Ю.В. К истокам слова. - Л., 1968.

38.О состоянии русского языка современности. - М., 1991.

39.Подчасова С.В. Новые слова "адвертайзинга" // Русская речь. - 1994. - № 4 - 6, 1995. - № 2 - 5.

40.Польско-русский словарь. - Изд-е 7-е / Под ред. М.Ф. Развадовской. - М., 1963.

41.Попов Р.Н., Жанский Н.Я., Космаров В.Т. Языковой вкус эпохи // Русский язык в школе. - 1998. - № 1.

42.Рейцак А.К. О конкретно историческом подходе к изучению заимствованной лексики // Известия АН Эстонской ССР. - 1963. - № 1.

43.Русский язык: Энциклопедия. - М., 1979.

44.Русско-польский словарь / Под ред. проф. В.Г. Чернобаева. - Изд-во 2-е, попр. и доп. - М., 1941.

45.Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. - М., 1978.

.Селищев А.М. Избранные труды. - М., 1968.

.Сергеева Е.В. Заимствования 80 - 90 гг. в социолингвистическом аспекте. // Русская речь. - 1996. - № 5. - С. 42 - 48.

.Словарь иностранных слов. - М., 1997.

.Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка 30 - 90 гг. - М., 1965.

.Суперанская А.А. Заимствование слов и практическая транскрипция. - М., 1962.

.Суперанская А.В. Имя - через век и страны. - М., 1990

.Тихомирова Т.С. Курс польского языка. - М., 1988.

.Трубачев О.Н. Ремесленная терминология в славянских языках. - М., 1966.

.Успенский Л.В. Слово в словах. - М., 1997.

.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. / Пер. с нем. О.Н. Трубачева. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 1986 - 1987.

.Черных П.Я. Язык и письмо // История культуры древней Руси. - М.-Л., 1951.

.Шанский Н.М. В мире слов - книга для учителя. - М., 1985.

.Шапошников В.Н. Иноязычные слова в современной российской жизни // Русская речь. - 1997. - № 3.

.Шахрай О.Б. К проблеме классификации заимствованной лексики // Вопросы языкопонимания. - 1963. - № 2.

60.DabrowskaA. Jezykpolski. - Wroclaw, 1998.

61.Stownik Jezyka Polskigo Redaktor naukow. prof. Dr. Lueczysfaw Szymzak T I - A-K, II - L-P, III - R-Z. - Warsawa, 1992. - 30000.

62.Stownik praslowianski, 1.1 -6. - Wroclaw, 1974 - 1991.

63.Wielki Stownik Polsko-Rosyjski: Большой польско-русский словарь. / Ред. Д. Гессен, Р. Стыпула, II т. - Изд-е 2-е испр. и доп. - Москва; Варшава, 1980г. - 80000 слов .


ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ Глава 1. Теоретические вопросы заимствований .1 Причины заимствований в языке .2 Типы заимствований .3 Заимствования с то

Больше работ по теме:

КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]

Скачать реферат © 2017 | Пользовательское соглашение

Скачать      Реферат

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ