Граф М.Т. Лорис-Меликов и его попытка правительственных реформ

 

Содержание:

Введение

1.Начало административной деятельности

2.Во главе Верховной распорядительной комиссии

.Министр Внутренних Дел

.Смена правительства

Заключение

ВВЕДЕНИЕ

Граф М.Т. Лорис-Меликов - столь значительная фигура в истории России второй половины XIX века, что вряд ли найдутся исследования, посвященные государственным, административным, военным проблемам этого периода, где не упоминалось бы его имя. Однако жизнь и деятельность этого выдающегося государственного деятеля до сих пор остаются малоизученными. Характеристики его в литературе весьма разноречивы и далеко не всегда имеют под собой документальное основание.

Почему именно Лорис-Меликов был призван в качестве деятеля, способного вывести страну из общенационального кризиса? Случаен ли этот выбор, или ему в ту пору не было альтернативы?

Особое место занимает вопрос, освещающий харьковское генерал-губернаторство Лорис-Меликова и дающий представление о принципах его политики по усмирению революционного движения в этой губернии. Не отказываясь от репрессий, генерал-губернатор не считал их решающим средством освобождения вверенного ему края от негативного влияния революционеров. Раскрываются малоизвестные страницы административно-хозяйственной деятельности Лорис-Меликова в подвластных ему шести губерниях Харьковского генерал-губернаторства, характеризуется его позиция по отношению к крестьянскому вопросу, земству, новым судам, учебным заведениям, отражается его стремление обрести поддержку общества.

Необходимо обратить внимание на неслучайность назначения Лорис-Меликова главой Верховной распорядительной комиссии, благодаря его уникальному военному и административному опыту, накопленному к концу 1870-х годов, его способности находить выход из самых сложных ситуаций.

М.Т.Лорис-Меликов считал, что из тяжелого кризисного состояния Россию можно вывести только путем либеральных реформ. Его программа, более известная как Конституция Лорис-Меликова, нашла широкое одобрение во всех слоях общества. Обладая широкими властными полномочиями, он всеми силами стремился продвинуть реформы. Это стало главным делом его жизни.

1.НАЧАЛО АДМИНИСТРАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

меликов правительственный реформа

Лорис-Меликов Михаил Тариелович (Приложение 1) (1825 - 1888) - граф, один из замечательнейших государственных и военных деятелей России, родился в Тифлисе в семье состоятельного армянина, ведшего обширную торговлю с Лейпцигом; учился сначала в Лазаревском институте восточных языков, потом в школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров.

В 1843 г. Лорис-Меликов выпущен был корнетом в лейб-гвардии гродненский гусарский полк, а в 1847 г. переведен на Кавказ, где проявил себя в нескольких экспедициях.

"Удачно проходили военные действия русских войск на кавказском фронте. Во главе их был поставлен брат Александра II Михаил Николаевич, но фактическое командование осуществлял генерал М.Т. Лорис-Меликов. Здесь русская армия насчитывала 70 тыс. чел., турецкая 55 тыс. Попытка турецкого командования через свою агентуру поднять восстание в тылу русских войск (в Чечне и Дагестане) потерпела неудачу". [4; с. 197]

Когда во время восточной войны 1853 - 1856 гг. Н.Н.Муравьев обложил Карс, ему нужна была партизанская команда, которая пресекла бы всякие внешние сношения блокированной крепости. Лорис-Меликов организовал многочисленный отряд, состоявший из армян, грузин, курдов и других (здесь, как и во многом другом, Лорис-Меликову помогало знание нескольких восточных языков), и блистательно исполнил возложенную на него задачу.

В 1861 г. Лорис-Меликов сделан был военным начальником южного Дагестана и Дербентским градоначальником, а в 1863 г. - начальником Терской области. Здесь он пробыл почти 10 лет, проявив блестящие административные способности: в несколько лет он так хорошо подготовил население к восприятию гражданственности, что уже в 1869 г. оказалось возможным установить управление областью на основании общего губернского учреждения и даже ввести в действие судебные уставы императора Александра II.

Особую заботливость проявлял Лорис-Меликов о народном образовании: число учебных заведений из нескольких десятков возросло при нем до 300 слишком; на его личные средства учреждено во Владикавказе ремесленное училище, носящее его имя. При открытии русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг., Лорис-Меликов, состоявший уже в чине генерала от кавалерии и в звании генерал-адъютанта, назначен был командующим отдельным корпусом на кавказско-турецкой границе.

апреля 1877 г. Лорис-Меликов вступил в турецкие владения, штурмом взял Ардаган и сосредоточил свои главные силы близ Карса, отрядив генерала Тергукасова на Эрзерум. Между тем турки собрали большие силы, под начальством Мухтара-паши, и опасения за отряд генерала Тергукасова побудили Лорис-Меликова атаковать их у Зевина. Атака была неудачна; Мухтар спустился с Сагандуга, а русские войска сняли осаду Карса (27 июня).

Получив подкрепления, Лорис-Меликов вновь перешел в наступление, разбил Мухтара-пашу на Аладже, взял штурмом Карс, считавшийся неприступным, разгромил соединенные силы Мухтара-паши и Измаила-паши на Деве-Бойну и, среди жестокой зимы, в безлесной местности, на высоте 700 футов, предпринял блокаду Эрзерума.

Русско-турецкая война 1877-78 гг. сделала прежде малоизвестного кавказского генерала популярным в глазах широкой российской общественности, а предыдущие заслуги Лорис-Меликова на административном поприще открыли для него новые горизонты работы уже в качестве не столько военного, сколько государственного деятеля в масштабах всей империи. Вместе с тем, на фоне активизации народнического движения в России необходима была новая политическая фигура, способная своим авторитетом руководить не только репрессивно-силовыми мерами (зачастую приводившими к контрпродуктивным результатам в борьбе против революционеров), но и влиять на общественное мнение более либеральными и привлекательными шагами по улучшению ситуации в стране.

Благодаря доверию к Лорис-Меликову местного населения и подрядчиков, он даже на неприятельской территории вел войну на кредитные деньги, чем доставил казне сбережение в несколько десятков миллионов. По заключении мира Лорис-Меликов награжден титулом графа (1878 г.). В январе 1879 г., когда в Ветлянке появилась чума, Лорис-Меликов назначен был временным астраханским, саратовским и самарским генерал-губернатором, облеченным неограниченными полномочиями.

Когда он 27 января прибыл в Царицын, эпидемия уже потухала, отчасти благодаря крайне суровым карантинным мерам, принятым самим населением зачумленных станиц, так что Лорис-Меликову оставалось лишь предупредить возобновление ее, путем улучшения местных санитарных условий.

"Лорис-Меликов поразил воображение жителей края не только своей деловитостью и энергией, но и поведением в быту. Образ жизни его был, по определению городского головы Царицына Н. Мельникова, спартанский, более простой и скромный, чем у многих генералов, камергеров, чиновников из его свиты. На приемах у генерал-губернатора не было излишеств - самый простой обед лишь с неизменным кахетинским вином, которое граф всегда возил с собой. Больная печень Михаила Тариеловича являлась отчасти следствием этого пристрастия. Поведение генерал-губернатора, было проще и демократичнее, чем у многих военных и гражданских чинов из его свиты. Они захватили лучшие квартиры в городе, потеснив, а то и вовсе вытеснив их хозяев. Приезжие из столицы чувствовали себя подлинными хозяевами в городе. Впрочем, горожане на них не жаловались, а занятый повседневными заботами Лорис-Меликов обращал внимание только на выполнение своих поручений. Сам облик генерал-губернатора был необычным и запоминающимся: Михаил Тариелович носил партикулярное платье - простой длиннополый драповый сюртук, с шашкой (черкесской) наперевес, мягкие кавказские чувяки. Хорошо продуманный образ генерал-губернатора сочетал в себе черты военного и гражданского начальника. Н. Вучетич упоминает и Георгиевский крест в петлице. Среди орденов Лорис-Меликова были, как говорилось, ордена Святого Георгия II и III степени. Он сделался отнюдь не только «идолом русских торговцев», но приобрел добрую славу среди самых широких слоев местного населения. По-своему переиначив непривычное для русского слуха отчество, здесь его называли так же, как и его солдаты на войне - Михаил Тарелкович. По-справедливому замечанию петербургского журналиста - свидетеля растущей популярности Лорис-Меликова, в исторические моменты, подобные сложившемуся в Поволжье, «толпе нужен кумир». И надо признать, что на роль кумира Лорис-Меликов в ту пору годился более чем кто-либо.

Память о двухмесячном пребывании Лорис-Меликова в Волжском крае сохранилась здесь на многие годы, и не только потому, что связывалась с чрезвычайными событиями. Российская провинция узрела новый для нее тип начальника - деятельного, энергичного, смелого в решениях, требовательного к их исполнению, твердого в своих обещаниях. Подданные империи едва ли не впервые столкнулись с представителем власти, пытавшимся разобраться в их нуждах, проникнуть в их заботы и помочь их разрешению. После отъезда генерал-губернатора многое вернулось «на круги своя» - вновь воцарилась русская расхлябанность, бюрократическая волокита, равнодушие и безответственность властей и неисполнение принятых решений. Но население уже узнало, что власть может быть иной - такой, как при Лорис-Меликове. В период его пребывания в Поволжье, по наблюдению столичного корреспондента, «в темной массе создалась картина будущего». Родной волжский город представал в ее воображении «умытый водопроводом, с мостовой, освещенный газом, обвитый образцовой набережной, лишенный стоков заразы, глубоких оврагов - всех приютов горя, нищеты, болезней. Все это на настоящую жизнь заставляло смотреть по-другому, чем прежде...

Для самого графа командировка в низовье Волги расширила его представления о российской действительности. Пребывание здесь было для него, человека военного, хорошо знавшего Кавказ, первым знакомством со среднерусской «глубинкой». За два месяца он узнал о российской провинции больше, чем за все предыдущие годы: эпидемия обнажила и обострила множество социально-экономических проблем, самым тесным образом связанных с политикой. Ранее он задумывался о них несколько отвлеченно, узнавая об их существовании из печати, разговоров с людьми более осведомленными: Д.А. Милютиным и А.А. Абазой, П.А. Валуевым, А.И. Кошелевым.

Теперь он воочию, на практике убеждался в необходимости многое в русской жизни изменить и перестроить. Он видел в действии органы самоуправления. Кроме 70 врачей, присланных в край, около пятидесяти были земскими врачами-добровольцами, приехавшими на эпидемию из разных губерний. Он убедился, что на местах, в глухой провинции, немало «сведущих» - опытных и энергичных деятелей из дворян, купцов и крестьян, способных поддержать любое здравое дело, идущее на пользу родному краю. Вряд ли мысль о привлечении их к управлению уже утвердилась в нем, но он, несомненно, опирался и на эти свои астраханско-царицынские впечатления, когда вплотную стал ее обдумывать". [2; с. 68]

апреля произошло покушение на царя. Народоволец Соловьев стрелял в Александра II во время его утренней прогулки, но промахнулся и был схвачен. Власть была поставлена перед необходимостью принятия чрезвычайных мер. Лорис-Меликов был назначен временным генерал-губернатором в Харьковскую губернию - важный район революционного движения, где ему, по выражению газеты «Голос», предстояла борьба с «нравственной эпидемией».

"Опыт борьбы с революционерами в Харькове привел Лорис-Меликова и к другим важным выводам, имевшим влияние на его дальнейшую политику. Он был согласен с наблюдениями одесского генерал-губернатора Э.И.Тотлебена, что революционные действия «не имеют местного характера», «возникая в одной местности, они продолжаются в другой», поскольку революционеры «быстро переносят свою деятельность из одного конца Империи в противоположные местности, и что все лица, примыкающие к революционному движению, видимо, составляют одно сообщество...». Но, в отличие от Тотлебена, Лорис-Меликов начинал понимать, что только одним объединением и согласованностью действий полиции и следственных органов разных местностей успеха в борьбе с революционным сообществом не достичь. Он уже осознал, что слишком много в стране сочувствующих и даже содействовавших тем, кто выступил против власти.

Пропагандисты и революционеры, по словам Д.А. Милютина, записанным в дневник 20 апреля, при всей чудовищности проповедуемых ими принципов, «не только не встречают отпора в обществе, но даже находят благоприятствующую почву в массе недовольных существующим порядком вещей». Военный министр замечает: «Я со своей стороны постоянно высказывал и высказываю эту самую мысль». Вполне возможно, что он высказывал ее и Лорис-Меликову, с которым в те апрельские дни 1879 г. тесно общался перед его отъездом в Харьков. В любом случае подобные соображения не были для Михаила Тариеловича неожиданными. Он мог не читать изданную в 1878 г. в Берлине брошюру К.Д. Кавелина «Политические призраки», где речь шла о всеобщем недовольстве и ожидании общественных перемен. Но даже в отчете за 1878 г. начальника жандармского управления Самарской губернии, подчиненной астраханскому генерал-губернатору, говорилось нечто подобное: «Теперь пропаганду более или менее ведут все, все недовольны каждый по-своему, и все недовольны правительством».

Спустя два месяца после отъезда из Харькова в докладе царю Лорис-Меликов высказал как свои собственные эти же мысли о всеобщем недовольстве и раздражении, о том, что равнодушное отношение общества «к происходящим событиям во многом парализовало принимавшиеся до сих пор меры к восстановлению порядка». Эти высказывания уже в значительной степени основывались не только на раздумьях об общем положении в стране, но и на итогах деятельности генерал-губернатора. [2; с. 90]

2.ВО ГЛАВЕ ВЕРХОВНОЙ РАСПОРЯДИТЕЛЬНОЙ КОМИССИИ

февраля грянул взрыв в Зимнем дворце, организованный ИК «Народной воли». Император не пострадал, но 11 солдат лейб-гвардии Финляндского полка, несшего караул во дворце, было убито и 56 ранено. Можно представить, как воспринял эту террористическую акцию боевой генерал Лорис-Меликов, оберегавший солдатские жизни на войне и столкнувшийся с гибелью воинов в самом центре империи - в столице, в царском дворце. Он назовет действия революционеров «преступными, позорящими наше общество». [2; с. 102]

февраля 1880 г. была образована «Верховная распорядительная комиссия по охране государственного порядка и общественного спокойствия» (Приложение 2). Во главе ее был поставлен М.Т. Лорис-Меликов, который попытался вести более гибкую политику.

В первой части Указа о создании Верховной распорядительной комиссии говорилось о необходимости положить «предел беспрерывно повторяющимся покушениям дерзких злоумышленников поколебать в России государственный и общественный порядок».

Указ состоял из одиннадцати пунктов. Первые пункты носили организационный характер (создание Комиссии, ее состав, назначение председателя). В следующих пунктах рассматривались функции ВРК. Как видно из Указа - основная задача Комиссии - организация борьбы с революционным движением. Председателю ВРК Лорис-Меликову давались широкие полномочия - права главноначальствующего в Санкт-Петербурге и его окрестностях, с непосредственным подчинением столичного градоначальника. Упразднялась должность петербургского генерал-губернатора. На Лорис-Меликова возлагалось «верховное направление» дел по государственным преступлениям. Все требования начальника Верховной распорядительной Комиссии подлежали немедленному исполнению всеми должностными лицами и ведомствами, не исключая и военного. Руководитель ВРК имел право «делать все распоряжения и принимать все меры для охранения государственного порядка и общественного спокойствия как в Санкт-Петербурге так и в других местностях империи».

Создание Комиссии и ее полномочия по существу ставили III Отделение собственной его императорского величества канцелярии в подчиненное Комиссии положение. Военный министр Д.А.Милютин, беседовавший с Лорис-Меликовым 10 февраля, писал о своем впечатлении от этого разговора: «Граф Лорис-Меликов понял свою новую роль не в значении только председателя следственной Комиссии, а в смысле диктатора, которому как бы подчиняются все власти, все министры».[3]

Как выяснилось в дальнейшем, Милютин был прав. В ходе работы комиссии, Лорис-Меликов понимал свои задачи весьма широко. Помимо непосредственной борьбы с противоправительственной деятельностью, он полагал, что Комиссия должна выработать систему мер, которые могли бы нормализовать положение в стране и успокоить общество. Что касается личности Лорис-Меликова, то она как нельзя более подходила для выполнения поставленных перед Комиссией задач.

Он отличался деловой активностью и умением искать компромиссы, он пользовался большим доверием императора, их общение в этот период было практически ежедневным.

февраля 1880г. Лорис-Меликов подает Александру II «Всеподданнейший доклад», основная мысль которого сводилась к необходимости объединения всех полицейских властей. Он считал это «единственным верным путем для достижения успехов в мерах против крамолы». Лорис-Меликов писал, что разрозненные действия правительственных лиц и учреждений - «одна из главнейших причин» неуспеха в борьбе с революционными силами». Царь выразил согласие с Лорис-Меликовым.

Указом 3 марта 1880 г. III Отделение собственной его императорского величества канцелярии было официально «временно» подчинено ВРК. Это было большой победой Лорис-Меликова. III Отделение являлось высшим органом политической полиции в России и подчинялось императору. Император назначал его главного начальника, который являлся одновременно и шефом жандармов. В обязанности III Отделения входила охрана государственного строя, надзор и контроль за всеми сторонами политической и общественной жизни России, а также за деятельностью государственного аппарата и выборных учреждений. Основной же функцией III Отделения являлась борьба со всеми проявлениями антиправительственной деятельности, будь то в области политики или идеологии. Просуществовав более полувека, III Отделение все меньше и меньше справлялось с возложенными на него функциями, хотя его структура и методы работы претерпевали определенные изменения. Член ВРК И.И.Шамшин, проведя ревизию III Отделения, отмечал крайнюю неэффективность его деятельности, связанную с отсутствием притока свежих сил, запущенностью делопроизводства, общую атмосферу застоя, устаревшие методы сыска, волокиту, слабое знание положения дел в революционных организациях.

Материалы обследования III Отделения отсутствуют как в фонде Верховной следственной Комиссии, так и в личном фонде Лорис-Меликова, нет их следов и в фонде III Отделения. Краткие сведения о результатах проверки сохранились лишь в дневнике государственного секретаря Е.А.Перетца, с которым член Комиссии ВРК, сенатор И.И.Шамшин, проводивший ревизию, делился своими впечатлениями. «... Дела III отделения были в большом беспорядке, - говорится в дневнике. - Часто не находилось в них весьма важных бумаг, на которых основано было все производство. Когда он, (Шамшин) требовал эти бумаги, отвечали обыкновенно, что их нет; при возобновлении же требования, особенно под угрозой пожаловаться графу Лорис-Меликову, производились розыски и часто находили было не достававшие листы; иногда оказывались они на дому у того или иного чиновника, иногда в ящиках столов канцелярии; раз случилось даже, что какое-то важное производство отыскано было за шкафом».

Шамшин утверждал, что «идеально» была поставлена деятельность по наблюдению за высокопоставленными лицами. В Дневнике же Перетца читаем: «Обо всем этом, не исключая анекдотов, случавшихся в частной жизни министров и других высокопоставленных лиц, докладывалось государю». Примером может служить тщательно организованное наблюдение за великим князем Николаем Николаевичем (старшим), за его поездками к неофициальной жене балерине Е.Г. Числовой и их детям, которые были высланы в Ригу. Наблюдение велось как в Риге, так и за всеми перемещениями великого князя. Велось наблюдение и за великим князем Константином Николаевичем. По свидетельству многих современников, к 80-м годам III Отделение превратилось в глазах общественности в крайне непопулярное, жестокое, неразборчивое в средствах государственное учреждение. Как писал в своем дневнике народоволец Н.В. Клеточников, сумевший внедриться в III Отделение, его сотрудники «готовы за деньги отца родного продать, выдумать на человека какую угодно небылицу, лишь бы написать донос и получить награду».

Явно устаревшей была и система соподчиненности III Отделения и других полицейских учреждений, остававшаяся почти без изменений с момента создания III Отделения в 1826 г.

Для характеристики III Отделения и его руководства еще более авторитетным является высказывание Н.Д. Селивестрова, генерал-лейтенанта, товарища шефа жандармов. После убийства С.М. Кравчинским шефа жандармов Н.В. Мезенцева, он временно исполнял должность шефа жандармов. В качестве такового он писал в русское посольство в Лондоне письмо с просьбой помочь в подыскании в Англии агента для работы в революционной среде: «Его величеству угодно, чтобы я действовал как хозяин всего дела и приступил к некоторым преобразованиям. При существующей обстановке действовать успешно - дело невозможное, и я прошу Вашего содействия. Все то, что было заведено Шуваловым, запущено, а пресловутый Шульц, может быть, в свое время имевший способности, - теперь никуда не годится, - он только сплетничает, жалуется. Агентов у нас вовсе нет, ни единого добропорядочного, и я обращаюсь к Вам за помощью ... Не откажите для пользы родины помочь. Шульц уверяет, что агентов-сыщиков и вообще агентов в России вовсе нельзя найти, что до известной степени справедливо. Извините за лаконизм: со дня убийства Мезенцева я работаю по 18 часов в сутки и боюсь свалиться с ног; я совершенно изнемогаю и проклинаю тот день, в который принял назначение товарища шефа жандармов. Ответ пришлите через Министерство внутренних дел, - иначе даже ко мне адресованные письма по почте приятель Шульца Шор все вскрывает».

Созданное как одно из отделений собственной его императорского величества канцелярии, III Отделение, как упоминалось выше, подчинялось непосредственно императору. В то время существовало Министерство внутренних дел и внутри этого Министерства - Департамент полиции Исполнительной. Не было четкого разграничения полномочий в деле руководства полицией на местах. Такое положение приводило к соперничеству между МВД и III Отделением, что также не могло не отражаться на эффективности и авторитете полицейских служб.

После проведения судебной реформы 60-х годов стали все более осложняться отношения между III Отделением и судебной властью, стремившейся следовать букве закона и в ряде случаев препятствовать полицейскому произволу. Разногласия между III Отделением и Министерством юстиции нарастали. Жандармы после введения временных правил 1 сентября 1878 г. все больше вмешивались в вопросы судебных властей.

За указом о временном подчинении III Отделения ВРК уже на следующий день (4 марта) последовало новое «высочайшее» повеление, в соответствии с которым и Отдельный корпус жандармов также был «временно» подчинен ВРК. Отдельный корпус жандармов был специальным воинским подразделением, чины которого составляли основу штата жандармско-полицейских учреждений Российской империи: Губернских жандармских управлений (ГЖУ), Петербургского охранного отделения, жандармско-полицейских управлений железных дорог, жандармских дивизионов, крепостных команд и т.д.

Корпус жандармов имел двойное подчинение. По инспекторской, строевой и хозяйственной части он входил в систему Военного министерства. По «наблюдательной части», организации и ведению политического розыска, дознаний подчинялся III Отделению.

Указами от 3 и 4 марта 1880 г. руководство всеми этими учреждениями перешло в руки Лорис-Меликова. Одновременно ему были представлены все права и «круг действий», присвоенные законом шефу жандармов.

11 апреля 1880 г. Лорис-Меликов передал Александру II всеподданнейший доклад (Приложение 3), который был программой дальнейших мероприятий ВРК для решения поставленных перед ней задач. В первой части докладной записки говорилось о том, что успела сделать Комиссия (координация деятельности жандармских органов и полиции, ускорение процессов рассмотрения дознаний по политическим делам, урегулирование вопроса административной ссылки и т.д.). Далее в докладе отмечалось, что для вывода страны из кризиса необходимо провести реформы, касающиеся различных сторон общественной жизни России. В части, касающейся «охранения государственного порядка и общественного спокойствия», предлагаемая программа состояла из пяти пунктов.

Примечательно, что эта часть доклада была наиболее внимательно прочитана Александром II, некоторые абзацы были отмечены карандашом с пометкой «да». В первом пункте Лорис-Меликов предлагал «идти твердо и решительно в деле преследования злоумышленников, но не смешивать с ними людей, виновных лишь в проступках, не имеющих прямого отношения к социально-революционным проявлениям».

Во втором пункте указывалось: «Всемерно стремиться к установлению полного единства действия всех органов правительственной власти, призванных к борьбе с преступными лжеучениями, к объединению, сосредоточению и усилению деятельности разного рода полиций (городской, уездной, жандармской и сыскной)...» [2; с. 432]

В третьем пункте Лорис-Меликов особо подчеркивал, что необходимо «стремиться к возвращению от чрезвычайных мер к законному течению дела».

Два последних пункта содержали перечень предлагавшихся конкретных мер по нормализации общественных отношений, подчеркивалась необходимость «побудить правительственные учреждения и лица к более внимательному отношению к выразившимся насущным потребностям населения и его представителям». Говорилось также о пересмотре паспортной системы облегчении крестьянских переселений, преобразовании губернских административных учреждений, установлении отношений нанимателей к рабочим и т.д.

Хотя предложения Лорис-Меликова, на первый взгляд, имели ограниченный характер, но уже сама постановка вопроса о том, что в настоящий период нельзя ограничиваться только карательными и полицейскими мерами, а необходимо проводить определенные преобразования, указывала на серьезность, намерений председателя Комиссии.

В конце доклада Лорис-Меликов отмечал, что разработка предлагаемых мероприятий «будет составлять предмет заботливости подлежащих министров и других высших установлений», но «возбуждение вопросов», очерченных в программе и. обсуждение «своевременности предложенных с этой целью мер должно входить в круг деятельности Верховной распорядительной Комиссии».

Доклад предполагал еще более широкое поле деятельности ВРК. Он был одобрен Александром II, наложившим весьма примечательную резолюцию:

«Благодарю за откровенное изложение твоих мыслей, которые почти во всем согласны с моими собственными. Вижу с удовольствием, что ты вполне понял тяжелую обузу, которую я на тебя возложил. Да поможет тебе Бог оправдать мое доверие». [2; с. 432]

Благодаря реформе политического сыска Лорис-Меликов добился серьезных успехов: во второй половине 1880 - начале 1881 г. были арестованы лидеры «Народной воли». В то же время Лорис-Меликов счел нужным пойти на некоторые уступки обществу, с тем, чтобы привлечь на сторону правительства его «благомыслящую часть». Он провел ряд мер, смягчавших цензуру печати и произвол местной администрации в отношении земских органов. [1; с. 34]

Выполнить программу Лорис-Меликова ВРК однако не успела. Летом 1880 г. сам Лорис-Меликов поставил перед Александром II вопрос о целесообразности существования ВРК. 26 июля 1880 г. он представил Александру II новый всеподданнейший доклад, в котором подвел итоги проделанной Комиссией работы, отметил «некоторые благоприятные признаки, свидетельствующие о заметном успокоении умов», считая, однако, что «вредные для государственного строя проявления социальных учений могут быть парализованы не в короткий срок...». Основная задача, подчеркивал он, - заключается в том, чтобы отнять у «крамолы» почву для развития революционных идей, что «возможно только в результате объединения усилий правительственной власти и общества».

В докладе указывалось, что Комиссия «не может быть тем постоянным, в государственном строе органом, который имел бы назначение не только создать, но и поддерживать прочное объединение правительственных сил для борьбы с крамолою... деятельность ее, как и всякой исключительной власти, не должна быть продолжительною...». [6; с. 188]

М.Т. Лорис-Меликов считал «настоящую минуту наиболее удобным временем» для ликвидации ВРК. Он предлагал сосредоточить жандармско-полицейские функции в одном из центральных государственных учреждений.

«Создание прочного порядка, - писал он, - возможно, когда "заведование всей полицией в государстве, как общей, так и политической, земскими и городскими делами и печатью" будет сосредоточено в Министерстве внутренних дел в лице министра».

Доклад Лорис-Меликова от 24 июля 1880 г. был одобрен императором.

августа был подписан Указ о ликвидации Верховной распорядительной комиссии. В нем говорилось, что «ближайшая цель учреждения Комиссии - объединение действий всех властей для борьбы с крамолой, настолько уже достигнута, что дальнейшие указания наши по охранению государственного порядка и общественного спокойствия могут быть проводимы в общеустановленном законом порядке, с некоторым расширением круга ведения Министерства внутренних дел». В связи с этим указом III Отделение упразднялось, а его функции переходили к новому учреждению, создаваемому этим указом - Департаменту государственной полиции в составе Министерства внутренних дел. «Впредь до возможности полного слияния высшего заведования полицией в одно учреждение упомянутого Министерства» [3]

3. МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

После упразднения Верховной распорядительной Комиссии Лорис-Меликов занял пост министра внутренних дел. В качестве министра Лорис-Меликов продолжал прежнюю политику, заключавшуюся в некотором ослаблении гнета цензуры, в подготовлении мер, имевших в виду улучшение экономического положения народа, в сочувственном отношении к органам самоуправления.

Пригласив к себе редакторов либеральных изданий, Лорис-Меликов заверил их, что они получили возможность обсуждать мероприятия правительства, однако просил не волновать умы мечтаниями о каких-либо представительных собраниях, речь может идти лишь о том, что земства будут пользоваться правами, предоставленными им законом, и выяснять нужды и желания населения разных губерний. Результаты встречи не замедлили сказаться. Авторитет правительства Лорис-Меликова в глазах общества вырос.

«Он проектировал понижение выкупных платежей, содействие крестьянам в покупке земли, облегчение условий переселения; успел провести отмену соляного налога. В видах выяснения народных нужд были предприняты сенаторские ревизии. Материал, собранный ревизиями, и свои проекты, Лорис-Меликов предполагал передать на рассмотрение особой комиссии, в состав которой должны были войти, кроме чиновников, выборные от губернских земств и некоторых городских дум. Этот план (Приложение 4 - Всеподданнейший доклад министра внутренних дел графа М.Т.Лорис-Меликова от 28 января 1881) впоследствии стал известен под именем конституции Лорис-Меликова, хотя конституцией он не был, так как участие общественных деятелей допускалось лишь для вполне определенной задачи и только с совещательным голосом» [1; с. 41].

Ревизующим сенаторам вменялось в обязанность собрать и выяснить факты, свидетельствующие как об экономическом положении крестьянского и фабричного населения и о влиянии на него правительственных мер, так и о настроении умов и о степени воздействия на них практиковавшихся правительством в борьбе с "неблагонадежными элементами общества" мероприятий, в роде административной высылки; им предлагалось также постараться раскрыть "причину неуспеха деятельности земств", не скрывая, что такая причина может быть найдена в плохой организации земских выборов или в стеснении земств администрацией, и ставя вопрос, "может ли быть изыскана удобная форма для совместных суждений земств разных губерний по такими вопросам, которые бы требовали совокупных мер"; в качестве таких вопросов инструкция намечала борьбу с эпидемиями, эпизоотиями, вредными насекомыми, и устройство пограничных мостов и переправ.

В обширной записке о нуждах сельского населения Лорис-Меликов указывал, что "улучшение сельскохозяйственной культуры всегда было результатом общего подъема как нравственных, так и материальных сил"; что "в настоящую минуту улучшение сельского хозяйства в среде крестьян зависит не столько от тех или других способов возделывания земли, сколько от условий их личного положения"; что "мерами наиболее существенными и наиболее способными оказать благотворное влияние в этом отношении могут быть признаны только такие, которые поставили бы крестьянина в лучшие условия по отношению к существующим уже формам культур".

Как главнейшие из таких мер, Лорис-Меликов намечал:

) понижение выкупных платежей

) содействие крестьянам в покупке земли, при помощи ссуд

) облегчение условий переселения и содействие к выселению крестьян из густонаселенных губерний

Из реформ экономического характера Лорис-Меликов успел провести только отмену соляного налога и повышение гильдейских пошлин. Ход преобразований тормозила борьба с революционной агитацией, не прекращавшаяся ни на одну минуту.

«Великие реформы» остались «отчасти незаконченными», писал Лорис-Меликов в своем докладе царю (Приложение 4) и предлагал для их завершения организовать две комиссии - административно-хозяйственную и финансовую - для обсуждения законопроектов, которые затем будут рассматриваться обшей комиссией из выборных представителей земств и городов и лицами, назначенными правительством. Комиссия должна была собираться на срок не более двух месяцев, и затем одобренный ею законопроект передавался в Государственный совет, где уже лишних выборных представителей не было, а лишь приглашались 10-15 лиц, «обладавших особыми познаниями, опытностью и выдающимися способностями». Видное место в программе занимал закон о печати, для разработки которого создавалась специальная комиссия. Закон должен был устранить вызывавший особое недовольство цензурный произвол и ввести практику судебного разбирательства. Программа была рассчитана на 5-7 лет и должна была осуществляться при поддержке общества.

Главным для Лорис-Меликова была либерализация общественного строя России, на которую далеко не сразу согласился и сам император Александр II. Эта идея коренных либеральных реформ полностью соответствовала характеру и политическим взглядам Лорис-Меликова, известного своим афоризмом «сила не в силе, сила в любви» - афоризма, который он постоянно в течение всей своей административной и политической деятельности пытался претворять в реальную практику.

Александр II одобрил план и назначил его обсуждение на 4 марта. Исполнение этого плана, по позднейшему признанию Кравчинского и многих других революционеров, могло бы предотвратить катастрофу 1 марта; но он держался в строгой тайне, и обществу известен не был. Великим князьям и наследникам, император заявил, что «сделан первый шаг к конституции».

«… Несколько времени спустя Лорис-Меликов сам прибыл во дворец, чтобы в подробностях доложить, как удалось полиции захватить страшного анархиста (народовольца Андрея Желябова - ред.). Он сообщил, что, по данным следствия, надо предполагать серьезное покушение в ближайшие дни. Он посоветовал ввиду этого не ездить на следующий день на развод. Александр II был очень изумлен этим советом: "А почему же мне не поехать на развод?" Министр, не будучи в состоянии привести никаких определенных данных, не счел себя вправе настаивать, тем более что государь перевел разговор на другую тему, заметив у министра папку с бумагами.

Взяв из его рук папку, Александр II внимательно прочел один из документов и подписал его. Это был манифест, сообщавший русскому народу о введении в состав Государственного Совета членов по избранию. Этот первый акт, ограничивавший самодержавие, должен был стать началом новой эры русской истории.

Александр II поспешно подписал еще две или три бумаги и, простившись с Лорис-Меликовым, подошел к княгине Юрьевской. "Дело сделано, - сказал он со вздохом облегчения, - я только что подписал манифест, он будет обнародован в понедельник утром в газетах. Надеюсь, что он произведет хорошее впечатление. Во всяком случае, Россия увидит, что я дал все, что возможно..."

В это время госпожа Ш. в прихожей дворца встретилась с Лорис-Меликовым, который с сияющим видом спускался по лестнице. Он отвел ее в сторону и сказал: "Поздравьте меня, дорогая Варвара Игнатьевна... Это великий день в истории России". Лорис-Меликов вынул из портфеля манифест, под которым она прочла три подписи:

Александр,

Александр, наследник-цесаревич,

Константин, генерал-адмирал.

Прощаясь с госпожой Ш., Лорис-Меликов сказал: "Я сейчас отвезу его в типографию, чтобы он был опубликован послезавтра".» [5; с. 17]

марта 1881 г. группа террористов подстерегла царскую карету на берегу Екатерининского канала. Брошенная Н.И.Рысаковым бомба разворотила карету и поразила несколько человек из царского конвоя, но не задела царя. Однако бомба, брошенная И.И.Гриневицким, смертельно ранила царя и самого террориста.

Убийство Александра II вызвало страх и растерянность в верхах. Ожидали "уличных волнений". Сами народовольцы рассчитывали, что "крестьяне возьмутся за топоры". Но крестьяне восприняли акт цареубийства революционерами иначе: "Царя убили дворяне за то, что он дал мужикам волю". [4; с.206]

Убийство императора Александра II 1 марта оказалось роковым для либерального проекта реформ Лорис-Меликова, как впрочем, и для его карьеры на высшем государственном посту.

4. СМЕНА ПРАВИТЕЛЬСТВА

«...В то время как врачи и слуги убирали еще тело покойного, граф Лорис-Меликов испрашивал царского решения по вопросу, не терпящего отлагательства. Он спрашивал у Александра III, должен ли он, согласно приказу, полученному им накануне, опубликовать в завтрашнем номере "Правительственного вестника" манифест, извещающий русский народ о преобразовании Государственного Совета и о вступлении на путь ограничения самодержавия народным представительством.

Нимало не колеблясь, Александра III ответил: "Я всегда буду уважать волю своего отца. Пусть завтра манифест будет опубликован".

Но в течение ночи министр внутренних дел получил приказ отложить печатание манифеста. Это было результатом тайного совещания собравшихся в Аничковом дворце реакционеров. Уступая страстным мольбам своих приближенных, Александр III неожиданно решил отложить исполнение отцовского завещания до тех пор, пока обстоятельства не позволят ему открыто отречься от него. Лишь пламенному красноречию его бывшего преподавателя, знаменитого обер-прокурора Святейшего Синода, фанатика неограниченного самодержавия Победоносцева удалось сломить сопротивление упрямого и набожного Александра III. Лорис-Меликов, получив этот приказ, с горечью сказал: "Несчастный! Он уничтожил собственную подпись".» [5; с. 17]

Уже 8 марта 1881 г. состоялось заседание Совета министров. Оно началось с выступления графа С.Г. Строганова, заявившего, что предложения Лорис-Меликова приведут к передаче власти из рук самодержавной монархии. Его слова были подхвачены Александром III, бросившим реплику, что «и я тоже опасаюсь, что это шаг к конституции». Затем на проект обрушился Победоносцев. Политику реформ, которая угрожала России введением конституции «по типу французских генеральных штатов», он объявил несостоятельной. Реформы 60-70-х гг., по его словам, дали свободу крестьянам, не установив над ними власть; земство - это говорильня, в которой орудуют люди «негодные и безответственные»; суд присяжных - говорильня адвокатов, к говорильне привела свобода печати. Фактически то, о чем говорил обер-прокурор Святейшего синода, было программой контрреформ. Недаром О.А. Милютин заметил в своем дневнике: «Многие из нас не могли скрыть нервного вздрагивания от некоторых фраз этого реакционера». Несмотря на поддержку многих участников заседания, проект был отложен.

На протяжении марта-апреля 1881 г. либеральная группировка не выработала ни четкой стратегии, ни действенной тактики для достижения своей цели. В дневнике Д.А. Милютина лишь 16 марта отмечено совещание либеральных соратников - первое после заседания Совета министров. Признавая, что план преобразований под угрозой, меры, нужные для его успеха, не обсуждали. Говорили лишь об уходе в отставку в случае его отклонения. Решено было «выжидать, пока не выяснится путь, который выбрал император». Тактика выжидания была губительной в это время для Лорис-Меликова и наиболее выгодной для непреклонных сторонников самодержавия. Последние оказались более сплоченными и активными в отстаивании своих интересов [2; с. 199].

Однако Лорис-Меликов, пользуясь тем, что по императорской формуле проект не был отвергнут, а отложен, предпринял еще одну попытку претворить в жизнь свою программу. 12 апреля он представил царю «всеподданнейший доклад», в котором реформе управления было уделено особое внимание. Министр предлагал обеспечить «единство правительства и программы внутренней политики», иными словами, создать «однородное правительство» для обсуждения в Совете министров важнейших государственных вопросов и «привлечения общественных представителей к предварительной разработке и выполнению реформ». Этому коллегиальному правительству надлежало, по мнению автора, объединить полицейские и жандармские органы в губерниях и подчинить их губернаторам; пересмотреть вопрос о земском и городском самоуправлении, расширив права местных городских и земских учреждений; отменить подушную подать и ввести налоги на «всесословных», более справедливых основаниях. В целях совершенствования учебного процесса и развития грамотности предлагалось провести реформу высшей и средней школы, улучшить законодательство и печать.

Снова и снова убеждал министр самодержца, что на прерогативы его власти эта мера не покушается: принципа самодержавия законосовещательное собрание призванных не затронет. Лорис-Меликов особо оговаривает, что обсуждению общественных представителей будут подлежать лишь хозяйственные и экономические меры, к совещаниям об изменениях в законе о печати или по поводу реорганизации полиции они привлекаться не будут .

Призыв общественных представителей и привлечение их к совещательной законотворческой деятельности, повторял Лорис-Меликов уже неоднократно высказанную мысль, даст возможность власти до утверждения законов узнавать действительное общественное мнение и избавит ее от последующих изменений. А общество оградит от законодательных сюрпризов и, удовлетворяя его стремление к общественному служению, возбудит в нем «чувство солидарности с правительством и нравственной ответственности за издаваемые законы». Предельно четкая постановка вопроса о назревших преобразованиях, категоричность, с которой докладчик настаивал на введении общественного представительства, требовали столь же ясного и определенного ответа.

Думается, что доклад 12 апреля в этом смысле оказал на Александра III едва ли не большее воздействие, чем призывы Победоносцева и Каткова к решительным заявлениям и действиям [2; с. 203].

Лорис-Меликов, по сути, поставил нового, еще не коронованного императора перед безотлагательной необходимостью обозначить правительственную программу - или приняв предложенную министром, предварительно в общих чертах одобренную Александром II, или заявить свою, «новую политику». Выбор Александр Александрович уже сделал, предстояло лишь объявить о нем в подходящий момент, избежав эксцессов. Царь назначил на 21 апреля совещание, которое, по свидетельству военного министра, было «вызвано весьма серьезными объяснениями Лорис-Меликова с Государем о необходимости так или иначе выйти, наконец, из настоящей неизвестности и замкнутости». В признании этой необходимости позиции министра внутренних дел и обер-прокурора Синода совпали.

апреля, съехавшись у министра финансов А.А. Абазы, Лорис-Меликов и военный министр более всего боялись, чтобы совещание не утонуло в частных вопросах: необходимо было определить судьбу проекта Лорис-Меликова и тем самым направление текущей политики. Они ожидали решительной схватки, и Лорис-Меликов, по словам Милютина, не предвидел «ничего хорошего».

Однако противники избрали иную тактику: от прямого столкновения они как раз уклонялись.

Обмениваясь резко отрицательными оценками деятельности министра внутренних дел и его сторонников, царь и ставший его ближайшим советником Победоносцев внешне вели себя с ними весьма благожелательно. Строя планы поворота к «новой политике» и соответствующих смещений непригодных для нее лиц, пытались создать впечатление мира и согласия в «верхах».

Совещание 21 апреля в Гатчине открыл император, заявив о своем желании выслушать мнения, какие меры «следует принять и какую программу для дальнейших действий». Лорис-Меликов изложил эту программу, повторив основные положения доклада 12 апреля. Выступившие после него Д.А. Милютин, А.А. Абаза, Д.Н. Набоков, барон А.П. Николаи поддержали в целом Лорис-Меликова и его план преобразований. Выступивший последним Победоносцев ни опровергать, ни отвергать предложения Лорис-Меликова не стал, ограничившись неопределенными рассуждениями о необходимости улучшений государственного строя. Александр III предложил министрам собираться для обсуждения назревших вопросов для выработки общих взглядов. Такой исход совещания давал все основания либеральным администраторам для благоприятных выводов. Даже весьма осторожный и сдержанный в оценках Д.А. Милютин предположил, что «нынешнее совещание повлияет благотворно на направление мыслей молодого императора». Даже умный А.А. Абаза, отнюдь не новичок в придворных баталиях, посчитал, что «наступило полное торжество» Лорис-Меликова, а Победоносцев «был «истерт в порошок». Между тем обер-прокурор Синода, осведомленный о радужных выводах своих идейных и политических противников, потешался над ними в письме к своему доверенному лицу - Е.ф. Тютчевой. «Они ехали туда в страхе, не прогонят ли их, - рассказывал он, - вернулись в торжестве невообразимом и стали говорить, что одержали блестящую победу... Пароль дан такой, что я посрамлен, и победа одержана надо мною».

Обер-прокурор Синода хорошо знал настроение императора и вместе с ним готовился к решительной акции. Уже 21 апреля Александр III поделился с ним «грустным впечатлением» от совещания и своей решимостью не допустить представительного правления в России. Он созывал совещание вовсе не для того, чтобы глубже понять позицию своих министров - способных, честных, знающих деятелей Он не собирался с ними дискутировать - не царское это дело. Он еще раз хотел убедиться, насколько тверды они в своих стремлениях, и это ему удалось. Александр III понял, что для Лорис-Меликова отказаться от задуманных преобразований столь же невозможно, как для него, самодержца всероссийского, задумавшего вернуть страну к ее исконным устоям, иметь такого министра, как Лорис-Меликов.

Ощущение победы у либеральных министров после заседания в Гатчине 21 апреля, которое Константин Петрович Победоносцев едко высмеивал, именно он сам и постарался создать. Обер-прокурор действовал как заправский конспиратор. Выступив с обтекаемой, почти соглашательской речью, он, по свидетельству А.А. Абазы, на обратном пути в Петербург выражал сожаления по поводу недоразумений, возникших после заседания 8 марта. Упрекавший Лорис-Меликова в нечестности и фальши, Константин Петрович с большим искусством усыпил бдительность своих противников, которые могли бы помешать готовившемуся за их спиной царскому манифесту. Уклонясь от открытого боя, от прямой полемики, царь и его ближайший советник готовили его в глубокой тайне. Ежедневные сношения с Гатчиной и непрерывные поездки туда Константин Петрович объяснял делами своего духовного ведомства, совсем в тот момент заброшенными. Текст манифеста был подготовлен Победоносцевым 26 апреля и на другой день одобрен царем. (…)

Царь объявлял в нем, что намерен править с верой «в силу истинно самодержавной власти», которую будет «утверждать и охранять от всяких на нее поползновений». Это провозглашение основной задачей начавшегося царствования сохранения принципов самодержавной власти в чистоте и неприкосновенности закрывало путь любым политическим преобразованиям, в том числе и на самодержавие не покушавшимся. Для либеральных министров, успокоенных и умиротворенных дворцовыми заговорщиками, манифест явился неожиданностью. Они рассчитывали на дальнейшее обсуждение проекта Лорис-Меликова, что, по сути, хотя и неопределенно, было обещано им 21 апреля в Гатчине. Сообщение о нем вызвало небывалый в стенах кабинета министра внутренних дел всплеск эмоций. А.А. Абаза предлагал всем экстренным поездом ехать в Гатчину для объяснений с царем, раздавались предложения о коллективной отставке. «Гр. Лорис-Меликов и А.А. Абаза в сильных выражениях высказывали свое негодование и прямо заявили, что не могут оставаться министрами, - записал Милютин 29 апреля о происходившем в тот день. - Я присоединился к их мнению. Набоков, Игнатьев, барон Николаи, хотя сдержаннее, также высказали свое удивление. Победоносцев, бледный, смущенный, молча стоял как подсудимый перед судьями» [2; с. 204].

Манифест 29 апреля послужил сигналом к смене правительства и перегруппировке сил в «верхах». 30 апреля подал в отставку министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, вслед за ним - министр финансов А.А. Абаза и военный министр Д.А. Милютин. А.А. Сабуров был смещен с поста министра просвещения несколько ранее, а великий князь Константин Николаевич не только лишен должности главы морского ведомства, но и удален от двора вообще.

Отставки либеральных администраторов были неизбежны - Лорис-Меликов и его соратники не годились для того, чтобы охранять самодержавную власть «от всяких на нее поползновений». Это были люди, убежденные, что вывести страну из кризиса, превратить в действительно великую державу может только «решительное движение вперед в смысле улучшения политического и экономического строя государства».

Отстоять свою позицию они так и не смогли, но и не изменили ей, не предали ее. Со своих постов уходила блестящая плеяда государственных деятелей, политиков, администраторов, самой этой жизнью, казалось, призванных к ее преобразованию. Вместе с ними уходила и надежда на реформы «сверху» - мирным путем.

Образованных и способных, мыслящих по-государственному на череде власти сменяли лишенные каких-либо дарований, озабоченные собственной карьерой, готовые не столько служить, сколько прислуживаться.

Сам царь признавал, что генерал П.С. Ванновский, поставленный во главе военного министерства, не был сколько-нибудь достойной заменой Д.А. Милютину. Но начальник штаба Рущукского отряда был, что называется, «свой» человек - лично преданный именно Александру Александровичу, одинаково с ним думавший о том, какой быть России. Оставались на своих постах «и те, кто заявил о поддержке манифесту 29 апреля, который на протяжении весны являлся своеобразным «тестом» на пригодность к службе при новом императоре. «Сегодня утром был у меня Набоков, - пишет 30 апреля Александр III Победоносцеву, - который вовсе не находит ничего обидного для себя в манифесте и вполне разделяет сущность манифеста». Так же как министра юстиции, не смутил манифест и государственного контролера Д.М. Сольского, хотя и он тоже примыкал к группировке Лорис-Меликова, до поры поддерживая либеральные начинания.

Знаниями, опытом и известной независимостью среди вновь назначенных министров выделялся Н. X. Бунге, сменивший А.А. Абазу, а также А.П. Николаи, ставший в апреле 1881 г. министром просвещения. За стремление исходить не из партийных, а из общегосударственных интересов они воспринимались самодержавными ортодоксами как чужаки, подвергались травле в официальной и официозной печати.

Несколько пестрое по составу, это правительство соответствовало переходному характеру начала царствования Александра III. Соответствовала ему и фигура министра внутренних дел, пришедшего на смену Лорис-Меликову, - графа Н.П. Игнатьева.

Имя это проявилось в переписке царя с Победоносцевым еще в первые дни марта. Советуя поскорее удалить Лориса, Победоносцев рекомендует на его место Н.П. Игнатьева с характерной оговоркой: «Возьмите его на первый раз». По-видимому, и Александру III назначение Н.П. Игнатьева представлялось временным. Граф сделал карьеру на дипломатическом поприще, приобретя популярность содействием удачному для России Сан-Стефанскому мирному договору. Тяготевший к славянофилам, Игнатьев не имея твердых убеждений и принципов - в политике склонялся на сторону силы. Будучи министром государственных имуществ в правление Лорис-Меликова, поддерживал его, но после первомартовской катастрофы начал быстро сближаться с Победоносцевым. Зыбкость нравственных устоев Игнатьева, его склонность к интригам и лжи не смущала ни Константина Петровича, ни царя - им по душе пришлись рассуждения Игнатьева о российской государственности как твердыне с незыблемыми принципами, о нерасторжимом единстве народа и царя, о жидах и поляках как главных виновниках смуты в отечестве. В переписке Александра III с приближенными весной 1881 г. Игнатьев характеризуется как «истинно русский» человек, подлинный патриот, на которого «вполне можно надеяться».

Щедрые объяснения Н.П. Игнатьева в любви к России, национальным достоянием которой, священным и неприкосновенным, он признавал самодержавие, во многом определили выбор нового министра внутренних дел. Александр III, как и его ближайшее окружение, узрели в Игнатьеве некий антипод Лорис-Меликову, и это решило дело. Константин Петрович не сомневался, что под его контролем и руководством дурные черты характера Николая Павловича не смогут сказаться на его деятельности. Стоит отметить, что граф Игнатьев счел контроль и руководство со стороны обер-прокурора Синода вполне правомерными. Опека Константина Петровича над министром внутренних дел не только не тяготила последнего - Игнатьев и сам постоянно обращался к нему за инструкциями и советами, будь то меры по отношению к печати, местному самоуправлению или же, говоря современным языком, кадровые перестановки.

Управляя Игнатьевым, Победоносцев порой приходил в ужас от лжи и изворотливости министра. Но, сознавая, что Игнатьев «весь сплетен из интриги и лжет и болтает невероятно», считал, что, «кроме его, выставить в настоящую минуту некого». Поистине для неограниченной монархии настали времена, когда исполнилось пророчество Исайи: «Десятеро ухватятся за одного негодяя».

Положение самого обер-прокурора Синода еще более упрочилось после выхода манифеста 29 апреля. Начало 1880-х гг. - это кульминация его деятельности как ближайшего советника царя. В эти первые годы царствования его роль была исключительной - никто из окружения Александра III не мог претендовать на подобную, никто так близко не стоял у трона российской империи. Для Александра Александровича он был не только верным соратником, который помог в час роковой борьбы одолеть противников. Константин Петрович оказался нужен как опытный политик, способствующий становлению царской стратегии и тактики на новом этапе. Их единомыслие в понимании «новой политики» самодержавия порой поражало царя. «Это правда странно, как мы сходимся мыслью», - вырывалось порой у императора, получавшего очередной совет Константина Петровича.

И волеизъявление Александра III 29 апреля 1881 г., и увольнение им либеральных министров, казалось бы, ясно давали понять о его намерениях. Однако в обществе еще сохранялись иллюзии относительно его политического курса. Царистские иллюзии и сопровождавшее их ожидание честного, разумного и справедливого монарха были свойственны отнюдь не только крестьянству - ими была заражена и интеллигенция. Мучительно трудно оказалось расставаться с надеждами на изменение существующего порядка «сверху»- волею царя, без потрясений.

Потребность в следующем шаге к преобразованиям, к гражданскому обществу была настолько сильна, что и наиболее просвещенные слои общества готовы были принять желаемое за действительное. Слухи о новом повороте в политике Александра III, о случайности его первых шагов циркулировали и летом 1881 г. Так, начальник Медико-хирургической академии профессор Н.И. Козлов рассказывал М.Е. Салтыкову-Щедрину как нечто вполне достоверное, как царь жалеет, что расстался с Лорисом и Милютиным, и «это якобы только вопрос времени, что Лорис вновь будет у дела». И Щедрин с его проницательностью и скептицизмом не только верит этому, но и спешит поделиться полученными сведениями с другими… Однако императору для его «новой политики» нужны были совсем иные люди, чем Лорис-Меликов и его соратники [1; с. 47].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1 мая 1881 г. К.П. Победоносцев писал своему постоянному корреспонденту Е.Ф. Тютчевой, имея в виду объявление манифеста 29 апреля, что «произошел coup d'etat» (государственный переворот). Шутка обер-прокурора Синода несла в себе долю серьезного смысла. С уходом Лорис-Меликова и его «команды» произошло нечто большее, чем смена правительства и даже правительственного курса. Прерывалась сама линия развития России, ориентированная на мирные преобразования, на реформы как альтернативу революции и реакции. При всей непоследовательности политики Лорис-Меликова, во многом связанной со старой системой, она предусматривала движение вперед, позволяя надеяться, что удастся избежать революционных потрясений. С его устранением Россия потеряла несколько десятилетий в своем развитии и вплотную приблизилась к революции. Лорис-Меликову надо было всего несколько лет, чтобы реформировать страну. Столыпин уже рассчитывал на два десятилетия, но их не оказалось.

В конце 1880 г., когда в обществе проявились надежды на мирные преобразования, Н.К. Михайловский обращал внимание на европейский опыт, доказывавший, что власть должна обладать «высоким нравственным мужеством» для того, чтобы решиться на реформы. «Без такого исключительного условия» власть или вырождается в деспотизм, или становится тенью, или уступает место республике. Этот «непоколебимый диагноз» по-своему подтвердила история династии Романовых.

Список литературы:

1.Борисов, Н.С., Ключ к истории Отечества: Пособие для абитуриентов/ Н.С.Борисов, А.А.Левандовский, Ю.А .Щетинов. - Москва: Изд-во Московского ун-та, 1993. - 192 с.

2.Итенберг, Б.С., Граф М.Т.Лорис-Меликов и его современники/ Б.С.Итенберг. - Москва: Центрполиграф, 2004. - 687 с.

3.Перегудова, З.И., Политический сыск в России, 1880-1917: Библиотека Гумер - история [Электронный ресурс]. - Режим доступа - <#"justify">Приложение 1

Граф М.Т. Лорис-Меликов

Приложение 2

УЧРЕЖДЕНИЕ ДИКТАТУРЫ

УКАЗ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩЕМУ СЕНАТУ

В твердом решении положить предел беспрерывно повторяющимся в последнее время покушениям дерзких злоумышленников поколебать в России государственный и общественный порядок, Мы признали за благо:

. Учредить в Санкт-Петербурге Верховную Распорядительную Комиссию по охранению государственного порядка и общественного спокойствия.

. Верховной Распорядительной Комиссии состоять из Главного начальника оной и назначенных для содействия ему, по непосредственному его усмотрению, членов комиссии.

. Главным начальником Верховной Распорядительной Комиссии быть временному Харьковскому генерал-губернатору, Нашему генерал-адъютанту, члену Государственного Совета, генералу от кавалерии графу Лорис-Меликову, с оставлением членом Государственного Совета и в звании Нашего генерал-адъютанта.

. Членов комиссии назначать по велениям Нашим, испрашиваемым Главным начальником комиссии, которому предоставить сверх того право призывать в комиссию всех лиц, присутствие коих будет признано полезным.

. В видах объединения действий всех властей по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, предоставить Главному начальнику Верховной распорядительной комиссии по всем делам, относящимся к такому охранению:

а) Права Главноначальствующего в Санкт-Петербурге и его окрестностях, с непосредственным подчинением ему санкт-петербургского градоначальника.

б) Прямое ведение и направление следственных дел по государственным преступлениям в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургском военном округе.

в) Верховное направление упомянутых в предыдущем пункте дел по всем другим местностям Российской Империи.

. Все требования Главного начальника Верховной Распорядительной Комиссии по делам об охранении государственного порядка и общественного спокойствия подлежат немедленному исполнению как местными начальствами, генерал-губернаторами, губернаторами и градоначальниками, так и со стороны всех ведомств, не исключая и военного.

. Все ведомства обязаны оказывать начальнику Верховной Распорядительной Комиссии полное содействие.

. Главному начальнику Верховной Распорядительной Комиссии предоставить испрашивать у Нас непосредственно, когда признает сие нужным, Наши повеления и указания.

. Независимо от сего предоставить Главному начальнику Верховной Распорядительной Комиссии делать все Распоряжения и принимать вообще все меры, которые он признает необходимыми для охранения государственного порядка и общественного спокойствия как в Санкт-Петербурге, так и в других местностях Империи, причем от усмотрения его зависит определять меры взыскания за неисполнение или несоблюдение сих Распоряжений и мер, а также порядок наложения сих взысканий.

. Распоряжения Главного начальника Верховной Распорядительной Комиссии и принимаемые им меры должны подлежать безусловному выполнению всеми и каждым и могут быть отменены только им самим или особым Высочайшим повелением.

. С учреждением, в силу именного указа Нашего, Верховной распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, учрежденную таковым же указом от 5 апреля 1879 года должность временного Санкт-Петербургского генерал-губернатора упразднить.

Правительствующий Сенат, к исполнению сего, не оставит сделать соответствующее распоряжение.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

АЛЕКСАНДР.

В Санкт-Петербурге. 12 февраля 1880 года.

[2; с.401]

Приложение 3

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД ГРАФА ЛОРИС-МЕЛИКОВА ОТ 11 АПРЕЛЯ 1880 г.

Вверху 1-й страницы доклада Александром II написано:

«Благодарю за откровенное изложение твоих мыслей, которые почти во всем согласны с моими собственными. Вижу с удовольствием, что ты вполне понял тяжелую обузу, которую я на тебя возложил. Да поможет тебе Бог оправдать мое доверие».

Два месяца тому назад, Вашему Императорскому Величеству благоугодно было призвать меня к обязанностям главного начальника Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия.

Не без колебания приступал я к многотрудной задаче, выполнение которой возлагалось на меня монаршими волею и доверием.

Вступая в новую сферу деятельности, я не скрывал от себя ни ее трудностей, ни ответственности пред вами и пред Россиею. Я не мог не сознавать, что положение дел достигло того предела, далее которого идти некуда. Неприкосновенность убежища, святость домашнего очага, уважаемая даже дикарями, была нарушена неслыханным в истории событием 5 февраля. Царь русской земли, повелитель 90 млн. подданных, не мог считать себя безопасным в собственном своем жилище...

Самая необычность положения ясно указывала, что обыкновенных мер недостаточно. Еще менее мог я рассчитывать на единичные свои усилия, какими бы благими намерениями они не были одушевлены. Твердо убежденный, что только в тесном союзе с людьми благомыслящими, при их сочувственной помощи, возможно достижение успеха, я в первый же день вступления в новые обязанности обратился к жителям столицы, приглашая их оказать мне поддержку. Действительность показала, что я не ошибся в своих ожиданиях: сотни людей всяких профессий, общественных положений и состояний откликнулись на мой призыв. Масса полученных мною со всех концов России писем, проектов, записок, указывающих меры к исцелению недостатков нашего общественного строя, свидетельствует, что значительная часть русского общества сознает ненормальность условий настоящего времени и тревожно ищет выхода на путь мирного и законного развития и преуспеяния.

Заявления эти служат также доказательством того в высшей степени благотворного впечатления, какое произвело появление Высочайшего Вашего Императорского Величества указа от 12 февраля. Указ этот должен был убедить злоумышленников в твердом решении правительства положить во что бы то ни стало предел их покушениям. Он возбудил надежды благомыслящих элементов общества и отчасти успокоил их, наметив решимость правительства не останавливаться на одних мерах внешнего свойства.

Произведенное указом 12 февраля впечатление не есть случайное и отнюдь не должно быть скоропреходящим. В этом впечатлении выразилась не только исторически выработавшаяся заветная черта русского народа - доверие к мудрым предначертаниям своего государя, но и упование, что тот монарх, который верною рукою поставил Россию в такую, тяжкую для нее, годину на путь процветания, столь же твердо и решительно укажет исполнителям его воли на способы к избавлению той же России от встреченных ею на этом пути искусственных преград. Такие чувства - лучший залог для будущего, и ими нельзя не дорожить. С ними не страшны для государственной власти в России ни лжеучения Запада, ни доморощенные безумцы. Но чувствам этим должно быть дано удовлетворение, насколько это в настоящее время возможно, иначе проникшая в государственный организм язва будет все более и более захватывать здоровые его части, тесно связанные между собою.

Для этого, по мнению моему, прежде всего надлежит уяснить себе разнородные явления, порожденные общим течением государственной жизни, в связи их между собою и с прошедшим государства, и отделить в них случайное от неизбежного. Только такое сознательное отношение к этим явлениям может указать на действительные средства к уврачеванию болезни.

Призванный к исполнению задачи, возложенной указом 12 февраля на верховную распорядительную комиссию и на главного ее начальника, я посвятил истекшие с того времени два месяца на принятие, с одной стороны, неотложных мер к объединению и усилению охранительной деятельности в месте пребывания Вашего Величества, с другой - к подробному, по возможности, изучению разнородных причин, приведших нас к настоящему затруднительному положению, к разъяснению настроения общества, равнодушное отношение которого к происходившим событиям во многом парализовало принимавшиеся до сих пор меры, и, наконец, к изысканию тех способов, кои могли бы служить к достижению желаемой цели - восстановлению потрясенного порядка.

Смею надеяться, что положенные за это время основания к объединению разрозненной доныне деятельности полицейских и жандармских чинов повсеместно в империи принесут свою пользу; что более целесообразное устройство розыскной части в столице и усиление в ней полицейских средств дадут ожидаемые результаты; что более быстрое движение дознаний по государственным преступлениям и более внимательное отношение к ним подлежащих лиц и учреждений, наряду с установлением возможно единообразных оснований административной высылки и с предстоящим, согласно всемилостивейшему Вашего Императорского Величества соизволению, пересмотром лиц поднадзорных, особенно из учащейся молодежи, с целью предоставить право продолжать прерванное образование тем из них, кои сознали уже свои заблуждения и исправились в поведении и нравственности, - все эти меры, вместе взятые, приведут к большому числу открытий и уменьшат количество часто, к сожалению, справедливых жалоб на непростительную медлительность и неразумный произвол. Не стану утруждать внимания вашего, государь, изложением всех подробностей, но беру на себя смелость удостоверить, что и впредь буду неуклонно следовать системе, принятой мною в этом отношении с Высочайшего одобрения Вашего Величества.

Переходя за сим к другой стороне своей деятельности, считаю всеподданнейшим долгом откровенно высказать некоторые соображения и вытекающие из них выводы.

Время особого усиления социалистических учений в Западной Европе совпало с тем временем, когда общественная жизнь в России находилась в периоде преобразований, ознаменовавших славное царствование Вашего Величества. Учения эти находили здесь, как и везде, единичных последователей, но число таковых не могло быть велико и влияние их не было заметно на первых порах. Внутри государства не существовало удобного для них класса земледельческого и фабричного пролетариата, а созданная реформами жизнь занимала и во многом удовлетворяла умственные силы развитых элементов общества; подраставшее же поколение, так называемая учащаяся молодежь, не могла не помнить прежних порядков и с доверием относилась к будущему. Никогда и, может быть, нигде сила правительственной власти не выражалась блистательнее и торжественнее, как в то время, и никогда составные части русского общества не были одушевлены более сознательною приверженностью к лицу своего монарха. Прочность такого настроения зависела от хода самих преобразований, от правильной их постановки, от урегулирования и непрерывного пополнения их. При продолжительности же этого настроения законный порядок, приноровленный к потребностям времени и историческим условиям России, успел бы настолько укорениться, что предстоявшая неизбежная борьба начал порядка с нарождавшимися лжеучениями не могла бы сопровождаться особенною опасностью для государственного строя.

К сожалению, не таков был общий ход дела. Новые порядки создали во многих отраслях управления новое положение для представителей власти, требовавшее других знаний, других приемов деятельности, иных способностей, чем прежде. Истина эта не была достаточно усвоена, и далеко не все органы власти заняли подлежащее им место.

Ложно понятое ими назначение свое в общем государственном строе повело к ряду нарушений прямых обязанностей и к взаимным столкновениям. Неизбежные ошибки, часто увлеченье, еще чаще неуменье приноровиться к новым порядкам и руководить обстоятельствами и людьми - вызывали отдельные прискорбные факты, из которых стали выводиться общие заключения в невыгоду новых начал, проведенных в жизнь. Разнообразие взглядов, проявившееся в обществе, проникло и в правительственные влиятельные сферы, где также стали образовываться подобие партий, стремившихся провести в дело свои убеждения при каждом удобном случае. Затаенная борьба увлекла мнения в крайности. Одни стремились не только к урегулированию реформ, но к упразднению их неизбежных последствий. Другие стали на их стражу, защищая с одинаковою горячностью основные их начала и неизбежные недостатки. Самые умеренные попытки урегулировать действия реформ и пополнить недостатки законодательства по нетронутым еще отраслям управления встречались с противодействием, явным или скрытым, и оставались без движения. Такая участь постигла предуказанные Высочайшею волею многие вопросы первой важности. Бесчисленный ряд комиссий, бесконечные бесплодные переписки раздражали общественное мнение и не удовлетворяли никого. Все тонуло в канцеляриях, и застой этот отражался на деятельности вновь созданных учреждений.

Крестьянское дело, после кипучей деятельности первых дней, вошло в общую колею, и неподвижность в улучшении слабых его сторон породила такую обособленность несовершенного крестьянского управления, которая могла казаться полезною лишь в первые дни великой реформы.

Новые суды, созданные при недостаточных полицейских порядках, стали в изолированное от общего строя положение, не смягчаемое нисколько влиянием прокуратуры, далеко не усвоившей себе надлежащего значения. Личный состав судебных учреждений неосторожно-критическим, а часто неприязненным отношением к окружающим его порядкам, и в особенности публичное обнаружение на суде прискорбной неправильности действий многих административных лиц, усилили подобное же отношение к этим порядкам в других общественных слоях. Адвокатура заняла место, непонятное для простого ума и затронула многие, молчавшие до того струны.

Духовенство продолжало, за редкими исключительными явлениями, коснеть в невежестве и мало-помалу лишалось и того влияния, какое имело прежде. Оно отовсюду систематически устранялось, приходы закрывались, духовные семинарии оставались прежними бурсами.

Значение дворянства, как сословия, мало поддерживаемое, постепенно стушевывалось.

Земство, привлекшее сначала лучшие силы местного населения, не могло остаться долго на той же высоте, при отсутствии средств к более широкому исполнению местных задач и при недостатке оживляющей правительственной поддержки.

Городское самоуправление редко где встретило на первых же шагах сочувственное отношение администрации к своим нуждам и правам.

Кроме того, общие потребности населения возрастали, а между тем ценность бумажного рубля упала, ценность продуктов увеличилась, появились новые налоги.

Все возбужденные подобными явлениями неудовольствия и более или менее основательные разочарования, при остановке в движении насущных вопросов, указанных уже Вашим Величеством к разрешению, усиливали с каждым годом число недовольных и уменьшали устойчивость почвы под началами государственного порядка. Параллельно с этим увеличивалась рознь в действиях правительственных учреждений, призванных к охранению порядка, а влияние социальных лжеучений росло.

Народившееся за это время молодое поколение не было уже свидетелем дореформенных неустройств; точка отправления его ожиданий была уже не та, что для прежних поколений, и восприимчивость к впечатлениям от окружающей жизни была сильнее. Необходима была рука твердая, но не жестокая, руководимая не исключительно сухой системою, но и известною долею сердечности, чтобы сдержать наружные проявления горячки учащейся молодежи, чтобы направить из нее полезных и надежных деятелей для будущего. К несчастию, в эту эпоху руководство учебными ведомствами не было сопутствуемо описанными чертами, что тем более прискорбно, что руководящая власть была вооружена новою учебною системою и новыми уставами средних учебных заведений, не имевшими за собою поддержки общественного мнения. Чтобы возбудить эту поддержку, необходима была известная мягкость приемов и форм.

Противоположный способ привел к еще большему раздражению общественного мнения, и масса молодежи, враждебно отнесшаяся к предъявленным к ней требованиям, встретила в семье и в обществе не осуждение, а сочувствие. Молодые люди, перекочевывая из одного учебного заведения в другое и не успевая кончить научной подготовки, не приспособленные к труду и к практической деятельности, стали выбрасываться школою в жизнь и стали искать исхода в деятельности вне закона, пополняя собою ряд последователей социальных учений. Семья и общество, мало знакомые, говоря вообще, с сущностью этих лжеучений и под впечатлением чувств неудовлетворенности общим ходом дел, отнеслись равнодушно к проявлениям крайних теорий. Не находя себе отпора или даже авторитетных порицателей, теории эти, схватываемые без критики и клочками, загнездились в целых кружках и начали проявляться наружу.

Первые подобные проявления были признаны за болезненные наросты, а не за выражение органической болезни, требующей внимательного изучения, и в особенности мер для сокращения ее эпидемических свойств. Сообразно сему и меры были приняты исключительно полицейского характера: обыски, аресты, административная высылка, военный суд. Исключительно карательные приемы, принятые одиночно и не в связи с мерами положительного свойства, не излечили зла, а народили новую массу недовольных, тем более что при разрозненности и торопливости действий правительственных властей допускались смещение анархических и революционных теорий с простым критическим отношением к той или другой стороне существующего порядка или простым нарушением учащейся молодежью дисциплинарных правил. В этом смешении часто упускались крайние анархисты.

Обращаясь к настоящим ожиданиям русского общества, не смею скрыть пред Вашим Императорским Величеством, что ожидания эти самого разнообразного свойства и основываются, более или менее, на личных воззрениях и заветных желаниях каждого. Здесь встречаются ожидания того или другого частного улучшения или отдельного облегчения; пожелания о возбуждении усиленной правительственной деятельности к исправлению выразившихся опытом недостатков в различных сферах управления и к разрешению намеченных уже Вашим Императорским Величеством важных вопросов; убеждения о необходимости скорейшего возвращения от чрезвычайных мер к законному порядку; мнения о своевременности коренных изменений в центральных органах правительственной власти. За сетованиями о тяжести соляного налога или круговой поруки, об упадке нашего курса и т. п. частных предметах идут серьезные указания на распущенность порядка по разным ведомствам, на деморализацию чиновного люда, на чрезмерное отягчение нашего бюджета. За единогласными жалобами на недостатки нашего духовенства следуют еще более единогласные упреки тому направлению, которое получило учебное ведомство, возбудившее против себя и государственных сановников, и духовенство, и дворянство, и учебное сословие, и земство, и города, одним словом, всех, кроме лично заинтересованных в продолжении существующего направления. Наконец, следуют предположения об образовании народного представительства в формах, заимствованных с Запада, или на началах древнерусских, или, наконец, призывом представителей земства в состав Государственного совета.

Останавливаюсь, прежде всего, на последне-указанных предположениях.

По глубокому моему убеждению, никакое преобразование, в смысле этих предположений, не только не было бы ныне полезно, но, по совершенной своей несовременности, вредно. Народ о них не думает и не понял бы их. Образованные слои, из которых в том или другом виде явились бы представители, находятся теперь, как мною очерчено выше, в положении неудовлетворенности. Все жалобы, все сетования, все разнообразные желания принесены были бы с собою представителями и предъявлены правительству вместе с критикой на все его действия в такие минуты, когда оно не в состоянии опровергнуть критику указанием на внутреннее благоустройство и относительный порядок в разных частях управления. Самая мера имела бы вид вынужденной обстоятельствами и так была бы понята и внутри государства, и за границею. Совершенно убежден, что если бы подобная мера входила даже, в той или другой форме, в великодушные предначертания Ваши, Всемилостивейший Государь, то ныне она была бы не своевременна".

Нельзя упускать из виду ту непреложную истину, что опыты в крупных реформах не должны быть допускаемы, так как отнятие раз данных прав влечет за собою крайне опасные последствия. Уверен, что если Россия и переживает теперь тяжелый кризис, то вывести ее из этого кризиса всего доступнее твердой самодержавной воле прирожденного Государя. Но, Государь, по глубокой преданности вам, дерзаю всеподданнейше высказать, что задача эта не может быть исполнена только карательными и полицейскими мерами. Необходимы и такие мероприятия, которые доказали бы народу и образованным слоям русского общества, что сердце самодержавного монарха исполнено и ныне теми же чувствами всеобъемлющей любви и благости, какие переполняли его и 25 лет тому назад. Доказать то, что есть, не трудно, но терять времени уже нельзя. Теперь, как после Крымской войны, оставившей Россию в положении, быть может, еще более натянутом, чем ныне, все взоры, все надежды и упования любящей и мыслящей России устремлены на священную особу Вашего Величества. Необходимы, рядом с мерами непоколебимой строгости к злоумышленникам, и меры, которые отняли бы почву из-под вредных лжеучений и укрепили бы ее для законного порядка. Тогда оживленная вновь Россия сумеет побороть те хаотические призраки, какие выставляют в туманной дали лжепророки нового времени. Без этого одни злодеи будут сменять других, оставляя за собою яд для будущих поколений.

При такой общей точке зрения на насущную потребность минуты необходимо, по моему убеждению, для охранения государственного порядка и общественного спокойствия:

1. идти твердо и решительно в деле преследования злоумышленников, но не смешивать с ними людей, виновных лишь в проступках, не имеющих прямого соотношения к социально-революционным проявлениям";
2. всемерно стремиться к установлению полного единства действий всех органов правительственной власти, призванных к борьбе с преступными лжеучениями. Сюда относятся делаемые уже распоряжения, с всемилостивейшего Вашего Императорского Величества одобрения, к объединению, сосредоточению и усилению деятельности разного рода полиций (городской, уездной, жандармской и сыскной) и направительное руководство Министерством юстиции личного состава судебных учреждений, а в особенности прокуратуры, без чего успех мероприятий полицейских будет затруднен;
3. с постепенным достижением указанных в предыдущих пунктах целей, стремиться к возвращению от чрезвычайных мер к законному течению делу;
4. побудить правительственные учреждения и лица к более внимательному отношению к выразившимся насущным потребностям населения и к его представителям. Нельзя не оказывать благорасположенного участия к нуждам духовенства, к деятельности земства, к потребностям городов. Следует дать ход таким предположениям первостепенной важности, кои давно же намечены высочайшею волею Императорского Величества и осуществление коих останавливается в канцеляриях и всякого рода комиссиях.

К числу их относятся, между многими другими, возвышение нравственного уровня духовенства, реформа податная, дарование прав раскольникам, пересмотр паспортной системы, облегчение крестьянских переселений в малоземельных губерниях, преобразование губернских административных учреждение", установление отношений нанимателей к рабочим, наконец, надлежащее руководство периодическою печатью, имеющею у нас своеобразное влияние, неподходящее под условия Западной Европы, где пресса является лишь выразительницею общественного мнения, тогда как у нас она влияет на самое его формирование. Полезно и, по мнению моему, необходимо в видах успокоения правильными занятиями возбужденных умов, жаждущих деятельности, привлекать дворянство, земства и города к участию в таких вопросах, которые близко касаются местных нужд. Участие это желательно не предоставлять выборам самих общественных учреждений, но власть всегда может намечать из среды их наиболее сведущих и благонадежных лиц, труды и знания которых не могут не принести пользы при разработке экономических, хозяйственных и финансовых вопросов, по заранее преподанной программе и в ее пределах;

) восстановить утраченное учебным ведомством доверие всех сословий и всех слоев общества, конечно, не касаясь коренных основ учебной системы. Не колеблясь, докладываю вам, государь, что необходимые для этого изменения в личном составе управления учебным ведомством будут встречены с величайшим сочувствием всею Россиею. Без этих изменений успех принимаемых мер будет парализоваться новыми наслоениями вредных элементов, тревожных для настоящего и грозных для будущего.

Направление ведомств зависит, преимущественно, от лиц, стоящих во главе их. Задача их - быть точными исполнителями благих предначертаний Вашего Величества на счастье России и ее народов. Велика их ответственность перед потомством, и глубоко должно быть сознание их в том, что они слуги своего дела и что одна из существеннейших их целей есть привлечение сердец к источнику власти в России. В тяжкие минуты государственной жизни, подобные переживаемым ныне, они более чем когда-либо должны стоять на высоте своего призвания по складу способностей и по любви к управляемым.

Предназначая настоящую записку исключительно для личного сведения Вашего Императорского Величества и для усвоения руководящих начал, которых я должен держаться в дальнейшей моей деятельности, я дерзнул повергнуть в ней к стопам вашим с полным чистосердечием и откровенностью воззрения мои на настоящее положение дел и на те меры, которые, по мнению моему, Высочайшим указом 12 февраля возложены на Верховную Распорядительную Комиссию и на меня, как главного ее начальника. Дозвольте же, Государь, мне, давнишнему слуге вашему еще до воцарения вашего на прародительский престол, с такою же откровенностью выразить мысли мои до конца. Верховная Распорядительная Комиссия призвана волею Вашего Величества для охранения государственного порядка и общественного спокойствия. Для выполнения столь обширной и сложной задачи она не может и не должна ограничиваться только изысканием и приведением в исполнение мер чисто полицейского характера. Восстановление потрясенного порядка и прочное ограждение спокойствия требуют мероприятий государственных, часть которых перечислена выше.

Разработка этих мероприятий будет составлять предмет заботливости подлежащих министерств и других высших установлений. Но возбуждение вопросов, соприкасающихся к очерченной мною программе охранения государственного порядка и общественного спокойствия, и обсуждения своевременности предположенных с этою целью мер должны входить в круг деятельности Верховной Распорядительной Комиссии". Затем сношение по сим предметам с подлежащими ведомствами и, в потребных случаях, испрошение указаний Вашего Императорского Величества принадлежали бы к кругу обязанностей главного начальника означенной комиссии".

Исполнив долг верноподданного и изложив взгляд мой на порученное мне дело, буду ожидать указаний Вашего Императорского величества.

Генерал-адъютант граф Лорис-Меликов.

апреля

[2; с. 432].

Приложение 4

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ГРАФА М.Т.ЛОРИС-МЕЛИКОВА ОТ 28 ЯНВАРЯ 1881

Возлагая на меня столь трудные обязанности в тяжкую для России минуту, ваше величество соизволили преподать мне указания на необходимость для успешного выполнения порученной мне задачи принятия мер, направленных не только к строгому преследованию вредных проявлений социального учения и к твердому упрочению правительственной власти, временно поколебленной прискорбными событиями минувших лет, по главным образом и к возможному удовлетворению законных потребностей и нужд населения. Действуя с того времени в предуказанном мне вашим величеством направлении и являясь лишь неуклонным исполнителем намерений ваших, государь, могу засвидетельствовать ныне пред вашим величеством, что первые шаги по этому предначертанному высочайшею волею пути принесли уже заметную пользу: постепенное возвращение государственной жизни к правильному ее течению удовлетворяет в значительной степени внутренним стремлениям благомыслящей части общества и укрепляет временно поколебленное доверие населения к силе и прочности правительственной власти в России...

...Смею всеподданнейше доложить вашему императорскому величеству, что в видах прочнейшего установления порядка таким настроением необходимо воспользоваться. Великие реформы царствования вашего величества вследствие событий, обусловленных совместными с ними, но не ими вызванными проявлениями ложных социальных учений, представляются до сих пор отчасти не законченными, а отчасти не вполне согласованными между собою. Кроме того, многие первостепенной государственной важности вопросы, давно уже предуказанные державною волею, остаются без движения в канцеляриях разных ведомств. Для окончания реформ и для разрешения стоящих на очереди вопросов в центральных управлениях имеется уже много материалов, добытых опытом прошедших лет и приуготовительными работами. Сенаторские ревизии, имеющие главною своею целью исследование настоящего положения провинции и местных потребностей, должны внести богатый вклад в эти материалы и уяснить местными данными то направление, какое для успеха дела необходимо будет дать предстоящим преобразовательным работам центральных учреждений, но и эти данные при окончательной разработке их, несомненно, окажутся недостаточными без практических указаний людей, близко знакомых с местными условиями и потребностями.

...Ввиду изложенного нельзя, по моему убеждению, не остановиться на мысли, что призвание общества к участию в разработке необходимых для настоящего времени мероприятий есть именно то средство, какое и полезно, и необходимо для дальнейшей борьбы с крамолою. Существенно важным и подлежащим зрелому обсуждению представляется при этом лишь способ осуществления этой мысли.

Обращаясь к изысканию этого способа, обязываюсь прежде всего вновь выразить пред вашим императорским величеством, что, по глубокому моему убеждению, для РОССИИ немыслима никакая организация народного представительства в формах, заимствованных с Запада формы эти не только чужды русскому народу, но могли бы даже поколебать все основные его политические воззрения и внести в них полную смуту, последствия коей трудно и предвидеть. Равным образом мне представляется далеко не своевременным и высказываемое некоторыми приверженцами старинных форм российского государства предложение о пользе образования у нас земской думы или земского собора.

Наше время настолько удалилось от периода указываемой старинной формы представительства, по изменившимся понятиям, и взаимным отношениям составных частей русского государства и современному географическому его очертанию, что простое воссоздание древнего представительства являлось бы трудно осуществимым и во всяком случае, опасным опытом возвращения к прошедшему.

При таком воззрении на высказываемые в среде некоторой части общества мнения о необходимости прибегнуть к представительным формам для поддержания порядка в России, и признавая, что мнения эти составляют лишь выражение созревшей потребности служить общественному делу, мне представляется наиболее практическим способом дать законный исход этой потребности в порядке, испытанном уже по мудрым указаниям вашего величества при разработке крестьянской реформы. Порядок этот следует, конечно, применить к потребностям и задачам настоящей минуты.

Исходя из этого основного начала и принимая во внимание, что на местах имеются ныне уже постоянные учреждения, способные представить сведения и заключения по вопросам, подлежащим обсуждению высшего правительства, мне казалось бы, что следует остановиться на учреждении в С. - Петербурге временных подготовительных комиссий, наподобие организованных в 1858 г. редакционных комиссий с тем, чтобы работы этих комиссий были подвергаемы рассмотрению с участием представителей от земства и некоторых значительнейших городов.

Состав таких подготовительных комиссий мог бы быть определяем каждый раз высочайшим указанием из представителей центральных правительственных ведомств и приглашенных, высочайшего соизволения, сведущих и благонадежных служащих и неслужащих лиц, известных своими специальными трудами в науке или опытностью по той иди другой отрасли государственного управления или народной жизни.

Председательство в комиссиях должно бы принадлежать особо назначенным по высочайшему доверию, лицам из числа высших государственных деятелей. В состав комиссий войдут и ревизующие сенаторы по окончании ими ревизий.

Число комиссий должно бы быть ограничено на первое время двумя по главным отраслям, к которым могут быть отнесены предметы их занятий: административно-хозяйственные и финансовые. Каждая комиссия могла бы подразделяться на отделы или подкомиссии.

Круг занятий административно-хозяйственной комиссии могли бы составить нижеследующие предметы ведомства министерства внутренних дел, одновременно или в последовательном порядке:

а) преобразование местного губернского управления, в видах точного определения объема прав и обязанностей оного, и приведение административных учреждений в надлежащее соответствие с учреждениями судебными и общественными, и потребностями управления;

б) дополнение, но указаниям опыта, положений 19 февраля 1861 г. и последующих по крестьянскому делу указаний, соответственно выяснившимся потребностям крестьянского населения:

в) изыскание способов: 1) к скорейшему прекращению существующих доныне обязательных отношений бывших крепостных крестьян к своим помещикам и 2) к облегчению выкупных крестьянских платежей в тех местностях, где опыт указал на крайнюю их обременительность;

г) пересмотр положений земского и городового, в видах пополнения и исправления их по указаниям прошедшего времени;

д) организация продовольственных запасов и вообще системы народного продовольствия и

е) меры по охранению скотоводства.

Предметы занятий финансовой комиссии (вопросы: податной, паспортный и др.) подлежали бы определению вашим императорским величеством по всеподданнейшему докладу министра финансов, основанному на предварительном соглашении с министром внутренних дел, тем более что многие из предметов ведомства обоих названных министерств находятся в тесной между собою связи.

На обязанности комиссий лежало бы составление законопроектов в тех пределах, кои будут им указаны высочайшею волею. За сим составленные подготовительными комиссиями законопроекты подлежали бы, но указанию верховной власти, предварительному внесению в общую комиссию, имеющую образоваться под председательством особо назначенного высочайшею волею лица из председателей и членов подготовительных комиссий, с призывом выборных от губерний, в коих введено положение о земских учреждениях, а также от некоторых значительнейших городов, по два от каждой губернии и города; причем в видах привлечения действительно полезных и сведущих лиц, губернским земским собраниям и городским думам должно быть предоставлено право избирать таковых не только из среды гласных, но и из других лиц, принадлежащих к населению губернии или города.

Из губерний, где земские учреждения еще не открыты, могли бы быть призваны лица по указанию местной власти.

Для занятий общей комиссии могло бы быть назначено крайним сроком не более двух месяцев.

Рассмотренные и одобренные или исправленные общею комиссией законопроекты подлежали бы внесению в государственный совет с заключением по оным министра, к ведомству коего относится предмет нового законопроекта, причем для облегчения государственного совета в предстоящих ему работах, быть может, вашему величеству благоугодно будет повелеть призвать и в состав его с правом голоса несколько, от 10 до 15, представителей от общественных учреждений, обнаруживших особенные познания, опытность и выдающиеся способности.

Работа не только подготовительных, но и общей комиссий должна бы иметь значение исключительно совещательное и ни в чем не изменяющее существующего ныне порядка возбуждения законодательных вопросов и рассмотрения их в Государственном совете...

Самый состав общей комиссии будет каждый раз предуказываем высочайшею волею, причем комиссия будет получать право заниматься лишь предметами, предоставленными ее рассмотрению...

...Между тем такое учреждение может дать правильный исход заметному стремлению общественных сил к служению престолу и отечеству, неминуемо внесет в народную жизнь оживляющее начало и предоставит правительству возможность пользоваться опытностью местных деятелей, ближе стоящих к народной жизни, нежели чиновники центральных управлений.

Соображения эти в связи с возбужденными в благомыслящей части общества радостными ожиданиями дальнейшего развития, великодушно предначертанных вашим императорским величеством преобразований, не могут не заслуживать самого серьезного внимания. Позволяю себе повергнуть пред вами, государь глубокое мое убеждение, что неудовлетворение приведенных выше ожиданиями в настоящее время будет неминуемо иметь последствием, если не полное охлаждение, то, по меньшей мере, равнодушие к общественному делу, представляющее как указ прискорбный опыт недавно истекших лет, самую удобную почву для успеха анархической пропаганды».

Генерал-адъютант граф Лорис-Меликов.

[6; с. 192].

Приложение 5

Изложение рассказа М.Т. Лорис-Меликова о Совете министров

марта 1881 г.

Победоносцев, обер-прокурор святейшего Синода, говорил первым. Он льстиво и неискренно преклонялся перед волею покойного государя, но находил, что с приведением ее в исполнение надо обождать. По его мнению, указ, во многом вносящий совершенно новые для народа понятия об отношениях подданных к власти, управляемых к управителям , не только не успокоит умы, но породит новые волнения. «Нам и без того волнений довольно, - надо сперва их успокоить». Народ ждет от государя твердой, властной руки, способной укрепить расшатанное внутреннее управление, а не умалить эту власть предоставлением обществу, давать свой отзыв по вопросам , в которых прежде его мнение вовсе не спрашивалось.

Теперь только духовенство и наставляет еще народ на путь истины; народный наш учитель заражен нигилизмом столько же, сколько и прикасающиеся к крестьянину земские люди; только священник учит народ быть верным богу, царю и отечеству. Если священник увидит, что кроме царя есть какое-то собрание, он перестанет говорить народу о царе, и народ совсем забудет царя. «Вот два соображения, по которым я полагаю рановременным ту капитальную форму, которая предлагается».

Маков, министр почт и телеграфов, просит у его величества позволить ему не обсуждать предложенной реформы: «Еще не прошло и недели, как я присягал быть верным государю самодержавному! в прочитанном же проекте принцип самодержавия попирается ногими». Он не хочет сказать этим ничего дурного о составителе проекта! но считал бы себя нарушившим присягу, если б стал теперь обсуждать вопрос об ограничении самодержавия...

Речь Л. С. Макова была прервана гр. Лорис-Меликовым, который, протестовал в самых резких выражениях против «недостойного» обвинения. Проект одобрен покойным государем и внесен на обсуждение самим императором; оба эти лица самодержцами были, самодержцами и остались. В проекте нет и мысли об ограничении самодержавия. «Я воспитан, государь, иначе, чем люди, выросшие в канцеляриях: если б я только заметил в ком-нибудь желание ограничить самодержавие, я его убил бы; если б я не мог убить его, я убил бы себя. Все те вопросы, которые предположено отнести к ведению редакционной комиссии, обсуждаются и ныне обществом - в земских, городских и дворянских собраниях; но решаются они в канцеляриях. Пусть же будут они вынесены на свет божий и решаются не наемными людьми, служащими за жалование, а людьми, выбранными землею».

Маков, в свое оправдание, указывает на «разнузданную» печать, которая, так же как и он, поняла проект созыва редакционной комиссии и давно уже требует конституции, стремясь, вместе с нигилистами, разрушить государство.

Абаза, министр финансов, произнес блестящую речь в защиту предложения. Рядом исторических фактов, взятых из последних двух столетий, он доказал, что покойный государь продолжал то, что начал Петр Великий и дополняли Екатерина II и Александр I. Перечислив реформы покойного государя, он доказал, что созыв редакдационной комиссии (вернее - подготовительной) есть самая слабая реформа, что все предыдущие были сильнее: они носили революционный характер, как, например, освобождение крестьян; эта же реформа только заканчивает дело, начатое положениями о земских учреждениях и городовым. «Я слышал здесь страшное обвинение: говорили, будто проект, подлежащий рассмотрению, посягает на самодержавие. Это обвинение взволновало меня, но не удивило,- у нас многие еще, даже хорошо знакомые с земскими учреждениями, судебными уставами и другими реформами, не понимают смысла их. Канцеляризм заедает нас: мы выросли в нем, им воспитались и с ним так сжились, что всякое живое, свежее слово, сказанное выборными людьми земли русской, нам противно. Мы даже боимся его, и довольно основательно - оно раскроет наши грехи и не даст нам возможности грешить в будущем. Я слышал здесь заявление будто теперь не время заниматься подобными реформами. Когда же Время? Не рано, а поздно обсуждаем мы этот вопрос: если б покойный государь обнародовал указ хотя бы 19 февраля, он прожил бы Последнюю неделю среди ликования народа, всеми благословляемый, а может быть, не случилось бы и страшного несчастия 1-го марта. Начать царствование подписанием лежащего здесь указа - значит сразу укрепить самодержавие на многие века и привлечь на славу самодержца благословение миллионов, говорящих на сотнях языков, и любовь всей империи...

Милютин, министр военный, заявил, что покойный государь последние дни часто говорил о предстоящей реформе и всегда видел в ней лучший залог благосостояния государства; об ограничении самодержавия ни разу не поднималась речь. «Только здесь,- сказал оратор,- впервые услышал я подобное замечание и глубоко о нем сожалею». Он доказывал, что принцип самодержавия сильнее всего развит в войсках («и во всяком случае сильнее, чем на телеграфной проволоке и в почтовом ящике»), тем не менее он видит в предлагаемой реформе только продолжение той, которая одела солдатский ранец на всех молодых людей, достигших 21 года. К заключение гр. Милютин сказал: «Как военный министр, я не буду уже переживать тех тяжелых минут, как три года назад, когда русская армия своим штыком, выкованным в стране абсолютизма, расчищала путь для конституции Болгарии и Румелии, когда, как ныне, мы покоряем текинцев для того только, чтоб вместо их сердарей поставить своих исправников».

Гр. Валуев, председатель Комитета министров, обратил внимание на значение предлагаемой реформы для Западной Европы. Он указывал, что Россия не имеет еще права называться европейскою державою, что недоверие Европы к нам совершенно понятно: нам чужды учреждения, без коих Европа не понимает государственной жизни. России нельзя идти назад. Россия не может ожидать какого-то иного пути, чем тот, каким шли все истории человечества. Если мы дорожим западноевропейской цивилизацией, нам следует подражать учреждениями западных государств, а не деспотиям восточных стран. «Говорят, русское общество, русский народ не дозрели еще до самостоятельной деятельности; я спрошу: был ли английский народ развитее русского, когда 500 лет назад пользовался уже свободными учреждениями?»

Гр. Лорис-Меликов ответил, как министр внутренних дел, на обвинение печати в разнузданности и доказывал, что печать в последний год создала сенатские ревизии, восстала против расхищения государственного достояния, указала правительству много зол и служила лучшею охранительницей законов, нарушителей которых она клеймила и позорила.

Результат поданных мнений: за - гр. Лорис-Меликов, Милютин, Валуев и Адлерберг, гг. Абаза, Сольский, Сабуров, Гире и Набоков (9); против - Победоносцев, Маков, гр. Строганов, кн. Ливен и г. Посьет (5).

Государь встал, поблагодарил всех. «Итак, господа, большинство высказалось в том смысле, чтоб предложение о созыве подготовительной комиссии из выборных всех сословий было, для благо государства, приведено в исполнение. Я согласен с большинством и желаю, чтоб указ отнес эту новую реформу к памяти нашего родителя, к которому она принадлежит. Министр внутренних дел изготовит указ согласно замечаниям, нами сделанным». [6; с.195]

Приложение 6

Речь Б. Н. Чичерина перед городскими головами 16 мая 1883 г.

..Желательно, м. м., г. г., чтобы нынешнее наше собрание не прошло бесследно, чтобы оно было началом единения земских людей на пользу отечества. Это единение составляет насущную нашу потребность. Мы переживаем трудные времена. Мы принуждены оберегать как зеницу ока то, что нам всего дороже, самую святыню русского народа. Мы радуемся, когда день прошел благополучно, между тем как все должно быть исполнено доверия и любви. России в настоящее время приходится вести борьбу уже не с внешними врагами, а с собственными своими сынами, посягающими на мирное и правильное ее развитие. Все мы алчем и жаждем законного порядка, а есть ли возможность утвердиться законному порядку среди тех ужасных преступлений, которые заставили содрогнуться всю русскую землю? Тут приходится усиливать полицейский надзор, облекать власти чрезвычайными полномочиями, приостанавливать законные гарантии свободы. Все остальное должно быть отложено до более благоприятного времени, когда нам удастся осилить удручающее нас зло. Сумеем ли мы это сделать?

Всем нам, м. м., г. г., известно, что это зло само по себе нестрашно, как оно кажется по своим последствиям. Та партия, которая производит всю эту смуту, весьма немногочисленна. Она вербуется из недоучившейся молодежи, сбитой с толку и развращаемой нелепыми учениями. Что же дает ей силу? Единственно то, что она дисциплинирована, между тем как все остальное разрознено и разобщено. Одно правительство, очевидно, не в состоянии справиться с этою задачею. Оно может действовать только внешними средствами, а внешние средства бессильны против внутренней болезни: тут необходимо воздействие самого организма; нужно содействие общества. Возможность этого содействия существует; начало ему положено в великих преобразованиях прошедшего царствования. По всей русской земле созданы самостоятельные центры жизни и деятельности. Эти учреждения нам дороги; мы видим в них будущность России. Но все это разрознено, а потому бессильно. Петр Великий любил сравнивать тогдашнюю Россию с «рассыпанною храминою», требующею руки зодчего. Нынешняя, обновленная Россия тоже подобна рассыпанной храмине, но в отличие от прежней тут требуется не одна рука зодчего: надобно, чтобы сами камни стремились сложиться в стройное здание. Старая Россия была крепостная, и все материалы были строгательными орудиями в руках мастера; нынешняя Россия - свободная, а от свободных людей требуется собственная инициатива и самодеятельность. Без общественной самодеятельности все преобразования прошедшего царствования не имеют смысла. Мы по собственному почину должны сомкнуть ряды против врагов общественного порядка. А для этого необходимо прежде всего, чтобы люди узнали друг друга, чтобы они обменялись мыслями, чтобы они протянули друг другу руку. Вот этому-то и может служить нынешнее наше собрание; в этом смысле я говорю, что оно может сделаться началом единения земских людей...

Таковы наши стремления, таковы наши мечты. Враги свободных учреждений, те, которые видят единственное спасение в голом Канале власти, могут усмотреть в них опасность - пожалуй, увидят в этом нечто революционное. Мы можем равнодушно взирать на эти нарекания. Мы знаем, что нас воодушевляет одно доброе общее чувство, которое служит нам связью и которому мы готовы жертвовать всем. Мы не становимся в оппозиционное отношение к правительству - мы не требуем себе прав. Мы спокойно ожидаем, когда сама власть признает необходимым наше содействие; но когда этот зов последует - он не должен застигнуть нас врасплох: мы должны быть готовы.

Содержание: Введение 1.Начало административной деятельности 2.Во главе Верховной распорядительной комиссии .Министр Внутренних Дел .Смена пра

Больше работ по теме: