Исследования русских экономистов (XVII-XX вв.)

 

Министерство образования Республики Беларусь

Учреждение образования

Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники

Институт информационных технологий

Факультет компьютерных технологий

Кафедра "Информационных систем и технологий"




Самостоятельная работа

на тему: " Исследования русских экономистов (XVII-XX вв.)"

по дисциплине "Экономическая теория"



Разработал: Логвинец А.А.

студент группы 982412

Проверил: Анохин Е.В.

Преподаватель






Минск 2012

Содержание


1. Введение

1.1 Иван Тихонович Посошков (1652-1726)

1.2 Евгений Алексеевич Преображенский (1886-1937)

1.3 Сергей Николаевич Прокопович (1871-1955)

1.4 Владимир Александрович Розенберг (1860-1932)

2. Основная часть

2.1 Экономические исследования Ивана Тихоновича Посошкова в труде "Книга о скудости и богатстве"

2.3 Аспекты экономических воззрений Сергея Николаевича Прокоповича

2.4 Теория научной собственности Владимира Александровича Розенберга

3. Заключение

3.1 Иван Тихонович Посошков

3.2 Евгений Алексеевич Преображенский

3.3 Сергей Николаевич Прокопович

3.4 Владимир Александрович Розенберг

Литература

1. Введение


1.1 Иван Тихонович Посошков (1652-1726)


Получил известность как экономист благодаря написанной им в возрасте 70 лет "Книге о скудости и богатстве" (1724), которая была опубликована в 1842 году и представляла собой энциклопедическое сочинение о политике, экономике, праве, военном деле и религии. Сразу после опубликования книга вызвала большой общественный резонанс. Сочинение Посошкова представляет собой первоклассный источник по русской истории. Известный историк Ключевский не раз пользовался ей.

Посошков был человеком, наделенным весьма разносторонними талантами. Он был ремесленником, изобретателем, иконописцем, дельцом, знатоком богословия, блестящим публицистом. "Книга о скудости и богатстве" представляла собой личное обращение к Петру I с целью объяснить, откуда берутся скудость и богатство и предложить методы увеличения богатства [HTTP://gallery. economicus.ru].


1.2 Евгений Алексеевич Преображенский (1886-1937)


Стержнем всей теоретической системы Преображенского стала его концепция "первоначального социалистического накопления". Хотя сам термин "первоначальное социалистическое накопление" впервые был употреблен не Преображенским, указанная концепция - главное научное детище автора. В отличие от "просто" социалистического накопления, которое трактовалось им вполне традиционно как процесс расширения производства за счет капитализации части прибавочного продукта, созданного в пределах социалистического государственного хозяйства, "первоначальное социалистическое накопление" мыслилось как "накопление в руках государства материальных ресурсов главным образом из источников, лежащих вне комплекса государственного хозяйства (курсив наш. - Авт.)". Этот второй вид накопления на данном этапе развития советского хозяйства, этапе переходного периода от капитализма к социализму, представлялся Преображенскому главным, играющим "колоссально важную роль" в отсталой крестьянской стране и сохраняющим такую свою роль до тех пор, пока социалистическое государственное хозяйство не получит, наконец, "экономического преобладания" над капиталистическим укладом. Значимость этого вида накопления настолько велика, а связи, им отражаемые, настолько устойчивы и типичны, что Е.А. Преображенский счел возможным возвести его в ранг экономического закона социализма. Причем не просто рядового закона в числе других, а основного закона экономики переходного периода, выражающего наиболее родовые признаки советского хозяйства, закона, оказывающего определяющее воздействие буквально на все основные процессы экономической жизни в рамках государственного сектора и, наконец, подчиняющего себе, изменяющего, а частично даже ликвидирующего закон стоимости и все другие законы товарного и товарно-капиталистического производства, существовавшего в виде соответствующих укладов.

И поскольку закон "первоначального социалистического накопления" выражает, по искреннему убеждению Е.А. Преображенского, главную суть, сердцевину новой экономической политики, то целесообразно уточнить и самое ее название. Автор считает более правильным заменить термин "нэп" термином "политика социалистического накопления", да и сам переходный период лучше называть, по рекомендации автора, периодом первоначального, или предварительного, социалистического накопления [HTTP://library. by].

экономическое исследование посошков розенберг

1.3 Сергей Николаевич Прокопович (1871-1955)


В этой главе речь пойдет об экономических воззрениях крупнейшего русского экономиста Сергея Николаевича Прокоповича. Перед современными исследователями стоит пока еще не решенная задача тщательного изучения огромного творческого наследия этого ученого и государственного деятеля.

Родился Сергей Николаевич Прокопович в 1871 г. в Царском Селе. После окончания Смоленского реального училища поступил в Петровскую сельскохозяйственную академию, но из-за студенческих беспорядков был вынужден прервать обучение. В 1894-1898 гг. обучался в Брюссельском университете. Доктор философии Бернского университета (1913).

В начале 90-х годов XIX в. Прокопович был близок к народовольческим кругам, являлся приверженцем идей П.Л. Лаврова, в конце 90-х - входил в "Союз русских социал-демократов за границей" и принадлежал к правому крылу экономизма. В 1904 г. вошел в "Союз Освобождения", а в 1905 г. - член кадетской партии, из которой вскоре вышел. В 1906 г. совместно со своей женой Е.Д. Кусковой издавал журнал "Без заглавия".

Между тем Прокопович был не только политическим деятелем, но и видным статистиком-экономистом. Председателем Экономической секции Императорского Вольного экономического общества, председателем Секции по страхованию рабочих при Московском отделении Императорского Технического общества, председателем различных кооперативных объединений. В 1914-1917 гг. - член Московского областного Военно-промышленного комитета, после Февральской революции - председатель Главного экономического комитета, заместитель председателя Экономического совета Временного правительства, министр торговли и промышленности Временного правительства, министр продовольствия и, наконец, организатор "Экономического кабинета" в Берлине, а затем в Праге. Первая работа Прокоповича "Рабочее движение в Германии и Бельгии" увидела свет в 1899 г., а над последней, "Перспективы мирового хозяйства", которая так и осталась незаконченной, он работал еще в 1954 г. Между этими датами почти пятьдесят лет научно-исследовательской работы [HTTP://gallery. economicus.ru].


1.4 Владимир Александрович Розенберг (1860-1932)


Обыкновенно расширение правовой системы соответствует появлению таких новых отношений между людьми, которые по своей природе требуют правового их урегулирования.

То расширение правовой системы, которое отмечается термином "научная собственность" (propriete scienti - fique), или "право на научные открытия и изобретения" (droit sur les decouvertes et invention scientifique), не является фактическим приращением к ранее существовавшим отношениям между людьми. Эти отношения всегда существовали, но стояли вне правовой системы - они ею не захватывались или просто не замечались.

Всякое научное открытие или изобретение становится обыкновенно известным третьим лицам путем письменного или устного обнародования такового со стороны того, кто такое изобретение или открытие сделал.

Современное право авторства распространяется на книги, брошюры, статьи, доклады и речи, как на первоначальном языке, так и в переводе, причем бернская, а в ее нынешнем тексте и римская международная конвенция о литературной собственности, расширяет защиту автора почти на весь мир.

Предметом защиты авторского права является индивидуальная форма выражения мыслей автора в сказанных или написанных им словах [HTTP://gallery. economicus.ru].

Почин в отношении научной собственности принадлежит французскому публицисту, секретарю Общества защиты авторских прав Люсьену Клотцу, который на эту идею был натолкнут появившимся в 1920 году французским законом о так называемом droit de suit. Суть последнего в том, что, если какая-нибудь картина, перепродаваясь из рук в руки, увеличивается в своей цене (например, художник становится все более и более известным), то художник получает право на известную часть этой прибавочной стоимости. В конце 1921 года Л. Клотц организовал два собрания по обсуждению идеи научной собственности, а в связи с ними профессор и депутат Бартелеми внес во французскую палату 4 апреля 1922 года составленный им проект закона о праве на научную собственность.

Все указанные проекты стоят на точке зрения права ученого, сделавшего открытие или изобретение, на материальное вознаграждение, если результаты его труда использованы для целей техники и, следовательно, получили применение в промышленности. Разница между проектом проф. Руффини и его предшественников лишь в том, что они пытались построить проект национального закона, тогда как Руффини выработал текст "Международной Конвенции по установлению Союза для защиты прав авторов на их "научные изобретения или открытия". Руффини находит, что вопрос о научной собственности должен быть урегулирован сразу же в международном масштабе; иначе промышленность государств, приявших научную собственность, окажется в худшем положении, нежели остальные, ибо будет иметь расходы, ложащиеся на производство, которых другие страны не знают [HTTP://library. by].

2. Основная часть


2.1 Экономические исследования Ивана Тихоновича Посошкова в труде "Книга о скудости и богатстве"


Автор книги являлся убежденным монархистом, но это не мешало ему душой болеть за русский народ, за крестьянство. Посошков независимо от французских физиократов формулирует их излюбленную аксиому: бедные крестьяне - бедное государство, богатые крестьяне - богатое государство. Посошков не был противником крепостного права, но предлагал внести в отношения между помещиками и крестьянами гуманность и экономическую рациональность. В своих рассуждениях он опирается на старинный принцип, согласно которому помещики суть опекуны приписанных им государством крестьян. Это дает им не только права, но и обязанности по отношению к крестьянству и государству. Посошков предлагает ограничить законом размер крестьянских повинностей помещику (барщину, оброк), отделить крестьянские земли от помещичьих и отдать их крестьянам в вечное владение. От этих мер он ожидал резкого роста производительности труда в земледелии. Чтобы рационально использовать крестьянский труд, в частности, между сезонными работами, Посошков предлагал расширить оброчную систему. Крестьянам, отпущенным на оброк, надо платить в ремесле или промышленности сдельно, чтобы они были заинтересованы в результатах своего труда.

Посошков жил в эпоху, когда господствующим направлением экономической мысли был меркантилизм. Его взгляды во многом созвучны этому направлению - он всячески призывал государя защищать отечественный рынок от иностранной конкуренции. Но меркантилизм Посошкова отличался от западноевропейского, представители которого главным источником богатства страны считали внешнюю торговлю. Посошкова интересовали внутренние источники богатства.

Рассуждая о факторах, определяющих цену товара, Посошков высказывает два различных мнения. Первое заключалось в том, что цена в своей основе определяется издержками производства, и так как в России издержки на сырье и оплату труда ниже, то и цена может быть ниже, а разница между ней и ценой на аналогичный иностранный товар больше. Это предполагает рыночный механизм ценообразования. В другом месте своей книги Посошков, в силу своей склонности к волевым методам организации, предлагает для внутреннего рынка устанавливать сверху единые цены для всех купцов, чтобы избежать ненужной, по его мнению, конкуренции. И русским купцам он тоже предлагает устанавливать при торговле с иностранцами единую для всех цену. Это явное государственное вмешательство в свободу торговли. Этот пример явно показывает, что взгляды Посошкова лишены стройности и последовательности.

Посошков ясно понимал зависимость между ростом богатства и производительностью труда. Труд должен, по его выражению, давать "прибыток" [HTTP://gallery. economicus.ru].

В вопросах о деньгах, Посошков был сторонником номинализма, который, как известно, основывал покупательную силу денег на юридическом акте, опирающимся на авторитет государства. Важны не вес и чистота металла в монете, а ее название, номинал, присвоенное государством. Посошков призывал из дешевой меди чеканить дорогие деньги, что, с одной стороны, даст казне доход, а с другой стороны, предоставит стране достаточное для развивающейся торговли количество денег. Он призывал делать легкие деньги из меди, серебро беречь, а золотые монеты печатать только в целях поддержания престижа государства за рубежом. Как и все идеи Посошкова, его денежная теория преследует сугубо практические цели. Он приводит расчет, согласно которому доход казны от чеканки медных гривенников по предлагаемым им нормам из 10 тысяч пудов меди составит 1 820 тысяч рублей, сумма огромная, так как все государственные доходы в последние годы царствования Петра I не достигали и 8 млн. рублей в год. Посошков предлагал сделать медные деньги не мелочью при серебряных и золотых монетах, а именно основой денежного обращения. Его деньги были чем-то вроде современных бумажных денег.

Не сводя богатство к деньгам, Посошков различал богатство вещественное и невещественное. Под вещественным он подразумевал богатство государства (казны) и богатство народа. Что в настоящее время можно отождествить с валовым продуктом. Под невещественным - "истинную правду", т.е. законность, правовые условия, хорошее управление страной - те ценности, которые сегодня мы называем "институтами". Поэтому Посошкова можно назвать предтечей российского институционализма. Источником богатства он называл производительный труд, а причинами скудости - отсталость сельского хозяйства, недостаточное развитие промышленности, неудовлетворительное состояние торговли. Для уничтожения скудости и достижения богатства Посошков предлагал два условия:

) уничтожить праздность и заставить всех людей прилежно и производительно работать;

) решительно бороться с непроизводительными затратами, осуществлять строжайшую экономию.

Являясь идеологом купечества, Посошков много места в своем сочинении отводил вопросам внутренней торговли. В стремлении сделать купечество монополистом в торговле он предлагал запретить дворянам и крестьянам заниматься торговлей и высказывался за "установленную цену", регулируемую сверху системой надзора и контроля, т.е. в данном вопросе отстаивал устаревшие взгляды. Посошков внимательно относился к внешней торговле, организация которой должна была защитить русское купечество от иностранной конкуренции и способствовать приумножению денег в стране, считал необходимым ввозить только то, что не производится в России. Ограничение ввоза предметов роскоши должно было сохранить, по его мнению, деньги в стране. Он предлагал прекратить вывоз из страны промышленного сырья и вывозить за границу лишь готовые изделия. Оригинальны взгляды Посошкова на деньги: он отстаивал номиналистическую теорию денег [HTTP://library. by].


2.2 Концепция Евгения Алексеевича Преображенского "первоначального социалистического накопления"


Концепция "первоначального социалистического накопления", в соответствии с которым и "досоциалистические формы" должны поработать на индустриализацию, что означало отчуждение на ее нужды части прибавочного продукта, создаваемого вне пределов государственного хозяйства. Вполне естественно предположить, что идею "перекачки" представители "досоциалистических форм" встретят без особого умиления и вряд ли добровольно согласятся на такое отчуждение. Поэтому между социалистическим сектором и досоциалистическими укладами неминуема борьба, в ходе которой будет происходить "пожирание" последних. Отношения между передовым, прогрессивным государственным сектором и архаичными "пожираемыми" формами, прежде всего крестьянством, по Преображенскому, уподобляются тем отношениям, которые обыкновенно складываются между капиталистическими метрополиями и их колониями. Подобная ассоциация выглядела не особенно корректной и была зло высмеяна Н.И. Бухариным.

Для придания своей концепции "первоначального социалистического накопления" большей убедительности Е.А. Преображенский использовал метод аналогии, который, как правило, сам по себе мало что доказывает, но нередко, и весьма существенно, облегчает восприятие выдвигаемых положений. Аналогия, о которой идет речь, сопоставляла переходный период - период "первоначального социалистического накопления" - с эпохой, названной К. Марксом "первоначальным капиталистическим накоплением". Подобным сравнением Е.А. Преображенский сильно задел весьма чувствительны" струны многих экономистов, причем не только тех, чьи позиции значительно расходились с представлениями автора, но и тех, кто с целом с симпатией относился к его взглядам. Как можно, с возмущением восклицали они, сопоставлять эпоху грабежа и кровавого насилия, на почве которой был зачат, развивался и мужал капитализм, с эпохой становления гуманного по самой своей природе социалистического строя, априори объявляющего такого рода методы неприемлемыми! Указанная аналогия квалифицировалась, например, Н.И. Бухариным не менее как "чудовищная", а между тек благородное и в общем-то, понятное негодование критиков Е.А. Преображенского вполне могло бы быть существенно умерено. Во-первых, с чисто теоретических позиций нельзя не признать и правомерность, и известную полезность метода аналогии тех или иных явлений и процессов хозяйственной жизни, различных общественно-экономических формаций, базирующегося на наличии диалектического взаимосплетения общего и, особенно в развитии каждого способа производства. Отрицание такой диалектической связи, непризнание момента общего и упорное, не считающееся с реальностями целостного взаимозависимого мира превознесение лишь особенных, специфических, имманентных для данного строя признаков, как правило, не сулит каких-либо интересных теоретических находок, более того, нередко заводит в теоретический капкан, освободиться от которого можно, только пожертвовав такими воззрениями.

Разумеется, говоря о необходимости видеть общее в тех или иных хозяйственных процессах, протекающих в принципиально различных социально-экономических структурах, мы должны понимать, что оно, это общее, может иметь не только знак плюс. Кроме того, позиция Е.А. Преображенского в этом вопросе также достаточно противоречива и находится на почтительном расстоянии от совершенства. В самом деле, выдвигая правильный тезис о том, что ни одна экономическая формация не может развиваться в чистом виде, на основе только присущих ей специфических законов, и, указывая, что это противоречило бы самой идее развития, автор далее все-таки принижает значимость общеэкономических законов. Он обозначает их не иначе, как "противодействующие силы", под деформирующим влиянием которых "диагональ параллелограмма сил, действующих в области экономики, никогда не может пролегать по линии внутренних законов господствующей формы, а всегда будет отклоняться от этой линии".

Богатая практическая история социалистического строительства в нашей стране представила достаточно большой материал, позволяющий без лишней чванливости оценить, насколько гуманнее были наши методы отчуждения необходимого для накопления прибавочного продукта, производимого в рамках "досоциалистических форм", или методы перераспределения этого продукта, созданного в государственном секторе. Скажем только, что приемы "великого перелома", "сплошной коллективизации", "продразверстки" и т.п. вполне сопоставимы с методами "первоначального накопления капитала". Следовательно, и с теоретической, и с практической точек зрения аналогия, которую позволил себе Е.А. Преображенский, навлекши на себя "вселенский" гнев, не так уж и абсурдна, как это представляли его суровые критики.

Как уже отмечалось, самым беспощадным критиком Е.А. Преображенского стал его давнишний товарищ Н.И. Бухарин, оказавшийся впереди всех атакующих. Познакомившись с представленными в настоящей книге первоисточниками, читатель увидит, как больно бил Бухарин за "эксплуатацию", "колонии" и "пожирание", как едко высмеял он и обстоятельно охарактеризованные Е.А. Преображенским методы "первоначального социалистического накопления", и прием аналогии с капитализмом.

Бесспорно, многие положения этой критики справедливы, во все же рискнем высказать суждение, согласно которому недостатки теории Е.А. Преображенского представлены в работах Н.И. Бухарина не зеркально, а как бы сквозь увеличительное стекло, причем большой мощности. К примеру, критик сильно утрировал тезисы Е.А. Преображенского об "эксплуатации досоциалистических форм" и их "пожирании" социалистической формой. На самом деле, и в этом пункте мы абсолютно разделяем оценку С. Коэна, суть концепции "первоначального социалистического накопления" была менее жестока, чем подразумевающаяся аналогия. Действительно, что разумел Е.А. Преображенский, употребляя, например, столь неосторожно такое "взрывоопасное" слово, как "эксплуатация"? Как он сам объясняет в своем ответе на одно из критических выступлений Н.И. Бухарина, процесс расширения и укрепления государственного хозяйства, перестройки всей его технической базы не может идти только за счет его собственных сил и средств - в этом деле должны принять участие и миллионы крестьянских хозяйств. Кстати говоря, сам Н, И. Бухарин тоже отнюдь не отрицал необходимость поступления "добавочных ценностей" в фонд накопления со стороны мелких товаропроизводителей. И под "эксплуатацией" Е. А, Преображенский имел в виду именно это обстоятельство, т.е. факт "перекачки" средств из до социалистических секторов в социалистический, осуществляемой через механизм неэквивалентного обмена. Последний основывался, прежде всего, на ценах, сознательно устанавливаемых таким образом, чтобы часть прибавочного продукта частного хозяйства отчуждалась в пользу государственного уклада, а также на налогообложении крестьян, Но, говоря об эксплуатации досоциалистических форм, защищался Преображенский, он вовсе не имел виду, как это приписывает ему Н, И, Бухарин, эксплуатацию пролетариатом мелких производителей, которые являются участник, ми расширенного социалистического воспроизводства.

Да, повторимся, С. Коэн здесь прав, смягчая кровавый образ "первоначального социалистического накопления", сложившийся не без влияния жестокой критики этой концепции. Но мы не можем согласиться с последующим утверждением С. Коэна, в соответствии с которым Е.А. Преображенский вообще отвергал насилие, Конечна нет сомнения в том, что сталинские методы насилия ем; не снились даже в самых страшных снах. Но сама идея насилия, увы, была заложена в модели "первоначального социалистической накопления". Именно идея насилия как прогресса, идея, в своей зрелой форме принижающая саму природу человека, который, как свидетельствует наш опыт, при создании соответствующей обстановки "шкуру собственного отца готов натянуть на барабан, лишь бы этот барабан выбивал дробь революции" 7. Вот она-то, пожалуй, и составляет главный порок теории Е.А. Преображенского. Да, он неоднократно и совершенно неправомерно отождествляя понятия "первоначальное социалистическое накопление" и "социалистическое накопление", Да, он неудачно употребил некоторые термины, прочно связанные в нашем сознании только с характеристиками "загнивающего" и "умирающего" строя. Да, он, допустив массу других теоретических оплошностей и ошибок, и о некоторых из них еще пойдет речь, Но врожденный дефект его концепции кроется все же в "военно-коммунистической" идее насиди которой он так и не поступился в годы нэпа.

В самом деле, закон "первоначального социалистического накопления" есть, прежде всего, закон борьбы за существование государственного хозяйства, за выживание и прогрессирование социалистического сектора, который "не может существовать в окружении частного товарного производства на основе мирного сожительства". Либо социалистическое начало будет подчинять себе досоциалистические формы, либо оно само будет "рассосано" стихией товарного хозяйства, - третьего, по Преображенскому, не дано. Этот сложнейший вопрос он решает исключительно прямолинейно, в духе жесткой альтернативы, И злополучное слово "пожирание" в его объяснении выступает в данном контексте синонимом победы одной системы над другой, только и всего. Такой фельдфебельский тип рассуждений глубоко импонировал и Сталину, очень любившему обороты "либо-либо." ("либо мы сделаем это, либо нас сомнут" и т, п.). Уже здесь явственно проступает образ насилия, который в дальнейшем получает еще более грозные очертания.

Действительно, объявив "пожирание" "железной неизбежностью", органически вытекающей из открытого им закона "первоначального социалистического накопления", Е.А. Преображенский был вынужден прямо поставить и другой вопрос: а в каких конкретных формах будет происходить это "пожирание" социалистической системой хозяйствования всех иных укладов? В таких ли уж "безобидно ненасильственных", сводящихся просто к неэквивалентному обмену между городом и деревней, как это представил С. Коэн? Вернемся к работе "Основной закон социалистического накопления". Здесь внимательный читатель обнаружит немало интересных с точки зрения анализируемого вопроса вещей. В частности, он, например, узнает, что капитализм "пожирал", т.е. вытеснял, более примитивные, докапиталистические формы хозяйствования преимущественно экономическими способами, в процессе свободной конкурентной борьбы. Насилие играло главным образом вспомогательную роль, ибо для победы капиталистического способа производства было вполне достаточно тех экономических преимуществ, которые каждое капиталистическое предприятие имело с самого начала, даже в стадии мануфактурного развития капитализма, над более примитивными формами хозяйства - натуральным и мелкотоварным. Исход боя, в конечном счёте, решал потребитель, который, покупая более дешевый продукт, тем самым голосовал за капиталистическое производство.

Совсем иное дело при переходе к социализму. Государственная промышленность периода первоначального социалистического накопления по отношению к капиталистическому производству оказывается в гораздо более сложном положении, чем последнее - по отношению к докапиталистическим укладам. Вот здесь-то Е. Преображенский, большой любитель, как мы помним, исторических аналогий, решительно выступает против "некритической аналогии с прошлым", в соответствии с которой социалистическая форма уже в первый период ее существования побеждает капиталистическую в конкурентной борьбе. Такую аналогию автор называет вульгарной, грубой, поверхностной, не освещающей, а, наоборот, затемняющей всю проблему.

Разъяснения автора сводятся к следующему. В первоначальный период своего развития социалистическая форма, как вследствие отсутствия материальных предпосылок, необходимых для перестройки ее технического базиса, так и вследствие отсутствия необходимых предпосылок социалистической культуры и социалистического воспитания работающего пролетариата, не может развить всех преимуществ, органически свойственных социализму, наличия которых делает социалистическую форму исторически более прогрессивной, чем капитализм. Более того, в период первоначального накопления социалистический сектор, еще не развив всех своих преимуществ, утрачивает некоторые преимущества капиталистического хозяйства. Это обстоятельство "делает для социалистической формы невозможной конкурентную борьбу с капитализмом на основе равенства". По мнению автора, было бы полнейшим и глупейшим самоубийством пытаться бить капитализм на арене свободной конкурентной борьбы на нынешней стадии развития социалистического хозяйства, так как для победы этим путем государственным предприятиям не хватает того главного, что было у капиталистических предприятий, боровшихся с ремеслом, - индивидуального экономического и технического преимущества над предприятиями исторически низшей формы.

Эта меньшая конкурентная способность советского хозяйства будет, как полагал Е.А. Преображенский, продолжаться в течение всего периода первоначального социалистического накопления, т.е. до тех пор, пока социалистическая форма не развернет передового технического базиса и не подготовит достаточные кадры "социалистически воспитанных" работников, необходимых для организации подлинного социалистического общества.

Как же живуча оказалась эта страсть рисовать далекие исторические перспективы, генетически унаследованная всеми после дующими поколениями нашего общества! Пожалуй, лучше всех рассказал о ней писатель Фазиль Искандер в своих "Удавах и кроликах". Как хочется кроликам цветной капусты уже сегодня, но. пока ведутся опыты, они обязательно вскоре будут завершены, и тогда начнется эпоха изобилия. При подобных построениях есть все: есть время прошедшее, ставшее уже историей, есть время будущее, обязательно очень светлое и радостное. Нет только одного - времени настоящего, точнее оно есть, но его нужно как-то "пережить", чтобы быстрее превратить в историю. Такие построения, обычно кичащиеся своим "обостренным чувством перспективы", своей "стратегической направленностью", на самом деле очень напоминают поповскую религию, охотно обещающую рай на небе, но предлагающую пока мириться с адом на земле. Этим грешна была и концепция Е. А, Преображенского, ориентирующая широкие массы трудящихся на длительное ухудшение материальных условий их существования, связанное с необходимостью "первоначального социалистического накопления" на нужды индустриализации страны, на победу нового, прогрессивного строя, ради отдаленного, хотя бы и прекрасного, будущего. "Широкие массы способны на героическое самопожертвование в моменты открытой напряженной революционной борьбы, но пытаться превратить это самопожертвование в профессию, сделать его постоянным и добровольным занятием широких масс в течение нескольких десятилетий, такие попытки могут быть предприняты только фанатиком, оторванным от жизни, не видящим и не знающим этой жизни", - отмечал тот же В. А, Трифонов в указанной статье.

Но как все-таки победит социалистическая форма капиталистический уклад, с которым экономически конкурировать она не в состоянии? Она неизбежно победит, во-первых, потому, что вступает в борьбу как единое целое, как единый комплекс государственного хозяйства, представляющий собой нечто большее, чем арифметическая сумма всех входящих в него предприятий и трестов. Образно говоря, растопыренные пальцы приобретают эффект кулака, обладающего дополнительной силой. Во-вторых, она победит благодаря сращиванию с государственной властью. Пролетарское государство и пролетарское хозяйство представляют собой единое целое. Вследствие этого в огромнейшей степени увеличивается и политическая сила государства, и экономическая мощь государственного хозяйства, вследствие этого же колоссальную роль начинают играть внеэкономические методы социалистического накопления.

Как видим, Е.А. Преображенский с завидной ясностью показывает, что формы "пожирания" социалистическим укладом частного хозяйства не только не являются, но и не могут быть чисто экономическими. По сравнению с формами вытеснения капитализмом докапиталистических укладов здесь большой удельный вес приобретают насилие и внеэкономические методы [HTTP://gallery. economicus.ru].

Для Е.А. Преображенского характерна тенденция к упрощению реального хозяйственного бытия, к неприятию его разнообразия, к отвержению того, что сегодня мы называем плюрализмом форм собственности и форм хозяйствования. Ему свойственно стремление к максимальному однообразию, предельной унификации. Социализм в его понимании ассоциируется лишь с государственной формой, все другие формы так или иначе, рано или поздно должны быть уничтожены. Хотел того автор или нет, но его теория "первоначального социалистического накопления", предлагающая применение внеэкономических методов отчуждения созданного в деревне продукта, объективно "вбивала клин" между городским пролетариатом и трудящимся крестьянством, придавая последнему "несоциалистический" облик, отторгала его от социализма и тем самым, конечно же, отнюдь не способствовала установлению "смычки" между двумя основными классами общества. И с этой точки зрения путь "первоначального социалистического накопления", начертанный Е.А. Преображенским, был скорее путем углубления конфронтации пролетариата и крестьянства, нежели путем укрепления их экономического и политического союза.

И все же для более полной характеристики воззрений Е.А. Преображенского следует коротко остановиться на его представлениях о кооперации, вырастающей из мелкого товарного производства. Мелкое товарное производство автор разбивает на три части. Одна часть останется мелким производством, другая - кооперируется капиталистическим путем, третья - объединяется в новый вид кооперации, представляющей собой особый тип перехода мелкого производства к социализму не через капитализм и не через поглощение мелкого производства государственным хозяйством, Как видим, большой ясностью положения автора в данном случае не отличаются, особенно в части эволюционирующей к социализму, "какой-то новой" кооперации, создаваемой не путем "простого поглощения". Формами такой кооперации, по мнению автора, являются крестьянская коммуна и артель, но могут возникнуть и иные образования.

Нежелание Е.А. Преображенского теоретически анализировать процессы кооперирования Н, И, Бухарин назвал "уверткой". На это бухаринское обвинение автор с достоинством отвечал:". сейчас никто не знает и знать не может, как конкретно будет проходить трансформация крестьянского хозяйства в такой тип производственно-земледельческой кооперации, который будет переходным этапом к социализации земледелия". В самом деле, продолжает эту мысль Е.А. Преображенский, как пойдет развитие земледельческой кооперации? Да, возможно, большая часть крестьянства будет кооперироваться в сфере обмена и с этой стороны подходить к производственной кооперации, как это декларирует Н.И. Бухарин, Но к производственному кооперированию можно подойти и со стороны долгосрочного кредита, и со стороны электрификации, и через развитие тракторной обработки земли. А может быть, здесь возможна комбинация нескольких путей? Этого никто не знает, убежденно повторял Е.А. Преображенский, этого не знал и Ленин, который в своей знаменитой одноименной статье говорит о кооперации вообще и о потребительской кооперации в частности, Если же Н, И. Бухарин уверен, что кооперирование деревни пойдет исключительно или главным образом через обмен, то он, именно он, должен это доказать, чем заслужит благодарность. "Но пусть напишет, а не прячется за статью Ленина, который этот вопрос в такой конкретной постановке вовсе не ставит", - восклицает Преображенский в своем ответе Бухарину.

Но если Е.А. Преображенский категорически отказался формулировать какие-либо теоретические утверждения о конкретных путях и формах кооперативного движения, соглашаясь, весьма неохотно, лишь на гипотетические и крайне осторожные предположения, то по вопросу о роли кооперации в социалистической экономике он проявил большую готовность к принципиальным рассуждениям. И надо заметить, что эти рассуждения не выбились из колеи всех его построений. Автор сумел всецело их подчинить железной логике своей общей концепции, причем сделал это безупречно.

Итак, в огромном хозяйственном организме нашей страны имеются асимметричные, друг другу противостоящие органы: все более и более организующееся на основе плана государственное хозяйство и огромное, распыленное мелкое производство. Эти органы вынуждены сосуществовать, и своеобразной соединительной тканью здесь выступает кооперация. Надо ли говорить, что здоровое, прогрессивное, передовое начало в развитии всего народнохозяйственного организма автор связывает только с государственным сектором, представляющим собой совершенную систему, движение которой осуществляется на основе собственных внутренних сил и тенденций. Иное дело - кооперация, которая благополучно функционирует в условиях капитализма и, следовательно, не имманентна социализму, А значит, в подтексте, изначально ущербна. Ведь в ней самой по себе не заключено никакого активного начала, преобразующего производственные отношения в сторону социализма. Конечно, великодушно добавляет автор, она может сыграть и социалистическую роль. Но тут же, словно спохватившись, разъясняет, что такую роль она может сыграть лишь постольку, поскольку связана с высшей системой - государственной, являя собой ее". зыбкое, менее организованное, но все же (как хвост от ядра кометы) продолжение, пускающее свои щупальца в поры обмена между мелким производством и государственным хозяйством и кое-где начинающее кооперировать мелких хозяев на производственной почве".

Конечно, естественно резко отрицательное отношение Е.А. Преображенского к частнокапиталистическому укладу, о чем уже говорилось выше. Понятно и его, по существу, открыто неприязненное отношение к мелкому товарному производству, "противостоящему" государственному сектору и чуть ли не ежесекундно продуцирующему из своей среды капитализм. И, кстати говоря, эта идея о несовместимости социализма с любой формой частной собственности (и капиталистической, и трудовой) получила впоследствии широчайшее распространение, утвердившись в обыденном сознании, проникнув в экономическую теорию, став незыблемой догмой.

Именно эта идея оправдала курс на ликвидацию нэпа, на насильственное упразднение всех форм частной собственности во всех сферах экономики. Между тем каких-либо серьезных "оправдательных" оснований, как свидетельствует уже "задним числом" пройденный нашей страной путь, не было, Об этом же красноречиво говорит и несколько иной опыт, накопленный рядом европейских социалистических стран. Этот совокупный опыт буквально взывает к здравому смыслу, протестуя против "гигантомании" и всеохватывающего огосударствления. Сегодня встает новый, принципиально иной, чем прежде, вопрос - об экономических преимуществах мелкой частной собственности там, где высокая концентрация производства неэффективна, где научно-технический уровень не достиг еще серьезных масштабов. Здесь же можно указать и на другой аспект этой проблемы, а именно: административно-командное вытеснение поголовно всех частнохозяйственных форм, отдающее дань идее "чистого", бесконкурентного социалистического хозяйства, неизбежно влечет за собой возникновение хронического Дефицита, "теневой" экономики, подпольного бизнеса, коррумпированных структур.

Но, повторим, негативизм Е.А. Преображенского, проявленный в отношении любых форм частной собственности, вполне понятен. Менее понятно его завуалированно враждебное отношение к кооперации, И хотя Е.А. Преображенский клянется в полемике с Н.И. Бухариным в своей преданности ленинским кооперативным идеям, оно постоянно и явственно проступает в рассуждениях автора. Не принял Е.А. Преображенский "перемены всей точки зрения на социализм" как строй "цивилизованных кооператоров" или, лучше сказать, не до конца принял. И его представления несоциалистическом, или, точнее, "не вполне социалистическое в пассивном характере кооперации также получили широкое хождение и в теории, и в практике, и в общественном сознании, прекрасно сохранившись до наших дней. Вспомним: с конца 20-х год, шло неуклонное затухание кооперативного движения, лишь слабые признаки его проявлялись вплоть до середины 80-х, Но и сегодня далеко не всеми кооперация воспринимается с положительным знаком, многие (это отражается в отдельных выступлениях народных депутатов СССР) хотели бы реанимировать представления Е.А. Преображенского, по-прежнему видя в кооперации рудимент прошлого, "проклятый пережиток", сеющий конкурентную борьбу, рыночную стихию, имущественную дифференциацию.

Е.А. Преображенский не был бы самим собой, если бы "подчинил" и этот вопрос своему закону "первоначального социалистического накопления". Оказывается, успешность и скорость протекания процессов кооперирования крестьянства, как, впрочем, и всех других социально-экономических явлений, целиком и полностью предопределены этим основным законом. Уж если он является законом всего социалистического движения, понятно, что им регулируется и кооперация. В самом деле, не может быть достаточно быстрого кооперирования крестьянства без быстрого развит! государственного хозяйства, А сколько-нибудь быстрое развит) последнего, в свою очередь, невозможно без достаточно быстрого накопления. Ну, а что нужно для быстрого накопления? Ответ был дан раньше - "перекачка". Вот и все, круг замкнулся, а Преображенский оказался верхом на своем любимом коне. Вот оно-то - накопление - и есть основной вопрос социалистического строительства, а отнюдь не кооперация, являющаяся лишь частью этого вопроса.

Выстраивая свою теоретическую пирамиду, основанием которого стал закон "первоначального социалистического накопления" Е.А. Преображенский искусно увязал свой концепцию с известной мыслью В.И. Ленина о том, что каждый общественный строй возникает лишь при финансовой поддержке определенного класса, и такую поддержку должен получить кооперативный строй. Без ложной скромности Е.А. Преображенский подчеркнул родство, "я посредственную внутреннюю связь" своих представлений со взглядами В.И. Ленина. Оказывается, даже эта ленинская мысль о финансовой поддержке "прямым путем ведет к проблеме накопления" 5. Но тут же, буквально двумя-тремя сильными, точно выверенными фразами, Е.А. Преображенский совершает фантастическую операцию, поменяв местами голову и ноги. Если Ленин говорил о финансовой помощи кооперирующемуся крестьянству со стороны правящего класса, то Преображенский показал, что пока для оказания этой помощи нет средств или, точнее, они смехотворно мизерны. Лишь тогда, щедро обещает автор, "когда закончится период первоначального накопления и промышленность будет стоять на новой технической базе, - только тогда поток ценностей из города в деревню по каналам долгосрочного кредита потечет широкой рекой". Но для этого, пока длится период первоначального накопления, составляющий, как помнит читатель, несколько десятилетий, эта река должна течь как бы вспять, из деревни в город. А вот об этом Ленин не говорил. Так обстоят дела с "родственностью" концепции Е.А. Преображенского с кооперативными идеями В.И. Ленина.

Конечно, Е.А. Преображенский прямого отношения к насильственной коллективизации не имел, он не только не призывал к физическому уничтожению крестьянства как класса, но и с осуждением высказывался о "военно-коммунистических" методах продразверстки. Однако его концепция "первоначального накопления" послужила своеобразным сухим хворостом или, лучше сказать, бикфордовым шнуром сталинского "великого перелома".

Для более полной интерпретации представлений Е.А. Преображенского весьма важны его взгляды на проблемы управления народным хозяйством, соотношения плановых воздействий и методов рыночной регуляции. Поэтому позволим себе задержаться и на этом аспекте теоретической платформы Е.А. Преображенского. Итак, какими же методами и рычагами может быть надежно обеспечено движение экономики по пути "первоначального социалистического накопления", каким должен быть механизм хозяйствования?

Ответы на поставленные вопросы немыслимы без рассмотрения теории "двух регуляторов" Е.А. Преображенского, управляющих движением экономики переходного периода от капитализма к социализму. Один из этих регуляторов нам уже известен - закон "первоначального социалистического накопления", которому, как уже отмечалось, подчинены и основные хозяйственные процессы, протекающие в обществе, и логика всей экономической политики. Однако хозяйство переходного периода является товарно-социалистическим, т.е. таким хозяйством, в котором наряду с централизованным плановым началом, свойственным социалистическому базису и порождаемым действием закона "первоначального социалистического накопления" (?), существуют товарно-денежные отношения, связанные с законом стоимости (или законом ценности, как тогда предпочитали говорить). Закон стоимости является основным регулятором товарного производства, законом "стихийного равновесия товарно-капиталистического общества". В таком обществе, "лишенном головных центров планового регулирования, благодаря действию этого закона, прямому или косвенному, достигается все то, что нужно для относительно нормального функционирования всей производственной системы данного типа: и распределение производительных сил между отдельными отраслями хозяйства, состоящее из распределения людей и средств производства, и распределение продуктов производства общества между рабочими и капиталистами, и распределение прибавочной ценности для расширенного воспроизводства между отдельными отраслями или странами, и распределение ее между другими эксплуататорскими классами, и технический прогресс, и победа экономически передовых форм над отсталыми, и подчинение последних первым".

Но уже в период монополистического капитализма действие закона ценности, как и само товарное производство, оказывается подорванным тенденцией к планомерному ведению хозяйства. Естественно, что еще дальше продвигается этот процесс в условиях переходной от капитализма к социализму экономики, которая, продолжая еще оставаться товарной, уже в значительной мере становится социалистической. Отсюда, из такого понимания, и произросла теория Е.А. Преображенского о "двух регуляторах", один из которых воплощает в себе прогрессивные тенденции будущего нашей экономики, а другой олицетворяет собой все зло, которым на нас Давит наше прошлое, упорно стремящееся задержаться в настоящем и повернуть назад колесо истории.

Итак, центральный пункт теории "двух регуляторов" - бескомпромиссная их схватка между собой. Е.А. Преображенский подчеркивал, что товарное производство мы противопоставляем социалистическому плановому хозяйству, рынок - бухгалтерии социалистического общества, цены - трудовым издержкам производства, товар - продукту. Разумеется, прежде всего, и быстрее всего произойдет отмирание закона стоимости в государственном секторе, в котором ему попросту нет места. Почему? Да потому, что в государственном секторе стремительно и неуклонно разворачивается процесс формирования "единого кулака", единого комплекса, единой социалистической монополии, идущей на смену монополии капиталистической. По существу, это та же идея "единого завода, единой фабрики", здесь само государство является и монопольным производителем, и единственным монопольным покупателем продукции своих трестов, отношения между которыми приближаются к внутренним отношениям "единого комбинированного треста".

Из представленных построений Е.А. Преображенского органично вытекает и его позиция по вопросу о методах хозяйственного управления. Естественно, что, относясь к нэпу как к временной, "педагогической" мере, а к товарно-денежным связям как к вынужденному злу, автор не мог благоволить экономическим методам управления. В его понимании такие хозяйственные рычаги, как прибыль, цена, деньги и т.д., всего лишь "задержанные рефлексы" закона стоимости. Деньги, например, приобретают "калькуляционно-счётный характер" по отношению к средствам производства и средствам потребления, отмирая в роли одного из инструментов достижения стихийного равновесия в производстве. Или, скажем, цена, которая при социализме носит "чисто формальный характер", она теперь "лишь титул" на получение из котла общегосударственного хозяйства определенной суммы средств на дальнейшее производство и на определенный уровень расширенного воспроизводства. Минимизируется и роль рынка, а понятие "товар" по отношению, например, к паровозу отступает на задний план перед понятием "государственный продукт, изготовленный для государства". Вот так-то: и товар уже не товар, да и деньги уже не деньги.

Е.А. Преображенский ни на йоту не изменил идее верховенства своего закона накопления, подчинив ему и политику цен. Он подчеркивал, что мы должны идти не от понижения цен к накоплению, а от накопления к понижению цен. Следует учитывать при этом, что Е.А. Преображенский ведь рассуждал применительно к условиям переходной экономики. С преобразованием же ее в подлинно социалистическую цен, равно как и иных стоимостных категорий, просто не будет. Административно назначаемые налоги и цены, в наши дни, искореженные и перекошенные до неузнаваемости, предназначались автором только для периода "первоначального социалистического накопления", когда производство осуществляется ради производства, и именно этому должны служить налоги и цены. Лишь в социалистическом обществе производство будет осуществляться для потребителя [HTTP://library. by].


2.3 Аспекты экономических воззрений Сергея Николаевича Прокоповича


В 1906 г. в "Трудах Вольного экономического общества" появляется небольшая работа Прокоповича, посвященная исчислению народного дохода в 1900 г. для 50 губерний Европейской России. Работа эта затем была переиздана с дополнениями, касающимися 1913 г., по результатам тех исследований которые были проведены в 1917 г., когда Прокопович был председателем Экономического совета при Временном правительстве.2 Появление этой работы можно назвать знаменательным событием в научной жизни того времени. Любой экономист, изучающий экономику своей страны, заинтересован в оценке экономической активности, суммы ежегодно создающихся ценностей в народном хозяйстве, т.е. национального, народного, по терминологии Прокоповича, дохода. Отсутствие такой информации порождает неправильные представления о пропорции частей в народном доходе по отраслям, доле различных социальных групп в совокупном доходе. Так, во Всеподданнейшем докладе о государственной росписи 1897 г.С.Ю. Витте заявил, что в России доход от промышленности превышает на 33 % общий доход от сельского хозяйства, а в действительности в те времена доход от последнего более чем в два раза превышал доход от промышленности.3 Министерство финансов предпринимало попытку, в связи с проектом введения подоходного налога, произвести исчисления народного дохода, но эта попытка оказалась неудачной. Исследования же Прокоповича увенчались успехом. Стремясь определить не только главнейшие, но и мелкие доходы, Прокопович произвел подсчет дохода от чечевицы и гороха, сена и соломы, овчин и осетровых рыб, соли и ульев, серного колчедана и производства дрожжей.

Констатируя, что статистический учет дохода русского народа в настоящее время практически невозможен, поскольку во многих отраслях производства отсутствуют достоверные данные, Прокопович все же производит его оценку.

По результатам его подсчета, в 1900 г. мы имели следующую картину: годовой доход на одного жителя составлял 67 руб.25 коп. Для сравнения (пересчет в рубли): в Австралии эта цифра составляла 347 руб., США - 346, Англии - 273, Франции - 233, Румынии - 184, Австрии - 124, Италии - 104, Балканских княжествах - 101. "Мы самая бедная из культурных стран. Болгария и Сербия имеют дохода в полтора раза более чем русский, немец - почти в 3 раза, англичанин - в 4 раза, австралиец - в 5 1/2 раза", - с грустью констатирует Прокопович.4 В 1913г. картина меняется - на одного жителя уже приходится 101 руб.35 коп.5

Весьма ценной частью подсчета, произведенного в 1917г., явилось то, что была произведена попытка приблизительно распределить национальный доход по принадлежности его к различным социальным классам. Такой подсчет показал фантастичность утверждений В.И. Ленина: доходы неимущих, трудовых слоев населения в 1913г. занимали во всем народном доходе не "какие-нибудь 20% -30%", а 73,6 %, а в сельском хозяйстве - 89.1 %! 6

Весной 1918 г. Прокопович вошел в "Союз возрождения России". В 1921 г. вместе с Е.Д. Кусковой и Н.М. Кишкиным работал во Всероссийском комитете помощи голодающим Поволжья (Помгол).

Осенью 1921 г. Прокопович был арестован по обвинению в шпионаже в пользу иностранных государств и приговорен к смертной казни, которую, по ходатайству Ф. Нансена и Э. Гувера, заменили ссылкой во внутренние губернии России. Осенью 1922 г. Советское правительство выслало из России большую группу ученых и литераторов. Среди них был и С.Н. Прокопович.

Обосновавшись сначала в Берлине, Прокопович в ноябре 1922 г. организует Экономический кабинет, а с апреля 1924 г., из-за недостатка денежных средств, деятельность кабинета была перемещена в Прагу, где материальная поддержка Чехословацкого правительства обеспечивала ему спокойную работу. Постоянными сотрудниками кабинета были: А.П. Марков, В.А. Розенберг, С.Г. Шерман, С.С. Кон, Н.С. Тимашев, А.А. Чупров.

Приступая к своим исследованиям в 1923 г., Прокопович задавался вопросом: можно ли для объективной характеристики и правильного анализа советской экономики использовать правительственные данные, а иных в СССР нет. На него Прокопович без колебаний отвечал положительно. Несмотря на фантастическую порочность советских отчетов, и данных, на их откровенно агитационный характер, они и только они, по мнению Прокоповича, при постоянном и умелом чтении советской литературы, сопоставлении цифр и фактов, при наличии у исследователя опыта, способны освещать все, что происходит в экономике Советской России. Любопытный факт: за 30 лет своей научной работы в эмиграции Прокопович никогда не прибегал к несоветским материалам, к тому что публиковалось в зарубежной прессе. "Он строил свои выводы только на советской информации и на советских цифрах. Он сжился с ними настолько интимно, что, сопротивляясь, они приоткрывали ему спрятанные за ними секреты. Держа их крепко в руках, Прокоповичу выжимкой из них удается решить ряд важнейших советских ребусов, например, каковы потери при уборке зерновых культур, каков действительный "амбарный", а не лживо пропагандно-показаный сбор зерна, какова реальная заработная плата советских рабочих, какова величина национального дохода, какова численность населения СССР и т.д. Вполне естественно, что к работам С.Н. обращаются все серьезно интересующиеся советским хозяйством".7

В 1924 г. в Берлине выходит солидное исследование Прокоповича "Крестьянское хозяйство по данным бюджетных исследований и динамических переписей", подготовленное еще в России и содержащее богатейший материал по статистике крестьянского хозяйства. Отдельные главы этого исследования были посвящены исчислению валового дохода крестьянского хозяйства, аренде и сдаче земли, учету личных расходов крестьянской семьи, трудовому бюджету крестьянского хозяйства, промысловым заработкам в крестьянском хозяйстве, изучению влияния рынка на крестьянское хозяйство.

Отметим, что в этой работе С.Н. Прокопович, занимаясь изучением производительности крестьянского хозяйства и факторов, влияющих на нее, ставит вопрос о роли комбинационных таблиц. Этот вопрос уже поднимался им в работе "Об основаниях выбора признаков для построения комбинационных таблиц". По мнению С.Н. Прокоповича, во многих таблицах, при рассмотрении их невооруженным глазом, можно установить, как изменяется зависимая переменная при росте независимой, но случается, что глаз не устанавливает никакой определенной тенденции в изменениях зависимой переменной, а поэтому простое созерцание таблиц ничего не дает статистику для анализа. Прокопович проводит мысль, что исследование зависимостей с помощью комбинационных таблиц, предложенных в 1880-х гг. черниговским статистиком А.П. Шликевичем, так и осталось в России на прежнем уровне. Основным же недостатком, по его мнению, является то, что выбор признаков для построения таблиц носит более или менее произвольный характер. Изучая материал с помощью групповых таблиц, статистик выносит убеждение, что наибольшее влияние на интересующее его явление, имеют такие-то факторы. По эти факторам и строится комбинационная таблица. Однако лишь коэффициенты корреляции могут дать твердое основание для выбора признаков при построении комбинационных таблиц. Конечно, замечает Прокопович, от А.П. Шликевича и С.А. Харизоменова нельзя было этого требовать, поскольку существование корреляционных зависимостей было открыто Ф. Гальтоном в 1889 г. Но и в настоящем никто не пытается делать этого. А между тем на основе комбинационной таблицы возможно исчисление коэффициентов регрессии, а затем по этим двум коэффициентам - коэффициента корреляции. В качестве примера недооценки важности таких расчетов Прокопович приводит расчет А.В. Чаянова, который, пытаясь проследить влияние размеров землепользования и высоты личного бюджета на количество коров и лошадей, утверждает, что число коров в хозяйстве изменяется по личному бюджету крестьянской семьи, а не бюджет - по ее зажиточности и, следовательно, по количеству скота в хозяйстве. Таблица, построенная Чаяновым, лишь констатирует наличность связи между этими моментами, однако не дает никакой информации о направлении этой связи.

В Праге им была подготовлена большая работа "Познавательная ценность статистических рядов", включающая следующие вопросы:

объекты статистического наблюдения, статистические ряды, корреляция статистических рядов, причинная зависимость в массовых явлениях. Эта работа была издана в 1936 г. Чешским государственным статистическим управлением. Любопытен и такой факт: в 1925 г. в "Чехословацком статистическом вестнике" на чешском языке увидела свет работа Прокоповича, посвященная подсчету народного дохода Чехословакии [HTTP://library. by].

В 1930 г. в Москве выходит обстоятельное исследование Прокоповича "Народный доход западноевропейских стран". (Первоначально некоторые главы книги были опубликованы в "Русском экономическом сборнике" за 1925-1927 гг.) Эта работа посвящена оценке народного дохода зарубежных европейских стран с конца XVII в. до начала XX в. Отдельные главы книги посвящены вопросу распределения народного дохода и учету заработной платы. Данное исследование обобщает практически все зарубежные работы по этому вопросу, имеющиеся на тот момент.

В области сельского хозяйства вплоть до 1922 г. имел место упадок. Но уже в 1925 г., т.е. за три года до нэпа, посевная площадь в стране была восстановлена и даже на один процент превысила показатель 1916 г. Выросла и товарность производства. Этот процесс восстановления посевных площадей и товарности шел путем возрождения крестьянских хозяйств и перевода их на продналог, признания прав собственности крестьян на продукты их труда, реставрации рыночного обращения, найма работников, аренды земли и т.д. Известные успехи С.Н. Прокопович регистрирует и в области животноводства.

Говоря о промышленности, прежде всего крупной, С.Н. Прокопович вновь отмечает определенные положительные результаты. В частности, производительность труда рабочего к концу 1925 г, достигала примерно 85 % довоенного уровня. Но здесь, говорит ученый, дело обстоит значительно сложнее, чем в сельском хозяйстве. Во-первых, крупная промышленность пострадала от революции и политики "военного коммунизма" несравнимо сильнее, ведь перед переходом к нэпу она упала на 82,6% сравнительно с довоенным временем. Введение хозрасчета и сдельной оплаты труда сущесвенно "подстегнули" работу промышленности, однако, между количественными и качественными результатами обозначилась резкая асимметрия. Первые просто блестящи, вторые же, особенно производительность труда, пока что оставляют желать много лучшего. Ученый с пониманием относится к этой проблеме. "Воспитание национальной производительности труда, - говорит он, - задача очень трудная, требующая целых десятилетий напряженной работы, в один-два года особо значительных, а тем более прочных результатов получить нельзя".

Придя на смену паллиативно-рыночной системе нэпа, планово-централизованная система хозяйствования, естественно, стала объектом пристального, критического изучения Прокоповичем. Заметим, что ученый не отклонялся от традиций русского либерализма, согласно которым отечественные либералы, в отличие от зарубежных, не отвергали в принципе саму идею государственного вмешательства в хозяйственную жизнь общества, более того, они признавали необходимость государственного регулирования и планирования, которые, однако, по их мнению, не должны разрушать частную инициативу и конкурентно-рыночные отношения. Именно через призму этого представления Прокопович осуществил серьезное обобщение советского опыта народнохозяйственного планирования. Одним из первых в русской литературе он дал весьма обстоятельный и интересный анализ хода и итогов первой пятилетки - этого действительно первого опыта "национального планирования народного хозяйства в условиях мирного времени".30 Автор убедительно показал, что, несмотря на отдельные достижения, как правило, количественного характера, такие, например, как значительный рост объемов производства в тяжелой промышленности, в целом пятилетка оказалась невыполненной и прежде всего в области качественных показателей, таких, как производительность труда, себестоимость, качество. Так, если в соответствии с планом производительность труда рабочего должна была возрасти на 110%, фактически она возросла лишь на 5,3 %. Себестоимость промышленной продукции планировалось снизить на 35 %, реально же получилась куда более скромная цифра - 4,8 %. Что же касается большинства количественных параметров, то их увеличение произошло, прежде всего, за счет резкого, превышающего плановые ожидания роста числа рабочих. Так, если в крупной промышленности по пятилетнему плану предполагалось увеличить число рабочих на 37,9 %, то для выполнения количественных показателей пятилетки пришлось увеличить численность рабочих на 102 %. Если же принять во внимание резкое падение качества продукции, то тогда вместо роста производительности труда получится его падение - на 7,4 %, значительно уменьшатся и показатели роста валовой продукции в ценностном выражении.

Главной и основной причиной невыполнения заданий первой пятилетки Прокопович резонно считал тотальную национализацию промышленности, "подчинение режиму государственного монопольного хозяйства тысяч фабрик, средних и мелких промышленных предприятий, для этого режима совершенно непригодных".

Другими, более частными причинами неуспеха первой пятилетки, по Прокоповичу, являются недостаток инженерных кадров и квалифицированных рабочих, постоянное стремление "политизировать" хозяйственную жизнь, заменяя приемы хозяйственно-оперативного управления мероприятиями политического принуждения и насилия, "очень поверхностное" знакомство, как с русским народным хозяйством, так и с системой планового хозяйства.

Выявив причины невыполнения заданий первого пятилетнего плана, С.Н. Прокопович обобщает советский плановый опыт и формулирует основные особенности планового хозяйствования.

Во-первых, это директивный характер планирования, базирующийся на тотальном обобществлении всего национального производства, насильственном насаждении обобществленных форм хозяйствования и установлении монопольного экономического строя. "Всякое планирование в публично-правовом порядке, - пишет С.Н. Прокопович, - имеет ту отрицательную сторону, что развитие народного хозяйства ставится при нем в зависимость не от развития умственных, волевых и вообще "хозяйственных" способностей населения, его трудоспособности, предприимчивости, расчетливости, предусмотрительности и т.д., а от разума и воли правительства. Не иссякнут ли источники личной инициативы и творческой мысли под тяжелой рукой власти?"34 Жизнь уже ответила на этот вопрос.

Другой особенностью советского планирования, отмечает ученый, является примат метода политического насилия и принуждения. Рожденная и вскормленная насилием, советская власть верит лишь в творческую роль насилия. Поэтому в ее плановых проектировках часто не уделяется достаточного внимания материальным условиям их осуществления. Отсюда необоснованность и произвольность многих проектировок, дорого обходящихся народному хозяйству. Об этом же С.Н. Прокопович говорит и в своей последней крупной работе "Народное хозяйство СССР" (1952). Влияние коммунистической идеологии "привело к созданию такого плана, развития народного хозяйства. который, мог быть осуществлен лишь методами насилия и подавления всякой свободы хозяйственной деятельности".

Отвергая планово-централизованную систему и прогнозируя ее неминуемый крах, С.Н. Прокопович противопоставил ей собственное видение того, каким должно быть эффективное хозяйствование. Он не сомневался в преимуществах либеральной экономики, основанной на принципе хозяйственной демократии, только в ней он усматривал возможность спасения гибнущей от большевистской разрухи России.

В 1934 г. в Париже был издан основательный, уже цитировавшийся нами труд Прокоповича "Идея планирования и итоги пятилетки", а в 1952 г. в Нью-Йорке - фундаментальная двухтомная монография "Народное хозяйство СССР", ставшая шедевром русской историко-экономической литературы и своеобразным посмертным памятником замечательному ученому. В этих работах и нашли свое отражение воззрения С.Н. Прокоповича по вопросам хозяйствования. В них содержится исчерпывающая характеристика рыночной и планово-административной систем хозяйствования и формулируется собственная позиция автора о том, каким должен быть эффективный экономический механизм.

Говоря о капиталистическом хозяйственном строе эпохи либерализма, Прокопович отмечает его главную черту, а именно то, что он построен на идее свободы хозяйственной деятельности граждан, свободы выбора занятий и места работы, образа жизни и места обитания, свободы хозяйственных сделок и договоров, регулируемых только нормами гражданского права. Дух эпохи либерализма был точно выражен в известном лозунге физиократов "Дайте нам свободу производить что, где и как нам выгоднее, и свободу торговать". В этом свободном конкурентно-рыночном хозяйстве роль государства сводилась, как известно, к роли "ночного сторожа", охраняющего экономический порядок и неприкосновенность частной собственности.

Но, правильно выделив положительную сторону либерализма, Прокопович не склонен его идеализировать. Там, где ведется борьба, рядом с победителями всегда есть побежденные, люди, обреченные стихийной игрой экономических сил на нищету и страдания.

Поэтому в XX в. принцип "лессэ-фэр" был сдан в архив. Государственная власть обнаружила, что развитие народного хозяйства определяется не только рыночной стихией, но в очень значительной степени ее собственными экономическими мероприятиями. Она признала в качестве одной из своих главнейших задач энергичное вмешательство в хозяйственную сферу в целях увеличения производства национальной продукции и демократизации распределения народного дохода. Так, говорит Прокопович, возникла идея перспективного планирования всего национального хозяйства и проведения государством регулирующих мероприятий в области экономики.

Однако к началу XX в., отмечает Прокопович, под влиянием процессов монополизации экономики, картелирования, трестирования и т.п. в экономике капиталистических стран начали вызревать плановые тенденции, свободное прежде рыночное хозяйство все более приобретает черты "связанности". И все же при этом оно не приобретает единого хозяина, а, следовательно, по-прежнему не может иметь какого-то плана, охватывающего его в целом. Поэтому, говорит Прокопович, "нельзя планировать рыночное народное хозяйство; государственная власть мерами экономической политики может лишь вмешиваться в его ход и развитие, влиять на него; планировать она может только огосударствленные отрасли народного хозяйства".

С.Н. Прокопович многократно возвращается к важнейшему вопросу, до каких пределов допустимо развивать государственное планирование и регулирование, не разрушая при этом частную инициативу и конкурентно-рыночные отношения?

Серьезное влияние на его взгляды по данному вопросу оказал видный немецкий ученый, профессор Е. Шмаленбах, явившийся одним из основателей науки о рационализации хозяйства. Установив рост "связанности" хозяйства, Шмаленбах дал этому феномену интересное истолкование, которое Прокоповичем было принято. Оказывается, откат от позиций безраздельного либерализма обусловлен "перемещением издержек производства внутри предприятий. Именно доля пропорциональных издержек производства уменьшается, а доля постоянных издержек производства увеличивается настолько, что определяющее влияние на форму производства приобретает величина доли постоянных издержек". Сама эпоха свободного хозяйства была возможна лишь потому, что производственные издержки носили главным образом пропорциональный характер, но когда доля постоянных издержек стала нарастать, хозяйство уже не могло оставаться свободным. Почему? Да потому, что если наиболее существенную часть себестоимости составляют постоянные издержки, то сокращение производства не приводит к соответствующему сокращению издержек. А это значит, что если, например, падают цены, то бесполезно пытаться выправить это падение сокращением производства. Выгоднее в таком случае дальше производить по данной средней себестоимости. Конечно, предприятие будет нести при этом убытки, но последние окажутся меньше, чем они были бы при ограничении размеров производства и сохранении почти неизменной величины постоянных издержек. Таким образом, с превращением большинства пропорциональных издержек в постоянные хозяйственная система лишилась своего спасительного прежде средства, тем самым утратив способность приспособления производства к потреблению. А это сделало невозможным существование свободного хозяйства, вынужденного уступить место "связанному" хозяйству [HTTP://gallery. economicus.ru].


2.4 Теория научной собственности Владимира Александровича Розенберга


Ученым предполагают предоставить право на научные изобретения и открытия. Отсюда естественно рождаются два вопроса: что есть научное открытие и изобретение и какова юридическая природа права на этого рода объекты?

Исходною точкою должно служить детально разработанное понятие патентоспособного, т.е. промышленного изобретения.

Изобретение и открытие суть два похожие, но существу различные акты познания чего-то доселе неизвестного. Изобретение есть творение, открытие есть констатирование существующего. В изобретении творческая сознательная человеческая идея показывает, что известные силы и средства приводят к доселе неизвестному результату. Изобретение есть всегда целевое произведение, которое имеет ввиду удовлетворение человеческих потребностей силами, лежащими вне человека. Поэтому понятию изобретения имманентно то, что называется техническим эффектом, который вызывается использованием или комбинацией сил природы. Открытие есть расширение границ нашего познания об окружающей нас природе - установление т. и. законов природы, ее сил, тел и свойств.

При всем резком и принципиальном различии между изобретением и открытием первое может перейти во второе, поскольку человеческая деятельность направлена, чтобы обработать то, что открыто, и в силу этой человеческой работы выявляется закон природы, который до работы и без нее не мог обнаружить своего действия. Поэтому ученые могут быть авторами и открытий, и изобретений.

Патентоспособными являются не все, а лишь некоторые изобретения и совершенно отсюда исключены все открытия. Патентоспособные лишь изобретения, отвечающие двум положительным признакам - новизне и промышленной применимости. Установление и первого, и второго из этих признаков разработано патентною практикой в мельчайших деталях и с величайшею казуистичностью. Не углубляясь в эту догматику, следует лишь отметить, что новизна означает какой-то шаг вперед над существующим в данный момент уровнем технических знаний, доступных обыкновенному среднему технику.

Исходя из этого, законом установленного, правом защищаемого понятия патентоспособного изобретения, следует попытаться определить по признакам сходства и несходства то, что хотят разуметь под термином "научного изобретения или открытия".

Прежде всего, это - акт творческой и исследовательской мысли, превосходящей пределы деятельности и достижения обычного Fachgelehrter'a. Если эта деятельность заключается в научной демонстрации результата или процесса, ранее уже известного, - она не может быть отнесена к сфере научного изобретательства или открывательства - таково совершенно правильное ограничение, вносимое чикагским проф. Wigmor и принятое экспертами в 1927 году.

И открытие, и изобретение в области науки одинаково требуют индивидуальной творческой мысли: в изобретении - это указание способов, достигающих какого-то действия или эффекта, в открытии - это построение, основанное на знании научной гипотезы, затем подтвержденной эмпирическим путем или же посредством наблюдения. Творчество в изобретении может касаться и самого способа, и его действия, а иногда ни того, ни другого, а лишь нового соотношения между ними.

В литературе делались попытки определить объект будущего права - научные изобретения и открытия, но особой ясностью и определенностью эти попытки не отличаются.

Всякое научное открытие становится известным третьим лицам через опубликование. Ученый, сделавший это открытие, может иметь какие-то притязания принадлежности ему этого открытия, во-первых, как автор, его опубликовавший, а, во-вторых, как творец всего того умственного акта, который привел к данному открытию. Авторское право есть право на выражение своих мыслей, и предметом защиты является именно избранная автором форма выражений. Автору потому предоставляется монополия на форму, что человеческая фантазия неисчерпаема и во всяком выражении мыслей заключается всегда индивидуальный, защищаемый правом характер. Содержание той формы, которую защищает авторское право, отступает совершенно на задний план. Ни оригинальности, ни новизны, ни индивидуальности мысли не требуется. Авторское право содержания не касается - оно просто проходит мимо него.

Имеет ли право ученый притязать на исключительную ему принадлежность идеи, воплощенной в его открытии или изобретении, либо на самое свое открытие или изобретение?

Столь далеко индивидуальные притязания идти не могут. Весь умственный прогресс человечества заключается в том, что каждая новая идея не остается лежать под спудом, а поступает в общее пользование, обогащает совместную сокровищницу человеческого знания всех времен и народов. Это необходимо для всего человечества, но это одновременно справедливо и в отношении каждого, приносящего свою умственную лепту. Человеческая мысль работает на преемственности, и в самом индивидуальном, смелом и творческом полете гения есть всегда основание из чужой, предшествующей умственной работы, без которого такой полет не мог бы вообще состояться. Настоящее есть всегда следствие прошлого и чревато будущим. Эту связанность всякого творца новой идеи с его предшественниками прекрасно выразили в стихах и в прозе два великих немецких мыслителя - Гете и Шопенгауэр, и в более грубой форме - нынешние французские исследователи вопроса о научной собственности Гариель и Неттр. Если не данный ученый сделал открытие, его неизбежно сделал бы другой - таков уж неотвратимый ход науки, говорит Гариель, и потому открытый ученым принцип не есть его творение, а существовал до и помимо него и ему не принадлежит1. На chose d'esprit (выборе духа. - Ред.), - добавляет Неттр2, право собственности никоим образом обосновано быть не может.

право на творческую идею существует в виде патентного права, но оно до чрезвычайности ограничено очень определенными рамками. Совершенно, конечно, бесспорно, что патентное право защищает идею изобретения, а не воплощение этой идеи. Но такая изобретательская идея есть всегда непосредственный источник создания чего-то нового, могущего быть коммерчески эксплуатированным. Монопольное положение патентодержателя ограничено кратким сроком и обеспечением за ним известного преимущественного дохода, но использование изобретения остается, в сущности, относительно свободным, несмотря на действие патента (принцип принудительных лицензий). Наконец, не следует забывать, что в исторических своих корнях патентное право преследовало вовсе не охрану материальных интересов изобретателя, но задержание изобретений для отечественной промышленности и не выпуск их за границу.

Патентная защита есть конечный предел, к которому стремится рождающееся ныне право на научную собственность. Защита этой последней представляется даже самым ярым сторонникам означенного института окрашенной в значительно более бледные тона по сравнению с защитою, которую дает патентное право. Если эту меньшую интенсивность защиты, хотят снабдить более длинными сроками, заимствованными из авторского права, то это не более, как позолота горькой пилюли.

Итак, право научной собственности захватывает лишь сферу денежного вознаграждения ученого, если его вклад в науку способен к, так сказать, коммерциализации.

Тот, кто, будучи промышленником, пользуется вкладом ученого в своем производстве (usager, applicateur), становится в правовое отношение к ученому: праву ученого на вознаграждение соответствует обязанность промышленника на уплату такового.

Всякое новое нарастание на правовой системе должно составить органическое ее развитие. Указать эту связь между новообразованием и принципами, проникающими через всю систему права, значит раскрыть его юридическую природу.

Значение этого анализа юридической природы новых правоотношений расценивается разными исследователями вопроса неодинаково.

В литературе делались попытки раскрыть юридическую природу научной собственности. Vigneron в своей докторской теме высказывает, что открытие является расширением рамок нашего знания и познавания, а потому сделавший открытие является как бы первым завладевшим новым знанием или достижением. Он его собственник по правилу "res nullius cedit primo occupanti", (вещь принадлежит первовладельцу - Ред.). Тот, кто использует данное открытие в целях его практического применения, вступает с открывателем в правоотношения, именуемые specificatio. Ученый дает материал, техник его обрабатывает. Таким образом, приходится вернуться к первым векам христианства и вспомнить знаменитый спор двух юридических школ: прокульянцев и сабиньянцев - кому принадлежит серебряная ваза, тому ли, кто ее сделал, или же тому, из чьего серебра она сделана.

Приведенных примеров достаточно, чтобы показать, что попытки теоретического обоснования научной собственности не удались и проблема эта осталась неразрешенной [HTTP://gallery. economicus.ru].

Главные направления - три. Первое - совершенно отрицающее какие бы то ни было претензии ученых на вознаграждение за их открытие и творческую работу. Второе - то, которое, считаясь с невозможностью теоретического обоснования индивидуального права ученого, культивирует идею социального вознаграждения всей корпорации ученых с дальнейшим уже разделением такового между отдельными лицами. Третье - то, которое, отважно перешагнув через "зыбучие пески теории", все-таки строит индивидуальное право ученого, и даже в международном масштабе, стараясь пополнить им число уже существующих институтов Weltrecht'a (чек, вексель, промышленная собственность, авторское право и др.).

Отрицательное направление в отношении научной собственности исходит из двух оснований. Во-первых, из того соображения, что открытие ученого не есть объект правовой защиты, а, во-вторых, что научные работы, как таковые, вовсе не обосновывают денежного за них вознаграждения.

"Современное законодательство, - утверждают английские юристы, - защищает не абстрактные идеи, но то применение, которое им дают. Право не защищает ни новые литературные концепции, ни новые идеи в живописи, а берет под свою охрану конкретное выражение мыслей писателя или изобразителя художественной идеи. Новаторы в литературе и искусстве получают такую же точно защиту своих произведений, что писатели и художники, употребившие при создании своих работ обычные, избитые, шаблонные и рутинные приемы и методы. Дать ученому какое-то право на применение его мысли, сделанное другим, значит идти далее современного авторского и патентного права. Такая разница между литературною, художественною и научною собственностью никак оправдана быть не может".

Таким образом, это крыло отрицательного направления считает, что ученый потому не может претендовать на материальное вознаграждение за свои открытия и другие научные работы творческого характера, что самое право отсутствует. Другое крыло того же направления исходит не из правовых, а житейских оснований, а именно, что материальная выгода несовместима с чистым и высоким служением науке, а, так сказать, поштучное вознаграждение ученых излишне при условии, что вся их работа целиком, совершенно независимо от ее результатов и достижений, уже оплачена в той или другой форме государством или обществом.

Научные работы производятся обыкновенно в лабораториях и учреждениях, содержимых государством или какими-либо общественными корпорациями. Ученые в огромном большинстве случаев оплачены как профессора, лаборанты или другие должностные лица этих учреждений. Таким образом, совокупность плательщиков налогов уже принесла известные жертвы, чтобы дать возможность ученым трудиться по своей специальности и двигать вперед науку. Если не государство и общество, то часто крупная промышленность содержит опытные лаборатории и станции и дает ученым материальную обстановку для их работы. Открытия, делаемые учеными, возможны потому, что они сами оплачены и на содержание научных учреждений отпускаются средства, а сами открытия есть результат повседневной и обычной, оплаченной жалованием, работы ученого. Особое вознаграждение при этих условиях не имеет под собою никакой почвы. Эту точку зрения при всех обсуждениях вопроса о научной собственности неизменно выдвигают англо-американские делегаты.

Невозможность теоретического обоснования индивидуального права ученого на вознаграждение со стороны применителя его идеи или принципа приводит бернское бюро к исканию других путей к разрешению этой проблемы. Кроме того, причинная связь между работою ученого и технически-коммерческим ее применением возбуждает сомнение бернского бюро еще и по экономическим основаниям. Извлечение выгоды и степень доходности какого-либо технического производства зависит и от удачности работы технического изобретателя, применившего свою идею ученого, и от коммерческих способностей промышленника, поставившего и развившего данное производство. Поэтому заслуга ученого в конечном коммерческом результате неопределенна, а тем поставлена под вопрос экономическая обоснованность размера и степени его вознаграждения. Отсюда бернское бюро делает заключение, что вопрос о научной собственности может быть разрешен не на пути искания индивидуального права ученого и такой же обязанности промышленника, а посредством установления известных правоотношений между двумя социальными группами - коллективом ученых, с одной стороны, и всею промышленностью - с другой. Всякий ученый работает для всего общества и более узко на пользу всей промышленности. Зато все общество, в частности, вся промышленность должны отблагодарить всех ученых, предоставив в их общую пользу какие-то суммы, "un don remuneratoire" (к общей выгоде - Ред.).

Третье направление представляет разработку индивидуального права ученого на научные открытия и изобретения. В его активе целый ряд проектов, начиная с работы проф. Бартелеми и кончая текстом конвенции, принятым на совещании экспертов в Париже в конце 1927 года.

По поводу всех этих проектов возникли в свое время большие разномыслия, но в горниле оживленного обсуждения ряда вопросов получили некоторую' кристаллизацию. Поэтому изложение и критика проекта парижских экспертов намного упрощают дело. К этому времени с некоторыми крайностями было уже покончено.

Авторы проекта парижской конвенции находят, что они создали новое право, совершенно отличное от патентного.

Вот содержание этого нового права.

Всякое промышленное предприятие может свободно и невозбранно использовать объект любого научного открытия (objet de la decouverte scientifique) при условии уплаты автору открытия вознаграждения. Право на получение вознаграждения имеет ученый, который предварительно сделал заявку о своем открытии и на этом основании предъявил требование данному промышленному предприятию о желании получить вознаграждение. Такое требование со стороны ученого обязывает предприятие, к коему оно обращено, "войти с ученым в переговоры об определении вознаграждения". Если эти переговоры не приведут к соглашению, то любая из сторон, которая больше печется о своих интересах (1а partie la plus diligente), обращается в суд для установления размера, способа и срока вознаграждения. По истечении каждого пятилетия любая из сторон может просить судебного пересмотра размера вознаграждения, если находит, что таковое перестало соответствовать "ценности услуги ученого" (la valeur du service). Третье лицо, которое считает, что миролюбивым или судебным соглашением сторон нарушено его собственное право на научную собственность, может вчинить иск против получателя вознаграждения. Решение в пользу истца переносит право обратного требования выплаченных ему сумм с неправомочного ученого на уплатившее предприятие, которое взысканные с него суммы передает истинному автору данного научного открытия, но не отвечает за причиненные этому последнему убытки. Все эти правила - jus cogens (принудительны - Ред.), в том смысле, что противные их смыслу и содержанию соглашения сторон и опорочиваются, и ничтожны (nulles et поп avenues).

Патентное право есть ограниченная сроком монополия использования, получить это право можно только путем договора с патентодержателем (лицензия). Лишь при отсутствии всякого промышленного использования со стороны управомоченного наступает выдача принудительной лицензии. В отношении объектов научной собственности признается, наоборот, полная свобода использования. Таким образом, по своей сущности оно отлично и даже противоположно праву на технические изобретения.

Отсюда можно заключить, что если предприятие, к которому ученый обратил свое требование о вознаграждении, и должно "вступить с ним в переговоры", то эти переговоры приведут к положительному результату лишь в редчайших случаях, а в остальных - откроют дорогу к запутанному и сложному процессу, да еще через государственную границу, если, как это может часто случаться, ученый живет в одном государстве, а применитель - в другом.

Больше всего пролито было чернил по вопросу о том, как рождается право научной собственности. Права па интеллектуальную собственность возникают двояким образом: формальным, через заявку, и материальным, в силу появления факта, вызывающего к жизни данное субъективное правомочие. Право на изобретение нуждается для своего возникновения в заявке и выдаче патента, а право автора рождается из самого факта опубликования литературного произведения. Весь ход развития прав на интеллектуальную собственность показывает движение от регистрационного принципа к материально-правовому [HTTP://library. by].


3. Заключение


3.1 Иван Тихонович Посошков


Задуманная Посошковым аграрная реформа в случае осуществления привела бы к существенному ослаблению социально-экономических позиций дворянства в России. С другой стороны, мыслитель рассчитывал на заметное возвышение торгово-промышленных кругов. Причем Посошков считал, что расцвет российской промышленности должен произойти за счет роста всех форм организации производства: от ремесла до мануфактуры. Более того выдвигалась идея, что государство должно быть ответственным за рост производства: его "привилегии" должны распространятся на всех хозяйствующих в промышленности субъектов. Мыслитель выступил решительным противником борьбы абсолютизма с "неуказным" производством. Книга Посошкова показывает, что наиболее глубокие реформы необходимы в тех отраслях хозяйства, которые представляют узел противоречий современной экономической системы. При Посошкове это было сельское хозяйство, которое могло дать самый быстрый эффект обновления. Экономист был глубоко убежден, что богатство - не только материальные блага. Не менее важно "невещественное богатство", в арсенал которого входят и новые экономические идеи. Их представил Иван Посошков [HTTP://library. by].


3.2 Евгений Алексеевич Преображенский


Резюмируя кратко все вышеизложенное о Е.А. Преображенском, можно утверждать, что предложенный им путь "первоначального социалистического накопления" вряд ли был оптимальным. Он существенно отклонился от ленинской программы новой экономической политики, обнаружив элементы преемственности в политике "военного коммунизма" и сделав ставку на административную систему. Вместе с тем при значительном сходстве со сталинским, т.е. фактически избранным путем социалистического строительства, он заметно отличался от последнего большей обоснованностью темпов индустриализации (хотя в историю именно Преображенский, а не Сталин вошел в качестве "сверхиндустриализатора" - горькая ирония судьбы), большей умеренностью к аграрным преобразованиям и неизмеримо меньшей жестокостью. Е.А. Преображенский - крупное явление в советской экономической науке, и, несмотря на все заблуждения, его имя не может быть вычеркнуто из истории отечественной научной мысли [HTTP://gallery. economicus.ru].


3.3 Сергей Николаевич Прокопович


Опираясь на эту теорию, Прокопович строит свою концепцию и формулирует весьма полезные рекомендации. Он приходит к выводу о том, что созревшими для монопольного режима следует считать только те промышленные предприятия, в коих постоянные издержки производства превосходят переменные. К таковым относятся нефтепромыслы, каменноугольное дело, черная металлургия, электроэнергетика. Вся остальная масса русских промышленных предприятий, пишет Прокопович, - за некоторыми исключениями, ~ не нуждается ни в синдицировании, ни тем более в огосударствлении, напротив, им показана конкурентная борьба, в которой побеждали бы наиболее жизнеспособные предприятия и развивались бы в направлении роста постоянных издержек производства. Осуществленное же огосударствление этих предприятий способно дать лишь отрицательные результаты.

Таким образом, С.Н. Прокопович, как видно из изложенного, был сторонником весьма умеренного либерализма. Будучи одним из лидеров Республиканско-демократического союза (РДС), созданного представителями ряда русских демократических партий и движений за рубежом, он еще в 1923 г. выработал проект программной платформы РДС, из которого явствует характер его воззрений. В частности, судя по этой платформе, Прокопович - приверженец республиканско-демократического устройства России с сильной, подзаконной и ответственной перед народным представительством исполнительной властью, с независимым судом, с гарантированными правами человека и гражданина и гражданским равноправием, с демократическим местным самоуправлением и др.

Восстановление производительных сил страны ученый видел на путях решительного отказа от коммунистической системы хозяйства во всех ее видах и установления "свободной экономической деятельности с признанием свободы хозяйственной инициативы и частной собственности (индивидуальной и коллективной)". При этом, однако, Прокопович уже тогда, в 1923 г., не отвергал ограниченную регулирующую деятельность государства, и с годами, судя по последующим печатным работам ученого, приведенное понимание способа хозяйствования укреплялось и углублялось [HTTP://gallery. economicus.ru].


3.4 Владимир Александрович Розенберг


Основная проблема возникновения прав на интеллектуальную собственность отразилась, конечно, и на научной собственности, которую стремились поставить на материально-правовое основание. Акт опубликования научного открытия хотели считать моментом рождения права ученого на объект научной собственности. Главным же основанием к такому именно решению вопроса считали затруднительность для ученых делать заявки, что претило бы их достоинству и морали. Конечно, возникновение права без хлопот, усилий, расходов весьма удобно для ученых, но оно совершенно неудовлетворительно, если с этим связаны материальные притязания к третьим лицам и их обязанности по отношению к ученым.

Рождение права обеспечивает за ученым дату приоритета на сделанное им открытие. Это база для возможных его споров с другими лицами, кои присваивают себе честь данного открытия, но право в отношении применителей возникает лишь с момента заявки.

Разделив эти два момента, проект отмечает, что предшествующее обнародование автором открытия не влечет для него никаких убыточных последствий.

Эклектический характер "нового" права выступает здесь ясно. Его новизна состоит в комбинировании старых, давно существующих элементов. Возникновение права заимствовано из авторского права, а признание - из патентного. Но это последнее считает необходимым условием заявки новизну заявляемого изобретения: что до заявки обнародовано, то не ново и не может быть предметом заявки. А в научной собственности наоборот - заявка возможна и в отношении того, что ново, и того, что уже в патентном смысле потеряло новизну, т.е. было обнародовано.

Что это за заявка? В области интеллектуальной собственности известны два типа заявок, имеющих весьма разное юридическое значение, - заявка конструктивная и заявка декларативная, а существующие законы о патентах на изобретения, о фабричных моделях и рисунках, о праве на товарные знаки дают живые и конкретные примеры всяких правовых типов заявок.

И по этому вопросу конвенция не содержит прямого ответа, а в протоколе обсуждения значится, что все подробности будут установлены "инструкцией по исполнению правил конвенции". А между тем эти подробности таковы, что если их уточнить, то, может быть, и от самого принципа ничего не останется. тогда, в сущности, падают все ограничительные признаки, упомянутые в ст.1, 2 и 3 конвенции. Тогда вопрос заявки сводится только к желанию ученого ее сделать, ибо заявить можно любое открытие, так сказать "на всякий случай", не откроется ли где впоследствии применение коммерческого значения.

Такое трактование заявки тем допустимо, что, по-видимому, заявка имеет, по мысли авторов проекта, лишь регистрационное (декларативное) значение и "международный организм" ни в проверку, ни в оценку заявления не входит.

Таким образом, неопределенность редакции конвенции не дает возможности определить характер заявки: при ограничительном и строгом толковании (например, конститутивная заявка) - это есть мелкое сито, через которое пройдут немногие избранные, при широком - это фиктивное и ненужное заграждение, проход через которое открыт всякому желающему. Но во всех одинаково случаях заявка в одном пункте земного шара для всех государств приводит, несомненно, к денежным и иным трудностям, могущим остановить многих ученых. Претендовать на вознаграждение будут не достойнейшие, а наиболее приспособляющиеся к практической жизни ученые.

Хотя заявка может свести на нет всю охрану материальных интересов ученых, она все же необходима. Без нее другая сторона - промышленники - была бы поставлена в совершенно невыносимое положение [HTTP://library. by].

Иное дело научная собственность. Если бы права ученых получили признание в законе, то при всяком патенте и даже во внепатентном производстве появился бы придаток, который, тривиально выражаясь, представлял бы "кота в мешке".

Из содержания опубликованных заявок ученых нельзя с определенностью и наперед сказать, какой патент может оказаться применением открытия, сделанного в течение предшествующих 30 лет и в каком именно производстве неведомый заранее ученый усмотрит использование своей научной идеи. Поэтому, платя за патент, никогда нельзя будет быть уверенным, что не понадобятся дополнительные расходы по уплате вознаграждения одному или нескольким ученым и, ставя у себя на фабрике какое-либо производство, учесть, наверное, себестоимость продукта. Промышленник всегда окажется под угрозой, что кто-то с него что-то будет просить, с кем-то нужно будет вести переговоры, с кем-то спорить, с кем-то судиться. Сторонники научной собственности всегда утешают, что поборы в пользу ученых будут самыми скромными и необременительными для фабрикантов, но они забывают, что все эти обязательные переговоры, а может, и процессы с имеющими право на вознаграждение учеными и с теми, кому это только кажется, принудительное участие в спорах между получившими вознаграждение учеными и теми, кто их права оспаривают, требуют много времени, забот и просто прямых расходов. А труд, заботы и время делового человека тоже деньги - times is money (время - деньги. - Ред.). Требование заявки открытий немного умеряет волну претензий, но не уничтожает той неопределенности и не учитываемое вперед расходов производства, которые несет с собой научная собственность. А эта неопределенность и не учитываемость и есть главное зло для промышленности.

Чем дальше углубляться в изучение проектируемого института, тем трудности в ею осуществлении не уменьшаются, а, наоборот, растут. То, что кажется па первый взгляд осуществимым, при ближайшем соприкосновении оказывается тем локтем, которого, по народной пословице, никак укусить нельзя. Цель, которую себе ставят сторонники индивидуального права ученого па объекты научной собственности, представляется бесспорной по своей идее и благородной по мотивам, которые ее породили, по осуществление этой цели привычными приемами создания соответственных правовых норм терпит явную неудачу.

Правовые задачи могут быть разрешаемы двумя способами: или путем создания общей нормы закона, или путем разрешения каждого данного случая, пока не накопится материал для дедукции, для создания общего правила поведения. При этом втором способе возникающие жизненные казусы разрешаются судом по правовому убеждению, по правовому чувству и подводятся путем широкого толкования под какие-либо принципы нрава, существующие и каждой национальной системе нрав.

Первый путь свойствен почти всем пародам нашего времени, и теперешнее развитие право совершается почти исключительно при помощи врастания нового законодательного материала и уже существующую правовую систему. Второй путь - развития римского права через преторский эдикт - находит себе применение теперь в ("rules" правилах. - Ред.), англо-американских судей.

Для промышленников это наилучшее разрешение вопроса. При поголовном обложении всех промышленных предприятий тягость его экономически ничтожна, а психологически незаметна, когда этот сбор составит одно из слагаемых в общей сумме причитающихся с фабриканта прямых налогов. Зато никаких неожиданностей, никаких ожиданий, никаких не учитываемых вперед расходов. Никакой потери времени на переговоры, на адвокатов и судебные процессы. За все это всякий промышленник с удовольствием дает маленький выкуп [HTTP://gallery. economicus.ru].

Литература


1. HTTP://gallery. economicus.ru <HTTP://gallery.economicus.ru>;

2. Прокопович С.Н. Опыт исчисления народного дохода // Труды Императорского Вольного экономического общества, 1906;

. Прокопович С.Н. Десять лет опыта // Русский экономический сборник. - Прага, 1927;

. Прокопович С.Н. Новая экономическая политика // Экономический вестник. - 1923;

. Аникин В.А. 'Путь исканий'/ М., 1990;

. Преображенский Е.А. Основной закон социалистического накопления. - Вестник Коммунистической Академии, 1924;

. Трифонов В.А. Пути развития хозяйства советской системы. - Вестник промышленности, торговли и транспорта, 1925;

. HTTP://library. by;

. Исупов К., Савкин И. Русская философия собственности (XVII-XX вв.). - СПб.: СП "Ганза", 1993.


Министерство образования Республики Беларусь Учреждение образования Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники Институт инф

Больше работ по теме:

КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]

Скачать реферат © 2017 | Пользовательское соглашение

Скачать      Реферат

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ