Первый опыт кодификации в Великом Княжестве Литовском – Судебник 1468 года

Введение

Великое княжество Литовское просуществовало с конца ХIII века по 1795 год. Всё это время оно значилось в числе самых передовых европейских стран в сфере государственно-правового строительства. Это подтверждают источники кодифицированного права, которые регулировали в то время экономическую и общественную жизнь в ВКЛ. Важное место в правовой системе Литовского княжества занимали сборники законодательства. Первым подобным сборником считается Судебник Казимира IV, изданный 29 февраля 1468 года. Его текст, впервые, был обнаружен историком Даниловичем в библиотеке графа Румянцева в 1825 году. Его объем невелик. Несмотря на краткость, Судебник представляет собой ценнейший источник по истории литовского права. Он отразил нормы литовского обычного права, восходившие к древнейшему периоду, а также зафиксировал один из этапов развития феодального иммунитета и государственности в BKЛ второй половины XV в. Впервые Судебник был опубликован в 1826 г., и с этих пор исследователи-литуанисты постоянно привлекали, и продолжают использовать его в своих работах. Ссылаются на него же историки-медиевисты, изучающие историю России, Белоруссии, Украины. Однако многие вопросы, связанные с его историей и определением научного значения, остаются не вполне выясненными и во многом спорными. Подобное положение в большой степени объясняется тем, что специально Судебник изучали мало: до настоящего времени нет ни одной монографии, посвященной этому памятнику, незначительно число конкретных источниковедческих работ, исследующих его в разных планах. Нет и надежной научной публикации Судебника, отвечающей современным археографическим нормам. Считающееся лучшим его издание в Актах, относящиеся к истории Западной России (АЗР) (1846 г.) устарело и имеет очень серьезные недостатки. Все же последующие публикации памятника основываются именно на этом издании. Таким образом, положение Судебника Казимира в современной исторической науке явно парадоксально. С одной стороны, общепризнана несомненная научная важность этого уникального источника - первой сохранившейся письменной фиксации законов Литовского государства; с другой стороны, крайне малая изученность памятника не позволяет в полной мере использовать его в исторических исследованиях.

Целью курсовой работы является изучение места первого опыта кодификации в Великом Княжестве Литовском - Судебника 1468 года.

Списки cудебника

Прежде чем приступить к изучению памятника, необходимо иметь четкое представление о том, какие списки сейчас известны когда они были найдены и опубликованы и насколько надежны эти публикации. Это особенно нужно сделать, потому что списков Судебника Казимира сохранилось очень мало, в существующей же литературе сведения о них, обстоятельства введения их в научный оборот очень скудны, во многом противоречивы, изобилуют неясностями, неточностями, зачастую просто ошибками.

Подлинный акт об издании Судебника 1468 г. до нас не дошел. Известны три списка в составе восточнославянских рукописей, происходящих с территорий бывшей Древней Руси, входивших в конце XV-начале XVI в. в состав ВКЛ. Хронологически списки близки друг другу и времени издания Судебника. Значительных текстуальных расхождений между ними нет.

Первый список Румянцевский (далее Р) находился в Приложении к кормчей книге 80-х годов XV в.. Судебник помещается после княжеских уставов в особых обработках, возникших на территории Украины в XV в. В списке есть киноварные инициалы, разделяющие текст памятника. По сравнению с другими списками в нем имеются пропуски и особые чтения.

Второй список Тарновский (далее Т) находится в кормчей книге последней четверти XV в. в собрании Ф. Тарновского. Судебник помещается во вставке с текстом общеземского привилея Великого княжества Литовского 1447 г. В Приложении к кормчей содержится ряд других источников по истории Литовского княжества. В списке имеются искажения текста.

Третий список Уваровский (далее У) входит в состав сборника юридического содержания конца XV-начала XVI в.. Кроме Судебника в сборнике содержатся запись о смоленском посошном и бобровых гонах, заговор против кровотечения и русский перевод сокращенной редакции малопольско-великопольских дигест, объединенных с сокращенными краковско-вартскими статутами XV в. (без конца). Только этот список имеет указание на дату и место издания Судебника.

Кроме того, имеются три копии Судебника начала XIX в. Одна из них (Рх) представляет собой копию списка Р и хранится в архиве Н. П. Румянцева в папке под названием «Материалы о Кормчей книге под рубрикой „Выписки из списков Кормчей книги"» . Две копии списка У (черновая - Р2 и беловая - Р3) находятся в собрании Румянцева в составе копии с юридического сборника.

Структура судебника

Судебник открывает раздел, который условно можно назвать «Уставом о татьбе». В списке Р это подчеркнуто тем, что начало первой статьи «Што с лицом приведут татя» отделено от остального текста разделительным знаком, а следующая фраза начинается с новой строки с киноварного инициала. Статьи этого раздела определяют степень ответственности вора и членов его семьи при татьбе с поличным (1, 4, 5, 6). Здесь также содержатся предписания о порядке оплаты причиненного ущерба истцу, выплата штрафа господину вора, о судьбе поличного (2, 3, 4). В этот же раздел входит ст. 7 об ответственности господина вора в случае его соучастия и ст. 8 об ответственности хозяина дома за тайное держание в доме посторонних лиц. Основное содержание этого раздела - определение ответственности при уголовных преступлениях. В двух статьях (1, 2) предписывается, что несостоятельный вор наказывается виселицей, но не указано, кто осуществляет казнь.

Затем устав прерывают три статьи (9-11), определяющие порядок обращения в суд при возникновении дел между лицами, находящимися в подчинении разных властей.

Со ст. 12 начинается раздел о наказаниях, продолжающий Устав о татьбе. Начало ст. 12 является своего рода заголовком этого раздела: «А коли злодея выдадуть ис права, а чим его узвелять казнити по его делом». Обособленность этой фразы в списке Р подчеркнута тем, что следующее предложение ст. 12 начинается с киноварного инициала. Здесь же выясняется, что для осуществления приговора вора по решению суда выдают потерпевшему. Ст. 12 предписывает строгое следование приговору суда, провозглашая суровость по отношению к нарушителям права собственности: «А над злодеемь милости не надобе».

Следующие статьи (13-19) определяют меру наказания (плату или виселицу) за воровство. Три из них определяют наказание при татьбе с поличным. Хотя в первых двух статьях воровство с поличным не упоминается, из сопоставления с содержанием следующих статей (16-18) выясняется, что ст. 12 и 13 имеют в виду именно татьбу «с лицом». Это же обстоятельство является косвенным доказательством того, что ст. 12-15 примыкают к Уставу о татьбе. Ст. 16-18 определяют меры наказания вора, не пойманного с поличным, вина которого доказывается показаниями свидетеля (сока). К этому разделу относится и ст. 19 о наказании за воровство невольных (паробков), распространяющая общие нормы наказания на паробков, имеющих свое имущество.

Ст. 20-22 образуют особый комплекс. Они посвящены определению порядка решения земельных дел о наездах.

Вопросы о наказании за утаивание найденных вещей трактует ст. 23. В ст. 24 предписано за воровство невольных и зависимых людей наказывать в соответствии с законами о воровстве, установленными в Судебнике, различавшем наказание в зависимости от того, был ли преступник пойман с поличным или уличен свидетелями. Заканчивает Судебник статья о мостах, устанавливающая наказание для лиц, не замостивших свои участки и ставших вследствие этого виновниками несчастного случая.

Таким образом, в Судебнике прослеживается определенная систематизация материала, которая нашла отражение в его структуре. Судебник делится на три части. Основное содержание первой из них - определение, ответственного за совершенное преступление (ст. 1-8). Вторая часть разъясняет порядок обращения в суд (ст. 9-11). Третья часть рассматривает вопросы о том, как следует наказывать за различные преступления. Среди них выделены воровство с поличным и без поличного, наезды, земельные дела, утаивание найденных вещей, воровство людей и челяди, невыполнение мостовой повинности. В этой части проведена недостаточно строгая систематизация, здесь выделяются дела о земле и наездах, поскольку в них большое внимание уделено вопросам процесса, нежели определению наказания по этим делам. В особенности это касается ст. 22 о решении земельных споров.

Исторические предпосылки появления судебника и его идеологическая направленность

Полемизируя с известным исследованием Й. Хейзинги польский историк X. Самсонович назвал XV век «„золотой осенью польского средневековья», поскольку конец средневековья «принес с собой перемены, которые предопределили направление развития целого континента». Он показал, что именно в этот период «развитие мысли подготовило основы рациональной гуманистической культуры. По-видимому, плодотворны оба подхода, поскольку речь идет о переходном периоде. Эту особенность классификации пограничной эпохи, наполненной длительной борьбой двух мировоззрений, выделил И. Н. Голенищев-Кутузов, который писал о том, что «от идеологической установки исследователя зависит объявить XV век „закатом средневековья" или „зарей возрождения"» .

В последние десятилетия советские и польские ученые отметили связь общественной мысли, права, литературы и искусства Белоруссии и Литвы первой половины XVI в. с культурой эпохи Ренессанса. По наблюдениям белорусского философа В. М. Конона, «ранние ренессансные идеи отчетливо выражены только в просветительской деятельности Франциска Скорины и Николая Гусовского, т.е. в первой половине XVI в.» XV в. был подготови-тельным, предренессансным периодом. Ю. М. Бардах отметил, что ВКЛ только в XVI в. «оказалось в большей степени в сфере воздействия культуры Запада».

Что значит XV век в истории культуры ВКЛ? Пока историки не ответили на этот вопрос достаточно полно. Культура и идеология ВКЛ XV в. изучены слабо, хотя их исследование особенно перспективно, поскольку здесь наблюдалось скрещивание и взаимодействие нескольких факторов: литовского, восточнославянского и польского. Попытка выделить ростки нового, которое стало доминирующим в более позднее время, может быть плодотворной не только для воссоздания картины литовского общества XVв., но и для того, чтобы более ярко высветить явления культуры XVI в., показать ее преемственность, а также направление эволюции.

Для правильного понимания содежания Судебника и его адекватной оценки, полезно сопоставить некоторые его формулы с древнерусскими. А также с аналогичными формулами русской публицистики XV-XVI вв. В это время в русской публицистике отмечено пристальное внимание к вопросам происхождения русской государственности, законности, роли суда, отчетливо выступает характерная для средневековья идея божественного происхождения власти.

Усиление репрессивных начал в праве, применение пыток, устрашающих наказаний получает подкрепление в феодальной идеологии, освященной авторитетом христианского учения. Праведный суд, строгий к нарушителям общественного порядка и милостивый к соблюдающим закон, является высшим предназначением олицетворяющего власть бога на земле христианского государя. Учение о богоустановленности власти, о повиновении властям основывается на авторитете апостолов. Этикетная черта идеального правителя, поставленного «от бога на казнь злым, а добрым на милованье», прослеживается в течение длительного времени. Варьируясь, формула использовалась в различных ситуациях, так или иначе связанных с осуществлением суда, подкрепляя необходимость строгой кары нарушителей общественного спокойствия. Она встречается в XIII в. в Новгороде: «кто вы добр, того любите, а злых казните». В ст. 3 Псковской судной грамоты она приобретает вид: «а праваго не погубити, а виноватаго не жаловати». Особое звучание эта идея получает в период оформления за-конодательства формирующегося Русского централизованного государства.

В «Повести о Дракуле» (конец XV в.) жестокость Дракулы к преступникам объясняется тем, что он как государь «от бога поставлен... лихо творящих казнити, а добро творящих жаловати. А ти лихо творили, по своим делом въсприали» . Апология грозного немилосердного земного суда, казнящего «лихих» людей «по их делом», звучит в сочинениях публициста XVI в. Ивана Пересветова, также подкрепленная ссылками на божественную волю: «. . .а нашедши виноватого, не пощадити лутшаго; а казнят их по делу их; да рекут тако: „И от бога написано, комуж до по делом его». Отмеченные выше в древнерусской письменности и публицистике Русского государства XV-XVI вв. формулы были распространены в правовых источниках XV в. ВКЛ. Рассмотрим более внимательно сферу их применения. Один из основных принципов шляхетской чести - личная неприкосновенность - был провозглашен еще в привилее 1434 г. (ст. 1), адресованном князьям и боярам, и более подробно представлен в привилее 1447 г. (ст. 3). Адресат привилея 1447 г. расширен, здесь перечислены княжата, рытери, шляхтичи, бояре, местичи (мещане). Привилей запрещал до судебного разбирательства наказывать обвиненного конфискацией имущества, денежным штрафом, смертной казнью, тюремным заключением. В эту же статью в 1447 г. было внесено положение о наказании пропорционально тяжести содеянного. В привилее 1447 г. упомянуто «христианское право», как и в ст. 4 о личной ответственности перед судом. Этим словом на старобелорусский язык было переведено латинское catolicus. В привилее 1434 г., а также в старобелорусском переводе Жемайтии в соответствующем месте нет указания на общие образцы (Польша, христианское право), которые имеются в привилее 1447 г. Насколько важными были упомянутые статьи, показывает не только их включение в привилеи некоторых земель, но и общее обозначение дарованных прав как «права вольная, хрестиянския, добрая и справедливая». Опуская здесь текстуальные сопоставления, отмечу, что включение положений общеземского привилея в областные не было механическим. Составители, отказавшись от буквализма, сохраняли точный смысл постановлений, искусно применяя для перевода латинских выражений лексику и формулы делового и юридического языка ВКЛ. Характерно, что «право Коруны Полское» ни здесь, ни в I Литовском статуте не упомянуто, в Статуте в этом месте речь идет о «звычае и правах хрестьянских» (разд. I, ст. 1).

Провозглашение принципа личной неприкосновенности в ВКЛ в XV в., хотя и свидетельствовало о приобщении при посредстве Польши к общеевропейским правовым принципам, не было подкреплено подробной письменной регламентацией суда и процесса недостаточно укрепилось в правосознании. Об этом свидетельствуют, например, постановления Судебника Казимира о виновных в наездах.

Евангельская формула о наказании виновных «по их делом», отмеченная выше, нашла свое место в правовых памятниках ВКЛ XV в. Начало ст. 12 Судебника Казимира, открывающей раздел о размерах наказаний, содержит следующее выражение: «А коли злодея выдадуть с права, а чим его възвелять казнити по его деломь (выделено мной. - И. С.). Этот же оборот употреблен дважды в привилее Александра киевским мещанам (конца XVв.) в части, восходящей к «Листу», выданному Казимиром. В первом случае выражение «а татя казнити по его делом подле права» входит в состав постановлений, источником которых были статьи Судебника Казимира, регулирующие ответственность за преступление семьи вора. Во втором предложение «казнити виноватого по его делом, как права скажут» кратко формулировало принцип индивидуализации и наказания пропорционально тяжести содеянного, который содержался в ст. 3 и 4 привилея 1447 г. о личной ответственности и наказании только по суду. Таким образом, евангельская формула о наказании виновного божьим судом «по его делом» приобрела актуальность в литовских уголовных законах XVв., стала эквивалентом выражения о наказании виновных земных судом «подлуг их великости проступков» общеземского привилея. Это наблюдение свидетельствует о применении принципов, провозглашенных в общеземских привилеях в уголовном законодательстве. Такая же формула «и вы бы их про то казнили по их деломь употреблена в грамоте полоцких местичей рижскому городскому совету об аресте немцев, державших корчму в Полоцке, что говорит о ее распространении в деловой письменности ВКЛ.

Другая рассмотренная выше формула из русской публицистики конца XV-начала XVI в. также нашла отражение в Судебнике Казимира. Заключительные слова ст. 12, запрещающей отпускать выданных по суду преступников, находят прямое соответствие с мыслью о правомерности наказания «злых»: «А над злодеи милости не надобе». Остается добавить, что «злодеи» Судебника Казимира - «тати», нарушители права частной собственности и Судебник предписывал за воровство коня, коровы и домашних вещей стоимостью выше полтины грошей казнить их. Впрочем, на практике нормы, кажется, были не столь суровыми.

В посольских речах короля Казимира рязанскому князю Ивану Федоровичу требование разрешения спорных дел судом снова подкрепляется уже знакомой ссылкой: «абыхмо приказывали нашим наместником тым делом обидным управу давати на обе стороне, абы правый не гибли, а виноватый кажънены были»„

Приведенные свидетельства позволяют думать, что вопрос о справедливом суде занимал умы литовских юристов XV в., пытавшихся выразить идеологическое обоснование репрессий в праве известными на Руси с древнейших времен формулами в постановлениях, отражающих прогрессивные идеи европейского правотворчества.

Идеал строгого правителя, не щадящего преступников, наказание пропорционально тяжести содеянного нашли отражение и в сочинении польского хрониста, современника Казимира IV, воспитателя его сыновей Яна Длугоша. Польская исследовательница М. Кочерска отметила, что, по Длугошу, христианский владыка обязан проявлять суровость к нарушителям законов. Казимира IV он упрекал в недостаточной строгости к преступникам.

Знакомая формула встречается в более позднее время. В начале XVI в., определяя необходимость издания законов для поддержания правопорядка, Франциск Скорина писал: «И вчинены суть права, или закон, для людей злых, абы боячися казни, усмирили смелость свою и моци не имели иным ушкодити, и абы добрый межи злыми в покои жить могли» . Конон отметил, что этот тезис «лишь частично характеризовал правовые взгляды Ф. Скорины, смотревшего на эту проблему с более общей, универсальной, можно сказать, вселенской позиции». Объективности ради нужно добавить, что встречавшаяся в судебных актах XVI в. эта формула служила и для оправдания произвола крупных феодалов. Во второй половине XVI в. в ответ на жалобу на своего урядника, совершившего убийство, пан Миколай Миколаевич Дорогостайский, стольник, староста велюнский, тивун Жемайтии, ответил, что он своему уряднику «росказал добрых миловати, а злых варовати». Но при этом добавил: «Але, дей, так-то, Максим, ведай, иж не толко того слугу, але и инших многих, на остаток, дей, и тебе самого, и, хто бы, дей, ми одно на властном кгрунте моем шкоду якую чинити мел, тых кажу имати и вешати». судебник литовский княжество устав

Задачи определения цели законов, оправдания жестокости суда, компетенции верховного правителя как высшего судьи были актуальны в ВКЛ в конце XVI в., как и в соседних государствах. Историк М. Стрыйковский и в «Хронике», и в сочинении «О происхождении литовского народа» приводит речь, произнесенную при вручении Александру Казимировичу регалий власти, в которой были использованы мысли, звучавшие и столетиями раньше, но выраженные поэтом-гуманистом ярко, образно, красочно: великий князь должен править обеими руками, в одной из которых он всегда должен иметь меч для осуществления строгой справедли-вости над злыми, а в другой милость для поощрения чести и дел добрых людей.

Вопросы ограничения коллективной ответственности и индивидуализации наказания частично рассмотрены мной в специальной статье, я лишь кратко повторю ее выводы. Идея индивидуальной ответственности нашла отражение в общеземском привилее 1447 г. (ст. 4), а также в Полоцком и Киевском областных привилеях и привилее киевским мещанам. В I Литовский статут эти положения привилея 1447 г. перешли почти без изменений. Ст. 1, 4-6 Судебника посвящены определению ответственности семьи за преступления ее главы. Семья признавалась виновной, если жена и дети моложе семи лет знали о краже. В таком случае, если имущества вора для оплаты причиненного ущерба не хватало, Судебник предписывал «жоною и детьми платити». При этом предусматривалась возможность их выкупа собственными средствами или их владельцем. Семья признавалась невиновной, если вор был схвачен с поличным на месте преступления, а значит, не приносил в дом краденого и жена и дети этим не пользовались. Затем специально уточнялось, что если вор утрачивал украденное без жены и детей, то нужно было платить его имуществом, а имущество жены и детей не трогали. Следовательно, виновность семьи обуславливалась знанием о преступлении и пользовании украденным.

Похожие принципы применялись при определении ответственности хозяина за преступление зависимого от него крестьянина. Но если он знал о краже или «с ним удел имел», то отвечал «как который злодей». Невиновная семья не несла ни личной, ни имущественной ответственности. Отмеченные нормы входят в комплекс статей, трактующих вопросы ответственности. К ним примыкают ст. 2, 3, оговаривающие преимущественные права истца на возмещение причиненных ему убытков при несостоятельности вора. Ст. 7 определяет ответственность владельца за соучастие в злодействе зависимого от него человека, ст. 8 - ответственность хозяина дома за тайное держание посторонних лиц «лежней». Здесь же следует назвать ст. 19, рассматривающую ответственность «господаря», т. е. хозяина, за воровство паробков, хотя и расположенную в другой части Судебника.

Таким образом, семь из 25 статей посвящены вопросам разграничения ответственности, из них четыре затрагивают сферу внутрисемейных отношений. Несомненен интерес составителей к теме. Вряд ли это простая случайность. Такое явление можно поставить в связь с общей тенденцией к увеличению гражданских и личных прав, проявившейся в Литве в XV в. Особое внимание, уделяемое составителями Судебника разграничению ответственности, по-видимому, можно объяснить тем, что кодификаторы попытались отразить принцип индивидуальной ответственности, провозглашенный в общеземском привилее, в уголовных законах. Этот принцип, однако, не всегда применялся на практике по отношению к массе малоимущего населения. В Литве и белорусских землях продолжала существовать ответственность жены и детей за долги мужа и отца и выдача их по суду, отчего страдали прежде всего необеспеченные слои населения. В комплексе статей Судебника Казимира указан 7-летний возраст вменения. В русском законодательстве эта градация впервые появилась лишь в новоуказных статьях 1669 г. Рассмотренные статьи были важным этапом в развитии литовского права. Они свидетельствовали о следовании общеевропейским правовым принципам, разумеется, с учетом местных условий.

В Витебском привилее, сформировавшемся до 1447 г., общих постановлений об ограничении коллективной ответственности нет. Этот принцип не прослеживается и в статьях о татьбе. В Полоцком и Киевском привилеях содержится общее положение привилея 1447 г. Статья о татьбе Полоцкого привилея жену и детей не упоминает. Нормы о татьбе Киевского привилея сформулированы под влиянием Судебника Казимира.

Иммунитетные права литовских и русских феодалов получили свое развитие в целом ряде привилеев, изданных великими литовскими князьями с 1387 по 1568 г. Особенностью развития иммунитета в Литовском государстве является распространение иммунитетных прав в системе сословных привилегий на всех феодалов, ведущая роль среди которых принадлежала аристократии - князьям и панам. С конца XIV в. литовские князья последовательно осуществляли массовую раздачу феодалам государственных земель, ранее находившихся в их подчинении. Перераспределение земельной собственности, сопровождавшееся расширением шляхетских прав и свобод, привело и к уменьшению судебно-административных прав монарха. Оформление сословных прав литовского боярства происходило ускоренно, а уния с Польшей облегчала проведение реформ, почва для которых отчасти была подготовлена прежде. Судебный иммунитет был сформулирован в ст. 12 общеземского привилея 1447 г. в самом общем виде. Здесь был определен порядок разрешения конфликтов между подданными разных владельцев и зафиксирован принцип осуществления правосудия властью, в подчинении которой находится обвиняемый. Отказ от посылки детского за частновладельческими подданными, зафиксированный в этой статье, вероятно, ассоциировался у современников с признанием широкого судебного иммунитета.

Судебник Казимира 1468 г., по существу, более подробно разработал принцип вотчинного суда, провозглашенный в общеземском привилее 1447г. В ст. 9-11 определен порядок обращения к суду при возникновении конфликтов между подданными разных владельцев. Вопросу о том, кому шла «вина», судебный штраф, посвящена особая статья, не связанная с вышеуказанными - ст. 3. Согласно этой статье, штраф сначала выплачивался истцу, а затем уже хозяину обвиняемого. Специальная статья Судебника (21) посвящена делам о насильственных захватах и наездах.

Таким образом, Судебник Казимира, оказывается, тесно связан с общеземскими привилеями. Вопрос о том, кто являлся составителями Судебника, остается открытым.

Место судебника казимира в литовском праве

Место Судебника Казимира и его значение в литовском праве второй половины XV-начала XVI в. исследователи определяли по-разному. Его называли «белорусским статутом» и считали памятником русского права, отмечали, что ничего литовского в нем нет, считали попыткой фиксирования «литовских обычаев», определяли как первый опыт кодификации в масштабах всего Литовского государства; наконец, утверждали, что он действовал только в ВКЛ в собственном смысле.

Первые исследователи Судебника специально вопроса о его областном или общегосударственном характере не ставили. В работах И. Н. Даниловича, Т. Нарбута, Ю. Крашевского, Ю. Ярошевича и других этот памятник рассматривался как первое свидетельство законодательной деятельности Литовского государства. Отдельно стоит суждение В. А. Мацеевского, полагавшего, что Судебник был издан для белорусских земель ВКЛ. В литературе эту точку зрения никто не поддержал.

Историки России, изучавшие историю ВКЛ, не занимались специально вопросом, для какой области предназначался Судебник. Однако в своих работах они исходили из признания его общегосударственным кодексом. В большой степени это обуславливалось общей концепцией рецепции Литвой русского права. В соответствии с ней Судебник рассматривался как прямое продолжение Русской Правды. По словам Чарнецкого, после Русской Правды Судебник «можно назвать первым кодексом общих законов в литовско-русских областях».

Аргументации сторонников областного значения Судебника. Название «Судебник» не отвечало его содержанию. Он не являлся общим законом для всего государства и потому по самоназванию и некоторым формулам совпадал с областными привилеями (Борисенок, Лаппо). В источниках есть указания на то, что в Литовском государстве в начале XVI в. не было общегосударственных письменных законов (Борисенок, Лаппо). Влияние Судебника на I Литовский статут незначительно, так как он не имел общегосударственного значения (Лаппо). [В памятнике упомянуты воеводы, которые ко времени его издания были только в Вильне, Троках, Новгороде (Лаппо). Законы отличались от правовых норм других земель (Любавский, Борисенок, Лаппо). Все эти тезисы находили соответствие в характере государственного строя ВКЛ рассматриваемого времени, поскольку, несмотря на определенную государственную консолидацию, Литовское княжество во второй половине XV в. отличалось политическим и правовым сепаратизмом.

Доказывая общегосударственный характер Судебника, Янулайтис ссылается на то, что литовские феодалы им не дорожили, «списки сохранились не в литовских, а только в «русских» землях, его нет в Литовской метрике, на него не опираются привилеи и другие документы, он не упоминается в решениях судов. Содержание ст. 11 Судебника с термином «воевода» не отличалось от соответствующих постановлений областных и общеземского привилеев, и потому терминологическое различие в данном случае не имело значения для определения территории действия Судебника. Признавая различия между Судебником и областными привилеями в определении наказаний за воровство и другие преступления, Янулайтис расценивал их как исключения из общих норм Судебника .

Рассмотрение аргументации привело к заключению, что некоторые положения не имеют приписываемой им доказательности в уяснении вопроса о предназначении Судебника. Так, например, некоторое сходство формы Судебника и его самоназвания с областными привилеями не доказывает его областной характер. Самоназвание памятника - «лист» («Чиним знаменито сим нашим листом», «как у семь листу писано верху» и т.п.). Такое название в Литве конца XV-начала XVI в. применялось для обозначения самых разных по содержанию грамот и специфической характеристики для определения назначения Судебника в себе не несет. Совпадение формул промульгации Судебника и областных привилеев также не говорит за то, что памятник не имел общегосударственного значения. И самоназвание «лист», и эти формулы были достаточно широко распространены в средневековой литовской дипломатике и встречались в грамотах разных типов. Судебник, привилеи и другие памятники имели похожие элементы формуляра, и одна из основных задач литовской дипломатики и истории делопроизводства - определение сходства и различия в этом отношении между грамотами разного вида.

Исследователи давно обратили внимание на то, что в целом ряде документов достатутового времени говорится об отсутствии в Великом княжестве единого письменного законодательства. В 1501 г., подтверждая привилей Волынской земле, великий князь Александр объявил, что он будет действовать до принятия общих законов в ВКЛ: «А коли права статута у в отчизне нашой уставим, тогды вси земли наши одного права держати мають и одным правом сужоны будуть, подле статуту». В 1514 г. сейм обратился к государю с просьбой дать им писаные права и законы, а не поправить уже существующие, как это было при составлении II Литовского статута. В Эдикте 1522г. также говорилось об отсутствии письменных законов. Похвала королю Сигизмунду в связи с принятием I Литовского статута прославляет его как первого в Литве государя-законодателя.

Однако, оценивая эти свидетельства, важные для истории становления литовского законодательства, следует ясно отдавать отчет в том, что представлял собой Судебник. В этом очень кратком сборнике правовых норм была систематизирована и приведена в соответствие с современными условиями лишь небольшая часть уголовного права и процесса. Помогая определить настоящее место Судебника в истории кодификации и эволюции права ВКЛ, приведенные источники не дают возможности безоговорочно решить вопрос, имел ли памятник общегосударственный или областной характер. Узость содержания Судебника не позволяла современникам видеть в нем сколько-нибудь полное законодательство, предшествующее I Литовскому статуту. По объему, назначению, сфере охвата они были совершенно несопоставимы. Именно этими причинами, а не только его областным предназначением, думается, можно объяснить игнорирование указанных выше источников Судебника Казимира.

Отсутствие Судебника в Литовской метрике, равно как и тот факт, что на него не ссылаются в судебных решениях, могли бы иметь значение для определения общегосударственного или локального характера лишь при известных предпосылках, а именно:

) если бы документы по управлению собственно Литвой не откла-дывались в Литовской метрике,

) если бы источники XV в., в частности и Литовская метрика, не имели больших утрат.

Однако обе эти предпосылки неверны. В Литовской метрике сохранились как документы общегосударственного значения, так и материалы по управлению разными областями Великого княжества конечно же не исключая центральной земли. Это подтверждается многими примерами. Так, все областные привилеи (уставные грамоты) восточнославянских земель дошли до нас только в составе Литовской метрики, при этом не сохранилось ни одного из них времен Казимира Ягеллона, хотя есть неоспоримые свидетельства того, что в период его правления такие привилеи издавались. Нужно иметь в виду также плохую сохранность источников XV в. не все документы до нас дошли. Вообще, период 70-80-х годов XV в., на который приходится издание Судебника Казимира, очень слабо представлен в Литовской метрике. Таким образом, в настоящих условиях сам по себе факт наличия или отсутствия Судебника в Литовской метрике не решает вопроса о его предназначении. В основном сохранившиеся судебные решения достатутового периода, хотя и не ссылаются на Судебник, не противоречат его нормам, однако некоторые нормы, видимо, не всегда могли найти реальное применение (о наездах и др.).

Янулайтис отметил, что литовские феодалы не дорожили Судебником, так как в нем имелись унижающие их нормы. Даже если это утверждение верно, оно нисколько не указывает ни на областное, ни на общегосударственное предназначение Судебника, а лишь содержит в себе определенную социальную характеристику его норм.

Сложнее обстоит вопрос с географией распространения списков Судебника Казимира. Поскольку в настоящее время известны всего три списка, близкие по времени изданию Судебника, отсутствие рукописи памятника в центральной Литовской земле вовсе не говорит о том, что для этой территории Судебник не предназначался и здесь не применялся. Наличие списка в определенном месте свидетельствует о его использовании, однако вопрос о формах применения исследуется специально и решается особо в каждом конкретном случае. Два списка Судебника Казимира (Р и Т) связаны с древнерусскими землями, вошедшими в состав ВКЛ. Список У точно не локализован; согласно исследованию польского филолога А. Вандаса, рукопись была написана на территории к северу от линии Вильно-Минск-Рогачев в конце XV- начале XVI в. Следовательно, территория распространения списков Судебника Казимира говорит за то, что он мог найти применение в восточнославянских землях ВКЛ, однако этот факт не доказывает безусловно его общегосударственного предназначения. Таким образом, вопросы о форме Судебника, ссылках на Судебник в привилеях, I Литовском статуте, судебных решениях и пр., географии его списков, их количество, важные для определения его значения, территории и времени применения, связи с последующим законодательством в данном случае не уясняют проблему первоначального предназначения Судебника.

Теперь следует обратиться к рассмотрению других аргументов pro и contra областного предназначения Судебника. Важным доказательством того, что Судебник предназначался для собственно Литвы, Лаппо считал упоминание в памятнике воевод (в ст. 11 и 21).

Если воеводский уряд в 1468 г. был только в Вильне, Троках, Новгороде, как думал Лаппо, тогда термин «воевода» в Судебнике прямо указывает на его предназначение для этих территорий. Однако вопрос о термине «воевода» оказывается более сложным и при настоящем состоянии изученности должностной титулатуры ВКЛ XV в. должен исследоваться специально.

Наиболее полные и систематизированные сведения об урядниках - правителях областей можно найти в трудах Ю. Вольфа.

Согласно его исследованиям, литовские воеводы, наместники провинций, советники короля и судебные урядники были учреждены по примеру современных польских воевод: виленский и трокский воеводы появились в 1413 г. по Городельскому привилею, а воеводства в других областях Великого княжества - в конце XV- начале XVI в. Эти выводы поддержали и развили другие исследователи (А. Бонецкий , М. К. Любавский 5Э, И. И. Лаппо и др.).

Любавский считал, что «в западной Руси до утверждения в ней литовского владычества органами княжеского управления в областях были наместники и тиуны». После сближения с Польшей появились три новых названия для органов местного управления: «староста», «воевода», «державца». «Высшее место в этой иерархии принадлежало воеводам», в одном ряду с которыми стоял жмудский староста. За ними шли «наместники-старосты, чинившие суд и управу в частях воеводств. . . независимо от воевод как высшей инстанции. . . Ниже старост стояли наместники-державцы и затем тивуны, чинившие суд и управу в более мелких частях областей». В латинских актах великокняжеской канцелярии со времени унии с Польшей слово «наместник» стало переводиться «саpitaneus», как и польское «староста».

Для определения значения термина «воевода» в Судебнике нужно знать, как назывались урядники, правители этнических литовских и славянских областей ВКЛ во время составления Судебника Казимира. Поскольку существующая литература не дает ответа на этот вопрос, необходимо исследовать его специально. Разработка истории должностной титулатуры должна быть тесно связана с изучением административного деления и государственного аппарата. Это особая, очень важная тема, требующая долговременного специального изучения. Здесь приходится ограничиваться лишь краткими заметками, вполне сознавая их неполноту и сугубо предварительный характер.

Правители Вильны и Трок до 1413 г. назывались «capitaneus, hauptman, namyestnik» (староста). Иногда (в 1395 г. и в 1411 г. ) правитель Вильны Альберт Войтех Монивид в латинских источниках выступал как «palatinus, voyewoda». Воеводы - палатины польского типа были учреждены в Вильне и Троках согласно Городельскому привилею 1413 г. Правители этих областей, как правило, в латинских документах выступают с титулом «palatinus», в немецких - «hauptmann, wojewode», в русских - «воевода». В одном и том же документе правитель Вильны мог быть назван «liuptman», а Трок - «woywode» . Иногда имеет место объединение двух титулов: в документах на латинском языке - «palatinus et capitaneus» , на немецком языке - «woiewoda und liauptmann» , в документах на русском языке - «наместник, воевода». Последнее обстоятельство могло отражать реальное состояние, кумуляцию двух урядов. Изредка в документах на латинском языке эти правители называются «capitaneus» .

Все правители Жемайтии с 1411 г. называются в латинских источниках «capitaneus», в русских - «староста», в немецких - «liauptmann».

Кажется, можно определить некоторую закономерность в употреблении титула «воевода» в разнотипных источниках. Этот титул для обозначения правителей славянских областей чаще встречается в летописях, документах внешних сношений. В документах на латинском языке титулатура выдержана более последовательно; здесь правители Вильны и Трок, как правило, обозначаются термином «palatinus», в то время как правители остальных земель «capitaneus», реже «tenutarius». В документах великокняжеской канцелярии XV в., дошедших в составе Литовской метрики, за очень редкими исключениями воеводами назывались только правители Вильны и Трок, правителей других областей обозначали титулами наместников, старост, иногда державцев. Таким образом, высокое положение правителей центральных областей в правящей иерархии находило выражение в их титулярном выделении. Однако, учитывая плохую сохранность литовских архивов начала XV в. и Литовской метрики до 80-х годов XV в., этот вывод не может быть распространен на все документы великокняжеской канцелярии XV в. За правителями Луцка и Жемайтии в XVв. закрепился титул «староста». Поскольку в известных нам документах Литовской метрики 60-70-х годов XV в. воеводами назывались только правители Вильны и Трок, можно думать, что именно правители этих областей упомянуты в ст. 11 и 21 Судебника Казимира. Для проверки предположения нужно проанализировать содержание статей.

-я статья Судебника примыкает к ст. 9 и 10, регламентирующим порядок обращения в суд при конфликтах между зависимыми лицами, находящимися в разном подданстве. Они развивают положения ст. 12 (13) общеземского привилея 1447 г., закрепляющей судебный иммунитет за литовскими феодалами. Согласно привилею, при отказе господина обвиняемого в суде детского может послать должностное лицо, которое в латинском тексте обозначено общим термином «officialis», не имеющим титульного значения, в русских переводах - «заказник» и «врадник», право посылки детского альтернативно может принадлежать великому князю и его урядникам «noster ministerialis vel nostrorum officialium». В сравнении с привилеем ст. 11 Судебника Казимира более конкретна. Статья нормирует правила обращения к суду при конфликтах между лицами, находящимися в подданстве у разных феодалов (князей, панов, бояр). В случае отказа господина обвиняемого в суде великий князь посылает детского, в отсутствие господаря в Великом княжестве детского посылают воеводы. Здесь великий князь литовский выступает как высший носитель правосудия. Свою функцию высшего судьи он возлагает на воевод, высших урядников, только на время своего отсутствия; в Судебнике воеводы отличаются от других урядников более низкого ранга, наместников и тивунов (ст. 9, 10). Весьма показательна оговорка оботсутствии великого князя в Литве, поскольку Казимир, являясь польским королем, большую часть времени проводил в Польше, вызывая нарекания литовских феодалов.

Здесь уместно привести аргументы Янулайтиса, доказывавшего общегосударственный характер Судебника на основе анализа ст. 11. Автор сравнил статьи о детском привилея Жемайтии 1492 г. (ст. 8), Судебника (ст. 11), общеземского привилея 1447 г. (ст. 12/13) и не нашел между ними противоречий. В ст. 8 Жемайтийского привилея великий князь обязался не посылать детских в пределы Жемайтии, однако, поскольку общеземский привилей 1447 г. действовал и в Жемайтии, по мнению Янулайтиса, ст. 8 привилея Жемайтии не противоречила ст. 11 Судебника. Можно согласиться с тем, что ст. 11 Судебника Казимира находится в соответствии с общеземским привилеем, трактующим вопросы судебного иммунитета. Сложнее обстоит дело с интерпретацией ст. 8 привилея Жемайтии, поскольку здесь речь идет о явлении иного порядка, чем судебный иммунитет, праве областной феодальной автономии. Этот вопрос будет рассмотрен подробнее ниже при анализе ст. 21 .

В ст. 21 пострадавшим от наезда предоставлено право подавать жалобу прямо господарю, минуя другие инстанции, а в его отсутствие в княжестве - панам-раде. Воеводы «моцно» доставляют обвиняемого и разбирают дело. Если нарушение имело место, обвиняемого сажают в казнь (тюрьму) до приезда великого князя принимающего вместе с радой окончательное решение.

Любавский отметил, что в ст. 21 весь состав рады назван воеводами (пострадавший от наезда «имаеть паном раде нашей жаловати. И паном воеводам нашим по того послати»). На основании этой же статьи Леонтович пришел к выводу, что и в ст. 11 речь идет о раде, хотя там названы только воеводы . Думается, что здесь неуместно столь расширительное толкование, при анализе статьи следует более строго придерживаться терминологии источника. Хотя виленский и трокский воеводы были членами папской рады, в ст. 11 имеется в виду их компетенция воевод как высших должностных лиц в своих округах, но не как радных панов. Характер упоминания воевод в ст. 21 отличается от ст. 11. В ст. 21 впервые в нормативных актах намечены судебные функции панской рады. Наезды как особо опасные преступления здесь отнесены к компетенции верховного правителя - великого князя, который в свое отсутствие частично препоручает их государственному совету - панской раде. Окончательное решение по таким делам принимается на совместном заседании князя и рады. В ст. 21, как и в ст. 11, действуют воеводы, но на первый план выступает их функция членов панской рады.

С. И. Борисенок отметил, что ст. 21 противоречила праву жителей на суд над ними только в пределах их земли и нарушала их личные права, зафиксированные в ряде областных привилеев. Этот вопрос следует разобрать подробнее.

Право жителей на суд над ними только в пределах их земли отражено в Витебском, Полоцком и Жемайтийском привилеях .

В ВКЛ изучаемого периода наряду с местными нормами действовали и общегосударственные. Процесс унификации права был длительным и осуществлялся различными путями. Один из них - распространение узаконений, действовавших в Литовской земле, на бывшие древнерусские территории. Вполне вероятно, что, возникнув сначала как местный устав, он со временем получил распространение и в других землях. Во всяком случае, его влияние на нормы уголовного права Киевского привилея несомненно. Последнее свидетельствует и об ослаблении автономизации восточно-славянских земель, находящихся в орбите литовской государственности. Феодалы областей Великого княжества получили те же шляхетские привилегии, которыми пользовалось и литовское привилегированное сословие. Но одним из последствий подчинения бывших древнерусских территорий было распространение на них литовских правовых норм.

Заключение

Судебник 1468 года намного опередил своё время. Наряду с типичными признаками феодального права (правовые привилегии, классовый характер) ему уже характерны такие прогрессивные по тому времени положения, как:

право феодалов на общественный суд;

чётко обозначенный возраст наступления уголовной ответственности;

свободное распоряжение недвижимым имуществом;

ограничение ответственности близких родственников;

индивидуализация наказания;

запрет судебного самоуправства.

Это свидетельствует о высоком уровне развития государства, общества и правовой мысли. Необходимо отметить, что, несмотря на довольно жестокие виды наказаний за преступления (повешение, сожжение, четвертование), уголовное право всё же придерживалось некоторых идей гуманизма. К их числу относятся, например: неприменение уголовного наказание к детям, запрет смертной казни для беременных женщин, введение для шляхтича уголовной ответственности за убийство человека низшего сословия, а также большей ответственности за преступления, направленные против женщин. Своим появлением 29 февраля 1468 года Судебник Казимира заложил тот фундамент, на котором впоследствии строилась и развивалась русская и литовская правовая система.

Список используемой литературы

1. А.Ф Вишневский .Я.А.Юхо. Гісторыя дзяржавы і права Беларусі. У дакументах і матэрыялах. Минск 2003.

. І.У.Вишневская Палітычная і прававая думка Беларусі на мяжы еурапейскіх цэвілізацый.Минск Тэсей2008.

. А.Ф. Вишневский. Гісторыя дзяржавы і права Беларусі. Минск ВП Экаперс-пектива2000.

. Я.А.Юхо. Гісторыя дзяржавы і права Беларусі. Минск РИВШ БГУ 2000.

. Я.А.Юхо. Кароткі нарыс Гісторыі дзяржавы і права Беларусі. Минск Універсітэцкае 1992.

. Иосиф Юхо Крыніцы Беларуска-Літоускага права.Минск Беларусь 1991.

. И. П. Старостина СУДЕБНИК КАЗИМИРА 1468 г. Москва Наука 1991.

. Ковальова С.Г Судебник великого князя Казимира Ягайловича 1468 року

Издательство ЧДУ ім. Петра Могили 2009

. Ясинский М.Н. Уставные земские грамоты литовско-русского государства Киев. Университетская типография.1889.

. Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 3 (1440-1498): U?ra?ym? knyga 3 / Pareng? L. Anu?yt? ir A. Baliulis. Vilnius, 1998.

. http://www.life-in-ua.org

Больше работ по теме: