История изменения семьи и семейных ценностей от архаичных обществ до наших дней

 

ПУШКИНСКИЙ ЛИЦЕЙ

ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Курсовая работа

по дисциплине «История»

на тему: «История изменения семьи и семейных ценностей от архаичных обществ до наших дней»

Рига 2014

Введение

Многоступенчатое развитие западной цивилизации: научные открытия, политические преобразования, снижение роли религии в обществе, отказ от традиционного мировоззрения и движение общества в сторону укрепления позиций индивида не могли не привести к трансформации практически всех общественных институтов, к которым относится в том числе и семья. Именно эта сфера дольше всего продержалась под влиянием традиционных представлений, однако многие события современности позволяют судить, что мы уже не просто стоим на пороге трансформации семьи, а наблюдаем процесс её изменения прямо сегодня. То общество, которое мы видим сейчас, подобно спортсмену, которого засняли в прыжке. Но поскольку одной ногой этот спортсмен всё ещё стоит на земле, именно сейчас от нас зависит, как далеко он улетит вперёд.

Процессы, происходящие в современном мире, требуют от нас адекватной оценки и правильной интерпретации. В противном случае неверное понимание происходящих процессов может повлечь к социальным конфликтам, бессмысленным ограничениям свобод одних, либо массовым недовольством другим. Напротив, верное понимание происходящего может позволить направить стихийные явления на решение существующих ныне проблем таких, как демографическая проблема, недостаток консолидации общества и т.д.

Основная задача этой работы - показать многообразие форм семейно-брачных отношений с исторической перспективы и выявить отдельные закономерности их возникновения, а так же постараться дать им объяснение с позиции теорий признанных авторов социальных наук. Для выполнения поставленной задачи помимо непосредственного исторического материала я планирую задействовать также и социологические концепции в той мере, в какой это будет полезно для проводимого исследования.

1. Исторические формы брака

Многие жители современной западной цивилизации, привыкшие видеть вокруг себя нуклеарную моногамную семью, считают её абсолютной нормой, вследствие чего скептически относятся к любым изменениям этой модели и даже усматривают в этих изменениях потенциальную угрозу для жизни общества. Дабы преодолеть это стереотипное восприятие, я считаю необходимым привести в данной работе историческую справку о типах семьи, встречавшихся в человеческих обществах, и показать, что идеи о возможности альтернативной формы межполовых отношений посещают человека как минимум со времён античности и тянутся красной линией через всю историю.

Сперва обратимся к Фридриху Энгельсу, который в своём труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» излагает точку зрения, согласно которой разнообразные формы брака соответствуют различным этапам развития общества. Эти закономерности он выводит из наблюдений о жизни различных племён, существующих вне западной цивилизации, а так же из исторического материала.

Энгельс предполагает, что на ранней стадии человеческое общество пребывало в состоянии промискуитета, когда половые связи никак не санкционировались обществом. Несмотря на отсутствие прямых доказательств о существовании такой стадии (сам Энгельс полагает, что она настолько древняя, что искать её следы бессмысленно), он аргументирует своё предположение обратной зависимостью между развитием стада и семьи. Ссылаясь на А. Эспинаса, он показывает, что для возникновение организованного первобытного общества, в каком только и могли выжить первые люди, необходимо растворение семьи.

«Там, где семья тесно сплочена, стадо образуется только как редкое исключение. Напротив, там, где господствует либо свободное половое общение, либо полигамия, стадо образуется почти само собой <…> Чтобы могло образоваться стадо, семейные узы должны ослабнуть и особь должна снова стать свободной. Поэтому мы так редко встречаем у птиц организованные стаи <…> Напротив, у млекопитающих мы находим до известной степени организованные сообщества именно потому, что особь здесь не поглощается семьей <…> Для чувства стадной общности не может поэтому быть при его возникновении большего врага, чем чувство семейной общности. Скажем прямо: если развилась более высокая общественная форма, чем семья, то это могло случиться только благодаря тому, что она растворила в себе семьи, претерпевшие коренные изменения. причем не исключается, что именно благодаря этому те же семьи впоследствии находили возможность снова организоваться при бесконечно более благоприятных условиях». (Эспинас, цит. соч.; приведено у Жиро-Талона, "Происхождение брака и семьи". 1884, стр. 518-520).

Начиная с модели такого общества, Энгельс демонстрирует дальнейшую динамику семьи как наложение табу и постепенное сужение числа дозволительных форм браков. Ссылаясь на Люиса Г. Моргана, он описывает следующие исторические типы семьи.

Кровнородственная семья.

Пуналуальная семья.

Парная семья.

Моногамная семья.

«Кровнородственная семья - первая ступень семьи. Здесь брачные группы разделены по поколениям: все деды и бабки в пределах семьи являются друг для друга мужьями и женами, равно как и их дети, то есть отцы и матери; равным образом дети последних образуют третий круг общих супругов, а их дети, правнуки первых, - четвертый круг. Таким образом, в этой форме семьи взаимные супружеские права и обязанности (говоря современным языком) исключаются только между предками и потомками, между родителями и детьми. Братья и сестры - родные, двоюродные, троюродные и более далеких степеней родства - все считаются между собой братьями и сестрами и уже в силу этого мужьями и женами друг друга. Родственное отношение брата и сестры на этой ступени семьи включает в себя половую связь между ними как нечто само собой разумеющееся».

«Пуналуальная семья. Если первый шаг вперед в организации семьи состоял в том, чтобы исключить половую связь между родителями и детьми, то второй состоял в исключении ее для сестер и братьев. Этот шаг, ввиду большего возрастного равенства участников, был бесконечно важнее, но и труднее, чем первый. Он совершался не сразу, начавшись, вероятно, с исключения половой связи между единоутробными братьями и сестрами (то есть с материнской стороны), сперва в отдельных случаях, потом постепенно становясь правилом (на Гавайских островах бывали отступления еще в настоящем столетии) и закончившись запрещением брака даже в боковых линиях, то есть, по нашему обозначению, для детей, внуков и правнуков родных братьев и сестер».

Возникновение первых двух типов семей Энгельс связывает с естественным отбором: сначала стихийным образом возникали табу, затем они приводили к рождению более крепкого и умственно развитого потомства, в итоге остальные общества либо вымирали, либо перенимали пример со своих шагающих вперёд соседей. Вероятно, такое обоснование является скорее теоретическим умозаключением. Здесь Энгельс явно ставит своей задачей ухватить общую модель исторического процесса, а не объяснить, как к той или иной модели могли приходить в каждом отдельном случае. Этот пробел мы позже восполним социологическими теориями о формировании гендера, а пока продолжим рассматривать предоставленные Энгельсом модели.

«Парная семья. Известное соединение отдельных пар на более или менее продолжительный срок имело место уже в условиях группового брака или еще раньше; мужчина имел главную жену (едва ли еще можно сказать - любимую жену) среди многих жен, и он был для нее главным мужем среди других мужей. Это обстоятельство немало способствовало созданию путаницы в головах миссионеров, которые усматривают в групповом браке то беспорядочную общность жен, то самовольное нарушение супружеской верности. Но такое вошедшее в привычку соединение отдельных пар должно было все более и более упрочиваться, чем больше развивался род и чем многочисленнее становились группы "братьев" и "сестер", между которыми брак был теперь невозможен. Данный родом толчок к запрещению браков между кровными родственниками вел еще дальше. Так, мы находим, что у ирокезов и у большинства других стоящих на низшей ступени варварства индейцев брак воспрещен между всеми родственниками, которых насчитывает их система, а таковых несколько сот видов. При такой растущей запутанности брачных запретов групповые браки становились все более и более невозможными; они вытеснялись парной семьей. На этой ступени мужчина живет с одной женой, однако так, что многоженство и, при случае, нарушения верности остаются правом мужчин, хотя первое имеет место редко в силу также и экономических причин; в то же время от женщин в течение всего времени сожительства требуется в большинстве случаев строжайшая верность, и за прелюбодеяние их подвергают жестокой каре. Брачные узы, однако, легко могут быть расторгнуты любой из сторон, а дети, как и прежде, принадлежат только матери».

С переходом к этой модели дело обстоит ещё туманнее. Энгельс считает, что именно женщины должны были сделать первый шаг для перехода к парной семье, поскольку в групповом браке чувствовали себя унизительно. Довольно спорное утверждение, учитывая, что куда унизительнее, на мой взгляд, когда мужчина имеет право на измену, тогда как от женщины требуется строжайшая верность.

Впрочем, надо полагать, такая картина сложилась далеко не сразу. В какой-то исторический момент женщины вполне могли быть заинтересованы в том, чтобы привязать к себе конкретного мужчину для совместного воспитания потомства. Тем более Энгельс описывает так же модель, которую он считает переходной от группового брака к парной семье. Он упоминает, что в этой модели женщины обладают значительной сексуальной свободой до вступления в брак, поэтому ребёнок, которого помогает воспитывать муж, часто не является его собственным, о чём женщины таких обществ говорят без стеснения.

Должно быть ситуация, когда от женщины начинают требовать верности, является уже приготовлением к переходу к следующей форме брака.

«Моногамная семья. <…> Она основана на господстве мужа с определенно выраженной целью рождения детей, происхождение которых от определенного отца не подлежит сомнению, а эта бесспорность происхождения необходима потому, что дети со временем в качестве прямых наследников должны вступить во владение отцовским имуществом. Она отличается от парного брака гораздо большей прочностью брачных уз, которые теперь уже не расторгаются по желанию любой из сторон. Теперь уже, как правило, только муж может их расторгнуть и отвергнуть свою жену. Право на супружескую неверность остается обеспеченным за ним и теперь, во всяком случае, в силу обычая (Code Napoleon определенно предоставляет такое право мужу, если только он не вводит сожительницу под семейный кров), и по мере дальнейшего общественного развития оно осуществляется все шире; если же жена вспомнит о былой практике половых отношений и захочет возобновить ее, то подвергается более строгой каре, чем когда-либо прежде».

«Существенными признаками такой семьи являются включение в ее состав несвободных и отцовская власть; поэтому законченным типом формы семьи является римская семья. Слово familia первоначально означает не идеал современного филистера, представляющий собой сочетание сентиментальности и домашней грызни; у римлян оно первоначально даже не относится к супругам и их детям, а только к рабам. Famulus значит домашний раб, a familia - это совокупность принадлежащих одному человеку рабов. Еще во времена Гая familia, id est patrimonium (то есть наследство), передавалось по завещанию. Выражение это было придумано римлянами для обозначения нового общественного организма, глава которого был господином жены и детей и некоторого числа рабов, обладая в силу римской отцовской власти правом распоряжаться жизнью и смертью всех этих подчиненных ему лиц».

Энгельс упоминает, что переход к этой форме тесно связан с накоплением скота во владении мужчины. Более подробно этот процесс описывал российский философ и социолог А. Дугин в курсе лекций «Социология гендера». Он рассказывает, что изначальное разделение мужчинами и женщин на охотников и собирательниц (связанное, видимо, с тем, что женщины должны были оставаться ближе к дому, рядом с детьми) привело к тому, что, когда человек приручил животное, пастушество стало считаться мужской сферой. По аналогии с тем, как приручение диких растений сначала привело к улучшению положения женщин и установлению матриархата (ведь аграрная сфера считалась женской), скотоводчество наоборот стало закреплять положение мужчин.

Когда же стада, превысив критическую массу, стали расти экстенсивно, поедая всё вокруг, пастухам пришлось передвигаться на большие расстояния в поисках пастбищ, что привело к появлению чисто мужских кочевых обществ. Они вооружались для защиты от разбойников, но, имея оружие, вскоре и сами начинали вести охотничий образ жизни, грабя земледельческие поселения, похищая женщин и устанавливая свою власть. Именно этим объяснятся возникновение жёстких военизированных патриархальных обществ, формирование чётких стереотипов мужественности и появление государств.

Возвращаясь к моделям, представленным Энгельсом, можно заметить, что, хотя объяснение причин переходов между этими типами не всегда выглядит убедительно, сами эти модели безусловно существовали в прошлом, как существуют и по сей день (Джордж Мердок, проведший сравнительное исследование 565 различных обществ, обнаружил, что полигамия допускается в 80% из них). И наиболее важным для нашей работы в этом материале является возможность показать, что моногамия вовсе не лежит у истоков общества, а является продуктом многих трансформаций, что ставит противников альтернативных форм брака, оперирующих лозунгами «моногамия - это естественно», в нелепое положение.

Сам Энгельс признаёт, что именно возникновение моногамии породило институт проституции сперва в рамках религии и традиции (храмовая проституция, гостевая проституция), затем уже в форме профессионального ремесла. Вместе с парными браками возникают измены как явление, невозможное прежде.

2. Моногамия

В прошлой главе мы уже увидели, что моногамия вовсе не была изначальной формой человеческих взаимоотношений, а сформировалась напротив одной из последних. В этой главе я намереваюсь изложить дальнейший путь развития моногамии и продемонстрировать, что формы моногамии существенно отличались друг от друга, в виду чего нынешняя её форма может претендовать на традиционность разве что номинально.

Для начала предлагаю обратиться к Александре Колонтай, которая в своей статье «Дорогу крылатому Эросу! Письмо к трудящейся молодёжи» даёт краткий, но ёмкий экскурс в историю любви и брака, обращая внимание читателя на то, что в разных веках любви отводилась различная роль, напрямую зависящая от интересов общества того времени.

Так в древности по её словам превозносилась именно родственная любовь, которая помогала держаться сплоченно родоплеменным общинам. Наряду с ней превозносилась так же любовь-дружба между двумя соплеменниками (как нам известно из социологии, любое первобытное общество состоит минимум из двух родов, что необходимо для обмена женщинами). Межполовая любовь в те времена ценилась не более обычной эмоции, а в мифологии чрезмерное увлечение ею связывалось с трагическими последствиями (любовь Персея к Елене приводит к Троянской войне). Брак же строился в основном на расчёте.

Впервые в роли ценности любовь выступает в феодальном обществе, но она целиком отделена от брака. Сентиментальная платоническая любовь рыцаря к недоступной прекрасной даме, которая обязательно является чьей-то женой, ничуть не мешает тому же рыцарю насиловать девушку городского сословия или избивать собственную жену. «Рыцарь, который нисколько не усомнился бы сослать жену в монастырь или даже казнить ее за измену плоти, за «прелюбодеяние», бывал весьма польщен, если другой рыцарь избирал его жену «дамой сердца» и нисколько не препятствовал жене обзаводиться «чичисбеями» («духовными друзьями») - мужчинами».

Если реакция рыцаря на измену вполне понятна нам как стремление обеспечить достоверность своего потомства, то романтическая любовь, по мнению Колонтай, была важна для того времени, чтобы вдохновлять рыцаря на подвиги. «Битвы в те века решались не столько организацией войска, сколько индивидуальными качествами ее участников. Рыцарь, влюбленный в недоступную «даму сердца», легче совершал «чудеса храбрости», легче побеждал в единоборствах, легче жертвовал жизнью во имя прекрасной дамы».

«Вместе с ослаблением феодализма и нарастанием новых условий быта, диктуемых интересами нарождающейся буржуазии, складывается постепенно и новый нравственный идеал отношений между полами. Отбрасывая идеал «духовной любви», буржуазия выступает на защиту попранных прав тела, вкладывая в самое понятие любви одновременное сочетание физического и духовного начала. По буржуазной морали брак и любовь отнюдь нельзя разъединять, как это делало рыцарское сословие; напротив, брак должен определяться взаимным влечением брачующихся. На практике, разумеется, буржуазия сама во имя «расчета» постоянно переступала эту моральную заповедь, но самое признание любви как основы брака имело глубокие классовые основания.

При феодальном строе семью властно скрепляли традиции знатной фамилии, рода. Брак был фактически нерасторжим; над брачной парой тяготели веления церкви, неограниченный авторитет главы рода, власть традиций семьи, воля сюзерена.

Буржуазная семья складывалась при иных условиях; ее основой являлось не совладение родовыми богатствами, а накопление капитала. Семья являлась тогда живой хранительницей богатств; но, чтобы накопление совершалось быстрее, буржуазному классу важно было, чтобы добытое руками мужа и отца добро расходовалось «бережливо», умно, расчетливо, другими словами, чтобы жена являлась не только «хорошей хозяйкой», но и действительной помощницей и подругой мужа».

Таким образом, рождение идеала брака по любви Колонтай датирует всего лишь XIV-XV веком. Чтобы достоверность её взглядов не вызывала сомнений, предлагаю дополнить её размышления историческими фактами. Начнём с древности. Во-первых, несмотря на всю свою строгость по отношению к измене женщины, античная моногамия вполне допускала посещение мужчинами публичных домов и содержание наложниц. Гетеры - образованные женщины, призванные ублажать мужские страсти, воспевались самыми нежными словами и пользовались особым уважением тогда, как замужние женщины были существами бесправными и привязанными к дому.

Во-вторых, все члены семьи в античном обществе фактически были собственностью отцов семейства, не имея ни права собственности, ни права самостоятельного вступления в брак вплоть до самой смерти главы семейства. Чтобы жениться, юноше следовало добиться не столько взаимных чувств своей возлюбленной, сколько расположения её отца, ведь за ним всегда было последнее слово. Конечно, даже в таком обществе браки по любви иногда могли случаться (с согласия милостивых отцов). Но они никоим образом не возводились в идеал, коль скоро чувства двух возлюбленных не имели никакой юридической силы.

Феодальное право в виду глубокой рецепции римского права по сути продолжало всё те же традиции. Рыцари, бьющие своих жён - это не просто страшилка, а исторический факт. Доминиканский монах Николай Байард писал в конце XIII века: "Муж имеет право наказывать свою жену и бить ее для исправления, ибо она принадлежит к его домашнему имуществу". Байард сравнивает отношения между мужем и женой с отношениями школьного учителя и ученика. Любопытно при этом, что доминиканец ссылался на "Декрет" Грациана, в котором, однако, побои жены запрещались (кроме редких исключений), - этот момент был внесен самим Байардом. Обычное право в этом вопросе немногим расходилось с каноническим. Французский юрист Бомануар в XIII веке прямо объявлял, что муж может бить жену - только умеренно.

Вся эта мрачная картина говорит в пользу мнения Колонтай. Любовь едва ли могла лежать в основе семейных отношений тех времён. И едва ли такая форма семейных отношений является действительно тем, за что выступают представители «традиционных» ценностей, ведь обычно они склонны идеализировать традиционную семью и наделять её таким качеством, как «чистая и светлая любовь». Что же, предположим пока, что именно XIV-XV веками и начинается их традиция и продолжим наш анализ.

Обратимся теперь к историку Эдуарду Фуксу, который в своей серии томов «Иллюстрированная история нравов» подробнейшим образом излагал половую мораль эпох ренессанса и галантного века. Посмотрим в частности, что писал он о браке в галантном веке.

«В дворянстве и в денежной буржуазии - ненормально ранние браки, в неимущих классах, главным образом в среднем мещанстве, - поразительно поздние. Мы знаем, кроме того, что в господствующих и имущих классах вступающие в брак молодые люди до свадьбы часто даже не виделись и, конечно, не знали, какой у кого характер. Обычными в этих кругах в XVIII в. стали такие браки, когда молодые встречаются в первый раз в жизни за несколько дней до свадьбы, а то и лишь накануне свадьбы.

Все эти признаки ясно говорят о том, что единственным брачным законом была безраздельно господствовавшая условность. Брак не более как простая юридическая формула для торговой сделки. В этом сущность тогдашнего брака. Дворянство соединяет два имени, чтобы увеличить фамильное могущество или же - для той же, разумеется, цели - имя и состояние. Имущая буржуазия таким же точно образом соединяет два состояния или присоединяет к состоянию - ради наиболее эффектной его реализации - титул. Среднее и мелкое мещанство соединяет два дохода или рабочую силу мужчины с женским индивидуумом, на долю которого выпадает обязанность наиболее рационально использовать скромный жизненный достаток. Наконец, в пролетариате вступают в брак в большинстве случаев потому, что "вдвоем жить дешевле", то есть потому, что каждый порознь не зарабатывает столько, чтобы можно было существовать.

Более высокие побуждения, например стремление к духовному и душевному общению, играют роль лишь в отдельных индивидуальных случаях. Может показаться утверждением, противоречащим галантным тенденциям эпохи, что индивидуальный половой элемент также исключался тогда при бракосочетании, но это так. На самом деле это и не противоречие, ибо в эпоху, когда выше всего ценится техника, любовь и брак не могут совпадать, во всяком случае брак скорее будет мешать осуществлению такой программы жизни. Когда поэтому в эпоху абсолютизма речь идет о браке, то муж есть муж, а жена - жена. Если все же некоторую роль играют также сила и элегантность мужчины, красота и пикантность женщины, то и элементы имущественные, необходимые в данном случае как средства представительства в среде дворянства, как приманка для клиентов в среде мелкого купечества и т. д.

Брак в среде аристократии и крупной буржуазии носит явно условный характер. <…>

В отличие от дворянства и финансовой аристократии среднее и мелкое мещанство не знало такого цинизма: в этой среде коммерческий характер брака старательно спрятан под идеологическим покровом. Мужчина здесь обязан довольно продолжительное время ухаживать за невестой, обязан говорить только о любви, обязан заслужить уважение девушки, к которой сватается, и продемонстрировать все свои личные достоинства, - словом, он должен завоевать ее любовь, доказывая ей, что достоин этой любви. И так же обязана поступать она.

Однако и в этих классах формальная свобода при бракосочетании не более как химера, и только близорукий может не видеть, что это так. Обоюдная любовь и взаимное уважение появляются почему-то только тогда, когда улажена коммерческая сторон дела. <…>

Чем ограниченнее к тому же собственность, тем строже обе стороны должны совершать проверку, так как малейшая ошибка в небольших цифрах легко может опрокинуть всю комбинацию. Наиболее ценимая мелким мещанством добродетель - бережливость. А только более или менее продолжительное наблюдение может достоверно выяснить, бережлив ли человек».

В целом мы видим всю ту же идею, которую кратких чертах обрисовала нам Колонтай: любовь как составляющая брака провозглашается мелкой и средней буржуазией, но на деле оказывается не более чем маской, под которой скрываются чётко выписанные экономические интересы. Низшие слои вынуждены руководствоваться исключительно практичностью, а не духовными ценностями. Аристократия же доводит до самого пика идею разделения любви и брака, высмеивая ревность и провозглашая нормой адюльтер.

«Взаимная снисходительность супругов переходила в этих слоях очень часто в циническое соглашение по части взаимной неверности. И не менее часто один становится в этом отношении союзником другого. Муж доставляет жене возможность беспрепятственно вращаться в кругу его друзей и, кроме того, вводит в свой дом тех, которые нравятся жене. Как видно из переписки г-жи д'Эпине, "единственное средство понравиться" друзьям мужа состоит в том, чтобы сделать их своими любовниками. И так же поступает жена по отношению к мужу. Она вступает в дружбу с теми дамами, которых муж хотел бы иметь любовницами, и нарочно создает такие ситуации, которые позволили бы ему как можно скорее добиться цели».

Мы видим, что и на этом этапе истории моногамия - это совсем не то, что привыкли понимать под ней идеализирующие традиционалисты. И хотя поведение людей того времени может казаться современному человеку безнравственным, суть этой работы как раз и заключается в том, чтобы показать, что абсолютно любая эпоха глазами другой эпохи будет казаться безнравственной.

На самом деле аристократы того времени обладали своим собственным представлением о нравственности, которое помогало их сословию выживать на определённом этапе истории, и выживать очень даже неплохо. Несмотря на вольность нравов, они в то же время довольно строго соблюдали запрет на мезальянс, поскольку именно мезальянс мог повредить их сословию. И в описанном выше поведении тоже есть нечто нравственное, ведь они действуют вместе, согласованно, ради достижения своего общего блага. А разве не в общем благе смысл нравственности? Этой главой я хотел показать ущербность попыток смотреть на историю с позиции универсальных ценностей, ведь история то и дело доказывает нам, что всякая ценность относительна. И потому старания отдельных людей высказать свою личную неприязнь к переменам, опираясь на традицию, в сущности пусты, так как сама традиция состоит из нескончаемых перемен. В последствии мы ещё продолжим рассматривать развитие моногамии в контексте более поздних явлений, но сперва рассмотрим подробнее проявления альтернативных форм половой морали на исторической арене.

3. Брак и коммунистические учения

Теперь моя задача показать, что сложившаяся моногамия на протяжении всей дальнейшей истории встречала противников, отвергавших её ценность. Одним из первых известных нам по сей день можно назвать Платона, предложившего идею общности всех жён. (Конечно, как житель патриархального общества, он воспринимает женщин в некотором роде как собственность и обращается в первую очередь к мужчинам.) По сути идея Платона - это возврат к архаичному групповому браку. Впоследствии она встречается и у других утопистов коммунистического толка, например, у Т. Кампанеллы в его «Городе солнца». Присутствует призыв к общности жён и в «Манифесте коммунистической партии» Маркса и Энгельса: «Буржуазный брак является в действительности общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую».

Причины, по которым групповой брак столь часто фигурирует в коммунистических учениях, станут более доступны нам, если мы обратимся к работе Р. Коллинза «Введение в неочевидную социологию», в которой он высказывает идею, что «семейные отношения - это отношения собственности. Эта собственность нескольких родов: (1) права собственности на человеческое тело, которые мы могли бы назвать эротической собственностью; (2) права собственности, которые относятся к детям - давайте назовем ее родственной собственностью; (3) права собственности на имущество, находящееся в распоряжении семьи - назовем ее собственностью домохозяйства.

Как могут люди быть собственностью? Если исключить рабство, которое вряд ли где сохранилось, люди не могут быть куплены и проданы. Человеческие существа не обладают монетарной стоимостью; мы оцениваем себя вне денег. Люди - это не вещи; они представляют цели в себе. Следовательно, может показаться, что люди не являются собственностью, по крайней мере, в современном мире.

Хотя было бы ошибочно думать о собственности обязательно как о вещи, а особенно как о такой вещи, которую можно купить и продать за деньги. На самом деле собственность - это не сама вещь как физический объект. Собственность - это социальное отношение, способ, которым люди обращаются с вещью. Что означает, например, что участок земли кому-то «принадлежит»? Это означает, что данная личность может им пользоваться, жить на нем, ходить по нему, когда он или она пожелает, и что другие люди должны покинуть его, если не получили разрешения. Если они не сделают этого, владелец может вызвать полицию или обратиться в суд, чтобы изгнать их. Собственность - это отношение между людьми, оценивающими вещи; <...> Именно общество делает что-то собственностью, а не какая-то нерушимая связь между индивидом и землей».

С этой точки семейные отношения так же могут быть коллективизированы, что логически соответствует идеям коммунизма. В действительности эта идея всплыла в своё время и в Советском союзе в виде так называемой теории стакана воды. Суть этой теории заключается в том, что потребность в сексе, будучи естественной, должна удовлетворяться так же легко и непринуждённо, как потребность в стакане воды. В 20-ые годы ХХ века в Москве, Петрограде, Одессе, Саратове и других крупных городах молодой советской республики молодёжь устраивала манифестации, толпами бегая по улицам в обнажённом виде с возгласами «Долой любовь! Долой стыд!». Это была попытка сформировать новую половую мораль.

Вот довольно остроумная современная вариация теории стакана воды, встреченная мною на просторах интернета:

«Что было, если бы инстинкт голода был подобен инстинкту размножения?

Проголодался? Просто так поесть нельзя, помни это. Захотел есть - сначала докажи, что ты достоин еды. Найди кафе. Если другой самец найдет то же кафе - избавься от него, докажи, что именно ты имеешь право пообедать тут. Перед тем, как зайти в кафе, ты должен 1-2 недели постоять у порога, пока внутри не сжалятся и не пустят тебя. На протяжении всего времени ты должен восхвалять это кафе, приходить каждый день, делая вид, что тебе не нужна еда и ты совсем не голоден. Просто улыбайся и ни в коем случае не думай пойти в другое кафе и поесть. Пройдет около месяца, и тебе наконец дадут пищу. Теперь ты можешь приходить и утолять голод тут, пока кто-то другой не придет сюда, как и ты когда-то. Тогда тебе придется уйти и искать новое кафе».

Справедливости ради стоит заметить, что наряду со столь экстравагантным течением, отвергавшем любовь как ценность, существовали и сторонники любви как ценности, поддерживавшие тем не менее изменения в половой морали. К их числу несомненно относится уже упомянутая Александра Колонтай.

Всё в той же работе «Дорогу Крылатому Эросу!», рассуждая о положении дел в своём времени, Колонтай отмечала, что революция временно поглотила собой душевные силы её современников, от чего в обществе временно стали отдавать предпочтение Бескрылому Эросу, т.е. обыкновенному половому акту. Сама Колонтай скорее с порицанием относилась к сексу без любви, однако высказывала идею, что романтическая любовь, Крылатый Эрос, не должен более существовать в рамках собственнической буржуазной модели, т.е. принадлежать только браку. В множественной романтической любви она видела силу, способную консолидировать общество.

«Лицемерная мораль буржуазной культуры беспощадно вырывала перья из пестрых, многоцветных крыльев Эроса, обязывая Эрос посещать лишь «законобрачную пару». Вне супружества буржуазная идеология отводила место только общипанному «бескрылому Эросу» - минутному половому влечению полов в форме купленных (проституции) или краденых ласк (адюльтеру-прелюбодеянию).

Мораль рабочего класса, поскольку она уже выкристаллизовалась, напротив, отчетливо отбрасывает внешнюю форму, в которую выливается любовное общение полов. Для классовых задач рабочего класса совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза или выражается в виде преходящей связи. Но зато идеология трудового класса <… > гораздо строже и беспощаднее будет преследовать «бескрылый Эрос» (похоть, односторонне удовлетворение плоти при помощи проституции, превращение «полового акта» в самодовлеющую цель из разряда «легких удовольствий»), чем это делала буржуазная мораль. <… >

Разумеется, в основе «крылатого Эроса» лежит тоже влечение пола к полу, как и при «Эросе бескрылом», но разница та, что в человеке, испытывающем любовь к другому человеку, пробуждаются и проявляются как раз те свойства души, которые нужны для строителей новой культуры: чуткость, отзывчивость, желание помочь другому.»

Интуитивно или нет, но в своих идеях Колонтай явно нащупала принцип, который упоминался нами ещё при разборе работы Энгельса, а именно то, что образование сплочённого общества требует ослабления уз семьи.

Не только Колонтай и народные массы выступали за строительство новой половой морали. Активно участвовало и советское руководство. Ещё в 1911 году Троцкий писал Ленину: «Несомненно, сексуальное угнетение есть главное средство порабощения человека. Пока существует такое угнетение, не может быть и речи о настоящей свободе. Семья, как буржуазный институт, полностью себя изжила. Надо подробнее говорить об этом рабочим...». Ленин ответил ему: «...И не только семья. Все запреты, касающиеся сексуальности, должны быть сняты... Нам есть чему поучиться у суфражисток: даже запрет на однополую любовь должен быть снят».

И дело не ограничивалось только разговорами. Например, правительство большевиков спускает в регионы директивы о введении в школах секспросвета. Но это начинание наталкивается на препятствия: «косность мышления» в глубинке России и недостаток квалифицированных сексологов-преподавателей. Если с первым препятствием действительно было справиться проблематично, то со вторым - дефицитом секс-преподавателей - вполне по силам. В Россию потянулись сексологи из-за границы, особенно - из Германии. Например, с 1919 года и по 1925 год в СССР прибыло около 300 таких специалистов из-за границы. К примеру, сексолог, немка Халле Фанина вспоминала: «СССР в 1925 году действительно предстал передо мной как нечто фантастическое. Вот где простор для работы! Всему миру, и особенно Германии, стоит позавидовать тому, что произошло здесь. Тут так продвинулась прикладная сексология и психология, что материала для их изучения хватит на несколько лет». Кстати, СССР был первой страной в мире, где официально были признаны теории Зигмунда Фрейда.

Обычным явлением того времени были комсомольские коммуны. На добровольной основе в такой «семье» обычно проживало 10-12 лиц обоего пола. Как и в нынешней «шведской семье», в подобном коллективе велись совместные хозяйство и половая жизнь. Вот что пишет по этому поводу наш современник психолог Борис Бешт: «Разделение на постоянные интимные пары не допускалось: ослушавшиеся коммунары лишались этого почетного звания.

К сожалению, с приходом к власти Сталина в конце 20-х годов сексуальная революция сходит на нет. В 1934 году были запрещены аборты, в марте этого же года Калинин подписывает закон, запрещавший и каравший половые контакты между мужчинами. После этого начались массовые аресты гомосексуалистов в крупных городах СССР. Крылатая фраза «В СССР секса нет» (по сути дела вырванная из контекста) стала пусть не отражением реального положения дел, но по крайней мере зеркалом государственной политики уж точно. Причин тому можно назвать несколько.

Во-первых, объективно говоря, первый опыт сексуальной революции у нас прошёл не самым удачным образом. Таково было, например, замечание некого партработника Маркова на конференции «По вопросам социальной гигиены» в 1924 году: «Я предупреждаю, что на нас надвигается колоссальное бедствие в том смысле, что мы неправильно поняли понятие „свободной любви. В результате получилось так, что от этой свободной любви коммунисты натворили ребятишек... Если война дала нам массу инвалидов, то неправильно понятая свободная любовь наградит нас еще большими уродами».

Во-вторых, тоталитарный стиль правления Иосифа Виссарионовича в принципе не предполагал особых свобод для кого-либо. Следуя классическому «разделяй и властвуй», он разделил общество на «ячейки». Мы уже обсуждали в начале, рассматривая идеи Энгельса, что общество, в котором превалирует моногамия, более раздроблено. А это более удобно для управления. Разве мог бы обрести, например, столь широкое распространение феномен «стукачества», если бы все спали со всеми, а не мысли ли бы себя членами отдельных семей?

В-третьих, не будем списывать со счетов человеческий фактор. Сталин имел криминальное прошлое, а криминальная среда, как это ни парадоксально, часто более подвержена консервативным, традиционным ценностям, ведь толерантность, свобода - это ценности, созданные культурной элитой, и мало понятны низам общества. Новые парадигмы мышления наслаиваются сверху, но никогда не стирают до конца предшествующие. Сталин вполне мог быть искренне уверен, что поступает правильно, как был бы уверен на его месте любой человек, принадлежный парадигме традиционного мышления.

По этой же причине Сталин мог иметь негласную поддержку народа, легитимность. Ведь на любые реформы всегда найдутся недовольные консерваторы. Мы видим на примере современной Франции, передовой казалось бы страны, как резко отреагировало население на разрешение гомосексуальных браков. Сексуальная революция в СССР помимо сторонников могла иметь и немало противников. Было бы нежелательно упрощать реальное положение вещей. В этой работе я хочу показать именно то многообразие проявлений половой морали, с которым мы имеем дело в жизни.

Тоталитарное правление Сталина оставило столь глубокий отпечаток на обществе, что никто уже не возобновил инициатив сексуальной революции. По сути заложенная им форма семьи и есть та самая, которую ныне на постсоветском пространстве принято называть традиционной. Однако традиция эта не насчитывает ещё и ста лет.

4. Сектантство и групповой брак

Помимо коммунистов, попытки вернуться к групповой форме брака в истории неоднократно осуществлялись различными религиозными сектами. К ним относятся, например: последователи Карпократа, гностика из Александрии, жившего во II веке; Адамиты - секты, возникавшие в разное время у христиан; маздакиты - религозное движение на территории Ирана и Азербайджана в V веке; мюнстерская коммуна - анабаптистская секта, пришедшая к власти в городе Мюнстер (Вестфалия), просуществовала 14 месяцев в 1534-35; антонианцы в Швейцарии в XIX веке; в XX веке Ошо пропагандировал общность жён; религиозная коммуна «Онеида», основанная Джоном Гамфри Нойесом в 1848 году; а так же христианская секта «Дети бога», позже названная «Семья», основанная Дэвидом Бергом и активно действовавшая в XX веке. Остановимся подробнее на двух последних.

Основными принципами коммуны «Онеида» были: сложный брак, восходящее братство, мужское воздержание, взаимная критика и позднее появилась - «стирпикультура».

Сложный брак представлял собой не что иное, как свободные от личных обязательств, полигамные отношения. То есть каждая женщина коммуны считалась состоящей в браке с каждым мужчиной и наоборот. Члены коммуны без сожалений и без укоров совести должны были вступать в сексуальные отношения со всеми представителями общины. Если же пара привязывалась к друг другу и не желала делить своего партнера с кем-либо еще, ее изолировали от коммуны, пока она не одумается или пока желание единоличного владения не угаснет. Длительные связи не приветствовались и пресекались в корне. Кроме того, каждая новая связь должна была быть одобрена специальным комитетом, а тех, кто отлынивал или плохо исполнял общественную работу, лишали сексуальной жизни вообще.

Восходящее братство - этот принцип коммуны был введен Нойесом для того, чтобы предотвратить группирование молодых людей между собой. Особенно поощрялись связи зрелых женщин в период менопаузы с молодыми юношами, поскольку такие отношения не приводили к беременности, а передавали, по его мнению, опыт, житейскую мудрость, формировали набожность у молодого поколения.

Мужское воздержание - означало задержку семяизвержения при половом акте во всех случаях, кроме продолжения рода. Вся ответственность за беременность женщины возлагалась на плечи мужчины. Однако этот принцип на практике оказался не действенным. На одном из году собственного существования в коммуне родила ребенка каждая третья женщина.

Взаимная критика. В коммуне, как и в любом другом обществе, всегда находились люди не просто чем-то недовольные, а еще и открыто высказывающиеся. К таким правдолюбцам применялся принцип взаимной критики: публичное и повсеместное унижение инакомыслящего.

«Стирпикультура» (stirpiculture) - этот принцип был введен в «Онеиде» в 1869 году и представлял собой не что иное, как евгенику. В коммуне была создана селективная программа разведения, направленная на рождение более совершенных детей. Члены коммуны, которые хотели завести потомство, должны были обратиться в специальный комитет, который рассматривал их духовные и моральные качества. В программе приняло участие 53 женщины и 38 мужчин, вследствие чего родилось 58 детей (9 из них дети самого Нойеса).

В целом коммуна «Онеида» просуществовала 30 лет и разрослась до 300 жителей. Джон Хамфри Нойес попытался передать бразды правления своему сыну Теодору, но тот оказался агностиком и не разделил желание отца. Кроме того, в коммуне то и дело вспыхивали споры по различным вопросам, старейшины умирали, а подрастающее поколение все больше изъявляло желание вступать в традиционные браки.

Последней каплей стала компания против Нойеса, возглавленная профессором Джоном Мирзом, которая крутилась вокруг темы сексуальных домогательств. В скором времени главу «Онеиды» предупредили, что уже готовится ордер на его арест с обвинениями по изнасилованию. В середине июня 1879 года, не выдержав давления, Джон Хамфри Нойес бежал из США под покровом ночи. В этом же году «Онеида» была реорганизована из коммуны со сложным браком в акционерное общество, которое существует и по сей день.

Теперь попробуем с социологической точки зрения объяснить причины возникновения подобной секты. Во-первых, нельзя не отметить, что «Онеида» имела ярко выраженный коммунистический характер (её по праву относят к библейскому коммунизму), что само по себе логически могло вывести на идею группового брака, который в данной общине именовался сложным браком. Можно было бы предположить, что Нойес был последовательным коммунистом, который использовал религию как инструмент для построения коммунистической утопии. Однако у нас нет никаких оснований судить, что именно так оно и было, тем более, что в XIX веке коммунистические поселения возникали и без религиозной подоплёки. Поэтому я считаю, что такое явление заслуживает более сложное объяснение, которое прояснило бы не только внезапное появление группового брака в XIX веке, но и само желание устраивать поселение, отделённое от остального мира, с совместным хозяйством и прочими элементами архаичного общества.

Такое объяснение мне видится в социальном времени. Социальное время не тождественно времени физическому, зато оно может нести в себе элемент оценочного отношения к истории. Не смотря на то, что некоторые исследователи выделяли целую массу различных видов социального времени, мы остановимся на модели, включающей три основных типа, три парадигмы исторического подхода: циклическое время, прогресс и регресс. В частности нас будет интересовать последний элемент.

Каждая из этих парадигм отражает своё представление о том, куда движется человеческая история. Циклическое время предполагает постоянное повторение всех происходящих циклов, поочерёдную смену двух начал (дня и ночи, жизни и смерти и т.д.) и вечное возвращение. Прогресс предполагает движение от худшего к лучшему и, соответственно, всё новое в парадигме прогресса является ценностью, а старое антиценностью. Напротив обстоит дело в парадигме регресса, где движение истории отождествляется с разложением и увяданием человечества.

Не смотря на то, что человек современного общества обыкновенно мыслит историю как развитие, большинство традиционных и религиозных обществ живут в парадигме регресса. Идея регресса была известна ещё в античности, в частности встречается у Гесиода в мифе о пяти веках человечества. Считается, что идеи прогресса и регресса обе родились из цикличного времени при его разделении на части, так как именно цикличное время характерно для большинства архаичных обществ. Идея регресса довольно ярко выражена в христианстве в мифе о грехопадении человека, тем не менее там так же присутствует идея о возможном искуплении человечества и возврате в первоначальное состояние.

Теперь соотнесём это всё с учением Нойеса, которое выстроено на основе христианства. Джон Хамфри Нойес провозгласил, что второе пришествие Иисуса произошло ещё в 70 году нашей эры, поэтому нет смысла ждать его вновь, зато человечество имеет право построить рай здесь и сейчас, попыткой чего и являлась его коммуна. Мы видим, что Нойес не выходит за рамки основной парадигмы, а потому его воззвание строить рай буквально подразумевает призыв вернуть человечество в то изначальное состояние, из которого оно вышло, то есть по сути в архаичное общество. Теперь становятся вполне понятны как коммунистические устремления Нойеса, так и его щепетильное выстраивание группового брака, ведь всё это элементы того самого прошлого.

Идея возврата в изначальное состояние так же явно бросается в глаза у адамитов, уже упомянутых нами в списке примеров, что позволяет нам судить о действительном наличии некоторых закономерностей, приводящих из общих предпосылок к одинаковым идеям.

Стоит так же отметить, что само учение Маркса с его классовой борьбой, которая рождается с возникновением частной собственности и нарастает по мере усложнения общества вплоть до момента, когда классы должны будут сойтись в неизбежной войне, само по себе проникнуто духом регресса. Регресса, который необходимо преодолеть. Вообще коммунизм с его призывами уничтожить власть, семью, частную собственность очевидно довольно скептически относится к достижениям цивилизации и потому тесно связан с парадигмой регресса. Поэтому не удивительно, что идея группового брака закономерно возникает что в коммунистических учениях, что в религиозных сектах. Это вовсе не потому, что секты создаются исключительно коммунистами, а скорее потому, что и те, и другие исходят из общей парадигмы регресса как основы своих мировоззрений.

Теперь обратимся ко второй секте, которую мы собирались рассмотреть, а именно к «Детям бога», также известным под названием «Семья». Основатель секты - Дэвид Берг (1919-1994), выходец из семьи пятидесятников-евангелистов. Долгое время был известен только как неудавшийся евангелист и телепроповедник. В 1968г. на Хантингтонском побережье в Калифорнии собрал из местных хиппи группу последователей. Так возникла секта "Дети бога". Жизнь в коммуне, где "все вместе и все общее", проповедь "всеобщего добра", "свободная любовь" и т.п. - все это привлекало сотни молодых людей, которые образовывали свои колонии. Через некоторое время после основания Берг стал именоваться "пророком последних дней (Моисеем)" и "королем Израиля (Давидом)". Учение организации формировалось в т.н. "Письмах Мо" (Моисея). Авторство этих "Писем" принадлежит основателю - "Моисею-Давиду".

Члены секты осуждают все существующие церкви, школьное образование, капиталистический строй, традиционные семьи и все, что они называют Системой. Хотя в своих проповедях сектанты используют внешне христианскую терминологию и Библию, практически единственным, авторитетом для "детей" являются так называемые "Письма Мо", (письма и инструкции, которые часто написаны и проиллюстрированы в стиле комиксов), посредством которых "Избранный народ "Детей бога" инструктируется, как вести себя "правильно" и быть "спасительным ковчегом". Другие точки зрения невозможны. Мо выделяет "Детей бога" и "систему" или "системщиков". К "плохой" системе относятся родители, церковь, государство, политика, наука.

Немаловажная часть учения - вера в близкий Конец Света, которому должна предшествовать "революция Детей бога". Готовясь совершить эту революцию, Дэвид Берг разработал план "всемирной колонизации". Согласно этому плану, повсюду в мире должны были возникать колонии (жилищные общины "Детей бога"). Ключевым моментом учения "Детей бога" является целенаправленное использование сексуальных контактов как принципа построения внутриорганизационных отношений и как средства миссионерской деятельности.

До 1987 г. в культе открыто практиковалось явление под названием "флирти-фишинг", которое заключалось в том, что молодые и красивые адептки культа "ловили рыбу", то есть "предельно близко" общались с мужчинами, с которыми они знакомились в барах и клубах. В качестве "ответного дара" от последних ожидалось вступление в организацию или, по крайней мере, крупное денежное пожертвование. В детально разработанном руководстве к действию (EF-ER - справочник-руководство) описывается так называемое "вылавливание (привлечение) через флирт". Представители "Семьи" всегда называли это "особым методом евангелизации и предоставлением некоторым людям возможности приблизиться к Богу".

В "Основном учебном пособии" "Детей бога", рекомендованном к чтению с десятилетнего возраста всем, особенно новым, членам секты, имеется открытый призыв детей к занятиям сексом "ради Христа". Кроме того, в секте распространяются книги сказок, рассказывающие о подобных действиях.

Детей учат, как вести себя и одеваться, чтобы провоцировать на половую близость. Маленькие девочки проходят курс стриптиза и учатся танцевать обнаженными перед мужчинами. "Научно-исследовательский журнал" летом 1990г. опубликовал статью, озаглавленную "Внутри небесной элиты", в которой бывший член секты рассказал о воззрениях "Детей бога" на секс между детьми и взрослыми. Озаботившись шумом, наделанным статьей, Берг попытался сократить сексуальную практику, но без особого успеха, так как благодаря им самим созданному учению, члены секты стали видеть в занятиях сексом спасение и избавление от грехов. Секс стал для них ритуальной стороной веры. Тогда Моисей-Давид Берг и его сподвижники сделали неудачную попытку легализовать секс между детьми и родителями путем заключения браков между ними.

Здесь мы видим, что половая мораль внутри данной секты резко контрастирует с половой моралью, существующей в современном обществе. Однако наивно было бы полагать, что данная секта специально выискивает сексуальных маньяков, одержимых жаждой плоти, ведь иначе она не могла бы иметь столь широкого распространения. В секту попадают совершенно обычные люди из привычного нам с вами мира. Поэтому на этом контрасте между двумя различными наборами установок я предлагаю рассмотреть, как именно меняется половая мораль человека при попадании в новую среду.

Приведем историю женщины, в течение 8 лет бывшей у Детей Божиих. В 1972 г., когда 17-летняя Джоанна гуляла по улице Торонто с подружкой, к ним подошел незнакомец и предложил угостить их чашкой кофе в баре неподалеку, где, по его словам, играл замечательный музыкальный ансамбль. Про религию нам ничего не сказали, - пишет Джоанна. - Я шла туда, чтобы послушать группу и чтобы, если повезет, познакомиться с интересными ребятами. Я была типичным семнадцатилетним подростком.

И ее тут же поймали на крючок.

«Большая группа парней подошла и расселась вокруг нас. Они задавали массу вопросов о нас: все им было интересно... Но они не пытались к нам приставать, как это могло бы быть в иной компании... Мне они ужасно понравились. Они выглядели чистыми, порядочными, добрыми христианами, но при этом не были занудами. Они были интересными людьми, как хиппи, но не озабоченными сексуально, как они. Они не употребляли наркотиков, не пили и не делали ничего другого в таком роде. Я поначалу не могла в это поверить. Я говорила себе: - Откуда такие парни могли взяться в центре Торонто?

Я не была наркоманом, я не сбегала из дому. У меня был замечательный дом, великолепные родители, я любила своих брата и сестру... Единственная сложность, которую я переживала, - это то, что я была новенькой в Торонто. Но у меня уже было несколько замечательных друзей, я училась в выпускном классе средней школы, у меня были хорошие отметки, и школа мне нравилась... Я не делала ничего необычного, разве что была немножко наивной... Я считала, что каждый человек имеет право, чтобы его выслушали. Именно поэтому я в самом начале стала их слушать».

Джоанна стала навещать своих новых друзей чаще и чаще. В конце концов она не вернулась домой. Членам группы удалось убедить ее прийти к ним одной, и они начали обрабатывать ее, «...говоря, что аттестат зрелости ничего не значит на небесах, что единственная вещь, которая ценится на небесах, - это твоя душа и то, что ты сделала в своей жизни для Бога... что если бы мои родители действительно любили меня, они хотели бы, чтобы я жила для Бога... что мои друзья не понимают меня... Иными словами, они постарались восстановить меня против всех, кто не был членом их группы».

Сектанты прибегли также к эмоциональному шантажу, заставив Джоанну почувствовать себя виноватой. Они потребовали ответа на вопрос: «Ты думаешь, кто-либо может любить тебя больше, чем Бог, и если Он любит тебя до такой степени, если Он отдает Своего собственного Сына на смерть ради тебя, как же ты можешь отказаться отдать Ему свою жизнь?».

Неожиданно друзья Джоанны отказались проводить ее к последнему трамваю. Она боялась возвращаться домой в одиночестве поздно ночью и осталась у них. «Я была в полном замешательстве... Я хотела служить Богу, но у них я застряла против своей воли. Такая осталась там ночевать, и с этого момента меня ни на секунду не оставляли в одиночестве. Ко мне приставили подружку, и она проводила со мной 24 часа в день, даже ходила со мной в ванную и туалет... И если я успевала забежать в туалет до нее, она стояла возле двери и читала мне библейские стихи».

Далее Джоанна рассказываете порядках в секте:

«Если кто-нибудь, по их мнению, слишком много жаловался, они выбрасывали его на улицу без цента денег. Более того, человек, которого они выбрасывали, был в нервном шоке. Некоторые буквально сходили с ума. Я знала изгнанных из секты парней, которые оказывались в психиатрической лечебнице, так как они были полностью лишены своей индивидуальности: в секте вам давали новое имя и создавали совершенно новую психологическую идентичность. Наши руководители всегда использовали этих людей в качестве примера: Видите? Вот что случится с вами, если вы уйдете от нас. Несколько раз я почти что было решалась уйти, но не могла этого сделать из-за страха... Покинуть группу значило покинуть присутствие Бога и быть вброшенной во тьму кромешную. Вне Божественного света у вас не было абсолютно никакой защиты».

Джоанна подчеркивает, что членов секты постоянно держали в полной эмоциональной и психологической растерянности. «Когда вас лишают всякой стабильности, вас могут заставить принять все что угодно и согласиться на все. С ними невозможно спорить, так как они являются вашей единственной защитой и опорой в этом мире. С семьей или с кем-либо вне группы вы совершенно не можете общаться... Если вам удастся хорошенько изолировать кого-либо, вы можете принудить его делать все что угодно».

Пока Джоанна была новичком в секте, ее заставляли от восьми до десяти часов в день заучивать наизусть библейские стихи, проходить подготовку и обучение.

«Таким образом мало-помалу меня индокритинировали. Меня заставили уверовать, что Моисей-Давид был последним пророком Божиим, а мы были его революционной армией, которой предстояло абсолютно и полностью переделать весь мир... Мы должны были попытаться спасти сколько можно людей для Царства Божия... И мы в буквальном смысле жили, как в армии. Все девочки спали в одной комнате в спальных мешках на полу, а ребята спали в комнате этажом ниже... Горнист будил нас рано утром, мы вскакивали со своих постелей, становились в строй и в строю читали наши молитвы. Затем мы учили наизусть библейские стихи, после чего был завтрак, а затем начинались занятия, в ходе которых мы изучали писания нашего лидера и немножко Библии.

По заведенной там системе каждый человек считался членом колена, типа двенадцати колен Израилевых. В каждом колене был свой лидер, и вы должны были ежедневно отчитываться перед ним. Лидер имел право наказать вас. Например, вас могли запереть на два дня в комнату без еды и без питья, где вы должны были молиться о прощении за то, что вы, скажем, пожаловались на качество пищи. Однажды в виде наказания меня заставили мыть туалеты зубной щеткой».

И когда сектанты были полностью измотаны - физически, эмоционально и духовно, у них уже не было сил осмыслить и отказаться от того, что требовали от них во имя Бога.

«Мы должны были начать ходить по ночным клубам и заниматься флиртовым рыболовством - ловить одиноких мужчин. Наши парни, в свою очередь, должны были отлавливать женщин. Мы должны были использовать флирт и соблазнять сексуально... Быть как бы приманкой на крючке, чтобы можно было начать проповедовать. Поначалу мы не думали, что от нас потребуется спать с кем-либо. Но с течением времени на нас начали давить. Ты не можешь заставить их поверить, что по-настоящему любишь их, если не разделишь себя с ними. И они ссылались на библейские стихи: Женщина создана для мужчины. Или стих, где Иисус говорит: Я отдаю Свое тело за вас... Они говорили, что мы, если мы любим душу и заботимся о ней, должны сделать то же самое... И они начали требовать от нас, чтобы мы спали с любым братом, на которого нам укажут, в любое время суток».

Теперь рассмотрим приведённый выше рассказ с точки зрения социологии. Мы видим, что приобщение к секте происходит не на межиндивидуальном уровне общения, а на уровне человек-группа. Хотя индивидуальное общение становится инструментом для установления первого контакта, религиозный контекст происходящего раскрывается лишь с появлением группы. Затем постепенное погружение в мировоззрение секты непосредственно было связано с развитием контактов с самой группой, поэтому мы можем говорить о действии механизма социализации.

Здесь мы так же можем говорить о процессе погружения Джоанны в социальную реальность группы, то есть принятие ею таких мировоззренческих установок и оценок окружающего мира, какие приняты в данной группе. Это особенно прослеживается в сцене, когда Джоанну настраивают против её родителей, интерпретируя их поведение в рамках своей религиозной парадигмы. Это необходимо для ослабление эмоциональной связи между человеком и его семьёй для повышения приоритета связи с группой. Обсуждая виденье истории Энгельса, мы уже упоминали закономерность, согласно которой семья ослабляет коллективную идентичность, равно как и наоборот преданность группе ослабляет семью.

Весьма примечательным является момент, когда к девушке приставляют постоянную спутницу. Этот процесс, непосредственно связанный с формированием коллективной идентичности и вытеснением индивидуальной идентичности, очень напоминает концепцию Do Kamo, выведенную антропологом и этнологом Морисом Леенгардтом, изучавшим меланезийский этнос канак в Новой Каледонии.

Леенгардт обнаружил, что в среде канаков вообще отсутствует термин для обозначения индивидуального я. В разных случаях, когда большинство языков предполагает произнесение «я», «мне» «мое» меланезийцы произносят «Do Kamo», что означает «живое существо», «то, что живет». Do Kamo - это и человек, и группа людей, и клан, и фетиш-змея на головном уборе вождя, к которому жена вождя обращается также «Do Kamo».

Далее Леенгардт подметил, что меланезийские юноши никогда не ходят по одиночке, всегда группами. И говоря о себе, они всегда повторяют «Do Kamo», что подразумевает их группу, как общее нерасчленимое существо. Даже на свидание с девушками меланезийские юноши ходили группами, равно как и девушки. Как происходят свидания, Леенгардт выяснить не смог. Дальше больше: оказывается у канаков нет представления об индивидуальном теле, тело для них - «одежда Do Kamo». Не более того.

Леенгардт вывел схему, где Do Kamo показан как совокупность социальных статусов: муж, воин, охотник, участник магического ритуала. Пытаясь выяснить у канаков, кто является носителем этих статусов, каков Do Kamo сам по себе, он получал в ответ лишь недоумение. Do Kamo - это тот, кто есть, он не объясняется ни через что другое.

Но Do Kamo можно лишиться. Если человек совершает какой-то поступок или преступление, он выбрасывается из социальных структур, лишается статуса. После этого у нет имени, нет бытия. Это самое страшное для меланезийца - стать социальным изгоем, потерять Do Kamo. Это намного хуже смерти, так как в социальном контексте умерший член общества становится духом, продолжает жить в других частях клана, то есть Do Kamo сохраняется. Потерять Do Kamo это значит бесследно исчезнуть, даже если биологическая индивидуальность еще где-то осталась.

Точно такая же картина встречается нам у «Детей Бога», где изгнание является самым страшным наказанием, нанося порой непоправимый ущерб психике. Поразительная схожесть этих явлений позволяет задуматься, что само явление сектантства вполне может являться неосознанной попыткой людей вернуться в архаичное общество, которое не смотря на жёсткость всех своих предписаний оказывается, видимо, более комфортным состоянием для человеческой психики.

В последней главе я покажу, что та же архаичная страсть может быть реализована и в либеральном обществе вполне культурным способом.

5. Свободная любовь

После всей приведённой информации у вас могло сложиться ложное представление, будто бы альтернативные формы брака - это всего лишь пережитки архаичного прошлого, и только регрессисты могут желать к ним вернуться тогда, как остальные люди могут спокойно признать сложившиеся к сегодняшнему дню ценности вершиной прогресса и жить себе дальше. На самом деле это не так. Наибольший удар по привычной нам «традиционной» морали в наши дни наносят вовсе не секты с архаичным уклоном, а наиболее прогрессивные слои населения современной цивилизации.

Одним из актуальных вопросов, которые сегодня вызывают много споров, является легализация однополых браков. На сегодняшний день они разрешены в 15-и странах, и ещё в некоторых регистрируются как союзы с ограниченным набором прав из списка тех, которые предоставляются гетеросексуальной паре. Вопросы эти сегодня поднимают немало волнений в обществе. На примере Франции мы можем видеть, какие масштабные недовольства масс вызывает принятие подобных законов. Основной аргумент масс в защиту своей позиции - традиционные ценности.

Менее громкая, но более табуированная на сегодняшний день тема - это возраст сексуального согласия. В современном обществе существуют разные взгляды на этот счёт. Например, чуть ранее в той же Франции, а именно при обсуждении реформы Уголовного кодекса в 1977 году группа французских интеллектуалов направила в парламент «Французскую петицию против сексуального большинства» («Pétitions françaises contre la majorité sexuelle»), призывая к декриминализации сексуальных отношений по согласию с несовершеннолетними до пятнадцати лет (возраст согласия во Франции). Петицию подписали писатели и философы Ж.-П. Сартр, М. Фуко, Ж. Деррида, С. Бовуар, Р. Барт, из политиков Б. Кушнер, Ж. Ланг и другие. Многие из этих людей внесли немалый вклад в развитие социальных наук.

Здесь важно однако понимать существенную разницу между насильственной педофилией, которую никто не оправдывает и которая безусловно должна быть уголовно наказуема, и добровольным актом. Дело в том, что какой бы ни был установлен юридический возраст, мы всегда имеем дело с формальностью, ведь в действительности кто-то созревает раньше, а кто-то созревает позже. Широкий диапазон принятых в разных странах ограничений на этот счёт (от 9 до 20 в мире и от 13 до 18 в Европе) является аргументом в пользу этой относительности. Ситуации, когда ребёнок созревает чуть раньше, чем предписывается законом, и в силу своей неосторожности становится жертвой вереницы судебных тяжб, абсурдна, поскольку закон в этом случае оборачивается против того, казалось бы, должен защищать. Понятно, что именно против этого абсурда была направлена некогда петиция французских мыслителей.

Целый ряд новых явлений таких, как свободные отношения, свинг и т.д. ещё больше сбивают с ног современного человека заставляют многих делать выводы об упадке нравственности. К сожалению на почве неправильной интерпретации происходящих событий и свойственный людям страх перед новшествами порождают чудовищные мифы о заговорах по гомосексуализации всего населения и торговле детьми как государственной политике отдельных стран. На деле такая информация оказывается ложью, но поистине пугает то, как легко такая наглая ложь принимается за правду. Для многих сегодня Европа и Америка выступают аналогом Содома и Гаморы.

Та лёгкость, с которой люди проглатывают спекулятивные конспирологические теории сообщает о том, что в коллективном бессознательном современного общества живут реальные страхи перед наводнившими сегодняшний мир явлениями. А чтобы перестать бояться неизвестного, нужно сделать его известным. Поэтому в этой главе мы постараемся раскрыть, в чём лежит корень происходящих процессов. Для этого обратимся к движению, которое берёт своё начало в XIX веке. Я говорю о движении свободной любви.

Стоит отметить, что хотя словосочетание «свободная любовь» часто ассоциируется в массовом сознании с промискуитетом, особенно в связи с контркультурой 60-х и 70-х XX века, исторически движение свободной любви не защищало множественность сексуальных партнёров в краткосрочных отношениях. Скорее оно утверждало, что любовные отношения, в которые вступают свободно, не должны регулироваться законом. Начальной целью этого движения было отделить государство от решения половых вопросов таких, как супружество, контроль рождаемости и адюльтер. Оно утверждало, что такими проблемами должны заниматься люди, непосредственно в них вовлечённые, и никто больше.

Особенно это движение волновали законы, препятствующие сожительству без регистрации брака, регулирующие супружескую измену, развод, возраст сексуального согласия, рождаемость, гомосексуализм, аборт и иногда проституцию. Хотя не все приверженцы свободной любви единогласны в этих вопросах. Отмена частных прав в браке так же представляет повод для беспокойства: некоторые юрисдикции, например, не признают супружеское насилие или рассматривают его как менее серьёзное, чем не супружеское. Движения свободной любви так же начиная с XIX века отстаивали право публично обсуждать секс и боролись против законов о непристойности.

С высоты современности мы видим, что именно движению свободной любви мы обязаны в таких вещах, как заметное упрощение процедуры разводов, право сожительства без регистрации брака (хотя ещё в начале XX века это могло вызвать страшное осуждение), право публично говорить о сексе. Таким образом оно на самом деле затронуло непосредственно каждого из нас, а не только движение хиппи, как думают многие.

Движение свободной любви зародилось внутри феминизма. Все мы знаем, что феминистки за права женщин. И речь здесь не только о праве голоса, как думают многие. Чтобы понять, как глубоко прежде было укоренено доминирование мужчин, достаточно привести пример с Великобританией, в которой вплоть до 1882 года замужняя женщина не имела права собственности, считаясь «находившейся под покровительством мужа, или барона, или лорда», как это гласил common law.

Таким образом за женщиной не признавалось вообще никакой собственности. Даже если она писала книги, гонорар от них получала не она, а получал её муж. Удивительно не то, что женщины стали бороться за свои права, а то, что они не стали бороться за них намного раньше. Ключевой точкой для возникновения феминизма стала Французская революция. Идеи, провозглашённые в декларации прав человека, вдохновляли женщин-революционерок не меньше, чем мужчин, поэтому для них стало сюрпризом, когда в ходе революции они не получили никаких прав.

Одним из институтов, на протяжении веков закреплявших положение женщин, был брак. Как мы показали выше, женщина в браке не имела даже никакой собственности. Известный феминист Фрэнсис Барри написал, что «брак является системой изнасилования», заявив, что женщина является жертвой в браке, где она ничего не может сделать, но угнетается своим мужем, поскольку он мучает её в своём доме, который для неё становится темницей.

Собственно само движение свободной любви начинается с идеи освободить любовные отношения от брачных обязательств и регулирования государством. Для распространения своих идей феминистки прибегают к художественной литературе. Например, Уоллстонкрафт была одной из первых женщин, посвятивших движению свободной любви свои литературные труды. Её новеллы критиковали социальное устройство брака и его воздействие на женщин. В её первом романе «Мэри», написанном в 1788, героиня вынуждена по материальным причинам вступить в брак без любви; она компенсирует своё желание любви и привязанности вне брака двумя страстными романтическими отношениями: дружбой с женщиной и любовью к мужчине.

Неоконченный роман «Марайя, или Заблуждения женщины» (Maria; or, The Wrongs of Woman, 1798), изданный посмертно, считается самой радикально-феминистской работой Уолстонкрафт. Действие разворачивается вокруг женщины, заключённой мужем в сумасшедший дом. Как и Мэри, Марайя тоже находит удовлетворение вне брака в романе с «сокамерником» и в дружбе с одним из санитаров. Мэри даёт понять, что «женщины имеют сильные сексуальные желания, и это унизительно и безнравственно притворяться, будто дело обстоит иначе». Как ни смешно звучит это сегодня, для тех времён это была действительно радикальная мысль.

Таким образом мы видим, что искусство оказывается способно влиять на половую мораль. Я предлагаю подробнее рассмотреть этот процесс на примере Жорж Санд, ориентируясь на материалы, предоставленные в научной работе О.Б. Кафановой «Жорж Санд и начало разрушения патриархального сознания».

Когда началось проникновение в русскую литературу романов Жорж Санд, то в это время общественное сознание страны репрезентировало крайностипатриархатного мышления. Женщина была абсолютно выключена из публичных сфер бытия. Все политические, законодательные, церковные, образовательные учреждения отражали «мужскую» точку зрения, которая идентифицировалась с общечеловеческой, всеобщей.

Христианская церковь на протяжении многих веков проводила идею о вторичном, подчиненном положении женщины. Этой цели служили два ветхозаветных мифа: о происхождении Евы из ребра Адама и о грехопадении. Став андрократической в течение средневековья, церковь закрепила это недоверие к женщине как «сосуду зла», воплощению греховности. С этим связано и отрицательное отношение христианской традиции к эросу. Для всех отцов церкви было свойственно отвращение к плотской любви. Английская исследовательница Р. Тэннэхилл, изучавшая этот вопрос, констатирует: «Фактически существовало негласное соглашение, что Богу следовало бы изобрести более подходящее решение проблемы размножения».

Следствием отношения к плотской любви как греху cтало патриархатное понимание брака. В качестве института церкви и государства брак призван был служить функции продолжения рода. Он считался пожизненным и нерасторжимым. Лишь несколько исключительных условий делали возможным его расторжение при обязательном согласии церковного Синода или Папы Римского (для католиков). Одним из таких условий было прелюбодеяние, доказанное в суде. Вполне понятно, что именно женщина, в силу своей замкнутости в частной жизни, оказывалась в этом случае страдательным лицом. Муж при желании мог очень легко доказать преступность супруги. Соответственно цели брака - деторождение и материально-экономическое обеспечение потомства - делали отца или брата ответственными за выбор для девушки мужа. Конечно, в практике русского дворянского быта встречалось бережное отношение отцов к духовным запросам своих дочерей. Но более распространенным было игнорирование их сердечной склонности. Ярким примером тому является судьба Анны Петровны Полторацкой, выданной в шестнадцатилетнем возрасте замуж за пятидесятитрёхлетнего генерала Керна, на которого она и смотреть не могла «без отвращения».

Начиная с 1832 г. в российское литературное пространство вторгаются романы Жорж Санд, которые благодаря своей привлекательной художественной форме значительно более эффективно, чем философские трактаты, начинают разрушать патриархатную идеологию. Романистка делает это через поэтику сюжета, новые мотивы, коллизии и способы их разрешения; через инновационную типологию характеров, особенно женских; наконец, через новые способы организации художественного пространства. А главные «революционные» идеи Жорж Санд, подорвавшие веру многих ее современников в незыблемость патриархальной нравственности, были следующими.

Церковь не тождественна религии. Она является инструментом подавления личности, и в первую очередь женской. При этом церковь исказила истину христианского учения. Женщина и мужчина равны как создания Бога. Церковный брак, заключенный из расчета или утилитарных нужд продолжения рода, есть своего рода узаконенная проституция. Любовь - необходимейшее условие его заключения - предполагает абсолютное единство двух существ, души и тела, материи и духа. Вместе с тем романтический мистицизм страсти допускал в сандовской концепции признание иррациональной природы чувства. А отсюда вытекало требование расторжения брака при исчезновении любви. Таким образом, Жорж Санд разрушала мифологему святости брака и заменяла ее «святостью любви».

В 1830-е гг. большинство российских критиков-мужчин (О. Сенковский, Ф. Булгарин, В. Белинский) объединились против Жорж Санд. И это произошло прежде всего, повидимому, из-за стремления не допустить расшатывания «священных устоев» - разрушения патриархатной семьи и «святости» брака. Но все изменилось уже в начале 1840-х гг. Бурные либерально-демократические процессы в России, а также поиск новых способов изображения действительности неожиданно высветили, выявили новые грани идейно-художественного потенциала Жорж Санд. Ее идеи вызвали оживленную полемику в русской литературе, которая привела даже к возникновению термина «жоржсандизм».

Жорж Санд сумела изобразить достойной уважения женщину, которая имела четверых детей от четырех мужчин, ни с одним из которых она не состояла в браке. Тем самым ей удалось пересмотреть и совершенно реабилитировать традиционный тип «падшей» женщины. Из мемуарно-критической литературы известно, какие страстные споры велись по поводу этой героини в литературном быту. Так, благодаря дневнику Аполлинарии Сусловой, возлюбленной Ф.М. Достоевского, выясняется, что и в 1864 г. Лукреция Флориани и связанная с нею этическая концепция имели для нее значение жизненного ориентира.

Не соглашаясь с утверждением собеседника, что «любить можно только однажды», она привела в пример героиню Санд, которая «много любила, и ей всякий раз казалось, что она любит в первый и последний раз».

Здесь мы сталкиваемся с обычным на первый взгляд, но на самом деле удивительным явлением. Литературный персонаж лёг в основу моральных убеждений этой женщины. Нашу способность делать выводы о себе исходя из наблюдения за окружающими можно считать естественной. Без неё мы не смогли бы обучаться многим вещам. Подражание и способность перенимать чужие суждения являются базовыми элементами социализации. И рассуждение «если так смог кто-то один из нас, значит, могут и остальные» выглядит вполне логичным, пока этим «кем-то из нас» не становится персонаж, которого никогда не существовало в действительности.

Этот случай служит лишним напоминанием о том, что социальная реальность далеко не тождественна материальной реальности и тесно переплетается с реальностью культуры и искусства. Этот случай я назвал бы социальным прецедентом. Слово прецедент в юридической практике означает судебное решение, которое становится основой для последующего принятия решений в аналогичных делах. Суд общества в данном случае признал поведение литературной героини заслуживающим морального одобрения и таким образом легитимизировал подобное поведение для всех своих членов. Конечно, всё это довольно условно, поскольку суд общества редко придерживается единой точки зрения по какому бы то ни было вопросу, но если брать не всё общество в целом, а отдельные социальные группы, именно так всё и происходит.

Социальная функция искусства таким образом заключается в том, что в умелых руках оно позволяет конструировать социальную реальность, создавая один за другим подобные социальные прецеденты. Мы хорошо видим это на примере феминисток, которые, не имея в начале пути политической власти, оказывают тем не менее мощное преобразующее влияние на общество при помощи целенаправленных произведений искусства.

Феномен рецепции Жорж Санд в России середины XIX в., сближающий ее с русским восприятием Байрона, как раз и состоял в том, что созданный ею культурно-исторический тип, порывающий с традициями патриархатного сознания, стал своеобразным эталоном поведения для части российской интеллигенции. Мужчина, чтобы сохранить чувство собственного достоинства, должен был следовать неписаным (а вернее, описанным Жорж Санд) правилам любовно-супружеского кодекса. Разумеется, соответственно изменился и идеал женщины, от которой требовали интенсивного духовного развития, серьезных занятий, самосовершенствования, способности разделять интеллектуальные интересы мужа.

Зафиксирована в литературе и реакция сопротивления постепенному распаду патриархатных ценностей под влиянием Жорж Санд. Например, в повести П.С. Соболевой «История Поли» (1866) карикатурно изображен «громадный помещик» из провинциального городка со знаменательным названием «Плеснеозерск». В его монологе о непонятном для него требовании «равенства женщин с мужчинами» выражено искреннее недоумение: «Сам Бог сотворил женщину слабее мужчины. Какое же тут может быть равенство? А свобода им на что? Я даже не понимаю, какую им свободу надобно? Ведь не под замком же они у нас живут. Ведь мы не турки! Слава Богу, разъезжают они у нас по магазинам вволю... <...>

Прежде женщина, нарушившая свой долг, так и считалась безнравственною женщиною, и все считали ее достойною осуждения, а нынче говорят, что не за что ее винить, - сострадания достойна, -гуманность, дескать, а какая гуманность! Безнравственность просто. Страстям волю дают. И женщин-то развратить хотят! А все это наделали французские писаки ваши, Вольтер, да вот эта, как ее... Жорж Занд». При этом имени помещик «от негодования стукнул даже по столу вилкой».

Так мы видим, что идеи о свободной любви ещё в XIX веке попадают в среду русского дворянства. Временами, конечно, идеи не удаётся передать полностью и они воспринимаются обществом в упрощённой форме. Иногда осуждаемая автором героиня провозглашала себя сторонницей идеалов французской писательницы, но в контексте ее поступков выяснялась явная их профанация. Возникали образы, отражающие реально сформировавшийся тип.

Такова Милочка в одноименной повести С.П. Победоносцева (1845). Апология свободы выбора избранника превратилась у нее в свободу иметь любовников. А отрицание общественной формы. Такова Милочка в одноименной повести С.П. Победоносцева (1845). Апология свободы выбора избранника превратилась у нее в свободу иметь любовников. А отрицание общественной формы брака она поняла как принципиальное игнорирование обета супружеской верности. «Такие барыни, - утверждал С.С. Шашков, историк культуры XIX в., - вызваны к жизни не жорж-зандовскою пропагандою: они были всегда, но прежде, под гнетом патриархально-лицемерного общественного мнения, они жили постоянно под маскою и прикидывались добродетельными».

Итак, мы отразили влияние идей свободной любви на самых разных уровнях. Мы видим теперь, что именно в XIX веке любовь как ценность действительно ставится превыше брака и отныне ложится в основу брака. То, что сегодня кажется нам естественным, возникло именно тогда. Брак, основанный не на чувстве долга перед отцом, не на скрытом расчёте, не на приобретении женщины как элемента роскоши и не на сугубо хозяйственных причинах, а на индивидуальной любви, имеет своей традицией всего лишь около двухсот лет.

Но ровно такую же традицию имеет движение ЛГБТ, которое берёт свои истоки всё в том же XIX веке с «Союза уранистов» Карла Ульрихса. Оно и не могло возникнуть раньше, чем любовь была бы поставлена выше брака, а женщины оказались бы равны мужчинам. По сути феминизм стал фундаментом для возникновения однополых браков в дальнейшем, ведь именно когда женщины обрели свои права, брак стал союзом двух равноправных субъектов.

Гомосексуализм существует с незапамятных времён, и осуждался далеко не всегда. В той же античности практика гомосексуализма была широко распространена, а местами (в Афинах, например) даже и восхвалялась. Однако пока брак оставался экономической формой рабства и подчинения, ни одному мужчине не приходило в голову выйти замуж за другого мужчину, ведь тогда пришлось бы делить безграничную властью над семьёй.

Ровно в том же XIX веке берёт своё историческое начало полиамория, ведь именно идеи свободной любви впервые дали нравственное обоснование множественным связям. Мы видим таким образом, что самые разные стороны половой морали современного западного мира имеют под собой общее основание: борьбу за права человека, за освобождение от ограничений, накладываемых обществом, традицией, а иногда и правом. И к современной моногамии, основанной на идее равенства полов, это относится в той же степени, что и к её альтернативам. Попытки же растянуть определение традиционной семьи и включить в неё феодальную моногамию, античную моногамию и т.д. позволят нам точно так же растянуть определение полиамории и объявить её традиционной формой в виду наличия группового брака у архаичных племён и довольно развязной половой морали у аристократов галантного века.

Таким образом моногамию нельзя считать ни более традиционной, ни более прогрессивной формой брака, а следует признать одной из существующих форм, каждая из которых на исторической арене проходит различные этапы и находит множества проявлений, специфичных для каждой эпохи.

6. Полиамория

брак моногамия сектантство

В этой главе я собираюсь рассказать об альтернативной системе половой морали, которая существует в наши дни и составляет конкуренцию моногамии.

Полиамория - это система этических взглядов на любовь, допускающая возможность существования множественных любовных отношений у одного человека с несколькими людьми (а также между несколькими людьми) одновременно, с согласия и одобрения всех участников этих отношений. Полиаморией также называют практику любовных отношений, воплощающую эти взгляды в действительности.

Полиамористов от моногамов отличает принципиально иное понимание природы любви. Моногамный человек обычно смотрит на любовь как на некий ограниченный ресурс, который можно вручить только одному избраннику, либо в крайнем случае разделить на несколько частей, но тогда, по представлениям того же моногамного человека, каждый избранник получит лишь часть чьих-то чувств. Таким образом отношение со многими партнёрами рассматриваются моногамами как распыление собственных чувств.

Полиамористы напротив уверены, что любовь - это неиссякаемый ресурс, который рождается в процессе отношений, и потому по мнению полиамориста любви в жизни человека напротив быть тем больше, чем больше тесных эмоциональных связей человек установит с окружающими. Полиамористы уверены, что интенсивность чувств к одному человеку не влияет на чувства к другому точно так же, как любовь к одному родителю не мешает любить другого, а ценность дружбы с одним человеком никоим образом не преуменьшает ценности дружбы с другим.

Влечение своего партнёра к другому лицу моногамный человек часто воспринимает как личное оскорбление, считая, что дело в каких-то его собственных недостатках. Полиамория же строится на признании уникальности каждого человека, вследствие чего влечение к новому партнёру происходит не из-за неудовлетворённости предыдущим, а именно из-за уникальных характеристик нового партнёра, что никак не должно умалять достоинств первого. Именно полиамористы критикуют людей, которые рассматривают полиаморию как как временную меру для разрешения конфликтов в моногамных отношениях. Полиамористы указывают, что полиамория - это не лекарство, а сознательных выбор.

Вопреки убеждению некоторых людей, что полиамория подойдёт только тем, кто вообще не испытывает ревности, полиамористы на самом деле тоже способны испытывать ревность, но находят способы не подавлять свои чувства (как это происходит с влечением к третьему лицу в моногамной паре), а совместно преодолевать.

В нравственном плане полиамористы часто критикую моногамов за ханжеское провозглашение сексуальной верности как ценности при довольно частом её нарушении на практике. Касательно секса без любви мнения полиамористов расходятся. Некоторые не одобряют его (как это делала в своё время Колонтай), некоторые наоборот провозглашают самостоятельной ценностью, которая так же имеет место быть.

Наиболее ярким современным произведением, декларирующим полиамурную этику, можно считать вышедшую в 2006 году книгу «Этика бл*дства», написанную в соавторстве Досси Истон и Кэтрин А. Лист. В этой книге они приводят основные принципы полиамурной нравственности: «И всё-таки, как остаться порядочным человеком в этом запутанном мире свободного секса, где все, чему учили мама, священник, супруг и телевидение, скорее всего, не подойдет?

Большинство правил, которых мы придерживаемся, исключительно практичны. Причинит ли это вред кому-либо? Можно ли избежать этого вреда? Опасно ли это? Понимает ли каждый участник, на что идет, и делает ли все возможное, чтобы обезопасить себя и остальных? И с позитивной стороны: насколько это приятно? Чему это научит каждого из участников? Поможет ли это кому-то развиваться? Станет ли мир от этого лучше?». Основной же ценностью провозглашается согласие, под которым подразумевается «всеобщее активное участие ради блага, пользы и удовольствия каждого участника».

Рассказывая о своих убеждениях, полиамористы часто сталкиваются со стереотипными представлениями людей о природе моногамии. Исследователи полиамории Derek McCullough and David S. Hall (2003) пишут: «Одно из наиболее принятых в нашем обществе предположений, что только моногамные пары являются правильной структурой человеческих сексуальных взаимоотношений, будучи господствующей, не подвергается критическому анализу. Фактически, наша культура делает столько ударений на этом, через нормы культуры, современную литературу и фильмы, что серьезные дискуссии на эту тему редки». Они указывают, что аргументация той точки зрения, что моногамия является единственно дозволенной формой сексуальных взаимоотношений сводится, в общем, к двум положениям: 1) это естественное состояние человека, детерминированное его биологической природой, 2) это единственная моральная альтернатива, одобряемая богом, все остальные альтернативы греховны.McCullough and David S. Hall приводят следующие аргументы, ставящие под сомнение само собой разумеющуюся «естественность» моногамии:

Диадные структуры не являются в природе устойчивыми. Например, структура атома имеет три элемента - протон, электрон и нейтрон. Архитектурные структуры обычно основываются на пирамиде.

Увеличивающееся количество исследований животных показывают, что все меньшее и меньшее количество биологических видов является реально моногамными в живой природе. В царстве животных, менее 5% видов сейчас считаются моногамными.

Биологи-эволюционисты утверждают, что существует много веских причин для немоногамии, но их теории трудно, или невозможно проверить. Аргумент антропологов в пользу моногамии сводится к тому, что мужчина стал бы защищать своего ребенка, только если бы был уверен в своем отцовстве. Но в последних исследованиях было показано, что дети женщин, которые имели множественные сексуальные связи, имели более высокий уровень выживания, т.к. «возможное» отцовство делало их менее уязвимыми.

Возможно, две первые группы аргументов не являются достаточно убедительными. Так, можно возразить, что третьим элементом в моногамной паре должен быть ребенок. А наблюдения над поведением животных некорректно экстраполировать на человека, т.к. человек является не только биологическим существом. Единственно, что они могут доказывать, так это то, что с большой долей вероятности у человека нет биологической предрасположенности к моногамии. Более убедительными представляются ссылки на этнографические и статистические исследования. В этнографическом атласе Мердока, указывают авторы, упоминается, что из 1270 человеческих сообществ около 85% имели какие-либо формы мульти-супружеских отношений. Напротив, кажется, что большим доказательством того, что западные люди не выполняют моногамию хорошо, является высокий уровень разводов, высокий уровень супружеской неверности, высочайший уровень подростковой беременности в Западном мире, большое количество родителей-одиночек и другие показатели. Мы часто видим, что люди покидают хороший брак, потому что они влюбились в кого-нибудь нового, и что может быть названо серийной моногамией. «Вкратце говоря, аргументы о том, что люди «крепко связаны» для моногамии трудно поддержать», - резюмируют Derek McCullough and David S. Hall.

Что касается религиозной аргументации, то авторы указывают, что, во-первых, во многих древних религиозных текстах упоминается полигамия, во-вторых, большинство основанных на религии правил, скорее исходят из предположения, что женщина является собственностью мужа, нежели из предположения, что отношения являются результатом свободного обещания равных людей. Кроме того, независимо от строгости религиозного учения и тяжести наказания, человеческие существа продолжают упорствовать в попытках удовлетворения своих сексуальных желаний.

Несмотря на то, что аргументация McCullough & Hall выглядит вполне логичной и обоснованной научными данными, мы также можем вспомнить о том, что человек является самоопределяющимся бытием, что было показано Ж.-П. Сартром, В. Франклом, П. Тиллихом и др. С этой точки зрения, полигамию и моногамию можно рассмотреть как стиль отношений, выбранный индивидом, несмотря на его биологическую предрасположенность. Ещё один стереотип касается предназначения сексуального поведения. А.В. Гронский выделяет в этой сфере два основных предубеждения. Первое предполагает, что основная цель сексуального поведения связана с репродуктивной функцией. Второе исходит из того, что цель сексуального поведения - это достижение удовольствия или физиологической разрядки.

Для развенчания первого Гроновский ссылается на В. Соловьёва. В работе «Смысл любви» тот оспаривал распространенное мнение, будто бы половая любовь - это лишь средство для продолжения рода. Соловьев отметил, что напротив, чем сильнее любовь, тем менее она способствует размножению. Подтверждение этой мысли можно найти в природе: во-первых, размножение возможно не только без любви, но даже бесполым образом (деление, почкование, партеногенез); во-вторых, можно заметить, что чем выше определенный вид существ стоит на ступенях эволюции, тем меньше у него оказывается «сила размножения» (т.е. плодовитость особей), а сила полового влечения, наоборот, - больше. Значит, «половая любовь и размножение рода находятся между собою в обрат-ном отношении: чем сильнее одно, тем слабее другая. <...> На двух концах живот-ной жизни мы находим, с одной стороны, размножение без всякой половой любви, а с другой стороны, половую любовь без всякого размножения». Настоящий смысл половой любви, согласно Соловьеву, заключается не в размножении, а в стремлении человека к единству с другими.

Второе предубеждение, о том, что сексуальное желание является желанием наслаждения или желанием прекратить страдание, было опровергнуто Ж.-П. Сартром. Он подчеркивал, что мужчина желает определенную женщину, а не просто удовлетворения. К аргументации Сартра можно добавить, что если бы целью сексуального поведения было достижение физиологи-ческой разрядки, или оргазма, то половой партнер был бы и вовсе необязателен.

Полиаморная этика породила ряд новых форм отношений. По общим принципам их можно разбить три основные группы.

Групповые формы полиамории основаны на идее групповой верности, представляющей собой расширительное толкование идеи «верности друг другу», когда она распространяется на целую группу людей. В наиболее общей форме принцип «групповой верности» не накладывает никаких ограничений на любовные и сексуальные отношения членов группы до тех пор, пока они ограничены рамками самой группы. При этом партнёры соглашаются не иметь любовных и сексуальных отношений вне группы. Традиционная моногамия является частным случаем таких полиамурных отношений. В этом случае группа состоит из двух человек. Разновидностями этой формы отношений являются также традиционные формы полигамии: полигиния (многожёнство) и полиандрия (многомужество), а также групповой брак. Некоторые группы допускают возможность изменения своего состава с согласия всех членов группы. Некоторые разновидности групповых отношений предусматривают возможность дальнейшего ограничения и контроля отношений, могущих возникать внутри группы.

Открытые формы. В этом случае каждый из участников полиамурных отношений может иметь множественные отношения с разными людьми, круг которых не ограничен заранее. Эти отношения могут различаться для участников по степени их важности, а также по степени вовлечённости. В этом случае выделить группу участников полиамурных отношений бывает затруднительно или невозможно, и вместо этого уместнее говорить о наборе связей каждого человека, с дополнительным пояснением иерархической структуры этих отношений.

Некоторые приверженцы открытых форм отношений предпочитают классифицировать их по степени вовлеченности в эти отношения, деля отношения со своими возлюбленными на «основные» и «дополнительные». Такое деление не является обязательным и многие сторонники открытых отношений стараются избегать подобной категоризации, находя её оскорбительной для всех участников отношений и не ухватывающей существенных особенностей их личных отношений.

Примерами открытой формы полиамории являются открытый брак и свинг. Их различие заключаются в том, что участники открытого брака обыкновенно ищут партнёров по одиночке тогда, как свингеры предпочитают знакомиться парами и на время обмениваться партнёрами.

Смешанные формы отношений содержат в себе как элементы групповых форм, так и элементы открытых форм полиамурии. Как правило, смешанные формы полиамурии объединяют моногамных и полиамурных партнёров. Каждый моногамный партнёр поддерживает моногамные отношения ровно с одним человеком, но не требует того же от своего партнёра, и последние могут иметь множественные любовные и сексуальные отношения.

Некоторые формы полиамурных отношений иногда описываются геометрическими фигурами, с учётом количества участников и существующих между ними связей: треугольником, квадратом, а также латинскими буквами V, W и N.

В четвёртой главе мы уже видели, насколько пагубно может обернуться для человека архаичное желание быть частью группы. Идеи Колонтай, Гронского не оставляют сомнений в том, что сексуальная потребность - это в первую очередь социальная потребность. Развитие капиталистического общества требует от нас проявлять всё больше индивидуализма, самостоятельности, а потому всё чаще приводит к феномену одиночества в толпе.

Моногамия в наш век получила широкое распространение потому, что она является прямым отражением изолированного общества рыночной конкуренции. По сути потребность в родном племени мы вкладываем в одного человека, чтобы предстать перед остальными сильными и независимыми. Однако эта модель возводит непреодолимые стены между нами.

Поиск спасения от этого одиночества приводит некоторых людей в сомнительные религиозные организации, где ему дают возможность почувствовать себя частью чего-то большего, где нет этих привычных рамок. Однако ценой становится полная десоциализация человека и неспособность его нормально жить в обществе.

Полиамория же предоставляет возможность размыть социальные барьеры между людьми не выходя за пределы парадигмы либерального общества. Её идеи целиком строятся на западном индивидуализме и на признании ценности личности, однако в то же время она позволяет преодолевать возводимые веками барьеры. Те ограничения и предрассудки, под властью которых мы обнаруживаем себя сегодня, когда-то действительно были важны для выживания человечества, но условия изменились. В век развитой контрацепции преодоление социальных барьеров становится более важной задачей, чем гонка за мифической традиционностью, которая на поверку оказывается не такой уж и традиционной.

Полиамория - это социальный феномен, который пока ещё мало изучен и потому не имеет фиксации в праве. Философия полиамории на сегодняшний день представляет достойную альтернативу доминирующим ценностям. Мифы, которые складываются в сознании людей относительно этого жвиэения лишь свидетельствуют о том, что наше общество ещё не успело ознакомиться с ним как следует, что досадно, ведь полиамория может предоставить новые перспективы развития нашего общества.

Заключение

В первой главе мы рассмотрели наиболее общие периоды развития семьи и убедились, что моногамия среди них является наиболее поздней формой, хотя парное сожительство, пока ещё не имеющее таких сильных ограничений, встречается и на более ранних ступенях.

Во второй главе мы убедились, что моногамное поведение существенно различалось на разных этапах истории, каждый раз реализуя ту или иную социальную задачу. В третьей главе мы проследили в истории взаимосвязь между коммунистическими учениями и тяготением к групповому браку. Мы так же сделали вывод, что взаимоотношения между людьми могут быть рассмотрены как специфическая форма собственности.

В четвёртой главе мы рассмотрели, как реализовывался групповой брак в общинах сектантов и предположили, что в психике человека заложено некое тяготение к архаичным временам, что может быть причиной как поведения сектантов, так и идей коммунистов. В пятой главе мы постарались выявить источник различных проявлений современной половой морали и обнаружили его в движении свободной любви, которое родилось как часть феминистского движения в парадигме либеральной идеологии и борьбы за права человека. В шестой главе мы рассмотрели современную альтернативу моногамии.

Проанализировав все исторические формы половой морали от архаичной древности вплоть до наших дней, мы можем сделать вывод, что наши представления о «нормальном», «исконном», «универсальном» устройстве семьи часто являются стереотипами, навеянными нашим собственным временем. Тот страх, с которым современный человек взирает на непонятные ему явления, в действительности является безосновательным.

Консерватизм и косность мышления только мешают нам принять на вооружение существующий арсенал возможностей. Мы уже видели на примере размышлений Колонтай, что различные идеалы любви могут использоваться для решения разных социальных задач. Трезвое понимание социальных процессов может позволить нам мыслить конструктивно.

Например, одной из актуальных проблем является рождаемость. Одна из причин тому - экономическая нагрузка, которую создаёт ребёнок в семье. Не смотря на то, что уровень в жизни в среднем постепенно растёт, воспитание ребёнка по мере ужесточения требований на рынке труда так же дорожает. Если не так много веков тому назад было достаточно выкормить ребёнка до того момента, пока он не научится ходить, после чего можно было отправить его в поле, чтобы он, например, стерёг овец или сеял зерно, то для выживания в сегодняшнем мире человеку может потребоваться несколько высших образований. Чтобы обеспечить ребёнка всем необходимым, нередко оба родителя вынуждены работать. Но кто тогда будет заниматься воспитанием, пока ребёнок один сидит дома? Расширение наших представлений о семье, о должном количестве мам и пап на самом деле позволило бы решить эту проблему куда эффективнее, чем традиционные ценности. Постоянная привязанность к одному рабочему месту иной раз мешает человеку профессионально совершенствоваться, так как зависимость от регулярной зарплаты не оставляет на это времени. Кооперация экономических ресурсов группы людей позволила бы решить и эту проблему. Но очевидно, что дабы такой союз не распался, этих людей должно нечто связывать. Почему бы не любовь? Печально слышать от политиков или даже президентов стран как аргумент против гомосексуальных браков фразу типа «У нас и так проблемы с демографией». Очевидно же, что от того, что гомосексуалистам запретят вступить в брак, гетеросексуалы не нарожают больше. Напротив, вступившие в брак гомосексуалы в современных условиях, когда существует сурогатное материнство, могут даже благоприятно повлиять на ту же демографию, как ни парадоксально.

ПУШКИНСКИЙ ЛИЦЕЙ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ Курсовая работа по дисциплине «История» на тему: &

Больше работ по теме: