Преподаватели средневековых университетов: статус, положение, функции

 

Выпускная квалификационная работа

Преподаватели средневековых университетов: статус, положение, функции

Введение

Актуальность. Университет, как мы понимаем его в наши дни, возник в средние века, где-то между XII и XIII веками. И пока не доказано иное, это утверждение нужно рассматривать в качестве исходного при объяснении той модели университета, которая сначала распространилась по всей Европе, а затем и по миру. Без сомнения, мы имеем дело с оригинальным институтом, понять который можно лишь в категориях исторического анализа, учитывая особенности его становления в конкретных исторических условиях своего времени.

Очевидно, что ни университет, ни школа не могут существовать без учителей. В средневековую эпоху учительство конституируется в особую общественную группу, а преподавательская деятельность становиться профессиональной, и осмысливается современниками в качестве таковой. Таким образом, Средневековье подарили нам новый тип учителя - профессионала. Это человек, занятый интеллектуальным трудом и получающий за свой труд денежную плату. Именно в этот период истории преподавательский труд впервые оказался востребован обществом в широких масштабах, и, следовательно, именно в средневековую эпоху стали закладываться основы для формирования новоевропейского типа университетского преподавателя. Преподавательская среда была значимым составным элементом слоя средневековых интеллектуалов. По сути, они стали новой интеллектуальной элитой (наряду со старой - клиром и монашеством), которая, во-первых, генерировала передовые идеи в обществе, во-вторых, транслировала свои знания на широкий круг аудитории.

Таким образом, без учета особенностей функционирования этой общественной группы не возможно осмыслить динамику развития средневекового социума в целом, понять протекающие в нем процессы.

Кроме того, история преподавательского корпуса тесно связана с вопросом о формировании особой общественной группы- интеллигенции. Истоки зарождения данной прослойки можно увидеть в средневековой преподавательской среде, однако само оформление начинается лишь в ренессансную эпоху. Все это делает данную проблематику, несомненно, интересной и для исследования.

Преподавательская среда пережила сложные внутренние пертурбации, свои кризисы роста в различные периоды развития средневекового социума и особенно в эпоху модернизации, когда происходила ломка традиционных средневековых структур. Ей пришлось долго бороться за свое «место под солнцем», отстаивать свои привилегии, да и просто свое право на существование, на получение достойного вознаграждения от власть предержащих. В смутное время кризиса общества Старого порядка профессорство выжило и сумело вписаться в новые реалии общественной жизни. Сегодня, когда высшая школа также переживает тяжелый затяжной кризис полезно обратиться к историческому опыту прошлого.

Историография проблемы:

Историография данной проблемы не очень обширна. Но, не смотря на это можно выделить следующие группы:

. работы общего плана, посвященные истории средневековых университетов в целом: история возникновения, специфика положения в средневековом обществе, отношения с властью духовной и светской. В этой связи хочется упаминуть работы Суворова Н.С., Игнатовича В.В., и др., а так же такие сборники, как «Университеты Западной Европы: Средние века. Возрождение, Просвещение», «Из истории университетов Европы XIII-XV вв.» и др.

. работы по истории педагогики, вскрывающие особенности средневекового высшего образования. В русле изучаемой мной темы очень полезными оказались исследования, в которых более рассматривается структура средневекового университета, специфика образования в указанный период, а так же обязанности средневекового преподавателя. Данные аспекты освящены в сборниках «Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль», «Из истории университетов Европы XIII-XV вв.» От глиняной таблички к университету: образовательные системы Востока и Запада в эпоху древности и средневековья». Полезными оказались исследования, посвященные непосредственно истории образования и педагогической мысли. Здесь следует отметить статьи Безрогова , Корнетова Г.Б., Демкова М.И., Джуринского А.Н. и др. К этой же группе стоит отнести различные научные сборники статей, посвященные средневековой педагогики, или ее касающиеся. Здесь следует указать на «Традиции образования и воспитания в Европе XI-XVII вв.», «Школа и педагогическая мысль Средних веков, Возрождения и начала Нового времени» и др.

. труды, посвященные собственно истории средневекового преподавателя, истории интеллектуала. В этих работах рассматривается история средневекового преподавателя как нового социального типа для данного общества. Вскрываются его социальные функции, материальное положение, общественный статус. В контексте изучаемой мной темы наибольший интерес представляет монография Ле Гоффа Ж. «Интеллектуалы средневековья», которая непосредственно посвящена истории преподавательского труда. В ней обращается внимание на специфику данного вида деятельности, а так же на место преподавателя в рамках средневекового общества. В этой связи так же интересна работа нашего соотечественника Уварова П.Ю, рассматривающая то, как в средневековом обществе был организован интеллектуальный труд, как обозначалась его специфика «людьми знания», на какой социальный статус они претендовали сами и какое место в обществе им отводили современники.

Неподдельный интерес вызывают и работы по средневековой культуре, городской культуре. Не вызывает сомнения, что образование является гармоничной частью культуры общества. Городская же культура явилась для университетов прародительницей. Подобные работы помогают поместить изучаемый мной вопрос в систему координат средневековья. Изучение вынесенной в заголовок дипломной работы проблемы возможно только в контексте эпохи. В этой связи хочется упомянуть работы все того же Ле Гоффа по средневековью, сборник «Городская культура: средневековья и начало нового времени» и др.

Говоря об историографии данного вопроса необходимо отметить, что отечественная литература по истории западноевропейских средневековых университетов невелика. В дореволюционной России этим вопросом систематически не занимались. Лишь в отдельные периоды возникал интерес к истории университетского образования на Западе, главным образом под влиянием студенческого движения и правительственных, мер в области народного просвещения. Первым русским историком западноевропейских университетов, следует, по-видимому, считать уже упомянутого педагога В.В. Игнатовича (1803-1869). В 1846 г. он выпустил книгу о Болонском университете, а через 15 лет - вторую, посвященную английским университетам. Наконец, «Журнал Министерства народного просвещения» (ЖМНП) в течение почти двух лет печатал третью работу Игнатовича «Немецкие университеты в развитии их исторической и современной жизни» Хотя работы Игнатовича и не были основаны на самостоятельном изучении источников (кстати, тогда только еще начиналась их публикация) и носят компилятивный характер, все же для своего времени они представляли определенный интерес. Они знакомили русское общество с основными фактами истории средневековых университетов, почерпнутыми из новейших для того времени работ зарубежных авторов. Заметно возрос интерес к истории средневековых университетов в 90-е гг. XIX столетия и в первое десятилетие XX века, когда было опубликовано несколько работ, часть которых основана на изучении опубликованных и даже архивных источников. Такова, например, интереснейшая статья известного киевского медиевиста Ф.Я. Фортинского (1846-1902) «Борьба Парижского университета с нищенствующими монахами в половине XIII века». Представляя собой публичную лекцию, читанную в университете в пользу голодающих, работа сочетает ясную форму изложения с серьезным анализом документов. Ее содержание шире названия. Автор рисует яркую, красочную картину возникновения Парижского университета и его организационной структуры, повествует о появлении нищенствующих орденов и затем уже переходит к изложению перипетий самой борьбы. К сожалению, Фортинский не выясняет социального смысла происходивших распрей, что значительно обедняет содержание его исследования.

В 90-х гг. вышли в свет две книги филолога по образованию Н.В. Сперанского (1861-1921) и историка церковного права Н.С. Суворова (1848-1909), посвященные: первая - лишь частично, а вторая целиком средневековым университетам.

Книга Сперанского насыщена конкретным материалом; живо написанная, она до сих пор служит главным пособием на русском языке для всех, кто интересуется вопросами среднего и высшего образования в средние века и даже шире - средневековой культуры и быта. Автор хорошо знает источники и отнюдь не является простым компилятором, хотя его книга основана прежде всего на данных новейшей для того времени литературы. Может быть, в вину ему следует поставить лишь некритическое отношение к средневековым, текстам.

Книга Суворова написана также с большим знанием дела и до сих пор является единственной специальной работой на русском языке, охватывающей проблему в целом. В данной связи хочется упомянуть о работе Демкова М.И. «История западноевропейской педагогики». В этой работе есть глава, посвященная интересующей нас теме. Правда автор при ее написании в основном опирался на вышеуказанные труды, тем не менее, она представляет для нас несомненный интерес.

В начале прошлого века было опубликовано исследование профессора А.Г. Бекштрема (1872-1919) «Медицинский факультет в Монпелье до середины XIV века». Это первая в русской литературе работа, основанная на самостоятельном изучении архивных материалов, заставившая по-новому взглянуть на развитие университета и медицинской науки в Монпелье.

Названными работами исчерпывается список дореволюционной литературы по истории средневековых университетов.

В первые десятилетия после Октябрьской революции формирующаяся советская медиевистика основное внимание, как известно, уделяла вопросам социально-экономического развития средневекового общества и классовой борьбы: Именно этой тематике были посвящены капитальные исследования советских медиевистов. Нельзя сказать, чтобы вопросы культуры совсем выпадали из поля их зрения. Эти вопросы находили место в учебных пособиях, в отдельных трудах по истории литературы, искусства, по истории католической церкви, истории философии и педагогике, но развития средневековых университетов советские медиевисты почти не касались. Лишь после Великой Отечественной войны стали появляться исследования, в которых затрагивались вопросы истории средневековых университетов. Это относится, прежде всего, к трудам Н.А. Сидоровой (1910-1961) и Г.И. Липатникововой. Работы последней в основном посвящены Пражскому университету. Можно назвать и еще ряд работ, в которых в той или иной степени затрагиваются вопросы развития средневековой университетской жизни, но из приведенного выше обзора литературы на русском языке совершенно ясно, что этот участок нашей медиевистики можно пока считать запущенным. К концу XX века намечается возрождение интереса к изучению средневековых университетов. Появляются работы Уварова, Репиной, Пшизовой, Петрова, Струкова посвященные различным аспектам изучения средневековых университетов. Появляются сборники научных работ по интересующей нас теме, или, так или иначе, ее затрагивающие.

Зарубежная историография по данной теме более обширна, только, к сожалению не многие работы переведены на русский язык. В конце 70-х гг. прошлого века международный коллектив ученых по инициативе Ассоциации европейских университетов приступил к реализации крупного проекта, целью которого стало написание 4-х томной истории европейского университета. Первый том данной работы посвящен средневековому университету. В настоящее время издательством «Альма матер» произведен перевод первого тома и публикация его в качестве журнальных статей в вышеуказанном журнале. Появляются переводы статей Норта, Сиройш Н., Роуга В., Риддер-Симэнс и др. Данные работы представляют большой интерес, поскольку затрагивают различные аспекты истории средневекового университета: структуру университета и организацию обучения, различного рода взаимоотношения внутри университета, а так же преподавательскую практику средневековья.

В общем, стоит отметить, что отечественной и зарубежной историографии наиболее исследованными являются области непосредственно связанные с историей возникновения и структурой средневековых университетов, спецификой образовательного процесса и методами работы средневекового преподавателя. Исследований посвященных частной жизни средневекового преподавателя, его материальному положению, общественной и политической деятельности не много.

Общие историографические обзоры есть у Уварова П.Ю. в отдельных статьях и автореферате, у Струкова Б.Г., Лычагина А.В.

Цели и задачи исследования:

Цель моей работы заключается в том, чтобы выявить специфику труда и особенности положения университетских преподавателей в европейском средневековом обществе. Цель исследования предопределила необходимость решения следующих задач:

1.Выявить место и функции университетов в средневековом социуме.

2.Выявить специфику организации учебного процесса, особенности методов и приемов преподавания в средневековом университете, вскрыть роль преподавателя в передаче знаний, формировании социальных умений и навыков учащихся, их профессиональной подготовке.

.Реконструировать социальный облик магистра, его права и привилегии, круг профессиональных обязанностей и основные функции в университетской общине.

.Определить порядок назначения на университетские кафедры, источники и способы вознаграждения преподавателей, выявить факторы, оказывающие влияние на положение университетской профессуры.

.Выявить различные внеучебные формы деятельности преподавателей, показать их роль и значение в процессе профессионализации преподавательского труда.

.Определить, на какой социальный статус претендовали сами магистры, и какое место в обществе им отводили современники.

.Проследить эволюцию статуса преподавателя, выявить изменения в его положении в позднесредневековую эпоху.

Объектом изучения являются преподаватели средневековых университетов, а также сложившиеся в университетской среде разнообразные магистерские общности (прежде всего, профессиональные) (коллегии, нации).

Предметом изучения служат процессы формирования слоя университетских интеллектуалов, профессионализации преподавательского труда, изменения в положении, статусе и функциях магистров в средневековую эпоху.

Исходя из тематики исследования представляют интерес следующие понятия:

Средневековый интеллектуал - человек, занятый умственным трудом и за счет него живущий.

Интеллигенция - все те, кто вырабатывает новые цели и знания, беря на себя роль носителей критического разума, исторического, нравственного и иного самосознания и самоизменения общества.

Хронологические рамки исследования охватывают период с XII века, когда происходит зарождение средневекового университета и выделение преподавательской деятельности в качестве профессиональной и отличной от труда физического и до XVI века, когда произошло окончательное конституирование преподавательской деятельности.

Территориальные рамки: Западная Европа.

Методологической основой исследования служит совокупность научных принципов, методов и приемов исторического познания. Основными принципами, соблюдавшимися при решении поставленных задач, явились принципы историзма и объективности. Поскольку цель всякого познания - получение объективно-истинных знаний, то историческое познание обязательно должно соответствовать по своему содержанию принципу объективности. Однако следование этому принципу должно учитывать особенность предмета исторического изучения, а именно то, что он развивается во времени и пространстве. Это предполагает применение, наряду с принципом объективности, принципа историзма. Разработка исследовательской проблемы и интерпретация всего фактического материала проведены с точки зрения особенностей рассматриваемых процессов. Я применила разнообразные исторические источники, попыталась их проанализировать и объективно оценить специфику труда и особенности положения университетского преподавателя в европейском средневековом обществе. Объективность подхода к исследоваемому материалу предполагала подбор и систематизацию различных видов источников и литературы, проведение анализа совокупности целого ряда источников, с учетом их специфики, избегая односторонности и предвзятости при оценке исторических событий.

Источниковая база. Среди источников, относящихся к данной теме можно выделить следующие группы:

.законодательные источники, к которым относятся различные учредительные грамоты светских властей, университетские статуты, а так же папские буллы.

. делопроизводственные источники, к которым можно отнести нотариальные акты, составляемые университетскими преподавателями в нотариальных конторах. Акты дарения, адресованные студентам Парижского Университета, договоры о содержании престарелых и больных, акты, улаживающие те или иные конфликты и др. позволяют воссоздать материальное положение университетского преподавателя, а так же частные аспекты его жизни.

. мемуарные источники представленные воспоминаниями Пьера Абеляра, Платтера об университетской среде. Данный вид источника представлен очень скупо. Средневековые преподаватели не оставили после себя автобиографических работ.

. комментарии, ученые трактаты и официальные тексты (инаугурационные лекции (froemia) и речи) можно выделить в отдельную категорию. Но эти источники позволяют воссоздать лишь идеализированный портрет университетского преподавателя.

. художественная литература, представленная «поэзией вагантов», Эберхард «Лабиринт», «Романом о Розе», Боккаччо Д. «Декамерон», которые воссоздают средневековую университетскую культуру.

Источники можно классифицировать и по характеру содержащейся в них информации. Так можно выделить источники, отражающие взаимодействие университетов со светской и папской властью. В этом смысле особенно знаменательно письмо Григория IX от 23 апреля 1231 г. Парижскому университету, булла Александра IV университету в Саламанке (1255), постановление Собора в Виенне (1312) и др. Королевская политика в отношении университетов представлена учредительными грамотами. Здесь особенно интересна, на наш взгляд, грамота Казимира III Краковскому университету, дающая зримое представление об объеме Королевских привилегий университетам. Причины глубокой заинтересованности светской власти в университетах раскрывают уже грамота Фридриха Барбароссы (L158), документ «Парижский университет и процесс Тамплиеров» (1307), грамота Карла IV Парижскому университету (1348).

Письмо магистров Тулузы магистрам и студентам других школ даёт представление о целях, из которых исходили светская и духовная власти при основании первых университетов, и показывает противоречивость и сложность ранней университетской науки.

К другой категории можно отнести источники о возникновении первых университетов. В этой связи можно упомянуть университета (отрывок из «Истории моих бедствий» П. Абеляра, «Письмо аббата св. Женевьевы», постановление Робера Кургона и др.).

Учебные программы отдельных факультетов, фрагменты лекций, постановления собраний, речи, письма, литературные тексты позволяют более или менее полно представить содержание учебного процесса, методику чтения лекций, систему экзаменов и присвоения ученых степеней, проникновение в университетскую среду передовых идей, острую идейную борьбу на диспутах «О чем угодно».

Стоит отметить, что большая часть источников, позволяют изучить историю возникновения университетов, их структуру, методы и форы обучения. Источники же, касающиеся роли преподавателя в средневековом обществе, их самосознания средневековье оставило не много. Аналогичным образом из университетских уставов мы сталкиваемся лишь с описанием нормы. Что же касается литературы типа педагогических трактатов, подобных De discipline scolarium или различных De modo studendi, текстов моралистов («зерцала» или профессиональные руководства), проповедей, то в них, действительно, можно попытаться найти намеки на образы магистров и ученых, их достоинства и недостатки, хотя часто они носят настолько общий характер, что увязать их содержание с конкретными реалиями оказывается делом трудным.

Научная новизна работы. В русскоязычной литературе до сих пор отсутствуют общие сводные работы, посвященные университетскому преподавателю. Монографические исследования в основном посвящены отдельным аспектам данной темы, но не в общем.

1. Университет в европейском средневековом обществе

.1 Становление и развитие университетского движения. Типы университетских общин

Сегодня уже нет сомнения в том, что университет, как мы понимаем его в наши дни, возник в средние века, где-то между XII и XIII веками. И пока не доказано иное, это утверждение нужно рассматривать в качестве исходного при объяснении той модели университета, которая сначала распространилась по всей Европе, а затем и по миру. Без сомнения, мы имеем дело с оригинальным институтом, понять который можно лишь в категориях исторического анализа его становления в конкретных условиях своего времени.

Возникновение средневековых университетов опирается на все факторы средневековой жизни: они связаны с церковью, так как своим главным начальником признают папу, более того часто толчок к их возникновению давали церковные школы, а богословские факультеты становились питомниками церковной науки; связаны они и с рыцарством так как представляют ученую аристократию, и выдающиеся члены университетов могли высказывать притязания на положение, равное с благородными рыцарями; по своему коллегиальному устройству они сходны с цехами городского сословия и в своих степенях: школяр, бакалавр и магистр, повторяют ряд учеников, подмастерьев и мастеров; они становятся могущественной опорой усиливающиеся государственной власти и орудием, при помощи которого эта власть позднее все более и более овладевает образованностью; несмотря на кажущуюся замкнутость, они связаны с народной жизнью во всей ее широте, и то изречение, которое вышло из Оксфорда: «Рассмотри хроники и увидишь, что когда сражаются в Оксфорде, то через несколько месяцев спорят во всей Англии», приложим и к другим университетам. Соединяя в себе учителей и учеников из земель всех владений и раздавая степени, признаваемые во всем христианском мире, университеты развивали умственные отношения между различными европейским народами и мощно содействовали подъему культуры.

Люди средневековья в школах, как правило, не обучались. К жизни их готовили в семье. Крестьяне составляющие, подавляющие большинство населения, приучали детей к труду сызмальства. Ремесленник передавал наследнику секреты своего мастерства. Купец рано брал своего сына в свои опасные поездки. Рыцарь сам обучал сына верховой езде, открывал только ему известные приемы. Но «образованность», достижение знаний было чем-то совсем иным. Образование называлось «literas», образованные люди - «literati». Это слово указывает на связь понятия с книгой, текстом, писанием, в первую очередь Священным Писанием. Впрочем, и остальные книги представлялись отчасти связанными с божественным, святым знанием.

Мы говорим «образованный человек», но в средние века сказали бы - «клирик», человек Церкви. Клирики во многом отличались от прочих людей. Они и одевались по-другому, и тонзуру на макушке выбривали, им запрещалось жениться, проливать кровь, торговать. Они были ближе к Богу, обладая магической силой совершать таинства, претворяя вино в кровь, а хлеб - в плоть Господню.

Семьи у клириков не было, знания не передавались от отца к сыну: Чтобы стать клириком, надо было учиться, надо было получать образование, как сказали бы теперь. Иначе говоря, наши современные университеты, гимназии, школы уходят своими корнями в средневековье. Они - прямые потомки тех заведений, что были созданы для подготовки священников и монахов.

В средние века образованными становились и миряне - короли, аристократы, купцы, а к концу эпохи - медики, юристы, нотариусы.

Но по-прежнему в сознании людей образованность оставалась в первую очередь уделом клириков. Даже в начале XV века Кристина Пизанская, воздавая хвалу мудрому королю Франции Карлу V, писала: «Он был хороший клирик».

Итак, образование и школа были неразрывно связаны с верой и церковью.

XII век является важным рубежом в истории Европы. К этому времени в ряде передовых стран уже далеко зашел процесс отделения ремесла от сельского хозяйства. В быстро растущих городах делает успехи развитие техники, возникает товарное производство и денежное обращение.

Рост самосознание горожан и общественной активности горожан находит свое проявление в коммунальном движении, в возникновении многочисленных ересей. Растущим городам и крепнувшим государствам требовалось всё больше образованных людей. Нужны были судьи и чиновники, врачи и учителя. Школы перерастают себя, образуя учреждение нового типа. Эти учреждением стал университет.

Некоторые университеты, например, в Севилье, Париже, Тулузе, Неаполе, Кембридже, Оксфорде, Валенсии, Болонье были основаны в XII-XIII веках. Остальные, например, в Упсале, Копенгагене, Ростоке, Орлеане были основаны позднее - в XIV-XV веках.

Само слово universities не употреблялось в средние века. Называли studium, что означает учебное заведение с университетской программой, для наиболее знаменитых - studim generale. Но термин universitas, обозначал корпорацию преподавателей и студентов, и, в конце концов, стал наименованием этого типа учебных заведений. Держась терминологии римского права, средневековые юристы называли университетом (universitas) всякий организованный союз людей, всякую корпорацию - corpus, как говорили тогда, употребляя термин римского права. В том же значении употреблялся и еще один термин римского права - коллегия, хотя коллегией, стал обыкновенно называться отдельный, частичный, союз внутри университетской корпорации. Впрочем, даже и название университета считалось уместным не только в применении к всецелой школьной организации, но и к составной ее части, так что, например, в Болонье, Падуе, Монпелье существовало несколько университетов, что, однако, не мешало им считать себя составными частями одной всецелой univeraitas. С точки зрения организованного союза или общественной организации не было никаких препятствий, и город называл университетом граждан (universitas civium) и любой ремесленный цех, подводя под то же понятие университета, тем более, что исторически первые начала университетов относятся к той же эпохе, на которую падают возникновение самостоятельных городских общин в Италии и формирование западноевропейских цехов. Следовательно, корпорация, образовавшаяся в видах научных интересов, была лишь видовым понятием, подходившим под общее понятие университета как организованного союза людей. Выпускник университета отличался от любого другого образованного средневекового человека наличием степени, диплома, означающие признание его знаний некоторой группы образованных в той же области людей, которое эквивалентно санкции на определенный тип занятий. Однако надо понимать, что образование оставалось частью церковной организации. Покровительство диктовалось задачей религиозного просвещения, которое не возможно без определенной степени образованности духовенство, но не только. Так в 1229 году магистры, только открывшегося университета в Тулузе, писали студентам и магистрам других университетов: «Так что там, где мечи прорубили для вас тропинку, вы будите сражаться острым словом, а там где война недавно справила свою кровавую тризну, вы станете бороться мирными доктринами. Там где лес ереси и греха простер свои колючие ветви, вашими усилиями возрастет кедр католической веры, устремивший свою вершину к звездам». Поддержка университета церковью была важной характеристикой надежности учебного заведения. В том же письме магистры, с целью заманить к себе студентов и магистров пишут «что бы вы были уверенны в прочности университета, мы уже позаботились о том, чтобы это начинание получило одобрение церкви».

Таким образом, если говорить о самых первых этапах становления европейского университета, то он возникает не как прямое следствие или расширение школ низшего, начального уровня, каковой представлен монастырскими школами, соборными школами, капитулярными школами и городскими школами, т.е. учебными заведениями, созданными местными властями (церковными или светскими) в интересах данной местности, района.

Возникновение средневековых университетов часто было результатом скопления вокруг некоторых школьных центров (Болонья, Париж, Монпелье, Оксфорд и др.) молодежи из среды горожан, мелкого рыцарства и низшего духовенства. Отсутствие элементарной безопасности и общественных служб, враждебность городских властей и местной церкви заставили как учителей, так и их учеников, объединяться ассоциации, в интересах взаимной помощи и борьбы за свои права. Организуясь по образцу ремесленных и купеческих гильдий, эти ассоциации стремились добиться корпоративности, т.е. утвержденного высшей властью право иметь общую собственность, избираемых должностных лиц, составленные самими членами ассоциации статуты, печать, собственный суд. Борьба за эти права тянулась десятилетиями, и новое слово «университет» вызывало такую же неприязнь как слово «коммуна». Ранний период конституирования университетов наложил отпечаток в их дальнейшей истории. От него идет традиция студенческой солидарности и свободомыслия, традиции самоуправления, автономия отдельных землячеств («наций») и факультетов.

Вступление в корпорацию студентов и преподавателей предполагало наложение на себя определенных обязательств. Знаменитые учителя становились центрами умственного движения. Главе католической церкви не нравились подобные стремления юношей. Многие книги не только запрещались, но и сжигались. Однако преследуемый учитель мог когда угодно оставить свою кафедру и уехать куда угодно, будучи уверен, что его ученики последуют за ним. Тысячи людей стекались в город, в котором появлялся прославленный учёный. Например, в конце XI века в городе Болонье, где появился знаток римского права Ирнерий, возникла школа юридических знаний. Постепенно эта школа стала Болонским университетом. То же было и с Салерно - другим итальянским городом, который прославился как главный университетский центр медицинской науки. По мнению отдельных исследователей именно он был. Он развивался на основе древнейшей Салернской медицинской школы, первое упоминание о которой относится к 197 г. до н.э. В период существования римской империи небольшой городок Салерн в глубине Пестанского залива в Кампании был своеобразны курортом. В 9в. Он был столицей лангобардского королевства, а с 11 века стал резиденцией норманнского герцога Робера Гюискара. Существовавшая здесь «Гиппократова община» (civitas Hippocratica) хранила и развивала лучшее из античного медицинского наследия. Именно здесь в 820 году был основан госпиталь - первая гражданская больница в Западной Европе, финансировавшаяся за счет средств города. Салернская медицинская школа в качестве одного из крупнейших центров образования была известна вплоть до 1812 года. Однако университетом она все же не стала. Во-первых, потому, что кроме медицины такого же высокого уровня образования по остальным дисциплинам не давала. Во-вторых, широкое распространение с начала 13 века арабской медицины, новых идей, лекарств, созданных на основе идеи химического воздействия на организм, смесь знаний и заговоров поразили воображение Европы. Идеи здорового образа жизни, физического воздействия на организм Галена и Гиппократа были оттеснены в университетах на второй план. Салернская же школа сохраняла слепую преданность античным медикам. Студенты начали разбегаться. Примером продукции салернских медиков стал написанный в 13 веке известным врачом, поэтом и еретиком Арнольдом из Виллановы «Салернский кодекс здоровья», вышедший у нас уже несколькими изданиями.

По указанным причинам первым европейским университетом традиционно считается Болонский университет, возникший на основе Болонской юридической школы. Годом ее основания называют 1088 год. Основателем считается знаменитый правовед того времени Ирнерий, впервые ставший в широкой аудитории читать римское право. Это имело принципиальное значение для тогдашней Европы, где широко распространялся новый тип города - феодальный. Торговля и ремесла нуждались в правовом обосновании своего существования. Именно римское право является универсальным и уже в этом смысле подходило для интегрирующейся христианской Европы. В нем были развиты торговое и вещное право, четко сформулировано понятие частной собственности, т.е. оно являлось именно такой правовой системой, которая соответствовала складывавшемуся товарно-денежному хозяйству. В «возрождении» римского права и использовании его для оправдания и защиты своих политических притязаний была заинтересована и королевская власть, особенно в период своего усиления. Лекции Ирнерия оказались очень популярны и к нему стали стекаться ученики со всех концов Европы. Но подлинный рост значения Болонской школы начинается с середины 12 века. В 1158 году германский император Фридрих I Барбаросса захватил один их самых богатых городов Ломбардии г. Милан и созвал на Ронкальском поле (на р. По, между Пьяченцей и Пармой) сейм с целью навязать североитальянским городам новый порядок управления. В благодарность за помощь со стороны болонских профессоров в этом же году он издал закон, по которому:

. брал под свое покровительство тех, кто «путешествует ради научных занятий, в особенности преподавателей божественного и священного права»;

. болонские школяры освобождались от круговой поруки в уплате налогов и от подчинения городским судам Болоньи.

Эти привилегии усилили приток слушателей. По свидетельствам современников к началу 13 века в Болонье обучалось до 10 тысяч человек со всей Европы. У знаменитого болонского профессора Ацо будто было так много слушателей, что приходилось читать лекции на площади. Здесь были представлены почти все языки Европы. Школа стала называться генеральной. Именно в Болонье впервые стали появляться так называемые нации (землячества).

Иной тип объединения представлен Парижским университетом. Парижский университет, в отличие от Болонского, несомненно возник в связи с церковными учреждениями и под влиянием церковных властей, так как возник в непосредственной связи с кафедральными школами, подчиненными церковным властям (Собору Парижской Богоматери), он сложился как организация преподавателей исключительно из сообщества магистров, и его внутреннее устройство имело, таким образом. Менее демократический характер. Студенты не могли ни голосовать, ни участвовать в дискуссиях на университетских собраниях. Так как объединение начали не школяры, а преподаватели, которые не простые преподаватели, а студенты старших факультетов, успевшие закончить подготовительный факультет и одновременно магистрами семи свободных искусств, они, естественно, начали противопоставлять себя другим преподавателям, школярам - подготовишкам и горожанам, требовать определения своего статуса. Новый университет развивался бурно. Объединение с другими факультетами происходило постепенно. Могущество университета выросло в ожесточенной борьбе с духовными и светскими властями. Основание университета датируют 1200 годом, когда вышли указ французского короля и булла папы Иннокентия III, освобождавшие университет от подчинения светской власти. Автономия университета была закреплена буллами пап 1209, 1212, 1231 годов.

Таким образом, университеты развивались двумя основными путями. Первый состоял в расширении schola externa и превращение ее в самостоятельное учреждение, как, например, Кембриджский университет. Второй путь состоял в присоединении других учреждений к основному, которым пошел университет парижский. Был и еще один путь - миграция университета, вытекал из особенности организации средневеково университета. Так как universitas - свободное объединение людей, собравшихся ради приобретения знаний. Люди и есть само тело данной организации. Не специальных зданий, библиотек не было Миграция университетов нередко давала начало новому университету. Так миграция Болонского университета в 1222 году привело к образования Падуанского университета. Оксфорд, таким же образом, в 1209 году дал начало Оксфорду. Все прочие университеты, возникшие в Западной Европе позднее, организовывались по типу болонского университета или по типу парижского, часто почти с дословным воспроизведением статутов этих старших университетов касательно курсов, ученых степеней, испытаний и.т. п. По образцу Болонского университета формируются преимущественно высшие школы Италии, Испании и Южной Франции, Парижский университет служит образцом, главным образом, для высших учебных заведений Англии и Германии. Насчитывается всего 31 университет, возникший с XIII по XV в. под прямым влиянием и воздействием Парижского университета . Некоторые итальянские университеты (в Пизе, Флоренции, Павии), однако, представляют собой переходные формы: здесь власть была разделена между студентами, преподавателями и муниципальными властями. Участие студентов в управлении было закреплено уставами ряда испанских университетов. В нескольких южнофранцузских университетах (в Манпелье, Анжере, Орлеане) студенты в борьбе против церковных властей действовали в союзе с профессурой.

Деление на нации студентов или студентов вместе с магистрами, о котором говорилось выше, было едва ли не более древнего происхождения, чем деление на факультеты. Некоторые исследователи считают, что деление на нации легло в основу парижской универсальной университетской корпорации. Факультеты развивались на учебной почве в отношении к преподаваемым наукам, нации же образовывались для взаимной поддержки, для дисциплины. Парижские нации существенно отличались от болонских землячеств тем, что в них активная роль отводилась магистрам, а не студентам, как в Болоньи. Во главе парижских наций стоял прокурор, а во главе всех соединений наций - ректор.

Университетское движение уже в XII-XIII вв. обнаружило в себе черты необратимости. Начавшись в странах с развитой городской жизнью, оно в дальнейшем в той или иной степени распространилось по всей Европе. Уже в 1265 г. При болонских школах существовало 13 землячеств, в тои числе каталонское, венгерское, госконское, польское и германское, в состав которого входили чехи, фламандцы, литовцы и датчане. А в XIV современник, говоря о популярности Пражского университета, называет среди его питомцев поляков и словаков, пруссов и русских, пришельцев из Скандинавии и обитателей берегов Рейна. О значительности происходящих культурных сдвигов свидетельствует и количественный состав студенческих ассоциаций. Если свидетельство болонского юриста Одоферда. Утверждавшего, что в начале XIII в. в Болонье было десять тысяч студентов, считается сильно преувеличенным, то не вызывает сомнений основанные на изучении списков студентов следующие подсчеты: только с1289 по 1299 гг. к германскому землячеству в Болонье приписалось 533 человека, а за первые десятилетия XIV в. - 654 человек. От конца XIV и начала XV вв. дошли сведения о количественном составе университета центральной Европы.

В XIV-XV вв. появляются так называемые коллегии (отсюда - колледжи). Сначала так называли общежитие студентов. Со временим в них также стали проводиться лекции и диспуты. Коллегия, которую основал Робер де Сорбон, духовник французского короля, - Сорбонна - постепенно разрослась и дала своё название всему Парижскому Университету.

Уже к концу XV века было в общей сложности основано 86 университетов. Только в единичных случаях число студентов и магистров измерялось на тысячи (Париж, Неаполь, Болонья, Оксфорд, Саламанка). Обычно речь шла лишь о сотнях, а то и о десятках человек. Но несмотря на многочисленные различия университеты образовывали единую систему со схожими принципами организации, унифицированными требованиями и иерархией степеней, однотипными программами.

.2 Университеты и власть. Права и привилегии университетских общин

университетский община преподавательский корпус

Возникновение университетов было, как было показано выше, было закономерным и необходимым процессом, вызванным потребностями экономического развития, укреплением городов, особенностями образования и науки средневекового общества. Церковь и светская власть в одинаковой мере видели в новом социальном институте своего союзника, и в равной мере предпринимали попытки влиять на его дальнейшее развитие. По-этой одной из важных страниц становления и развития университетского движения можно считать взаимоотношения университетов с указанными выше властями.

Важной причиной признания университетов является, разумеется, и то, что они оказались нужны как церкви, так и государству. В XIII-XV вв. с наступлением эпохи развитого феодализма и складывания централизованных монархий государству стали требоваться высококвалифицированные юристы, летописцы, дипломаты. Католическая церковь нуждалась в опытных и образованных проповедниках, знатоках церковного права и т.п. Следует иметь в виду, что в рассматриваемый период классовая борьба все чаще выступает в форме столкновений на идейной почве. Так, идеологи крестьянско-плебейского лагеря вместе с идеей равенства сынов божьих выдвигают идеи гражданского равенства и даже отчасти равенства имущества. Своих теоретиков выдвигает и бюргерская ересь, которая подвергает сокрушительной критике католическую церковь и ставит под вопрос правомерность существования самого института папства. В этих условиях и церковь, и государство в равной степени стремились к тому, чтобы в новых университетах воспитывались кадры образованного духовенства, основное назначение которых заключалось в том, чтобы внушать народу представления о божественном характере власти его угнетателей. Вместе с этим и королевская власть и церковь стремились использовать авторитет и кадры новых учреждений для своих политических целей.

Попытки втянуть университеты в политическую борьбу между светской и духовной властью ранее всего обнаружились на почве Италии, в столкновениях между Штауфенами и папами. В дальнейшем они находят свои проявления уже в масштабах всей Западной Европы, поскольку королевская власть всюду стремится использовать университеты для нужд складывающихся централизованных государств, а папство - для проведения в жизнь своей теократической программы.

Это не могло не отразиться на дальнейших судьбах университетов. Свое вмешательство в жизнь университетов папство начало с того, что, используя стихийно сложившийся интернациональный характер новых образовательных центров, сделало основание новых университетов своей прерогативой (из 79 университетов, возникших в Европе до начала XVI в., 50 было официально основано папами). Более того, издревле в качестве главы всех школ епископ делегировал свою власть кому-нибудь из помощников. В XII веке этого помощника именовали обычно scolasticus, а вскоре стали именовать канцлером. Надо отметить тот факт, что в первой половине XII века господствовала полная свобода преподавания, но со второй половины она подверглась стеснению. Считается общепризнаным правило, в силу которого для выступления на преподавательской кафедре необходимо было иметь лицензию или разрешение церковной власти (licentia docenti). Право выдавать лицензии было закреплено за канцлером. Это правило утвердилось при папе Александре III (1159-1181). Хотя до 1313 года не существовала статута, обязывающего канцлера при выдачи лицензии советоваться с преподавателями относительно достаточной умственной подготовки и надлежащих нравственных качеств Первоначально, таким образом, канцлер был наделен большой властью, был официальной главой университета. Выдавал право на преподавание и.т.д. Однако со временем он утрачивает свою монополию. В Париже уже в 1213 году канцлер практически утрачивает привилегию вручать licence, то есть право на преподавание. Это право переходит к университетским мэтрам. В 1219 году канцлер в связи с приходом в университет монахов нищенствующих орденов пытается противостоять этому новшеству и при этом теряет все оставшиеся у него прерогативы. В 1301 году он перестает быть даже официальным главой школы. Во время великой забастовки 1229-1231 годов университет выходит из-под юрисдикции епископа.

В Оксфорде епископ удаленного от него на 120 миль Линкольна официально возглавляет университет через своего канцлера, тогда как аббат монастыря Осенэй и приор Фрайдсвайда сохраняют лишь почетные звания. Но вскоре канцлер поглощается университетом, его начинают здесь избирать, и он становится официальным представителем не епископа, но самого университета. В Болонье ситуация была более сложной. Церковь долгое время не интересовалась преподаванием права, считая его делом мирским. Лишь в 1219 году главой университета становится архидиакон Болоньи, функции которого напоминают функции канцлера (так его иногда и называли). Но его власть была внешней, он довольствовался тем, что председательствовал на защитах и разбирался с оскорблениями, нанесенными членам университета.

Однако появление первых университетов в Европе было связано с обеспечением относительной автономии со стороны церкви, и более высокого уровня профессионализма преподавателей. Появились корпорации преподавателей (магистров или докторов) обладающие правом испытания всякого претендента на вступление в корпорацию. Оценка профессиональной пригодности только в руках у преподавателей. Получение некоторыми объединениями преподавателей этого главного права и знаменовало учреждения университета. Правда окончательное решение (licentia docenti), предоставляющее место преподавателя в данном учебном учреждение, оставалось за городским епископом или представителем церкви, курирующим университет. Для Парижского Университета, например, это был канцлер Собора Нотр-Дам. Таким образом, церковь могла осуществлять общий контроль над преподавателями, в том числе идеологический.

Еще одной функцией, которую взяла на себя церковь, была отбор и канонизация огромного учебного материала, который затем стал изучаться во всех университетах. Процесс отбора происходил в упорной борьбе, в ходе которой церковь посылала на костры вместе с первыми представителями университетской науки и «Метафизику» Аристотеля. Помимо Аристотеля, осудили и запретили изучать труды Давида Динэ, Амальрика и некоторых других авторов под страхом отлучения от церкви.

Примирившись, в конце концов с существованием юридических и медицинских факультетов, которые во многом отвечали практическим потребностям времени, церковь сосредоточила основной огонь на факультетах «свободных искусств», поскольку именно они оставались в XIII-XIV вв. центрами свободомыслия. Как и во времена Абеляра, светские науки были «приманкой и крючком», привлекавшими на юридические и медицинские факультеты толпы молодежи со всех концов Европы. Практические науки, медицина и юриспруденция, по словам К. Маркса, успешно соперничали со схоластическим богословием.

Популярность Аристотеля, который к этому времени становится «учителем всех, кто знает», заставила церковь разрешить изучение его трудов. Однако вслед за разрешением следуют многочисленные попытки теологов и логиков приспособить философию Аристотеля к традициям христианской церкви, взяв у него мертвое и уничтожив живое, вместе с этим церковь стремится добиться перемещения центра умственной жизни университетов на факультеты теологии и канонического права. Сотни ученых на благо церкви и ради спокойствия феодального мира трудились над тем, чтобы сгладить противоречия между разумом и верой, которые нашли себе приют в университетах. Однако им не удавалось лишить университетскую науку присущей ей сложности и антагонистичности. То умственное бродило, которое принесли с собой первые поколения школяров и их учителей, продолжало сохраняться в университетах и оказывать влияние на образовательные интересы духовенства, рыцарства, горожан и даже на официальную идеологию.

Определенной противоречивостью отличается и организационная структура сложившихся университетов. Сравнение папской политики в отношении Болонского и Парижского университетов показывает, что вначале папство с опаской относилось к их автономии и пыталось уничтожить демократические традиции их организации. Так, Гонорий III поощряет самостоятельность болонских землячеств (1217-1224) и в то же время запрещает собрания парижских «наций» (1222) и приказывает сломать их печать как символ независимости (1225).

В дальнейшем папская политика в отношении университетов изменяется. Для нее типичны как знаменитая булла Григория IX «Parens scientlarum» от 13 апреля 1231 г., которая утверждает автономию Парижского университета и право забастовок против местных властей, так и позиция Бонифация VIII, когда он поддерживает студентов Болоньи в споре с городскими властями, требовавшими, чтобы ректор приносил им присягу в верности (1301). В этой политике весьма определенно прослеживается стремление папства сохранить независимость университетских корпораций от вмешательства местной светской и церковной власти, отгородить их от остального общества многочисленными привилегиями. Современная буржуазная историография видит в такой политике едва ли не историческую заслугу папства перед европейской цивилизацией.

В действительности охрана университетских свобод являлась для Рима не целью, а средством утвердить в них свое влияние. Через головы местных властей папство стремилось лично руководить университетами и, надо сказать, достигло в этом определенных результатов. Только Гонорий III за 10 лет своего понтификата 82 раза вмешивался в дела Парижского университета, Григорий IX за период с 1227 по 1241 гг. издал 46 распоряжений по делам университета, Александр IV - 87 распоряжений (1254-1261) и т.п. Огромное значение для укрепления позиций Римской курии в университетах стала иметь и система наделения студентов и преподавателей церковными бенефициями, которая ставила членов университетов в материальную зависимость от папства. Она приводила к тому, что на теологических факультетах, факультетах канонического и отчасти гражданского права стали воспитываться люди, пополнявшие ряды высшей духовной иерархии. Но, зависимость от церковной организации университетских учреждений имела все же и положительное влияние на их развитие. Папа не только давал разрешение и «грамоту», своего рода «лицензию» на открытие университета, но он всячески поощрял самостоятельную хозяйственную деятельность учебных заведений. В конфликтах университетов и местных властей Римский папа почти всегда был на стороне университетов, что способствовало все большей их экономической и административной автономии. Уже на раннем этапе создания университетов это проявлялось достаточно определенно в юридическом аспекте их деятельности. К тому же, именно папа санкционировал единообразную систему организации университетов и выдачи ученых степеней, что способствовало их высокому авторитету, благодаря чему эти степени пользовались общеевропейским значением.

Папство, используя универсальный характер своей власти, присвоило себе и дарование магистрам, получившим степень в одном университете, права преподавать (ius ubique docendi) и в других университетах. Нельзя не отметить, что в даровании этого права курия допускала большой произвол: например, преподаватели древнейшего в Европе Оксфордского университета никогда не получили «права преподавать повсюду». Кембриджский университет получил это право только в 1318 г. Представителями папства в университетах были назначаемые из среды духовенства канцлеры и хранители привилегий (консерваторы). Защитниками интересов папства были и представители нищенствующих орденов, проникновение которых в университетскую среду значительно снизило их научный уровень. Наконец, в случаях неповиновения школяров и их учителей приводилась в движение система отлучений и интердиктов. Таким образом, на демократическую организацию университетов сверху была наложена могучая власть Рима, которая пыталась использовать самые разнообразные средства, чтобы заставить их служить своим интересам.

Однако это удавалось далеко не всегда, поскольку рядом с папством в качестве «охранителей» университетов стояли королевская и императорская власть и городские коммуны. Города, вначале враждебно встретившие разноязычную студенческую вольницу, в дальнейшем научились использовать университеты для удовлетворения своих умственных запросов и практических нужд, а иногда и для теоретического обоснования своих прав перед папской и светской властью. Этот союз городов и университетов скреплялся уплатой жалованья профессорам из городской казны. Он часто нарушался из-за произвола городских властей или вольного поведения школяров, но имел постоянную тенденцию к возобновлению.

Первыми документами, свидетельствующими об интересе королевской власти к университетам, являются грамоты Фридриха Барбароссы болонским школам (1158) и грамота Филиппа II Августа Парижскому университету (1200), которые заложили основы «университетской» политики европейских государей. Вполне соглашаясь с церковью в том, что университеты должны возглавить борьбу со всеми проявлениями идейной оппозиции феодальному строю, светская власть вместе с этим требовала, чтобы именно университеты, опираясь на нормы римского права, обосновывали «юстиниановскую непогрешимость» королей и содействовали расширению королевской прерогативы за счет феодальной знати, а если потребуется, и самой католической церкви.

В числе воспитанников университетов всегда было много людей, которыми королевская власть охотно замещала административные и судебные должности в аппарате управления. Поэтому уже с XIV и в начале XV в. королевская власть стремится превратить университеты в королевские национальные учреждения. И действительно, прогрессивные по своему характеру сдвиги в развитии централизованных государств привели в конце концов университеты в русло развития национальных культур. Однако прежде чем это произошло, сложная политическая борьба, в которую были вовлечены папство, города, королевская власть и местные церковные власти, создавала определенные возможности для сохранения университетами элементов юридической и административной автономии. Хотя эти «свободы» были величиной переменной и часто зависели от произвола пап, королей, императоров и политики городов, все же они накладывали определенный отпечаток на образовательную и общественную деятельность университетов.

Долгая и упорная борьба первых университетов привела к XIV в. к получению ими значительных привилегий, как от церкви, так и от светской власти. Безусловно, эти привилегии не всегда осуществлялись на практике. Они обладали правом автономной юрисдикции, промоции, и рядом хозяйственных привилегий. Помимо право самостоятельно выбирать свои уставы, университеты не подлежали обычному гражданскому суду. В Кракове никто не имел права вызывать по гражданским делам в духовный или светский суд доктора, магистра, студента, педеля и продавца книг под страхом наказания штрафом, а 10 пражских больших грошей, который должен пойти в казну на нужды студентов.Однако это не касается тех случаев, когда студенты, продавцы книг, педели или другие члены университета будут обвинены в убийстве, прелюбодеянии, членовредительстве, нанесении смертельной раны. В этом случае подсудимый судиться в гражданском суде, но е по законам данной страны, а по законам римского права. Университеты сами судят своих членов, освобождены от налогов и податей. Эти были те привилегии, которые университеты требовали неукоснительно соблюдать со стороны светской власти. В случаи их нарушения университет мог протестовать, и если status quo не останавливался, университет самороспускался, и студенты с преподавателями уходили в другой город, готовый их принять.

Наличие в городе университета было престижным и выгодным как в культурном, социальном так и в экономическом плане. Потому нередкими были случаи, когда магистров и учеников приглашали покинуть место их обитания и переселиться в другой город, а порой и страну. Так английский король Генрих III в 1229 году приглашал парижских студентов и магистров в Англию, где он гарантировал свободу, спокойствие и удовлетворение всех нужд. Король писал: «Искренне сочувствуя непомерным бедам и несчастьям, среди которых вы живете в Париже под властью несправедливого закона, мы из почтения богу и его святой церкви желаем нашей благочестивой поддержкой, путем предоставления надлежащих свобод улучшить ваше положение».

Наиболее ценной привилегий для жителя средневековья было освобождение от различных податей, поборов, цензов. Магистры и студенты были наделены ею. Так саксонский курфюрст в 1386 году указывал в дипломе университету; «всем магистрам и школярам, принадлежащим к штудии, вместе и каждому по отдельности мы данным письмом предоставляем право пользоваться всем, в чем они будут нуждаться без каких бы то ни было поборов». Так же была гарантированна магистрам и студентам охрана жизни и имущества во время передвижения. Всем подданным под страхом княжеского гнева и большого штрафа запрещалось чинить: «несправедливость ни словом, ни дело по отношению чести, имуществу или персоне студента или магистра, как приходящего в указанную щтудию, так и уходящего из нее». Эти привилегии были весьма существенны в условиях любой феодальной страны, особенно раздробленной Германии. Наряду с разрешением беспошлинной покупки, княжеская власть разрешала беспрепятственную заготовку съестных припасов, торговлю вином. Так же была установлена благоприятная такса на аренду жилья студентами и преподавателями.

К концу Средневековья церковь теряет монополию на образование. Происходит обмирщение университетского образования. В жизни университетов усиливается роль светской власти. Усиливающаяся королевская и княжеская власть повела настоящее наступление на права и иммунитеты членов университетских корпораций. Прежняя автономия высшей школы изживалась. Руководство университетской жизнью переходило в руки правительственных чиновников. Дольше других сохраняли свои корпоративные привилегии университеты Апеннинского полуострова. Но и на итальянской земле к концу XVI столетия наступил закат университетской автономии: фактически прекратили свою деятельность (хотя и не исчезли вовсе) органы студенческого самоуправления, утратили былое значение университетские трибуналы, вся полнота власти перешла в руки служащих государственного административного аппарата. Правда, в отличие от своих европейских собратьев, итальянские профессора и студенты сохранили за собой большинство экономических привилегий - право на беспошлинную торговлю, свободный провоз грузов, льготную аренду жилых помещений и т.п.

Впрочем, полностью искоренить университетские привилегии не удалось в XV-XVI вв. ни в одной стране: не смотря на опеку государства, университеты все же пользовались в этот период времени большей свободой, чем полтора-два века спустя. Из-за несовершенства форм и методов государственного контроля даже самые строгие предписания властей не всегда исполнялись на практике. Препятствием к их реализации повсюду служила сила традиции, которой хорошо умели пользоваться университетские общины. Так парижские магистры более двух веков сопротивлялись введению в университете парламентской юрисдикции: ссылаясь на старые обычаи, они отказывались признавать законность новой судебной процедуры и отстаивали свое право на особый королевский суд.

.3 Организация учебного процесса

Впервые деление на факультеты появилось в Парижском университете и от туда было заимствованно в другие университеты, особенно германские. В одном официальном документе от 1254 г. Значится, что источник мудрости в Париже делиться на четыре факультета: теологию, юриспруденцию, медицину и философию: это как бы четыре реки рая, о которых говориться в книге Бытия. Профессора этих факультетов, что бы иметь возможность с боль шей свободой и спокойствием предаваться научным знаниям, связав себя некоторыми специальными узами права, образовали из себя корпорацию.

Слово «facultas» (букв. «способность») первоначально обозначало особую область знаний, но потом было перенесено на саму корпорацию преподавателей этого предмета. Факультет состоял из одних магистров, а студенты причислялись к нему через своих наставников.

Точкой опоры для процесса развития факультетов послужила булла папы Григория IX «Parens scientiarum» 1231 года, которую обыкновенно называют «великой хартией» парижского университета. В этой булле все факультеты трактуются отдельно, у каждого выделены его собственные полномочия. Более того, один факультет не имел права вмешиваться в дела другого. Каждый факультет сам мог «устанавливать уставы и порядки, какие окажутся нужными, относительно способов и часов чтения, относительно диспутаций, костюма, бакалавров, таксирования квартир и пр.».

Функции факультета заключались в организации лекций, устройстве диспутов, решении некоторых бытовых вопросов, испытаний и присуждении ученых степеней.

Надо отметь тот факт, что история возникновения Болонского университета ничего не говорить нам о делении на факультеты. В Англии не развилось так же деление на четыре факультета. Существенным в английских университетах всегда было и осталось изучение «свободных искусств» (artes liberales), т.е. то, что в других западноевропейских университетах рассматривалось как подготовка и дверь, ведущая к штудированию научных отраслей трех высших факультетов.

В средние века не было отделения высшего образования от среднего, поэтому в университетах и существовали младший и старшие факультеты. После изучения латыни в начальной школе школяр (scolarius) в 15-16, а иногда даже в 12-13 лет поступал в университет на подготовительный факультет - артистический. Здесь он изучал «семь свободных искусств» (septem artes liberales), состоявшие из двух циклов - «тривиум» (trivium - «перекресток трех путей знаний»: грамматика, риторика, диалектика) и «квадривиум» (quadrivium - «перекресток четырех путей знания»: музыка, арифметика, геометрия, астрономия). Только после изучения «философии» предоставлялось право поступать на старшие факультеты: юридический, медицинский, богословский.

Факультет свободных искусств не был равноправен с тремя другими. Именно на этом самом многочисленном факультете сформировались своеобразные землячества, которые были постепенно сгруппированны в четыре «нации»: галльскую, пикардийскую, норманскую и английскую. Старшие факультеты не делились на «нации», но участвующие в них магистры искусств, примыкали к своим «нациям», пока не получали докторской степени, дававшей им право стать членом высшего факультета.

Дисциплины цикла свободных искусств отличались от дисциплин, изучавшихся на старших факультетах. Во-первых, группа представлявших их предметов была разнородна и объединялась лишь тем, что все эти предметы играли роль введения. К середине XIII века перечень свободных искусств претерпел метаморфозу, в частности, в него вошли три философии: натуральная, моральная и метафизическая. Вместе с тем сама разнородность цикла приводила к неравномерности развития как отдельных дисциплин тривиума и квадривиума, так и групп в целом. До 30-х гг. XIII в. тривиум изучался чаще квадривиума. В Париже и Оксфорде грамматика и логика вытесняют в тривиуме риторику, ставшую как бы приложением грамматики, сама же грамматика попадает под влияние логики.

Такие различия в первую очередь объясняются различиями во взаимоотношениях факультетов искусств и высших факультетов. До середины XIV в. Париж и в несколько меньшей мере Оксфорд и Кембридж были монополистами в области теологии. В связи с чем в этих университетах курс искусств носил философский характер с преобладанием логики старого тривиума и трех философий, дополнявших старый квадривиум. Право и медицина доминировали в университетах Южной Франции, Италии и Испании. Поэтому и постановка преподавания здесь носит более прагматичный характер: риторика рассматривалась как предмет, необходимый для изучения права, а логика и естественные науки изучались с точки зрения задач медицины. В итоге на юге факультеты свободных искусств никогда не имели статуса, сопоставимого со статусом факультетов искусств Парижа и Оксфорда, где они доминировали и в количественном отношении и юридическом. К северу от Альп, ввиду того, что образование здесь развивалось почти исключительно в рамках монастырских, а затем кафедральных школ, свободные искусства оказались здесь в подчиненном по отношению к теологии положении.

Аксиоматический уровень образования на любом факультете представлял собой строго определенный набор текстов. Текстуальным каноном на низшем факультете были логические сочинения Аристотеля, так называемый «Органон», на медицинском факультете базисными текстами были работы Гиппократа и Галена, на юридическом - церковное право (canones et decreta) и римское право (Кодекс Юстиниана), на теологическом - Священное писание и прочие догматические тексты.

Отношения между факультетами так же были различными в разных университетах. Так, отношения юридического факультета и факультета медицины в южноевропейских студиумах характеризовались часто как сопернические. Это было связанно с тем, что они главным образом затрагивали организационную структуру университета. В Париже и других северных университетах наличие факультетов теологии позволяло некоторым студентам совмещать изучение медицины и теологии, но в других аспектах их взаимодействие было косвенным, так как факультет теологии наибольшее влияние оказывал, безусловно, на факультет искусств. Древние считали, что знание свободных искусств и натуральной философии необходимо медицине, и эта убежденность, ровно как и соображения полезности послужили толчком к объединения факультетов свободных искусств и медицины в ряде университетов: Болонском, Падуанском и др..

Несомненно, наиболее престижным был факультет богословия. Особенно на раннем этапе развития университетов. Это было связано с тем, что университеты зарождались при непосредственном участии церкви, и были санкционированы ее нуждами. Примирившись, в конце концов, с существованием юридических и медицинских факультетов, которые во многом отвечали практическим потребностям времени, церковь сосредоточила основной огонь на факультетах «свободных искусств», поскольку именно они оставались в XII-XIV вв. центрами свободомыслия.

Каждый факультет имел выборного декана (в Париже - ректора, и ректор факультета искусств был одновременно ректором всего университета.). Функции деканов и их права были строго оговорены статутами.

Статутами были оговорены практически все стороны жизнеустройства факультетов, вплоть до внешнего вида и социального поведения его членов.

Так студенты и преподаватели факультета теологии были обязаны посещать церкви и проповеди, ходить по городу в приличествующей их положению одежде. Характерные мантии должны были носить везде и студенты факультета свободных искусств. Они же во время лекции преподавателя должны были сидеть на полу перед своим учителем.

Учебные занятия в университете были рассчитаны на весь учебный год. Разделение на полугодия или семестры появляется лишь к концу средневековья в германских университетах. Правда, учебный год делился на две неравных части: большой ординарный учебный период (magnus jrdinarius) с октября, а иногда с середины сентября и до Пасхи, а также «малый ординарный учебный период (ordinarius parvus) с Пасхи и до конца июня. Учебный план, однако, составлялся на весь учебный год.

Аксиоматический уровень образования на любом факультете представлял собой строго определенный набор текстов. Текстуальным каноном на низшем факультете были логические сочинения Аристотеля, так называемый «Органон», на медицинском факультете базисными текстами были работы Гиппократа и Галена, на юридическом - церковное право (canones et decreta) и римское право (Кодекс Юстиниана), на теологическом - Священное писание и прочие догматические тексты.

Папа санкционировал единообразную систему организации университетов и выдачи ученых степеней, что способствовало их высокому авторитету, благодаря чему эти степени пользовались общеевропейским значением. Кроме того, преподавание и методология знания во всех университетах были единообразны, чему способствовала единая латинская терминология, ведь предметы преподавались на едином языке римско-католической церкви - латыни. Именно латынь, единая структура преподавания и были тем полем знания, которое обеспечило единообразие и формальную строгость схоластического дискурса с его системой аргументации, терминологической базой, аристотелевской силлогистикой, рациональной структурой римского права.

Правда, нужно отметить, что университеты были не единственно формой высшего образования. Существовали и развивались также частные городские школы с компетентными преподавателями, ничем не уступавшими университетским профессорам. Однако, благодаря унификации и универсальности первые университеты становятся ключевыми системообразующими структурами средневековой науки.

2. Общая характеристика преподавательского корпуса. Подготовка преподавателей

.1 Численность, социальное происхождение и национальный состав преподавателей

Для начала следует сказать о том, что границу между учащими и учащимися в средневековых университетах провести было нелегко. Бакалавр был, с одной стороны, преподавателем, учителем, а с другой - продолжал оставаться учеником. Мало того, магистр низшего факультета (искусств, artium), желавший приобрести ученую степень по одному из высших, становился в положение школяра на этом последнем, затем в положение подмастерья-бакалавра, и только получив высшую ученую степень на высшем факультете, разрывал свою связь с прежним факультетом.

В Париже то весь склад жизни клонился к тому, чтобы сглаживать разницу между учащими и учащимися. Недаром слово «studentes» употреблялось для обозначения не одних только учащихся-школяров, а всех тех, которые штудируют, то есть посвящают свои силы научным занятиям - в качестве ли учителей, или в качестве учеников (studentes docendo et addiscendo). Иногда человек без средств старался скопить себе малую толику преподавательскою деятельностью, с тем чтобы потом иметь возможность слушать лекции какого-нибудь прославленного учителя. Затем и учащие, и учащиеся были обыкновенно (в Париже в особенности) духовными лицами, причем учителя могли быть не старше своих учеников. Tе и другие жили обыкновенно на одинаковые средства, именно на доходы с церковных должностей, остававшихся за ними, в силу папской привилегии, на время научных занятий. Те и другие были люди безбрачные и бессемейные, одинаково присягали в повиновении ректору и статутам, пользовались общими университетскими привилегиями и подлежали общей дисциплине, даже одинаково отличались в разных историях, веселых похождениях, попойках и свалках, одинаково жили в коллегиях или общежитиях, на диспутах, наконец, школяр мог побить любого бакалавра, а пожалуй, и самого магистра. Вот почему и учащие, и учащиеся одинаково чувствовали и сознавали себя членами университета.

Численное соотношение студентов и преподавателей в разных университетах Европы был различным. Сведения, касающиеся данного вопроса, дошли до нас относительно периода XIV-XV вв. Так на 4000 студентов Пражского университета приходилось 852 бакалавра и 182 преподавателя. В Краковском университете на 904 студента приходилось 95 бакалавров и 20 магистров. В Гейдельбергском университете студентов в указанный период насчитывалось 1466 человек, бакалавров - 140, магистров-65. В Кельнском университете студентов было 824, бакалавров - 60, магистров-65 человек. Как мы видим из этих данных процентное соотношение студенческого и преподавательского средневековых университетов было различным. Только в единичных случаях число студентов и магистров измерялось на тысячи (Париж, Неаполь, Болонья, Оксфорд, Саламанка). Обычно речь шла лишь о сотнях, а то и о десятках человек.

Для того чтобы лучше понять средневекового профессора в его отношениях со студентами, нужно знать, сколько же учеников у него было? Очевидно, численность менялась в зависимости от важности университета, численности персонала и прочих условий. В Париже, где регентов было всегда много, в школе ХV в. вероятнее всего в среднем было 10-20 учеников, меньше их было у медиков. Но, как тенденция, число учащихся росло. В крупных колледжах на одного регента приходилось от 20 до 30 учеников. Некоторые известные юристы утверждали, что их курсы собирали десятки, если не сотни, слушателей, а в тех университетах, в которых небольшая группа регентов сумела монополизировать свое положение, учителя могли рассчитывать на большую аудиторию, величина которой, возможно, менялась при переходе от школы к школе в зависимости от репутации преподавателя.

Возрастной состав преподавателей тоже был различным. Если учесть, что среди студентов можно было встретить как детей и подростков, так и убеленных сединами старцев, а срок обучения был немаленьким, то и преподавательский состав был в возрастном плане различным. Статуты правда определяют, что претендовать на получение степени мог студент достигший возраста 21 год.

Преподавательский состав средневековых университетов не был однороден. Наиболее многочисленную группу магистров составляют выходцы из бюргерства, но патрициат, рыцарство и даже высшая аристократия также достаточно быстро осознали выгоды университетского образования для своих детей. Характерно, что только дети бюргеров могли бросить образование, довольствуясь лишь низшей степенью магистра искусств, именно они выбирали себе профессию медика, из них состояла влиятельная группа магистров-мирян - адвокатов в городских судах и медиков.

Национальный состав членов университетов Европы тоже был разнородным. Например, в Париж или Болонью стекались штудирующие из всех стран западной Европы, и блестящую профессорскую деятельность проходили в тамошних университетах выходцы из разных чужих стран, как в Болонье многие уроженцы Германии, в Париже пришельцы из той же Германии, Италии и проч. Достаточно вспомнить, что, например, Альберт Великий пришел в Париж из Германии, Фома Аквинский из Неаполя, Петр Ломбард из Наварры, Роберт Пулл из Англии. Даже император Фридрих II доставал в свой государственный университет ученых из дальних стран, например, Петра Ирландца, и открывал двери пришельцам всех наций. Отличными были английские университеты, где национальный состав преподавателей был достаточно однородным. В английские университеты, правда, последовал прилив из Парижа после катастрофы 1229 г., но он и был единственный.

Хотя и в английских университетах различались северяне и южане, но это различие вытекало не из национального происхождения, а из той же внутренней противоположности общественно-политических взглядов и антипатий, которой вообще характеризуется строй британской жизни и которая вызвала образование партий тори и вигов.

Различие в национальном происхождении членов университетской корпорации вызвало появление в европейских университетах «землячеств» в Болонии и «наций» в Париже. Нации образовывались для взаимной поддержки, дисциплины, и в административных целях, потому что всего проще и естественнее было людям, прибывшим на чужбину из одной и той же страны, действовать сообща и помогать друг другу. В парижских нациях главную роль играли преподаватели, а то время как в болонских землячествах активная роль отводилась школярам.

В Болонии землячества могли образовываться с 1158 года. С первой половине XIII в малые землячества или мелкие союзы слились в две большие universitates - университет ультрамонтанов и университет цитрамонтанов (разумеется, с итальянской точки зрения: ультрамонтаны - это пришельцы из-за альпийских гор, цитрамонтаны - пришельцы из разных городов Италии, которым не было надобности переходить через Альпы, чтобы достигнуть Болоньи). Оба университета распадались на частичные союзы («провинции» или «королевства», как их называли). Так, например, университет ультрамонтанов в 1265 г. составлялся из 13-ти провинциальных союзов (галлы, пикардийцы, бургунды, пришельцы из Пуату, Тура и Ле-манса, норманны, каталонцы, венгры, поляки, германцы, испанцы, провансальцы, англичане и гасконцы). Университет цитрамонтанский составлялся из еще большого числа «королевств» (до 18-ти). На взаимодействии обоих университетов, ультрамонтанского и цитрамонтанского, покоилась потом жизнь целого болонского университета

В Париже студенты вместе с преподавателями делились на нации, которые в конечной итоге образовали четыре крупные группы: английскую, галльскую, пикардийскую и норманнскую. Позднее, когда приток преподавателей и студентов из Англии уменьшился, она была заменена на германскую. Надо отметить тот факт, что германская нация первоначально занимала в структуре университета последние место, однако со временем сравнялась в правах с остальными нациями.

По средневековым понятиям только в корпорации, гильдии, цехе горожанин получал законное существование, а папская или императорская грамота давала ему защиту во всем христианском мире. Первые университеты все же в большой степени были зависимы от власти католической церкви, поэтому все члены корпорации долго именовались «клириками» (clerici), т.е. теми, кто непосредственно, организационно входит в церковную организацию. Постепенно образование становилось не только богословским, но и светским. Образованными становились и миряне - короли, аристократы, купцы, а к концу эпохи - медики, юристы, нотариусы Но по-прежнему в сознании людей образованность оставалась в первую очередь уделом клириков. Даже в начале XV века Кристина Пизанская, воздавая хвалу мудрому королю Франции Карлу V, писала: «Он был хороший клирик». Слово «клирик» долгое время означало не только духовное лицо, но и любого образованного человека. Таким образом, можно говорить о наличии в преподавательской среде двух статусов преподавателей: клирики и миряне.

Критерием подобной классификации служит род преподаваемых ими наук.

Так клирики занимались науками богословскими, в то время как областью приложения труда для мирянина были науки светские. Таким образом, преподаватели - миряне вели занятия по медицине и правоведению, так как занятие подобными науками для клирика было неприемлемым. Папа Григорий IX в 1229 г. запретил изучение Римского права в Париже, дабы не сводить клириков с пути следования церкви. А «удивительный доктор» - францисканец Роджер Бэкон утверждал, что заниматься столь грубой наукой, как Римское право - значит порвать с Церковью.

В университетах преподаватели-клирики часто пользовались церковными бенефициями, позволявшими получать доход от приходов во время педагогической деятельности. Однако размеры бенефиций порой оказывались весьма скромными. Кроме того, многим, прежде всего молодым магистрам искусств, их не предоставляли вовсе. В аналогичном положении находились и миряне - преподаватели права и медицины в южных университетах.

Среди преподавателей средневековых университетов была и еще одна прослойка, а именно, преподаватели-монахи. Преподаватели - монахи читали лекции, облачаясь в каппы своего ордена, в то время как преподаватели - клирики облачались в каппы простого покроя и скромного цвета.Монахи жили на всем готовом, имели залы для занятий, библиотеки. При этом они не приносили присягу университету на верность, не поддерживали корпорацию во время сецессий. Всем этим они вызывали неизменную зависть у студентов и магистров университетов. В середине XIII века в Париже произошел серьезный конфликт между «нищенствующими орденами» - доминиканцами, францисканцами и университетом. За монахов вступился сам папа, и изгнать их из Парижа не удалось. Но враждебность к монахам сохранялась в университетах до конца средних веков..

Таким образом, мы видим, что преподавательский состав средневекового университета был разнороден, как в социальном, так и национальном плане.

2.2 Типы учителей. Магистерские общности. Права и привилегии магистров

Средневековые преподаватели были двух основных типов: ординарные и экстраординарные. Подобное деление было вызвано спецификой обучения в средневековом университете. Как уже говорилось в первой главе лекции, читаемые студентам, делились на два типа: ординарные и экстраординарные. Преподаватели, читающие ординарные лекции назывались ординарными, экстраординарными, соответственно те, которые читали экстраординарные лекции. Экстраординарные лекции мог читать только экстраординарный профессор, в то время как ординарный профессор мог читать и экстраординарно. Само собой разумеется, что бакалаврам давалось право читать только экстраординарные лекции. Они не могли конкурировать с докторами или лиценциатами ни в отношении предмета, ни в отношении часов чтения. Лиценциаты с докторами, и тем более доктора с докторами конкурировать могли. «Основная тенденция, которая наблюдалась почти повсеместно в Европе, но по-разному проявляла себя в каждом конкретном случае, была связана с постепенным возникновением группы подлинно профессиональных регентов. Часто их называли «ординарными» в противоположность «экстраординарным» преподавателям, причем содержание последнего понятия было достаточно неопределенным».

Различие же между ними было, прежде всего, педагогическим. По каждой дисциплине существовали как «ординарные» тексты, самые важные, которые изучались «ординарно» (ordinarie), т.е. глубоко, так и «экстраординарные», которые не относились к числу фундаментальных и зачастую читались «экстраординарным» и «поверхностным» образом. Чтение экстраординарных лекций в целом было доверено бакалаврам, но читать их могли и доктора. В этих условиях достаточно распространенным оказывается различение ординарных регентов, которые имели право ординарного чтения в «докторские» или «магистерские часы» (утром), от экстраординарных, читавших экстраординарные тексты обычно после полудня. Эти тексты считались менее важными, а иногда даже не отражались в содержании экзаменационных программ.

Более важная позиция ординарных докторов не сводилась, однако, только к чисто педагогическим соображениям. Свою роль тут играли финансовые и организационные причины. Преподаватели этой категории стремились заработать как можно больше. Они же стремились обеспечить себе полную власть над студентами, полагая, что только они имеют право на аттестацию и прием экзаменов в силу того, что как ординарные регенты в полной мере ответственны за университетские школы. Но численность ординарных регентов в «магистерских» университетах временами ограничивалась. Фактически эта тенденция была настолько же старой, насколько стары были сами университеты. Например, «в 1207 г. папа Иннокентий III предложил ограничить число школ теологии в Париже восемью. Так родилось понятие об университетской кафедре в смысле гарантированных учительских должностей, обычно обеспеченных соответствующим пожертвованием и иногда связанных с обучением конкретной дисциплине».

Однако в средневековых университетах кафедры в строгом смысле были редкостью. Пять из них, например, возникли в Болонье в 1317 г. наряду традиционными регентскими формами оплаты. Складывается впечатление, что почти повсеместно численность ординарных регентов проявляла тенденцию к фиксации на нижнем и постоянном уровне. Такая фиксация позволяла не только гарантировать доходы и власть преподавателей, но и легко отклонять нежелательного кандидата, особенно докторов из других университетов или, как это было в случае Болоньи, иностранцев, зачастую в пользу своих сыновей или племянников из числа уже работающих магистров.

И все же ординарный регент никогда не осуществлял полного контроля над жизнью университета. Оставляя в стороне властные полномочия студентов в университетах, подобных Болонье, фактом остается, что экстраординарные доктора и, более широко, все магистры и доктора, представленные в университете или университетском городе (главным образом, магистры искусств, обучавшиеся на старших факультетах), обычно добивались права на более или менее полное участие в руководящих органах университетов и, следовательно, на свою долю в поступавших доходах. Это участие охватывало различного рода ассамблеи и советы, экзаменационные комитеты, а иногда даже и университетские службы.

Процессы, подобные описанным выше, были особенно явными на факультетах права и медицины в южной Франции. Здесь преподаватели этих факультетов очень рано стали светскими и семейными; ответственность за семью делала для них особо важным вопрос непрерывности их карьеры. Они часто оставались учителями на протяжении всей своей жизни, даже если должны были несколько раз переезжать (в зависимости от контрактов, которые им предлагались в разных университетах)

Одной из специфических новообразований в средневековом университете было появление докторских коллегий и магистерских землячеств. Считается, что они зародились в середине XIII века после серьезного конфликта между «нищенствующими орденами» - доминиканцами, францисканцами и университетом. Как известно, монахи, начиная обучаться в университете образовывали коллегии-общежития для студентов. Соперничая с ними, магистры переняли практику создания коллегий. Большую известность получила коллегия для бедных студентов - теологов, основанная в 1256 г. Духовником короля Людовика IX Робером де Сорбоном. Его примеру последовали и в Париже, и в университетах других стран и городов. Разбогатевшие прелаты, вельможи, аристократы, короли основывали коллегии для одаренных студентов, жаловали деньги для помощи бедным магистрам, на закупку книг. В Англии коллегии получили такое развитие, что к XIV веку университеты Оксфорда и Кембриджа превратились в федерацию отдельных коллегий. В Болонье властные полномочия были основной функцией «коллегий докторов» разных факультетов. Будучи подвластными numerous clauses (шестнадцать человек по гражданскому праву, двенадцать по каноническому и т.д.), такие коллегии, пополнявшиеся за счет кооптации, не включали всех регентов, а только какую-то их часть. Эта элита, поскольку она решала вопросы присуждения степеней и в значительной мере распоряжалась соответствующими доходами, выступала в качестве противовеса силе студенческих университетов. Принятая система была особенно эффективна там, где студенты в большей или меньшей степени участвовали в работе университета.

Как было показано выше, светская и духовная власть наделяла университетские общности, в том числе преподавателей, рядом привилегий. Наиболее ценной привилегий для жителя средневековья было освобождение от различных податей, поборов, цензов. Магистры и студенты были наделены ею. Так саксонский курфюрст в 1386 году указывал в дипломе университету; «всем магистрам и школярам, принадлежащим к штудии, вместе и каждому по отдельности мы данным письмом предоставляем право пользоваться всем, в чем они будут нуждаться без каких бы то ни было поборов». Так же была гарантированна магистрам и студентам охрана жизни и имущества во время передвижения. Всем подданным под страхом княжеского гнева и большого штрафа запрещалось чинить: «несправедливость ни словом, ни дело по отношению чести, имуществу или персоне студента или магистра, как приходящего в указанную щтудию, так и уходящего из нее».Эти привилегии были весьма существенны в условиях любой феодальной страны, особенно раздробленной Германии. Наряду с разрешением беспошлинной покупки, княжеская власть разрешала беспрепятственную заготовку съестных припасов, торговлю вином. Так же была установлена благоприятная такса на аренду жилья студентами и преподавателями.

Ректоры Болоньи уже по уставу должны жить благородно. Среди них мы встречаем представителей семейств герцога Бургундского и маркграфа Баденского. Они получают право носить оружие, их сопровождает эскорт из пяти человек.

Артисты, коих ценят меньше, получают привилегию не проходить военную службу, тогда как студенты, если они достаточно богаты, могут найти того, кто готов их заместить.

2.3 Подготовка преподавательского состава

Очевидно, что функция учителя много старше возраста средневекового университета, так как ключевые термины, которыми в этой сфере пользуются, восходят к классической латыни: magister (мастер), doctor (доктор) и professor (профессор). В своих истоках они имели схожее значение, будучи связаны с идеей отличия в данной области. Этот аспект более акцентировано был представлен в средние века. Магистр или доктор мог учить, но это не было необходимостью. Эти понятия в ряду имени просто означали, что его обладатель достиг определенной степени мастерства в изучаемой им дисциплине. А значит, он подготовлен к тому, чтобы обучать, как, впрочем, и к выполнению других функций. Более широкое толкование в конце средних веков означало, что это звание обеспечивало его владельцу социальное признание, позволяя войти в мир сословных привилегий дворянства. «Те магистры или доктора, которые обучали, обычно представлялись как «регенты» магистров или докторов, т.е. сначала эти слова имели форму причастия regens или actu regens, и лишь впоследствии стали существительным («а regent»). Кстати, это понятие все еще имеет хождение в Кембридже».

Каким же был путь к желанному титулу - «магистр» или «доктор»? Пользоваться этими понятиями начали в XII в., если не раньше. Поначалу это было, скорее, только обиходное понятие, не имевшее официального статуса. Некто мог назвать себя магистром, если он работал в школе (независимо от того, был ли он принят на работу или основал ее по своей собственной инициативе, с авторизацией, лицензией, обычно предоставляемой епископом данной местности). В более широком смысле этим титулом мог пользоваться любой человек, обучавшийся определенное время и закончивший школу с более или менее формально удовлетворительными оценками своего магистра, который гарантировал уровень отличия, достигнутый его учеником. В XII в. такие магистры начали появляться в кафедральных соборах (cathedral chapters), в римской курии и некоторых княжеских канцеляриях, не говоря уже о тех, кто основывал новые школы в Париже, Болонье, Монпелье или Оксфорде.

В момент возникновения университетов приобретение звание магистра перестало быть вопросом традиционной практики, а стало определенной процедурой, которую университеты объявили своей монополией и которая была педантично проработана. Не вдаваясь в подробности, отметим, что тесты, определяющие право кого-то на это звание, обычно состояли из трех элементов.

На первой стадии юноша, только явившись в университет, должен был записаться у профессора, который будет за него в ответе. Студент занимался у профессора от трех до семи лет и в случае успеха получал степень бакалавра, которая рассматривалась ступенью к научной степени. Бакалавр посещал лекции других профессоров, помогал обучать вновь пришедших студентов, то есть становился своеобразным «подмастерьем». В итоге, он становился кандидатом на получение ученой степени (магистра, доктора, лиценциата). Далее требовалось, чтобы кандидат, с согласия своего магистра, который полагал, что его ученик достиг достаточно высокого уровня, представился университетским властям, ректору и канцлеру. Последний, обычно в присутствии жюри магистров, мог проконтролировать, насколько кандидат выполнил необходимые с точки зрения требований морали и предшествующего периода учебы требования. Например, проучился ли он столько времени, сколько необходимо? Выполнил ли как бакалавр все предписанные упражнения, прочитал ли требуемые тексты и прошел ли все положенные диспуты? Для студентов - медиков помимо изучения текстов о болезнях, средствах лечения и.т. п., требовалось и наличие стажа практической работы на момент окончания учебы (изучение собраний consilia, представлявших описание конкретных случаев заболеваний, ассистирование профессору или практикующему врачу в ходе посещения им пациентов).После этого назначался экзамен, который часто называли «частным» или «строгим» и который проходил в присутствии жюри под председательством канцлера. Обычно экзамен предполагал проведение кандидатом продолжительного диспута по частному вопросу. «Если соискатель проходил эти два теста, он мог рассматриваться как окончивший (licentiatus), но, парадоксально, эта licentia, гарантируемая канцлером, хотя и могла служить гарантией уровня интеллектуальной подготовки, еще не открывала ему путь к преподавательской деятельности в университете. Для получения права на преподавание он должен был пройти третий тест, иногда называвшийся «публичным» экзаменом, который мог состояться после того, как была гарантирована licentia. Для этого использовался достаточно многозначительный термин inceptio или «инаугурация». Регламентации подлежали экзамены на получение степени. Здесь у каждого университета также имелись свои обычаи, которые изменялись со временем. Возьмем в качестве примера два типичных curriculum - юриста из Болоньи и парижского артиста.

Новоиспеченный болонский доктор получал свою степень в два этапа: собственно экзамен (ехатеn или ехатеn privatum) и публичный экзамен (conventus, conventuspublicus, doctoratus), представлявший собой скорее церемонию вступления в должность.

Незадолго до личного экзамена consiliarius нации, к которой принадлежал кандидат, представлял его ректору. Кандидат клятвенно заверял последнего, что исполнил все, что требуется уставами, и не пытался подкупить своих экзаменаторов. В предшествующую экзамену неделю один из мэтров представлял его архидиакону, ручаясь за его способность выдержать проверку. Утром в день экзамена кандидат, прослушав мессу Св. Духа, представал перед коллегией докторов, один из которых давал ему два отрывка для комментирования. Он удалялся к себе, чтобы подготовить комментарий, который зачитывался вечером в общественном месте (чаще всего в соборе) перед жюри из докторов, в присутствии архидиакона, который, однако, не имел права вмешиваться. Вслед за комментарием он отвечал на вопросы докторов, которые затем удалялись для голосования. Решение принималось большинством голосов, архидиакон сообщал о результате.

Сдав этот экзамен, кандидат становился лиценциатом, но еще не получал докторского звания и права на преподавание: для этого требовалось пройти публичный экзамен. С помпой кандидата сопровождали в собор, где он произносил речь и зачитывал тезисы о каком-нибудь из правовых положений, а затем защищал их от нападавших на него студентов. Тем самым он впервые играл роль мэтра на университетском диспуте. После этого архидиакон торжественно вручал ему лицензию, дающую право преподавать и соответствующие знаки отличия: кафедру, раскрытую книгу, золотое кольцо, судейскую шапочку или берет.

От юного парижского артиста требовалось получение предварительной степени. Трудно утверждать с полной уверенностью, но вероятнее всего она была итогом первого экзамена, determinatio, в результате которого студент становился бакалавром. Determinatio предшествовали еще два экзамена. Сначала кандидат должен был выдержать дискуссию с мэтром во время responsiones. Дебаты происходили в декабре перед постом (во время которого происходил экзамен). Если кандидат успешно проходил эту проверку, то его допускали к ехатеn determinatium или baccalariandorum, где он должен был доказать, что удовлетворяет требованиям статутов, и продемонстрировать знания текстов, включенных в программу авторов, отвечая на вопросы жюри мэтров. Вслед за этим следовало determinatio: во время поста он читал ряд курсов, чтобы показать свою способность к университетской карьере.

Вторым этапом был собственно экзамен, который давал лицензию и степень доктора. Он также подразделялся на несколько этапов. Самый важный из них заключался в серии комментариев и ответов на вопросы перед жюри из четырех мэтров под председательством канцлера или вице-канцлера. Несколькими днями позже канцлер торжественно вручал кандидату лицензию во время церемонии, включавшей в себя лекцию (collatio), которую тот должен был прочесть, но она была чистой формальностью. Примерно через полгода кандидат действительно становился доктором во время inceptio, соответствующего болонскому conventus. Накануне этого дня он принимал участие в торжественной дискуссии, получившей название вечерни. В день inceptio он произносил перед факультетом инаугуральную речь, после чего ему вручались знаки отличия, соответствующие его степени.

В Германии императоры переносили иногда право давать лиценцию на т.н. дворцовых графов (пфальцграфов, comites palatini), конкурировавших с университетскими канцлерами, или даже сами возводили в ученые степени. Правда, император Сигизмунд выразился однажды, что он в один день может произвести тысячу невежд в рыцари, но и в тысячу лет не может сделать хотя бы одного кого-либо доктором. Но о позднейшем императоре Фридрихе III известно, что, после своего императорского коронования, он многих в Италии возвел в доктора собственною властью. Эней Сильвий (впоследствии папа Пий II) в своей истории Фридриха говорит, что император возвел в доктора в Италии многих, обладавших вместо знания деньгами (multos doctores Caesar in Italia promovit quibus aurum pro scientia fuit). Тот же Фридрих в 1463 г., подтверждая привилегии герцогов австрийских и давая им титул эрцгерцогов, в виде увеличения и расширения их прав, предоставил им креировать магистров и докторов императорского (т.е. римского) права, медицины и семи свободных искусств, воздержавшись от включения в сферу эрцгерцогских правомочий возведения в степени по теологии и каноническому праву, очевидно, во избежание конфликта с папой. Франкфуртский канцлер называл себя канцлером в силу апостольского и императорского авторитета. Еще гораздо раньше, король Яков I Аррагонский, назначив канцлером леридского университета кафедрального каноника, оговорился, что он делает это с целью почтить церковь и университет, но что отнюдь не следует считать, на этом основании, канцлерскую должность церковною должностью. Польский и венгерский короли оставили за собой право назначения канцлера в университеты краковский и фюнфкирхенский, а позднее король Владислав, назначая канцлером новоучрежденного бреславского университета местного епископа, мотивировал свое назначение тем, что епископ бреславский есть первый между баронами Силезии. Для Вены и Ингольштадта канцлеры были назначены князьями. А всего интереснее то, что в Падуе сами доктора, по своему свободному решению, предоставили епископу падуанскому утверждение промоций, и лишь позднее папа подтвердил за епископом это право, как он сам говорит, давным-давно существовавшее.

Наконец, университетские статуты включали в себя целый ряд положений, которые, по примеру других корпораций, определяли моральный и религиозный климат университетской корпорации. Публичный экзамен, по итогам которого соискатель получал звание «магистра» или «доктора», не был связан с преодолением каких-либо особых трудностей - провал исключался. На самом деле это была церемония, которая часто проходила в церкви и сопровождалась молитвой, торжественными речами и вручением соискателю эмблем магистра: берета, перчаток и книги. После этого соискатель должен был выполнить свой первый магистерский акт, проведя диспут со студентами на тему по собственному выбору. Значение публичного экзамена очевидно.

Он был призван продемонстрировать компетентность, которую предшествующий экзамен и присуждение licentia гарантировали. Это был акт корпоративной значимости, демонстрировавший, что выпускник подготовлен к преподавательской деятельности. Тем самым подчеркивалось его торжественное вступление в число членов корпуса докторов, признание и принятие его коллегами. Даже канцлер, присутствуя на таких церемониях, не располагал властью вмешаться в процедуру присуждения магистерских и докторских степеней, так как такое присуждение было актом университета, в ходе которого последний провозглашал свою независимость и право принимать в свои ряды того, кого считает нужным.

Получение магистерской степени было сопряжено с немалыми затратами. Претендент должен был оплатить экзамены, как публичный, так и обычный. Он должен снабдить одеждой доктора, под руководством которого проходит промоция, а так же всех докторов, которые будут присутствовать на экзамене. Либо уплатить ему деньги на эту цель. Каждому доктору он тоже должен уплатить деньги за присутствие. Также он должен заплатить педелю, нотариусу университета. Помимо выплат претендент должен дарить перчатки на публичном экзамене ректору, докторам, педелям, знатным студентам. Уставы требуют от кандидатов все растущее число перчаток, которые должны вручаться докторам во время экзамена. В одном из болонских текстов (1387) уточняется: Кандидат обязан в удобное время представить через сторожа достаточное число перчаток для докторов коллежа… Эти перчатки должны быть настолько длинными и широкими, чтобы закрывать руку до локтя. Они должны быть также из хорошей замши и вполне свободными, дабы руки в них входили без помех и с удобством. Под перчатками из хорошей замши следует разуметь те, что покупаются не менее чем по 23 су за дюжину.

Если на получение ученой степени претендует ректор, то ему не надо ничего платить. Так за получение докторской степени в Флорентийском университете должно было заплатить 2 флорина, 10 флоринов за публичный и обычный экзамены, 10 флоринов главному педелю.По тем временам данные суммы были не маленькими. Помимо этого новоиспеченный магистр должен был за свой счет организовать пирушку. Празднества по случаю получения докторской степени все чаще сопровождаются увеселениями, как это принято у знатных особ: балами, театральными представлениями, турнирами.

Таковы были требования устава. Поскольку же речь идет о терминологии, то принято было, что магистерская степень присуждается в области свободных искусств, а докторская - в области права; в теологии и медицине вариаций званий, присуждавшихся выпускникам, было больше.

И тут стоит сделать несколько уточнений относительно практики. Прежде всего, не стоит забывать, что университет заканчивало меньшинство студентов. Точно сказать, сколько же оканчивали полный университетский курс, трудно. Доля окончивших меняется в широких пределах при переходе от одного университета, факультета или от одного периода к другому. Спрашивается, почему же так много студентов не проходили полный курс? Во-первых его продолжительность. Можно сказать, что в целом базовое университетское образование, а именно изучение свободных, искусств, длилось 6 лет и получали его где-то между 14 и 20 годами. В Париже это предписывалось статутами Роберта де Курсона и включало в себя два этапа: примерно за 2 года получали степень бакалавра, а к концу учебы - степень доктора. Затем происходило обучение медицине и праву - приблизительно между 20 и 25 годами. Первые статуты медицинского факультета предписывали 6 лет учебы для обретения степени лиценциата или доктора медицины уже после того, как студенты становились магистрами искусств. Наконец, богословие требовало большего времени: статуты Роберта де Курсона назначали 8 лет обучения и, как минимум, 35 лет для получения звания доктора теологии. В действительности богословию учились примерно 15-16 лет. Наиболее длительным оно было на теологическом факультете - 12-15 лет, где последовательно обретались степени «курсора» (бакалавра-репетитора), «библикуса» (комментирующего Библию), «сентенциария» (допущенного преподавать по книге «Сентенций» Петра Ломбарда), бакалавра «формати» (участвующего во всех диспутах), лиценциата (обладателя «права преподавать повсюду») и наконец, степень доктора теологии - означавшая наивысшую компетентность. К концу Средневековья наметилась тенденция к сокращению сроков обучения. Конечно, в действительности делалось немало уступок, позволяющих сократить необходимый срок пребывания в университетах (за взятки, из уважения к происхождению или сану соискателя или чтобы привлечь студентов в какой-нибудь новоиспеченный университет).

Кроме трудностей учебы, ее продолжительности и высокой стоимости стоит обратить внимание на расходы при получении самой степени. Обоснованным кажется предположение, что больший отсев был в университетах, имевших в своем составе высшие факультеты, хотя и на факультетах искусств в Германии XV в. регистрировался высокий уровень отсева: статистика показывает, что только три или четыре из десяти студентов становились baccalariatus и лишь один из десяти удостаивался степени магистра. С другой стороны, можно привести примеры получения степени обманом, благодаря коррупции или наличию специального разрешения.

Многочисленны были и такие студенты, которые никогда не могли стать преподавателями. Но становились ли все licentia магистрами или докторами? На таких факультетах, как факультеты искусства или теологический, эти два звания обычно сопутствовали друг другу и присуждались фактически одновременно.

В свою очередь в медицине и, особенно в области права в XIV и XV вв. они существовали раздельно. Многие licentia не ходатайствовали о присуждении докторской степени, потому что она стоила много дороже обычной и, хотя наделяла значительным престижем своего обладателя, не обеспечивала роста дальнейшей интеллектуальной компетентности, а была необходима только для тех, кто, в меру желания, хотел заняться педагогической деятельностью и должен был вступить в коллегию докторов.

Наконец, обучали ли все обладатели магистерской или докторской степени? Поначалу, особенно на больших факультетах искусств Парижа или Оксфорда, согласно уставам это было обязательным. Каждый новый магистр должен был на протяжении двух лет отработать как «обязательный» (necessarius) регент. Положительным в таком правиле было то, что «сама эта процедура гарантировала обновление педагогического персонала, но не всегда удовлетворяла тех, к кому она относилась, так как такое обязательное регентство могло задержать их профессиональную карьеру, а также тех магистров, которые уже прочно заняли свои места и были заинтересованы в ограничении числа школ и кафедр. Происходит постепенный отход от этого правила, и после реформы 1452 г. данное положение исчезает из уставов Университета Парижа».

Таким образом, мы видим, что в средневековом обществе существовало 3 иерархических ступеней в преподавательском корпусе: бакалавры, лиценциаты, магистры и доктора. Для получения наивысшей-доктора или магистра необходимо пройти предыдущие две ступени.

Надо отметить тот факт, что бакалавры и лиценциаты тоже были своего рада учителями, и преподавали у студентов, еще недоучившихся до степени бакалавра.

3. Преподаватель за университетской кафедрой: условия труда и круг обязанностей

.1 Порядок предоставления университетских кафедр. Оплата преподавательского труда

Уже в XII веке плата за труд признавалась естественным и законным доходом интеллектуала. «Взять на себя в то время руководство школой меня вынудила главным образом невыносимая бедность, так как копать землю я не имел сил, а просить милостыню - стыдился. Итак, я должен был, вместо того, чтобы жить трудами рук своих, вновь заняться знакомым мне делом и обратиться к услугам своего языка», - пишет Абеляр. И хотя в «Истории бедствий» он кается во многих грехах, но сбор денег с учеников он стяжательством явно не считает. За знания следует платить - «на будущий год я прочту ординарный курс, но я сомневаюсь, что смогу вести курс экстраординарный, ибо студенты платят плохо, они хотят знаний, не желают платить» - сетует болонский юрист начала XIII в. Одоферд перед началом учебного года.

По мнению Бомануара, юриста конца XIII в., свободный человек тем и отличается от несвободного, что ничего не обязан делать без платы. А постановления Падуанского университета в 1382 гласили: «Мы полагаем неразумным, если трудящийся не извлекает выгоды из своего труда. Поэтому постановляем, чтобы доктор, читающий «ответную проповедь» от имени коллегии на экзамене студента [т.е. выступает оппонентом] получит от него в знак признательности за труд на три фунта сукна и четыре сосуда вина или же один дукат».

В этом смысле магистр мог быть уподоблен мастеру - ремесленнику, живущему трудами рук своих. Любопытно, что там, где преподавание было открыто для мирян (таковы были, например, факультеты права и медицины в Италии), доктора демонстрировали столь характерное для позднего цеха стремление превратиться в наследственную касту. Правовед Аккурсий (Франческо дАккорсо) требовал, чтобы дети докторов пользовались преимущественным правом при замещении вакантных кафедр в Болонье. Тогда, в XIII в. коммуна воспротивилась этому, но такие привилегии закрепились век спустя.

Необходимо определиться в понятии «кафедра» для средневекового преподавателя. Кафедрой была не только тумба, непосредственно за которой учитель читал свои лекции. Существовало понятие об университетской кафедре в смысле гарантированных учительских должностей, обычно обеспеченных соответствующим пожертвованием и иногда связанных с обучением конкретной дисциплине. Оно родилось когда «в 1207 г. папа Иннокентий III предложил ограничить число школ теологии в Париже восемью». Однако в средневековых университетах кафедры в строгом смысле были редкостью. Пять из них, например, возникли в Болонье в 1317 г. наряду традиционными регентскими формами оплаты. Складывается впечатление, что почти повсеместно численность ординарных регентов проявляла тенденцию к фиксации на нижнем и постоянном уровне. Такая фиксация позволяла не только гарантировать доходы и власть преподавателей, но и легко отклонять нежелательного кандидата, особенно докторов из других университетов или, как это было в случае Болоньи, иностранцев, зачастую в пользу своих сыновей или племянников из числа уже работающих магистров.

О наделении или обеспечении университета имущественными средствами со стороны какой-нибудь власти, не могло быть и речи в ту эпоху, когда профессура рассматривалась как частная профессия или ремесло. Ученое производство точно так же должно было служить источником средств к существованию профессионального производителя, т.е. преподавателя наук, как и всякое другое ремесло или промысел для ремесленника или промышленника. Люди, могущие предложить знания, и люди, предъявляющие спрос на эти знания, вступали между собою в соглашение, и, с образованием корпоративной жизни, вступали в таковые соглашения не в одиночку, а целыми ассоциациями. В Италии, однако, соперничество городов, желавших предвосхитить у Болоньи тот блеск, который придавался ей университетом, и ревнивое чувство Болоньи, не желавшей утратить этот блеск в пользу других городов, повели к тому; что в числе других льгот, предоставляемых от города учащим и учащимся, стало назначаться из городских сумм определенное жалованье известному числу профессоров, далеко не всем, так что значительная, даже большая часть преподавателей должна была довольствоваться получаемым от слушателей гонораром. В Италии именно всего яснее можно наблюдать переход от студенческого гонорара к жалованью. В 1279 г. болонские школяры заключили контракт с Гвидо де Сузария о чтении им дигестов за 300 лир вознаграждения. В следующем году подобный же договор был заключен с канонистом Гарсиа, но с тою особенностью, что деньги лектор должен получать не от школяров, а, по просьбе школяров, от города.

Кем назначались преподаватели? На этот вопрос можно предложить два ответа. Во-первых, осуществлялась кооптация магистрами, которые уже занимали определенные позиции, на факультетских ассамблеях (как это было в Париже), на «общих собраниях» магистров университета (в Оксфорде) или коллегиях докторов (в Авиньоне); а во-вторых, привлечение осуществлялось на основе контракта между кандидатом и университетом или представителем внешней власти (городом или князем), которые выступали в роли покровителя университета. Обычно контракт заключался и возобновлялся ежегодно. В нем точно оговаривались как обязанности учителя, так и его вознаграждение. Контрактная система возникла в Италии (Болонья, Падуя); впоследствии эта форма была заимствована теми странами, которые следовали «Болонской модели», в частности, университетами южной Франции и Испании. В XIII в. в Болонье и Падуе действовали студенческие университеты, которые сами «избирали» себе преподавателей и заключали с ними контракт. В XIV в. после появления практики оплаты труда преподавателей коммунами задача их подбора и переговоры по поводу контрактов все больше переходят в сферу компетенции городских магистратов. В Коимбре преподавателей назначал король, а в Саламанке на протяжении всего средневековья такие назначения оставались прерогативой ректора и его советников.

Формы и размеры оплаты труда преподавателей были настолько же разными, насколько различными оказывались их карьеры. И в Париже и в Болонье учителя «частных школ» XII в. получали от учеников гонорары, размер которых, похоже, определялся (по соглашению на индивидуальной или коллективной основе) до того, как преподаватель приступал к чтению лекций. К такой практике церковь относилась сдержанно, ибо «знание - дар Божий, которым торговать негоже». Поэтому в традиционных кафедральных школах, по крайней мере теоретически, обучение было бесплатным, а работа магистров обычно оплачивалась присуждаемой церковью пребендой.

В университетах преподаватели-клирики часто пользовались церковными бенефициями, размер которых был небольшой. Кроме того, многим, прежде всего молодым магистрам искусств, их не предоставляли вовсе. В аналогичном положении находились и миряне - преподаватели права и медицины в южных университетах. Именно поэтому регенты постоянно были озабочены сбором студенческих взносов (collecta). Размер collecta от факультета к факультету менялся, но никогда не был слишком большим. С конца XIII в. студентов обязали оплачивать и прием экзаменов.

Между собой преподаватели вели жесткую борьбу за лучшие бенефиции, средства от приема экзаменов и collectae. Теоретические дебаты с отсылками к Аристотелю, Библии и римскому праву позволили юристам и теологам доказать, что хотя знание - и дар Божий, который, конечно, нельзя оценить в деньгах, но труд учителя (особенно, если у него нет других источников существования) вообще-то должен оплачиваться, хотя понятно, что такую плату нельзя взимать с беднейших студентов.

Еще один способ решения проблемы был связан с установлением жалованья. С практикой назначения жалованья мы встречаемся уже в ранний период истории, когда при основании новых университетов преподавателям, которых хотели привлечь, определяли оклад. «Выплата жалованья в Италии стала традиционной, а первые примеры такой практики можно встретить в Болонье в 1280 и 1289 гг.; в 1381 г. здесь уже 23 доктора права получали жалованье от города. Впоследствии именно эта практика позволила городу усилить контроль над наймом преподавателей. Примеру Болоньи последовали и другие итальянские, а потом и испанские университеты».

Источником средств для существования магистров и бакалавров университета была также оплата студентами их лекционного курса и проведение учебных диспутов. Данный источник был непостоянный и ненадежным для новых или малоизвестных преподавателей, тем более что популярные курсы лекций распределялись факультетами в пользу ведущих магистров. В трактате «О школьной науке», относимый исследователями к первой половине XIII века дается совет студентам всячески помогать своим преподавателям: «Велика выгода ученику, который снабжает учителя, если есть такая возможность. О, сколь нелепа нужда магистра!».

Хотя по своему социальному происхождению представители медицинской элиты выглядели, как правило, более скромно, чем их коллеги, специализировавшиеся в области прав и теологии, ведущие профессора в крупных центрах медицинского образования были весьма состоятельными. Часто они являлись выходцами из обеспеченных семей или сами становились основателями таковых. Доходы преподавателей медицинских факультетов складывались главным образом из врачебной практики (особенно среди состоятельных пациентов), в меньшей мере студенческих гонораров, а так же общественных источников, в том числе церковных. В Италии среди преподавателей на медицинских факультетах состояли в основном из мирян, имевших семьи. Здесь, уже в давние времена было установлено несколько должностей профессоров, зарплата которым выплачивалась из средств общественного бюджета. Так в Болоньи один из профессоров медицины получал плату из средств общественного бюджета в 1305 году, а другой, профессор медицинской практики, - от муниципалитета в 1324 г. В Кельне и других новых университетах северной Европы заработная плата для профессоров была введена сразу после образования этих учебных заведений.

Преподаватели гражданского права имели возможность одновременно с преподаванием в университете стать городскими или придворными княжеским судьями.

Во Франции вопросы оплаты были решены только в конце средневековья. И в Париже и в Оксфорде регенты получали плату от самих колледжей.

В Империи регенты университетов, организованных в XIV и XV вв. по инициативе князей, городов или частных лиц, с самого начала были обеспечены необходимыми средствами. Местные университеты предпочитали пользоваться услугами бессрочных фондов, тем самым, создавая задел для магистров (особенно искусств - самых многочисленных и самых нуждающихся) в виде пребенд от местных монастырей, а также идя по пути создания колледжей.

Зачастую главным условием получения материальной помощи от духовных или светских властей было обязательство подробно информировать обо всех делах и событиях, происходящих в университете. Так саксонский курфюрст в начале XV века, предоставлял денежную помощь университету, указывая, что оставляет за собой право передать эти деньги в другое место «если не будет хорошо информирован о церковных делах».

Но можно выявить некоторые тенденции. Мэтры были склонны жить на деньги, которые платили им ученики. Принимая такое решение, они обладали преимуществом оставаться свободными по отношению к светской власти: к коммуне, князю, церкви и даже меценату. Это казалось им естественным, поскольку в наибольшей мере отвечало обычаям той городской стройки, членами которой они себя считали. Они продавали свою науку и образованность подобно ремесленникам, торгующим продуктами своего труда, и подкрепляли торговлю требованиями соответствующих законов, чему мы находим многочисленные свидетельства. Главное из них заключается в том, что всякий труд заслуживает оплаты. Это утверждалось в учебниках для исповедников: мэтр может принимать деньги от студентов - collecta - по цене его труда, его усилий. Об этом часто напоминают университетские преподаватели, как, например, доктора права в Падуе в 1382 году: Мы полагаем, что неразумно работать, не получая от своего труда прибытка. А потому мы предписываем, чтобы доктор, принявший от имени факультета учащегося, получал от последнего в признание своих трудов три штуки материи и четыре фляги вина, либо один дукат. Поэтому мэтры преследовали неисправно плативших студентов. Знаменитый юрист из Болоньи Одофредус писал: Я заявляю, что на будущий год буду читать обязательный курс на совесть, как я это делал всегда; но я сомневаюсь в том, что стану читать дополнительные курсы, поскольку студенты платят неисправно; они желают знать, но не желают платить, следуя известной поговорке: «Знаний-то все хотят, но никто не хочет платить за них».

Следует отметить, что на содержании светских и духовных властей находились магистры и доктора университета, то есть люди, которые имели доступ к университетскому самоуправлению; тем самым устанавливался контроль церкви, князя или города над внутренней жизнью университета.

Наиболее благополучном в материальном плане было положение ведущих докторов и магистров университета, которым прежде всего доставались стипендии светских властей, пребенды церкви и которые пользовались преимуществом в выборе учебных курсов перед другими преподавателями.

Заработки преподавателей так же зависели и от специализации. Например, наиболее высокооплачиваемой в немецких университетах в XIV-XV вв. в немецких университетах была преподавательская деятельность профессоров-теологов и юристов. В Гендейльбергском университете они получали степен6дию от пребенд и светских властей в размере от 80-120 флоринов в год. Профессор - медик получал 60 флоринов. Наиболее низкооплачиваемыми были профессоры артистического факультета. Их доход составлял порядка 15 гульденов в год в Кельнском университете.

Заработок деканов и ректора был выше, чем у магистров. В среднем он составлял у магистров. В среднем он составлял у деканов 120-150 гульденов. Первый ректор Гейдельбергского университета Марселий Инген имел ежегодную заработную плату в размере 200 флоринов. Кроме своих должностных окладов, деканы и ректор имели доходы от занимаемых должностей.

По подсчетам немецкого историка Нуглиша, основанным на ценах на съестные припасы, минимальная стоимость годового содержания в Германии в XV веке составляла 20 флоринов. Чертой бедности в указанный период было 12 флоринов. Таким образом, преподаватели университетов могли относить себя к состоятельным кругам средневекового города.

Вместе с тем независимо от принятого порядка оплаты в каждом университете возникали свои подходы. Например, очевидно, преподаватели высших факультетов должны были иметь большие доходы (бенефиции, плата, экзаменационные гонорары и заработная плата) по сравнению с доходами регентов искусств. На оплату влияло множество факторов, включая число студентов, состоятельность учредителя, репутацию учителей. Например, «в Павии между 1387 и 1499 гг. число преподавателей, находившихся на жалованье, колебалось (от 9 до примерно 70 ставок) в зависимости от положения дел с финансами в миланском герцогстве. При этом разброс в оплате порой достигал огромных размеров (в отношении 1 к 50): между суммами, выплачиваемыми известным юристам, и зарплатой на уровне неквалифицированных рабочих, которую получали преподаватели грамматики и логики (а число последних составляло примерно половину всего педагогического персонала университета). И в других местах различия в уровнях оплаты были хотя и не такими большими, но тоже существенными».

Разумеется, полный доход преподавателей включал и средства, получаемые из не университетских источников, например, преподаватель мог быть состоятельным по рождению или стать таковым благодаря женитьбе, работе, фортуне. Многие сдавали студентам жилье в своих домах. Аренда студентами жилья у преподавателей регулировалась на университетском уровне. Часто студенты не платили своим магистрам и репетиторам за жилье, и в таком случае имущество студента переходило к магистру, который имел полное право его продать, если стоимость имущества студента не превышало сумму его долга перед арендатором. Был и такой случай, когда вернувшись из Англии в Болонью, учитель Франческо обратился в коммуну с просьбой передать ему имущество учеников. «Они стали большими людьми и много заработали с тех пор, как я уехал от них. Пусть же… коммуна Болоньи соблаговолит вернуть мне права отца и господина», поскольку по закону отец является господином того, что приобрели сыновья. Наконец, у них была возможность наряду с преподаванием давать юридические или медицинские консультации, которые ценились очень высоко.

К концу Средних веков университетский интеллектуал сделал окончательный выбор между принадлежностью к миру труда и вхождением в группы привилегированных. Разумеется, университетские преподаватели XIV-XV веков не отказываются от оплаты своего труда. Даже более того, они упорно цепляются за скудные доходы в эти трудные времена. С растущей алчностью они требуют от студентов платы за лекции: церковь так и не смогла окончательно это пресечь. Появляются все новые предписания относительно подношений, которые студенты должны вручать мэтрам во время экзаменов. Ограничиваются все те университетские расходы, которые могли бы ввести в убыток мэтров. Быстро уменьшается число бедных студентов, которые по уставам могли бесплатно получать образование и степень. В Падуе в начале XV века на каждом факультете остается по одному такому студенту: хотя бы в теории сохраняется отстаиваемый церковью принцип. Но это больше напоминает милостыню, которую богатый купец подает нищим.

Вместе с тем иссякает приток студентов со скромными средствами, а ведь именно они составляли закваску факультетов. Отныне они либо зависят от протектора, либо довольствуются богемной жизнью, которая не ставит на первое место интеллектуальные притязания, - примером может служить Вийон.

Любопытное решение падуанских докторов гражданского права иллюстрирует такую эволюцию отношений между мэтрами и студентами. Дополнение к статутам от 1400 года устанавливает подвижную шкалу прав мэтров на доходы, тогда как стипендии удерживаются на фиксированном уровне. Такая университетская политика - явление, характерное для Западной Европы второй половины XIV века. В связи с ростом цен администрация и работодатели стремятся блокировать рост зарплаты, они не признают связи между стоимостью жизни и выплачиваемым вознаграждением, поскольку признание ее вело бы к установлению подвижной шкалы заработной платы. В то же самое время получающие доходы от ренты, ценза, аренды зачастую успешно приспосабливаются к росту стоимости жизни: они либо требуют оплаты натурой, либо переводят в наличные деньги ту плату, которая ранее оценивалась только в переводных деньгах.

Этот пример показывает, что университетские интеллектуалы вошли в социальные группы, живущие доходами феодально-сеньориального или капиталистического порядка.

Стоит сказать, что именно доходы такого рода приносят университетским мэтрам наибольшие прибыли. Конечно, на первом месте стоит церковный бенефиций, но за ним следует помещение средств в недвижимость, в дома и земли. Картуларий Волонского университета позволяет проследить возникновение к концу XIII века крупных университетских владений. Пусть больше всего зарабатывали знаменитости, но и прочие мэтры стали по большей части богатыми собственниками. Следуя примеру других богачей, они предаются спекуляциям. Они делаются ростовщиками. Часто они замечены в том, что дают деньги нуждающимся студентам под высокие проценты, причем в качестве залога берут предметы, имеющие для тех двойную ценность, - книги.

Франциск Аккурций имел владения в Будрио, в Олметоле, располагал великолепной виллой в Риккардине, где его современники дивились гидравлическому колесу, почитавшемуся за чудо. В Болонье он вместе с братьями владел прекрасным домом с башней, который и сегодня образует правое крыло дворца коммуны. Вместе с другими докторами он входит в коммерческое общество, занятое книготорговлей в Болонье и в других странах. Он настолько погряз в ростовщичестве, что перед смертью должен был просить отпущения грехов у самого папы Николая IV, который и дал ему таковое, словно по привычке. То же самое относится к Альберто Одофредо, сыну великого Одофредо. Этот был уже ростовщиком поп paeciol, та sovra.no (не малым, но королевским): интересы его распространялись не только на крупную недвижимость, но также на производство льна.

Мэтр Джованни Андреа дает своей дочери Новелле в 1326 году в качестве приданого 600 золотых монет - сумма весьма значительная.

Но эти доходы падают вместе с феодальной и земельной рентами, вместе с трансформацией их в денежную ренту и вместе с превратностями денежного оборота в конце Средних веков, девальвациями и кризисами. Богатства мэтров убывают, один за другим распродают они свои дома и земли. Отсюда ожесточенное выколачивание других доходов: гонораров от студентов, платы за экзамены. В этом причина и обновления части университетского персонала, связанная с изменением экономической базы. Наконец, финансовые причины толкают мэтров к новым центрам богатства, прибивают их ко дворам князей, в свиту церковных и светских меценатов.

Дома преподавателей становятся все роскошнее, а у самых богатых, вроде Аккурция, украшаются башнями, которые теоретически были привилегией аристократии. Их гробницы представляют собой настоящие памятники, как те, что доныне украшают церкви Болоньи (иногда они устанавливались прямо на площадях).

3.2 Круг обязанностей преподавателей. Педагогическая и воспитательная деятельность

Университетские уставы содержат детально прописанный перечень обязанностей учителя. От университета к университету и от факультета к факультету этот перечень варьировался, но обычно представленные в нем формулировки были достаточно четкими, что, в конце концов, и позволило сделать обучение полноценной профессиональной деятельностью. Так какими же были требования в работе наставника?

Первая обязанность регента состояла в том, что он должен «читать», т.е. читать свои магистерские лекции по текстам, определенным программами. Эти лекции читались утром и продолжались полтора-два часа. Регенты должны были читать ежедневно, на практике же, если отбросить воскресенья, церковные праздники, дни торжественных диспутов и экзаменов, летних каникул, число дней, предназначенных для преподавания, редко превышало 130-150. Некоторые магистры читали лекции во второй половине дня; специальные или факультативные «экстраординарные» лекции обычно читались экстраординарными регентами или бакалаврами. Обычно после полудня доктора устраивали диспуты, процедура которых предполагала выбор тем, руководство ходом обсуждения, подведение итогов с изложением своих собственных представлений по обсуждаемому вопросу.

Число диспутов было разным. Великий теолог Фома из Аквината в среднем за неделю проводил два диспута; на других факультетах, особенно на факультетах права, проходило не более одного диспута в неделю. Действующий порядок гарантировал условия, при которых рутинное преподавание не становилось слишком обременительным, так как бакалавры обязаны были посещать каждый диспут, жертвуя лекциями. Хотя в зависимости от числа преподавателей условия менялись, каждый магистр старался не участвовать в диспутах чаще, чем раз в месяц, семестр или даже год (в Болонье).Темы диспутов были различными. Там в 1203 году епископ Турнэ Стефан возмущался: «…в противоречии со священным каноном ведется публичный диспут о непостижимом божестве. Неделимая троица рассекается и служит предметом спора. Так что у нас столько ошибок, сколько докторов, столько скандальных диспутов, сколько классов, и каждая площадь становиться местом богохульства».

Для чтения лекций и проведения диспутов у преподавателя в его личной библиотеке должны были быть копии важнейших книг. Он должен был выделять определенное время на подготовку, даже если читал год за годом один и тот же курс, так как статуты запрещали, по крайней мере, теоретически, диктовать заранее написанный курс. Вероятнее всего, лучшие преподаватели после того, как они прочитали курс, имели возможность, составив конспект своих комментариев, передать их книготорговцам, которые обеспечивали их распространение среди студентов и копиистов.

Университетская жизнь помимо чисто педагогических обязанностей предполагала и целый ряд других актов. В их число входили, например, участие в религиозных торжествах, работе экзаменационных комиссий, ассамблей, советов университета и факультетов, заседаниях докторских коллегий и т.п. Преподаватели исполняли и множество университетских административных обязанностей: ректора, проктора, таксатора (вопросы квартплаты и цен в университетском городе), рецептора, декана; даже в студенческих университетах типа Болонского существовали должности приоров - служащих докторских коллегий. Срок занятия должности обычно был небольшим (максимум год), но назначение могло возобновляться; последнее в первую очередь затрагивало ординарных регентов. Так, ректор избирался магистрами и докторами университета. Продолжительность ректорства, определяемая светскими властями, составляла от 3 месяцев до 1 года. Ректоры всех средневековых университетов обязаны были иметь духовный сан. С одной стороны при помощи этого католическая церковь еще больше закрепляла за собой функции контроля за деятельностью университетских властей, с другой стороны это было крайне необходимо ввиду большого количества представителей духовенства в университете. Ректор-мирянин был бы не в состоянии осуществлять университетскую юрисдикцию над ними. Ректор, будучи магистром университета должен был соблюдать обет безбрачия. Именование ректора в средневековых университетах титулом «превосходство», «главный магистр студии» говорило о его значении в жизни университета. Ректор председательствовал в совете университета и на общем собрании магистров и лиценциатов, принимал присягу у будущих преподавателей, школяров университета. Ведению ректора подлежали все общежития университета, университетская казна, продажа и покупка книг для университета. В компетенцию ректора университета входила так же организация следствия, судебного разбирательства по делам уголовного и дисциплинарного характера. За осуществление своих функций ректор получал материальное вознаграждение. Так половина штрафов, взимаемых по решению университетского суда отходила ректору.

Факультетское самоуправление выражалось в подчинении всей учебной жизни факультета своим факультетским статутам и выборному главе факультета. Функции декана касались в первую очередь учебной жизни факультета.

Декан выбирался дважды в год на артистическом факультете и единожды в году на медицинском. Выборы осуществляли магистры и доктора данных факультетов, и только из их числа мог избираться декан. Цель избрания декана и его задачи формулировались следующим образом: «для управления факультетом и его подданными, для наилучшего порядка во всем относящемся к факультету».

Декан на факультете был лицом, которое контролировало все сферы учебной и материальной деятельности факультета. Он наблюдал за соблюдением статутов факультета, председательствовал на всех торжественных актах и диспутах, на экзаменах с правом решающего голоса, принимал клятвы от добившихся той или иной степени, контролировал, исправлял и накладывал штраф в случае нарушения преподавателями факультета порядка проведения занятий или их содержания. Статуты медицинского факультета указывают на то, что с членов факультета взималось материальное вознаграждение в пользу декана.

Деканы и ректора обладали большим кругом особенных материальных привилегий.

Во время пребывания в должности университетские чиновники должны были находиться при университета неотлучно: вести бухгалтерию и архивы, решать тысячу и одну проблему повседневной жизни, представлять университет. Вместе с тем такие должности предоставляли их носителям власть и авторитет. В Париже ректор университета в случае официальных процессий шел сразу же за епископом. Наконец, «преподаватели часто выступали в роли представителей университета в составе делегаций (к королю или папе), были членами разных комиссий (например, при проверке подозрительной книги или посещении колледжа)».

Обязанности преподавателей не были едиными. У юристов и докторов медицины основным было чтение лекций; магистры искусств, имевшие дело с младшими учащимися, сочетали лекции с репетициями. Магистры особое значение придавали диспутам, а не лекциям, большую часть которых - а фактически все - они поручали читать бакалаврам, в частности sententiarii и biblici, задача которых состояла в том, чтобы, рассмотрев два базовых текста (Sentences Петра Ломбарда и Священное писание) дать студентам основные знания, необходимые для великих схоластических дебатов по «спорным вопросам». Что же касается административных обязанностей, то, вероятнее всего, в первую очередь исполнение этих функций возлагалось на старших по возрасту или же наиболее авторитетных преподавателей университета.

Сказанное не значит, что все преподаватели демонстрировали равную меру усердия в выполнении своих обязанностей. Добросовестность зависела от личных качеств и характера, и ошибкой было бы полагать, что даже в глазах своих современников все ординарные регенты выглядели образцами, достойными подражания. Непременное упоминание в университетских уставах и детальная проработка системы штрафов, особенно в Болонье, где обязанность ряда студентов состояла как раз в том, чтобы контролировать и выявлять неудовлетворительно работающих учителей, - лучшее свидетельство того, что часто преподаватели «читали» только часть программы, нередко надиктовывали материал или присуждали степени неподготовленным кандидатам, пропускали занятия или уезжали в поездки, а так как последнее запретить было невозможно, университеты старались длительность отлучек ограничить, например, одним месяцем в год.

В 1317 г. папа Иоанн XXII высказал свое беспокойство по поводу происходящего: ряд регентов права, которые должны бы читать лекции, участвуют в судах, заняты адвокатской практикой и вообще посторонней деятельностью. Пропуски занятий к концу средневековья нарастают, о чем свидетельствуют биографии многих преподавателей (но, возможно, что речь идет о наиболее известных именах, не отражавших реального положения дел). Служба у принца или в церкви, растущее число посещений Советов Констанции или Базеля месяцами, а иногда годами держали преподавателей вдали от своих кафедр, что не могло не нарушать ход учебы и открывало путь различным злоупотреблениям (сокращение курсов, превращение экзаменов в чистую формальность).

Задавшись вопросом, какие обязанности выполнял доктор, мы должны выяснить и те условия, в которых он работал.

Основная деятельность преподавателя разворачивалась в его школе или schola. «Внешне она представляла собой комнату, облик которой нам известен по многочисленным, хотя и несколько стилизованным, источникам той эпохи. Классная обстановка-кресло преподавателя, студенческие скамьи, иногда столы, на которых могли лежать книги (часто для следующего занятия), по стенам несколько шкафов, пол, покрытый зимой соломой. Эти помещения регенты нанимали за свой счет. Только в XV в. университеты становятся собственниками зданий. В университетах Империи и Восточной Европы лекции чаще всего читались в колледжах».

Теперь хотелось поговорить об идеальном облике, которому средневековые учителя (с учетом вариаций - применительно к разным дисциплинам, странам и периодом) стремились соответствовать.

Его определяющая идея - преподаватель выступает носителем власти. Степень магистра или доктора, гарантируемая светской властью и церковью, означала не просто профессиональную квалификацию, позволяющую обучать, или корпоративный ранг. Степень определяла состояние, достоинство и социальную принадлежность обладателя. Она открывала ее держателю доступ к более высокому месту в социальной иерархии и ставила многих членов университета, особенно юристов, на уровень, сопоставимый с уровнем благородных по рождению. Подобно представителю нобилитета, доктор пользовался эпитетом «известный»; в городе он был в числе «сильных мира сего» (majores). «Он обладал и большими полномочиями и большим правом, чем обычный рыцарь или, как полагал Симон Борсано, болонский доктор XIV в. обладал правом старшинства, привилегиями и иммунитетом, связанными с его положением».

Однако такой взгляд не был принят повсеместно. Богословы и моралисты, подчеркивая грех гордыни, напомнили о предписании Евангелия: «А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель - Христос» (Матф. 23.8). Традиция вообще сочетала мудрость клерикала с силой рыцаря, но в организованном обществе, которое формируется в конце средних веков, каждому принадлежит свое место; исходя из этого доктора и стремились ассимилироваться с правящими элитными группами.

Обязанности магистров и докторов имели два основных аспекта. Прежде всего - интеллектуальный. Доктор являлся человеком ученым, связанным с наукой, которая была одновременно и совершенной, и законченной. Его задача - в оправдании того знания, которым он обладал. Магистры были обязаны (и в целом они с этой задачей успешно справлялись) прославлять свои дисциплины, защищать схоластическое богословие от нападок со стороны мисстиков, оправдывать свое обращение к либеральным искусствам несмотря на их языческое происхождение

Во многих текстах отмечается, что доктор должен быть старательным в своей работе и усерден в обучении. Он должен предлагать такие формулировки, которые оказываются наиболее близкими к истине. Благодаря этому он может заслужить не только славу и уважение современников, восхищение и благодарность учеников, но и деньги, которые от них получает.

Однако истинный доктор должен быть скромным, особенно перед Богом - источником всякого знания, и порядком провиденциального творения, которое воспроизведено в иерархическом строении дисциплин. Тем самым человека как бы предупреждали об опасности сбиться с пути истинного. Это предупреждение было адресовано в первую очередь философам факультетов искусств, которые хотели бы выйти из-под контроля теологии или даже вторгнуться на ее территорию. Предупреждение было тем более необходимо, что время от времени, особенно в период большого «аверроистского» кризиса в Париже в 1270-х гг., некоторые регенты открыто встали на путь критики. «Является ли смирение достоинством? Нет.» - писал Сигер Брабантский. Через свое знание преподаватель - или «философ», как члены факультета искусств называли его, - достигал «всех благ, доступных человеку», «лучшее из всех возможных состояний». В мире, подчиненном астральному детерминизму Аристотелевой космологии, единственно мудрым является философ, а единственной свободой-свобода, подкрепленная знанием. У подобного рода заявлений, осужденных в 1277 г., был и провокационный аспект: их можно рассматривать как средство, позволявшее выразить стремление к секуляризации знания, признанию нейтралитета ученого и подлинной социальной и интеллектуальной эмансипации преподавателя.

Хотя такого рода взгляды и не доминировали, церковь их не поощряла. С этой точки зрения доктора были призваны решать не только интеллектуальные, но и задачи морального плана. Наука оказывалась неразрывно, особенно тогда, когда речь шла об обучении, связанной с тем предназначением, которое ей предписывалось социальным миром; преподаватель нес чрезвычайную ответственность за такую ее ориентацию. «и любому, кто захочет достичь благ обретенной прекрасной и достойной должности, надлежит отличаться полной нравственной порядочностью, быть правдивым в речи. Справедливым в суждении, невозмутимым в лице, милосердным в чувстве «…». Пусть так же он будет добродетельным в образе жизни, поскольку ничто не является более опасным для ученика, нежели позорная жизнь магистра. Мы ведь очень часто видим, как из грязного сосуда выливают влитую, так как грязный сосуд портит воду».

Своей жизнью и этической позицией учитель не должен был давать оснований для упреков в этом плане; и этой стороне его жизни уделялось особое внимание, когда он проходил испытания на получение лицензии. Он должен был обладать всеми христианскими достоинствами, в первую очередь теми, которые были связаны с его положением (беспристрастность, доброжелательность к коллегам и ученикам, трудолюбие), и, наоборот, избегать тех грехов, которые непосредственно угрожали его статусу (жадность, небрежность, тщеславие). Серьезность поведения делала честь науке, которую он представлял. Однако не редки были случаи, когда преподавателями становились именно из корыстных и тщеславных мотивов. Уже в XIII веке Эберхард в своем трактате «Лабиринт» писал:

Много меж тем и невежд, учеными быть притязая,

К кафедре лезут твоей: все их посулы - ничто,

Мудрость их - имя без вещи, а плата им вещь, а не имя;

Имя у них на виду, суть их сокрыта внутри.

Преподаватель отдавал себе отчет в своей социальной ответственности. Доктринальные ошибки представляли особую опасность; в связи с этим преподаватель должен был, под угрозой отстранения от работы, представлять содержание обучения на суд и для корректировки со стороны старших и церкви. Теолог должен был иметь в виду, что он учит священников и проповедников, чья позиция может повлиять на верующих; юрист - исходить из того, что его мнение оказывает влияние на мнение общественное, т.е. детальная проработка права влияет на всю социальную и политическую жизнь. Учителя медицины несли еще большую ответственность, так как обладали средствами контроля над правовыми аспектами своей профессии и отвечали за всю сферу общественной гигиены.

3.3 Особенности методов преподавания

Методы преподавания, формы занятий, как и его содержание, были тесно замкнуты в тесных рамках статутов. Таким образом, в средневековых университетах были выделены три основные формы обучения студентов: lectio (лекция), repetitio (репетиция), disputatio (диспут).

Полное, систематическое изложение учебного предмета, по программе, изложенной в статутах, в определенные часы называлось lectio. Средневековая лекция разительно отличалась от лекций, которые в университетах читают современные преподаватели. Во-первых, средневековые лекции делились на ординарные (обязательные) и экстраординарные (дополнительные). Дело в том, что в средние века школяры не слушали курс какой-то определенной науки, скажем, курс философии или римского права и т.п. Тогда говорили, что такой-то преподаватель читает или такой-то студент слушает такую-то книгу. Роджер Бэкон в 13 веке сформулировал это так: «Если некто знает текст, он знает все, что относится к науке, о которой толкует этот текст». Одни книги считались более важными и обязательными (ординарными) для учащегося, другие - менее важными и необязательными(экстраординарными). Различие лекций обусловило и разделение преподавателей на ординарных и экстраординарных. Для ординарных лекций, как правило, назначались утренние часы (с рассвета и до 9 часов утра), как более удобные и рассчитанные на более свежие силы слушателей, а экстраординарные читались в послеобеденные часы (с 6 до 10 часов вечера). Лекция продолжалась 1 - 2 часа. Перед началом лекции преподаватель делал краткое вступление, в котором определял характер работы над книгой и не гнушался саморекламой. Главная задача преподавателя заключалась в том, чтобы сличить различные варианты текстов и дать необходимые разъяснения

Во-вторых, статуты запрещали студентам требовать повторения или медленного чтения от преподавателя. Более того, во время чтения ординарной лекции студент не имел право задавать вопросы преподавателю. Правда, это было возможно во время чтения экстраординарной лекции; мало того на вопрос одного слушателя мог ответить другой студент.

В-третьих, статутами было запрещено читать лекции «со свечой или для пера и трости», т.е. так, что бы перо или другое орудие для письма в руках слушателя могли следовать за читающим. Вообще. что касается внешней стороны процесса чтения, то на диктовку университетские статуты смотрели неблагоприятно. В Париже. В виду того, что магистры искусств стали передавать читаемый текст, одному из слушателей с тем, чтобы он его диктовал своим товарищам, ограничивая свое участие в лекции, таким образом, только присутствием. Факультет запретил диктовку и обязал под присягой говорить свободной речью, как говорят проповедники. Угрожая за нарушение статута и присяги лишением права преподавания на год, за рецидив - на два года. за третье нарушение - на четыре года. Что касается экстраординарных лекций, то диктовка их по-видимому, никогда не запрещалась.

В-четвертых, школяры должны были являться на лекции с книгами. Это делалось для того, чтобы заставить каждого слушателя непосредственно знакомиться с текстом. Некоторые статуты немецких университетов доходили до того, что дозволяли смотреть в одну и ту же книгу во время лекции не более как трем слушателям. Книги же в то время были очень дороги, поэтому школяры брали тексты напрокат. Уже в 13 веке университеты начали накапливать рукописи, копировать их и создавать собственные образцовые тексты.

В-пятых, посещение лекций было куда более обязательным, чем в современных университетах. За пропуск лекций или за позний приход на лекции взимался штраф и с преподавателей и со слушателей. В немецких университетах применялись и другие меры. Чтобы заставить студентов и бакалавров исправно посещать лекции.

Из организации лекции вытекают и методы ее проведения. До середины XIV века существовало два основных методов проведения лекций. Первый состоял в том, что лектор достаточно быстро читает свой материал. При этом слушатели успевают понять, что магистр хочет сказать, но не успевают это записать. При втором методе, магистр, говорит настолько медленно, чтобы было возможным студентам записать за преподавателем им сказанное. Однако в 1355 году в парижском университете выходит статут запрещающий первый метод чтения лекций. От ныне в соответствие с этим методом должно происходить не только чтение лекций, но и проводить беседы и обсуждения. Этот метод был признал лучшим, потому что «способность обыкновенного ума. выражающаяся в образовании понятий, заранее указывает на желательность подражания ему в наших чтениях». За нарушение этого постановления предполагалась санкция. как в отношении преподавателя, так и студента, подстрекающего преподавателя к нарушению вышеуказанного положения. Для преподавателя это отстранение от работы и лишение его почестей, которыми был наделен преподаватель. Для студента - прекращение общение с ним со стороны преподавательского состава, а так же изгнание его из «своей среды» сроком на один год; и за каждое повторение наказание увеличиваемся в два или в четыре раза.

Следующей формой проведения занятий была репетиция (repetitio) - это подробное объяснение отдельного текста с разных сторон, с учетом всех возможных сомнений и возражений. В Парижском университете чаще это была проверка всех относящихся к определенной частной проблеме источников по различным рукописям и просмотр соответствующих комментариев в различных сочинениях. В германских университетах они проходили в форме диалога между учителем и учеником. Учитель задавал вопросы и по ответам судил об успехах ученика. Была и еще одна форма - повторение части прочитанного. В это же время готовились к диспутам.

Одной из самых распространенных форм преподавания был диспут (disputatio). В отличии от лекций. Где читался и последовательно комментировался тот или иной текст, от репетиций. Которые представляли собой некоторое подобие семинарских занятий, на котором более детально и разработано объяснялся какой-нибудь текст из лекции, на диспутах выдвигался и обсуждался путем приведения аргументов «за» и «против» отдельный тезис или вопрос. Руководство университетов придавало им очень большое значение. Именно диспуты должны были научить школяров искусству спора, защите приобретенных знаний. Диспуты проводились еженедельно, организовывались по особым правилам и имели важнейшей задачей формирование способности вести полемику. Диспут проводил обычно магистр(доктор), ставивший перед студентами вопрос еще до его начала; студенты изучали вопрос и искали аргументы «за» и «против». А магистр на диспуте старался разрешить вопрос, принимая во внимание ценность и очевидность аргументов. Диспут развивал ум студентов. Учил их доказывать то или иное положение логическим путем. Кроме магистров диспут проводили и те из студентов, кто собирался стать магистром, сначала - соискатель титула бакалавра, затем бакалавр, стремившийся стать магистром. Так в 1344 году в Парижском университете из числа студентов избирался магистр студентов, должностными обязанностями которого было проведение диспутов. Так же были сформулированы следующие правила проведения диспутов магистром Пьером де Крозо, епископом Санли и главным инспектором коллегии Сорбонны в Париже:

1)В обязанности магистра студентов входило составление летом списков вопросов для диспутов следующего учебного года. Вопросы должны быть важными и полезными. Более того, нельзя было допустить. что бы они повторялись на следующий год

2)В случае непонимания среди диспутантов, или если увидит что спор ведется не ради истины, а из-за тщеславия, магистр студентов должен водворить молчание. Если кто-либо не повинуется после третьего предупреждения, то нарушитель должен поставить две кварты вина в конце диспута для всех присутствующих.

)Если лицо избранное магистром студентов, не хочет принять это избрание, и не находит достаточных оправданий, он должен заплатить штраф.

)Магистр студентов должен предоставить вопросы диспутантам, по крайней мере за две недели до диспута, в противном случае на него налагается штраф в виде двух кварт вина.

)На диспутах диспутанты отвечают в соответствии со следующей очередностью: сначала выступает главный оппонент, далее - магистр студентов, затем приор дома, магистры теологии а затем уже бакалавры в том порядке, в котором они достигли степеней.

)Нельзя приводить сдвоенных аргументов во время диспута.

Число диспутов было разным. Хотя в зависимости от числа преподавателей условия менялись, каждый магистр старался не участвовать в диспутах чаще, чем раз в месяц, семестр или даже год (в Болонье).

Темы диспутов были различными. Диспут, проведенный Маттео Акваспартой в 13 веке на тему «делается ли необходимое существование благодаря знанию этой вещи или может быть объектом интеллекта то, чего нет?», отразил борьбу между двумя философскими направлениями - номинализмом и реализмом.

Нужно было доказать или опровергнуть аристотелевский силлогизм «Все люди - животные. Сократ - человек. Следовательно, Сократ - животное».

Целый день мог идти диспут о том, может ли быть оставлена проповедь слова Божьего по запрету светской власти.

Можно ли связать заклинанием демонов и силы тьмы?

Допускается ли поединок и турнир по каноническим законам?

Разрешались и шуточные вопросы, но не предосудительного характера, хотя с точки зрения нашей морали они и могут показаться таковыми:

О верности наложниц священникам.

Вполне серьезно обсуждалось отношение к такому сюжету: поп навестил дочь булочника, но вынужден был спасаться от конкурента, забежал в свиной хлев. Туда вошел булочник и спросил: «Кто там?». Поп в ответ сказал: «Никого кроме нас».

Может ли быть больше одного ангела в одном и том же месте?

Так, в 1203 году епископ Турнэ Стефан возмущался: «…в противоречии со священным каноном ведется публичный диспут о непостижимом божестве. Неделимая троица рассекается и служит предметом спора. Так что у нас столько ошибок, сколько докторов, столько скандальных диспутов, сколько классов, и каждая площадь становиться местом богохульства».

Самым распространенным методом проведения диспутов был предложенный Пьером Абеляром метод pro et contra, sic et non (за и против, да и нет). Каждые две недели один из магистров держал речь по возможно более широкой теме и в заключение называл тезисы или вопросы, которые должны были стать предметом спора, затем в течении нескольких дней собирал со школяров все «за» и «против». Самым любопытным и самым торжественным был проходивший на подготовительном факультете диспут «о чем угодно» (disputatio de quodlibet). Университетские власти стремились на диспутах к академизму. Запрещались резкие выражения, крики и оскорбления.

Типы диспутов так же были различными. Кроме регулярных диспутов, описанных выше, существовали и испытательные. Диспут inceptio - диспут, который должен пройти претендент на степень доктора. Диспут resumptio проводился в том случае, если магистр хотел перейти из одного университета в другой. Не всегда подобный диспут был условием для принятия нового магистра. Оксфорд строго соблюдал это правило, а Кембридж мог принять преподавателя из Оксфорда без соответствующего диспута.

Таким образом, диспут во всех средневековых университетах был самым обычным явлением и в тоже время самым любимым, как турниры для рыцарей. Средневековые диспуты впоследствии подвергались беспощадной критике со стороны гуманистов. «С особым пристрастием - говорили они, - ставили тогда вопросы или самые простые или в высшей степени нелепые». С какой-либо самой простой и незамысловатой фразой, в роде «пиши мне» ухитрялись соединять вопросы не только грамматические, но и диалектические, физические и метафизические. На диспутах кричали до хрипоты, не скупясь при этом на самые отборные ругательные слова; в дальнейшем же пылу и азарте борьбы противники пинали один другого, угощали пощечинами и в буквальном смысле слова грызлись зубами. Это, конечно, было результатом вообще грубых нравов средневековья. Но диспуты имели и свою хорошую сторону. Они служили своего рода дисциплинарной школой для мышления средневекового человека, только что выходившего из варварского состояния и вступавшего на путь умственного прогресса, приучая его еще незрелый ум к высшему порядку и систематичности в работе и развивая в нем гибкость и изворотливость. Средневековые диспуты можно считать как формой организации обучения, так и его методом.

Таким образом, «учитель не был полностью свободен в своих решениях, особенно после того как университетские уставы определили содержание программ, расписание занятий, методы обучения».

Вместе с тем традиционные формы работы казались многим неподходящими. Поэтому часть бакалавров, особенно богословы, стремилась получить свободу, с тем, чтобы обучать в более глубокой и более индивидуальной форме (особенно это касалось чтения Sentences). Именно этим, в частности, объясняется удивительно быстрый рост числа «экстраординарных» или факультативных курсов, читавшихся иногда частным образом, а порой, и во время каникул, лиценциатами или бакалаврами. Успех таких курсов объяснялся во многом их большей практической направленностью и современностью (именно таким путем гуманизм проложил себе путь в университеты). Доля такого «неформального» обучения со временем росла, особенно там, где собирались наиболее любознательные и требовательные студенты. Но, несмотря на невозможность точно оценить его значение и эффективность, очевидно, что именно с таким обучением была связана новая интеллектуальная ориентация. Те же самые тенденции можно усмотреть и применительно к развитию обучения в колледжах, где зарождалась новая система распределения учащихся по группам (с учетом возраста, выступавшего критерием при определении класса, каждый из которых возглавлял свой регент). Аналогичным образом XV в. увидел магистров искусств в университетах Германии (Лейпциг) и Шотландии, которые поделили, через систему ежегодной ротации, различные программные книги и студентов, переходящих от одного учителя к другому. Такой была школа, в которой год за годом студенты проходили одни и те же курсы, читавшиеся одними и теми же учителями.

Таким образом, с появлением университетов окончательно утвердилось стремление к рациональному постижению знания, в том числе и религиозного. Методы и формы образования имели главной задачей развить способности разума, развить логику. Большое внимание уделялось и практике. Новые методы в теологии и в других науках вызывали, как мы уже убедились немало критики со стороны тех, кто считал главным в познании Бога мистическое самоуглубление или тех, кого шокировали сомнения в словах авторитетов, умствования в делах веры.

Рациональные методы преобразовали и медицину. Долгое время она оставалась сугубо практическим занятием. Лишь в некоторых монастырях переписывали медицинские трактаты, содержащие учение Гиппократа в переложении Галена. Иногда к ним писали и толкования, но скорее с богословскими, чем с научно-практическими целями. Более того в университетах долгое время не дозволено было студентам медицинских факультетов прикосновение к мертвому тему, так как это считалось богохульством. На рубеже XI-XII вв. потребность развития госпиталей привели к необходимости соединения теоретических знаний с практикой.

.4 Взаимоотношения преподавателей и студентов. Проблема университетской дисциплины

В начальный период университет напоминал «сообщество» состоящее из магистра и его учеников. Поэтому взаимоотношения студентов и преподавателей играли существенную роль в жизни университета.

Для начала надо сказать о том, что после прибытия в университет студент должен был представиться университетским властям, но peaльно он становился членом университета только после своей регистрации в качестве члена школы конкретного преподавателя. Для выбора отводилось несколько дней. Выбор свой студент часто делал по совету земляков, по принципу наибольшей популярности того или иного преподавателя. Во всяком случае, как определяют первые уставы Парижского университета, не может быть студента без учителя. Все средневековые университеты вели борьбу с «бесхозными», бесконтрольными студентами, перебегающими от одного учителя к другому.

Учитель обязан был вести список матрикулируемых им студентов (едва ли не с единственной целью - сбора с них collecta). В определенной мере он отвечал за их поведение, хотя юрисдикция, которой преподаватели первоначально обладали, со временем отходит к университетским чиновникам (ректор, канцлер). Основная же ответственность учителя заключается в гарантиях успехов в учебе своих учеников. Учитель определял, когда студент, в течение нескольких лет бывший фактически пассивным слушателем на лекциях и диспутах, готов к «определению» или бакалавриату, который однажды позволит ему начать играть более активную роль помощника. Такие помощники обеспечивали ответы на диспутах, читали некоторые из экстраординарных лекций студентам - новичкам, готовя их к последующим лекциям учителя. Учитель определял время «представления» своего ученика как «сформировавшегося» бакалавра (baccalarius formatlis) для hcentia и докторских испытаний.

Легко представить, насколько сильными были связи между учителем и его студентами, особенно, если учесть продолжительность учебы. Бывшие ученики преподавателя, особенно, если он продвинулся по должности, любили произносить «мой хозяин» (dominus metis) и были ему благодарны за науку и покровительство.

Конечно, приведенный образ - идеализация. На практике дела могли идти не так гладко: студенты иногда были настроены к своему учителю критически, осуждали его трудный характер, упрекали в некомпетентности… Но такого рода протесты очень редко оставляли после себя следы. Можно лишь предположить, какими могли быть практические следствия этого. Часть студентов покидали школы в надежде найти более эрудированного учителя или лучшие условия жизни. Многие же колебались перед таким решительным шагом, но налицо тенденция, свидетельствующая о явном недостатке энтузиазма, нараставшего в XIV и XV вв. по отношению к официальным педагогическим принципам.

Студенты никогда не были изолированы в своих школах от внешнего мира. Всякий раз, когда проходил диспут, бакалавры факультета оказывались поочередно в каждой из школ. Испытания проходили в присутствии жюри, в работе которых участвовали магистры факультета. Таким образом, «учитель не был полностью свободен в своих решениях, особенно, после того как университетские уставы определили содержание программ, расписание занятий, методы обучения».

Для того чтобы лучше понять средневекового профессора в его отношениях со студентами, нужно знать, сколько же учеников у него было? Очевидно, численность менялась в зависимости от важности университета, численности персонала и прочих условий. В Париже, где регентов было всегда много, в школе ХV в. вероятнее всего в среднем было 10-20 учеников, меньше их было у медиков. Но, как тенденция, число учащихся росло. В крупных колледжах на одного регента приходилось от 20 до 30 учеников. Некоторые известные юристы утверждали, что их курсы собирали десятки, если не сотни, слушателей, а в тех университетах, в которых небольшая группа регентов сумела монополизировать свое положение, учителя могли рассчитывать на большую аудиторию, величина которой, возможно, менялась при переходе от школы к школе в зависимости от репутации преподавателя.

В средневековых университетах дисциплину поддерживал корректор с помощью карцера и доносов. А с дисциплиной в средневековых университетах были проблемы. Постоянное общение с иноплеменниками, независимое положение университета в обществе не могли не налагать свой отпечаток на нравы и характер студенчества.

Как писал современный историк, «судя по литературе средневековья, студент недисциплинирован, беспринципен, склонен к богемной жизни, вспыльчив, любит покутить, выпить винца, провести время с женщинами и попеть песни».

Средневековых школяров (как, впрочем, и основную массу нынешних) можно разделить на две категории: меньшая усердно грызла тот самый вековечный гранит знаний, именно про такого школяра писал Чосер, другая же часть студентов в основном занималась тем, что практически реализовывала завет средневековой студенческой песенки:

Сладко нам безумие!

Гадко нам учение!

Юность без раздумия

Рвется к развлечению!

Быстро жизнь уносится,

Предана учению!

Молодое просится

Сердце к развлечению!

Средневековых студентов описывают как «пеструю толпу канцелярских развратников, распутников, обманщиков, шутов, певцов, шарлатанов», претендовавших на то, чтобы считаться «сливками общества». Конечно, здесь есть некоторое преувеличение, но образ жизни студентов часто причинял много беспокойства почтенным горожанам и нередко конфликты между студенческой братией и жителями городов перерастали в драки и побоища.

От наиболее отъявленных бузотеров избавлялись сами университетские власти, и они вынуждены были отправляться в другие города, чтобы продолжать учебу. По этой причине иностранные студенты особенно сильно раздражали бюргеров.

«Университетские студенты-иностранцы основные виновники дебошей и пьянства в Латинском квартале», - жаловался французский хронист. В основной массе студенты не слишком утруждали себя учебой, живя от каникул до каникул:

День настал веселия:

Песнями и пляскою

Встретим залихватскою

День освобождения

От цепей учения.

Неудивительно, что только четыре студента из десяти заканчивали обучение в полном объеме, а ученую степень получал вообще только каждый десятый.

4. Роль университетских преподавателей в жизни общества

.1 Благородство происхождения и благородство знания. Отношение к преподавательскому труду

В средневековом обществе тех, кто работал «словом и разумом» и передавал свою ученость другим называли интеллектуалами. Средневековье не знало понятия «интеллигент». Занятых интеллектуальными трудом называли «доктор», «профессор», «магистр», «литератти»; философом Бога именовал себя Абеляр.

Социокультурный тип «интеллектуала» - профессионала формируется на Западе в XII-XIII вв., когда представление о учености как о бесплатном «даре Божьем» сменяется убеждением в том, что знания - такой же товар, как и прочие, а преподавание - один из видов городского специализированного труда, который оплачивается. Противопоставление физического и умственного труда находит отражение на страницах трудов Фомы Аквинского, тоже преподававшего в Париже по крайней мере дважды. Он пишет «Все, кто может жить не за счет физического труда, не обязаны работать руками; иначе все богатые, будь то клирики или миряне, не работающие руками, были бы прокляты: а это абсурд». Между прочим, Фома отмечает, что «стоит больше работать, иногда руками, иногда иначе. Вообще, когда от физической работы больше пользы, то предпочтительнее работать руками… Напротив, когда физическая работа мешает выполнению более полезного дела, предпочтительнее от него воздержаться».Но самосознание интеллектуала строится не только на сближении его труда с ремеслом, сколько на противопоставлении умственной деятельности и «работы руками». Ле Гофф считает, что исходной точкой в формировании этой ментальности служил материальный предмет - книга. В отличии от монастырской книги, университетская книга была инструментом познания, а не сокровищем.«Интеллектуал» понимает себя как человек книги и слова, настаивая на том, что это отделяет его от ремесленника и возвышает над ним. Еще одна важная характеристика этого типа средневекового человека - стремление к распространению своих знаний и идей.

Таким образом «интеллектуал» - человек, осознающий свою особость и в тоже время - член корпорации. Он - «человек мира»: часто переезжает из одного университета в другой, из одной школы в другую, ибо всеобщим языком образованности остается латынь. Он не женат, так как не желает стеснять себя брачными узами и семейными обязанностями. Он - человек «авторитета», которым наделены изучаемые и распространенные обязательные тексты, начиная с Библии. Но он не следует им слепо. Он знаком с критикой, подвергает их рациональному истолкованию или вообще предпочитает им рациональное знание. В «Декамероне» «один молодой человек по имени Ринальди долго учился в Париже, но не для того, чтобы потом, по примеру многих других торговать своими знаниями, а чтобы, как подобает человеку благородному, к источнику знания приникнуть, и в суть и корень вещей проникнуть, вернулся тогда из Парижа во Флоренцию, и, будучи весьма уважаем как за свое происхождение, так и за познания здесь обосновался и зажил на широкую ногу».

В данном случае благородство происхождения совпадало с благородством знания. Но для университетской культуры более характерна оппозиция благородства по крови, благородства «тех, кто охотится» и благородства добродетелей, знания. Понятно, что предпочтение отдавалось «истинному» благородству ученого.

Осужденные в 1277 году тезисы парижских аверроистов гласили «философы - истинные мудрецы мира», «смирение - добродетель значительно менее совершенная, чем величие души (magnanimitas)», а близкий к аверроистам автор Яков из Дуэ ставил философа выше государя (Sicut tamen alias dixi, status philisophi perfectior est statu principis). Жан де Мён пояснял, что клирик благороднее сеньоров и принцев, поскольку обладает «Vertus escrites» и, следовательно, видит в «своих книгах при помощи знаний доказуемых, рациональных и демонстрируемых все зло от которого надо спасаться, и всю «сумму куртуазности». Конечно, бывают образованные миряне, но они не могут посвятить ученым занятиям должное время, поскольку у них есть и иные обязанности. Поэтому рыцарям следует брать пример с графа Роберта дАртуа, «мудрого, щедрого куртуазного и рыцарственного»

Который очень клирика ценил,

Кто разумом работая решил

Идти по добродетелей пути,

Что в книгах удалось ему найти.

Отсюда близко до притязаний на лидирующее место в обществе. У Роджера Бэкона во главе государства должны стоять ученые клирики, знатоки всех наук и, в особенности, математики. Пьер Дюбуа, легист начала XIV в., ученик парижских аверроистов и при этом большой почитатель Бэкона, пытался перевести его утопию в практическую плоскость. Он составляет проект возвращения Святой земли и для этого намечает всеобъемлющую реформу, призванную поставить во главе государства ученых. Канцлер парижского университета Жан Жерсон обосновывал исключительные права университета вмешиваться в дела управления государством и давать советы королю в силу исключительной компетентности корпорации, ведь университетские теологи знают законы божественные, юристы - человеческие, а физики - природные.

Итак, клирики-ученые превосходят всех и даже рыцарей в благородстве в силу своих «vertus escrites», добродетелей особого рода, но также и в силу выполнения важнейшей функции хранителей законов, основ миропорядка. Характерные метафоры Университета - «хранитель ключей от христианства», «страж на башне христианского мира». Человек стремится к благородству при помощи оружия или образованности, согласно Жану де Мёну. Иногда интеллектуалам отчасти удавалось убеждать в этом самих рыцарей. Во всяком случае, в начале XV в. автор «Деяний маршала Бусико» писал - «две вещи установлены по воле Бога, как две опоры, поддерживающие порядок законов божественных и человеческих. Сии две опоры суть рыцарство и знание, которые весьма подходят друг другу». С этим соглашался даже такой «певец рыцарства» как Фруассар.

Университетская культура смело награждала своих представителей рыцарскими эпитетами - «смелый, куртуазный, доблестный». Мудрец смело бросается осуждать всякую ересь и всякую несправедливость, от кого бы она не исходила. В XIII в. Парижский университет не побоялся выступить против мощных «нищенствующих орденов», век спустя против опасных «заблуждений» самого папы Иоанна XXII, еще позже - против Великой Схизмы. Не удивительно, что претензии как университетов in corpore, так и интеллектуалов вообще на участие и даже на верховенство в государственных делах все возрастало. Самые популярные их герои - Сенека и Боэций, оказываются неизмеримо выше своих убийц-тиранов. Задача мудреца и сводится во многом к обузданию тирании. Не случайно знаменитый юрист Бартоло Сассоферрато в определение тирана включает вражду к знаниям и стремление изгнать из страны всех мудрых людей.

Чтобы стать аристократией, университетские интеллектуалы прибегают к обычному средству тех групп и индивидов, которые хотели получить дворянство; они, как то замечательно изобразил Марк Блок, перенимают у благородных стиль жизни.

Из своих одеяний и атрибутов своих обязанностей они делают символы аристократии. Кафедра все чаще и чаще украшается навесом, подчеркивая их знатность; она становится знаком их обособленности, высоты, величия. Золотое кольцо, шапочка, берет, вручаемые им в день conventus publicus или inceptio, все менее рассматриваются в качестве знаков исполняемых функций, все более как эмблема престижа. Они носят длинную мантию, капюшон, подбитый беличьим мехом, нередко воротник из горностая и придачу длинные перчатки, которые в Средние века считались символом социального ранга и могущества.

4.2 Профессорство как путь карьеры и социального возвышения. Внеучебная деятельность преподавателей

В средневековом университете существовала возможность, по крайней мере, двух видов карьер (очевидно, с целым рядом промежуточных вариантов). С одной стороны, это - группа молодых регентов, которые отрабатывали положенный для окончивших срок после получения степени. Как правило, свое будущее они связывали с неуниверситетской карьерой в церкви или на гражданской службе. Последнее не значит, что, покинув университет, они переставали интересоваться судьбой alma mater, так как клятва при окончании учебы, когда они держали экзамены, ограничивала такие настроения. Они могли быть членами своих советов как доктора-нерегенты, могли вернуться и к преподаванию. Вообще решение о прекращении преподавания не следует рассматривать как свидетельство посредственности.

Будучи близкими, студентам по возрасту и еще не погрязшими в рутине, эти люди на самом деле могли стремиться к успеху. Но, пока еще в малой степени ориентированные на свои личные интересы, они, безусловно, были более чувствительны к коллективной жизни университета как института, к той специфической религиозной и политической роли, которую он должен был играть.

Поэтому в конце средневековья ординарные регенты, особенно в новых университетах, очевидно, стремятся к совершенно иному виду карьеры. Хотя случаи отказа от карьеры вне университета продолжают оставаться редкими, все же налицо тенденция к тому, чтобы посвятить долгие годы и даже всю жизнь университету. Так, «из 16 известных нам профессоров права в Орлеане (период 1378-1429 гг.), по крайней мере, 13 - преподавали от 20 до 40 лет. Для таких людей университет был не только местом обсуждения вопросов интеллектуального и гуманистического плана; он определял образ их жизни, выступал гарантией доходов и социального положения. Поэтому-то и скромный регент колледжа, и престижный «доктор обоих прав» искали пути служения университету».

Карьеры преподавателей были различны в связи с разностью их специализаций. Обратимся с карьерам юристов. Сын брабантского рыцаря Жан Оксем изучал искусства и каноническое право в Париже до 1296, затем учил и преподавал римское право в Орлеане до 1312. Покинув университет он уже владел несколькими церковными пребендами. В 1317 г. он стал официалом (главой епископского суда) в Льеже, руководил там же школой капитула. Его авторитет правоведа был велик: известно, например, что жители города Лувена много лет платили ему жалование как своему советнику. Когда в 1325 вспыхнул конфликт между епископом и льежским патрициатом, поддержанным частью духовенства, Оксем остался верен епископу и вынужден был бежать. В результате его бурной деятельности и убедительных писем, рассылаемых папе, кардиналам и даже королю Франции, междоусобицу удалось прекратить.

Вернувшись в Льеж Оксем работал над толкованием местных кутюм и феодального права. Его привлекали как эксперта в решении политических споров. Наибольшую славу утраквиста (специалиста и по церковному и по гражданскому праву) принесло его сочинение «Цветы обоих прав» (Flores utriusque juris), где он составил незаменимый для правоведов алфавитный указатель конкордаций. К сожалению, другой его труд «Цветы авторов и философов» до нас не дошел. Главное же, что прославило имя Оксема для последующих историков была его «Хроника епископов льежских», где ангажированная политическая позиция клирика и сторонника епископской власти уживалась с исключительной информативностью и целостной системой политической теории, отталкивающейся от «Политики» Аристотеля.

Бартоло Сассоферрато родился в 1313 в семье горожан Анконской марки. Право он изучал в Перудже и Болонье, где получил докторскую степень. Некоторое время практиковал и преподавал в Пизе, затем вернулся в Перуджу, где составил свои прославленные Комментарии к Кодексу Юстиниана. Как один из главных представителей школы постглоссаторов Бартоло отдавал предпочтение не букве источника, а окружающим реалиям. Позднее гуманисты обрушат на него за это огонь критики, но неоценимая заслуга Бартоло состояла в том, что он первый осмелился отказаться от имперской фикции. Император лишь де-юре остается высшей властью, де факто же в Италии законодателями являются коммуны и иные правители городов. Идеи Бартоло нашли горячий отклик не только в Италии, но и в королевствах, настаивающих, что их король есть «император в своем королевстве» (во Франции и на Пиренейском полуострове). Ему же принадлежит обоснование права подданных смещать должностных лиц и выступать против тиранов. Перуджа направила его к императору Карлу IV ходатайствовать о привилегиях. Бартоло оказал помощь в составлении знаменитой «Золотой Буллы», установившей в Империи порядок, просуществовавший до начала XIX в. За заслуги император пожаловал юристу герб, что дало повод Бартоло написать одно из первых юридических сочинений, посвященных геральдике.

Врачу с университетским образованием приходилось работать в условиях конкуренции как с необучавшимися в университетах лекарями, так и с теми, кто избавлял от страданий при помощи духовных и сверхъестественных средств. При этом не надо думать, что с XIII по XV вв. разного рода целители и хирурги, которые не обучались в университетах, но активно практиковали, были невеждами-эмпириками или безграмотными деревенскими знахарями. Конечно, были и такие, но оказывалось не мало и тех, кто совмещали лечебную практику с другими видами занятий, профессий и ремесел. По всей видимости, такие врачеватели не составляли особой конкуренции обладателям университетского образования, так как обслуживали они в основном клиентов, для которых размер гонорара, социальные и интеллектуальные претензии обладателей университетских степеней делали помощь последних недоступной. Неплохую карьеру сделал на медицинском поприще Георгий из Руси (Юрий Котермак или Юрий Дрогобыч), родившейся в середине XV в., и получивший основы образования от одного из монахов Киево-Печерской лавры. После он выучил латынь и поступил в Краковский университет. Получив там степень магистра искусств в 1472 г., он направился в Болонью, где был приписан к нации «ультармонтанов», изучавших медицину. Сохранились его письма бывшим друзьям по Краковскому университету, в которых он помимо прочего предсказывал дни лунных затмений. С 1478 г. он сам становится доктором медицины и философии и преподает астрономию. В 1481/82 гг. он исполнял обязанности ректора Болонского университета. Он пользуется все большей известностью как астролог - его «Предсказания на 1482 год» были напечатаны в Риме, а его самого приглашали ко дворам итальянских правителей. Затем в 1488 году вернулся в Краков, где продолжил преподавать астрономию. Как полагают именно у него начал занятия этой наукой Николай Коперник. Но Юрий Дрогобыч практиковал и как медик. В 1492 году он получает титул «придворного врача». Вернувшись в Польшу, он поддерживает связи со Львовом и Дрогобычем, где он входил в городской совет до самой своей смерти в 1494 г.

У священнослужителей и монахов, которые преподавали каноническое право или теологию, возможностей было больше; в частности, после нескольких лет регентства они могли сделать выбор в пользу карьеры чисто церковной. «С XIII и до XV века многие епископы, и даже несколько кардиналов и пап, в прошлом были преподавателями. В XIII в. свыше 33% из числа записанных парижских магистров теологии стали епископами, аббатами, министрами (general minister) и кардиналами. В XV в. 36 из 79 английских епископов (46%) преподавали в Оксфорде или Кембридже». Вот несколько примеров карьер преподавателей теологов средневековых университетов. Жак Панталеон Аншер, уроженец города Труа в Шампани (легенда называет его сыном сапожника), учился в Париже каноническому праву и теологии. В 1220 г. он становится доктором теологии и каноником города Лана, затем занимает там пост архидьякона до 1249 г. В Лане он входил в одну конфрерию с Робером Туротом, с которым его связывала долгая дружба. Став епископом Льежа, Турот пригласил теолога к себе. Затем Аншер попадает в поле зрения Иннокентия IV, который отправляет его на помощь крестоносцам. Он выполняет важные поручения в Пруссии, где, в частности, заключил мир между померанским князем Святополком с Тевтонским орденом. За заслуги папа назначил его своим почетным капелланом, а в 1255 г. он получил титул патриарха Иерусалисмского. В 1261 году кардиналы избирают его папой под именем Урбана IV. Опыт пребывания в Шампани и Льеже, контакты с Нидерландами (его приближенным был Жан Вийенгем, теолог из семьи антверпенских бюргеров) познакомили его со спиритуальностью бегинок и с формами евхаристического культа, все более популярного в этом регионе. Урбан IV учреждает праздник Тела Господня в 1264 г., ставшего одной из главных отличительных черт католической литургии. Проницательный понтифик сумел оценить заслуги парижского доминиканца Фомы Аквинского и вызвал его в папскую резиденцию в Витербо, где тот работал над завершением своей «Философской суммы» и начал работу над «Суммой теологии».

В 1363 г., все в той же Шампани, в многодетной крестьянской семье, родился и Жан Жерсон. Он учился в Парижском университете, где Наваррский коллеж предоставлял стипендии для выходцев из Шампани. Выдающиеся способности позволили ему в виде исключения получить докторскую степень на пять лет раньше положенного по уставам срока - в возрасте 29 лет. Он часто выступает от имени университета с проповедями перед королем, а в 1395 г. он становится канцлером университета. Попытки реформирования всего преподавания сочетались со стремлением Жерсона поднять престиж учителя и приходского священника. Сенсацию вызвало его желание не просто получать доходы с дальнего прихода во Фландрии, но и реально исполнять там пастырские обязанности. В проповедях и письмах он критиковал схоластическое пустословие, охватившее университеты, пытался внедрить мистику в университетские стены, провозглашая неслыханный здесь тезис «лучше любить, чем знать». Выступая как моралист, Жерсон часто поднимает проблемы семьи и брака, воспитания детей, пытается разобраться в некоторых экономических проблемах. Он принимает участие и в любопытной интеллектуальной полемике, развернувшейся по поводу «Романа о Розе», причем выступает на стороне Кристины Пизанской, защищавшей достоинство женщин от нападок Жана де Мёна. Реформаторский пыл Жерсона распространялся и на дела государственные. В проповеди «Vivat rex», произнесенной перед королем в 1405 г., не только обосновывается высокое место университета в королевстве как советника и представителя интересов всех сословий, но и содержится призыв к реформам. Некоторое время Жерсон пользовался покровительством могущественных герцогов Бургундских, однако после убийства герцога Орлеанского бургиньонами и публичного оправдания этого деяния теологом Жаном Пти, позиция Жерсона меняется. Несколько раз сторонники герцога Бургундского пытались его убить, а в 1413 г., во время восстания кабошьенов, инспирированного герцогом, парижский дом теолога был разграблен. Зато после подавления восстания, Жерсон добивается осуждения доктрины Жана Пти епископом Парижским и не пытается добиться осуждения его на Констанцском соборе, в работе которого теолог принял активное участие (1414-1418). Захват Парижа бургиньонами помешал Жерсону вернуться в туда по окончании собора. По приглашению Фридриха Австрийского он посещает Венский университет. Затем, после 1419 г. обосновался в Лионе, где, верный провозглашаемым принципам, преподавал детям в школе при монастыре целестинцев. Последним его деянием перед смертью (1429) было письмо, где он как теолог убеждал короля и его советников поддержать Жанну дАрк.

Деятельность преподавателей не всегда была сопряжена с учебной работой. Профессорская деятельность, как правило, была не единственным. А то и не основным источником дохода университетского преподавателя.

Научная работа была одной из разновидностей деятельности преподавателей. «Интеллектуал» был убежден, что знания надо не только накапливать но и пускать в оборот. Знания должны продуцировать новое знание. «Интеллектуал не сомневался в практической ценности этого продуцирования. Абеляр напоминает Элоизе, что филистимляне хранили в тайне свою науку, чтобы прочие не воспользовались ею. Что касается нас, то обратимся к Исааку, выроем вместе с ним колодезь с живой водой, даже если филистимляне тому препятствуют, даже если они тому противятся, и продолжим копать такие колодцы, дабы о нас тоже могли сказать: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя» (Притч., 5, 15). И выкопаем так, чтобы колодези на наших площадях переполнились таким избытком вод, дабы наука Писания уже не ограничивалась нами, но чтобы мы и других научили ее пить». Появляется сведений об опережающих время открытиях, сделанных магистрами университетов. Вспомним хотя бы «думающую машину» Раймонда Луллия, оптические эксперименты Роджера Бэкона.Стоит вспомнить Жана Буридана, который был ректором Парижского университета, но которого потомки парадоксальным образом помнят только по скандальной любовной истории с Жанной Наваррской и по Буриданову ослу. Он предвосхитил основы современной динамики, дав определение движения тела, приближающееся к impeto Галилея и к количеству движения Декарта. Если тот, кто бросает метательный снаряд, с равной скоростью бросит легкий брусок дерева и тяжелый кусок железа, притом что оба они равны по размеру и форме, то кусок железа улетит дальше, поскольку запечатленное в нем стремление более интенсивно. Таков Альберт Саксонский, который своей теорией тяжести оказал влияние на все развитие статики вплоть до середины XVII века и привел Леонардо да Винчи, Кардана и Бернарда Палисси к изучению ископаемых. Что же касается Николая Орема, ясно указавшего на закон падения тел, суточное движение Земли и назначение координат, то он выглядит прямым предшественником Коперника. По мнению П. Дюгема, его доказательства опираются на аргументы, ясность и точность которых во многом превосходят то, что было написано Коперником по тому же поводу. Все это спорно, и такие споры продолжаются. Можно только сказать, что поразительные интуиции этих ученых долгое время не приносили плодов. Чтобы стать плодоносными, умозрениям нужно было освободиться от удавки средневековой науки - от отсутствия научного символизма, способного перевести умозрение в ясные формулы, пригодные для широкого применения и просто выражающие принципы науки; от отставания техники, не способной перенимать теоретические открытия; от тирании богословия, мешавшего артистам пользоваться ясными научными понятиями. Ученые XIV века стали раскрывать нам свои тайны в трудах А. Койре, А.-Л. Майера, А. Комба, М. Клагетта, Ж. Божуана. Таким образом, средневековый преподаватель стал предшественником великих ученых Нового времени.

Еще одной сферой приложения труда преподавателей была политика. Подобный интерес рождается у интеллектуалов на рубеже XIII-XIV вв. Но об этом речь пойдет ниже.

К концу XIII века университетские преподаватели начали занимать высокие посты в церковной и светской иерархии. Они сделались епископами, архидиаконами, канониками, советниками, министрами. Наступила эра докторов, богословов, законников. Своего рода университетское франкмасонство мечтает о руководстве всем христианским миром.

Помимо административно - бюрократической, средневековые преподаватели занимались и наставнической деятельностью при княжеских и королевских дворах. Здесь опять же стоит вспомнить о Жерсоне, который снискал себе известность так же и проповедями перед королевским двором и королем. Так же неустанно размышляя над трагической судьбой Франции, Жерсон много думал о воспитании будущего государя. Результатом его размышлений стало письмо наставнику юного дофина, будущего Людовика XI, где дает ясные и с виду простые рекомендации. Он предлагает 3 основных завета: воспитание, прежде всего остального, человеческих качеств истинного христианина, поощрение природных наклонностей человека к доброте, правде и справедливости и, наконец, приобщение к духовному наследию прошлого, дабы монарх был способен оценить и использовать во благо страны достижения формирующейся новой, гуманистической культуры.

К концу XIV у преподавателей особый интерес стало вызывать воспитание не только будущего государя, но и студенчества, да и вообще подрастающего поколения. Это связано с тем, что в средневековых университетах занимались обучением, на воспитание никто не обращал внимание. Школяры отличались своенравностью и развращенностью, что и вызвало желание заняться воспитанием. В этой связи стоит упомянуть имена Виттарино да Фельре, Гаспарио Барциццо.

Так Конверсини да Равенна, преподаватель Падуанского университета, бы юристом при дворе Каррара в 1379-1392 гг.

Таким образом, мы видим, что профессорство открывало для многих людей к удачному жизнеустройству. Многие преподаватели средневековья. благодаря своей ученой степени, добивались высокого положения в обществе. Так же мы видим, что деятельность преподавателей не всегда была связанна с учительством. Многие посвящали себя научным изысканиям или находили практическое применение своим знаниям - работали врачами, воспитателями детей высокопоставленных особ, юристами, консультантами, занимали различные должности в административно-бюрократическом аппарате. Профессиональная деятельность, как правило, была не единственным, а то и не основным источником дохода интеллектуалов. «Жить на одну зарплату» было уделом лишь маргиналов умственного труда: или совсем бедных (как клерки Базоши и начинающие учителя школ), либо уж очень изощренных в своем искусстве (как прославленные гуманисты - секретари, или художники, которым, впрочем, часто перепадали пожалования государей или церковные доходы). Собственно, интеллектуалы со степенью или без оной всегда получали что-то еще, кроме гонораров с клиентов или жалования. Они владели недвижимостью, быть может, даже ранее купцов осознав всю привлекательность и сравнительную безопасность инвестиций в земли и дома (Бернардо Макиавелли лучше прочих пополанов расписывает пасторальные пре-лести своей виллы); они немного приторговывали, скупали ренты. Основные выгоды от их деятельности носили косвенный характер. Им был обеспечен престиж, их избирали на должности, им охотно давали в долг, они обладали связями и владели ценной информацией. Сам интеллектуальный труд ipso facto окутывал их ореолом уважения, наделяя добродетелями высшего порядка. И в этом была заслуга интеллектуальной элиты, университетской культуры и давних традиций сакрализации знания.

4.3 Участие магистров в общественно - политической жизни

Процесс укрепления университетов был частью эволюции, превращавшей большие университеты в политическую силу конца Средних веков. Они играли активную роль, выходя иной раз на первый план в борьбе между государствами; становились театром, на сцене которого разыгрывались жесточайшие кризисы, поскольку университетские «нации» вдохновлялись теперь национальным чувством, а сами университеты интегрировались в новые структуры национальных государств. Преподаватели университетов играли немалую роль и в общественной жизни. Особенно активными члены университетов становились в части утверждения своей социальной и политической ответственности в наиболее беспокойные периоды истории; в частности, в начале Великой схизмы они рассматривали себя в роли тех, кто может предложить приемлемые пути разрешения кризиса. Со временем они демонстрируют стремление играть важную роль в делах государства. Так, «магистрам Университета Праги принадлежала заметная роль в богемском восстании 1419 г. Аналогичным образом и магистры Парижа предложили королю сотрудничество для содействия «реформированию королевства» во времена правления Карла VI, что послужило достаточным основанием для канцлера Джона Герсона, чтобы в своей большой речи в 1405 г. продемонстрировать ценность университета, который четырьмя своими факультетами «представляет» всю целостность доступного человеку знания, как в теоретическом, так и практическом измерении, и, кроме того, практикой приема в свои ряды представителей любой другой страны и государства выступает в роли микрокосма всего общества, а, следовательно, является лучшим интерпретатором идеи общей пользы». Студенты и магистры проявили большую активность и во время Религиозных войн. Множество студентов и магистров приняли участие в восстании гугенотов 1562 г., хотя большая их часть была на стороне католических войск Блеза де Монлюк. С. Кассань-Брукэ отмечает, что хотя в университете, как и в самой Тулузе, большинство было на стороне католиков, быстрое распространение протестантизма среди студентов и магистров было закономерным. Они состояли в католическом городе социальную группу, открытую новым теориям. Очень часто религиозные конфликты накладывались на старые конфликты между студентами и горожанами, между «нациями», между отдельными колледжами, магистрами.

В XV в. в Чехии началось общественное движение социального характера, идеологией которого было реформация церкви. Вождем данного движения был профессор Пражского университета Ян Гус. Среди соратников Яна Гуса было много преподавателей Пражского университета. К ним принадлежал в частности Иероним Пражский, который проводил в жизнь идеологию реформации путем диспутов, организацией протестных действий сторонников реформации и некоторых других акций. Он сыграл важную роль данном движении и оказал существенное влияние на его исход.

«О какой пользе науки может идти речь, - задавался вопросом Герсон, - если она не связана с действием?… Каждый изучает что-то не только, чтобы знать, но и для того, чтобы демонстрировать и действовать». Возникает искушение на основе такой позиции определить преподавателей средневековых университетов как «интеллектуалов», и это было действительно так с учетом того, что, в отличие от интеллектуалов современных, средневековые схоласты никогда не позволяли себе вмешиваться в дела, которые подрывали бы установленный порядок или были бы просто критически ориентированы по отношению к нему. За редким исключением, они не были склонны к насилию, восстаниям или поддержке популярных ересей. Будучи носителями знания, считавшегося стабильным и совершенным, истинность которого была установлена раз и навсегда еще в момент творения, они просто желали выполнять свой долг в условиях всех смут своего времени, стремясь лишь устранять нарушения в этом идеальном порядке.

Таким образом, на переходе от XIII к XIV столетию появляется новая сфера интереса интеллектуалов - политика. Недовольные церковью, они критиковали светскую власть пап и становились на сторону императоров. Таков итальянец Марселий Падуанский (1275-1343) - ректор и преподаватель Падуанского университета, помогавший императору Людовику Баварскому в борьбе с папой Иоанном XXII; в 1327 г. Он был отлучен от церкви и заочно приговорен к смертной казни. Таков Уильям Оккам (1300-1343) - преподаватель Оксфорда, не признавший «непогрешимости» папы и выступавший за независимость государства от церкви. Хотя между воззрениями этих двух мыслителей имелись важные различия, оба они находились подле императора Людовика Баварского в первой половине XIV в. и вели общую борьбу против папства с его притязаниями на светскую власть.

Их полемическая и теоретико-политическая активность способствовала появлению шедевра Марсилия Падуанского Defensor Pads. Следствием стала доктрина полноты государства, утверждение его автономии, покоящейся на разделении права и морали. Позитивистская концепция социальной жизни ведет к признанию божественных прав за утвердившимся социальным порядком. Если вы противитесь светской власти, даже при том, что ее носители не верны религии или извращают ее, то вы подлежите вечному проклятию… Всемогущее государство требует всех прав в социальной жизни, всеми силами утверждая единство этой жизни: оно имеет законодательную, исполнительную и юридическую власть. Оно универсально: на отданной ему территории ни один подданный не может избежать власти государя. В конечном счете, мирское государство не довольствуется тем, чтобы оттеснить церковь в духовную сферу. Государство притязает на некую духовную миссию, на право командовать и этой сферой. Наконец, исчезает всякое различие между духовным и временным: Без сомнения, законодателю-человеку не принадлежит… творение или приостановление духовных правил, поскольку последние суть не что иное, как предписания или дозволения самого Бога. Но человеку - законодателю или судье - принадлежит дознание всех законных или незаконных действий, совершаемых или не совершаемых людьми, мирянами или священниками, черным или бельм духовенством, идет ли речь о вещах духовных или вещах временных, с тем условием, что это не касается чисто духовных материй… Кажется, здесь мы слышим Лютера: Все, что не относится к жизни по благодати, все, что материализуется в жизни церкви и мира, принадлежит государству. Все, что относится к исполнению морального закона в веке сем, отходит от церкви и переходит к государству.

Эта доктрина взрывоопасна, она пройдет свой путь и заявит о себе в мыслях столь разных лиц, как Макиавелли и Лютер, Гоббс и Руссо, Гегель и Огюст Конт, Ленин и Шарль Моррас.

Политические амбиции интеллектуалов порой были очень высоки. Так Жан де Мен, с Боэцием Дакийским утверждали, что интеллектуал стоит выше князя, выше короля. Они претендовали на участие, а порой и верховенство в государственных делах. Так Роджер Бэкон, сознавая, что наука должна быть коллективным трудом, мечтая об огромной команде ученых, желал также того, чтобы бренные руководители университетов держали в своих руках судьбы мира. Он умоляет папу проявить инициативу и создать такую когорту правителей. В связи с появлением в 1264 году кометы, предвещавшей чуму и войны, он пишет: Сколь великая польза была бы церкви, если бы ученые установили состояние небес на то время, сообщили о том прелатам и государям… Тогда не было бы ни такой бойни христиан, ни такого числа душ, отправившихся в ад.

Надо отметить, что чрезмерные политические амбиции интеллектуалов могли вызывать и осуждение. Но исходило оно… также от интеллектуалов. «Я считаю, что король должен управлять народом по совету мудрых, под коими я понимаю юристов, то есть тех, кто осведомлен в Каноническом и гражданском праве, в кутюмах и королевских законах, по их совету должно править, а не по совету артистов [т.е. философов], хотя они и знают принципы управления народом, а именно книги Этики, Экономики и Политики, но они знакомы с ними в общем, и не знают практики. Они же считают, что это великая ошибка, когда мир управляем не ими и не по их совету, а юристами, которых называют политическими невежами («yndioz politiques»).

Образ интеллектуала был исполнен противоречий. «Работа в философии» и добывание языком и пером средств к существованию уживалось с осуждением торговли знаниями. Бедность как нравственная категория, как атрибут философа соседствовала с призывами к королям и аристократам проявлять щедрость к ученым. Интеллектуальная элита подчеркивала свою отстраненность от мирской суеты, но активно вмешивалась в политику. Ученые осуждали претензии знати на благородство, но сами награждали себя рыцарскими добродетелями. Подобное нагромождение противоречий могло бы свидетельствовать о незавершенности процессов формирования социального типа интеллектуала и конституирования умственного труда как особого вида деятельности, если бы подобные противоречия не были свойственны и современным интеллигентам.

В действительности, конечно, ни рыцари, ни короли, ни даже епископы, не торопились отдавать интеллектуалам свои привилегии и бразды правления. Но все же их реальный вес в средневековом обществе неуклонно повышался.

Конечно, реально такую роль могли играть только магистры больших университетов (типа Парижа, Оксфорда или Праги). Но даже в университетах, которые были основаны сравнительно недавно, или второстепенных, преподаватели отдавали себе отчет в своей социальной ответственности за такую интеллектуальную подготовку элит, которая обеспечивала бы нормальное функционирование гражданских и церковных учреждений.

Заключение

В результате проведенного исследования становится понятно что, хотя в истории университетского образования ни один период не изучен лучше средневековья, все равно и здесь имеются многочисленные пробелы. Многочисленные архивные документы, рукописи и лекционные курсы университетских преподавателей все ещё остаются неопубликованными. Биографические сведения, касающиеся преподавательского состава, их социального и семейного положения, характер взаимоотношений между преподавателями, в значительной степени не известны. И, тем не менее, средние века дают свидетельство того, как в университетах зарождалась и одновременно возрождалась профессия учителя даже в те времена, когда вплоть до XV века многие курсы все чаще вели временные и случайные преподаватели.

Появление университетов в Европе в XII веке было закономерным процессом. Структура, организация, внутренняя культура этого нового образования повторяла очертания средневекового общества. Университет и его члены нераздельно были связаны с церковной властью, богословские факультеты становятся питомниками церковной науки. По своему устройству университет был сходен с городскими цехами. Степени: школяр, бакалавр, магистр повторяют деление в цехах на учеников, подмастерьев и мастеров. Преподаватели представляют ученую аристократию, наиболее выдающиеся члены которой были по своему положению наравне с благородными рыцарями. В университетах и их преподавателях усиливающаяся государственная власть зачастую видела свою опору. Надо отметить, что конституирование первых университетов проходило в борьбе со светской и церковной властью, в ходе которой университетские общины получили многочисленные привилегии: защиту от репрессалий, право на самоуправление, автономную юрисдикцию, на присвоение ученых степеней (на осуществление промоции), освобождения от налогообложения, различных повинностей и сборов и.т.д. Члены университетской корпорации так же были наделены иммунитетами, существенными для их положения в обществе. Это говорит о том значении, которое придавалось университетским магистрам, о заинтересованности в их труде светской и духовной власти.

Однако, несмотря на инкорпорацию преподавательских общин в структуры средневекового мира и внутригородскую жизнь, признание общественной значимости преподавательского труда, сам преподаватель был очень скован в своей профессиональной деятельности различного рода регламентами. Учебный процесс, методы и формы преподавания, содержание образования были строго оговорены в статутах. Внешний вид преподавателя, его поведение, взаимоотношения магистров со студентами также подвергались тщательной регламентации.

Нужно отметить тот факт, что преподавательский состав средневековых университетов не был однородным. В средневековые университеты стекался народ из разных стран, разного социального положения. Университеты, таким образом, на заре своего существования представляли собой объединения космополитические. Таким они оставались до XV-XVI вв. Но к XVI ситуация меняется. Действовавшие в большинстве образовательных центров правила замещения вакантных должностей, отдававшие предпочтения местным гражданам или обязывающие профессоров не принимать предложений от других университетов, вели к неуклонному сокращению числа преподавателей-иностранцев. Уже к концу XVI даже в «благополучных» (в точки зрения комплектования кадров) студиумах доля иностранной профессуры обычно не превышала 15 ? 20% (исключения составляли лишь немногие университеты ? Ингольштадт, Лейден, Падуя). Более того, в ряде высших школ (прежде всего, во Франции, Германии, Швейцарии) наметилась тенденция к «замыканию» докторских коллегий, Профессорские должности стали здесь почти наследственными: они передавались из рук в руки в узком кругу людей, связанных друг с другом узами родства (Тюбинген, Марбург, Гессен, Копенгаген и др.)

Что касается социального происхождения, преподавательская среда была по своему происхождению относительно гомогенной. Профессора редко являлись выходцами из высших слоев общества. Чаще всего это были сыновья интеллектуалов, священнослужителей (в протестантских землях), бюргеров (особенно в Нидерландах и во Франции) или мелких землевладельцев (Англия, Польша). Представителей дворянства среди них было немного: профессорство еще не воспринималось в полной мере как путь карьеры, выходцы из привилегированных слоев предпочитали более престижную и доходную гражданскую или церковную. Стоит отметить, что происхождение не играло особой роли в университете. Единственным мерилом отношений внутри средневекового вуза была ученая степень. Получение степени было возможным, если претендент на нее выполнил учебный план. Однако степени магистра достигали далеко не все студенты. Причины этому были различны: продолжительность обучения, стоимость публичного экзамена и.т.д.

Средневековые преподаватели различались не только по ученым степеням (бакалавр, магистр, доктор), но и по характеру выполняемой ими учебной нагрузки. Так выделяют 3 основных типа учителей: ординарные и экстраординарные преподаватели, а так же тьюторы. Первые читали основной материал, вторые - дополнительный. Тьютор был своего рода наставником. Безусловно, наиболее престижно было относиться к первому типу учителей. Кроме того, университетский преподаватель выполнял и административную университетскую работу - ректора, декана. Данные должности были выборными и, в принципе, любой мог их достичь. Однако, предпочтение отдавалось преподавателям богословских факультетов. В эпоху Возрождения ослабевала связь преподавательского корпуса с клерикальной средой: мирян стали допускать сначала на медицинские, а затем на юридические и артистические факультеты. Постепенно изживался обычай безбрачия профессуры (дольше он удерживался среди ректоров). Одним из важных факторов, способствующих упрочению статуса преподавателей и стабилизации их положения, стало появление в университетах (с XIV в. в Италии, а затем и в других странах Европы) оплачиваемых кафедр. Однако сам порядок замещения вакантных должностей оставался неурегулированным. Назначение подавателей могло осуществляться факультетом, университетом, властями (городскими магистратами, территориальной администрацией, церковным аппаратом, короной) или в смешанных формах.

Выделение преподавательской деятельности в разряд профессиональной начинается тогда, когда признается право преподавателя получать плату за свой труд. Церковь требовала бесплатного обучения, так как знание - Божий дар. Однако нарастающие влияние в обществе умонастроений горожан обуславливало в это время пересмотр многих взглядов, в первую очередь на труд и виды трудовой деятельности. Решающими критериями в суждениях по этим вопросам все чаще становились соображения общественной пользы и новый взгляд на труд как заслугу и достоинство. Признавалось справедливым вознаграждение за любую работу, вид трудовой деятельности становился основой для общественного разделения труда. Таким образом, уже к XIII в. в отдельную группу выделяется труд умственный, интеллектуальный.

Средневековых преподавателей можно отнести к интеллектуальной элите тех времен. В том числе и из их среды к XVI в. образуется прослойка интеллигенции.

Средневековым магистрам было свойственно представление о том, что знание есть путь к благородству. Благородство знания они противопоставляют благородству крови. Несмотря на это, носители университетской культуры смело награждали своих представителей рыцарскими эпитетами - «смелый, куртуазный, доблестный». К XIII в. намечается тенденция к аристократизации преподавательского корпуса. Это выражалось не только в вышеуказанных эпитетах, но и во внешнем виде (доктора и магистры носят длинную мантию, капюшон, подбитый беличьим мехом, нередко воротник из горностая и в придачу длинные перчатки, которые в Средние века считались символом социального ранга и могущества). Подражая нобилитету, магистры превращают артефакты своей деятельности в атрибуты властвования. Преподавательская одежда становится средством социальной репрезентации. Преподавательская кафедра все чаще и чаще украшается навесом, подчеркивая знатность её обладателя; она становится знаком их обособленности, высоты, величия.

Успех преподавательской карьеры, статус и положение магистра зависели от множества факторов: специализации, умений и навыков преподавателя, известности университета, в котором он преподавал. Как бы то ни было, но зачастую преподавательская деятельность открывала человеку значительные карьерные перспективы. Надо отметить и то, что родом занятий средневекового преподавателя не всегда и не только было преподавание. Многие посвящали себя научным изысканиям или находили практическое применение своим знаниям. К концу XIII века университетские преподаватели начали занимать высокие посты в церковной и светской иерархии. Они нередко становились епископами, архидиаконами, канониками, советниками, министрами. В европейском обществе наступила эра докторов, богословов, законников. Помимо административно - бюрократической, средневековые преподаватели занимались также наставнической, воспитательной деятельностью, служили советниками и консультантами при княжеских и королевских дворах. Уровень доходов преподавателей зависел также от их известности, персональных умений и навыков, наличия опыта, реноме университета, источников его финансирования (церковные бенефиции, доходы муниципалитетов, поступления из королевской или княжеской казны, взносы благотворителей и самих студентов), специфики факультета, характера преподаваемых дисциплин. Доход от преподавательской деятельности редко был единственным в бюджете преподавателя. Как уже оговаривалось выше, преподаватель средневековья реализовывал свой потенциал не только в стенах университета, но и за его пределами, занимаясь деятельностью, часто не сопряженной с преподаванием. Не редки были случаи, когда доход получаемый ими не в университете был существенно выше.

К концу средневековья университетские преподаватели все реже выступали в роли ученых-первооткрывателей. Если в средневековую эпоху именно университеты являлись генераторами передовых научных идей, то теперь эти функции стали брать на себя гуманистические кружки, придворные академии, королевские общества и другие неформальные объединения ученых (для проведения исследований последние нуждались в большей творческой свободе и досуге). С XV ? XVI вв. существенно возросла роль университетов в подготовке профессиональных кадров: утрачивая монополию на научные исследования, они вместе с тем укрепляли свое положение как центры формирования бюрократических злит. Выпускники университетов активно вторгались в сферу управления, методично насыщали собой государственный и церковный аппарат. Если в средневековый период продвижение по службе очень мало зависело от образовательного уровня, то теперь перед обладателями ученых степеней открывались широкие возможности карьерного роста и социального возвышения. В Италии уже в XIV в. университетская подготовка была необходимой для исполнителей многих муниципальных должностей (для викариев и ассесоров подеста, юристов, адвокатов, нотариусов, коммунальных врачей и учителей). Во Франции в XV в. выпускники университетов заполнили органы юстиции и финансовой администрации, парламенты, королевские трибуналы, административные советы.

Преподаватели университетов играли немалую роль и в общественной жизни. Особенно активными члены университетов становились в части утверждения своей социальной и политической ответственности в наиболее беспокойные периоды истории; в частности, в начале Великой схизмы они рассматривали себя в роли тех, кто может предложить приемлемые пути разрешения кризиса. Со временем они демонстрируют стремление играть важную роль в делах государства. Интерес к политике рождается у интеллектуалов на рубеже XIII-XIV вв. В университетской среде формируется представление об особом предназначении интеллектуалов, о важности их деятельности для судеб государства. Подобные умозаключения, в конце концов, приводит к тому, что средневековый интеллектуал начинает притязать на лидирующее место в обществе. Однако власть предержащие, безусловно, не были согласны с этим и не спешили отдавать бразды правления в их руки.

К XVI веку высшая школа существенно укрепила свои позиции: несмотря на сложные перестроечные процессы, она обрела в этот период времени большую стабильность и устойчивость. Университетское движение распространилось на новые территории, расширилась его социальная база, укрепились связи университета с властными структурами, возросло его влияние на общественную жизнь. Университеты всё глубже врастали в поры общества. В ренессансный период они удовлетворяли весьма широкий спектр социальных запросов. Помимо интеллектуальной, образовательной, просветительской, воспитательной функций, университеты взяли на себя также функцию воспроизводства духовных и светских (администраторы, юристы, медики) кадров, подготовку религиозных и политических элит. В эпоху Возрождения в европейских странах активно шли процессы монополизации университетскими выпускниками различных видов профессиональной деятельности, получал общественное признание статус работника умственного труда. Ослабевала связь университетов с клерикальными кругами: роль церкви в университетской жизни, хотя и медленно, но необратимо падала. Все это свидетельствовало об огромном интегративном потенциале высшей школы: в сложных исторических условиях переходного периода она доказала свою способность не только выживать, но и адаптироваться к происходящим переменам.

С другой стороны, в XV-XVI вв. в развитии высшей школы отчетливо проявлялись и негативные тенденции. Ломка старых корпоративных основ университетской жизни почти нигде не проходила безболезненно. Вместе с потерей политических и экономических иммунитетов университетские общины утрачивали и свою академическую свободу. Вмешательство государства в университетские дела неминуемо влекло за собой ужесточение идеологического контроля. Оборотной стороной этого процесса было снижение уровня преподавания, окостенение учебных программ, свертывание в университетах исследовательской работы, распространение протекционизма и коррупции. В XV-XVI вв. в преподавательской среде усиливается дух соперничества, идет борьба за лучше оплачиваемые места. С углублением социального и имущественного расслоения университетских общин подрывается их единство, разрушаются связующие магистров и студентов узы патернализма.

Большинство высших школ оставалось в XV-XVI вв. носителями старых схоластических традиций. Слабо затронутые гуманистическим влиянием (распространение гуманизма в университетской среде носило обратимый характер), они не смогли усвоить новые стандарты образованности и вписаться в разворачивавшуюся в европейском обществе интеллектуальную (а затем и сциентистскую) революцию. Многие новые дисциплины (политология, дипломатия, экономика, иностранные языки, картография и проч.) формировались в обход университетских кафедр. Оставаясь крупными поставщиками интеллектуальных услуг, университеты постепенно утрачивали свою монополию на научные исследования и подготовку элит, которой они вместе с учреждениями религиозных орденов пользовались в средневековую эпоху. Хотя в XVI столетии университетская наука и не была бесплодной (у университетов имелись реальные научные достижения), к концу века она уже не обеспечивала подлинного прогресса научного знания. Значительная часть творчески работающих ученых покидала университеты, переходя на службу к правителям государств, присоединяясь к научным кружкам, сообществам или отдавая предпочтение досугу и свободе.

Итак, с возникновением университетов в культурном развитии феодального общества произошли необратимые сдвиги. Начался длительный и трудный процесс становления европейской светской интеллигенции, а церковь стала терять монополию на образование. Роль университетов в общественной жизни феодальной Европы была сложной и противоречивой. Она не ограничивалась тем, что официальная схоластика стояла на страже интересов господствующего класса, а из университетской среды выходили кадры образованного духовенства и чиновников. Университеты были шумными перекрестками Европы, где встречались дети разных народов и представители разных поколений. Их достоянием становился аввероизм парижских и итальянских ученых, опередившие века, блестящие провидение Роджера Бекона, материализм Дунса Скота, антицерковные учения Джона Виклифа и Яна Гуса. Под знаком влияния идей этих идей развивалась передовая наука и общественная мысль XIII-XV вв., завоевывая свое право на существование в тяжелой и неравной борьбе с официальной идеологией.

Литература

1. Ашталос М. (Швеция). Средневековый университет: факультет теологии // Alma mater. 1998. №4. С. 52-56; №5. С. 44-49; №6. С. 45-48.

2. Вандермеш П.А. Преподаватели // Alma mater. 2000. №7 - 9.

. Верже Ж. История средневекового университета: прототипы // Вестник высшей школы. 1991. №10; 1992. №1.

. Верже Ж. Средневековый университет: учителя // Alma mater.1997. №2, 4, 5.

. Гайденко В.П., Смирнов Г.А. Западноевропейская наука в средние века. М., 1989. 278 с.

6. Гештор А. Средневековый университет: управление и ресурсы // Alma mater. 1996. №5 - 6.

7. Городская культура: средневековья и начало нового времени. Л., 1989. 227 с.

. Демков М.И. История западно - европейской педагогики. М., 1912. С. 141-173.

. Де Либера А. Средневековое мышление (Penser au Moyen Age). М., Праксис, 2004. 368 С.

. Джуринский А.Н. История педагогики древнего и средневекового мира. М., 1999. 207 с.

11. Душин О.Э. Университетская схоластика и рационализация власти в средние века // Образование и гражданское общество. Под ред. Ю.Н. Солонина. СПб., 2002. Вып. 1.

12. Западноевропейская средневековая школа и педагогическая мысль (Исследования и материалы): Сб. научн. трудов. Вып.I. - Ч.I. 1989.

. Из истории университетов Европы XIII-XV вв. Воронеж, 1984. 198 с.

. История образования и педагогической мысли за рубежом и в России. М., 2002.

. Корнетов Г.Б. От первобытного воспитания к гуманистическому образованию: Учебное пособие.-М.: Изд-во УРАО, 2003. 221 с.

. Лаптева Л.П. Человек второго плана в истории // #"justify">. Ле Гофф Ж. Интеллектуалы Средневековья.М., 1997. 160 с.

. Ле Гофф Ж. Цивилизация Средневекового Запада. М., 1992. 375 с.

19. Ле Гофф Ж. Университеты и государственная власть в Средние века и эпоху Возрождения // Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2000.

20. Лефф Г. Факультет свободных искусств // Alma mater.1997. №9

21. Лычагин А.В. Горожане и университет в средневековом Оксфорде в XIII-XV вв.: правовая основа обыденных взаимоотношений // Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методология изучения. Ставрополь, 2001. С. 51-58.

. Лычагин А..В. Эволюция взаимоотношений английских университетов с церковью, государством и городской средой в XIII - первой половине XV вв.: Автореф. дис. … канд. ист. наук / Ставроп. гос. ун-т. Ставрополь, 2001. 25 с.

23. Марау П. Средневековый университет: карьера выпускников // Alma mater.1997. №6

. Модзалевский Л.Н. Очерк истории воспитания и обучения с древних времен до наших дней. Т.1. Спб., 2000. 401 с.

. Норт Дж. Средневековый университет: факультет свободных искусств. Квадриривиум // Alma mater. 1997. №10

. От глиняной таблички к университету: образовательные системы Востока и Запада в эпоху древности и средневековья. М, 1998. 531 с.

. Петров М.К. Из истории европейских университетов // Вестник Академии наук СССР. - 1979. - №8.

. Петрова М.С. Грамматическая наука в поздней античности и средние века. Ars minor Доната // Диалог со временем. М., 1999. Вып. 1. С. 295 - 303.

. Пиков Г.Г Средневековая система образования и университеты // #"justify">. Пшизова С.Н. Флорентийский университет и развитие гуманизма в XIV-XV вв. // Средние века. М., 1993. Вып. 56.

. Риддер-Симэнс Х де. Средневековый университет: мобильность //Alma mater. 1997. №1

. Роуг В. Университет как явление средневековой культуры // Вестник высшей школы. 1991. №7 - 8

. Сиройш Н. Средневековый университет: факультет медицины //Alma mater. 1997. №11 - 12

. Сирэйси Н. Средневековый университет: факультет медицины // Alma mater.1997. №11, 12

. Средневековая Европа глазами современников и историков. Часть II. Европейский мир X-XV вв. М., 1994. 384 с.

. Средневековая Европа глазами современников и историков. Часть III. Средневековый человек и его мир. М, 1994. С. 227-244.

. Струков Б.Г. Университеты Германии как центры образования и культуры в средние века; Автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1980

. Суворов Н.С. Средневековые университеты // #"justify">. Таценко Т.Н. Немецкие студенты-юристы в итальянских университетах в XV-XVI вв. // Средние века. М., 1997. Вып. 60

. Уваров П.Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в средневековой Европе // #"justify">. Уваров П.Ю. История средневековых университетов во франко-бельгийской историографии начала 80-х гг. XX вв. // Средние века. М., 1987. Вып. 50

. Уваров П.Ю. Университетский интеллектуал у парижского нотариуса //www.worldhist.ru/teaching/special/courses/culture/Uvarov1.doc

. Уваров Ю.П. Интеллектуалы и интеллектуальный труд в средневековом городе // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 2. Жизнь города и деятельность горожан. М., наука, 1999. С. 221 - 264

. Университеты Западной Европы: Средние века. Возрождение, Просвещение. Иваново, 1990. 120 с.

. Фрийхоф В. Начало Нового времени: паттерны // Alma mater. 1999. №3 - 4.

. Хэммерштейн Н. Университет в Новое время: отношение с властью // Alma mater. 1999. №10 - 12.

. Школа и педагогическая мысль Средних веков, Возрождения и начала Нового времени (Исследования и материалы): Сб. научн. трудов. - М., 1991. 324 с.

Выпускная квалификационная работа Преподаватели средневековых университетов: статус, положение, ф

Больше работ по теме: