Проектирование и расчет РЭП на базе БТУ-3601 с обратными связями по скорости и току

 

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ РОССИИ

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Таганрогский государственный педагогический институт

Кафедра литературы








Дипломная работа

Художественное своеобразие сказок В.М. Шукшина ("Точка зрения", "До третьих петухов")




Студентки VI курса заочного отделения

Шверберг Лидии Николаевны

Научный руководитель:

кандидат филологических наук

Стародубцева З.Г.






Таганрог - 2007 г.

Содержание


Введение

1. Художественное пространство сказок В.М. Шукшина

1.1 Своеобразие творчества В.М. Шукшина

1.2 Сказки и сказочные элементы в прозе В.М. Шукшина: их роль и значение

1.3 Художественные особенности повести-сказки "Точка зрения" и сказки "До третьих петухов"

Заключение

Список использованной литературы


Введение


Российскому читателю Василий Макарович Шукшин (1929 - 1974) известен как большой мастер рассказов, повестей ("Калина красная") и романов ("Любавины", "Я пришёл дать вам волю"). Широко он известен также как актер и режиссёр. Таким образом, в творческой личности В. М. Шукшина преломились несколько видов искусства и литературных жанров. О В. Шукшине много спорят, выясняя силу его художественного мастерства, например, полемика между Л. Аннинским и В. Гусевым ("Литературное обозрение", 1974, №1) и т.п. О его творчестве опубликованы книги В.А. Апухтиной, А. Емельянова, В.М. Карпова, В. Коробова. В периодической печати время от времени появляются критические статьи о нём, каждые 2 года проводятся на Алтае (в г. Бийске и Барнауле) большие шукшинские чтения, о Шукшине существует большое количество мемуарной литературы.

Однако В. Шукшин, как автор сказок - мало известен. Есть у него две сказки - повесть-сказка "Точка зрения" и "До третьих петухов: сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума". В то же время в его литературно-художественных произведениях других жанров часто встречаются различные сказочные элементы. О его сказках весьма мало пишут (за исключением М.Н. Липовецкого о поэтике литературной сказки), а если анализируют, то в аспекте сатирической традиции (В. Горн, Л. Ершов, В. Коробов, В. Сигов и др.).

Тема данной выпускной квалификационной работы - "Художественное своеобразие сказок В.М. Шукшина".

Актуальность темы вызвана острым в наши дни интересом к писателям с ярко выраженным национальным сознанием, к которым относится Василий Макарович Шукшин.

Цели и задачи работы:

1)Изучив существующую и доступную нам исследовательскую литературу, выявить своеобразие творчества В.М. Шукшина, его глубоко народные истоки.

2)Сделав обзор рассказов, повестей и романов В.М. Шукшина, проследить присутствие сказочных элементов и их функции в прозе писателя.

)Проанализировать художественное своеобразие сказок В.М. Шукшина: внешнюю форму, художественный мир и др.

Решение поставленных задач определило структуру нашей работы и сделало необходимым использование типологического, сравнительного методов. сказка шукшин проза повесть

Работа основывается на изучении разнообразной литературоведческой, критической литературы; выводы, полученные в работе, сделаны на основе наблюдений над художественными текстами - повесть-сказка "Точка зрения" и "До третьих петухов: сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума".

Структура работы включает введение, три главы, заключение и список использованной литературы.

Практическая значимость работы связана с возможностью использования её содержания и выводов при изучении данного автора в курсе литературы в школе.


1. Художественное пространство сказок В.М. Шукшина


.1 Своеобразие творчества В.М. Шукшина


О героях В. Шукшина и о нём С. Залыгин писал: "Всё, что его окружало, - все люди и факты становились для него предметом искусства, казалось ли это ссоры с вахтёром в больнице или изучение биографии и деяний Степана Разина. Исключений нет… У него не было и тени умиления или заискивания ни перед своими героями, ни перед самим собой. Больше того, он был очень суров в отношении и к ним, и к себе той суровостью, которая неизбежна, если писатель понимает и знает людей и не делает особого исключения для себя, если он хочет, страстно желает, чтобы не только им было лучше, но чтобы и они сами тоже были лучше… А его герои никогда не обижались на него за это. И он, и они всегда ставили перед собою вопрос: Что с нами происходит?" (Залыгин, 9, 11). Таким образом, С. Залыгин подчеркнул тесную связь героев В. Шукшина и его самого с жизнью и в то же время выделил особенность их характера: пытливость, интерес к жизни. В этой своей статье он отметил и не изученность творчества писателя: "Всё, что критики не очень художественно называют "художественным разбором" произведений искусства, для творчества Шукшина ещё впереди. Время для них ещё не настало, оно, может быть, только-только настаёт" (Залыгин, 11). С того времени, как была написана эта статья С. Залыгина, прошло тридцать лет и много в творчестве В.М. Шукшина проанализировано критиками и учёными. Теперь о нем существует много работ таких известных исследователей, как Л. Аннинский, В. Гусев, Л. Емельянов, В. Лакшин, Г. Митин, В. Рассадин, Ю. Тюрин, А. Урбан, В. Чалмаев и др.

Прежде чем анализировать художественные особенности сказок В. Шукшина, следует рассмотреть, как изменялись герои В. Шукшина и его отношение к ним, а значит и то, какие изменения происходили в художественном мире писателя, каковы художественные особенности его прозы в целом.

По мнению литературоведов В.М. Шукшин как писатель начинался со сборника рассказов "Сельские жители" (1964). В нём он заявил о себе как мастер деревенской прозы, и все рассказы посвящены Алтайскому краю и его землякам. Его интересуют не столько быт его героев, сколько их характеры: красота и чистота помыслов и поступков. При этом в повседневной жизни автор стремится увидеть необычное и героическое. Таков, например, Гринька Малюгин, молодой шофер из одноимённого рассказа. Рискуя жизнью, он уводит горящий грузовик в реку - подальше от баков с бензином. И когда он попадает в больницу и к нему приходит корреспондент, чтобы написать о его подвиге, Гринька больше всего боится громких слов и нескромности.

В. Шукшин начинает изучать человека внешне непримечательного, ориентируясь на традиции русской классической литературы - "маленького человека". Так, в рассказе "Шире шаг, маэстро" остро ощущаются, например традиции А.П. Чехова: молодой врач Солодовников, оказавшись в сельской глуши, подобно Ионычу чувствует, как мелкая обывательская среда медленно, но настойчиво и крепко поворачивает всю его жизнь к "болотной жизни". Он ещё порой стремится себя взбадривать: "Шире шаг, маэстро!" Но всё идет к тому, что этот шаг становится всё более мелким.

Герои раннего Шукшина, как правило, выражают себя в диалогах и действиях. Авторские оценки при этом чаще всего отсутствуют. Многие рассказы имеют острый сюжет и являются новеллами, причём фабула ослаблена, а язык отличается лаконизмом и ёмкостью.

Однако уже в другом сборнике рассказов "Там, вдали" (1968) сельские жители лишены авторской симпатии и поэтизации. В характерах своих героев В. Шукшин обнаруживает такое "половодье чувств", которое порождает грубую силу, своеволие, эгоизм, порождает разрушительное начало. В таких рассказах, как "Волки", "Стенка", "Охота жить", "Змеиный яд" и др. зачастую появляется авторская ирония по отношению к персонажам. Нередко открывается и катастрофический характер игры фортуны. Вот рассказ "Волки". Иван Дегтярёв, колхозный работяга едет в лес с тестем в холодную зимнюю пору за дровами. В результате их настигают волки, и тесть бросает зятя, который чудом остаётся жив. В этом рассказе начинают проявлять себя некоторые сказовые сюжетные линии, как и другие сказовые элементы. Герой рассказа Иван (главный герой русской народной сказки) - нелюбимый зять едет в зимнюю стужу в лес, - едет под давлением тестя, обвиняющего его в лености, а далее Ивана тесть бросает в лесу, почувствовав для себя опасность - трусливо бежит, не оставив ему даже орудие защиты - топор. Но Иван в борьбе со злой силой - с пятью волками - оказывается победителем. Такая сюжетная линия: ленивый Иван, оказавшийся в экстремальных обстоятельствах находчивым и сильным, и хитрый расторопный Наум, оказавшийся трусом, ассоциируется с русской сказкой.

Э.В. Померанцева сказку определяет так: "Это один из основных жанров устного народного поэтического творчества, эпическое, преимущественно прозаическое художественное произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел… Сказка всегда оптимистична: добро здесь почти всегда побеждает, злые силы терпят поражение, нередко осмеиваются" (Померанцева, 87). Исходя из такого определения, многие рассказы по развитию сюжета у В. Шукшина близки к "сказовым формам".

В последнем письме в издательство "Молодая гвардия" В. Шукшин писал: "Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту… Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами… Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание - не отдавай всего этого за понюх табаку" ("Молодая гвардия", 1974, №2). Примечательно, что в этом письме писатель ставит сказки русского народа рядом с его победами и страданиями, - тем самым придав им глубокое жизненное значение.

Новый поворот в изображении героя, а вместе с этим и в самом художественном мире В. Шукшина особенно стал заметен в сборнике рассказов "Земляки" (1970). В нём отчётливо просматривается авторская устремлённость к художественному исследованию человеческих судеб, которые, как правило, складываются весьма драматично. При этом характеры персонажей предстают неожиданными, дисгармоничными, а душевная жизнь людей проходит в смятении и разладе. Зачастую они стоят перед выбором в жизни, - но не между добром и злом, а между злом большим и меньшим, и тогда их поступки оказываются за рамками общепринятой нормы.

В качестве примера обратимся к рассказу "Миль пардон, мадам!", который особенно свидетельствует об эволюции В. Шукшина. Герой рассказа Бронька Пупков, участник войны (с санитарным батальоном прошёл всю войну), охотник, знающий все звериные тропы и "неуёмный рассказчик" о том, как он покушался на Гитлера - никакие угрозы местных властей, обвиняющих его в извращении отечественной истории, не могут остановить заядлого рассказчика, как только приезжают горожане поохотиться, Броньку местные жители тут же рекомендуют им в качестве "экскурсовода", предчувствуя заранее как он их "потешит". Рассказ Броньки похож скорее на авантюрную сказку, где себя он выдаёт за исключительную героическую личность. При этом в рассказе исключается место действия, и обстоятельства открываются нетипичные для исторического действия. Всё произведение заполнено развёрнутым монологом героя - что свидетельствует о перемене в поэтике писателя. В момент своего рассказа герой настолько вдохновляется, что слушатели начинают ему верить. Вот некоторые фрагменты его рассказа и характеристика образа: "Глаза у Броньки сухо горят, как угольки поблёскивают. Он даже алюминиевый стаканчик не подставляет - забыл. Блики огня играют на его суховатом правильном лице - он красив и нервен. - Не буду говорить вам, дорогие товарищи, как меня перебросили через линию фронта и как я попал в бункер Гитлера. Я попал! - Бронька встаёт. - Я попал! Делаю по ступенькам последний шаг и оказываюсь в большом железобетонном зале. Горит яркий электрический свет, масса генералов… Я быстро ориентируюсь: где Гитлер? - Бронька весь напрягся, голос его рвётся, то срывается на свистящий шёпот, то неприятно, мучительно взвизгивает…

Сердце вот тут… горлом лезет. Где Гитлер?! Я микроскопически изучил его лисью мордочку и заранее наметил, куда стрелять - в усики. Я делаю рукой "Хайль Гитлер!" В руке у меня большой пакет, в пакете - браунинг, заряженный разрывными отравленными пулями. Подходит один генерал, тянется к пакету: давай мол. Я ему вежливо ручкой - миль пардон, мадам, только фюреру. На чистом немецком языке говорю: фьюрер! - Броня сглотнул. И тут вышел он. Меня как током дёрнуло... Я вспомнил свою далёкую Родину… Мать с отцом… Бронька некоторое время молчит, готов заплакать, завыть, рвануть на себе рубаху…

Ну?.. - тихо просит кто-нибудь.

Он идёт ко мне навстречу. Генералы все вытянулись по стойке "смирно"… Он улыбался. И тут я рванул пакет… Смёешься, гад! Дак получай за наши страдания! За наши раны! За кровь советских людей! За разрушенные города и сёла!.. Бронька кричит, держит руку, как если бы он стрелял. Всем становится не по себе. - Ты смеялся!? А теперь умойся своей кровью, гад ползучий!! - Это уже душераздирающий крик. Потом гробовая тишина… И тут шёпот, торопливый, почти невнятный: - Я стрелял… - Бронька роняет голову на грудь, долго молча плачет… И опять тихо, очень тихо, с ужасом говорит:

Я промахнулся. Все молчат. Состояние Броньки столь сильно действует, удивляет, что говорить что-нибудь - нехорошо" (Шукшин, 1975, т. 1, 121).

Такого героя в русской литературе ещё не было. Он не только разыгрывает невероятный спектакль, но скорее сам начинает в момент рассказа верить в собственно придуманную ложь, да и слушатели вне решительность: не знают - верить или нет, настолько неправдоподобный спектакль разыгран убедительно, но для Броньки - это не спектакль. Это стимул жизни, её смысл. Без этого он жить не может. В. Сердюченко о героях Василия Шукшина такого плана писал: "Стремление во что бы то ни стало выразить себя как личность, самоутвердиться хотя бы и во вред своей репутации и житейскому благополучию постоянно ставит героев Шукшина в трагикомическое положение… Перед нами всё та же жажда духовной самобытности, личностного самоуважения, выливавшаяся в уродливую форму геростратовых оговоров" (Сердюченко, 242).

Жажда духовной самобытности диктует Броньке Пупкову такой вымышленный подвиг, который по своей логике совершенно расходится с правдоподобностью: как попал он в "ставку" Гитлера, об этом он не рассказывает (вероятно, фантазии не хватает для такого представления), сам рассказ героя о встрече с Гитлером и его "патетическая речь" вызывают смех по своей сути. Однако герой писателя не придуман - он взят из самой жизни. Известно, что на первый план у В. Шукшина всегда выступало утверждение правды в искусстве. В то же время для него "логика искусства" и "логика жизни" - два разные понятия. О сценарии рассказа "Земляки" сам писатель отозвался, как о неудаче, так: " Подобное, конечно, бывает, но так не должно быть в искусстве" (О Шукшине, 182). Т. е. он считал недопустимым в искусстве фотографичность, натурализм и упрощенность. Это отметил в его творчестве критик Г. Митин: "Правда искусства по Шукшину есть творческая правда художника, а не копииста" (Митин, 245).

Со временем писатель переходит к созданию более обобщённых типов, изображая через "единичное" - "общее".

В сборнике "Характеры" (1973) этот переход закрепился; в нём представленные герои отличаются яркой индивидуальностью. При этом возникает или неприятие "стихийных" персонажей ("Срезал"), или полемика с демагогами ("Забуксовал"), различного рода рвачами, эгоистами и бюрократами ("Хмырь", "Три грации", "Хозяин бани и огорода"). Эволюция писателя пошла по пути "всеобщей культуры": ему теперь дорога культура, не делится на деревенскую и городскую, а невежество и отсталость ненавистны, независимо от географических границ. Всё чаще писатель анализирует характеры, не прикреплённые к демографическим параметрам и социальной принадлежности. Один из его героев - Ванька Тепляшин очень точно выразил позицию В. Шукшина к своим персонажам: "Надо человеком быть". В то же время в рассказах писателя формируются такие типологические образы, в которых открываются вечные образы блудного сына, дурака, сумасброда, хама, или, как отмечает Е.С. Роговер, "просто гада", который "становится вариантом мещанина и агрессивного разрушителя", в то время как дурак имеет "свою модификацию - чудика" (Роговер, 445). Впервые такой образ "дурака" появился в одноимённом рассказе В. Шукшина в 1967 г. и далее не исчезал уже из его творчества. Таковы его рассказы разных периодов - "Микроскоп", "Письмо", "Постскриптум", "Жена мужа в Париж провожала", "Мнение" и др.

Однако, несмотря на эволюцию героев в творчестве В. Шукшина, любимыми его героями остаются "чудики", "странные люди", жизненные ценности которых не совпадают с обывательскими. Они могут быть смешны и забавны, порой даже трагичны, но в них, как правило, исключается чувство стяжательства, злобы или зависти. О таких героях В. Шукшин говорил: "Мне интереснее всего исследовать характер человека - недогматика, человека, не посаженного на науку поведения. Такой человек импульсивен, поддаётся порывам, а следовательно, крайне естественен. Но у него всегда разумная душа" (Шукшин, 1979, 289). Такие герои писателя заключают в себе не только духовную неудовлетворённость, но и вечную тоску русского человека по смыслу человеческой жизни. Они постоянно сталкиваются с искусственностью городской жизни, которая разрушает человеческую индивидуальность. Их своеобразие в том, что они вырываются за рамки обывательского существования, где все люди живут одинаково и похожи друг на друга. Так, в рассказе "Чудик" герой, прилетев к месту назначения, шлёт жене телеграмму: "Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша меня не забудь". После того как телеграфистка отказалась послать такую телеграмму и переделала её, оставив всего два слова: "Долетели. Васятка", у героя внутри "что-то оборвалось" оттого, что его чуткая душа не была понята. Впрочем, её у Ивана Князева, "сельского чудака", как прозвала его и жена, никто понять не может. У него всегда что-нибудь "случается". Вот он приходит в магазин и обнаруживает кем-то утерянные 50 рублей, он их отдаёт продавщице со словами: "У нас такими деньгами не разбрасываются", а, выйдя из магазина, обнаруживает, что это были его деньги, но возвратиться за ними, ему не позволяет его деликатность. Или, приехав к брату на Урал, с которым не виделся 12 лет, и встретив открыто враждебный взгляд невестки, решил "угодить" ей своим ремеслом: на загляденье раскрасить детскую коляску - что вызвало окончательный разрыв с нею, и ему прощалось немедленно уехать. Когда автор обнажает такие поступки своих героев - "чудиков", вся их странность и чудаковатость исчезает и открывается их индивидуальность с "комплексами" редких человеческих качеств, непохожих на окружающую массу людей. Таков, например, и красавец Спирька Расторгуев, бесшабашный, беспечный и в то же время обладающий щедрой и чуткой душой. Когда его оскорбляет и избивает "городской пришелец", он не выдерживает такого унижения и стреляется.

В. Шукшина привлекают более всего герои думающие, страдающие, живущие напряженной духовной жизнью. В основе его рассказов - случай, который даёт возможность герою проявить свой характер, свою нравственную позицию. Поступок героев В. Шукшина - это своеобразное чудачество, что сближает таких персонажей с героями народных сказок. Внешняя простодушность, беззаботность в определённые моменты и при определённых обстоятельствах оборачиваются неожиданными, скрытыми внутри силой и щедростью натуры.

На обсуждении фильмы "Калина Красная" В. Шукшин утверждал: "Если герой гладит березки и ласково говорит с ними, то он всегда делает это через душу… Как крестьянин, мужик, он трезвого ума человек, просто и реально понимает мир вокруг, но его в эти дни очень влечёт побыть одному, подумать. А, думая, он поглаживает берёзку… ему при этом как-то спокойнее, он и поглаживает и говорит при этом всякие необязательные слова, но это для того, чтобы подумать" (Шукшин, 2000, 12). В ответ на это мнение писателя М. Черняк заметил: "Весь художественный мир в рассказах Шукшина связан с думой. И время он избирает такое, когда думается" (Черняк, 67). Очень своеобразно такое время описано в рассказе "Горе": его очень чутко чувствует рассказчик, услышав плач старика, у которого умерла жена: "бывает летом пора: полынь пахнет так, что сдуреть можно. Особенно почему-то ночами. Луна светит, тихо… неспокойно на душе и думается в такие огромные, светлые, ледовитые ночи вольно, дерзко, сладко. Это даже не думается, что-то другое: чудится, ждётся, что ли. Притаишься где-нибудь на задах огородов, в лопухах, - сердце замирает от необъяснимой, тайной радости. Жалко, мало у нас в жизни таких ночей". Примечательно, что рассказ завершается такой же картиной лунного света: "В окна всё лился и лился мёртвый торжественный свет луны. Сияет!.. радость ли, горе ли тут - сияет!" (Шукшин, 1975, т. 1, 78).

Есть у В. Шукшина два ключевых образа, которые проходят через его рассказы и романы - покой и простор. Покой приходит к тому, кто понял жизнь, кто добрался до её тайны, постиг её умом и сердцем. О своём герое в рассказе "Алёша Бесконвойный" писатель пишет: "Последнее время Алёша стал замечать, что он вполне осознанно любит. Любит степь за селом, зарю, летний день… Стал случаться покой в душе - стал любить. Людей труднее любить, но вот детей и степь, например, он любил всё больше и больше" (Шукшин, 1975, т. 1, ). Что же касается "простора", он характеризует у В. Шукшина всё чаще художественную реальность, окружающую героя. Иван Князев, возвратившись из неприветливого города к себе домой - в деревню - с чувством восхищения замечает: "А простор такой, что душу ломит". В этих словах заключён внутренний мир "чудиков" В. Шукшина. Как правило, покой его герои обретают, пройдя через испытание городом, а "простор" чувствуют в сравнении с городским узким пространством. В связи с этим возникает проблема интеллигентности, о которой писатель высказался так: "Начнём с того, что явление это - интеллигентный человек - редкое. Это - неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется - для созвучия - "подпеть" могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса: "Что есть правда?", гордость и сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное. Если всё это в одном человеке - он интеллигент. Но и это не всё. Интеллигент знает, что интеллигентность не самоцель" (Шукшин, 2000, 16). Писателя беспокоит новые негативное явление, которое всё острее возникает в связи с миграцией сельского населения в городскую среду, с внешним восприятием её культуры, и в связи с этим деградацией личности. В то же время он замечает, как и в самой деревне в результате разрыва с её исконными традициями и приобщения к непонятным новым явлениям происходит ожесточение. Интеллигент понимается как чуждый "элемент" деревенской среде, а потому и появляется неприязнь к нему. Характерен в этом отношении рассказа "Срезал", в котором сельский "интеллектуал" Глеб Капустин изображается, как "средство" борьбы с "зазнавшимися горожанами". Им движет не стремление выявить истину, а жестокое чувство во что бы то ни стало "сразить" собеседника, показать свою "учёность". Сельчане каждый раз выставляют его, как "на бой петухов", против приезжих, чтобы показать - "знай наших". Глеб Капустин жесток и неумён. Весь его багаж знаний состоит из щедрой информации, воспринятой по теле- и радиовещанию, но в очень неточном и "перевёрнутом" восприятии. Главное для него "ошарашить" потоком информации. Когда приезжают из города к Журавлихе сын, кандидат наук с невесткой, и его выставляют "на бой" односельчане, речь Глеба автор характеризует таким метафорами: "он то и дело взмывал вверх", "опускался" и "вновь взмывал". А Глеб Капустин задаёт один за другим вопросы, не дожидаясь ответа: "Как там насчёт шаманства?", "Как вы относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума?", "Где ваши расчёты естественных траекторий?" и т.д. Кандидат наук только успевает вставить: "это называется "покатил бочку", что ещё более взбудораживает Капустина. Уходит он со словами: "Когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней". Сельчане вслед ему говорят: "Оттянул он его. Дошлый, собака" (Шукшин, 1975, т. 1, 178). При этом они смутно, но ощущают его жестокость, потому и автор замечает, что мужики Глеба недолюбливали.

Анализируя типы героев В. Шукшина, можно отметить, что писатель изучил самые разнообразные национальные характеры не только традиционного плана, но и те, которые проявляли себя в различной географической среде, включая и город. Л. Аннинский, обобщив поиски В. Шукшиным своего героя, отметил, в результате, приход его не "к крестьянину, - это боль о человеке, кем бы он ни был". И далее, обратившись к раздумьям героя писателя, критик отмечает: "Значит, нужно, что ли, чтобы мы жили? А зачем всё, зачем? Жить уж, не оглядываться…" Но не оглядываться невозможно. "Смы-ы-сл!" - тихо спрашивает Шукшин самого себя. И в том, последнем рассказе, в "Кляузе", последним усилием сдерживаясь: "что с нами происходит?" (Аннинский, 131). Этот острый вопрос, вероятно, и обусловил обращение писателя к жанру сказки, в котором он попытался в обобщённой метафорической форме ответить на него. Однако порой сказка у В. Шукшина имеет вспомогательный характер, включаясь в произведение реалистического характера. Поэтому в следующей главе рассмотрим такого рода особенности творчества писателя.


1.2 Сказки и сказочные элементы в прозе В.М. Шукшина: их роль и значение


У немногих писателей ХХ века в творчестве так часто встречаются сказочные элементы или включаются полностью сказки различного плана, как у В. Шукшина, например, в романах "Я пришел дать вам волю", "Любавины". В. Сердюченко утверждал: "Главное художественное открытие Шукшина состоит в его опоре на социальный прототип, не обслуживающийся литературой со времён Гоголя и Чехова. Вне зависимости от того имеют ли его герои городскую или деревенскую прописку, они глубоко укоренены в самих недрах нашего общества его разночинно-демократической плазме" (Сердюченко, 239). Эта ориентация на "недра общества" и обусловила в творчестве писателя обращение к формам народного творчества, как в диалогической речи героев, так и в авторской.

Некоторые рассказы В. Шукшина начинаются зачином: "жил-был" или "жили-были". В рассказе "Мастер" читаем: "Жил-был в селе Чебровка некто Сёмка Рысь, забулдыга, непревзойдённый столяр, со всем не богатырь на вид". Здесь сказовому началу соответствует и оценка героя - будто бы негативная, за которой откроется образ "чудака" и в то же время "мастера", не желающего принимать однообразие скучной обыденной жизни (он постиг тайну росписи церкви 16 века и решил её реставрировать). Есть рассказы с зачином: "дело было так" - например "Танцующий Шива". Порой внутри рассказа открывается ещё один рассказ о судьбе героя, похожий на сказочный текст. Так, в рассказе "Осенью" таким вставным рассказом становится жизнь возлюбленной главного героя, о которой мы узнаем: "Была в их селе девка Марья Ермилова. Красавица. Круглоликая, разумная, приветливая… загляденье. О такой невесте можно только мечтать". Это как бы портрет сказочной героини, все её черты свидетельствуют об этом, и даже имя типичное для сказки - Марья. Да и сюжет разворачивается как в сказке: оба любящих человека - Марья и Филипп оказываются разлучёнными злой, третьей силой. Они страдают и тянутся друг к другу всю жизнь. Но только сказки имеют всегда счастливый конец, в рассказе Шукшина Марья умирает. Иногда рассказы начинаются со строки, вводящей во время действия, которое не имеет границ. Например, рассказ "Рыжий": "Давным-давно это было. Так давно, что и вспоминать неохота, когда это было" (Шукшин, 1975, т. 1, 403). Встречаются и характерные сказочные финалы (концовки) в тех рассказах, где герои, соединив свои жизни, налаживают свой семейный быт: "стали они с Валей жить-поживать". Однако в сказке, как правило, это конец, а у В. Шукшина - только начало. Далее за этим сообщением следует: "и потихоньку до них стало доходить, что они напрочь чужие друг другу". Заканчивается рассказ "Жена мужа на фронт провожала" трагически: простак Колька, не выдержав мещанского быта и оскорблений жены, повесился.

Довольно часто в рассказах В. Шукшина встречаются и сказочные изречения, характеризующие поступок героя, окружающую обстановку или его как личность: "где праздник, там и похмелье", жить, как и при царе Горохе", "скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается", "и я там был, мёд, пиво пил" и т.п. часто такие изречения произносят сами герои во время своего рассказа или диалога с собеседником.

Встречаются в речи героя и сам термин "сказка", который служит для оценки высшего качества предмета или действия. Так, например, в рассказе "Мастер" герой, увидев храм 16 века и восхищённый его красотой и изяществом, характеризует его как "сказку".

Но более всего в этом плане интересны сами сказки В. Шукшина, которые он вставляет в текст реалистических произведений. При этом сказки могут быть как прозаические по форме, так и поэтические. Особенно значительное место они занимают в романе о Степане Разине "Я пришёл дать вам волю". Обратимся к сказочным включениям в романе, которых восемь: сказку рассказывает Степан Разин, а также любимец атамана старый казак по прозвищу Стырь, и митрополит; некоторые песни, которые поют казаки, воспринимаются как героические и трагические сказки ("На восходе было солнца красного", "Как во полюшке, во полянушке", "не великий там огонюшек горит").

Степан Разин рассказывает сказку, которая не имеет конца и которая прерывает сказку одного из его ближайших сподвижников - Стыря. В результате возникает своеобразный диалог, в котором главенствует вопрос Разина "Что делать?":

"- Я от тебе одну сказку скажу, - заговорил Стырь. - Сказывал мне её мой дед. Жил на свете один добрый человек…

Степан встал, начал ходить в раздумье.

Посеял тот человек пашеницу… Да. Посеял и ждёт. Пашеница растёт. Да так податливо растёт - любо глядеть. Выйдет человек вечером на межу, глянет - сердце петухом поёт. Подходит страда…

Я твою сказку знаю, дед, - прервал Степан. - Слушай, какую я тебе сказку скажу. - Он трезво и серьёзно посмотрел на стариков.

А ну. Я люблю сказки. Больше всего про чертей: отчаянные, мать их! А ну - сказку? - оживился Стырь.

Жили на свете тоже добрые люди… Хорошо жили, вольно. Делали, что хотели. А потом им сказали: "Больше вам воли нету". И стали их всяко теснить. И жизнь их стала плохая - Степан посмотрел на стариков, невольно усмехнулся, видя, как озадачил он их своей притчей.

И вся сказка?

Что этим людям делать? - весело и значительно спросил Степан.

Кто тебе такую сказку сказал, - поинтересовался Стырь.

Один человек. Я теперь вас спрашиваю им быть-то как?

Вот спроси того человека: он знает, как быть. Кто затевает такие сказки, то и должен знать, как быть. Припрёт, так отгадаешь, как быть.

Хорошая сказка, - в раздумье молвил Поп. Жалко конца не знаешь.

Вот думаю: какой бы ей конец придумать? Славный надо конец" (Шукшин, 1975, т. 2, 362).

Обе сказки и казака Стыря и Степана Разина о хорошем, которое под воздействием злой силы может стать плохим. Так выросшая хорошая пшеница на полях и ещё не сжатая и не переложенная в закрома хозяина ещё не означает сытый год для него. Поэтому Степан Разин и обрывает сказку Стыря словами: "Её конец я знаю". Степан переносит идею сказки из материальной области в духовную - хорошие свободные люди остались в результате насилия без воли. Ему важно в придуманной им сказке, которая похожа не быль, а именно, те обстоятельства, в которых оказались донские казаки - разинцы, поставить вопрос: "что делать?" перед народом. Но народ не знает, как решить этот вопрос, потому Стырь и отвечает Степану: "Спроси у того человека, который рассказывал тебе эту сказку, как быть. Он знает, что сказка придумана самим Разиным, который потому и говорит: "нужно придумать славный конец". Он придумает его: пойдёт войной против астраханского наместника, князя Прозоровского и князя Львова, которые решили "прижать" донских казаков, едущих из Персии с огромными богатствами и шлют в Москву царю Алексею Михайловичу на них доносы. Почему же Степан Разин решает свой сложный вопрос в форме сказки, а не отвечает на него прямо?

А.М. Горький во вступительной статье к книге "Тысяча и одна ночь" писал: "В сказках, прежде всего, поучительна "выдумка" - изумительная способность нашей мысли заглядывать далеко вперёд факта… Я думаю, что именно фантазия и выдумка создала и воспитала тоже одно из удивительных качеств человека - интуицию, то есть "домысел", который приходит на помощь исследователю природы" (Горький, 128). Домысел, фантазия в сказках строятся, как правило, на совершенно определённой, основанной на действительности почве. Ю.М. Соколов писал: "Сказка только на первый взгляд уводит слушателя из реального повседневного современного мира в мир фантастический, сверхъестественный мир нитей, связывающих сказку и волнениями близкой своей земной жизни" (Прозаические жанры, 8).

Эта близость сказки к реальной жизни, её понятность и доступность народу и определяет то, что в самый трудный момент Степан Разин обращается к ней. Он ищет с помощью сказки поддержки у народа. Сказка Степана Разина имеет своё продолжение, в котором содержится ответ на вопрос атамана. Ночью Степан у реки встречает молодого казака Назара, который вдруг увидел густой синий свет и сидящую на ветке Синюю птицу, символизирующую в народном восприятии счастье. По преданию увидевший её должен загадать желание, но загадать ни тот, ни другой не успевают - птица улетает. В романе это воспринимается как невозможность счастливого исхода задуманного атаманом дела.

Ещё одну сказку-притчу в романе рассказывает казакам митрополит, цель которой он объясняет так: "А скажу я вам притчу мудрёную, а сердце ваше христолюбивое подскажет вам разгадку: можно ли забывать церкву господню! И как надо, помня господа бога, всегда думать про церкву его святую, ибо сказано: "кесарево - кесарю, богово - богу" (Шукшин, 1975, т. 2, 378).

Это притча о том, как бог послал трёх ангелов спросить у людей: "знает ли о боге и божьем имени?" притча двучастна. Вначале ангелы пришли ко двору богатого Хавана. Они долго стояли, очень устали и "руками трудились белыми, от собак обороняясь". "Вышла к ним Елена, знатная госпожа. И вынесла Елена обгоревый краюх хлеба, что месили в пятницу, в субботу в печь сажали, а в воскресенье вынули… Елена не дала, а бросила его башмаком с ноги правыя: Вот вам, убогие! Какой это бог у вас, что прокормить не может своих слуг при себе, а шлёт их ко мне. У меня мой бог на дому, сотворил мне мой бог дворы, свинцом крытые, и столы серебряны, много скота и имения".

Во второй части ангелы пришли к Степану Разину со словами: "Послушай-ка, брат Степан, удели, ради бога, чего-нибудь". И тот отдал им всё, что у него было - ягнёнка, самого дорого, что было у него.

Возвратились ангелы к господу и рассказали обо всём. И тогда господь приказал: "На дворе богатого Хавана сделайте болотное озеро, схватите Елену, повяжите к каменью нечестивых дьяволов, пусть её возят по муке, как лодочку по морю".

Заканчивает митрополит притчу вопросом: "Ну, поняли хоть?" Но вот как понимают притчу казаки, видно из их разноголосья:

"- Утопили? - спросил Стырь. - Это как же так? Ай-яй!

Карахтерный бог-то, промолвил дед Любим, которого история с ягнёночком растрогала. - А ягнёночка небось зажарили?"

Такой оборот заставил митрополита злиться и удивляться. Он вступает в диалог с казаками.

"- Подумайте, подумайте, казаки, за что бог Елену-то наказал, - сказал он терпеливо. - В чём молитва-то наша богу? Заслуга-то…

В ягнёночке? - догадался простодушный дед Любим.

да пошто в ягнёночке-то?! - вышел из терпения митрополит. - Ягнёночек - это здесь для притчи сказано. Вы вот добро-то спускаете где ни попади - пропиваете, а ни один дьявол не догадался из вас церкви господней склад сделать. Только бы брюхо усладить. А душу-то… О спасении-то надо подумать? Совсем ведь от церкви отбились…" (Шукшин, 1975, т. 2, 380).

С. Аверинцев рассматривает притчу как "универсальное явление мирового фольклора и литературного творчества", отличающееся тяготением к глубинной премудрости религиозного или моралистического характера" (ЛЭС, 306).

Митрополит рассказывает притчу с определённой целью: воззвать к очищению души казаков с одной стороны, а с другой - получить от них часть награбленного в Персии в пользу церкви - пожертвовать на её нужды. Мысль об очищении души звучит как предчувствие трагического события, в которое будут скоро ввергнуты казаки. И непонимание ими притчи, рассказанной митрополитом, символизирует неведение ими того, что их ожидает. Пройдёт немного времени, и другой служитель церкви скажет Степану: "Ты богат теперя… На богомолье в Соловки к Зосиме ходил… Дай на храмы" На что ему Разин ответил: "Шиш! Кто в Москве на Козаков наушничает?! Кто перед боярами стелится? Вы, кабаны жирные. Сгинь, с глаз моих, жеребец!.. У царя просите. А то - на меня же ему жалитесь и у меня же на храмы просите. Прочь с глаз долой!" (Шукшин, 1975, т. 2, 488).

Сказки и притчи рассказывают и в другом романе В. Шукшина - "Любавины". Бедный мужик рассказывает богатому Емельяну Спиридоновичу Любавину сказку про "загадочного мужичка", который предсказал деревне "страшный мор" и тотчас пропал. При этом рассказчик придаёт истории реальные черты, включая в современную обстановку: "Ну, едет (свояк), стало быть. Попадается на дороге старичок. Бородка беленькая, сам небольшой… с меня ростом. И шибко грустный. "Подвези, - говорит, - меня, мужичок, маленько". "Садись, дедушка". Сел старичок. Ну, едут себе… И тут видит свояк: лежит на дороге куль. Соскочил с телеги, подошёл к этому кулю, посмотрел: пшеница. Да крупная такая пшеница - зерно к зерну. Обрадовался, конечно. Хотел поднять, а не может… Что ты будешь делать? Крикнул старичку: иди, мол, подсоби поднять, я не могу один. Старичок негромко так засмеялся и говорит: "Не поднять тебе его никогда, мужичок. Ведь это я хлеб ваш… Видишь: будет он сперва большой, рясный, а потом сгорит всё. И мор будет страшный". Сказал так и пропал. Нет ни старичка, ни куля. Свояк оробел. Подхлестнул лошадёнку - и скорей в деревню… А уж к зиме и начался у них мор. Валил старого и малого" (Шукшин, 1975, т. 2, 131).

По сути эта сказка - притча, начатая рассказом старого казака Стыря в романе "Я пришёл дать вам волю" и прерванная Степаном Разиным словами: "Конец мне известен". То, что эту сказку-притчу рассказывают и знают люди разных исторических эпох, свидетельствует о том, что подобные сказки были любимы и желанны, так как отражали нужды и чаяния нелёгкого бытия народа. Но в разные эпохи они осмысливались по-разному. Сказка, которую рассказывает бедный крестьянин Попов в период коллективизации, заканчивается столкновением социального характера:

"- К чему ты это рассказываешь? - спросил хмурый Емельян Спиридонович. История тронула его.

К тому, что душа тоже как человек бывает, - ответил Сергей Фёдорович. - В образе.

А чего это давеча про рай сказал? - спросил он. - Каких туда не пускают?

Богатых.

Почему?

Потому что они… иксплотаторы. И должны за это гореть на вечном огне…

А ты в рай пойдёшь?

А я в рай. Мне больше некуда.

Спиридонович потянул вожжи.

Тпру. Слазь.

Чего ты?

Слазь! Пройдись пешком. В раю будешь - наездишься вволю. Нечего с грешниками вместе сидеть. - Серые глаза Емельяновича были холодны, как осенняя стылая вода.

Но в огне тебе всё равно гореть, - сказал Сергей Фёдорович. - Буду проходить мимо - подкину в твой костёр полена два.

Я тебя, козла вонючего, самого в костёр затяну" (Шукшин, 1975, т. 2, 132).

Таким образом, включение сказок, притчей или сказовых элементов в эпические произведения потребовалось В. Шукшину для выявления типологии героев, более углублённого воссоздания бытовой или социально-исторической обстановки, включая и нравственный уровень персонажа. В то же время введение этого фольклорного пласта ориентировало творчество писателя на сближение с наиболее доступными народу культурными традициями - устного народного творчества.

1.3 Художественные особенности повести-сказки "Точка зрения" и сказки "До третьих петухов"


Василий Шукшин не был писателем-сказочником. По всей вероятности, обратиться к жанру сказки его подтолкнул тот опыт, который он приобрёл в процессе творчества, и те распадающиеся социально-исторические и национальные условия, которые прослеживались им особенно в деревне на уровне духовном.

Им были написаны две сказки - повесть-сказка "Точка зрения" и "До третьих петухов: сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума". Обе были опубликованы в 1974 г. - первая за два месяца до смерти писателя, вторая - спустя три месяца после его трагического ухода в журнале "Звезда". Первой он дал подзаголовок: "опыт современной сказки", вторая имела вначале заголовок: "Ванька, смотри!" (комментарии в кн.: Шукшин, 2006, 444). Эти произведения, сохраняя во многом черты устного народного творчества, отличаются остротой современной проблематики, так как в них отражены актуальные проблемы духовно-нравственного характера нашего времени. Этим и определяется главная суть литературной (авторской) сказки, выражающей, в первую очередь, взгляд на мир, присущий конкретному писателю, а не всему народу, хотя внешне народная сказка и литературная могут быть похожи.

В критике сказки В. Шукшина получили разную оценку. Так, "До третьих петухов" воспринимается и оценивается критикой как глубокая по своей нравственно-философской проблематике сатирическая сказка. Например, Л. Ершов отмечает, что в ней "не быт, а бытие в центре авторского внимания. Нравственно-философский нерв обнажён и пульсирует особенно интенсивно. Обобщение в сказке вырастает до высокого символа в духе щедринской традиции" (Ершов, 260). Столь высокая оценка в том же аспекте сатиры принадлежит и В. Коробову: "Это высшего порядка сатира - глубоко философская и социальная" (Коробов, 180). И лишь некоторые критики вынесли этим сказкам совокупную оценку, как например Л. Аннинский: "Точка зрения" - формально изощрённая, но ординарная по мысли", что же касается "До третьих петухов" это странная, неровная, причудливая, полная школьных аллегорий, пронизанная глубокой философской болью, потрясающая сказка" (Аннинский, 123).

Сказку "Точка зрения" упоминает в своих воспоминаниях М. Ульянов: писатель собирался переделать её в пьесу и дать для постановки театру. Однако первоначальный вариант его не удовлетворял, и он собирался написать новый (О Шукшине, 313). В то же время В. Шукшин предполагал по этой сказке поставить со временем фильм. В одном из своих интервью писатель утверждал: "Я надеюсь осуществить постановку по собственному сценарию, который условно называется "Точка зрения". Это будет одноимённая сказка-притча" (О Шукшине, 144). Она посвящена нравственным и философским проблемам.

Место действия её, как это и принято в сказках, не определено точно: "в некотором царстве, в некотором государстве". Время действия тоже не определено, но, судя по предметам квартирной обстановки, куда попадают герои, по тем вопросам, которые задаются и как они решаются - мы ощущаем наше время. Неопределенны и собственные имена и фамилии героев - они обобщены: Оптимист и Пессимист. Конфликт начинает развиваться в самом начале, исходя из постоянного спора между героями. Один утверждает, что в жизни всё мрачно и не интересно, что хороших людей не существует - их выдумывают писатели. Другой - Оптимист - смотрит на жизнь иначе: для него не существует ни невзгод, ни трудностей жизни или их можно легко преодолеть. Чтобы разрешить свой спор, они обращаются к Мудрецу, который направляет их в дом девушки, у которой вечером должно произойти сватовство. По предложению Мудреца каждый из них должен описать то, что он там увидит.

По своей композиции сказка имеет 2 части: вступление (зачин) и заключение. В первой части сватовство невесты, да и она сама просматриваются в негативном свете. В традиционную обрядовую речь сразу вторгается истинная цель сватовства: "Ну вот, значит: у вас, мы слыхали, товар залежался, а у нас купец вот дурью мучается… Вопчем, надо их окрутить, и дело с концом. Как вы насчёт жилплощади?" (Шукшин, 2006, 12). Дальше действие развивается стремительно, а многоголосье набирает силу:

"- Это вы не туда попали! - отрезала Мать Невесты.

Как? - Отец Жениха посмотрел на сына; тот сделал ему знак рукой: "Туда. Она просто поломаться хочет". - Нет, мы туда попали. Мы "не туда" никогда не попадаем.

Может, и туда, но товар у нас не залежался, - пояснила обиженным тоном Мать Невесты. - У нас в роду этого не было…

Тут не выдержала невеста.

Мама, ну чего ты? Прям-то, как эта… Это же обряд такой, - сказала она.

А ты молчи! - прикрикнула на неё Мать. - Прижми хвост и помалкивай. Без тебя как-нибудь разберёмся" (Шукшин, 2006, 12).

А далее Отец начинает присматриваться к мебели, а Жених высказывает недовольство "выражениями" будущей тёще. Обстановка накаляется до решительного конфликта, грозящего вылиться в потасовку.

Жених "не вытерпел и сказал:

Я дико извиняюсь, но вы, мамаша, тоже неправильно выражаетесь. Вы, например, сказали: "Прижми хвост". Я не согласен.

Мать Невесты приятно изумилась.

Скажите, какой заступник выискался! Она пока ещё моя дочь - как хочу, так и говорю с ней. Вот когда она будет твоя жена, тогда можешь мне затыкать рот.

Жених не почувствовал в словах будущей тёщи доброго отношения к себе, глупо упёрся.

А я не согласен! Надо тоже выбирать выражения. Я вам тоже могу сказать: "Закройте поддувало". Вы тоже будете не согласны…

Нет, почему, - сказал Отец Невесты, - я просто за такие слова и в лоб дам разок, и всё…

Папаша, - сказала она [Невеста] радостно, - он же перво-разрядник по боксу. У него же удар - двести пятьдесят кило.

Отец Невесты прикусил язык" (Шукшин, 2006, 13-14).

В процессе такого сватовства каждый стремится не решить "вопрос", ради которого затевается сватовство, а как можно больше оскорбить друг друга. Жених получает неоднократное прозвище "дурака", Отец Невесты, в свою очередь, "окрещивается" Женихом "глухарём", зашедший Сосед - "заразой" и т.д. В процессе разговора выясняются пикантные факты. Отец Невесты страдает алкогольными запоями, да так, что у него потом совершенно "отшибает память": "Проснёшься утром и думаешь: Что же вчерась было?" - признаётся он. Дедушка Невесты, "душевный человек", "уж так пил… Один две поллитры усиживал. Придёт, бывало, еле на ногах стоит, а сам всё улыбается… Любили его все. Так от запоя и помер, сердешный" (Шукшин, 2006, 19). И даже Сосед, Тимошка Соколов, так напивается, что "бегает с топором и бьёт подряд стёкла". Что же касается Матери Невесты, то уровень её "интеллекта" определяется "добродушной" оценкой её дочери: "Папа у нас, как напьётся, так берёт песенник и поёт все песни подряд. И все на один мотив… мама его ругает матом, а он себе поёт" (там же).

Вся речь действующих лиц первой части сказки, воспринятой сквозь "чёрные очки" Пессимистом, постоянно перемежается жаргонными оборотами и вульгаризмами: "клюкнул с дружками в кафе", "зазнался, сука", "пошёл к чёрту", "закройте поддувало", "в лоб дам", "прижми хвост", "ты что, чокнулся" и т.д.

Во второй части сказки меняется тон. Приход Жениха и сватовство сопровождается приятным обхождением с налётом сентиментальности. Начало встречи уже предвещает иное развитие сюжета, чем предыдущее:

"Отец Невесты: - Вечер добрый!

Мать невесты: - добро пожаловать!

Дед: - К нашему шалашу!

Извините, что в такой поздний час, - заговорил Отец Жениха. - Но дело, как говорят, не терпит отлагательств.

Пожалуйста! - воскликнул Отец Невесты. - Какие могут быть разговоры? Присаживайтесь с нами.

Спасибо за приглашение: мы только что отужинали - и сразу сюда" (Шукшин, 2006, 26).

Когда родители Невесты узнают, зачем пожаловали гости - они ведут себя прилично в рамках положенного в таких случаях этикета: "Отец Невесты очень удивился, а Мать невесты не удивилась, но она тоже была заметно взволнована. А Дед улыбался хорошей стариковской улыбкой - хитрой и доброй. Невеста опустила глаза долу" (там же). В этом поведении чувствуется застенчивость Невесты, её покорность и расположенность старших к дорогим гостям, что очень напоминает традиционный этикет 19 века, а может быть и ранее.

А далее в разговоре выясняется совершенное неведение Отца Невесты жизни своей дочери, его абсолютная зашоренность от нужд и забот родителя и мужа: "Ах, стрекоза!.. А я-то, знаю. Я-то думаю, что она у нас всё ещё девочка, а она вон что!.. Почему ты мне не сказала, что у тебя есть молодой человек и что вы хотите пожениться? Почему? Неужели я консерватор какой-нибудь?" Ответ Невесты и дочери воспринимается в духе "сентиментальных романов минувших веков": "Папуля, мне было как-то стыдно об этом говорить. Я просто не знаю… Я знала, что вы не консерватор, и всё равно… Мне и сейчас ужасно стыдно, товарищи… Просто не знаю" (Шукшин, 2006, 26).

Все действующие лица, воспринимаемые Оптимистом, демонстрируют свой интеллект и творческую активность, выставляют напоказ свою современность. Дед Невесты пишет мемуары. Жених - роман "Три товарища" - "в пику" Ремарку и Хемингуэю, а также много рассуждает о семье и браке, делая, на его взгляд, открытие: "современная молодая семья не может существовать без взаимопонимания и дружбы (Шукшин, 2006, 30). Свою заботу о молодой семье он проявляет своеобразно - протестом против публикации о разводах в газетах. "В самом деле, - возмущается он, - вы пришли с работы, приняли ванну, поужинали и ложитесь на диван. У вас отличное настроение. Вы берёте газету и начинаете её просматривать. Всё хорошо. И вдруг: "Марья Иванна Загогулькина… возбуждает дело о расторжении брака…".

Все громко засмеялись.

Смешно? - спросил Жених. - Нет, грустно!!! Ты лежишь, тебе тепло, у тебя отличное настроение, а где-то плачет в пепел семейного счастья эта самая Загогулькина Марья Иванна…

Никто не смеётся.

Где-то пропадает хороший человек Загогулькин. Пропадает только потому, что вовремя не досмотрели, не проявили заботу!" (Шукшин, 2006, 31).

Все соглашаются с Женихом, что нужно бороться с "равнодушными", которые не заметили, как распадаются браки.

В итоге все проявляют заботу обо всех, но не о себе: забота о себе воспринимается как эгоизм, недостойный порядочного человека. Поэтому острый конфликт в этой части сказки возникает с ответом Жениха на вопрос Деда о том, как он представляет материальную сторону брака. Жених отвечает: "Ну, во-первых, у нас будет две комнаты, два телевизора… Кроме того - папа мне покупает подержанную "Победу". Такая меркантильность вызывает всеобщее возмущение. Отец Невесты кричит: "Так вот вы какой оказывается… В этом мире вас интересует только "Победа". Вон!" На это Невеста: "Я присоединяюсь, папа". Потребовалось много объяснений и покаяние, чтобы Жених взял свои слова обратно. Со словами "я осознал, товарищи, мне ужасно обидно", он выбегает, не попрощавшись. А вдогонку Дед ему говорит сурово: "Ничего, у него есть ещё время стать настоящим человеком. Помогите ему, не оставляйте сегодня его одного" (Шукшин, 2006, 35).

В этих двух позициях, в противоположных отношениях к жизни Оптимиста и Пессимиста, В. Шукшин показал вред и опасность двух крайностей - огульного очернительства жизни, беспросветного пессимизма и беспочвенного оптимизма, своеобразной "маниловщины". И та и другая позиция жизни им отвергается, как не жизнеспособные.

Известно, что по жанровому своеобразию сказки делятся на несколько разновидностей. Так, В.Я. Пропп выделяется "сказки волшебные, комулятивные, о животных, о людях и т.д." (Пропп, 1986, 50). В.Е. Гусев считал общепринятым деление сказок "на а) сказки о животных, б) волшебные сказки (чудесные, фантастические) и в) бытовые (или новеллистические, реалистические)" (Гусев, 125). Исходя из этой классификации, сказки В. Шукшина можно отнести: "Точку зрения" - к бытовым, "До третьих петухов" - более всего к волшебным.

Итак, что же даёт возможность отнести к волшебным его сказку "До третьих петухов"?

Во-первых, главный герой в ней - Иван, типичный персонаж для волшебных сказок, наделённый замечательными качествами характера, но в начале "для рельефности" представляется глупым, совершающим отрицательные поступки. За это его не любят. Но наступает момент, когда герой значительно меняется: он легко решает сложные задачи, побеждает своих врагов и получает богатство в награду, а в придачу красу-девицу. И В. Шукшин видел глубокие национальные истоки такого героя: "Есть на Руси ещё один тип человека, в котором время, правда времени вопиет так же неистово, как в гении, так же нетерпеливо как в талантливом, так же потаённо и неистребимо, как в мыслящем и умном… Человек этот - дурачок" (цит. по Горн, 215).

Во-вторых, в волшебных сказках значительное место занимают женские образы - Мария Моревна, Василиса Премудрая, царевна Несмеяна и др. Каждой из них наряду с женственностью присущи неиссякаемая активность, незаурядная смекалка и невиданная сила и т.д. В-третьих, присутствуют традиционные волшебные предметы такие, как "скатерть-самобранка", "ковёр-самолет", "шапка-невидимка", "волшеб-ный гребень" и т.п.

Все эти образы, предметы и элементы в сказке В.Шукшина "До третьих петухов" есть. Однако все они приобретают особое переосмысление. И сюжет авторской сказки необычен.

Ночью в библиотеке оживают герои книг, сходят с книжных полок и начинают вести диалоги и вступать в действия. Действующими лицами являются Бедная Лиза, Онегин, Обломов, Акакий Акакиевич, Чацкий, Илья Муромец, Иван-дурак, донской атаман и др. Бедная Лиза предлагает изгнать Ивана-дурака из "своих рядов", а если его оставить, то он должен достать у Мудреца справку, что он - не дурак. Иван-дурак отправляется в путь, встречает Бабу-Ягу и её дочь, Змея Горыныча, доброго Медведя, чертей всех видов и т.д. Баба-Яга пытается оставить Ивана у себя работником (строить коттедж), и, когда он отказывается, сажает его в печь. Но в печи он не горит, а только смеётся оттого, что "хорошо погрелся"; его пытается съесть Змей Горыныч, но благодаря своей находчивости Иван остаётся жив. В сказке есть и царевна Несмеяна, страдающая от скуки. Но она - скорее персонаж негативный. Что же касается Баба Яги, Змея Горыныча, - они не меняют свою сказочную оценку, сохраняя те же черты, что и в народных сказках: хитрость, коварство, жадность, вероломство. Есть в сказке В. Шукшина и эпизод сражения со злом, и уничтожение его: казак-рубаха побеждает трёхголового Змея Горыныча. Есть и пронырливые черти, которых Иван сумел обхитрить.

Эта сказка В.Шукшина не только нравоучительна, она очень своевременна и актуальна. В самом её начале, в зачине, автор совмещает два времени: классический 19 век с его высокими интеллектуальными нравами и духовными запросами, и современный прагматический 20 век. Несовместимость их чувствуется - в речи "библиотекарши" и восприятии её классическими персонажами:

"- Да нет, - говорила библиотекарша, - Я думаю, это пшено. Он же козёл… Пойдёт лучше потопчемся. А? Нет, ну он же козёл. Мы потопчемся, так? Потом пойдём к Владику… Я знаю, что он баран, но у него "Грюндик" - посидим... Тюлень тоже придёт, потом этот будет… филин-то… Да я знаю, что они все козлы, но надо же как-то расстрелять время!..

Ничего не понимаю, - тихо сказал некто в цилиндре - не то Онегин, не то Чацкий - своему соседу, тяжёлому помещику, похоже Обломову. Обломов улыбнулся.

В зоопарк собираются.

Почему все козлы-то?

Ну… видно, ирония. Хорошенькая. А?

Господин в цилиндре поморщился.

Вульгаритэ" " (Шукшин, 2006, 103).

После ухода библиотекарши вступает в свои права многоголосый "хор" персонажей, которые никак не могут решить, что делать с Иваном-дураком. Предложение Бедной Лизы: пусть достанет справку у Мудреца, что он не дурак, вызывает у некоторых протест. Но самый резкой - у Ильи Муромца. Он становится защитником Ивана. "Не ходи, Ваньки. Чушь какую-то выдумали - справку… Кто это со справкой выскочил? Лизка? Ты чего, девка? С ума сошла", - возмущается Илья. Но страсти накаляются. И в результате достигают своего апогея:

"- Айда на Волгу! - кликнул атаман. - Хоть погуляем.

Сиди, - сердито сказал Обломов. - Гуляка… Всё бы гулять, всё бы им гулять! Дело надо делать, а не гулять.

А-а-а, - вдруг зловеще-тихо протянул атаман, - вот кохо я искал-то всю жизнь. Вот кохо мине надоть-то… - и потащил из ножен саблю. - Вот кому я счас крови-то пущу…

Все повскакали с мест…

Акакий Акакиевич птицей взлетел на свою полку. Бедная Лиза присела в ужасе и закрылась сарафаном… Онегин судорожно заряжал со ствола дуэльный пистолет, а Илья Муромец смеялся и говорил:

О-о, забегали?! Забегали, черти драповые?!

Обломов загородился от казака стулом и кричал ему надрываясь:

Да ты, спроси историков литературы! Ты спроси!.. Я же хороший был! Я только лодырь беспросветный… Но я же безвредный!

А вот похлядим, - говорил казак, - похлядим, какой ты хороший: хороших моя сабля не секёть" (Шукшин, 2006, 107).

То есть полемика выходить за границы отправки Ивана и в результате выясняется характер и особенности каждого персонажа - горячность и стремление к воле и бунту у казака, трусливость Обломова, смелость и трезвость взгляда Муромца и т.д.

Но в итоге Илья Муромец спасти положение не в силах и Ивану приходится "идти туда, не зная куда". На прощанье он говорит Ивану: "Иди, Ванька, ничего не сделаешь… Вишь, какие они все… учёные. Иди и помни: в огне тебе не гореть, в воде не тонуть… А за остальное не ручаюсь… Иди смело - я буду про тебя думать. Где тебя пристигнёт беда… Где тебя задумают погубить, я крикну: "Ванька, смотри!" (Шукшин, 2006, 109).

Элемент сказки здесь сохранён - герою в его несчастье всегда кто-то обещает помогать своей чудодейственной силой. Однако возникают и некоторые изменения, не свойственные сказкам: в сказочном мире, когда герой идёт искать свою суженную или обещает её освободить от власти злой силы, он расположен к ней, а у Шукшина всё иначе. На прощание Бедная Лиза говорит Ивану: "Придёшь со справкой, я за тебя замуж выйду", на что Иван ей отвечает: "Я лучше царевну какую-нибудь стрену". В глубине души Иван догадывается о глупости и вздорности характера Бедной Лизы.

"Путь-дорога" Ивана описана в традиционном духе фольклорной сказки: здесь есть и огромное пространство пройденного пути, и "волшебный пенёк", на котором он отдыхает, есть и "последний момент", когда герой не знает, что ему дальше делать: "Шёл он, шёл - пришёл к лесу. А куда дальше идти, вовсе не знает. Сел на пенёк, закручинился… Видит - огонёк светится. Подходит ближе - стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие" (там же). Первый, кто встречается Ивану на его пути, - баба Яга.

Как и в традиционных сказках у Яги имеется метла, на которой она летает, а вот её характер выявляется в разговоре с Иваном. Выявляется её хитрость и лесть, когда она расспрашивает Ивана о том, куда и зачем он идёт. А далее она спрашивает: "А ты как дурак-то - совсем, что ли, дурак?.. или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмёт - крикнешь: у, дурак! Я вот на дочь иной раз как заору: у, дура такая! А какая же она дура? Она у меня вон какая умная. Может, и с тобой такая история; привыкли люди: дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только бесхитростный. А?" (Шукшин, 2006, 110).

У В. Шукшина Иван-дурак по сути такой же как и в сказочной традиции - оказывается хитрее и сообразительнее бабы Яги и понял цель её льстивого разговора:

"- Не пойму ты куда клонишь-то?

Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я, как только тебя увидела, сразу подумала: "Ох, и талантливый парень!" Или ты полностью поверил, что ты - дурак?

Ничего я не поверил! - сердито сказал Иван. - Как это я про себя поверю, что я - дурак?

А я тебе чего говорю? Вот люди, а?.. Ты строительством когда-нибудь занимался?" (там же).

Баба яга предлагает Ивану "быть при ней" работником, строить "каттеджик", а после окончания быть истопником и иметь в подвале комнату: "Тепло, тихо, никакой заботушки" - обещает она ему. Иван отказывается на неё "горб гнуть". В ответ баба Яга бросила Ивана зажаривать в печь. Но Илья Муромец заговорил его от огня и в печи Иван только смеётся.

Приключения Ивана продолжились, и в них он проявляет большую находчивость. Приезжает дочка Яги с женихом Змеем Горынычем. А Иван из печки ещё больше смеётся. И причину своего хохота он объясняет так: усы у дочки Яги будут мешать ей жить с мужем. "Когда замуж-то выйдешь… Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: "Чёрт те что: солдат не солдат, и баба не баба". И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами!.. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то ещё возьмёт да голову откусит со зла… А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: "Мама, а что это у тебя?" А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: "Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами!" Легко будет ребёнку?.. Ни у кого нету мамки с усами, а у него - с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет, он зальётся слезами и пойдёт домой…к усатой маме" (Шукшин, 2006, 112-114). Такие доводы Ивана заставляют дочь Яги согласиться на всё, чтобы извести усы. Иван-дурак у Шукшина как тонкий психолог знает, как подействовать на злые силы. Дочка бабы Яги стала упрашивать Ивана сделать "смесь", чтоб извести усы и он соглашается. Иван устраивает им "весёлую вечеринку", на которой вместе с Горынычем и Ягой пляшет и поёт завораживающие их песни ("Хасбулат удалой", "Мы сидели вдвоём", "Ах, вы сени, мои сени" и др.) Он очаровывает Змея, и тот выносит его в окно "со скоростью звука" на огромное расстояние от владений бабы Яги.

В сказке В. Шукшина сохранено и традиционное сказочное число три. Вторым на пути Ивана-дурака встречается Медведь, которому он рассказывает о цели своего странствия и о встрече с бабой Ягой, на что Медведь замечает: "нашёл к кому в гости ходить". В свою очередь Медведь рассказывает Ивану о своей беде - о том, как хорошо он жил в монастыре, где была большая пасека, да пришли черти и "обложили весь монастырь" - теперь там охрана, которую они пытаются развратить, чтоб завладеть святыми местами и насадить свои нравы.

Рассказ Медведя сориентирован на современную обстановку - разложение "духовной энергии" народа, что очень волновало писателя. На вопрос Ивана: "А чего хотят-то черти?", Медведь отвечает: "Хотят внутрь пройти, а там стража. Вот они и оглушают их, стражников-то, бабёнок всяких ряженых подпускают, вино наливают - сбивают с толку. Такой тарарам навели на округу - завязывай глаза и беги. Страсть что творится, пропадает живая душа. Я вот курить возле их научился… - медведь достал пачку сигарет и закурил. - Нет житья никакого… Подумал, подумал - нет, думаю, надо уходить, а то вино научусь пить. Или в цирк пойду. Раза два напивался уж… Медведицу избил… льва в лесу искал… Стыд головушке! Нет, думаю, надо уходить. Вот - иду" (Шукшин, 2006, 123). Медведь предупреждает Ивана, что черти очень злые и коварные, и с ними надо "поаккуратнее", так как они "ещё хуже Горыныча". Для Медведя черти - "чесотка мировая", которая "не хочет жить на болоте, а хочет в кельях".

Ну вот Иван приходит к месту назначения - к чертям, так как только через них можно проникнуть к Мудрецу. Что же он видит перед собой? Черти у В. Шукшина нетрадиционные, они наделены всеми современными пороками. Более того, они в облике людей. В сказках же черти обычно с рожками и копытцами, покрытые шерстью, как, например, у Н.В. Гоголя в "Ночи под Рождество". У шукшинских чертей от традиционных остались только копытца. Описание их происходит в тот момент, когда черти устали "после бурного шабаша": "Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытцами ленивую чечётку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты… Один жонглировал черепами. Двое в углу учились стоять на голове. Группа чертей, расстелив на земле газеты, сидела вокруг коньяка и закуски - выпивали. А четверо - три музыканта с гитарами и девица - стояли прямо перед стражником: девица красиво пела "Очи чёрные". Гитаристы не менее красиво аккомпанировали ей. И сама-то девица очень даже красивая, на красивых копытцах, в красивых штанах… Однако стражник спокойно смотрел на неё - почему-то не волновался. Он даже снисходительно улыбался в усы" (Шукшин, 2006, 124).

Иван-дурак входит в доверие к чертям и располагает их к себе. Он обещает им помочь проникнуть в монастырь, если они помогут ему увидеть Мудреца и получить у него справку, что он умный. Что же предпринимает Иван для достижения цели? Он просит чертей найти анкетные данные стражника (где родился, кто родители) и далее вместе с чертями "грянул": "По диким степям Забайкалья". Об уровне исполнения автор говорит так: "звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу". А дальше растроганному стражнику поднесли огромную чару. "Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и запел:

"Отец твой давно уж в могиле,

Сырою землёю зарыт.

А брат твой давно уж в Сибири -

Давно кандалами гремит".

Стражник поднял голову и сказал "страдальческим голосом. - Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"!.. Пропади всё пропадом, гори всё синим огнём! Дай вина!" (Шукшин, 2006, 128). А в пустые ворота монастыря вошли черти.

В результате Иван-дурак не без помощи чертей, проявляя не только находчивость, но и силу отбирает у Мудреца печать. В то же время старик Мудрец оказывается не без греха, и мудрости у него немного (он влюблён в Несмеяну, но, чтобы её расположить, он должен её рассмешить. Для этого привлекает Ивана, который смешит девицу тем, что обнаруживает у Мудреца одиннадцатое ребро и при этом все смеются над незадачливым влюблённым). Писатель противопоставляет Ивана-дурака Мудрецу, и в этом противостоянии дурак оказывается не только умнее Мудреца, но достойнее. Так, Мудрец безропотно и трусливо позволяет смеяться над собой, Иван же, почувствовав, как Змей Горыныч унижает его, заставляя плясать и петь ему в угоду, уходить с мыслью отомстить за своё унижение. В конце на помощь Ивану приходит казачий атаман, который в единоборстве рубит все три головы Змею Горынычу. "Но, пожалуй, пострашней змея будет Мудрец", - считает критик В. Коробов. "Горыныч, как не старайся, образину свою скрыть не может, из-за этого его даже "свои" - Яга с дочерью - боятся. Мудрец же благообразен, в обращении обходителен, сердится, ножками топает и то не без изящества. Тем труднее разглядеть его истинное лицо" (Коробов, 182). Критик приоткрывает истинное лицо этого персонажа: "не мудрый, но и не дурак", привыкший при отсутствии знаний играть в мудреца, "пускать пыль в глаза, витийствовать", употреблять заумные словечки и обороты. "Живется ему легко и уютно, совесть не мучит, атрофировалась за ненадобностью, а интересы давно сосредоточились на чревоугодничестве и сладострастии... Мудрец - мещанин в высшей степени, он загнил в своём паразитизме" (Коробов, 183).

Финал сказки В. Шукшина содержит поучительную мысль: Иван возвращается к себе домой - в библиотеку. Ему все рады и спрашивают, добыл ли он справку. Иван отвечает: "Не справку, а целую печать". Илья Муромец долго рассматривает её и вдруг спрашивает: "А чего с ней делать? И зачем было посылать человека в такую даль?" На этот вопрос ему никто не отвечает. И как только вскоре после возвращения Ивана прокричали третьи петухи, все герои сказки стали на свои места на книжных полках.

Анализируя "До третьих петухов" с точки зрения поэтики литературной сказки, М.Н. Липовецкий отмечает, что "пародируется и сама сказка", хотя "с пародией на сказку у Шукшина сочетается бережное глубокое внимание к традиции волшебной сказки". "В сущности, сказочное видение мира предстаёт в повести Шукшина в двух "ликах" - пародийно-осовремененном и подлинном, древнем" (Липовецкий, 129). И в этой связи критик обстоятельно рассматривает через призму пародии структуру сюжета, мотив "пути-дороги" и испытания Ивана, восходящие к древнему обряду инициации. "Причём Шукшин не просто возрождает, парадоксально заостряя, лежащую в основе волшебной сказки ситуацию испытания - здесь это испытание нравственного чувства порядками мира, кичащегося своей безнравственностью" (Липовецкий, 132). В отличие от традиционной сказки, где финал чётко расставляет позиции и определяет победу добра над злом, в финале сказки "До третьих петухов" нет завершения конфликта. Поэтому М. Липовецкий ставит проблему об обновлении сказочной жанровой модели В. Шукшиным, который в своём произведении дал "характерный пример жанровой многослойности в современной литературной сказке. "Память" волшебной сказки здесь обновляется жанровым потенциалом современной социально-психологической повести, который не только "размыкает" сюжет, трансформирует каноническую систему образов, но и вносит психологизм: герой сказки в итоге оказывается намного шире своей традиционной "роли", он находится в постоянном внутреннем движении и претерпевает значительную эволюцию". Поучительность сказки В. Шукшина в отрицании и осуждении бессмысленности цели жизненного пути, на который человека провоцирует окружающая его среда. В лучших народных сказках герой подвергается испытаниям, чтобы спасти свою возлюбленную, попавшую к злому волшебнику, или спасти свою жизнь и т.п. То есть ради высшей и благородной цели (порой герой подвергался испытаниям из-за алчности или жестокости того, от кого он зависел). Но в сказке В. Шукшина героя посылают за справкой "просто так" - по прихоти Бедной Лизы (эпитет "бедная" у Шукшина приобретает оценочный оттенок "ограниченности" и бездумности). Бедную Лизу поддерживает, не думая о последствиях её окружение. В то же время сюжет "пути-дороги", в который включён Иван, позволяет автору обозреть современные нравы и обычаи, которые хорошо просматриваются в сказочные персонажах. По справедливой оценке критика В. Горна "в сказке Шукшина выражена тревога за чистоту души современного человека. Недаром Иван думает о том, как дальше жить, как соколят вырастить - благородных, чистых и гордых. Сказка несёт в себе протест против всякой лжи, против всякой лжи, против забвения национальной культуры. В ней утверждается народная правда" (Горн, 219).

Заключение


. Обращение В. Шукшина к сказкам, сказочным элементам обусловлено самими особенностями его художественного мира, в котором преобладает народное мироощущение. Именно этим объясняется то, что в его рассказы и особенно романы введены не только сказочные элементы, но и сказки в целостной, законченной форме и притчи, например, в романе "Я пришёл вам дать волю" (сказки о посеянной пшенице, о народной воле, о предстоящем голоде). В них отражены самые актуальные, насущные вопросы, переживаемые героями в определённый период времени. Сама художественная форма сказки позволяла наиболее доступно и глубоко прочувствовать не только рассказчику, но и слушателям происходящее или ожидаемое событие. Как правило, сказка включается в диалоги персонажей, в то время как сказочные элементы - зачины, формулы обращения, оповещения и пространства-времени, концовки - зачастую входят в авторскую речь, как например, "жил-был в селе Чебровка некто Сёмка Рысь", или "дело было так", "была в их селе девка Марья"; или "стали они с Валей жить-поживать" и т.п. В то же время введение сказки в эпическое произведение потребовалось В. Шукшину для выявления типологии героев, их характеров и состояний, а также для более углублённого воссоздания бытийной и социально-исторической обстановки.

. Непосредственное обращение В. Шукшина к жанру сказки ограничивается двумя произведениям: "Точка зрения" и "До третьих петухов: сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума". Эти произведения, сохраняя во многом черты устного народного творчества, отличаются остротой современной проблематики, так как в них отражены актуальные проблемы духовно-нравственного характера нашего времени. Этим и определяется главная суть литературной (авторской) сказки, выражающей, в первую очередь, взгляд на мир, присущий конкретному писателю, а не всему народу, хотя внешне народная сказка и литературная могут быть похожи. Исходя из классификации В.Я. Проппа, а также В.Е. Гусева, сказки В. Шукшина можно отнести: "Точку зрения" - к бытовым, "До третьих петухов" - более всего к волшебным. Хотя обе несомненно созданы в традициях современной сатиры.

. Первая "повесть-сказка" наиболее отступает от традиционной сказки, особенно однотипностью героев и местом действия - всё происходит в пределах квартиры невесты, куда приходят её сватать и в процессе сватовства выясняются характеры, уровень духовности и нравственности. Вторая сказка выдержана в традициях жанра устного народного творчества: сюжет сводится к "долгой дороге", где главного героя Ивана-дурака встречает баба Яга, Змей Горыныч, Медведь, черти и т.д. все герои оставляют за собой устойчивые черты из сказок - баба Яга - коварство, жадность, лесть и т.п., Змей Горыныч - силу и жёсткость, черти - вероломство и изворотливость. В то же время Иван-дурак проявляет исключительную находчивость, достоинство и, казалось бы, из самых сложных и безвыходных положений выходит победителем. Между тем, В. Шукшин в свои сказки, особенно "До третьих петухов" вносит дыхание своего времени. Сатира и пародийность, свойственные сказкам В. Шукшина, отмечаются многими критиками, но обычно говорят о пародийности убогих стереотипов сознания современного обывателя (от молоденькой библиотекарши до чиновного Мудреца), но М.Н. Липовецкий отмечает пародирование иного рода: "пародируется и сама сказка", хотя "с пародией на сказку у Шукшина сочетается бережное глубокое внимание к традиции волшебной сказки" (Липовецкий, 128). "Шукшин, - отмечает критик, - не просто возрождает, парадоксально заостряя, лежащую в основе волшебной сказки ситуацию испытания - здесь это испытание нравственного чувства порядками мира, кичащегося своей безнравственностью" (Липовецкий, 132).

. Его сказки, отличающиеся глубоким юмором и богатством языка, отражают тревогу писателя в результате падения духовно-нравственного уровня в современном обществе за чистоту души человека. Сказки несут в себе протест против всякой лжи, против забвения национальной культуры. В них утверждается народная правда.


Список использованной литературы


Произведения:

. Шукшин В. Сочинения. В 2-х томах - М., 1975.

. Шукшин В. Избранное. - М., 2000.

. Шукшин В. Калина красная. - М., 2006.

Критическая литература:

. Аннинский Л.А. Путь писателя // О Шукшине. Сб. статей. - М., 1979.

. Апухтина В.А. Проза В.М. Шукшина. - М., 1986.

. Горн В. Характеры Василия Шукшина. - Барнаул, 1981.

. Горький М. О литературе. - М., 1992.

. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. - Л., 1977.

. Ершов Л. Правда и нравственность. Своеобразие сатиры В. Шукшина // Л. Ершов Память и время. - М., 1984.

. Залыгин С. Герой в кирзовых сапогах // В. Шукшин. Избранные произведения. - М., 1975.

. Карпова В.М. Талантливая жизнь: Шукшин-прозаик. - М., 1988.

. Коробов В.И. Василий Шукшин. - М., 1988.

. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки. - Екатеринбург, 1991.

. Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987. [ЛЭС]

. Митин Г. Монолог о правде - "Новый мир", 1980, №9.

. Овчаренко А. От Горького до Шукшина. - М., 1979.

. О Шукшине. Сб. статей. - М., 1979.

. Померанцева Э.В. Судьбы русской сказки. - М., 1965.

. Прозаические жанры русского фольклора. - М., 1983

. Пропп В.Я. Морфология сказки. Изд. 2-е. - Л., 1968.

. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. - М., 1986.

. Роговер Е.С. Русская литература ХХ в. - М., 2003.

. Сердюченко В. Надёжность традиции. - "Новый мир", 1982, №9.

. Сигов В. Ещё не пели третьи петухи: Русская идея Василия Шукшина. - "Литературная газета", 28.VII - 3.VIII.1999, №29-30.

. Черносвитов Е.В. Пройти по краю: Василий Шукшин: мысли о жизни, смерти и бессмертии. - М., 1989.

. Черняк М. Современная русская литература. - М., 2004.

. Шукшин В. О нашем наследии. - "Молодая гвардия", 1974, №2.

. Шукшин В. Нравственность есть правда - М., 1979.


ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ РОССИИ Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Таганрогский государственный п

Больше работ по теме:

КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]

Скачать реферат © 2017 | Пользовательское соглашение

Скачать      Реферат

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ