Проблема менталитета русской культуры в современной научной литературе

 

Введение

менталитет научный русский культура

Менталитет является важным феноменом культуры, и проявляется в различных сферах существования народа. Именно в нем заключается вся уникальность образа жизни, мышления, а так же психологического склада характера, которые формируются на протяжении сотен лет. Находясь в постоянном взаимодействии с окружающей средой, менталитет, с одной стороны испытывает ее постоянное влияние, с другой способствует адаптации к ней. В виду этого, на лицо необходимость понимания, сохранения и рационального использования столь сложного культурного явления. Важность исследования данного вопроса диктуется и необходимостью развития цивилизованного общества. Так же это необходимо для воспитания человека, не только как гражданина, в социологическом смысле этого слова, но и как гармоничного представителя своей культуры, не травмированного потерей самоидентичности. Изучение менталитета особенно важно в современных условиях, когда процесс глобализации проявляет себя достаточно агрессивно, угрожая размыванием уникальности той или иной культуры.

Понимание менталитета русской культуры для нас, сегодня, особенно актуально. Многие исторические процессы XX века социально-политические и духовные революции, утверждение технократии, гипертрофированное восприятие западной культуры - гибельно повлияли на характер самооценки российской личности, конца XX - начала XXI вв. Это привело к глубокому мировоззренческому кризису в российском обществе. И будущее в такой ситуации выглядит весьма неопределенным.

В формировании путей способных обеспечить гармоничное развитие в будущем необходимо учитывать все специфические особенности нашего общества, которые отражены в его менталитете.

Объектом данного исследования является проблема менталитета русской культуры в современной научной литературе. Предметом - современные концепции и работы авторов, занимающихся изучением данного вопроса.

Цель работы - рассмотреть и охарактеризовать специфику развития менталитета русской культуры на основе различных материалов, представленных в работах исследователей, которые занимаются его изучением. Для этого необходимо решить ряд задач:

1.выделить современную научную литературу по интересующему вопросу;

2.выявить специфику различных подходов к изучению менталитета;

3.определить характерные черты менталитета русской культуры;

4.выявить на основе представленных материалов специфические стороны менталитета русской культуры в условиях современного периода.

В виду обширности темы метод исследования построен на использовании различных подходов в изучении поставленного вопроса.

Таким образом, посредством последовательного описания трудов, посвященных исследованию менталитета, происходит осуществление задач поставленных в данной работе.

Новизна данной работы заключается в том, что в ней предложена классификация направлений изучения менталитета на основе современных источников, что позволяет работать с культурными процессами в непосредственной временной близости.



1.Понятие «менталитет» в исторических науках


Так как эволюция понятийного аппарата термина менталитет не является для данной работы ключевой, мы не будем прибегать к ее описанию. Но, тем не менее, следует рассмотреть эволюцию данного термина в отечественной гуманитарной науке.

Большой вклад в изучение ментальности, в современном для нас понимании, внесли представители «Школы анналов» («Новой исторической школы»), которые подразумевали под ней устойчивые неподвижные структуры духовной жизни. Ученые Гелемика, Руше Майера («Менталитет и идеология» в журнале «Социология». Берлин, 1967.), Мандру, Дюби, Шпранделя, выделяли не объективную, а ценностную сторону познания мира. Дюби писал в работе «История ментальностей», что история как наука с самого начала стремилась стать психологической, ориентируясь не на вмешательство сверхъестественных сил, провинциализм, а на мышление и поведение реальных людей, исторических личностей.

Менталитет открывался, как некая структура, которая существует, как бы помимо нас и которая определяет наше суждение о мире. Это совокупность базовых понятий человека об его отношении к Богу и миру. Но это не логические, а восходящие к подсознанию установки, регулирующие развертывание мыслей и чувств человека. В «Философском словаре» менталитет определяется как «комплекс мнений и предрассудков». К менталитету мы относим привычки, верования, особенности восприятия действительности, нормы поведения. В большом энциклопедическом словаре менталитет - совокупность умственных привычек, характерных для общности, верований, психических установок, манер поведения, мышления, суждения.

Р. Мандру («Введение в историю человека Нового времени» (1960), «Магистраты и колдуны. XVII век» (1968)). Вместе с Л. Февром он выпустил труд «Цивилизации и ментальности». Мандру тесно связывал ментальность с поведением, установками, выражающими коллективное мироощущение и апеллировал к коллективному бессознательному.

Особая роль в разработке проблемы менталитета принадлежит М. Блоку и Л. Февру. Февр был убежден, что человек изменяется в мировидении, в свих ощущениях, глубинах своей физической жизни. Он выделял роль психофизиологических факторов. При этом представители «Нового историзма» были уверены, что изучение ментальности требует междисциплинарного подхода.

Историю ментальности изучали и в Германии. Одни немецкие мыслители рассматривают ментальность, как совокупность представлений, способов поведения, реакций, которые не являются отрефлексированными (Г. Телленбах). Другие, видят в менталитете групповые представления и способы поведения (Р. Шпрандель), ценностные и познавательные коды (Э. Шулин). Некоторые возводят ментальность к структурам коллективного объяснения действительности (Вернер). Есть мнение, что ментальность - это механизм психологических реакций и базовых представлений социальных групп, т.е. эмоциональных идей и поведения (Граус).

Часто в Германии понятие менталитета соотносится с понятием формы жизни (lebens forme), под которым понимают способы социального поведения, укорененные в исторической традиции, или, как у Фихтенау, порядки жизни - единство формы существования.

Таким образом, понятие менталитета тесно связано с понятием деятельности. Ближе всего менталитет стоит к поведенческим структурам, а не к идеям. Он укоренен в архетипических структурах бессознательного, проявляет себя в поведенческо-деятельностной сфере.

Попытки определения понятия менталитет предпринимались и в отечественной науке. Хотя следует отметить, что главным образом наши исследователи опирались на опыт их зарубежных предшественников.

Ярким представителем ментальных исследований в России является А.Я. Гуревич. В предисловии к книге М. Блока «Апология истории» он пишет: «Этим ёмким и непереводимым однозначно на русский язык словом французские историки обозначают то умонастроение, то умственные способности, то психологию, то склад ума, а может быть, весь тот комплекс представлений о мире, при посредстве которых человеческое сознание в каждую данную эпоху перерабатывает в упорядоченную картину мира хаотичный разнородный поток восприятий и впечатлений». В таком смысле французское mentalite приближается к русскому мировидение. Но не отождествляется с ним.

На сегодня отечественные мыслители все-таки основываются в данном вопросе на положениях зарубежных исследователей, особенно школы «Анналов». Пушкарев объясняет это существующей на сегодняшний день в российской историографической науке отсталостью от Запада в теоретическом плане культурологии.

Менталитет является специфической стороной культуры - глубинной, неочевидной, существующей относительно самостоятельно от ее идейно-образных форм, созданных профессионалами, творческими личностями.

Но, не смотря на отсутствие термина менталитет, а так же школ изучавших это явление, существовали исследования и понятия близкие по своему характеру к данной проблеме. Долгое время обозначаемое понятием "ментальность" явление с переменным успехом называлось синонимами и словосочетаниями, такими как мировоззрение, национальный характер, душа народа, этническая психика, и т.д. Подобные употребления можно встретить и сегодня. Безусловно, подобная «замена» обуславливалась отсутствием самого термина, который утвердился, в современном понимании, лишь в начале XX-го века, а в отечественной литературе, намного позже (80 - 90-е гг.). Но важно отметить, что в настоящее время эти «приравненные определения» не равнозначны.

Дубов И.Г. в своей статье «Феномен менталитета: психологический анализ» отмечает, что даже на западе понятие менталитет («mentality») не имеет достаточной научной проработки.

Отечественные же авторы сходятся на том, что менталитет - это некая интегральная характеристика людей, живущих в конкретной культуре, которая позволяет описать своеобразие видения этими людьми окружающего мира и объяснить специфику их реагирования на него. Так же, по его мнению, они склонны определять этим словом «совокупность представлений, воззрений, «чувствований» общности людей определенной эпохи, географической области и социальной среды, особый психологический уклад общества, влияющий на исторические и социальные процессы». Но подобный подход сводит все к массовому сознанию.

Он пишет что менталитет, будучи явлением умственного порядка, вовсе не идентичен общественному сознанию. Менталитет характеризует лишь специфику этого сознания относительно общественного сознания других групп людей, причем, как правило, речь идет о таких больших группах, как этнос, нация или, по крайней мере, социальный слой. Необходимо также отметить, что осознаваемые элементы менталитета тесно связаны с областью бессознательного (а может быть, и базируются на ней), понимаемого применительно к указанным общностям как коллективное бессознательное».

Не устраивает его и отождествление этого термина с понятием «национальный характер». Как сочетание устойчивых личностных черт представителей конкретного этноса или как доминирующие в данном обществе ценности и установки, национальный характер, становится лишь частью менталитета, который раскрывается через систему взглядов, оценок, норм и умонастроений, основывающихся на имеющихся в данном обществе знаниях и верованиях и задающую вместе с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного иерархию ценностей, а значит, и характерные для представителей данной общности убеждения, идеалы, склонности, интересы и другие социальные установки, отличающие указанную общность от других.

По его мнению, для того чтобы разграничить указанные понятия, следует назвать те психологические феномены, в которых менталитет репрезентируется и которые необходимо изучать для его всестороннего описания.

Он указывает: менталитет наиболее отчетливо проявляется в типичном поведении представителей данной культуры, выражаясь прежде всего в стереотипах поведения, к которым тесно примыкают стереотипы принятия решений, означающие на деле выбор одной из поведенческих альтернатив. Здесь следует выделить те стандартные формы социального поведения, которые заимствованы из прошлого и называются традициями и обычаями.

Не стоит забывать, и тот факт, что серьезную проработку проблема национального (а именно русского) характера получила в выполненных на рубеже XIX и XX вв. трудах ученых, (прежде всего Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, Г. П. Федотова и других), стремившихся философски осмыслить природу человеческого духа в контексте отношений человека с Богом и государством. Ни кто из них не сталкивался с понятием ментальности, по крайней мере в современном понимании, но при этом они оставили не мало интересного материала по данной теме. Они, как и современные исследователи обращаются не просто к проявленным в истории примерам поведения, а затрагивают те скрытые от человеческого сознания образы, которые влияют на его поведенческую сторону. Ориентируя свое внимание на архаических пластах народного сознания, они верно показывают, что эти сокрытые от собственного осознания силы колоссально определяют весь национальный характер, который как айсберг, лишь частично, поверхностно открывается перед наблюдателем в свете тех или иных качеств.

Еще одно из заменяющих определений «менталитета» - «общественная мысль» и близкое к нему понятие идеология. Как отмечает по этому поводу Пушкарев Л.Н.: «Термин (общественная мысль) появился в России довольно поздно. Его первым употребил Добролюбов Н.А. в 1860г. в статье «Когда же придет настоящий день?», в которой он говорит о состоянии общественной мысли и нравственности России. В СССР работал специальный семинар, изучавший явления общественной мысли. Но и по сей день понятие «общественная мысль» трактуется по разному». И, далее, ссылаясь на школу «Анналов», Пушкарев говорит о том, что зарубежные ученые, ни в коем случае, не приравнивают менталитет к идеологии и, к каким-либо, теоретическим формам общественного сознания, но, и не рассматривают менталитет, как чисто психологическое явление, ибо психология имеет дело не с понятийной восприимчивостью.

К тому же Пушкарев отделяет и понятие духовный мир. Ибо это своеобразный итог, результат духовной деятельности человека. Менталитет же - постоянное действующее активное начало в его деятельности, это феномен не только стимулирующий эту деятельность, но и нередко определяющий поведение человека и его отношение к этому миру.

Но как было отмечено - менталитет не идеология, не теория, не художественное творчество как таковые, но коллективные представления, социально-психологические формы (эмоции, темперамент, восприимчивость, чувствительность и т.д.), истоки которых восходят к психогенетической природе исторически определенных общностей, коллективов, какими они были выкованы природно-географической средой (климат, ландшафт, природные предпосылки хозяйствования и др.), экономической и политической историей, неожиданными поворотами исторической судьбы - всем тем, что в конечном итоге стереотипизирует поведение и существующие на его основе типологически своеобразные ментальные формы.

Неуместность сведения категории менталитет к идеологии и, каким-либо другим, мыслительным установкам подчеркивал и А.Я. Гуревич: «Менталитет, способ видения мира, отнюдь не идентичен идеологии, имеющей дело с продуманными системами мысли, и во многом, может быть в главном, остается непрорефлектированной и логически не выявленной. Ментальность - не философские, научные или эстетические системы, а тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отвлечена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания…».

В ходе историографических исследований, нельзя не обратить внимание на то, что практически никто из ученых не разграничивал понятия "менталитет" и "ментальность", используя для этого такие слова из западноевропейских языков, как "mentality" (английский язык), "mentaleté" (французский язык), "Mentalitat" (немецкий язык). Такая ситуация наблюдается и в современной отечественной и зарубежной науке.

Некоторые авторы, высказываются категорически против того, чтобы "плодить сущности без надобности". Так, И.Г. Дубов в статье "Феномен менталитета: психологический анализ" прямо пишет, что солидарен с мнением тех, кто считает ментальность и менталитет синонимами. Крупный украинский историк Р.А. Додонов, также отмечает, что в современной отечественной научной литературе употребляются одновременно два понятия: "ментальность" и "менталитет", которые не имеют между собой существенного различия, а являются переводом с различных иностранных языков. Именно: английское mentality переводится как ментальность, немецкое mentalitat переводится как менталитет.

По его мнению, вычленение нового научного термина и особенно философской категории предполагает значительную степень развитости описываемого этим термином (категорией) явления. Разделение же понятий менталитет и ментальность в сегодняшних условиях, когда нет окончательной ясности по поводу природы и содержания данного феномена, в условиях описываемого ниже многообразия подходов и мнений едва ли правомерно. Это дело будущего, когда появится потребность в более тонких и гибких когнитивных инструментариях, когда за ментальностью окончательно укрепится статус социально-философской категории, а обозначать она будет вполне конкретное явление и ничего более.

Но есть исследователи которые предпринимали попытки установить содержание и соотношение терминов "менталитет" и "ментальность".

О.Г. Усенко, предложивший определять ментальность как универсальную способность индивидуальной психики хранить в себе типические инвариантные структуры, в которых проявляется принадлежность индивида к определенному социуму и времени. Свое конкретно-историческое воплощение ментальность находит во множестве менталитетов различных эпох и народов. Иными словами, если следовать логике автора, то индивидуальная ментальность, по сути дела, растворяется в социальном менталитете, что представляется не совсем реальным отражением действительности.

В рамках социологического подхода попытался конкретизировать дефиниции "менталитет" и "ментальность" В.В. Козловский. Ученый на основе анализа этимологии слова "менталитет" предложил достаточно традиционное определение для этой категории как способа, типа мышления, склада ума. Эти характеристики проявляются в познавательном, эмоциональном, волевом процессах и в особенностях поведения, дополняемых системой ценностных установок, присущих большинству представителей конкретной социальной общности. Менталитет, по его мнению, выражает упорядоченность ментальности и определяет стереотипное отношение к окружающему миру, обеспечивает возможность адаптации к внешним условиям и корректирует выбор альтернатив социального поведения. В свою очередь, ментальность, с одной стороны, - это способ повседневного воспроизводства, сохранения привычного уклада жизни и деятельности. С другой стороны, она представляет собой качество или группу свойств, а также совокупность когнитивных, аффективных и поведенческих характеристик мышления индивида или группы. Однако в таком подходе присутствуют определенные методологические и логические противоречия. Во-первых, В.В. Козловский указывает на то, что оба явления, "менталитет" и "ментальность", связаны с особенностями индивидуального и группового мышления. Само мышление характеризуется такими специфичными, хотя и взаимосвязанными чертами, как набор свойств, качеств, особый тип, способ мыслительной деятельности. Во-вторых, по мнению ученого, ментальность не является психическим состоянием, а представляет собой социокультурный феномен. Однако он отмечает, что она есть не что иное, как результат индивидуального психосоциального развития и интерперсонального взаимодействия, что явно имеет противоречие с вышеизложенным выводом автора.

В то же время В.В. Козловский вполне справедливо указал на наличие диалектической взаимосвязи между феноменами менталитет и ментальность. Однако общий вывод исследователя о том, что менталитет и ментальность - "это многомерный феномен человеческого восприятия, представления, отношения и действия, который может быть описан в разных аспектах", размывает границы этих дефиниций настолько, что они практически сливаются друг с другом и теряют свою содержательную специфику.

Другой исследователь, Л.Н. Пушкарев, пришел к выводу, что менталитет имеет всеобщее, общечеловеческое значение (подобно таким категориям, как "мышление", "сознание"), в то время как "ментальность" можно отнести к различным социальным стратам и историческим периодам. Свои выводы историк сделал на основе того, что с помощью суффикса "-ность" от основ имен прилагательных образуются, как правило, существительные, обозначающие признак, отвлеченный от предмета, а также качество либо состояние. Поэтому, по его мнению, "ментальность" можно рассматривать как признак мыслящего человека, характерный для данного лица (коллектива) в конкретное время.

В определенном смысле сходную точку зрения высказали Е.А. Ануфриев и Л.В. Лесная, которые отметили, что "в отличие от менталитета под ментальностью следует понимать частичное, аспектное проявление менталитета не столько в умонастроении субъекта, сколько в его деятельности, связанной или вытекающей из менталитета … в обычной жизни чаще всего приходится иметь дело с ментальностью …, хотя для теоретического анализа важнее менталитет".

Соотнесение ментальности и менталитета как части и целого, дабы разрешить сложившееся терминологическое противоречие предложил Д.В. Полежаев По его мнению, ментальность личности можно определить как глубинный уровень индивидуального сознания, как устойчивую систему жизненных установок. Она отражает неповторимое, многообразное, динамичное в духовном мире и деятельности индивида, в то время как в категории "менталитет" фиксируется духовность общества в целом, прежде всего его идеологические принципы, вытекающие из особенностей социально-политической организации.

Таким образом, обзор основных подходов к рассмотрению категорий "менталитет" и "ментальность" показал, что исследователи достаточно обоснованно указывают на раздельную, но взаимосвязанную систему данных явлений. В то же время, в силу недостаточной философско-методологической разработанности проблемы, предложенные учеными подходы к дифференциации этих понятий не позволяют в полной мере установить специфику их содержания.

В данной работе, будем стараться придерживаться идеи, предложенной профессором В.А. Щученко разделявшего данные категории следующим образом: «понятие «менталитет» имеет единственное число и выражает обще-понятийный, категориальный аспект. Как, например, абстрактное понятие материи. Менталитет - это абстракция, дающая общий угол зрения.

Понятие «ментальность» используется и во множественном числе. Термин выражает конкретное, историческое качество. Понятие «менталитет» обозначает, таким образом, совокупность некоторых относительно устойчивых характеристик, в то время как понятие «ментальность» несет в себе указание на изменчивость ментальных характеристик, мало подвижного «ментального ядра».

Переходя от общего анализа проблемы исследования менталитета, к исследованию менталитета русской культуры, необходимо отметить, тот факт, что, не смотря на существование многих работ затрагивающих эту тему, все равно отсутствует целостное понимание картины, так как, обычно, они затрагивают некую отдельную сторону всего интересующего нас объекта. В связи с этим встает необходимость создания целостного научного знания.



2. Отражение особенностей формирования русского менталитета в современной научной литературе


.1 Экологический подход в изучении менталитета русской культуры


Экологический подход нацелен на изучение развития менталитета того или иного народа в зависимости от окружающих его внешних факторов. Важно учитывать природно-географическое положение, затрагивающее особенности ландшафта, качество почв, количество и качество природных ресурсов на территории распространения народа. Климат, характеризующийся определенным погодным режимом местности. Геополитическое положение, через изучение которого определяются «соседство» и взаимодействие с другими культурами.

В формировании менталитета того или иного этноса, нации весьма значимую роль играют природно-географические факторы. Разные географические регионы имеют свои природно-климатические условия. Соответственно они по разному воздействуют и на жизнь народов, развивающихся на их территории, способствуя тем самым разнообразию и уникальности различных культур. Они оказывают влияние на характер и темпы развития человеческого общества во всех его сферах, формируют психологический тип, быт того или иного народа, обычаи, и тем самым, менталитет. Исходя из этого, можно отметить, что анализ влияния тех географических и природно-климатических условий, в которых жил русский человек, являются одним из ключевых моментов в исследовании менталитета русской культуры.

К этой теме обращались многие мыслители России: еще у Ломоносова, в его социально-политических идеях, и даже у Екатерины II, в приказе Уложенной комиссии, можно встретить идеи о значении природных условий на условия быта и жизни народа. Основное положение о влиянии природы на жизнь русского народа заключается в том, что русский человек находился в весьма неблагоприятных условиях существования. Так Ключевский, в тексте «К методологии русской истории», отмечал, что условия жизни убедили русского, что «надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и в пору убраться с поля, а за тем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжении вынужденного осеннего и зимнего безделья».

Следует отметить и заслуги русского историка Иловайского Д.И., писавшего о том, что жизнь в суровых климатических условиях Севера, где трудно «промыслить пропитание», организовать свой «общественный быт», защитить себя от «врагов внешних и внутренних» и вообще выжить, - наложила отпечаток на духовное самобытие народа, на выработку таких ярко выраженных качеств как изобретательность, трудолюбие, терпение и твердость.

Из природно-климатических, географических условий представители евразийства (Савицкий, Трубецкой, Карсавин) выводили объяснение и быта русского народа и его тяги к духовному. По их мнению, необозримая евразийская территория, с ее лишь мыслимыми границами, с психологической необратимостью, обеспечивала тягу сознания к абсолютному в процессе мышления, к вынужденной масштабности и неконкретности. Необходимость практического «стяжания» географических просторов в единой функционирующий механизм в свою очередь предопределяла принципиально необходимую форму коллективного хозяйствования на территории Евразии - зоны критически рискованного, а потому требующего коллективных усилий земледелия. Предельно большие государственные величины в сочетании с конечностью и ограниченностью самого индивида вырабатывали тип особой мыслительной архитектоники - мышление большими категориями, за которыми нередко забываются отдельные моменты жизненно необходимой конкретики.

Идею о том, что определенные природные условия, формируют определенный тип национального характера (ментальности) можно найти и у И.А. Ильина в его книге «Наши задачи». Говоря о природных особенностях окружавших русского человека, он отмечает: «Всякий другой народ, будучи в географическом и историческом положении русского народа, был бы вынужден идти тем же путем, хотя ни один из этих народов, наверное, не проявил бы ни такого благодушия, ни такого терпения, ни такой братской терпимости, какие были проявлены на протяжении тысячелетнего развития русским народом».

К сожалению, в настоящее время, после продолжительного застоя в отечественных историографических науках, не многие современные исследователи обращаются к вопросу о влиянии окружающей среды на формирование менталитета русского человека. В связи с этим, современные исследования, рассматривающие менталитет русской культуры в данном ключе, пока не многочисленны. Одним из современных представителей подобного подхода является Л.В. Милов. В своих работах «Хозяйствование на земле - основа крестьянского мировосприятия», «Великорусский пахарь: особенности российского исторического процесса», он рассматривает влияние природы на формирование мировоззрения, уклада жизни русского крестьянина.

Именно крестьянство, всегда составлявшее большую часть населения России, и вместе с тем являвшегося главным носителем традиционной народной культуры, становится в его работах основным источником для анализа российского менталитета.

В статье «Хозяйствование на земле - основа крестьянского мировосприятия» А.В. Гордон отмечал: «В глазах крестьянина земледелие есть не просто занятие или средство получение дохода, а образ жизни: признак, характеризующий крестьянина как человеческий тип». Из этого видно, на сколько жизнь крестьянина привязана к земле в ее планетарном понимании, со всеми ее природными, климатическими, географическими особенностями. Но русская культура, костяк которой, на протяжении всей ее истории составляло крестьянство, развивалась в весьма сложных условиях.

Восточно-Европейской равнина, на территории которой русская культура и зарождалась, климатически представляла собой зону с суровыми неблагоприятными для сельскохозяйственной деятельности условиями. Как показывает Л.В. Милов, главной особенностью территории исторического ядра Российского государства, с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ». Так называемый «беспашенный период», то есть сезон, в который не производятся земледельческие работы, был равен семи месяцам. Таким образом, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге средняя продолжительность пашенных работ была около 100 рабочих дней. При этом на территории, где происходило расселение великорусского этноса, господствовали малоплодородные и неплодородные почвы, которые требовали как минимум тщательной и многократной обработки полей. Для этого было необходимо огромное количество времени, а именно его у русского крестьянина и не было. Перед русским крестьянством вставала задача не просто получения продукта самообеспечения, но, так же необходимость достаточно запастись им на продолжительный период времени, в течении которого получение его было невозможно. При этом часть запаса предназначалась для использования в следующий сев. То есть, требовалось получить достаточно большое количество продукта за короткий промежуток времени. В связи с этим возникает необходимость кратковременного, но колоссального напряжения. Скоротечность рабочего сезона земледельческих работ, требующая почти круглосуточной тяжелой и быстрой физической работы, за многие столетия сформировала русское крестьянство как народ, обладающий не только трудолюбием, но и быстротой в работе, способностью к наивысшему напряжению физических и моральных сил. К тому же, подобные условия, формировали в русском человеке сметливость, сообразительность и, может быть, хитрость, как способ повышения производительности труда. При этом, в виду невысокой продуктивности от земледельческих работ, возникала своеобразная обратная реакция русского крестьянина, подмеченная В.К. Трофимовым, а именно, русские жили в состоянии резко ограниченных возможностей, что приводило к привыканию довольствоваться малым.

Но не стоит переоценивать трудолюбие русского крестьянина. Развивавшееся в сложных природных и, связанных с ними, социальных условиях оно имело неоднозначную оценку. Недостаток тщательности, аккуратности в работе, экстенсивный характер земледелия, Милов объясняет постоянным дефицитом времени, недостатком корреляции между качеством земледельческих работ и необходимостью проведения их в короткий промежуток времени. Отсутствие значимого соотношения между мерой трудовых затрат и мерой получаемого урожая в течении многих столетий не могло не создать настроения определенного скепсиса к собственным усилиям, хотя эти настроения затрагивали лишь часть населения. Немалая доля крестьян была в этих условиях подвержена чувству обреченности и становилась от этого отнюдь не проворной и трудолюбивой. Так же он подчеркивает, что, прежде всего это относилось к барщинному крестьянству. О влиянии барщины на крестьянство можно найти и в статье А.В. Гордона: «Барщина оказала разрушительное влияние и во всем культурно-историческом процессе, отучая крестьянина жить своим умом, проявлять предприимчивость, инициативность, хозяйственное начала, нивелируя их, независимо от личных способностей и отношения к труду. Среди крестьян усиливалась невольническая привычка к «отбыванию» труда как наказания, формировалось «безучастное» отношение к самому делу, которое исконно воспринималось их призванием, заключало смысл существования». Барщина провоцировала в сознании крестьянина противопоставление «пахать на себя» и «пахать на барина». Работая на помещика крестьянин старался сберечь свои силы. Одним из способов этого было создание большого количество праздничных дней, в которые работать грех, даже если они приходились на разгар полевого сезона. Но постепенно менялась и психологическая доминанта в отношении к празднику, постепенно приводившей от ритуальной стороны к самодельному пьянству и праздности.

Особенности земледелия, вплотную связанные с природными условиями влияли и на формирование социальных и государственных структур. Милов описывает это следующим образом: «Не смотря ни на какие усилия, русское крестьянство, осваивая бескрайние земельные просторы Восточноевропейской равнины, на каждом этапе развития общества получало в области земледелия уровень урожайности основных земледельческих культур, явно несоизмеримый с громадной массой вложенного труда. В связи с этим развивался и определенный государственный механизм - деспотическое самодержавие, суровость которого была обусловлена необходимостью государства изымать жестоким путем прибавочный продукт у крестьянина, в размерах высоко превышающих то, что он мог бы отдать без ущерба для себя».

Не смотря ни на какие усилия, в области земледелия уровень урожайности основных земледельческих культур, явно несоизмерялся с громадной массой вложенного труда. Это в свою очередь влияло и на уровень социальных отношений.

Сложные жизненные обстоятельства, обусловленные, главным образом, тяжелыми условиями для земледелия, а так же давлением господствующих классов, требовали от крестьянства создания компенсационных механизмов выживания. В итоге<#"justify">Таким образом, при огромной роли общины, и государственной власти формировались определенные ментальные установки в крестьянской среде. Это социальная наивность крестьянского населения. Патриотизм, выражающийся как любовь селянина к центральной власти. Традиционная деятельностно-трудовая замкнутость общины ли, колхоза ли, современного кооператива ли, прежде всего на свой внутренний мир, а уже потом на общество и государство. Так же отмечается стремление к знанию о внешнем мире за пределами своего деревенского бытия и при этом (что важно вообще для российского менталитета) тяга к нравственной адаптации этого внешнего знания, транслируемого слухами, мифами и др. Отмечается ориентация на общность, а не на личность, на гражданина, наделенного неотъемлемыми правами. Стремление к повседневной изобретательности, практическая направленность «склада ума», решение сложнейших задач при минимуме средств. Но при этом иждивенчество и инфантилизм «постоянной» части сельских жителей как на общепринятую норму, что было характерно всегда для сельского мира, позволявшего «трутням» или тем, кто не в состоянии «подняться», жить за счет общины или колхоза. И главное, для крестьянского менталитета характерны установки на бытовое равенство, на круговую поруку, но также такая черта как завистливость.


2.3 Психологический подход в изучении менталитета русской культуры


Исходя из психологической точки зрения, менталитет можно представить, как психический склад человека, сплав его рационального и эмоционального опыта, внутренний синтез сознательных и бессознательных установок человеческой психики. Как отмечает И.Г. Дубов «Относясь к когнитивной сфере личности, менталитет наиболее отчетливо проявляется в типичном поведении представителей данной культуры, выражаясь, прежде всего в стереотипах поведения, к которым тесно примыкают стереотипы принятия решений, означающие на деле выбор одной из поведенческих альтернатив. Здесь следует выделить те стандартные формы социального поведения, которые заимствованы из прошлого и называются традициями и обычаями». То же самое можно обнаружить и в работе К. Касьяновой «О русском национальном характере», в которой менталитет рассматривается, как набор наиболее часто повторяющихся в обществе качеств личности.

В виду того, что на момент написания своей монографии в отечественном гуманитарном знании термин менталитет еще не был достаточно разработан, К. Касьянова использует наиболее распространенное на тот период времени понятие национальный характер.

В своей книге «О русском национальном характере» К. Касьянова характеризует национальный характер, как представление народа о самом себе, что является, безусловно, важным элементом его народного самосознания, его совокупного этнического «Я». И данное представление имеет поистине судьбоносное значение для его истории. «Ведь точно так же, как отдельная личность, народ, в процессе своего развития формируя представление о себе, формирует себя самого и в этом смысле - свое будущее». То есть Касьянова отображает в национальном характере некое личностное начало.

Опираясь на теорию структуры базовой личности, разработанной Кардинерем, Касьянова определяет национальный характер, как набор наиболее часто повторяющихся в обществе качеств личности. При чем не маловажную роль играет, так называемый социальный архетип, который заключается в некоем постоянстве набора предметов и идей, что приводит к относительно типичному постоянству действий. Важная черта социального архетипа - передача его по наследству.

Наиболее важным моментом в работе Касьяновой является ее анализ акцентуированной личности. Данное понятие, происходит из психиатрии, и заключается оно в том, что в каждой личности можно обнаружить склонность, или точнее предрасположенность к определенным психопатологиям.

Здесь она использует идею польского психолога А. Кемпиньски, применившего типы акцентуаций личности к рассмотрению наций. Суть этой идеи заключается в том, что в каждой нации распространен, тот или иной наиболее часто встречаемый тип акцентуированной личности. Каждый народ являет собой как бы акцентуированную личность. Русский тип - это эпилептоид.

Одной из главных особенностей эпилептоида является направленность в себя.

Этот тип, Касьянова характеризует определенными психологическими реакциями: сила воли, целеустремленность, упорядоченность, органичность и терпение перемежаются эмоциональными взрывами; ему свойственны «вязкость» мышления, замедленность, взрывоопасность.

Поведение характеризуется сменой периодов душевного подъема и уныния, активности и пассивности, возбуждения и депрессии, протекающих нерегулярными циклами; между ними могут вторгаться периоды умеренной активности. За исключением того времени, когда депрессия слишком велика, эпилептоид имеет тенденцию быть уступчивым, доброжелательным, великодушным, чувствительным к конкуренции и эмоционально отзывчивым к своему окружению. При этом периоды уныния и депрессии, или, наоборот, душевный подъем и сверхактивность, по существу зависят от неких внутренних факторов, а не являются реакцией на внешние события.

Таким образом, жизнь эпилептоида ритмична и протекает периодами затишья, накопления энергии и наоборот - сильного эмоционального всплеска. Этот всплеск спонтанен и независим от ситуации. В периоды пониженной активности эпилептоид неотзывчив к социальному окружению, апатичен и упрям. Он строит сложные системы целей без учета мыслей окружающих, не смотря на то, что часто такой человек придает группе солидность. Периоды эмоционального возбуждения долго протекают в скрытой форме и подавляются. Но «зарядившись», эпилептоид взрывается бурно и сокрушительно. Он вспоминает все мелкие обиды, буянит. Успокаивается сам.

В общении эпилептоид избирателен по неизменным принципам. Но круг общения он выбирает не по цели, а именно по своим идейным предпочтениям, симпатии и испытывает сильную привязанность к группе. Эпилептоиду свойственно неформальное общение, «разговор по душам», стремление взять максимум от одного, чем понемногу от многих (что отразилось в традиции русского старчества).

Личностный статус в группе эпилептоидов - не официален, не зависит от должности. Даже такое не маловажное для русских понятие «авторитет» опирается на импульсы общественного характера. Репутация включает должность, статус, структурно неоформленные элементы и цели. Так же русской культуре присуще «диффузное общение» - отбор друзей и знакомых по глобальным характеристикам личностей, в отличие от «Конкретного общения», характеризующегося тем, что окружение выбирается себе, с точки зрения полезности, способствования реализации собственных целей. Круг общения, сложившийся на основании принципа диффузности, обладает определенной замкнутостью; эпилептоид не любит "чужаков", не доверяет им.

Особенность «диффузного общения», по Парсонсу, заключается еще и в том, что обычно общества в основе своей имевших диффузию, склонны, в большей степени, заимствовать те или иные достижения из других культур, хотя часто они вносили много важных структурных новаций, которых не было в старых системах. Характерно это и для России (у Парсонса приводится Советский Союз).

Еще одна немаловажная особенность русского человека, как представителя «диффузного типа общения» - открытость души, переплетающуюся с пологанием на коллектив. Связанно это с тем, что в нашем сознании постоянно присутствует надежда на то, что в самый трудный момент коллектив, представляя человека со всех его сторон, проявит сострадание, предоставит помощь, апеллируя к его положительным качествам.

Для эпилептоидного типа характера большую роль играет ритуал. Привычки-ритуалы экономят ему силы, так как создают устойчивость, необходимую для него. Отсюда понятнее становится и значение обрядов в нашей культуре, наличие которых постоянно подчеркивается различными исследователями. Они (обряды) также есть ритуалы, но несравненно более высокого порядка. Их неизменность относительно отдельного человеческого существования придает им необычайную силу и действенность. Именно обряды в нашей культуре (в прошлом, потому что в настоящее время мы фактически не имеем полноценных обрядов, кроме тех, которые сохранила в своем упорном, хотя и несколько обособленном существовании православная Церковь) осуществляли специфическую функцию - предварительной, так сказать, профилактической эмоциональной "разрядки" эпилептоида, по возможности разгружая его от эмоций до того момента, когда наступит переполнение психики и полетят все предохранительные механизмы. Ибо, как мы уже говорили выше, предоставленный самому себе эпилептоид именно до этого всегда и доводит дело. Он терпит и репрессирует себя до последней крайности, пока заряд эмоций не станет в нем настолько сокрушителен, чтобы разнести эти запретительные барьеры. Но тогда уже он действует разрушительно не только на эти барьеры, но и на все вокруг.

Существенную работу психологического анализа ментальности русского народа произвела этнопсихолог С. Лурье в своей статье «В поисках русского национального характера». Как и Касьянова, Лурье использует понятие национальный характер.

В своей работе Лурье прибегает к изучению этнических констант - неизменных элементов, которые скрепляют любую русскую картину мира в любой ее конфигурации, и формируют динамическую схему генерального культурного сценария, который разыгрывается народом в его истории.

Этнические константы - объясняет Лурье - задают ту диспозицию, при которой действие совершается наиболее психологически комфортным для этноса способом. Не имеющие конкретного содержания константы могут быть описаны только как система формальных образов. Прежде всего - это «образ себя», или «образ мы» - т. е. определенное представление субъекта действия о себе, своих возможностях, своих сильных и слабых сторонах, своих намерениях. С образом себя в этнической картине мира почти всегда связывается «образ добра». Затем - «образ источника зла», того препятствия, которое необходимо устранить, чтобы установить желаемое положение вещей. Иногда этот образ конкретизируется в «образ врага». «Образ поля действия» задает ту психологическую структуру пространства, в котором совершается действие. «Образ способа действия» определяет тот метод, которым достигается желаемый результат. «Образ условия действия» формирует представления о том условии, той ситуации, которая необходима, чтобы действие было совершено. Наконец, «образ покровителя» оказывает воздействие на формирование представления о той, внешней по отношению к «мы», силе, которая может помочь в победе над «злом».

Русский «образ-себя» существует как бы в трех ипостасях, считает С. Лурье, но всегда очень связан с образом себя как носителей добра. Эти три ипостаси можно представить следующим образом: 1) хранители возделыватели добра - крестьянская община, созидатели «великих строек» и творцы космических ракет и т. д.; 2) миссионеры-просветители, готовые всегда нести «свет миру», в чем бы он ни заключался (святые, интеллигенция); 3) воины - защитники добра, борцы со «злодеями» и покровители народов, которым зло угрожает.

«Поле действия» мыслится как пространство без границ и препятствий. Какое именно пространство представляется «потенциально русским», определяет доминирующая в данный момент культурная тема. Оно имеет неоднородную, иерархическую ценностную структуру. «Пустое» пространство выступает для русских, прежде всего, пространством колонизации, заполнения этих пустот самими собой, а вот пространство, заполненное другими народами, оценивается в зависимости от возможностей осуществления над ними покровительства. Есть векторы наибольшего притяжения, как в прошлом веке Проливы - Константинополь - Палестина. Выделяются и места, имеющие особое значение в рамках доминирующей в данный момент культурной темы - Иерусалим, Константинополь. Значимыми являются места поселения народов, нуждающихся в защите от чего бы то ни было. Места расселения «злодеев» имеют значение только в контексте защиты от них покровительствуемых народов. Образ врага у русских ситуативен, он определяется не какими-то неотъемлемо присущими ему чертами, а через постановку себя в оппозицию русским. Враг - это тот, от которого надо защищаться, или, в еще большей мере, тот, от кого надо защищать. Условием действия является защита себя и всех своих многочисленных подопечных - покровительство. Любая война истолковывается как оборонительная. Способом действия, при таком условии, является «служение», то есть то, что представляется русским выполнением какого-то нравственного долга перед высшим добром.

Образ покровителя это Бог; сюда же можно добавить образ Богородицы, а так же и других русских святых. Через эти образы передается уверенность в благожелательности, комплиментарности мироздания по отношению к русским.

Лурье отмечает, что этнические константы формируют адаптивно-деятельностную схему, ответственную за успешное выживание народа, а потому очевидно, что такой образ действия должен приносить русским определенные конкурентные преимущества. Система этнических констант - это едва различимая, а чаще всего невидимая основа национального поведения.

Описав этнические константы русского национального характера, Лурье, замечает, что не смотря на общие принципы исполнения «генерального культурного сценария», в основе которого лежит мессианство, российское общество разделенное на народ и государство понимало свои роли по разному. Так, если народ (Лурье делает акцент на крестьянской общине) видел свою роль жить по своему разумению, во многом ориентируясь на человека, то государство видело своей целью служение некоему идеалу, независимо от способов его достижения. В виду этого возникал определенный конфликт, создававшего напряжение в обществе. Преодоление же этого конфликта было возможно благодаря удовлетворявшей всех личности, которой приписывается исключительно высокая ценность. Обычно этой личностью становился правитель.

Через описанные константы С. Лурье отмечает, что на сегодняшний день «русские, как этническая система вступили в полосу тяжелейшего кризиса идентичности, вплоть до беспрецедентной активизации «негативного образа мы». В начале 2000-х годов этот кризис, казалось бы, начал преодолеваться через «путинизацию» страны - активизацию культурных символов, связанных в русской большой традиции с идеей сильного государства. Трудно анализировать этнические и этнопсихологические процессы в сверхкороткие сроки, с точностью до месяцев, но все же есть основания полагать, что в последние месяцы массовое сознание сотрясают подземные толчки нестабильности; то, о чем с уверенностью можно было говорить еще несколько месяцев назад, сейчас выглядит значительно менее однозначным и с трудом поддается прогнозам».

О психологической неподготовленности российского общества к новым условиям жизни пишет и Абульханова.

Во-первых она вскрывает некоторые проблемы русского общества. По ее мнению «в российской психологии главной составляющей чертой была вера в другого человека, в общество и в идеал. Это привело к поиску правды, истины, смысла жизни, оторвавшихся от практической обыденной жизни». В отличие от западного образа мышления, тонко отслеживавшего динамику социальной и личной жизни во всех ее частных и глобальных перипетиях, российское сознание постоянно отходило от этой реальности. В итоге это привело к утрате подлинности существования, из чего следовало осознание и переживание исторической ошибочности прожитой жизни. Это в свою очередь негативно сказалось на самоидентичности личности.

Абульханова показывает и характерные черты российского менталитета, которые трудно уживаются в современном для нас мире.

Во-первых это преобладание морального сознания над политическим и правовым. В отличие от морального, правовое сознание это не представление о добре и зле, как принято обычно считать, и даже не представление о справедливости, а прежде всего чувство ответственности и совести. Так же, в российском менталитете человеческое представление собственного «Я» постоянно было связанно с обществом. Обычно «Я» строится на отношении к себе и, исходя из этого, к другим. Но для российского сознания личности характерно отношение «Я»-общество, «Я»-социум, то есть представление о себе как о частичке общего социума.

Обе описанные черты, глубоко укорененные в российском сознании, приводят к состоянию катастрофического переживания реальности, доставляя человеку страдание.

Но следует отметить, что русское общество, русский народ, на протяжении почти всей своей истории, переносил на себе те или иные испытания. Это по своему сказалось и на особенностях его характера, и на восприятии окружающего мира.

Одной из психологических особенностей русского общества было восприятие счастья, тесно связанное с мотивом страдания.

Столь противоречивое явление русского характера И.А. Джидарьян в своей статье «Счастье и удовлетворенность жизнью в русском обществе» объясняет влиянием православия, которое играло огромную роль в формировании системы представления о счастье. В рамках этой системы важнейшее значение принадлежит именно мотиву страдания, как той структуре сознания, которая несет в себе основной духовно-нравственный смысл. Тем более, что жизнь русского народа во многом была сопряжена с данным эмоциональным переживанием. «Условия существования - исторические, территориально-географические, природные, хозяйственно-экономические и другие, не давали ему [русскому народу] никаких оснований для довольства и безбедной жизни, способствовали формированию таких особенностей характера, которые определяли и его понимание и восприятие счастья - несчастья. В частности, объяснимо и то, почему «земля русская» оказалась столь благодатной для восприятия и укоренения на ней христианской идеологии, для которой центр тяжести представляется смещенным в сторону несчастья».

Роль православной церкви заключается не только в облагораживании несчастья, но и в том, - по мнению В.Т. Крыско - что благодаря религиозному фактору в психологии русского народа крепко вошли и постоянно проявлялись такие психологические качества как любовь и сострадание, жертвенность, солидарность, взаимовыручка, отсутствие жестких регламентаций поведения человека.

И Джидарьян, так же замечает, что в жизненных ценностях народа страданию предается благостный, нравственно-очищающий и духовно-возвышающий смысл; им определяется общая душевная отзывчивость человека, его способность воспринимать не только собственное, но и чужое горе, проявлять сочувствие и сострадание к другим людям.

К тому же ориентированность на несчастье и трудности способствовали возникновению компенсирующих структур психики. Таких как оптимизм с его устремленностью в завтрашний день, а так же «Обломовщине, с одной стороны представляющуюся как слабость, но с другой стороны признак склонности к мечтательности и фантазерству, его увлеченными размышлении о желательном и идеальном. А так же, что характерно для нынешней ситуации с постоянными реформами и непредсказуемостью результатов, это способ ухода от суровой реальности».

Из психологического подхода видно, что в менталитете русской культуры эмоциональные элементы человеческой психики более выражены, чем рациональные. Возможно, это связано с той обстановкой, в которой приходилось жить русскому народу, ибо отсутствие четкого представления о будущем, неуверенность из-за различных неблагоприятных окружающих условий больше требовала развития именно того эмоционального склада, который позволял выживать в подобных обстоятельствах.


2.4 Семиотический подход в изучении менталитета русской культуры


Семиотический подход исследует менталитет через отражение его в культурных текстах, через проявления различных символов содержащихся в культуре, включая и языковую систему знаков.

Наиболее ярким проявлением использования знаковой системы является язык.

Как отмечается в групповом труде «Язык как фактор этнической идентичности» - язык издавна рассматривается как один из важнейших факторов этнической идентичности. Особую роль языка в менталитете можно увидеть и в работе Почепцова О.Г. «Языковая ментальность: способ представления мира». Почепцов отмечает, что благодаря языку мы отражаем мир, причем именно отражаем, а не описываем, и в этом представлении мира заключается:

- его осмысление, а не просто фотографирование, фиксирование образов;

- рассматриваемое представление носит языковой характер, и существует только в форме языка.

Почепцов О.Г. отмечает, также, взаимосвязь между языковой ментальностью и социо-культурными факторами. Так на примере индивида можно увидеть, что на начальных этапах усвоения языка человек идет от языкового мышления к социокультурным стереотипам мировосприятия, поскольку с усвоением языка человек усваивает и языковую ментальность. В дальнейшем же, т.е. после усвоения языка, связь обратная - социокультурные факторы определяют языковую ментальность. Ввиду этого можно сказать, что язык и определенная социальная среда являются взаимопроникаемыми элементами культуры.

Но язык для культуры не только строящий и строящийся элемент. Это еще и способ идентификации культуры, признак, характеризующий ее особенность, среди остальных. И.А. Ильин отмечал «Язык вмещает в себя таинственным и сосредоточенным образом всю душу, все прошлое, весь духовный уклад и все творческие замыслы народа».

«Национальный язык - пишет О.В. Рябов - выполняет в самоидентификации две важнейшие функции: во-первых, он является главным этноразделительным признаком, фиксирующим наиболее трудно переходимую границу нации. Роль языка в процессе национальной идентификации особо возрастает при необходимости оградить свой этнос от другого. Человек усваивает свой родной язык без усилий - как данность. Из этого рождается представление о естественной принадлежности носителя языка к языковой и национальной общности «Мы». Этнические «Они», напротив, - это те кто не понимает «нашу» речь.

Естественный язык отражает определенный способ восприятия и устройства мира, или «языковую картину мира». Так считают авторы работы «Ключевые идеи русской языковой картины мира» А. Зализняк <#"justify">Специфическим является само слово отношение (кого-то к кому-то) и отношения (между двумя людьми); особенно трудно поддается переводу глагол относиться (в соответствующем значении). Отношение одного человека к другому - это часть его внутренней жизни, которая может в чем-то проявляться, но может и не проявляться, не теряя при этом своего экзистенциального статуса. Общаться по-русски значит что-то вроде «разговаривать с кем-то в течение некоторого времени ради поддержания душевного контакта с этим человеком». Общение в русской языковой картине мира - это занятие, локализованное во времени и в пространстве. Слово общаться содержит, кроме того, положительно оцениваемую идею непрактичности, бесцельности этого занятия и получаемых от него удовольствия или радости, ср. радость общения; ты получишь большое удовольствие от общения с ними и т. п. В числе речевых навыков, необходимых при общении, человек осваивает то или иное количество ласкательных обращений. Может показаться, что ласкательные обращения как таковые мало содержательны, что все зависит от того, какое чувство вкладывает в них говорящий, как, когда, с какой интонацией он их произносит. Многие из них, например, дорогой или милая, легко утрачивают интимный характер и употребляются по отношению к малознакомым людям, что, правда, иной раз вызывает их раздражение. Среди русских ласкательных обращений есть одно, которое стоит особняком. Это одно из главных и, несомненно, наиболее своеобразных русских обращений - родной, родная (у него есть вариант родненький и еще ряд производных). В основе слова родной лежит совершенно особая идея: я к тебе так отношусь, как будто ты мой кровный родственник. Оно отличается от других обращений в первую очередь даже не столько «градусом», сколько особым эмоциональным колоритом. Родной, родная выражает не столько романтическую влюбленность или страсть, сколько глубокую нежность, доверие, ощущение взаимопонимания и душевной близости. Хотя родной гораздо меньше, чем другие любовные слова, связано с эротикой, степень интимности этого слова выше, чем у стандартных любовных обращений милый или даже любимая. Поскольку в слове родной на первом плане не факт родства, а ощущение органической связи, это слово свободно употребляется и для описания отношения к людям, не являющимся кровными родственниками. Родными можно стать. Можно было бы допустить, что слово родной - просто случайная причуда русского языка, если бы метафора кровного родства не была представлена чрезвычайно широко и в ассортименте русских разговорных и просторечных обращений к незнакомым людям. За пределами славянских языков вряд ли отыщется такое изобилие подобных обращений: отец, папаша, мать, мамаша, сынок, дочка, сестренка, браток, брат, братцы, тетка, дядя, дед, бабушка, бабуля, внучка и т. д. Даже в стертом, ритуальном употреблении термины родства создают своеобразный эффект. Вступая с собеседником в квазиродственные отношения, говорящий не оставляет ему выбора: назначая человека, например, своим дядей, он сам как бы временно становится его племянником и ожидает от него суррогата соответствующих чувств. Этим он дружелюбно посягает на внутренний мир адресата обращения.

Внимание к нюансам человеческих отношений проявляется и в том, что в значении многих русских слов сквозит образ человека ранимого, чувствительного до мнительности. Так, весьма характерными для русского языка являются трудно переводимые слова попрекнуть (попрекать) и попрек. Они употребляются при описании ситуации, когда некто, сделав в прошлом что-то хорошее кому-либо, считает, что теперь он имеет право ожидать от этого человека ответных благодеяний, послушания или просто постоянных изъявлений благодарности. Поэтому он напоминает о своих подарках, жертвах и т. п. Часто, оказывая такое моральное давление, «благодетель» даже не преследует никакой материальной цели, а просто хочет, чтобы его подопечный «чувствовал». Попрек несет на себе печать близких, часто семейных отношений, причем попрекаемый обычно уже и так находится в униженном или зависимом положении, попреки делаются как бы «сверху вниз». Так, родители иногда попрекают детей тем, что отдали им лучшие годы жизни. Поэтому попреки тешат тщеславие попрекающего и больно бьют по самолюбию попрекаемого. Наличие в русском языке глагола попрекнуть и соответствующего существительного попрек не должно быть истолковано как свидетельство особенной склонности русских к унижению ближнего, к тому, чтобы попрекать. Как раз наоборот, оно свидетельствует о том, что, с точки зрения отраженных в русском языке этических представлений, человек должен великодушно избегать высказываний, которые могут выглядеть как попреки, и, сделав кому-то добро, не напоминать ему об этом. Идея недопустимости попреков чрезвычайно органично вписывается в закрепленную в русском языке систему этических представлений.

Главный критерий положительного для русского языка - мера искренности и бескорыстия. Представление о попреках вносит новый штрих в эту картину. Оказывается, что, даже сделав нечто хорошее от всей души и без всякой задней мысли, человек может потом все перечеркнуть, бестактно напомнив о сделанном добре. И чем больше хороших поступков человек совершает, тем в каком-то смысле уязвимее его положение, потому что он все время рискует каким-нибудь неосторожным словом навлечь на себя обвинение в попреках. Можно сказать, что рисуемая русским языком картина соответствует евангельской идее, что, когда человек делает добро, его левая рука не должна знать, что делает правая. Иначе он невольно может оказаться лицемером.

Другой важный аспект колорита русского языка - чувство справедливости. Данная категория в русском языке двойственна, считают авторы статьи. Это связано с особым представлением о несправедливости. Человек чрезвычайно болезненно воспринимает, когда по отношению к нему или к кому-то, кому он сочувствует, проявляется несправедливость. Причем очень важно, что о несправедливости часто говорят не в смысле банального неправильного распределения благ, а в смысле недополучения человеком тепла, внимания, любви. Особенность русского взгляда на вещи, отраженного в русском языке, состоит в том, что наряду с законом и милосердием в нем представлена справедливость, которая гораздо важнее закона, но мелочь по сравнению с подлинными духовными ценностями. Однако, соединяясь с чувством и душевной болью, справедливость повышается в статусе и попадает в один ряд с милосердием и правдой.

Авторы также упоминают и о том, что в русском языке есть огромное количество языковых средств, призванных описывать жизнь человека как какой-то таинственный (природный) процесс. В результате создается такое представление, что человек не сам действует, а с ним нечто происходит. Специфика русского мироощущения сконцентрирована в знаменитом русском авось (надо сказать, что как раз это слово в современной речи употребляется редко и обычно с оттенком самоиронии). С другой стороны, идея непредсказуемости мира оборачивается непредсказуемостью результата - в том числе, собственных действий. Русский язык обладает удивительным богатством средств, обеспечивающих говорящему на нем возможность снять с себя ответственность за собственные действия: достаточно сказать мне не работается вместо я не работаю или меня не будет завтра на работе вместо я не приду завтра на работу, употребить слово постараюсь вместо сделаю, не успел вместо не сделал. Целый пласт слов и ряд «безличных» синтаксических конструкций, в которых они употребляются, содержит идею, что с человеком нечто происходит как бы само собой, и не стоит прилагать усилия, чтобы нечто сделать, потому что в конечном счете от нас ничего не зависит.

В значении целого ряда русских языковых выражений содержится общее представление о жизни, в соответствии с которым активная деятельность возможна только при условии, что человек предварительно мобилизовал внутренние ресурсы, как бы сосредоточив их в одном месте. Но при этом присутствует стремление как-нибудь облегчить себе процесс деятельности. Так слово собираться. Процесс, подразумеваемый глаголом собираться, отчасти может быть понят как процесс мобилизации внутренних и даже иногда внешних ресурсов (в последнем случае просвечивает другое значение; так, Собираюсь завтракать значит не только, что я решил позавтракать, но и что уже начал накрывать на стол). Однако в гораздо большей степени собираться предполагает сугубо метафизический процесс, который не имеет никаких осязаемых проявлений. Жизненная позиция, отраженная в глаголе собираться, проявляется также в специфическом русском слове заодно. Поскольку приступить к выполнению действия трудно, хорошо, когда удается что-то сделать, не прилагая к этому отдельных усилий: не специально, а заодно. Побуждая к действию, мы можем сказать: Ты все равно идешь гулять, купи заодно хлеба. Та же установка отражена и в одном из значений русской приставки за-, а именно в глаголах типа зайти «за хлебом по дороге с работы», занести «приятелю книгу», завести <детей в детский сад по дороге на работу>. Все такие глаголы описывают действия, совершаемое попутно, «заодно», т. е. требующие минимальных усилий для своего осуществления.

Трудности, возникающие на этапе перехода от намерения к его осуществлению, наводят на мысль о еще одном концепте, традиционно связываемом с «русским характером»: это лень-матушка.

В русской культурной традиции вообще можно заметить некоторую неуверенность в осуждении лени. Из пословиц видно, что лень оценивается отрицательно в основном потому, что ленивый человек, отлынивая от работы, перекладывает ее на других. Лень же как таковая не вызывает особого раздражения, воспринимаясь как понятная и простительная слабость, а иной раз и как повод для легкой зависти (Ленивому всегда праздник). Это представление хорошо согласуется с тем, что чрезмерная активность выглядит в глазах русского человека неестественно и подозрительно. К тому же заметим, что русская лень скорее не вялая, не сонная, а мечтательная.

Русская культура допускает и философское оправдание лени. Она не только глубоко впитала комплекс экклезиастических и новозаветных представлений о суете сует, о тщете всякой деятельности и о птицах небесных, которые не жнут и не сеют. Она еще и интерпретировала их как апологию бездеятельности. Русскому человеку очень естественно среди энергичной деятельности вдруг остановиться и задаться вопросом о ее экзистенциальном смысле, как хлопотливый Кочкарев из гоголевской «Женитьбы»: И спроси иной раз человека, из чего он что-нибудь делает? В этом контексте бездеятельность может восприниматься как проявление высшей мудрости, а лень - чуть ли не как добродетель.

Интересна так же работа М.А. Выцлана, исследовавшего индивидуальное и коллективное менталитета русского крестьянства на основе устного творчества.

Основным материалом его исследования становятся русские пословицы. В начале, на основе сборника пословиц В.И. Даля «Пословицы русского народа» он предлагает рассмотреть пословицы о мире (общине). Он отмечает что на ряду с пословицами содержащими позитивный отзыв о мире, типа:

Что мир порядил, то Бог рассудил.

Что миру положено, тому быть так.

Существуют и пословицы, при чем в большем количестве, отражающие скептическое отношение, такие как:

Вали на мир: мир все снесет.

В миру виноватого нет. В миру виноватого не сыщешь.

Мужик умен, да мир дурак.

Из этого видно что крестьяне были далеки от идеализации общинного уклада.

Индивидуализм явно превалирует над коллективизмом в пословицах группирируемых по разделу «работа, праздность». Как отмечает Выцлан, в этом разделе из пятисот пословиц и поговорок, нет ни одной посвященной крестьянской взаимопомощи, но есть негативно оценивающие псевдоколлективный труд, например:

Семеро одну соломинку подымают.

Один рубит семеро в кулаки трубят.

Двое пашут, а семеро руками машут.

Семеро лежат в куче, а один всех растаскивает.

В разделе «свое чужое» крестьянин предстает как законченный идеалист собственник.

Всяк на себя хлеба добывает.

Всяк сам себе дороже. Всякому свое дороже.

На себя работать не стыдно (не скучно).

Так же видно что не вызывает энтузиазма «господская работа»:

Чужую пашенку пахать - семена терять.

Чужую рожь веять - глаза порошить.

Чужое сено катает, а свое гноит.

Зато, отмечается весьма положительное отношение к соседу.

Без брата проживу, а без соседа не проживу.

Соседство - взаимное дело.

В тоже время:

Дружба дружбой а табачок врозь.

С соседом дружись а тын (забор) городи.

С соседом дружись, а за саблю держись.

Индивидуализм крестьянина, как заключает автор, по преимуществу, относится к трудовому процессу и результатам труда. Причем труд оценивается так: «Египетская работа. Каторжная работа. Господской работы никогда не переделаешь».

Коллективизм же относился, в основном, к крестьянскому самоуправлению, «миру», при чем этот мир оценивался весьма иронически.

В изучении менталитета с лингвистической позиции следует отметить и труды польского лингвиста А. Вежбицкой об этноцентричности языка. Она показывает, что в каждом языке имеется набор «ключевых» слов, которые отражают понятия, характерные только для данной культуры. Разрабатывая гипотезу создания семантического метаязыка, Вежбицкая говорит, что в каждом языке имеется множество слов, смысл которых может быть абсолютно адекватно передан на другом языке. Множество этих слов как бы «вырезано» из естественного языка и составляет метаязык. Он может служить символом общечеловеческого. Остальные слова образуют индивидуально-уникальную картину мира, они частично или полностью непереводимы и дают психологический и аксиологический портрет народа.

Вежбицкая уделяет много внимания трем уникальным понятиям русской культуры, это - душа, судьба и тоска. Эти понятия особенно ярко демонстрируют характерные черты смыслового универсума русского языка, такие как: эмоциональность, «иррациональность», неагентивность, любовь к морали. Эти черты выражаются в следующем:

Эмоциональность. Т.е. акцент на чувствах, богатство языковых средств для выражения эмоций. Русский язык исключительно богат эмоциональными глаголами, в отличие, например, от английского. Такие глаголы как грустить, тосковать, хандрить, ужасаться, негодовать, томиться, ликовать и др., большинство из которых непереводимо на английский язык. К тому же, в английском языке такие глаголы чаще всего употребляются иронически или чуть негативно, что выявляет культурное различие: англосаксонской культуре свойственно неодобрительное отношение к несдерживаемому проявлению чувств, а русская культура «относит вербальное выражение эмоций к одной из основных функции человеческой речи», акцентирует внимание не на причинах и следствиях, а на субъективном чувстве.

«Иррациональность» - ощущение, заключающееся в непостижимости бытия и непредсказуемости жизни. Из европейских языков, русский, по-видимому, дальше других продвинулся по феноменологическому пути. Синтаксически это проявляется в возрастающей роли безличных предложений, где нет субъекта в именительном падеже, а главный глагол принимает «безличную» форму среднего рода. Например, конструкции типа его переехало трамваем, его убило молнией, предполагают, что природа событий может быть непознаваемой. Активная конструкция тоже допустима, но имеет меньшее значение. Рост безличных предложений - типично русский феномен, тогда как во французском, немецком, английском языках изменения шли в обратном направлении. Русская частица авось также занимает важное место в русском способе мышления. Она выражает специфическое отношение к жизни, трактующее жизнь как непредсказуемую, предлагающая положиться на удачу (волю Божию).

Неагентивность - ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь. Отсюда и русский фатализм, покорность. Некоторые грамматические конструкции, такие как, например, плохо живется, легко дышится и др., указывают, что лицо, о котором идет речь, являясь участником ситуации, не полностью контролирует ее. Или: ему это удалось / ему это не удалось; в английском: he succeeded / he failed; в испанском: El logro.

Любовь к морали, акцент на борьбе Добра и Зла. В русском языке почти отсутствуют ограничения на выражение оценок, особенно восторга. Так, если англичане прибегают к смягчению речи при выражении отрицательных моральных оценок и гиперболам при оценке положительных обыденных вещей, а русский менталитет предпочитает гиперболы для выражения как положительных, так и отрицательных оценок. «Такая любовь к категорическим моральным суждениям, конечно же, является отголоском моральной и эмоциональной ориентации русской души».

Таким образом, русский язык характеризует своего носителя, во многом, как эмоционального, склонного к фатализму, провиденциализму, но активного в своих оценках и их выражении.

Так же русского можно охарактеризовать, как человека открытого окружающим его людям, при этом, в целом, способного совмещать личностное и социальное существование. Хотя социальная жизнь требует от него некой напряженности, связанной с резкостью в оценке положительного и отрицательного. Следует отметить и склонность к созерцательности, стремлению глубокого понимания своего бытия, что, правда, редко связанно с попытками его изменить.

Из представленного материала видно, что русскому народу приходилось жить в достаточно трудных условиях, подчас грозивших срывом как физического так и психологического здоровья человека. Но, не смотря на это ему удалось не только приспособиться к подобным условиям, но и создать свою высокоразвитую культурную традицию, в которой отразились все его переживания и устремления.

Необходимо отметить и то, что, рассматривая менталитет русской культуры, как объект исследования, нам необходимо учитывать все возможные исследовательские подходы, благодаря чему и возможно получение наиболее полного представления о столь сложном явлении.

3. Формирование менталитета русской культуры в условиях современности. Проблема самоидентичности


.1 Особенности формирования советского менталитета; его влияние на постсоветском пространстве


Сегодня культурная жизнь российского общества многосложна и противоречива. С одной стороны, начиная с девяностых годов, идет развитие демократизации общества, происходит раскрепощение сознания народа. Исчезло чувство изоляции. В культурную память вернулись многие ценности, несправедливо преданные забвению. Востребуется гуманитарный потенциал русской культуры. Восстанавливается в своих правах религиозная культура народов. С другой стороны, резко обострены негативные тенденции и процессы в духовной жизни общества. Возникают трудности приспособления к жизни в новых социальных условиям.

При тоталитаризме мысль, особенно в социальной сфере была под запретом. В итоге, сегодня, когда потребовалась зрелость сознания и мысли, на их пути возникает множество препятствий.

Советский период сыграл не маловажную роль в формировании современного русского менталитета. Значение этого времени весьма противоречиво. С одной стороны люмпенизация общества, вторжение государства в любую сферу жизни, репрессии, порождающие чувство неуверенности, незащищенности и даже страха. С другой это период, образовательного, индустриального подъема, период развития технических наук, апофеозом чего стал первый в истории полет в космос, а так же определенные успехи в сфере культуры и искусств. Существует множество взглядов на советскую эпоху. Часто это разрозненные представления, защищающие или же критикующие отдельные стороны, но обычно, не затрагивающие целостной картины той эпохи, из которой недавно вышла новая Россия.

Для начала следует отметить тот факт, что советское общество, не смотря на все происходящие в нем процессы модернизации, несло в себе крестьянскую ментальность, проходящей красной линией во всей его многовековой истории. Это хорошо сумел выразить В.А. Щученко в статье «Менталитет русской культуры: актуальные проблемы его историко-генетического анализа». Он пишет: «Советская ментальность рождалась и укреплялась далеко не в силу неких самодостаточных и мыслимых вечными постулатов марксизма, и не просто в силу «логики» исторического генезиса, а и потому, что марксизм во многом отвечал ожиданиям крестьянского общинного менталитета, которые глубоко пронизали массовые слои российского общества, включая и вышедших из крестьян рабочих и интеллигентов. В этом контексте российское советское крестьянство, советский рабочий и народная масса, по своему генезису и своим ментальным ориентациям исходили не из одной только марксистско-ленинской идеологии, но и из той ментальной подпочвы, которая столетиями формировалась в среде российского крестьянства, а его идейные выразители - революционные демократы, народники, социал-демократы, а позднее и коммунисты - подпитывались в той или иной мере этой подпочвой». И там же: «Крестьянство склонилось к социалистической идее, которую понимало по-своему, инстинктивно, ментально ощущая близость этой идеи к веками сохраняющимся в его среде хилиастическим, утопическим ожиданиям».

В.В. Бабашкин так же отмечает, тот факт, что именно крестьянский менталитет стал для всего советского общества системообразующим фактором. Развитие городов и городской индустрии шло за счет оттока бывших крестьян из деревни. Но, переходя в город, они привносили и свой крестьянский менталитет, свой взгляд на жизнь, свои ценности.

Особенно формированию советской ментальности способствовало общинное сознание крестьянства. В русском крестьянстве диалектически уживалась тенденция к взаимовыручке, взаимопомощи и коллективизму. Через значение общины объясняется и такие политические акты, как раскулачивание и коллективизация сельского хозяйства.

После 1917 года естественная смена культурных традиций была нарушена факторами субъективного порядка - насильственным характером государственно-культурной политики первых лет советской власти, суть которой сводилась к ликвидации традиционной российской культуры и соответствующих социальных институтов; а так же последующей политизации культуры в советский период, подчинение ее единой государственной идеологии.

С первых лет советской власти процесс разрушения объединяющих культуру духовных компонентов достигает в России максимального деспотизма. Идея классовой борьбы и насильственного преобразования мира, стратегия отрицания прошлого и настоящего во имя «коммунистического рая» привели в результате к утрате фундаментальных общечеловеческих ценностей, составляющих базис национальной культуры. Разрушение нравственных основ культурной жизни, тесно связанных с православной традицией, вызвало культурную регрессию, в результате которой сознание человека стало возвращаться к докультурным формам, к детскому, инфантильно-волшебному мировоззрению с присущим ему упованием на «папу», наивным государственно-патриотическим эгоцентризмом (мы «самые!»), упрощенной картиной мира по принципу «белое - черное» (левые - правые, свои - чужие). «Детское сознание советских людей наделило «отца всех народов» сверхчеловеческими качествами и божественными атрибутами, что, по сути, являлось своеобразной формой наиболее древней религии человечества - идолопоклонничества».

В.Т. Нанивская, исследуя принципы образования советского времени, приходит к выводу, что в течении десятилетий советским людям навязывалась репрессивно классовая модель сознания и поведения в котором делалась попытка нормативно закодировать страх, агрессивность, недоверие и ненависть к иным по отношению к принятыми жизненным позициям и мнениям.

Крайне негативное влияние на советскую (российскую) ментальность имела лагерная культура. Как отмечает А.А. Мить в процессе работы ГУЛАГа, раскинутых главным образом на зауральской части России, существовал тесный контакт населения и заключенных, в связи с нахождением лагерей в непосредственной близости от населенных пунктов, и притоком из них вольнонаемных служащих. К тому же этому способствовало социальное безразличие по отношению к освобожденным. «Кому-то уже некуда было бежать, вот и оставались люди в этих местах привнося в уклад жизни сибирского крестьянства свое понимание добра и справедливости, традиции привычки, отношение к окружающим и труду».

По мнению Л. Ионина, ядро того явления, которое получило название социалистическая культура, составляет мораль, язык, нормы поведения люмпенизированного крестьянства и элементы «блатной культуры». Анализируя механизмы воздействия субкультуры преступного мира на формирование социалистической культуры, Л Ионин называет традиции жесткой иерархии и полного произвола «вождей», проникновение блатного жаргона и грубой матерщины в нормальную повседневную жизнь, модель организации культурных процессов, где все управленчиские службы напоминают культурно-воспитательную часть в исправительно-трудовом лагере. Во многом эта традиция сохранилась и до сегодняшних дней. Околоуголовная и уголовная субкультура стала «мировоззренческим университетом» и для большей части молодежи 80-х годов, она же определила и ту легкость и массовость криминализации общества в 90-е годы (и на первые годы XXI-го века), что обнаруживается через криминализацию лексики, романтизацию уголовной культуры и т.д.

Проблема, связанная с криминальным миром, существовавшим в советское время, дала так же слабость психологических механизмов сдерживания агрессии. Возникло обесценивание человеческой жизни.

В советском обществе формировалась и своя, особенная ментальность. Шаповалов А.И. называет такие ментальные признаки: внутренний раскол мышления, который может быть назван предложенным термином Дж.Оруэлла «двоемыслием», упрощенное мышление стереотипами, внесенными политической партией. Отсюда политизированность, с милитаристским уклоном. Ввиду коммунного уклада жизни выработалась ценность коллектива, и идентификация себя в связи с ним. От этого вероятно возникновение подозрительности по отношению к человеку, действующему несоответственно коллективу, что может вылиться в обыкновенное стукачество. Так же возникает раздвоенность поведения, основанная на вероятном и, в сущности, часто встречаемом несогласием с требуемыми нормами и обязанностью им следовать. При этом не редко подобное поведение приводило к психическим расстройствам. Конечно, нельзя забывать и об опыте репрессий, что так же пагубно влияло, воспитывая в человеке чувство страха, постоянное упование на чужую волю, не способность принимать самостоятельные решения. В условиях подобной эмоциональной среды последствием становится агрессивность, беспричинная раздражительность, лицемерие.

По-своему интерпретировал ментальность советских людей писатель и философ А.А.Зиновьев.

А. Зиновьев подвергает граждан советского союза жесткой критике. Особенно это выражено в книге «Гомо советикус», где советский человек представлен как индивид не способный к жизни вне коллектива, индивидуум практически закрепощен коллективом. Человек здесь стереотипен безынициативен. «Гомосос», как называет Зиновьев советского человека, мыслит блоками мыслей, чувствует блоками чувств, что вовсе лишает его личностного начала. Не смотря на сохраняющуюся радость, приветливость открытость советских граждан, Зиновьев вырисовывает картину их поведения через призму, созданного им понятия коммунальности - достаточно нормальной чертой поведения, главная суть которой, заключается в сохранении и улучшения своего существования в ситуации социального быта и, как это следует у Зиновьева, без какого-либо риска. Но книге «Коммунизм как реальность» и «Кризис коммунизма» Зиновьев продолжая анализировать особенности советского общества, приводит такие особенности жизни советского человека как, не столько его односторонность и недалекость, сколько, определенные поведенческие черты, вызванные вынужденным подчинением власти.

Но все-таки, было бы не верно определять Советский Союз исключительно с негативной стороны. Не трудно понять, что если бы советская власть показала себя только с худшей стороны, мы не столкнулись с проявлением столь массовой ностальгии по прошедшей эпохе. По этому поводу хорошо сказано у В.А. Щученко: «При всей своей духовной узости и ограниченности, болезненности и уродливости «сростков» - [советская власть] взяла на себя задачи просвещения народа, сохранения государственности и обороны и др. Однако подъем образованного уровня масс обеспечил научно-технических прогресс и оборонную мощь, но обернулся так же и «образованщиной», атеистической ограниченностью, духовной пустыней, тоталитаризмом и репрессиями. В рамках советской культуры решались жизненно важные задачи (здравоохранения, ликвидации безграмотности, подъем образовательного уровня населения и др.)».

Некоторые позитивные стороны советского режима можно обнаружить в статье А.П. Бутенко и Т.Г. Кадочникова «Становление социалистического общества и казарменный социализм», где они отмечают заслугу в проведении столь необходимой модернизации страны, хотя и полученную дорогой ценой: «Сталинизм войдет в историю как интернациональной способ модернизации страны, как крайне жестокий, варварский метод первоначального накопления и индустриализации».

К тому же Советский Союз оставил выдающиеся памятники культуры советской эпохи, хотя, появившихся не только благодаря его идеалам, но и вопреки им.

Постепенный крах коммунистической идеологии, из-за возникшего разочарования в ней, неоднозначно сказался на культурных процессах: с одной стороны активизировались общественно-политические и историко-патриотические движения, в рамках которых стали вырабатываться альтернативные коммунистической идеологии системы ценностей, с другой, с ликвидацией официальной идеологии, социалистическая культура потеряла интегрирующие ценности, что резко усилило энтропийные процессы.

Проявился кризис национального самосознания, которое характеризуется сегодня противоречивостью, поляризованностью и непримиримостью мировоззренческих оппозиций.

Утрата мировоззренческих символов национально-культурной идентичности, сопровождавшаяся чувством тревоги, страха, ощущением исторической обреченности, стимулировала процессы всеобщей маргинализации, когда человек уже не в состоянии отождествить себя в национальном, социальном и культурном плане.

По мнению историка Сычевой Т.А. изменения ценностных ориентаций, потеря прежних идеалов, связывается с теми политическими и экономическими процессами, которые происходят в обществе. Источником формирования советской, а затем и постсоветской ментальности стала сталинская политика изменения российского общества. Наиболее интенсивным феноменом того времени является покорность и послушность граждан, безразличие к политике и поклонение вождю. И в продолжение этой мысли можно добавит мнение А.И. Шаповалова, о том что страх как эмоциональный поведенческий стандарт уже воспроизводится не столько органами государственной власти, сколько силой традиции, общественным мнением, коллективным моралитетом. Атмосфера страха самовоспроизводится и считается позитивной силой организации порядка и управления дисциплины. Поэтому уже в постсоветское время ностальгия по атмосфере страха не утрачена в полной мере.

К тому же как это показывает В.Ю. Яковлев «За годы советской власти у целого ряда поколений сформировался менталитет государственного иждивенчества и социальной зависимости. То, что ранее получалось бесплатно, необходимо в современных условиях зарабатывать».


3.2 Ментальные характеристики русской культуры в условиях современности


Оказавшись в совершенно новых для себя условиях существования, Российская ментальность, по существу, продолжает нести с собой груз старых проблем.

Как отмечает В.А. Щученко «Все так же сохраняется консервативный традиционализм крестьянской общинной ментальности, установка на экстенсивное ведение хозяйства, эгалитаристские ориентации, акцент на непосредственную демократию, авторитаризм, наивная вера в монарха, вождя, верховного правителя и одновременно известное недоверие к опосредованно действующим демократическим институтам, неразвитое правосознание». И так же в другом источнике он пишет: «не ушел в прошлое номенклатурный распределительный принцип еще не исчез идеологический дух, еще и демократия осталась верхушечкой, ибо экономически она слабо подкреплена - народ как субъект демократии мало что получил из общенародной собственности и был реально оттеснен от власти, от активного социального творчества». С.М. Поздяева выделяет в этой связи следующие черты российского менталитета, не вписывающиеся современные процессы модернизации:

1. пассивность, стремление переложить ответственность за свою судьбу, за свою жизнь на общество, на государство;

. утопичность мышления;

. свобода, как ключевое понятие европейской ментальности у россиян так и не смогла оформиться, и ее место заняла воля, которая проявляется в абсолютизации независимости;

. в связи с привычным "растворением" в общине, корпорации, государстве, потребность в самоуважении удовлетворялась за счет причисления себя к какой-либо общности, которое происходило при помощи противопоставления ее другой общности по принципу "мы - они".

. этатизм, как примат государства над законом порождающий, с одной стороны, правовой нигилизм и произвол, а с другой - азиатскую покорность (сервилизм).

. тенденция ориентации на авторитет, наделяемый чертами харизматического лидера, связана с надеждой и верой в чудо, которое сопровождается постоянной готовностью подчиняться авторитету.

7. длительное господство неэкономических форм принуждения сказалось на формировании идеала труда: работа рассматривалась как повинность, что вырабатывало психологическую привычку жить в бедности, культивировала идеал нищенства, отсюда же родилась и другая черта - неприятие к богатству. .

При этом она тут же утверждает неправомерность стремления поскорее «переделать» российский менталитет, ибо быстрое и непродуманное его разрушение может вести к неадекватности поведения, панике, и, как добавляет В.А. Щученко к аморфизму, опасным и деструктивным последствиям. Правда, отказ от этой работы, этой «переделки» был бы катастрофой для России.

Щученко так же уточняет, что советский коллективизм, так же как и коллективизм общины нельзя рассматривать в исключительно негативном ключе, ибо социальные отношения любого общества не могут быть редуцированы исключительно к рыночным, инструментальным, «опосредованным» проявлениям, но всегда сочетаются с тенденциями внерыночного, бескорыстного, «непосредственного» характера. Капитализм отличается несомненно гипертрофией индивидуализма со всеми вытекающими отсюда позитивными и негативными последствиями. Что касается России, то здесь непосредственность, бескорыстие, коллективный труд становились всегда высоко и в общественной практике, и в культуре. Никуда не ушли установки крестьянской общинной ментальности и социалистически ориентированной революционной демократии на социальную справедливость равенство и коллективизм, на духовно-нравственные основоположения жизни. И сегодня российское общество остро нуждается в утверждении непосредственной демократии на местном уровне, а тем самым и в использовании тех поведенческих стереотипов, которые не чужды крестьянской общинной ментальности, а отчасти и советской ментальности и вновь востребованные в связи с необходимостью развития местного самоуправления, демократических институтов. Надо сохранить православно-христианские истоки русской культуры.

Но, тем не менее, нельзя упускать из виду, что от предыдущего советского режима, был унаследован и бюрократический аппарат. В.М. Макаренко констатирует факт, что во все времена бюрократические отношения порождают политическое суеверие, обожествление и другие формы пиетета перед существующим государством.

Существует и иная проблема. Возникновение различных ценностных ориентиров привело к существенному разрыву социальных групп. Что в связи с различным толкованием, происходящих в жизни страны процессов, приводит к столкновению между этими группами. Тем самым вносится нестабильность в культурную жизнь страны.

Попытки скорого, искусственного преодоления всех этих проблем, стремление быстрого перевода общества на ценности капитализма и либерализма, как было замечено, малопродуктивны. В итоге смешения новых навязанных принципов уже всплывали на поверхность многие не лучшие качества человека, например: стремление наживы, гедонизм, потребительство, эгоистические настроения, и «правда сильнейшего».

Необходимо не только ориентироваться на прогрессивные социальные программы переустройства. Соглашаясь с В.А. Щученко, следует отметить, что важность внимательно анализировать «пережиточные», не отвечающие современным общественным условиям и потребностям характеристики российского менталитета, не упуская при этом то обстоятельство, что новое вырастает в том числе и из старого, что специфические черты природы и климата, экологической и политической жизни, созданные однажды памятники и сложившиеся ментальные формы культуры пребывают в ситуации историко-генетического развития, где следствия при всей своей новизне заключают в своем содержании прошлое - элементы, глубоко укорененных в национальной жизни причин.



Заключение


Исследуя проблему менталитета русской культуры в современной научной литературе можно выделить следующие подходы:

1.Экологический подход в данном исследовании представлен работами Л.В. Милова, А.В. Гордона, В.В. Кондрашина, В.К. Трофимова, И.А. Шаповалова. Особенность данного подхода заключается в изучении развития менталитета того или иного народа в зависимости от окружающих его внешних факторов, таких как: природно-географическое положение, определяющее особенности ландшафта, качество почв, количество и качество природных ресурсов на территории распространения народа, а так же климат, характеризующий определенный погодный режим местности. Подобные качества имеют существенное влияние на специфику производства у населения, проживающего на данной территории. В связи с этим формируются социальные, политические, духовные и психологические особенности народа. Особенно хорошо это выражено в работах Милова, Гордона, а так же Трофимова.

Большое значение имеет и геополитическое положение, определявшее «соседство» и взаимодействие с другими народами, что в свою очередь способствует заимствованию, или наоборот привнесению новых культурных традиций. Данный аспект хорошо показан у И.Ф. Мироновой и А.И. Шаповалова.

2.Социологический (социально-исторический) подход изучает менталитет как исторически формирующуюся под воздействием многих внешних факторов мировоззренческую модель. Исходя из этого, менталитет становится явлением, отражающим исторические процессы и выражающим состояние личности, социума.

Отображенные внутри данного подхода работы Н.П. Ледовского, В.Б. Безгина, И.Шаповалова, В.П Данилова и Л.В. Даниловой, а так же другие, главным образом, затрагивают тему соотношения личностного и социального, индивидуального и коллективного начал в русской культуре.

Исследования отличаются направленностью на фиксирование различных исторических процессов, особенно, социального и политического характера, и влияние их на культурную жизнь общества. То или иное событие неизбежно находит отклик в сознании, как отдельного человека, так и целого народа. В соответствии с этим формируется определенное отношение к явлению, а так же способ действия (реакции) в виду сложившихся обстоятельств. Все это находит свое отражение в культуре народа, в его ментальных установках.

3.В психологическом подходе менталитет представляется, как психический склад человека, сплав его рационального и эмоционального опыта, внутренний синтез сознательных и бессознательных установок человеческой психики. Исследователи, изучающие данный феномен с позиций психологии, такие как К. Касьянова, К.А. Абульханова, И.А. Джидарьян. В.Т. Крыско, С. Лурье, в большей степени прибегают к экстраполяции на общество, тех психологических особенностей, которые наиболее часто встречаются среди его представителей (в работе Касьяновой этот метод наиболее выражен).

В психологическом анализе важно учитывать все возможные факторы окружающей среды, будь-то природные явления, влияние социальных институтов, межличностное общение и многое другое. Все это создает определенную, неповторимую атмосферу, в условиях которой формируется определенное поведение. На основании всех этих данных и создается представление, как о конкретном индивиде, так и обо всем обществе.

.Семиотический подход представлен лингвистическим анализом. При изучении менталитета на основе семиотического подхода, через проявления различных содержащихся в культуре символов, особое место занимает язык, как наиболее яркое проявление использования знаковой системы. Язык для культуры - это одновременно строящий и строящийся элемент. Это способ идентификации культуры, признак, характеризующий ее особенность. А так же отражение определенного способа восприятия устройства мира. В представленных работах О.Г. Почепцова, А.И Донцова, О.В. Рябова дается описание значимой роли языка в исследовании менталитета.

Такие авторы как А. Зализняк <#"justify">Определенные шаги в этом направлении совершены профессором В.А. Щученко, организовавшим на базе Санкт-Петербургского университета культуры и искусств факультет истории русской культуры, в задачи которого входит изучение менталитета русской культуры.


Список использованных источников


.Акопов Г.В. Российское сознание: Историко-психологические очерки / Г.В. Акопов.- Самара: Изд-во СамГПУ, 1999. - 72 с.

.Андреев В.И. Менталитет или особенности национального самосознания народов России / В.И. Андреев. - СПб.: Б. и., 2001. - 64 с.

.Ануфриев Е.А., Лесная Л.В. Российский менталитет как социально-политический феномен // Социально-политический журнал. 1997. №4. С.21 - 33.

.Байниязов Р.С. Правосознание и правовой менталитет в России : Введение в общую теорию / Р.С. Байниязов. - Саратов: Изд-во СЮИ, 2001. - 294 с.

.Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Сварог и К, 1997.

.Бердяев Н. А. Судьба России. - М.: Наука, 1990

.Будагов Р.А. Язык и культура: Хрестоматия: Учеб. пособие. В 3 ч. / Р.А. Будагов. - М.: Добросвет-2000, 2001.

.Буров А.А. Когниолингвистические вариации на тему русской языковой картины мира. / А.А. Буров. - Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2003. - 361с.

.Вежбицкая А. Понимание культур через посредничество ключевых слов. - М.: Русские словари, 2001.

.Вежбицкая А. Русский язык // Язык. Культура. Познание. - М.: Русские словари, 1997.

.Веретенников Н.Я. Российская ментальность и современность: Учеб. пособие для студентов. / Н. Я. Веретенников - Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2000.- 68с.

.Ветрова О.А. Особенности влияния искусства на менталитет русского человека: Автореф. дис. на соискпнмк. учен. степ. к. социологических наук: Спец. (22.00.06) / Ветрова О. А. - Курск: Изд-во Курского ГТУ, 2004. - 19 с. - Библиогр.: с. 19

.Воловикова М.И. Представление русских о нравственном идеале / М.И. Воловикова. - М.: Ин-т психологии РАН, 2003. - 311 с. - Библиогр. в подстроч. прим.

.Восток - Россия - Запад: проблемы межкультурной коммуникации: Международный сборник научных теорий. / Ред. Е.Е. Стефанский. - Самара: Изд-во СамГА, 2004. - 240 с. -Библиогр. В конце ст.

.Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер. // Вопросы философии. 1995. № 6. С. 111 - 121.

.Вьюнов Ю.А. Русский культурный архетип : страноведение России. Учеб. пособ. : для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности - русский язык и литература / Ю.А. Вьюнов. - М.: Наука, 2005. - 478 с. - Библиогр.: с. 441-443

.Гнатенко П.И. Национальный характер. / П.И. Гнатенко. - Днепропетровск: Изд-во ДГУ, 1992. - 136 с.

.Гордон А.В. Хозяйствование на земле - основа крестьянского мировосприятия. // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX). - М.:1996. С. 57-74. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.

.Грабельных Т.И. Концепция ментальности в закрытых социальных пространствах / Т.И. Грабельных.- М.: Прометей, 2000. - 284 с. Библиогр. в подстроч. примеч.

.Гринева С.В. Менталитет и ментальность современной России / С.В. Гринева. - Невинномысск: Невинномыский. технол. ин-т; Ставрополь: Сев.-Кавк. гос. техн. ун-т, 2003. - 176 с. - Библиогр. в примеч.: с. 170-175.

.Грищук А.И. На пути постижения ментальности / Грищук А.И. - СПб.: ТРИАDА, 2003.- 231с. - Библиогр.: с. 217-232.

.Губанов В.М. Русский национальный характер в контексте политической жизни России / Губанов В.М. - СПб. : СПбГМТУ 1999. - 199 с. - Библиогр.: с. 191-199.

.Гудзенко А.И. Русский менталитет / Александр Гудзенко. - М.: АиФ принт, 2003. - 437 с. - (Серия "Русь многоликая"). - (Россия в прошлом, настоящем, будущем). Библиогр.: с. 425-434.

.Данилова Л.В., Данилов В.П. Крестьянская ментальность и община. // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.). Материалы международной конференции. Москва. 14-15 июня 1996 г. - М., 1996. С. 22-40.

.Данич О.В. Менталитет белорусов и русских: отражение в мифологии, фольклоре, фразеологии: учебно-методическое пособие / Данич О.В. -Витебск: Изд-во УО ВГУ им. П.М.Машерова, 2004. - 84 с. - Библиогр.: с. 82-84.

.Джахангири А. Х. А. Лингвокультурологический аспект изучения взаимодействия языка и культуры / Х.А. Джахангири Азар. - М.: Спутник, 2003. - 103с. - Библиогр.: с. 100 - 103.

.Джидарьян И.А. Представление о счастье в российском менталитете / И. А. Джидарьян. - СПб.: Алетейя, 2001. - 240

.Донцов А.И., Стефаненко Т.Г., Уталиева Ж.Т. Язык как фактор этнической идентичности // Вопросы психологии. 1997. № 4. С. 75 - 85.

.Дугин А. Основы геополитики. - М.: б.и., Арктогея, 2000.

.Журавлев В.К. Русский язык и русский характер / В.К. Журавлев. - М. : Московского Патриархат. Отд. религиозного образования и катехизации. Лицей духовной культуры, 2002. - 255 с. - Библиогр. в конце гл.

.Зажиточное крестьянство России в исторической ретроспективе : (Землевладение, землепользование, производство, менталитет) : XXVII сессия симпозиум по аграрной истории Восточной Европы, (Вологда, 12-16 сент. 2000 г.): Тезисы докладов и сообщений. / Ред.: Л. В. Милов. - М.: ИРИ, 2000. - 264 с. - Библиогр. в примеч. в конце докл.

.Зенковский В. В.История русской философии. В 2 т. Т1. - Л.: Эго, 1991.

.Зиновьев А. А. Гибель «Империи зла» (очерк российской трагедии) // Социс. 1995, №2.

.Зиновьев А. А. Коммунизм как реальность. - М.: Центрополиграф, 1994.

.Зубков Е.Ю., Купреянов А.И. Ментальные изменения истории: поиски метода// Вопросы истории, 1995 № 7.

.Игнатович П.Г. Этнические основания культуры / Р.Г.Игнатович, Ю.В. Чернявская. - Минск: Технопринт, 2001. - 100 с. - Библиогр.: с. 96-98.

.Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948-1954 годов. В 2-х т. Т. 1. - М.:МП «Рарог», 1992

.Ионин Л.Г. Культура на переломе (механизмы и направления современного культурного развития в России) // Социс, 1995, №5

.История ментальностей. Историческая антропология. / Сост. Михина В.М. - М., 1996.

.Каган М.С. Философия культуры. СПб.: б.и., 1996

.Кандаурова З.Б. Русский национальный характер в условиях современного общества : монография / З.Б. Кандаурова. - Ставрополь: Пресса, 2005. - 123 с. - Библиогр.: с. 101-123.

.Кантор В.К. Демократия как историческая проблема России. // Вопросы философии, 1996, №5.

.Кантор В.К. Стихия и цивилизация: Два фактора «российской судьбы» // Вопросы философии, 1994, №5.

.Ковалевская Ж.В., Манекин Р.В. Проблема моделирования ментальности: методологический аспект // Тезисы докладов Международной научной конференции «Методология современных гуманитарных исследований: человек и компьютер» (Славяногорск, 26-28сснтября 1991 г.). Донецк, 1991.

.Ковалевский П.И. Психология русской нации // Этнопсихологические сюжеты. СПб., 1992

.Кожинов В.В. О русском национальном сознании / Кожинов В.В. - М.: Эксмо, Алгоритм, 2004. - 410 с.

.Козловский В.В. Понятие ментальности в социологической перспективе // Социология и социальная антропология. СПб., 1997.

.Колесов В.В. Язык и ментальность / В.В. Колесов. - СПб. : Петербург. Востоковедение, 2004. - 237 с.

.Комова Т.А. Концепты языка в контексте истории и культуры : Курс лекций : [Для студентов филол. спец.] / Комова Т.А. - М.: МАКС-Пресс, 2003. - 118 с.

.Кон И. С.Национальный характер: мир и реальность// Иностранная литература, 1970, №3.

.Культура и менталитет. / Сост. А. Куропятник, А. Бороноев, П. Смирнов при участии Х. Абельса. - Б. м.: Б.и., 1997. - 94с. - Библиогр.: с. 94.

.Курячьева А.Н. Российский менталитет в условиях современного технологического переворота : (методологические аспекты): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филос.н. : Спец. 09.00.11 / Курячьева А.Н. - Н. Новгород, 2000. - 27 с. - Библиогр.: с. 26-27.

.Кустова Л.С. Национальный характер как результат творчества народа: (Учеб. пособие) / Л.С. Кустова. - М.: Фак. журналистики МГУ, 2002. - 119 с. - Библиогр.: с. 111-112.

.Кушнина Л.В. Языки и культуры в переводческом пространстве / Л.В. Кушнина. - Пермь : ПГТУ, 2004. - 163 с. - Библиогр.: с. 144 -162.

.Лагунов А.А. Современный российский менталитет: социально-философский анализ : автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филос.н. : Спец. 09.00.11 / Лагунов А.А. - Ставрополь: Б.и. 2000. - 23 с. - Библиогр.: с. 23.

.Леви-Строс К. Структура и форма // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М.: б.и., 1985.

.Лихачев Д.С. Заметки о русском. - М: б.и., 1981.

.Лихачев Д.С. О национальном характере русских // Вопросы философии. 1990. N4. - С. 3-13.

.Лосский И.О. Характер русского народа. В 2-х т. Франкфурт-на-Майне, 1957.

.Лотман Ю.М. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века).СПб.:»Искусство - СПБ»,1994.

.Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: б.и., 2001

.Лотман ЮМ. Тезисы к семиотике русской культуры // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа.

.Лукьяненко С.А. Психологические условия формирования менталитета в секулярном обществе. // Религия и нравственность в секулярном мире. (Материалы научной конференции. 28-30 ноября 2001 года. Санкт-Петербург). СПб.: Санкт-Петербургское философское общество. 2001. С.50-53.

.Лурье С. В поисках русского национального характера // Отечественные записки, 2002, №3.

.Лутцев М.В. Менталитет и ментальность как феномены бытия личности, общества и Вооруженных Сил: (Социалтно-философский анализ) : автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филос.наук: спец. 09.00.11 / Лутцев М.В. - М.: Изд-во Военного ун-та, 2005. - 19 с. - Библиогр.: с.19.

.Марков А.П. Отечественная культура как предмет культурологии: Учебное пособие. - СПб.: СПбГУП, 1996. - 288 с.

.Мельникова А.А. Язык и национальный характер : Взаимосвязь структуры языка и ментальности / А.А. Мельникова. - СПб.: Речь, 2003. - 317 с. Библиогр. в подстроч. примеч.

.Менталистика: проблемы, решения, перспективы исследований: (Ментальность поволжского социума в научных проектах): сб. ст. - Самара: СГПУ, 2001. - 63 с. - Библиогр.: с. 21-22.

.Менталитет и коммуникативная среда в транзитивном обществе / Сост. Д.А. Леонтьев, В.Е. Клочко, Э.В. Галажинский. - Томск: ТГУ, 2004. - 280 с. - Библиогр. В конце разделов.

.Менталитет и политическое развитие России: Тезисы докладов научной конференции, Москва, 29-31 окт. 1996 г. Сб. ст. / Ред кол.: А.А. Горский и др. - М.: ИРИ, 1996. - 149 с. - Библиогр. в примеч. в конце докл.

.Менталитет. Концепт. Гендер.: Сб. ст. / М-во образования РФ, Кемер. гос. ун-т; Отв. ред. Е.А. Пименов, М.В. Пименова. - Landau: Verlag Empirische Padagogik, 2000. - 350с. - Библиогр. в конце ст. и в подстроч. прим.

.Менталитет: региональная специфика модернизационных процессов и проблемы выхода из духовного кризиса: Материалы междунар. науч. симп., 8-10 апр. 1999 г. Сб. ст. / Ред. А.Л. Елисеев. - Орел: Орл. ГТУ, 1999. - 132 с. - Библиогр. в конце докл.

.Ментальность россиян: (Специфика сознания больших групп населения России) / Гл. написаны И.Г. Дубовым, Л.М. Смирновым, Н.Н.Толстых и др.; Рос. акад. образования, Психолог. ин-т, "Имидж-Контакт". - М.: Фирма "Имидж-Контакт", 1997. - 477 с. - Библиогр.: с. 358-368.

.Менталитет россиянина: история проблемы: Материалы 17-й всероссийской заочной научной конференции. Сб. ст. / Ред. С.Н. Полторак. - СПб.: Нестор, 2000. - 238 с. - Библиогр. в примеч. в конце докл.

.Ментальность в эпохи потрясений и преобразований: Сб. ст. / РАН Ин-т Рос. истории; Ред. А.А.Горский. - М.: Ин-т Рос. истории, 2003. - 173 с.

.Ментальность россиян \Общ.редакция И.Г.Дубова. М. 1997.

.Милов Л.В. Природно-климатический фактор и менталитет русского крестьянства // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX). - М.:1996.

.Мишанова Р.А. Менталитет современной российской молодежи и проблемы его формирования: Автореф. дис. на соиск. учен. теп. к.филос. н. : Спец. 09.00.11 / Р.А.Мишанова. - М.,2003. - 24 с. - Библиогр.: с. 24.

.Мосейко А.Н. Мифы России: Мифологические доминанты в современной российской ментальности / А.Н. Мосейко. - М.: Б.и., 2003. - 154 с. - Библиогр. в конце гл.

.Пальцев А.И. Менталитет и ценностные ориентации этнических общностей : (на прим. Субэтноса сибиряков) : Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филос.н. : Спец. 09.00.11. / Пальцев П.И. -Новосибирск, 1998. - 22 с. - Библиогр.: с. 21 - 22.

.Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросс-культурный аспект // Вопросы психологии, 1993, N 3. - С. 101-109.

.Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросс-культурный аспект // Вопросы психологии, 1993, N 3, С. 101-109.

.Полежаев Д.В. Ментальность и менталитет как часть и целое // Психология Петербурга и петербуржцев затри столетия. СПб.: Б.и., 1999. - С. 139-140.

.Посадский А.В., Посадский С.В. Историко-культурный путь России в контексте философии Г.В. Флоровского. - СПб.: Изд-во РХГИ, 2004.

.Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. Учебно-справочное издание. М., 1998.

.Почепцов О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопросы языкознания, 1990, № 6.

.Проблемы лингвистики текста в культурологическом освещении: Межвузовый сборник научных теорий.: Сб. ст. / Ред. Л.В. - Таганрог: Изд-во Таганрогского ГПИ, 2001. - 231 с.

.Проблемы национальных характеров, менталитетов и их проявление в языке : XI Научно-методологические чтения (20 июня 2001): Сб. ст. - М.: Дипломатическая академия, 2001. - 87 с.

.Провинциальная ментальность России в прошлом, настоящем и будущем: А.С. Пушкин и российское историко-культурное сознание: Материалы III Международная. конференция по истории психологии российского сознания (17-19 мая 1999 г., Самара) / Под ред. Г.В. Акопова. - Самара: Изд-во СамГПУ, 1999. - 257 с.

.Пушкарев Л. Н. Что такое менталитет. Историографические заметки// Отечественная история, 1995, №3.

.Радзиховский Л. С точки зрения психолога // Знание сила, 1988, № 10.

.Романова Н.В. Влияние политических процессов на национальный менталитет и консолидацию общества: (На материале Республики Казахстан): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. д. полит.н. : Спец. 23.00.02. / Романова Н.В. - Алма-Ата, 1999. - 56 с.- Библиогр.: с. 46-52.

.Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики Сб. ст / Ред. К.А. Абульхановой. - М.: Ин-т психологии РАН, 1997. - 333 с. - Библиогр. в конце ст.

.Российский менталитет: история и современность: Сборник научных теорий / Ред. А.А. Резник. - СПб.: Изд-во СПбГИЭА, 1993. - 111 с. - (История и политология; Вып. 2). - Библиогр. в конце ст.

.Российский менталитет и учет его особенностей в социальной работе : [Сб. ст.]. - М. : б.и., 1994. - 155 с. - Библиогр. в подстроч. примеч.

.Российский менталитет: Психология личности, сознание, социал. представления: [Ежегод. сб.] / Рос. акад. наук. Ин-т психологии; [Под ред. акад. РАО К.А. Абульхановой- Славской и др.]. - М.: Ин-т психологии, 1996. - 132 с. - Библиогр. в конце ст.

.Российская ментальность. Материалы круглого стола // Вопросы философии, 1994, №1.

.Российская ментальность: теоретические проблемы : Материалы Науч. конф., 15-16 мая 2003 г. Сб. ст. / Ред.: Л.С. Жаркова, В.И. Черниченко. - М.: МГУКИ, 2003. - 186 с. - Библиогр. в конце докл.

.Русская ментальность как социально-философская проблема на рубеже XX - XXI веков: Материалы международной. научно-теоретической конференции, 13-15 мая 1998 г. Сб.ст. / Ред. Старостенко. - Орел: ОрелГТУ, 1998. - 134 с. - Библиогр. в конце докл.

.Русский язык, литература и культура: актуальные лингвистические исследования и проблемы преподавания : Материалы международной научно-практической конференции, (Тула, 1-3 окт. 2002 г.): Сб. ст. / Ред. Р. В. Лопухина. - Тула: Изд-во ТГПУ, 2002. - 226 с. - Библиогр.: в конце ст.

.Рябов О.В. «Матушка-Русь»: Опыт гендерного анализа поисков национальной идентичности России в отечественной и западной историософии. - М.: Ламидор, 2001. - С. 168.

.Рябов О.В. Родина-Мать: История идеи // Женщина в российском обществе, 1998, №3. С. 12 - 17.

.Салихов Р.К. Большевизм как феномен предцивилизованного мышления: (Опыт психогенеза соврем. человека) / Р. К. Салихов. - Самара: Б.и., 1997. - 64 с. - Библиогр.: с. 63.

.Степанов Ю.С. Семиотика культурных концептов // Семиотика. Антология. М., 2001.

.Тойбни А.Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е.Д. Жаркова. - 2-е изд. - М.: Айрис-пресс, 2002.

.Тоталитарный менталитет: проблемы изучения, пути преодоления: Материалы международной научной конференции (Кемерово, 18-20 сент. 2001 г.): Сб. ст. / Ред. Б. Бонвеч, Ю.В. Галактионов. - Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. - 506 с. - (Серия "Германские исследования в Сибири". Вып. 3). - Библиогр. в конце докл.

.Тресков Ю.А. Российский национальный менталитет как политический фактор социальной динамики : Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.социол.н. : Спец. 22.00.05 / Тресков Ю.А. МГУ им. М.В. Ломоносова. - М. Изд-во МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997. - 21 с. - Библиогр.: с 21.

.Трофимов В.К. Душа русского народа : Природно-историческая обусловленность и сущностные силы / В.К. Трофимов. - Екатеринбург: Банк культ. информ., 1998. - 158 с. - (Серия "Философское образование" / Ред. совет: В.В. Ким (пред.) и др; Вып. 7). - Библиогр.: с. 137-143.

.Трофимов В.К. Душа русской цивилизации / В. К. Трофимов. - Ижевск: Изд-во ИжГТУ, 1998. - 150 с. - Библиогр.: с. 132-139.

.Трофимов В.К. Менталитет русской нации: Учеб. пособие / В.К. Трофимов. - Ижевск: ИжГСХА, 2004. - 271 с.

.Трофимов В.К. Русский менталитет: истоки, сущность, социально-культурные проявления / В.К.Трофимов. - Ижевск: Изд-во ин-та экономики и управления, 2002. - 188 с. - Библиогр.: с. 165-187.

.Усенко О.Г. К определению понятия "менталитет" // Русская история: проблемы менталитета. М., 1994.

.Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. - М.: Наука, 1990.

.Храмов И.В. Национальный характер и его ментальные основания: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филос.н. : Спец. 09.00.11 / И.В. Храмов. - Ставрополь, Сев.-Кавк. гос. техн. ун-т 2004. - 22 с.+ 21 см. Библиогр.: с. 21-22.

.Хомяков А. С. о старом и новом // Русская идея: Сборник произведений русских мыслителей. - М.: Айрис-пресс, 2002.

.Худоногова Е.Ю. Образ и мировоззрение в русском искусстве ХIХ века / Елена Худоногова. - Красноярск: КГХИ, 2003. - 255 с. - Библиогр.: с. 252-255.

.Чумак Л.Н. Синтаксис русского и белорусского языков в аспекте культурологии / Л.Н. Чумак. - Минск: б.и., 1997. - 196 с. - Библиогр.: с. 183-196.

.Шаповалов А.И. Феномен советской политической культуры (Ментальные признаки, источники формирования и развития). М., 1997.

.Шафаревич, И.Р. Русский вопрос: [Книга для всех мыслящих людей : Сб.] / Игорь Шафаревич. - М.: Алгоритм-Книга, 2003. - 541 с. - Библиогр. в конце гл.

.Шестак Л.А. Русская языковая личность: коды образной вербализации тезауруса / Л.А. Шестак. - Волгоград: Перемена, 2003. - 311 с. - Библиогр.: с. 290-309.

.Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность / А. Д. Шмелев. - М.: Кошелев, 2002. - 492 с. - (Язык. Семиотика. Культура). - Библиогр.: с. 463-482.

.Щученко В.А. Вечное настоящее культуры / Ред. И.А. Голосенко. - СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2001. - 232 с.

.Этничность, культура, менталитет: (Теоретико-методологические и культурологические аспекты изучения этнического): Сб. ст. / Ред.. В. Р. Чагилов, В. П. Тоидис (отв. редакторы) и др.. - Карачаевск: Изд-во Карачаево-Черкесский ГПУ, 2000. - 158 с. - Библиогр. в конце ст.

.Южалина Н.С. Менталитет. Сущность и структура явления: Учеб. пособие / Н.С. Южалина. - Челябинск : Изд-во ЮУрГУ, 2002. - 53 с. - Библиогр.: с. 51-52.

.Язык и культура: Хрестоматия по спецкурсу для студентов-филологов / Под ред. проф. Л.Г. Саяховой. - Уфа: Башкирский. ун-т, 2000. - 174 с. - Библиогр.: с. 172.

.Язык. Культура. Диалог : Тезисы докладов. (Межвузовая конференция. "Глобалтный мир и диалог культур" (20-21 марта 2003 г.) Сб. ст. / Ред.: В.А. Маевская, Е.Н. Флауэр. - СПб. : СПбГИЭУ, 2003. - 172 с. - Библиогр.: В конце докл.

.Язык и национальные образы мира: Материалы междунар. науч. конф. (20-21 марта 2001 г.): Сб.сл. / Ред. Беданокова С. К. - Майкоп: АГУ, 2001. - 431 с. - Библиогр. в конце докл.

.Язык. Человек. Картина мира: Материалы Всероссийской научной конференции: Сб. ст. / Ред. М.П. Одинцовой. - Омск: ОмГУ, 2000.- 148 с.

.Языковая картина в зеркале семантики, прагматики, текста и перевода: Сб. ст. / Ред.: В.М. Аринштейн, Н.А. Абиева. - СПб.: Тригон, 1998. - 383 с. - Библиогр. в конце ст.

.Додонов Р.А. Теория ментальности: учение о детерминантах мыслительных автоматизмов [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (6 файлов). - 21.10.2004. - Режим доступа: #"justify">.Дубов И.Г. Феномен менталитета: психологический анализ [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (1 файл). - 9.09.2005. - Режим доступа: #"justify">.Зализняк А., Левонтина И., Шмелев А. Ключевые идеи русской языковой картины мира [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (1 файла). -09.11.2004. - Режим доступа: #"justify">.Касьянова К. О русском национальном характере [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (7 файлов). - 23.08.2005. - Режим доступа: #"justify">.Ключевский О.И. История России [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (1 файла). - 6.06.2005. - Режим доступа: #"justify">.Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (1 файл). -.26.07.2005. - Режим доступа: #"justify">.Цивьян Т.В. Модель мира и ее роль в создании (аван)текста [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (1 файл). - 24.09.2005. - Режим доступа: #"justify">.Флоровский Г. В. прот. Пути русского богословия [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (2 файла). - 15.07.2005. - Режим доступа: #"justify">.Щученко В.А. Менталитет русской культуры: актуальные проблемы его историко-генетического анализа [Электронный ресурс]. - Электрон. дан. (1 файл). - 06.09.2004. Режим доступа: http://www.rcultulture.spb.ru/doc/sintez1.htm.


Введение менталитет научный русский культура Менталитет является важным феноменом культуры, и проявляется в различных сферах существования народа. Именно

Больше работ по теме:

КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]

Скачать реферат © 2017 | Пользовательское соглашение

Скачать      Реферат

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ