Комплексный анализ основных моментов религиозной реформы патриарха Никона

Введение

Тысячелетняя история России хранит немало загадок. Одной из множества ее проблем является выбор пути развития. Но во время всех серьёзных политических и социальных преобразований у руля стояла сильная личность, способная повести людей за собой.

Утверждение в X веке византийского христианства на Руси в качестве государственной религии оказало большое влияние на разные сферы общественной и духовной жизни страны. Сама структура действительности приняла резко отличные черты от тех что были до христианства. Вера в христианского бога стала движущей силой российского общества на протяжении многих лет. Даже царь мог занять трон только после помазания на царство митрополитом. Митрополит был вторым человеком в государстве. Царь советовался с ним по многим вопросам и иногда его мнение имело решающее значение. Церковные каноны строго соблюдались и их нарушение считалось страшным грехом.

Проблема бытности христианства на Руси, его эволюция на протяжении истории, взаимоотношение с народом и социальными институтами и как - это сложнейший комплекс социально-экономических, общественно-политических, гражданско-правовых вопросов, корни которых уходят вглубь, российской истории. Отражение всех этих вопросов мы находим и в российском православном Расколе XVII века, который нельзя сводить только лишь до деятельности отдельно взятых личностей. Но при этом, суть раскола и его осуществление было бы не возможна, если бы у руля реформ и преобразований не оказались те, кто оказался на момент рассматриваемых настоящей работой, исторических событий.

Личность патриарха Никона и его церковная реформа оставили глубокий след в истории России. Со времён крещения Руси церковь всегда играла значительную роль в жизни общества и даже определяла внутреннюю и внешнюю политику государства, хотя и находилась всегда под властью государства. Иногда она объединяла страну, иногда - раскалывала на противоборствующие лагери. В XVI веке её роль несколько упала вследствие усиления самодержавной царской власти. Но затем назрела необходимость церковной реформы и патриархом, главой русской православной церкви, стал Никон.

Настоящая работа представляет собой попытку комплексного анализа основных моментов религиозной реформы патриарха Никона, и роли его собственной личности в данной реформе. В свете поставленной цели необходимо решить следующие исследовательские задачи:

рассмотреть причины и обстоятельства, ставшие поводом к религиозной реформе.

проследить путь становления патриарха Никона,

проанализировать реальные цели Никона и выяснить насколько они соответствовали заявленным.

рассмотреть реальные черты личности патриарха, и выяснить какова их роль в реформе и карьерном росте патриарха.

рассмотреть, насколько дальнейший сильно ход реформы зависел именно от личности Никона.

Сложность рассмотрения проблемы событий вызванных религиозными мотивами, прежде всего заключается в том, что их истинные поводы, причины и объяснения чаще всего находятся на уровне идеалистических представлений действующего субъекта. Но так или иначе, изучая суть конкретного религиозного учения, можно реконструировать образ мышления человека принявшего данное учение в качестве своего мировоззрения, поскольку человек верит в определённые критерии заданные религией, и действует исходя из них. Для понимания сути православного христианства, одним из главных источников следует рассмотреть текст Библии - основного христианского писания. В данном случае это синодальный перевод 1751 года, который Московским Патриархатом, современной нам, Русской Православной Церкви, признан каноническим. Дополнительную значимость добавляет и тот факт что данная организация (РПЦ МП), является приемником реформированной Никоном религиозной структуры, что даёт нашему исследованию возможность оценить суть мировоззрения содвинувшего человека не обделённого умом и амбициями, к переделу сложившейся социальной морали. Следующим немаловажным источником является «Житие» протопопа Аввакума. Значение этого автобиографического текста нельзя преуменьшить, поскольку благодаря не столько его фактологическому содержанию которое является крайне субъективным, сколько контекстуальному, смысловому, содержавшему в себе образ мировоззрения русского христианина той эпохи. В последствиях исповеди блудницы или в явлении ангела, накормившего голодающего пленника, мы чётко видим, что мировоззрение действительности неразрывно с христианской верой, и истолковывается через библейские сюжеты. Одновременно с этим текст «Жития», даёт возможность понять взгляды несогласных с принятием новых черт верований и обрядов, нагнетаемых реформой Никона, и принявших вместо этого, буквально: «смертию на смерть наступи, и гробным живот дарова».

Так же немаловажными элементами являются исследовательские публикации связанные с данным вопросом. Такие как например двухтомный труд доктора церковной истории Н.Ф. Каптерева «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович», где, пусть и не свободно от религиозного мировоззрения, раскрывается суть российской действительности XVII века, и позиции прохождения религиозной реформы патриарха Никона.

Нельзя объяснить лишь объективными историческими процессами, например, реформы Петра I или революции. Ровно как и религиозный Раскол. Так какова же роль личности в истории? Может ли один человек или группа людей изменить что-либо? Этот вопрос особенно актуален в наше время, когда множество политических партий обещают коренные преобразования. А в действительности, способны ли они выполнить это? Актуальность данной темы бесспорна. До сих пор не прекращаются споры по данному вопросу. По этому поводу написана масса книг и научных статей. Необходимо попробовать разобраться среди существующих взглядов на церковную реформу Никона и прояснить истинную ситуацию, существовавшую в то время. Для этого необходимо уяснить причины предпосылок данных реформ, выяснить какие силы поспособствовали её проведению, изучить саму фигуру Никона, как патриарха-реформатора, выявить причины его возвышения и падения, узнать обстоятельства, приведшие к расколу русского общества. После решения поставленных задач можно будет сделать вывод по данному вопросу.

Таким образом, целью настоящей работы является: показать влияние церкви на социальную и политическую жизнь России второй половины XVI века, объективно рассмотреть насколько была важна роль личности самого патриарха Никона в процессе, церковной реформы, которая повлекла за собой серьезные последствия во внутренней, а возможно, и во внешней политике России. А так же оценить насколько суть мировоззрения одного человека, может влиять на судьбы целого государства.

Восхождение к патриаршему престолу

Детство, одна из тех страниц истории, о которых Никон - признанный пусть и не величайшим деятелем Русской Православной Церкви но, во всяком случае, одним из знаменательнейших её представителей - не слишком любил распространяться. Известно, что в 1605 году от рождества Христова в небогатой семье мордовских крестьян родился мальчик по рождению крещённый именем Никита. Мать его ушла из жизни слишком рано, и всё воспитание легло на плечи суровой мачехи и родной бабушки Ксении, которая была добра к своему внуку. От мачехи ему приходилось терпеть немало бед, вплоть до того что, озябший Никита, залез погреться в остывающую, но ещё тёплую печь, и не заметил как заснул… когда мачеха умышленно или по неосмотрительности, решила растопить печь. Проснувшись от гари и копоти, набожный юноша решил, что умер во сне, и теперь попал в Ад. Лишь в последний момент бабушка Ксения вытряхнула горящие дрова из печи, и спасла Никиту от верной гибели. Однако, сильный шок и впечатления были получены им не столько от выходки мачехи, сколько от осознания того что, его нынешний образ жизни, заслуживает лишь Ад, по её окончанию. С ревностным упорством он стал учиться грамоте у местного сельского священника, и всё чаще самостоятельно брался читать Евангелие и Псалтирь. И в один прекрасный момент, взяв у своего отца денег на дорогу, ушёл в Макариев Желтоводский монастырь.

Существует легенда, согласно которой по пути в монастырь Никите повстречался старец-татарин, который, глядя на юношу, сказал: «Почто ты так просто ходиши, блюдися и ходи опасно, ибо ты будешь государь великий царству Российскому!», чем подобно древним ведунам, и предсказал дальнейшую судьбу будущего патриарха.

В монастыре он пробыл не долго, поскольку умер его больной отец, а значит, Никите положено было жениться и вести хозяйство. Не сумев быть монахом, Никита решил пройти посвящение в священнослужители. Мирская жизнь слишком тяготила его, и не приносила никакого блага. Когда по прошествии лет, умерли его дети, он увидел в этом знак свыше, говоривший о том, что мирская жизнь не для него. И уговорив супругу поступить послушницей в московский Алексеевский монастырь, сам ушёл в Анзерский скит на небольшом острове в Белом море, где стал одним из двенадцати иноков отринувших мирскую жизнь, что бы быть ближе к Богу. Там он и обрёл тот образ жизни, который в его понимании ведёт к праведности. Выдерживая пост и воздержание, Никон молился день и ночь, совершая по тысяче поклонов. Спал мало, поскольку стоило ему смежить веки, как в окружающей темноте начинали видеться мерзкие хари бесов и злых духов, обступающие его со всех сторон, кружась во мраке, желая удавить во сне праведного затворника. Отбиваясь от них, Никон каждый день святил воду и кропил ей свою келью.

Такая набожность и искренняя приверженность к аскете и истинному христианскому благочестию, не могли не радовать Елеазара Анзерского, сурового отшельника, настоятеля и основателя скита. Именно преподобный Елеазар в своё время постриг Никиту в монахи именем Никона, которое означало «Победитель», то есть тот для кого победа это образ жизни - в отличие от имени Никита, которое означала «Побеждающий», то есть находящийся в процессе, но ещё не достигший победы… Благодаря своему рвению Никон изначально вошёл в число близких и любимых учеников Елеазара, но со временем, рвение начинало приобретать черты независимости от наставлений, что породило не мало разногласий между монахом Никоном и его духовным наставником. В последствии эти разногласия привели к сильной ссоре Елеазара и Никона, в силу которой последнему пришлось спешно покинуть скит на утлой рыбацкой лодке.

Дальше были скитания по северу, где очень сложно найти пищу и тепло. От голодной смерти Никона спасла лишь доброта бедной вдовы жившей на берегу реки Онеги. И покидая её дом, Никон обещал отплатить ей, за помощь. Дальнейший путь его лежал в Кожеозерскую пустынь, где местный игумен и братия приняли странствующего монаха, узнав, что он превосходно владеет грамотой, и приняли вместо вклада переписанные им книги «Полуустав» и «Канонник». Войдя в монашескую братию, Никон продолжая своё предпочтение к обособленной жизни, построил келью на уединённом островке, и жил там ловя рыбу, до тех самых пор пока в 1643 году ни умер прежний игумен пустыни, и братия единодушно ни уговорила его стать новым игуменом. Никон долго отговаривался, но впоследствии всё же отправился в Великий Новгород, где тамошним митрополитом Аффонием был возведён в игумены Кожеозерской пустыни.

Новое положение возлагало на плечи Никона ответственность за дела всей пустыни, в связи с чем временами ему приходилось ездить в Москву для решения вопросов. Там, в столице он близко сошёлся с «кружком ревнителей древнего благочестия». Это были близкие царскому двору люди, считавшие, что нынешняя православная церковь христова переживает болезненный кризис. Кризис этот выражался, прежде всего, в падении нравов духовенства. Вместо того, что бы беспокоится о спасении душ своих прихожан, священнослужители проводили время в распутстве и пьянстве. Они не только не произносили проповедей, но и саму церковную службу стремились укоротить, для чего было введено «многогласие» - когда пение и чтение различных молитв и текстов происходит одновременно. Как белое, так и чёрное духовенство отличалось бесконечным корыстолюбием. Руководящий пост в монастыре можно было приобрести взяткой боярину или архиерею. Такое положение вещей сильно подрывало авторитет церкви, как эталона нравственности и порядка - народ терял уважение к духовному званию и не желал посещать храмы и соблюдать посты. Кроме того существовало огромное количество разночтений в богослужебных книгах, накопившихся из-за ошибок монахов-переписчиков, и различия в исполнении церковных обрядов. Дальнейшее распространение книгопечатания позволяло внести относительное единообразие в богослужебные книги, но ребром вставал вопрос на какие оригиналы нужно ориентироваться при подобном исправлении? Для одних это были древнерусские рукописные книги - для других, древнегреческие оригиналы. Однако и те и другие источники оказывались небезупречны: в русских книгах сложно было найти два одинаковых текста, из-за ошибок монахов-переписчиков, а греческие тексты подвергались изменениям и поправкам после падения Византии и заключения унии между византийской и католической церквями.

Мягкосердечный патриарх Иосиф не мог справиться со всем этим в одиночку.

Ещё во второй половине XV века в русской церкви утвердилось мнение о том, что после Флорентийской унии 1439 года и падения Константинополя истинно чистое православие сохранилось только на Руси. А к началу XVI века в умах людей прочно оформилась идея о Москве как о «Третьем Риме». Так патриарх Константинопольский Иеремея II в 1595 году писал русскому царю Фёдору Иоанновичу: «По истине в тебе, благочестивый царь, пребывает Дух Святый, и от Бога такая мысль тобою будет приведена в дело, ибо Древний Рим пал Аполлинариевой ересью, а второй Рим, Константинополь, находится в обладании внуков агарянских, безбожных турок: твоё же великое Российское царство, Третий Рим, превзошло всех благочестием, и все благочестивыя царства собрались в твоё царство, и ты один под небесами именуешься христианским царём во всей вселенной у всех христиан». Этим же словам вторил игумен Псковского Елеазарова монастыря Филофей в своих посланиях к Василию III. Филофей считал, что в истории христианства последовательно существовало три великих центра. Первый - Рим - пал из-за отступления от истинного христианства; второй - Константинополь - пал из-за Флорентийской унии. Третий же «Рим» - Москва. А четвёртому не бывать.

Кружок «ревнителей благочестия», по сути, возник как реакция на несоответствие действительности с заявленной претензией Руси на единственность истинной христианской веры. Сам кружок сложился вокруг активной деятельности протопопа Благовещенского Собора в Московском Кремле, духовника и наставника юного царя Алексея - Стефана Вонифатьева. Стефан верил в идею Москвы как Третьего Рима, и без устали искал добродетельных священников, ставя их царской милостью на должности протопопов в авторитетные храмы, где они могли влиять на реалии духовной жизни русского народа. Таким образом, в Казанском соборе нёс службу найденный Стефаном в Нижнем Новгороде Иоанн Неронов, заведший в службе строгое единогласие, для внятности богослужения. Нашёл Стефан и пламенного протопопа Аввакума (Петрова), который был послан бороться с пороками в Юрьевец Польский.

Задерживаясь в Москве, Никон подружился с людьми из кружка Стефана, и часто беседовал с ними об укреплении благочестия. Среди «ревнителей благочестия» состоял и царский постельничий Фёдор Ртищев, который и предложил Стефану представить царю кожеозёрского игумена Никона. Воспитанный в Страхе Божьем недавно вступивший на престол шестнадцатилетний Алексей Михайлович, при первой же встрече, был покорён убеждённой верой и неподдельным религиозным рвением Никона. Молодому царю полюбились беседы с Никоном, и дабы видеться чаще, в 1646 году, царь повелел посвятить Никона в архимандриты московского Новоспасского монастыря - родовой обители Романовых. И когда в 1648 году новгородский митрополит Аффоний, запросился на покой, не было нужды в долгих спорах и решениях - практически единогласно царём и «ревнителями благочестия» было решено, что этого поста заслуживает Никон. А положение митрополита новгородского и псковского, открывало прямую дорогу к патриаршему престолу…

Самого же юного царя Алексея Михайловича, в Никоне привлекали прежде всего те черты характера и личные качества в которых он сам испытывал недостаток. Никон казался ему монолитом, человеком лишённым сомнений, общение с которым придавало уверенности молодому государю и делало его «самодостаточным».

Неуверенность, особенно ощутимая в первые годы правления, побуждала Алексея Михайловича искать опору в человеке, способном разделить с ним бремя власти. Так первым его «наставником» и воспитателем был боярин Борис Иванович Морозов. Следом за первым «наставником» появился Никон, причём обстоятельства его возвышения свидетельствуют, что Алексей Михайлович сам подготовил это событие.

Очень скоро Никон уловил, что юного государя более привлекали не обрядовые тонкости, которые так яро перемалывали в своих речах «ревнители благочестия», а идея унификации, как средства достижения полного единства православных церквей. Перед мыленным взором Алексея Михайловича уже стояла Украина, а за ней - Константинополь с престолом древних благочестивых греческих царей, преемником и законным наследником которых считал себя молодой государь, поддерживаемый в этом хором придворных и приезжих. Алексей Михайлович с детства любил и почитал православный Восток. Его дед, патриарх Филарет Никитич, ставленник Иерусалимского патриарха Феофана, оказывал щедрую помощь Иерусалимской церкви, вёл оживлённую переписку с патриархами Константинополя, Александрии и Антиохии, радушно принимал греков в Москве, пытался открыть греческую школу и внёс в русские церковнослужебные книги и ритуал несколько исправлений по греческому образцу. Внук вполне унаследовал идею деда о единстве Русской церкви с Греческой. Если царь московский, как считали «ревнители» и значительная часть россиян, является гарантом благоверия и надеждой всего православия, если Российское государство - центр и зерно будущего земного царства Христа, не должен ли Алексей Михайлович обновить и утвердить союз православных церквей? Должен, считал самодержец и его советники, даже обязан обеспечить единомыслие церквей в нерушимом союзе.

С одной стороны, церковные русские публицисты проповедовали предопределённую свыше миссию самодержавия, с другой - приезжавшие в Москву за милостыней греческие иерархи на все лады говорили об исключительном признании российского государя в православном мире. Разница состояла лишь в том, что отечественные проповедники Третьего Рима и Нового Израиля (как именовали Россию сторонники убеждения что именно она станет Царством Христовым по его Второму Пришествию) предлагали спасти православие путём распространения древних и «неповреждённых» русских книг и обрядов, тогда как «греки» себе приписывали роль «Учителей церкви» и распространителей истинной веры.

Заметил Никон, что и Стефан Вонифатьев, фактический лидер «ревнителей благочестия», иначе относился к грекам, чем все остальные члены кружка. Духовник царя, пусть и не стремился обратить остальных «ревнителей», в своё веропонимание, но в греческой обрядовой практике видел наиболее правильное наследие первой церкви Христа.

В 1648 году государев Печатный двор издал «Книгу о вере» игумена Киевского Михайловского монастыря Нафанаила, в которой опровергалось расхожее для Руси мнение о потере греками благочестия. Греческая церковь, как утверждал автор, хотя и прибывает в неволе, но по-прежнему светится правой верой. Российскому народу следует слушать в исправлении книжном вселенского патриарха Константинопольского. Помимо «Книги о вере» Печатный двор издал «Славянскую грамматику» Мелетия Смотрицкого с обширным и содержательным предисловием, «Малый катехизис» инициатора обновления украинской православной церкви Петра Могилы и другие южнорусские произведения, подтверждающие авторитет Греческой церкви. Царь и его советники искали на Украине учёных богословов «для своего государева дела»: перевода на славянский язык греческих книг, прежде всего Библии, имеющимся русским переводом которой были недовольны. С греческими книгами сверялась «Кормчая» (свод церковного права), «Шестоднев», учительное Евангелие. Над исправлением церковной литературы вместе с греками работали в Москве украинцы Арсений Сатановский, Епифаний Славинецкий, Дамаскин Птицкий и другие учёные мужи. Русский учёный Арсений Суханов был послан на православный Восток для описания существующих в Греческой церкви чинов и поиска древних книг для царской библиотеки.

Никон очень быстро улавливал настроения господствующие при Московском дворе. Он замечал что, почти всесильный боярин Борис Иванович Морозов, воспитатель царя и один из богатейших людей России, начал жаловать киевское духовенство и обращаться за разрешением религиозных вопросов не к своему духовнику, а к приезжим грекам. Ещё заметнее была деятельность царского постельничего Фёдора Михайловича Ртищева. Тесно связанный со Стефаном Вонифатьевым, Ртищев начал возводить под Москвой новый - Андреевский - монастырь, где, по совету Киевского митрополита Петра Могилы, поселил монахов из Киево-Печерского монастыря. Ртищев пропагандировал подозрительное для многих «благочестие» украинского православия, приглашал певчих, переводчиков и учителей в построенное им училище. Фёдор Михайлович учился греческой грамоте; такое желание выразил и царь, стараясь создать в Москве греческую школу, приглашая переводчиков и учителей с Украины.

Но переломным моментом в ходе решения вопроса о том кто будет вести Русскую православную церковь курсом единения с православным Востоком и Украиной - другими словами, перед кем распахнутся двери к Московскому патриаршему престолу - оказалось прибытие Иерусалимского патриарха Паисия. Искушённый в интригах грек на первой же аудиенции у российского царя, обеспечил себе хороший приём, задев чувственные струны московских властей такими словами: «Пресвятая Троица, Отец, Сын и Святой Дух, едино царство и господство, благословит державное ваше царствие! Да умножит вас превыше всех царей… Сподобит вас благополучно воспринять превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего, да освободит народ благочестивых и православных христиан от нечестивых рук… Будь новым Моисеем, освободи нас от пленения; как освободил он сынов Израилевых от фараонских рук жезлом - так ты знамением честного животворящего креста».

Пребывая в Москве, Паисий старался делом подтвердить свой любимый тезис, что именно греки были и есть истинные «учителя веры». Он охотно вёл богословские беседы со Стефаном Вонифатьевым, учтиво отвечал на вопросы царя Алексея, а патриарху Иосифу подарил древнюю рукопись греческой «Кормчей». Но, особый интерес Паисий проявлял к Никону - именно в нём, он видел восходящую звезду русских церковных преобразований. И не ошибся.

Не редко Паисий сам искал возможности бесед с Никоном, который так же испытывал немалый интерес к Паисию. Но в ходе этих бесед, Паисий замечал, что его утверждения о том, что греки являются неиссякаемым «источником веры» не казались Никону убедительными. Слова о том, что Русь крестилась от греков, а те в свою очередь крещение приняли от самого Христа и его апостолов - Никон парировал тем, что это происходило в Палестине, где ныне живут арабы и евреи, а к собственно Греческой церкви относится Греция, Македония севернее Константинополя, районы Солуня и Афонской горы, где крещение было принято от Андрея Первозванного, который и Русь первым крестил. Паисию было трудно возразит на это, но он продолжал стоять на своём, убеждая, что греческие книги и обряды вернее, потому что православие греков старее - и Никон соглашался в том, что греки крещение приняли раньше Руси, но от времени они старели и ветшали, а старая одежда требует обновления негодных фрагментов, ибо сказано в Писании: «Не вливают вина молодого в мехи ветхие». Не принимал Никон и ссылки Иерусалимского патриарха на множество святых, прославивших греческую церковь, на принадлежащие ей реликвии, на славную историю, включая проведение вселенских соборов. И в русской земле, отвечал Никон, много Богом было поставлено своих угодников, мощи которых до сих пор лежат не тленными и творят чудеса. Было у греков множество святых христианских реликвий, а теперь они перешли в Москву. Риза Спасителя и Бога живого Иисуса Христа, ныне хранилась на Руси, белый кубок, который великий Император Константин сделал своему духовному отцу папе Сильвестру вместо царского венца, носили московские патриархи. Но самым главным доводом Никона, было то, что от многочисленных греческих храмов и монастырей сейчас не осталось и следа, а в России они роскошно процветают. Для верующих людей такие слова звучали на самом деле угрожающе, ибо в них отчётливо слышались отголоски евангельских строк гласящих: «…станут последние первыми, и первые последними; ибо много званных, но мало избранных». Торжество богословской подкованности Никона над знаниями и доводами Иерусалимского патриарха было практически окончательным.

Но Паисий не был бы столь искушённым в интригах и подкованным в богословских беседах человеком, если бы, не умел тонко чувствовать и использовать те качества личности своего оппонента, которые, невзирая на изначальные уступки, в конечном итоге могли бы склонить его к результату выгодному Иерусалимскому патриарху. До подлинно не известно, нащупал ли сам Паисий эту черту мировоззрения Никона, или же заблаговременно навёл справки о некоторых его разговорах со Стефаном Вонифатьевым… Но выказывая видимое согласие со словами Никона, Иерусалимский патриарх как будто отошёл от главной темы их дискуссии и словно невзначай перевёл разговор на один любопытный аргумент присутствующий в греческом вероучении, плавно и не навязчиво подводя будущего Московского патриарха к одному интересному выводу…

Цари и царства сменяют друг друга, говорил Паисий. Так было в ветхозаветные времена, так продолжалось и после пришествия Христа. Всё бренно в этом мире, и власть земная не исключение. Ещё властвовали над миром Римские тираны, а святая Церковь уже стояла, уже управлялась епископами. Пала Византийская империя, но под владычеством магометан хранится неповреждённо христианство на её землях, сохраняя благочестие, ибо непоколебимо в гонениях и притеснениях православное священство. Следовательно, священство превыше царства…

Искра этой мысли пала на подготовленную почву. Никон никогда не отрекался от впитанного с детства чувства гордости за русское православие. Но если вопрос стоял о первенстве священства над царством, Никон готов был забыть все обвинения против греков, смириться с их гордыней и использовать её для укрепления власти архиерея на Руси. Царь и двор хотят единения с греками - он пойдёт дальше их, но к своей цели! Греки хотят называться в Москве учителями - он найдёт им дело к конечной славе церкви Российской. Учёные малороссы горят желанием исправлять русские книги - они будут использованы для создания единых печатных книг, достойных первой и величайшей Поместной православной церкви. Иллюзию единства славянского православия с христианством «учителей веры» - греков - стоило поддерживать потому, что это мнимое единообразие импонировало царю, а отдалённые греки в качестве наставников выглядели симпатичнее, чем местные «ревнители», из которых каждый был убеждён, что знает истину, а все несогласные есть церковные мятежники, противящиеся преданию святых апостолов и достойны изгнания из Христова стада. Никон сам был такой: и он, в числе «ревнителей», заставлял в бессилии плакать патриарха Иосифа, но был достаточно прозорлив, что бы не сыграть такую же роль. Грек предложил ему не просто выход, но возвышенную идею, служение которой оправдывало любые жертвы.

В начале 1652 года царь решил перенести в Успенский собор Кремля мощи низвергнутых его предшественниками московских первосвященников: митрополита Филиппа (Колычёва) из Соловецкого монастыря, патриархов Иова из Старицы и Гермогена из Чудова монастыря. Самым важным из них в глазах Никона, был митрополит Филипп, убиенный по приказу Ивана Грозного самим Малютой Скуратовым. За его останками Никон поехал лично, невзирая на лютую непогоду. Даже в устье Онеги ветер поднимал огромные валы, но Никон не устрашился вывести флот в бушующее море. Сильный шторм унёс в пучину ладью с царским дьяком и некоторыми дворянами - прочие были выброшены на берег. Но и это не могло остановить Никона, он сел в новую ладью и повёл морской караван к Соловецким островам. Он твёрдо верил, что храним Божией благодатью и не погибнет, пока не исполнит миссию освобождения Российской церкви от власти земных владык. Достигнув Соловецкого монастыря, невзирая на бессильные стенания монахов, Никон взял мощи митрополита Филиппа, и незамедлительно отправился в Москву. На протяжении всего шествия, из городов и селений выходил народ с иконами и крестами в руках встретить и проводить взглядом чудотворные мощи. Именно в разгаре этого сакрального шествия Никон получил послание от царя Алексея, о том, что умер патриарх Иосиф. И оканчивалось царское письмо словами: «…ожидаем тебя, великого святителя, к выбору». В этих словах, Никон безошибочно распознал свой собственный триумф.

Не как удобный государю кандидат в патриархи пришёл Никон к Москве, но как завоеватель с непобедимым оружием - благодатью Божией и мощами святого Филиппа, что бы заставить светскую власть всенародно покаяться в оскорблениях и притеснениях, которых она за многие годы нанесла духовной власти. Сам Алексей Михайлович, подавая пример благочестия, первым припал губами к мощам Божьего угодника Филиппа. В присутствии бояр, духовенства и бесчисленного народа царь целовал останки митрополита-мученика и приветствовал их «пришествие» в Москву. Такие действия русского государя, фактического приемника Ивана Грозного, бесповоротно признавали окончательную победу не только мученика над мучителем, но и духовного пастыря над светским владыкой. После покаяния перед Филиппом самодержец просил благословения у Никона. По окончанию встречи Никон с мощами Филиппа вступил под своды кремлёвского Успенского собора, куда три дня непрерывно шли толпы народа исцеляясь у раки святого и от возлагаемых рук Никона, прославляя двух митрополитов, почившего и ныне здравствующего. От царя же, Никон получил богатые дары - сёла и деревни в доход Софийского дома.

Но главная его награда свершилась 25 июля 1952 года, когда в новгородское подворье явилась толпа духовных и светских лиц, звать в Успенский собор Никона избранного патриархом… К их удивлению Никон отказался идти. Отказался и в следующий, и в третий раз. Всякий раз он умел отговаривался называясь смиренным, неразумным и недостойным. Своё согласие он дал только после «моления» царя и присутствующих в соборе представителей светской и церковной власти. Этим «молением» они, и, прежде всего царь Алексей Михайлович, обязались слушать Никона во всём, что он будет «возвещать» им о «догматах божиих и правилах», слушаться его «яко начальника в пастыря и отца краснейшего». Этот акт существенно поднял престиж нового патриарха.

Рассвет могущества

религиозная реформа патриарх никон

Основные идеи патриарха Никона мы можем довольно точно реконструировать по большому числу религиозных и исторических источников. Они не излагались и, по-видимому, не обдумывались систематически в виде оформленной мировоззренческой концепции, однако у патриарха был свой, весьма яркий, образ мира, представленный нам как бы отдельными взмахами кисти - в разное время высказанными тезисами и аргументами.

Никон искренне верил, что Иисус Христос утвердил на земле два столпа своего владычества - духовный и мирской, архиерея и царя. И на такие убеждения он имел все основания. Ведь ещё во времена Второго Храма, последователи библейского вероучения верили в явление двух Мессий: из царского рода Давида и священнического Аарона, причём последний считался главенствующим, поскольку Давид происходил из колена Иуды, тогда как Аарон из колена Левия - а, Левиты, как известно, были особо избранными Богом из всех Сынов Израилевых. Одновременно с чем считалось, что время Завета заключённого Богом с Израилем и его потомками, того что христиане называют Ветхим, продлится «до предстания Мессии [из колена] Аарона и Давида», приход же Божьего Помазанника ознаменует собой Новый Завет. Представления о том, что один Мессия соединит в себе оба служения, появляются уже во времена, которые в истории религий приняло называть «межзаветными», упоминания о таковом встречаются и в знаменитых Кумранских рукописях. Иисус из Назарета, как верили христиане, как раз и являлся тем самым Мессией - Мелхиседеком - который совмещает в себе царя и первосвященника. Именно такой его образ широко используем на страницах Послания к Евреям. Одновременно с этим со страниц Писания Иисус произносит слова: «Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков; не нарушать пришёл Я, но исполнить», что только подтверждает то, что Иисус не отменяет, не уничтожает старое, а как бы углубляет и развивает его. Именно чувствуя свою неосязаемую связь со всей многовековой традицией, верность её духу, он мыслит себя самого как её продолжателя.

Царь, по убеждению Никона, был послан в защиту страны, закона, правды, вдов и сирот на земле. Архиерей же, являлся пастором и наставителем людских душ, и тех, кого свяжет он на земле, будут связаны и на небесах. Архиерей должен следить за тем, что бы царь творил всё по православным законам. Архиерей самого царя венчает на царство, и может связать его по всем заповедям Божьим. Священнослужителю обязан исповедоваться царь, а не наоборот. Архиерей может, наконец, выступить против царя, не как против законного владыки, но как против отступившего от закона. Тот, кто должен мечом приводить людей в покорность архиерею, обязан сам перед ним иметь послушание.

На заре мира, Бог сотворил на небе два светила - солнце и луну: с солнцем, Никон отождествлял власть архиереев, ибо оно светило днём, как архиерей светит душам своего прихода; луна же, как меньшее светило это власть царей, которая светит ночью лишь для тела. Как месяц берёт свой свет от солнца, так царь принимает посвящение, помазание и венчание от архиерея, от него берёт истинную силу и власть. Всё связано в мире, и не может существовать друг без друга. Мирские люди ищут у архиереев душевного спасения, а духовные требуют от мирских обороны от неправды и насилия: в этом они не выше один другого, но каждый имеет власть от Бога.

Как подлинный «ревнитель благочестия», под священством и архиереем Никон подразумевал исключительно себя, не думая об укреплении церкви как общественного организма. Все, не зависимо от сана, должны были безоговорочно повиноваться ему или исчезнуть с пути «властелина истины». Первыми подвернулись его былые друзья и соратники - «ревнители благочестия», поднявшие возмущение, когда Никон запретил пускать их не, то что в Крестовую палату, где он восседал среди прочих архиереев, словно Христос перед своими апостолами, но даже на порог патриарших хором. Но, с другой стороны, были ли «ревнители» друзьями и соратниками Никону, на самом деле? Ведь когда он вёз из Соловецкого монастыря мощи митрополита Филиппа, протопоп Аввакум с товарищами, тайно просили Алексея Михайловича поставить патриархом его духовника Стефана Вонифатьева, подразумевая что таким образом дальнейшее управление церкви перейдёт в руки «ревнителей благочестия», а патриарх скорее станет номинальной фигурой, такой как, например бывший патриарх Иосиф. Стефан Вонифатьев вполне способен был распознать суть замыслов своих названных соратников, но был не так силён духом, что бы приняв патриарший титул суметь переломить ситуацию и поставить всю духовную власть под свой контроль. Именно по этому когда Алексей Михайлович спросил совета у своего духовного отца, по поводу того, кого поставить патриархом, Стефан просил поставить на патриарший престол - Достойного. Себя Вонифатьев к таковым никогда, по крайней мере, вслух, не причислял, но не однократно именно этим словом именовал Никона.

«Ревнители благочестия» желали видеть патриарха в подчинении, как Иосифа, и поначалу считали, что Никона удастся поставить под контроль, и он станет строить Церковь, смиренно внимая советам Иоанна Неронова и других «ревнителей». Но оказавшись выброшенными за ворота патриаршего двора, они осознали всю сложность своей ситуации. И теперь без толку было во весь голос прилюдно порицать Никона и обвинять его в самовластии - недаром он взял клятву с царя, слушать его во всём, что он будет возвещать. Однако, допустить что бы «ревнители» сеяли в умах царя и бояр сомнения, Никон, конечно же, не мог. Не дожидаясь пока «ревнители благочестия» дадут повод для расправы, патриарх создал его сам.

Перед великим постом 1653 года Никон разослал по московским церквям указ о поясных поклонах и трёхперстном крестном знамении. Такой указ противоречил древней традиции и отрицал постановление Стоглавого собора, велевшее крестится двуперстным знамением. Словно вызов на бой - первым данный указ был послан Иоанну Неронову в Казанский собор. Не в силах противиться указу патриарха и не желая выполнять его, Иоанн Неронов на целую неделю скрылся в Чудов монастырь и запершись, молился, оставив Казанский собор на бестрепетного Аввакума. Пытаясь нанести ответный удар «ревнители» подали на Никона челобитную царю, обвиняющую и обличающую патриарха. Но, царь, как и следовало ожидать, отдал её Никону. В ответ на это, по доносу недовольных «ревнителями» священников Никон велел арестовать попа Логгина. Защитником его выступил Иоанн Неронов, спешно вернувшийся из монастыря. Пылкой и гневной речью он честил патриарха. Господь Иисус завещал: «…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас», ты же - полыхал красноречием Иоанн, тыча пальцем в Никона - ненавидишь тех кто хотел для тебя добра, а слушаешь лишь клеветников. Ему вторили голоса «ревнителей» и их сторонников, говоря, что Никон недостойный патриарх. Но не было среди них голоса Стефана Вонифатьева. Молчал и царский дворец. Алексей Михайлович жалел своих друзей и былых соратников, но идти против патриарха не решался. Поэтому силы были не равны. Никон сам, прилюдно сорвал с Иоанна священническую скуфью и швырнул её под ноги, тем самым лишив Неронова священнического сана. После чего был отдан приказ заточить его в Спасо-Каменном монастыре. Лишил он и сана священника Логгина, который, как позже будет говорить сторонники старообрядчества, при расстрижении, плюнул Никону в лицо, а когда тот срывал с него однорядку и кафтан, он сорвал с себя и рубаху и швырнул в патриарха. Поборника «благочестия» Даниила, Никон расстриг и сослал в Астрахань, а протопопа Аввакума с женой и детьми отправил в Сибирь.

Теперь руки Никона были свободны и его не трогали стенания, долетавшие до Москвы из каменных мешков и сибирских далей. Напрасно писали «ревнители благочестия» Стефану Вонифатьеву, царю, царице и придворным, что они, как новые мученики, гонимы за проповедь христианского закона и учения, за желание спасти православные души. Напрасно обличали реформы Никона и грозили небесными карами за отступление Русской церкви от благочестия. Царь запретил подавать себе такие челобитные, а его духовник Стефан призывал слушать патриарха без рассуждений и не прекословить ему ни в чём.

Не имея сопротивления, патриарх Никон с присущей ему страстностью принялся проводить в жизнь задуманные им нововведения. Весной 1654 года он созывает общерусский церковный собор, на который прибыло более двадцати видных деятелей Русской церкви. Патриарх, в присутствии царя, обращаясь к собору, перечислил многие неточности и отступления от греческих церковных порядков, имевшиеся в практике Русской церкви. В результате длительного обсуждения было решено «достойно и праведно исправить книги против старых харатейных (то есть написанных на пергаменте) и греческих». А во избежание новых ошибок советоваться с Иерусалимским патриархом Паисием. Но стоит справедливо заметить, что касались исправления лишь обрядовой стороны, и никак не затрагивали канонической. Например, окончательно было утверждено постановление об «аллилуйе» и «посолонном хождении», о которых не умолкали горячие споры ещё с начала XV века. Решением Никона было предписано петь «аллилуйя» не два раза как прежде, а три; а во время крёстного хода идти не посолонь, а противосолонь, то есть по направлению от запада к востоку. Отдельные слова богослужения были заменены на новые, все богослужебные книги переписывались по греческим образцам, неисправные подлежали исправлению. Иначе стало писаться и имя Христа - «Иисус», вместо традиционного «Исус».

Воспользовавшись приездом в Москву Антиохийского патриарха Макария и Сербского архиепискова Гавриила, летом 1654 года Никон занялся исправлением икон. По его приказу у населения были отобраны иконы, так называемого, «франкского письма», которые отличались некоторым реализмом. В присутствии царя, придворных и духовенства, при огромном стечении народа патриархи Московский и Антиохийский предали анафеме и отлучили от церкви всех, кто изготовлял или держал у себя «франкские» иконы. После чего, Никон приказал выколоть глаза изображённым на таких иконах святым, и разбить их в щепки выкрикивая имена сановников, у которых были найдены эти иконы. Алексей Михайлович, молча стоял с непокрытой головой, и лишь когда патриарх приказал сжечь щепки, тихо попросил придать их земле, а не огню. Царю противоречить Никон не стал. После расправы над образами патриарх Московский произнёс проповедь против двоеперстного крещения, утверждая, что православными оно нигде в мире не употребляется, и заставил патриарха Макария подтвердить свои слова. В тягостном молчании расходились люди после богослужения, закончившегося оскорблением народных верований, но ни один не посмел возразить духовному владыке. Однако, на фоне этих событий в Москве вспыхнула сильная эпидемия чумы. В народе поползли слухи о божьей каре за содеянное кощунство. А солнечное затмение второго августа того года дало ещё большую пищу для подобных толков.

В 1653-1656 годах проводилось так же исправление богослужебных книг. Официально необходимость в исправления мотивировалась на соборе 1654 года тем, что в старопечатных книгах было много ошибок, вставок, и тем, что русский богослужебный чин очень существенно отличался от греческого. Для этого было собрано большое количество греческих и славянских книг, в том числе и древнерусских рукописных. Из-за наличия расхождений в текстах собранных книг справщики, по указанию Никона, взяли за основу текст, являющийся переводом на церковнославянский язык греческого служебника XVII века, который, в свою очередь, восходил к тексту богослужебных книг XII-XV веков. По мере сравнения этой основы с древними славянскими рукописями в её текст вносили отдельные исправления. В итоге, в новом служебнике (сравнительно с прежними русскими служебниками) отдельные псалмы стали короче, другие, напротив - полнее, а так же появились новые слова и выражения. Новый служебник был одобрен церковным собором 1656 года и вскоре опубликован. Перемены в обрядовой стороне осуществлялись на основе современных Никону греческих книг и практики «вселенской» (то есть Константинопольской) православной церкви, сведения о которой реформатор получал главными образом от антиохийского патриарха Макария. Главной целью изменений обрядовой практики была ликвидация различий в церковно-обрядовой практике между русской и константинопольской церквями. Большинство перемен касалось оформления церковной службы и действий священно- и церковнослужителей во время богослужения. Безусловно, всех верующих задевала замена двоеперстия на троеперстие при совершении крёстного знамения, а так же «трисоставного» креста на двоечастный. Существенное значение для служителей церкви и верующих имело так же исключение из служб, в основном из литургии, архиерейской молитвы, отпуста и некоторых ектений. Это повлекло за собой значительное сокращение объёма текста, укорачивание церковной службы, и способствовало утверждению «единогласия».

За семь веков, прошедших после религиозной реформы князя Владимира, весь греческий богослужебный чин очень изменился. Двоеперстие (вошедшее взамен прежнего единоперстия), которому первые греческие священники научили русских и балканских славян и которое до середины XVII века держалось так же в киевской и сербской церкви, в Византии заменилось, под влиянием борьбы с несторианством, троеперстием (конец XII века); также изменилось перстосложение при благословлении; все богослужебные чины стали короче, некоторые важные песнопения были заменены другими. Так были изменены и сокращены чины миропомазания и крещения, елеосвящения и брака. Больше всего изменений оказалось в литургии. В результате, когда Никон заменил старые книги и обряды новыми, получилось как бы введение «новой веры».

Светская власть принимала условия Никона потому, что считала эту меру полезной для проведения церковной реформы, а самого патриарха - надёжным сторонником плана реформы. Более того, ради скорого решения первоочередных внешнеполитических задач, таких как присоединение Украины и планируемая война с Речью Посполитой, которым и должна была способствовать церковная реформа, светская власть пошла на новые уступки. Царь отказался от вмешательства в действия патриарха, затрагивавшие церковно-обрядовую сферу. Он допустил так же участие Никона в решении всех интересовавших патриарха внутриполитических и внешнеполитических дел. Уже в конце 1652 года некоторые из настоятелей монастырей, чтобы угодить Никону, стали раболепно именовать его великим государем. Их примеру последовали архиереи. Теперь же великим государем его стал именовать и сам царь Алексей Михайлович, то есть, как бы пожаловав Никону титул, который из прежних патриархов имел только его, царя, родной дед - патриарх Филарет Романов. В следствии чего возник тесный союз светской и церковной власти в форме «премудрой двоицы», то есть мирской власти и духовной - царя и патриарха.

Помимо реформы обрядов и исправления книг, Никон активно занимался приращением церковных имуществ. Никогда ещё не жаловались патриаршему престолу столько земельных угодий, промыслов, рыбных «ловель» и лесов. Количество принадлежащих Церкви крестьян увеличилось практически вдвое. Боярские и дворянские роды не осмеливались отказать Церкви в земельных пожертвованиях - поскольку сам царь на большие праздники жаловал земли вопреки своему же Уложению 1649 года. По призыву Никона к православным, деньги и драгоценности текли церковным казначеям и ризничим рекой. И напрасно архиереи и монастыри сетовали, что патриарх отнимал их имущество в пользу своего патриаршего престола. Никон искренне полагал, что как в царстве государевы имущества должны превосходить богатство частных владетелей, так и церковный престол крайнего архипастыря обязан стоять на крепком основании. Вдобавок к государственной казне цари держали имущества дворцовые, которыми распоряжались лично. И Никон создал подобную основу своего могущества. В 1656 году на пустом каменном острове он начал строить на государевы средства Крестный монастырь. Через четыре года царь приписал к нему восемьсот девятнадцать больших поморских дворов. Никон не забыл своё обещание старой вдове, которая во время его скитаний в этих краях, спасла его от голодной смерти - тогда он обещал, что когда-нибудь отплатит за её доброту, и теперь все её потомки были освобождены от податей. Еще, будучи Новгородским митрополитом на Московской дороге, Никон приметил малонаселённое место Валдай. Приняв патриарший престол, он выпросил его у царя под обитель пресвятой Богородицы Иверской, послал на Валдай людей, выделил значительные денежные средства, церковную утварь и книги. По замыслу патриарха, эта обитель должна была стать одним из крупнейших центров православия. Пожертвования, доходы с приписных сёл, подарки Никона могли поддержать этот монастырь, но патриарх считал необходимым добиться полной экономической самостоятельности нового религиозного центра. Поэтому он приписал к обители владения нескольких монастырей, правдами и не правдами добился передачи Иверскому монастырю десятков сёл, рыбных и соляных озёр, купил для него множество деревень с крестьянами, наладил сельское хозяйство, промысли и торговлю. Строительство полностью самостоятельного, не приписанного даже к патриаршей кафедре Иверского монастыря, завершилось открытием в нём типографии.

Среди сёл, купленных в Иверский монастырь, было расположено недалеко от Москвы село Воскресенское. Приезжая сюда наблюдать за хозяйством, патриарх думал, что там неплохо построить монастырь, что бы жить в кельях, а не в крестьянских домах. За мыслью последовало дело: близ реки Истры была выстроена монастырская церковь и при ней кельи. На освящение храма Никон пригласил царя Алексея Михайловича. Тот писал с обратной дороги в Москву, что сам Бог благословил назначить это место к созданию монастыря, «понеже прекрасно, подобно Иерусалиму». Как святыню, спрятал патриарх царское послание в серебряный ковчег и велел вечно хранить в алтаре, а монастырь, почитая царскую волю, назвал Воскресенским Новым Иерусалимом. И не просто назвал, но послал Андрея Суханова в старый Иерусалим сделать план храма Воскресения, который был возведен императрицей Еленой над Голгофой и иными великими святынями. По этому плану патриарх велел возвести в Воскресенском монастыре храм, подобный иерусалимскому, но больше и величественнее. Как Россия являлась Новым Израилем, землёй обетованной, надеждой мира, так Новый Иерусалим, по мысли патриарха, должен был стать духовным центром мирового православия. Православные всех стран и народов собирались под сень Воскресенского монастыря. Строительство храма должно было стать делом всенародным, а Новый Иерусалим - богатейшей обителью в православном мире. В то же время Никон не забывал, что Воскресенский монастырь, вместе с Крестным и Иверским, являлись его личными владениями. Для укрепления экономической мощи этого острова духовной власти патриарх приписал к нему четырнадцать монастырей и пустыней разных епархий с землями, угодьями, крестьянами и казной. В Москве патриарх пожертвовал монастырю церковь Вознесения на Панех с землёй и лавками, которые обеспечивали московское подворье новой обители.

Но всё же, вознесясь стремительно и вроде бы беспричинно из самых низов общества к вершинам власти, Никон утратил чувство реальности. Он не мог, или не хотел понять, что своей головокружительной карьерой он обязан не столько своим личным качествам, сколько видам боярства, нуждающегося в нём, как в энергичном реформаторе церковной жизни. Обстоятельства довольно долго благоприятствовали развитию властолюбия Никона, которое мешало ему замечать, что с годами Алексей Михайлович всё больше тяготился суровыми требованиями патриарха и старался вершить дела сам или по совету с боярами. Во время войны с Речью Посполитой и со Швецией царь надолго покидал столицу. В эти месяцы Никон играл роль главы правительства и самостоятельно решал гражданские и военные дела. Правда для наблюдения в Москве оставалась комиссия боярской думы, а более важные дела пересылали для решения в поход царю, но Никон подчинил комиссию боярской думы своей власти. В отсутствие царя, она стала докладывать все дела ему. В приговорах по делам появилась даже формула: «…святейший патриарх указал и бояре приговорили». Для докладов члены комиссии боярской думы и приказные судьи являлись в патриарший дворец и здесь ожидали приема. Во время приемов Никон вел себя надменно, в том числе и по отношению к самым родовитым боярам. Это поведение патриарха задевало спесь царедворцев, но в 1654-1656 годы они не только терпели, но и раболепствовали перед ним. Самомнение Никона и его активность росли вместе с успехами внешней политики России, так как в определении ее курса он тоже принимал деятельное участие.

Но за неудачи 1656-1657 годов во внешней политике окружение царя возложило вину на Никона. Активным вмешательством буквально во все дела государства и стремлением навязать всюду свои решения, в том числе путем угроз (по меньшей мере дважды из-за несогласия царя с его «советами» Никон угрожал оставлением патриаршей кафедры), стал тяготиться и царь. Вернувшись в столицу воином-победителем, царь уже не хотел находиться под постоянной опекой патриарха. Недовольство государя разжигали многочисленные враги самого Никона и его реформ. Началось охлаждение отношений между ними. Патриарха перестали приглашать на торжественные царские обеды, а бояре всё чаще стали задирать его слуг. Царь, несмотря на многочисленные приглашения Никона, перестал бывать на патриарших богослужениях. В глазах патриарха, это было прямым оскорблением патриаршества, как духовной власти, которую он ставил выше царской. По всей видимости Никон забыл как царь в своё время пренебрегал службами патриарха Иосифа, молясь с ним, Никоном, в дворцовых церквах, и был уверен, что благочестие вынудит самодержца преодолеть гордыню. Но, Алексей Михайлович все чаще общался с ним с помощью посыльных из царедворцев и делал попытки ограничить его власть, с чем, конечно, не желал мириться Никон. Эту перемену использовали светские и духовные феодалы. На Никона возводились обвинения в нарушении законов, корыстолюбии и жестокости. Патриарх обнаружил, что остался один, что его освященная саном власть чуть ли не вся была властью царского любимца, а сверхъестественные способности ограничивались влиянием на одного человека.

Открытое столкновение между царем и патриархом, которое привело к падению Никона, произошло в июле 1658 года. Поводом для него послужило оскорбление окольничим Богданом Хитрово патриаршего стряпчего князя Дмитрия Мещерского 6 июля во время приема в Кремле грузинского царевича Теймураза, на который Никон не был приглашен. Патриарх письмом потребовал от царя немедленного наказания Богдана Хитрово, но получил лишь записку с обещанием расследовать дело и увидеться с патриархом. Никон не удовлетворился этим и расценил происшествие как открытое пренебрежение к его сану главы русской церкви. 10 июля 1658 года царь не появился на торжественной обедне в Успенском соборе. Пришедший вместо него князь Ромодановский так говорил Никону: «Царское величество почтил тебя как отца и пастыря, но ты этого не понял, теперь царское величество велел мне сказать тебе, чтоб ты впредь не писался и не назывался великим государем и почитать тебя впредь не будет».

В ответ на царскую опалу Никон принял свои меры, торопливые и неосмотрительные. По окончании службы Никон объявил об оставлении патриаршей кафедры. Добровольный уход Никона с патриаршего престола был событием невиданным и воспринимался в обществе трагически. Он рассчитывал, что его беспрецедентный шаг вызовет замешательство в правительственных кругах и в стране, и тогда он сможет диктовать условия своего возвращения царю, но подобное положение не устраивало царскую власть. Примирения, ожидавшегося Никоном после его демонстративного ухода и затворничества в монастыре, не последовало.

Падение патриарха и его последствия

Позицию патриарха Никона, когда он в 1658 году утратил и больше не смог вернуть себе власть, нельзя отделить от сочинений гонимых Никоном староверов. Отличие Никона от Аввакума сводится к месту, которое каждый из них занимал в жизни. «Ревнители благочестия» сравнили царя с Антихристом, когда вместо того, чтобы выполнять их волю, он склонился перед Никоном. Никон проклял все, что внес в Церковь в содружестве с царем, когда утомленные всевластным хамом аристократы убедили государя, что крайнее раболепство ему не к лицу.

Тем не менее самовольное отречение Никона оказалось неожиданным поворотом событий для царского двора. Алексей Михайлович долго не мог решить, как ему поступить в такой ситуации, ведь Никон, по сути официально не отрекался от патриаршества. Он лишь, отслужив положенную литургию, велел принести ему простую монашескую рясу, клобук и палку - и в таком облачении вышел к ошеломлённому народу. Он благословил всех собравшихся, а на недоумённый, повисший в воздухе невысказанный вопрос, ответил евангельским словом: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой», и пошёл из соборной церкви вон. Всем своим видом показывая твёрдое решение отказаться от мира, закрывшись в Воскресенском монастыре. Подобное заявление ставило царя в очень неприятное положение в глазах православных христиан. Сначала опала и репрессии на «ревнителей благочестия» и сторонников старого обряда, теперь же сам патриарх оказался гонимым царской властью… Достойны ли такие действия царя, которого было принято считать единственным истинно-христианским правителем? Церковь, как собственно и само православие оказалось в неустойчивом состоянии. Единственный выход из сложившегося положения, по мнению царя Алексея и его ближних советников, заключался в низложении Никона и выборе нового патриарха. Именно для этой цели к 1660 году был созван церковный собор, на котором Никону предъявлялись обвинения в самовольном удалении с патриаршей кафедры, что считалось недопустимым для благочестивого патриарха. Именно эти обвинения предлагались как главный повод для вынесения решения о лишении Никона его патриаршеского престола и священства. Но взявший слово Епифаний Славинецкий, которого и сам Никон называл честным священником, напомнил, что патриарх Никон не был повинен в еретичестве, поэтому решение данного собора являлось незаконным, так как судить патриарха в таком случае могут только другие патриархи. Учитывая международную известность Никона, царь был вынужден согласиться. Что бы созвать новый собор с участием вселенских патриархов, Алексею Михайловичу нужно было немало времени.

Понимал всю сложность своей ситуации и сам Никон, но сделать ничего не мог. Его письма Восточным патриархам не находили желаемого отклика, поскольку патриархи не решались возразить русскому царю. Никон же, лишив Россию первосвященника, затворился в Воскресенском монастыре, не проявляя попыток к сближению с царским престолом. До тех пор, пока зимой 1664 года, царский придворный Никита Зюзин ни решил сыграть над Никоном злую шутку. Зюзин писал в Новый Иерусалим, что Алексей Михайлович через своих приближенных выражает желание, чтобы патриарх занял свое место в столице. В посланиях Зюзина указывалось число, когда патриарх должен прийти к Москве, и время - к воскресной заутрене; говорилось, что Никон должен представиться у городских ворот архимандритом Саввино-Сторожевского монастыря. В Успенском соборе, сев на патриаршее место и опершись на оставленный там при сошествии с кафедры посох святого Петра митрополита, Никон должен был принять одну за другой три царских делегации, взять из их рук ключи от патриаршего дворца. На этом распрю считалось возможным прекратить. Никон счёл это попыткой Алексея Михайловича примириться с ним, причём окажись это правдой, такой поступок был бы для патриарха не, просто примирением, но победой над гордыней самодержца. Не без колебаний 17 декабря того года Никон поехал в столицу, выполняя все данные ему от имени царя предписания. Внезапно появившись в Успенском соборе под пение «Достойно есть», изгнанник поцеловал иконы, взял прислоненный к патриаршему месту архиерейский жезл и под смятенный шепот духовенства и к восторгу народа, занял свое место. Когда весть о случившемся дошла до царского дворца, многие сановники впали в смятение, не понимая как расценивать подобный жест опального патриарха. Алексей Михайлович ничего не знал о посланиях Зюзина. Царь созвал бояр и отрядил людей узнать, чего ради святейший пожаловал в Кремль? «Принес я мир и благословение великому государю, дому его царскому и всей своей пастве!» - отвечал Никон. Возмущённые светские власти и архиереи послали передать: «Возвращайся в Воскресенский монастырь, не видя лица царского». Никон упёрся: «Хочу видеть лицо царское и благословить дом его!» Еще не кончилась заутреня, как в третий раз пришли от царя: «Великий государь повелел тебе идти назад в Воскресенский монастырь!». И тогда Никон понял, как жестоко он был обманут. Потеха придворного Зюзина, показывала насколько низко упал его авторитет в глазах тех, кто ещё совсем недавно раболепно заискивал перед могущественным духовным владыкой.

Никон поклонился иконам и, взяв посох Петра митрополита, сел в сани за воротами Кремля. Но прежде отряс он прах с ног своих с Христовыми словами: «А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, оттрясайте прах от ног ваших; Истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день Суда, нежели городу тому». Алексей Михайлович крайне обеспокоился доносом, что бывший патриарх проклял самодержца и его столицу.

В ноябре 1666 в Москву прибыли Восточные патриархи - Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. 1 декабря того же года, был созван собор, на котором кроме упомянутых патриархов присутствовали высшие церковные иерархи, ненавистники Никона - митрополиты Сарский Павел, Рязанский Иларион и епископ Мстиславский Мефодий. Никон предстал перед собором церковных иерархов, на котором присутствовал и царь с боярами. Положение его было отчаянным. Все обвинения приезжих патриархов Никон или отрицал, или ссылался на свое неведение. Слова всех прочих священнослужителей он просто либо игнорировал, либо на очередной выпад в свою сторону гордо отстранялся и говорил как бы сам себе: «Ибо ты сказал: «Господь - упование моё»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим. Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему. Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе - охранять тебя на всех путях твоих». Такое поведение неизменно приводило их в ярость. И разъярённые царские клевреты митрополиты Сарский Павел, Рязанский Иларион и епископ Мстиславский Мефодий кричали на Никона так, что восточные патриархи пришли в замешательство и отложили заседание на другое утро. Но, как и следовало ожидать, Никона приговорили к лишению патриаршего престола, но сохранили за ним прежний титул, запретив вмешиваться «в мирские дела Московского государства и всея России, кроме своих трех монастырей, данных ему и вотчин их; в них бо, аще хочет, да рассуждает мирские дела». Восточные патриархи стремились восстановить взаимоотношения двух властей на основе византийского принципа «премудрой двоицы». При этом пределы обеих властей устанавливались следующим образом: «Патриарх да не вступитца в царские вещи царского двора, и да не отступит вне предел церковных, яко же и царь имати и хранит чин свой». При этом делалась оговорка: «но егда будет еретик и неправо править, тогда весма подобает патриарху противостояти ему и опасите его». Тем самым собор дал церковной власти грозное оружие, которое патриарх мог пустить в ход, объявив политику царя еретической. Такое решение не удовлетворило правительство.

12 декабря 1666 года Никону был объявлен приговор. Царя и большинства светских сановников не было на церемонии, проведенной в небольшой надвратной церкви Чудовского монастыря. Местом ссылки низложенного патриарха определили Ферапонтов монастырь. Боясь народного возмущения, власти не объявили о низвержении Никона. Но, всё же, сам факт низложения патриарха никак не решал вопрос о соотношении «священства» и мирской власти. И в конце концов, после длительных споров, участниками собора было принято решение: «Царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх - в церковных». Но это решение так и осталось не скрепленным подписями участников собора и не вошло в состав официальных деяний собора 1666-1667 годов.

мая 1667 года собор святителей России и Православного Востока вновь подтвердил прежние постановления: произносить «аллилуйю» трижды, творить крестное знамение тремя первыми перстами правой руки, печатать просфоры четырехконечным крестом, крестные ходы проводить против солнца. Всех, кто не признал этих уложений, церковный собор назвал раскольниками и еретиками, предали анафеме и отлучили от церкви. Всех сторонников старой веры позднее предали светскому суду. А по действовавшему тогда гражданскому закону за преступление против веры полагалась смертная казнь. Это был последний акт, зафиксировавший, назревавший к тому времени раскол между приверженцами старой веры - старообрядцами, и сторонниками церковной реформы, осуществлённой патриархом Никоном. Как оказалось преобразования открыли глубинные проблемы и противоречия в жизни русского общества, складывавшиеся на протяжении длительного времени.

Решения Собора встретили серьезное сопротивление со стороны духовенства и мирян. Верующие не могли понять логику обвинений старого обряда и старых книг. Выходило так, что на протяжении семи веков после Крещения Руси в русской церкви процветали «злые ереси», приверженцами которых оказывались так же и общепризнанные святые. Следовательно, Москва не могла быть достойной славы «Третьего Рима». Люди часто не могли отличить, что допустимо, а что действительно нарушает церковные догматы. Объяснить же суть происходящего зачастую не способны были и сами священники, многие из которых не понимали стремительного хода реформ и часто оказывались в числе решительных противников изменений. На Руси, где грамотность и тем более книжная ученость были достижением немногих, главным источником научения вере были богослужения. Определенные жесты сопровождали человека с первых дней жизни до последних, сливаясь в сознании с его ощущениями и переживаниями. Замена одних символов, выражавших связь человека с высоким и священным никогда не бывает безболезненной. А в данном случае эта замена осуществлялась еще и весьма грубо.

Введение новых обрядов и богослужения по исправленным книгам многие восприняли как введение новой религиозной веры, отличной от прежней, «истинно православной». Возникло движение сторонников старой веры - раскол, родоначальниками которого были провинциальные ревнители благочестия. Они стали идеологами этого движения, состав участников которого был неоднородным. Среди них было много малообеспеченных служителей церкви. Выступая за «старую веру», они выражали недовольство усилением гнета со стороны церковных властей. Большинство же сторонников «старой веры» составляли посадские люди и крестьяне, недовольные укреплением феодально-крепостнического режима и ухудшением своего положения, что они связывали с нововведениями, в том числе и в религиозно-церковной сфере. Реформу Никона не приняли и отдельные светские феодалы, архиереи и монахи. Уход Никона породил у сторонников «старой веры» надежды на отказ от нововведений и возвращение к прежним церковным чинам и обрядам. Сыски раскольников, проведенные царскими властями, показали, что уже в конце 50 - начале 60-х годов XVII века в некоторых местностях это движение приобрело массовый характер. При этом среди сысканных раскольников наряду со сторонниками «старой веры» оказалось немало последователей учения монаха Капитона, то есть людей, отрицавших необходимость профессионального духовенства и церковных властей. В этих условиях руководителем православной церкви России стала царская власть, которая после 1658 года сосредоточилась на решении двух основных задач - закреплении результатов церковной реформы и преодолении кризиса в церковном управлении, вызванного оставлением Никоном патриаршей кафедры.

Новым патриархом церковный собор избрал архимандрита Троице-Сергиева монастыря Иоасафа. По требованию восточных патриархов созванный собор осудил старые обряды и отменил постановление Стоглавого собора 1551 года об этих обрядах, как необоснованные. Верующие, которые придерживались старых обрядов и защищали их, были осуждены как еретики; было предписано отлучать их от церкви, а светской власти - судить их гражданским судом как противников церкви. Решения собора о старых обрядах способствовали оформлению и закреплению раскола русской православной церкви на официальную, господствовавшую в обществе, церковь и старообрядческую. Последняя в тех условиях была враждебной не только официальной церкви, но и тесно связанному с ней государству.

Большим спросом пользовались занимательные художественные повествования, истерические сочинения, в том числе с критикой церковных порядков. Борясь со стремлением к светскому образованию, церковники настаивали на том, что только путем изучения священного писания и богословской литературы верующие могут достичь истинного просвещения, очищения души от грехов и душевного спасения - главной цели земной жизни человека. Западное влияние они расценивали как источник проникновения в Россию вредных иноземных обычаев, нововведений и враждебных православию взглядов католицизма, лютеранства и кальвинизма. Поэтому они были сторонниками национальной замкнутости России и противниками ее сближения с западными государствами. Последовательным выразителем и проводником политики враждебности и нетерпимости к старообрядчеству и иным церковным противникам, иноверию, иноземцам, их вере и обычаям, к светским знаниям был Иоаким - патриарх с 1674 по 1690 год. Противниками стремления к светским знаниям, сближения с Западом и распространения иноземной культуры и обычаев были также вожди раскола, в их числе протопоп Аввакум, и сложившиеся в последней трети XVII в. старообрядческие религиозные общины. Царская власть активно поддержала церковь в борьбе с расколом и иноверием и использовала при этом всю мощь государственного аппарата. Она выступила также инициатором новых мер, направленных на совершенствование церковной организации и дальнейшую ее централизацию.

Раскол последней трети XVII века - являлся сложным социально-религиозным движением. В нем участвовали сторонники «старой веры» (они составляли большинство участников движения), члены различных сект и еретических течений, не признававшие официальную церковь, враждебные ей и государству, тесно связанному с этой церковью. Враждебность раскола официальной церкви и государству определялась отнюдь не расхождениями религиозно-обрядового характера. Ее обусловили прогрессивные стороны идеологии данного движения, его социальный состав и характер. Идеология раскола отразила чаяния крестьянства и отчасти посадского сословия, и потому ей были присущи как консервативные, так и прогрессивные черты. К первым можно отнести идеализацию и защиту старины, замкнутости и пропаганду принятия мученического венца во имя «старой веры» как единственного пути спасения души. Эти идеи наложили отпечаток на движение раскола, породив в нем консервативно-религиозные устремления и практику «огненных крещений» (самосожжений). К прогрессивным сторонам идеологии раскола следует отнести освящение, то есть религиозное обоснование различных форм сопротивления власти официальной церкви и феодально-крепостнического государства, борьбу за демократизацию церкви. Сложность и противоречивость движения раскола проявились в восстании в Соловецком монастыре 1668-1676 годов, которое началось как выступление сторонников «старой веры». Аристократическая верхушка «старцев» выступала против церковной реформы Никона, рядовая масса монахов - сверх того - за демократизацию церкви, а «бельцы», то есть послушники и монастырские работники, - против феодального гнета, и в частности против крепостнических порядков в самом монастыре. Для подавления движения были использованы различные средства, в том числе идеологические. В частности, были опубликованы антираскольничьи полемические сочинения («Жезл правления» Симеона Полоцкого в 1667 году, «Увет духовный» патриарха Иоакима» в 1682 году и др.), а для повышения «учительности» церковных служб начался выпуск книг, содержавших проповеди (например, «Обед душевный» и «Вечеря душевная» Симеона Полоцкого). Но главными были насильственные средства борьбы с расколом, которые по требованию церковного руководства применяла светская власть. Таким образом царь, всё увереннее в глазах раскольников виделся самим Антихристом, о котором гласил грозный Апокалипсис: «И дано было ему вести войну со святыми и победить их». Ровно как и безысходность своего положения они так же видели в пророчествах: «доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились ещё на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число».

Полоса репрессий началась со ссылки идеологов раскола, отказавшихся от примирения с официальной церковью на церковном соборе в апреле 1666 года; из них протопопы Аввакум и Лазарь, дьякон Федор и бывший монах Епифаний были сосланы и содержались в тюрьме Пустозерска. Лишённый таким образом возможности открыто проповедовать, Аввакум проявил себя как яркий писатель и выдающийся полемист. Не без влияния страстного огненного слова Аввакума поднялись и соловецкие старцы. За ссылками последовала массовая казнь оставшихся в живых участников Соловецкого восстания (казнили более 50 человек). На столь суровом наказании настоял патриарх Иоаким. И здесь нельзя не отметить то мужество, с которым старообрядцы переносили все гонения и преследования. Чем беспощаднее и суровее становились начавшиеся казни, тем большее упорство они вызывали. На смерть стали смотреть как на мученический подвиг. «Чем больше ты нас мучишь, тем больше мы тебя любим» - писал Протопоп царю. Ведь, как верили старообрядцы, в них оживали древние библейские пророчества: «…это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца; За это они пребывают ныне пред престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них […] и отрёт Бог всякую слезу с очей их». Жестокие кары, включая казни, чаще практиковались при Федоре Алексеевиче (1676-1682 годы). Это вызвало новое выступление раскольников в дни Московского восстания 1682 года. Ненависть господствовавшего класса и официальной церкви к расколу и раскольникам получила выражение в законодательстве. Согласно царскому указу, раскольников надлежало пытать и далее, если они не покорятся официальной церкви, казнить. Тех из раскольников, кто, желая спастись, покорится церкви, а потом вновь вернется к расколу, надлежало «казнить смертию без испытания». Это положило начало массовым гонениям.

Так 14 апреля 1682 года по указу царя Федора Алексеевича «за великие на царский дом хулы» Аввакум был сожжен вместе со своими соузниками - попом Лазарем, иноком Епифанием и дьяконом Феодором. И мученики рдеющие за старую веру восходили на костёр бестрепетно, ведь на тот свет они уходили не побеждёнными, но победителями: «отныне блаженны мёртвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними».

А за, чуть более чем, пол года до этого, освобождённый именным указом царя Фёдора по пути в Новый Иерусалим, умер смертельно больной Никон. Падший, но не раскаявшийся патриарх.

Заключение

Церковная реформа патриарха Никона оказала огромное влияние на внутреннюю жизнь страны и положила начало такому оригинальному социально-религиозному движению XVII века как раскол. Но нельзя также отрицать и её определенную роль во внешней политике Российского государства. Церковная реформа была призвана упрочнить отношения с некоторыми странами, открывала возможности для новых, более крепких союзов в политике. И поддержка православных церквей других государств также была очень важна для России.

Никон отстаивал принцип независимости церкви от государственной власти. Он пытался добиться полного невмешательства царя и бояр во внутрицерковные дела, а самому иметь власть, равную царской. Это, естественно, не могло остаться незамеченным. И окончательная размолвка Никона с царем произошла, конечно, не из-за происшествия на царском обеде. Настоящей причиной явилось его чрезмерно усилившееся влияние и постоянное вмешательство во внутреннюю и внешнюю политику государства. Началась долголетняя борьба самодержавия за полное подчинение церкви государству. Следующим важным этапом в ней стало упразднение самого патриаршества в первой четверти XVIII века.

Быстрому возвышению Никона поспособствовало его активное участие в московском кружке «ревнителей благочестия». Молодой царь Алексей Михайлович, также входивший в этот кружок, заметил Никона и приблизил его к себе. Именно по рекомендациям членов кружка «ревнителей благочестия» и также по личному желанию самого Алексея Михайловича Никон был утвержден патриархом. Падение Никона было закономерным. Его активное вмешательство в управление государством не понравилось окружению царя и самому царю, который уже повзрослел и обрел уверенность и самостоятельность в управлении страной. Никон мог сохранить за собой патриаршество, пойдя царю на уступки, ведущие к потере своего влияния, но это противоречило характеру Никона.

Список использованных источников и литературы

1.Источники:

Библия. Новый Завет / Синодальное издание. - М : 1990

«Житие» протопопа Аввакума / Северо-Запад. - М : 1990

.Исследования:

Андреев И. Нетихий Тишайший/ И. Андреев - : Родина №9, 1998

Каптерев Н. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович т. 1 и 2/ Н. Каптерев - : Сергиев посад, 1909 и 1912

Козлов О. Дело Никона. Вопросы истории/ О. Козлов - М : 1976

Полосин В. Второй Вавилон вместо Третьего Рима/ В. Полосин - : Наука и религия, 1992

Щапов Я.Н., Волков М.Я. и др. Русское православие: вехи истории/ - : Политиздат 1989

«Четырнадцать патриархов»/ - : Наука и религия №10, 1989

.Ресурсы:

www.patriarchia.ru <#"justify">Приложение

Иллюстрация 1: Замена трисоставного креста (слева) на двоечастный (справа) - По материалам официального Internet-портала Русской Православной Старообрядческой Церкви: www.rpsc.ru

Иллюстрация 2: «Святейший патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» - По материалам официального Internet-портала Русской Православной Старообрядческой Церкви: www.rpsc.ru

Больше работ по теме: