Формирование идеологии самурайского сословия в XVI-XVIII веках в Японии

 

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ КРАСНОЯРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кафедра всеобщей истории











Дипломная работа

ФОРМИРОВАНИЕ ИДЕОЛОГИИ САМУРАЙСКОГО СОСЛОВИЯ В XVI - XVIII ВЕКАХ В ЯПОНИИ













Красноярск, 2006

СОДЕРЖАНИЕ


ВВЕДЕНИЕ 3

ГЛАВА 1. САМУРАЙСКОЕ СОСЛОВИЕ В XVI - XVIII ВВ.

§ 1. Возникновение и становление военного сословия в VIII - XII вв.

§ 2. Структура и быт самурайского сословия в XVI - XVIII вв.

ГЛАВА 2. ИДЕОЛОГИЯ САМУРАЙСКОГО СОСЛОВИЯ В XVII - XVIII ВВ.

§ 1. «Путь воина», как выражение идеологии самурайского сословия.

§ 2. Идеалы «бусидо» в писаниях японских воинов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ


ВВЕДЕНИЕ


Весной 1592 года войска некогда могущественного клана Такэда были почти полностью уничтожены. Армия противника в десять раз превосходила силы клана. Предводитель клана сбежал, а его войска были обращены в бегство. Бывший долгое время в немилости воин Цутия Содзо со словами: «Где же теперь те, кто ежедневно произносил храбрые речи?» один вышел на поле боя и погиб в сражении, исход которого был очевиден.

В 1944 году, поздней осенью, лейтенант военно-морских сил Японии Тэси Харуо, находясь в гарнизоне одного из островов Тихого океана, получил радиосообщение о приближении крупного американского соединения, уничтожавшего все японские гарнизоны на своем пути. Возможность бегства даже не обсуждалась. Лейтенант проверил, безупречно ли выглядит его форма.

Эти два события призошли в разные эпохи, но имеют одно объяснение - оба японских воина, средневековый и современный, поступали в соответствии с «бусидо» - неписанным кодексом поведения воина, считающегося некоторыми исследователями концентрированным выражением идеологии японского военного сословия.

Актуальность исследования этого явления не угасала, наверно, с тех пор, как доктор философии Инадзо Нинтобэ назвал в своем эссе1 «бусидо» «душой Японии», выделив, таким образом, это понятие в важнейшую категорию национального японского менталитета и характера. Так, например, большое внимание исследованию этого вопроса уделяло Военное ведомство США, во время Второй мировой войны.

Феномен самурайского сословия, справедливо считающийся одним из самых известных и популярных особенностей японской нации, и её культуры, часто привлекал внимание исследователей разного толка, начиная с серьёзных исследований известных и получивших широкое признание в научных кругах историков и культурантропологов, и заканчивая популярными работами любителей восточной эстетики и культуры. Идеология самурайства также часто становилась предметом разного рода исследований и трактований.

Под идеологией здесь понимается система взглядов (философских, нравственных, религиозных), характеризующих какого-либо человека, социальную группу и др.[43]

Но если одни видели в ней лишь инструмент психологического воздействия и идеологической обработки масс, то другие напротив, с не меньшей горячностью, заявляли о превосходном комплексе установок, направленных на совершенствование духовных и моральных качеств личности.

Объектом исследования в данной дипломной работе является идеология японского военного сословия (самурайство), предметом - учение «бусидо» («Путь воина»), выражавшее специфическое мировоззрения и систему взглядов самурайского сословия, и считающееся неотъемлемой частью духовной культуры японской нации.

Цель моей работы - осветить феномен идеологии самурайского сословия, посредством раскрытия понятия «бусидо», и по возможности, дать представление о многообразии данного явления. Это основной подход в работе. Поэтому некоторым аспектам явления, например, социально-политическому, дабы не увеличивать проблематики исследуемого вопроса, в работе было уделено минимум внимания. Так же минимум внимания уделено роли религиозных и философских течений в формировании идеологии сословия.

В своей работе я ставлю перед собой задачу постараться, избегая по возможности крайностей в оценочных суждениях, еще раз осветить историко-культурный феномен идеологии самурайского сословия и учения «бусидо», как неотъемлемой его части. Я считаю, что если подходить к рассмотрению данного вопроса сугубо с точки зрения исторической науки, то это не даст столь полного представления о рассматриваемом вопросе, поэтому в написании этого диплома использовались также работы и исследования представителей других дисциплин и наук.

Одной из групп литературы, использовавшейся в написании дипломной работы, это материалы по культуре и исследования менталитета и национального характера японской нации.

К таким работам относятся «Традиционная японская культура: специфика мировосприятия» Главевой Д.Г., и работа одного из видных представителей американской антропологической школы, профессора Колумбийского университета, Бенедикт Рут (1887-1948)- «Хризантема и меч: модели японской культуры», посвященная исследованию национального менталитета и характера японцев. В основе исследования лежит концепция «моделей культуры», направленная на выявление присущего каждой культуре единства. В качестве центрального момента японского характера и японской культуры, Р. Бенедикт выделяет иерархический принцип, понятия «подобающего места», разворачивающегося как сложная система долга: долга перед императором, родителями, господином и собственным именем. Интересно отметить, что работа над книгой шла во время войны с Японией, а заказчиком работы выступало американское Ведомство военной информации, намеревавшееся найти ключ к пониманию «самого чуждого из всех военных противников» США. Поэтому неудивительно, что в своей работе автор часто обращается к принципам идеологии самурайского сословия, как определяющим факторам боевого духа японцев. К этой же группе можно отнести и работу Спеваковского А.Б. « Религия синто и войны», где автор пытается показать взаимосвязь между синтоисткими культами, поддерживаемые государством, и японским милитаризмом.

Исследования философии и религии представлены, в основном японскими авторами. Это работы Хироси Н. «История философской мысли Японии», «Религия самураев. Исследования дзэн-буддийской философии и практики в Китае и Японии» Нукария К. и «Японская идеология» Тосака Д.

Литература по истории Японии представлена работами Дана Ч. «Повседневная жизнь в старой Японии», дающая представление о жизни всех сословий японского общества в период сёгуната Токугава; работами по истории и культуре феодальной Японии Сэнсома Дж. и Диксона В.

Конечно же самой многочисленной группой, являются работы по истории самого самурайского сословия.

Среди отечественных авторов, в первую очередь следует отметить работу, на тот момент, кандидата исторических наук Спеваковского А. Б. «Самураи - военное сословие Японии», изданную еще в 1981 году. Как и во всех работах того периода, в ней явно прослеживается влияние советской идеологии и марксистко-ленинскогой трактовки исторического процесса, но это, в принципе, нисколько не умаляет достоинств этой весьма интересной и информативной работы. Наверно, это одна из первых известных публикаций по истории и культуре самурайского сословия. Из работ советских авторов следует также отметить монографию Искендерова А. А., посвященную личности Тоётоми Хидэёси, и военно-историческое исследование «Японский милитаризм». Из зарубежных авторов необходимо назвать сотрудника Отдела восточноазиатских исследований Лидсского университета С. Тёрнбулла, автора множества работ, посвященных истории самурайства.

Среди всей литературы, посвященной данному вопросу, хотелось бы дать не самые лестные характеристике работе профессора истории, заведующему кафедрой Всеобщей истории Российского Университета Дружбы Народов, Маслова А.А., «Дзэн самурая». Работа полна спорных утверждений, странных выводов и суждений. И только наличие в ней использованных источников, сделало её полезной при написании дипломной работы.

Источниковой базой в данной работе, являются, в основном, переведенные на русский язык труды, авторами которых сами были представителями сословия самураев. Это прежде всего трактаты «Хагакурэ» Ямамото Цунэтомо (1639 - 1731) и «Будосёсинсю» Юдзана Дайдодзи (1659 - 1719), а также доктора Инадзо Нитобэ, автора знаменитого «Бусидо», эссе о самурайской этике и морали, опубликованной ещё в 1899году, и с тех пор часто используемой исследователями данного вопроса, и считающиеся одними из наиболее авторитетных писаний, посвященных бусидо - свода правил и установлений, регламентирующих поведение и повседневную жизнь самураев. Однако стоит сразу оговориться, что бусидо, или Путь воина, никогда не был строго фиксированным сводом правил, а представлял из себя скорее этико-моральное учение, которому самурай старался следовать в течении всей своей жизни. Также используются внутренние правила самурайских кланов и адресованные потомкам наставления, написанные главами династий самураев (какун и юикаи).


ГЛАВА 1. САМУРАЙСКОЕ СОСЛОВИЕ В XVI - XVIII ВВ.


§ 1. Возникновение и становление военного сословия в VII - XII вв.


Начало возникновения самурайства исследователи относят к VII - VIII вв., и напрямую связывают оформление специфического военного сословия с неудачами в проводившихся в то время попытках реформирования государственного и политического устройства страны.

Приход к власти 36-го императора Японии Котоку (645 - 650) получил в японской истории название «переворот Тайка» (девиз правления Котоку, букв. - «Великая перемена»), и ознаменовался поворотом в организации управления древней Японии в сторону создания централизованного государства с сильной императорской властью. Идеалом государственного устройства в то время считалось китайское государство династии Тан. Член императорской фамилии, принц Сётоку (593 - 622), отправлявший многочисленные посольства в Китай, разработал к 621 г. разработал для Японии ряд реформ, основанных на китайском учении о государстве. Его идеи и планы, однако, пережили его и были отчасти воплощены в жизнь высокопоставленным придворным по имени Фудзивара Каматари. Он был первым из длинного ряда Фудзивара, оставивших след в японской истории.

Великие Реформы включали очень сложную систему преобразований и имели далеко идущие последствия. В основе их лежало постепенное ослабление патриархальной клановой системы Японии, которая угрожала стабильности императорской власти, и замена ее бюрократической системой, контролируемой императором и построенной по китайской модели.

Переворот и реформы Тайка оформили возникновение централизованного государства, обеспеченного регулярной армией, во главе с наследственным императором. В областях, имевших стратегическое значение (пограничные районы), появились гарнизоны, в которых служили люди, достигшие совершеннолетия (20 лет). Для несения гарнизонной службы на окраинах в мирное время призывалась 1/3 мужского населения страны в возрасте от 20 до 60 лет. Призываемые сводились в отряды, называвшиеся «гундан», т.е. «местные дружины». Охранники назывались «сакимори» («охранители передовых пунктов»). Некоторых из них командировали в Киото для охраны императорских дворцов, их называли «эдзи» («охранные мужи»).

В военное время несколько дружин соединялись в армию - «итигун» под командованием воеводы - «сёгуна», три армии в свою очередь сводились в одну большую, управляемую «тайсёгуном» («великий» сёгун), которому император жаловал меч - знак воеводских полномочий. После военных походов войска распускались, их оружие складывалось в амбары. Этим оружием ведало одно из шести учреждённых министерств (военное министерство). Дружинников-самураев, оформившихся затем в сословие воинов, в то время ещё не было. Реформы Тайка установили также поземельные феодальные отношения, носившие форму надельной системы. Основные принципы этой системы были оформлены и зафиксированы в 701 г. В гражданском уложении - кодексе «Тайхо рицурё», или «Тайхорё» (от «Тайхо», буквально «Великое сокровище» - название периода правления императора Момму (701 - 704) и «рё» - кодекс), созданном также по аналогии с законодательством империи Тан [16, С.18]. «Тайхорё» ознаменовал начало закрепощения свободных общинников и складывания феодальных аграрных отношений. Вся земля переставала быть собственностью сельской земледельческой общины, она объявлялась государственной (императорской) собственностью и отдавалась крестьянам во временное пользование.

Таким образом, вместо общинной собственности на землю утверждалась феодальная; земле юридически была дана экономическая основа уже в феодальном смысле. Каждый крестьянский двор получал пахотную землю соответственно числу членов семьи, считая с шестилетнего возраста. Надельное крестьянство превратилось в сословие феодального общества, которое стали называть «рёмин». Крестьяне, получившие наделы во временное пользование, не имели права покидать их, так как это могло принести убыток государству. Они должны были платить государству налог зерном и продукцией домашнего производства, выплачиваемый пеньковой одеждой и шёлковой материей, а также отрабатывать в пользу государства и местного управления около 100 дней в году. Кроме того, с введением обязательной воинской повинности каждые 50 дворов (сельский округ) должны были выставлять по одному человеку в регулярную армию, принимая на себя полное его содержание.

Наряду с наделами крестьян существовали и наделы господствующего класса. Однако они существенно отличались от крестьянских земель размерами, зависевшими от титула или должности владельца. Эти привилегированные наделы делились на ранговые, должностные и жалованные, причём последние отдавались в пожизненное пользование, иногда, в зависимости от заслуг, - навечно, иными словами, являлись фактически частными владениями.

К привилегированным наделам приписывались государственные крестьяне, которые передавали владельцам земель значительную часть своих доходов.

По сути дела многие земельные наделы только формально можно было назвать государственными. Большей частью они продолжали оставаться землями аристократии, которая представляла собой не что иное, как потомков родоплеменной знати дореформенной (до 645 г.) Японии.

Постепенное развитие крупного частного хозяйства в последующие века создавало предпосылки для крушения принципа государственной собственности на землю и для распада надельной системы, т.е. вело к распаду реформ Тайка. Представители аристократии, средние даймё и разбогатевшие крестьяне стремились к полному переходу земель в частное владение. Со временем наделы превращались в частные поместья - сёэн. Владельцы поместий (рёсю) становились независимыми и бесконтрольными хозяевами своих владений. Крестьяне, приписанные к землям даймё, также становились собственностью последних, т.е. крепостными.

Жестокая эксплуатация, тяжёлое налоговое обложение, многочисленные повинности в пользу даймё и государства и стремление крупных землевладельцев захватить крестьянские участки для расширения своих поместий вызывали у крестьянства недовольство, переходившее часто в открытое сопротивление. Феодалы прекратили выдавать оружие даже призванным на военную службу крестьянам. В связи с этим уже в 792 г. был издан указ об отмене воинской повинности.

Одной из форм протеста крестьян против угнетения были побеги со своих земель. Беглых крестьян, покинувших свои деревни и уходивших бродяжничать, стали называть «ронин», «фуронин» и «футо» (букв.: «бродяга», или «человек-волна»). Позднее термин «ронин» стали применять к самураям, утратившим вассалитет и место в своей организации в силу добровольного ухода из неё, изгнания воина из самурайского клана или роспуска вассалов умершего (убитого) князя. В противоположность им жители, постоянно жившие на одном месте, назывались «донин», или «домин». Все попытки правительства, старавшегося предотвратить бегство крестьян с земли даже силой оружия и содействовать их возвращению, не имели существенных результатов.

Многие из беглых крестьян группировались в разбойничьи шайки, которые занимались грабежами на больших дорогах, нападали на поместья даймё или же шли на службу в частные владения - сёэн, становились служилыми людьми (сохэй) при крупных буддийских храмах.

Тяга ронинов в сёэн, с одной стороны, и нужда владельцев поместий в ронинах, используемых ими в качестве военной силы для подавления крестьянских восстаний, борьбы с отрядами беглых крестьян и соседними даймё стремившихся урвать для себя лучшие земли, - с другой, привели к созданию нового сословия общества, оторванного от экономики,- сословия самураев, или воинов (буси или букэ) [51].

Значительную роль в становлении самурайского сословия и клановой системы вообще, некоторые исследователи, такие например, как Стивен Тёрнбулл, отводят, связанную с земельными реформами, практике «кисин».

В то время, некоторая часть земель, например земли знати и монастырей, были освобождены от уплаты налогов. Более мелким землевладельцам или тем, кто не был связан с могущественными аристократическими семьями, уклониться было гораздо труднее. Решение напрашивалось само собой: они номинально передавали свои владения землевладельцу, который платил небольшой налог или совсем его не платил - например, монастырю. Новый владелец регистрировал эти земли под своим именем, таким образом выводя их из списка подлежащих налогообложению, а затем возвращал прежнему владельцу. Все, что такой «защитник» требовал от «дарителя», сводилось к ежегодной подати, гораздо ниже установленной нормы налога, и к молчаливому соглашению не разглашать условия сделки.

По мере того как развивалась эта система, известная как «кисин», формы дарственных передач становились все сложнее. Землевладелец мог счесть выгодным действительно передать свою землю храму и стать содзи, маноральным управляющим этой землей. Поскольку крестьяне, работавшие на этих свободных землях, были избавлены от тирании официальных сборщиков налогов, люди стекались в феодальные поместья и в храмовые владения. Магнат, который принимал «в дар» земли, получал ощутимую выгоду: для увеличения дохода с угодий ему не надо было возделывать целинные земли.

Провал системы всеобщей воинской повинности, служба в армии за данную правительством землю, была также подорвана практикой кисин. Как уже указывалось выше, создать регулярную национальную армию так и не удалось. Однако в восточных и северных провинциях, где обитали аборигены эмиси (айны), проблема безопасности стояла очень остро. Помимо войн с эмиси, надо было еще время от времени подавлять восстания и бороться с бандитами и разбойниками. Поскольку система всеобщей воинской повинности не срабатывала, обеспечение безопасности в этих отдаленных провинциях стало заботой местных землевладельцев. Людьми, которым выпала задача поддерживать закон и порядок, были землевладельцы, разбогатевшие, вероятнее всего, благодаря практике кисин.

Под началом этих землевладельцев находились многочисленные мелкие держатели земель и крестьяне, которых система кисин сделала зависимыми. Не требовалось много времени, чтобы эта экономическая зависимость переросла в вассальные отношения. Связи, возникшие благодаря кисин, укреплялись, когда заинтересованные стороны вступали в родственные отношения. Вассалы были лично преданы господину и готовы были следовать за ним в минуту опасности.

Сторонники могущественных землевладельцев называли себя самураями. Приблизительный смысл слова «самурай» - «тот, кто служит» (от глагола самурау или сабурау - служить). В первоначальном значении этот термин не ассоциировался с военной службой, однако со временем его значение изменилось. Другое слово, буси, известно нам в словосочетании «буси-до», «путь воина». Буси, однако, не подразумевало отношений между слугой и господином, его можно считать общим термином для обозначения воина, солдата [28].

«..Было бы неверным,- отмечает Стивен Тёрнбулл в своей работе «Самураи. Военная история.»- рассматривать возникновение самурайства как демократическое движение храбрых крестьян, объединившихся под эгидой избранного ими вождя для защиты собственных интересов. За редким исключением, все могущественные землевладельцы, вокруг которых формировались военные дружины, были знатного происхождения, порой даже отпрысками императорской фамилии. Любопытно, что в провинции, хотя при выборе военачальников предпочтение отдавалось людям действительно обладавшим военными талантами, аристократическая родословная была немаловажным подспорьем при вербовке сторонников. По мере того как росла их поддержка, возрастало и чувство причастности, основанное на новом понимании клана. Кланы дореформенной эпохи, ради уничтожения которых, собственно, и проводились реформы, возродились как самурайские кланы. Благодаря системе кисин клан стал гораздо более крупной социальной единицей, чем прежде: вокруг семейного ядра сплачивались многочисленные люди и целые семьи, не связанные с ним родственными узами. Главенство принадлежало одной семье, а все остальные самураи были ей не родственниками, а наследственными вассалами [28, C.32]…»

Ну и конечно, одной из важнейших предпосылок для образования сословия самураев, упоминавшихся ранее, являлись непрекращающиеся военные столкновения с аборигенами северо-востока страны - айнами (фигурирующие в японских хрониках под названиями эмиси, или эдзо).

Ещё в период правления императоров Конин (770 - 781) и Камму (782 - 805) ввиду частых военных действий на границах при дворе было принято решение о создании специальных отрядов, которые должны были набираться из зажиточных крестьян, «ловких в стрельбе из лука и верховой езде» для противодействия айнам. (Надо отметить, что становлению самурайства в немалой степени способствовало наряду с развитием вооружения именно широкое употребление верхового коня. Ранее конь зачастую был собственностью лишь аристократии и являлся символом знатности и богатства и редко употреблялся на территории Японских островов в военных целях). В 802 г. в области Муцу был сооружён замок Идзава с помещавшимся в нём управлением обороны (тиндзюфу), учреждённым в 725 г. Управление (ставка гарнизона) предназначалось для руководства силами японцев в целях поддержания спокойствия и усмирения аборигенного населения. В замке Тага-Тага-но дзё, построенном немного позднее, помещались «хранные воины» или «оины усмирения и обороны» (тиндзю-но хэй). Другим опорным пунктом против айнов был замок Акита в области Дэва. С 802 г. Стали сооружать укрепления в других местах, составляя гарнизоны из «разного неудобного внутри империи люда».

Граница притягивала к себе также беглых крестьян, спасавшихся от гнёта и стремившихся овладеть землями айнов. Это были воинственно настроенные люди, которые организовывали отряды и находились в постоянной боевой готовности; их называли "адзумабито" (люди востока).

Со временем правительство стало поощрять переселение безземельных крестьян на север. Поселенцы, получившие вооружение от властей, вели с айнами более эффективную борьбу, нежели военные экспедиции, предпринимаемые японцами во время крупных выступлений айнского населения.

Вооружение поселенцев существенно содействовало зарождению самурайской прослойки в северных районах о-ва Хонсю. Причём особенно большую роль в формировании самураев в этих областях страны играли айнские элементы. Одним из объяснений может служить то, что японские поселенцы долгое время жили в непосредственной близости от айнов, имея с ними двусторонние контакты. В этом плане показателен обряд харакири, характерный только для сословия воинов, воспринятый от айнов [25].

В процессе постоянных войн с аборигенами северо-восточные князья создавали собственные самурайские дружины. Наиболее значительными вооружёнными силами обладали в то время роды Минамото и Тайра, которым не раз приходилось прибегать к помощи своих самураев при усмирении айнов. Впоследствии именно эти вооружённые силы были использованы крупными даймё в борьбе за власть при установлении новой системы правления страной - сёгуната.

Таким образом, зарождавшаяся прослойка воинов Японии оформлялась как специфическая группа общества, на которую оказывали определённое влияние как военные, так и мирные контакты с воинственными племенами айнов. Подводя итог, можно сказать, что основными причинами, повлиявшими на формирование сословия, следует назвать провал Великих реформ, из-за которого не была создана регулярная армия; слабость центральной власти и наличие множества крупных землевладельцев; закрепление клановых объединений благодаря практике кисин, и продолжительные военные столкновения с племенами айнов н северо-востоке страны.

Уже в XII в. после годов войны Гэмпэй (1180 - 1185) между военными домами Тайра и Минамото, и победы коалиции под предводительством феодалов из рода Минамото над родом Тайра, чья драматическая история изложена в знаменитом памятнике литературы XIII в. - «Повесть о доме Тайра», в Японии установился режим военной диктатуры, при котором власть в стране находилась в руках верховного военачальника - сёгуна. Подобная форма правления отодвигала императора, лишённого фактической власти, на задний план и позволяла князьям более эффективно эксплуатировать крестьян и другие низшие слои населения, удерживая их в подчинении силой оружия. С этого времени самурайство, под которым в широком смысле слова стали впоследствии подразумеваться светские феодалы, начиная от крупных влиятельных князей (даймё), включая и самого сёгуна, и кончая мелкими дворянами окончательно завоевало политическую власть, став господствующей силой страны. Феодальное рыцарство складывалось и юридически оформлялось как наследственное и привилегированное сословие внутри господствующего класса, являясь его составной частью.

Как писала Главева Д.Г. в своей работе «Традиционная японская культура: специфика мировосприятия», заметив по этому поводу, что «самураи положили конец экономической и политической гегемонии придворной аристократии, но не смогли уничтожить её культуру. В сущности говоря, в течении полутора столетий эпохи Камакура в Японии существовало два культурных центра: новый - Камакура и старый - Киото; два носителя и созидателя культуры: новый - самураи (букэ) и старый - родовая аристократия (кугэ). Первые создавали новую по содержанию и эмоциональному настрою культуру, вторые хранили прежние культурные тенденции.»[11, C.97]

В связи с различием социальных функций и материального положения разных слоёв самурайства оно имело сложную иерархическую структуру, связанную отношениями личного служения вассала сюзерену и покровительством князя своим слугам. Наиболее характерной чертой, присущей Японии, являлась многочисленность военно-служилого дворянства. Это было обусловлено стремлением отдельных даймё к могуществу и превосходству над противостоящими им феодальными князьями и необходимостью бороться в междоусобицах и при крестьянских восстаниях собственными силами, без поддержки извне [25].


§ 2. Структура и быт самурайского сословия в XVI - XVIII вв.


К началу XVI в. находящиеся в то время у власти сёгуны клана Асикага, теряют всякий контроль над крупными землевладельцами, Япония распадается на ряд независимых княжеств с влиятельными даймё во главе. Наступает наиболее смутное и тяжёлое время в истории японского средневековья - период военной анархии, или, как его назвали, «Сэнгокудзидай» - «период сражающихся областей». Непрерывные гражданские войны «всех против всех» длились с 1507 по 1573 г.

Одним из самых популярных людей того времени был Такэда Сингэн, чьё имя очень часто связывают с кодификацией (систематизацией) Бусидо. Такэда (1521-1573) победоносно сражался против коалиции родов Ходзё, Ода, Имагава и Уэсуги. Из тридцати восьми баталий, в которых ему пришлось участвовать, он не проиграл ни одной. Постоянным, хотя и не слишком удачливым, противником Такэда был Уэсуги Кэнсин, даймё провинции Этиго. Оба полководца использовали в качестве вспомогательных сил непрофессиональных завербованных солдат из крестьянских семей (но-буси). Ещё более подорвали систему традиционного самурайского ополчения законы о рекрутских повинностях, введённые Ода Нобунага (1534 - 1582) при объединении страны после долгих лет смуты.

С этого времени (с 1573 г.) в Японии наступает период личных диктатур, который начался со свержения князем Ода Нобунага, выступившим на борьбу за политическое объединение страны, последнего (шестнадцатого) сёгуна династии Асикага Ёсиаки (1568 - 1573) и закончился разгромом в 1600 г. в битве при Сэкигахара противников Токугава Иэясу (1542-1616; правление - 1600 - 1605), продолжателя политики Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси, основателя третьего сёгуната.

При Тоётоми Хидэёси (1536 - 1598), приемнике Нобунага на посту канцлера, размывание самурайского сословия было временно приостановлено. Хидэёси особыми эдиктами подтвердил привилегии самураев и наложил запрет на отходничество крестьян. Он был также первым из правителей Японии, пытавшихся направить воинственные устремления самураев на стезю внешней экспансии. Дважды в девяностые годы XVI в. он инспирировал "кокисту" Корейского полуострова, и хотя оба завоевательных похода закончились неудачно, они явно способствовали консолидации клановых дружин под стягом центрального правительства [14]. В среде буси всё глубже укоренялись идеи национального единства на прочной сословно-иерархической основе.

Политическое объединение Японии в начале XVII в., достигнутое Токугава Иэясу который провозгласил себя сёгуном в 1603 г., закончило дело начатое двумя реформаторами - Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси.

Однако объединение страны носило несколько условный характер, так как в Японии продолжали существовать более 200 княжеств, которые обладали известной степенью автономии. Тем не менее, политическое единство оказало благоприятное воздействие на экономику, стимулировало создание единого общеяпонского рынка, способствовало подъёму культуры. Одновременно усилилась власть и мощь сёгуната являвшегося абсолютистской диктатурой, опиравшейся на сословие самураев. Самурайство, как основная военная сила господствующего класса, освободившееся от участия в междоусобицах, стало применяться теперь исключительно для подавления выступления народных масс, страдавших от нещадной эксплуатации даймё.

Токугавское правительство лишило даймё возможности вести междоусобные войны и выступать против центральной власти, сохранив за собой право контроля над даймё. У даймё, выступавших против Токугава, отнимали (полностью или частично) владения, в некоторых случаях недовольных перемещали в другие районы. Одной из главных мер, принятых центральным правительством в первые же годы, было разделение всех крупных даймё на три группы в зависимости от их прежнего (до 1600 г.) отношения к дому Токугава. В высшую группу даймё входили так называемые госанкэ (три знатных дома) - семьи, родственные дому Токугава (Кин, Мито, Овари); во вторую группу - фудай-даймё - князья, находившиеся в вассальных отношениях к сёгуну и поддержавшие его во время битвы при Сэкигахара; в третью - тодзама-даймё, т.е. даймё, которые были враждебны дому Токугава в его борьбе за центральную власть.

Тодзама-даймё относились к группе феодалов, земли которых нередко конфисковывались и передавались сторонникам Токугава или рассредоточивались между владениями фудай-даймё с целью предотвратить заговоры или создание группировок, могущих причинить вред правительству.

С этой целью были введены институт заложничества (санкин-кодай), предусматривавший, что даймё после годичного пребывания в своём поместье должны были год жить в Эдо и держать там свою семью в качестве заложников; положение о выдаче ссуд для удержания даймё в финансовой зависимости; закрытие страны во избежание внешних стимулов волнений и т.д.

Кроме того, за даймё и их поместьями зорко следили особые чиновники сёгуна - мэцукэ (букв.: «прикреплённый глаз»), в подчинении которых находился аппарат секретной службы, и разъезжавшие по феодам инспекторы, незамедлительно докладывавшие о любых, даже незначительных происшествиях и инцидентах вышестоящему начальству.

Не менее важной задачей третий сёгунат считал консервацию сложившегося в Японии к началу XVII в. политического и общественного строя. Сословной системе и строгому соблюдению отношений господства и подчинения в этот период уделялось особое внимание. Деление общества на сословия, введённое Хидэёси, осталось почти в неизменном виде с той лишь разницей, что сословие горожан стало подразделяться на ремесленников и купцов. (При Хидэёси население делилось на воинов - самураи, крестьян - хакусё и горожан - тёнин).

Классовая структура эпохи Токугава выражалась формулой «си - но - ко - сё» - «самураи - крестьяне - ремесленники - купцы». Все четыре сословия вместе назывались «симин». Самураи, естественно, как опора токугавского режима стояли на высшей ступени общественной лестницы, они считались лучшими людьми страны, цветом японской нации. За самураями шли крестьяне. Земледелие, по конфуцианской этике, считалось благородным занятием ещё в древнем Китае. Это положение осталось неизменным и в Японии. К тому же крестьянство для бакуфу и кланов по существу являлось основным источником средств (в первую очередь риса - всеобщего денежного эквивалента). В связи с этим крестьяне особо выделялись самурайством среди простонародья и занимали как бы привилегированное положение среди низших сословий.

Ниже крестьян стояли ремесленники и уже совсем презренными считались купцы. Замыкали социальный ряд феодального общества две категории населения: нищие («хинин» - «не человек») и «эта» - парии (отверженные), которые исполняли самые грязные и постыдные, по мнению самураев, работы, связанные с выработкой кожи и кожевенным производством, уборкой нечистот. Совершенно обособленной продолжала оставаться придворная аристократия (кугэ) - прослойка господствующего класса, занимавшая формально ещё более высокое место, чем самураи, в сословной организации японского общества, но лишённая всякой политической власти и способности к действию. Переход из одного сословия в другое практически был невозможен, за исключением случаев усыновления.

Сословие воинов формально считалось единым. Тем не менее регламентация Токугава коснулась и его. Она ввела чёткое иерархическое разделение в среде военного дворянства. Наряду с выделением у самураев высшего ранга даймё (военной знати), были определены три класса (госанкэ-, фудай- и тодзама-даймё) и иерархия феодальных князей, определявшая положение каждого из них по размерам территории: владельцы провинций - «кунимоти», или «кокусю»; владельцы замков - «сиромоти», или «дзёсю»; владельцы поместья - «рёсю».

На ряду с этим была оформлена новая прослойка самурайства, так называемые хатамото (букв.: «подзнаменные» или «знаменосцы»), или дзикисан (непосредственные вассалы), которые, как и уже названные выше гокэнин, являлись годзики-сан, т.е. самураями, подчинявшимися непосредственно бакуфу и сёгуну.

Хатамото, в отличие от гокэнин, обладали большими привилегиями: - они имели право личных аудиенций у сёгуна, - при представлении министрам сёгуна (родзю) входили в помещение непосредственно с главного входа; - во время встречи с процессией госанкэ поворачивались к ней спиной, делая вид, что не видят её, тогда как гокэнин обязаны были припадать к земле сразу же, увидев копьеносцев торжественного шествия;

- могли ездить верхом, даже в Эдо, что прочим не разрешалось.

В случае войны хатамото должны были принимать участие в комплектации армии сёгуна, поставляя по пять человек с каждой тысячи коку (1 коку = 150 кг.) риса своего годового дохода. В мирное время хатамото входили в состав административного аппарата сёгуната, приближаясь этим к даймё, и составляли вместе с «сёмё» (мелкопоместные феодалы, букв. - «малое имя» в противоположность даймё - «большое имя») верхушку сословия самураев.

Хатамото и гокэнин так же, как и даймё, делились на категории: фудай (фамилии ближайших сподвижников Токугава Иэясу) и гохо. Ниже хатамото и гокэнин по социальному положению стояли вассалы вассалов - байсин, или самураи, находившиеся в подчинении многочисленных местных даймё. Последнее место в сословии принадлежало низшим самураям, рядовым воинам - асигару, или кэнин.

Вне всех этих категорий стояли ронин, или роси - самураи, утратившие место в своём клане (хан). Они покидали своего сюзерена по его принуждению (в случае разрыва договора между господином и слугой, что бывало крайне редко) или же добровольно (например, для совершения кровной мести, после исполнения которой могли вернуться к своему хозяину). Многие ронины, лишённые средств к существованию, искали нового покровителя или становились на путь грабежа и разбоя, объединяясь в банды и терроризируя жителей мелких деревень, путников на дорогах. Среди ронинов вербовались также наёмные убийцы.

Экономическое благосостояние и мощь японских даймё определялась величиной их земельных владений, которые были постоянно закреплены за даймё, и кокудака - размером урожая риса, самого важного продукта обмена в Японии того времени, получаемого с земельного участка или со всего княжества.

Общий годовой сбор риса по всей Японии составлял 28 млн. коку, из которых 8 млн. принадлежали сёгуну (40 тыс. коку назначались императорскому двору), а 20млн. являлись собственностью 270 даймё. Доход князей колебался от 100 тыс. коку до 1 млн. коку риса в год. Среди даймё имевших годовой доход более 1 млн. коку, выделялся такой род, как Маэда. Далее следовали Симадзу, Датэ и несколько других могущественных кланов. В то же время фудай-даймё (150 фамилий) располагали меньшим количеством риса, равнявшимся у многих родов 100 тыс. коку. На каждые 100 тыс. коку даймё были обязаны содержать от 2,5 тыс. до 3 тыс. самураев. Таким образом, наибольшее число непосредственных вассалов крупных даймё составляло иногда 25 - 30 тыс.

Общая же численность сословия самураев в XVII в. достигала 400 тыс., с членами семей - около 2 млн., а с челядью - до 3 млн. (население Японии в течении XVII в. увеличилось с 16 - 17 млн. до 25 - 26 млн. (без самураев)). Подобная многочисленность самураев объяснялась постоянными междоусобицами в прежние времена, необходимостью частого подавления крестьянских восстаний и островным положением Японии, при котором правящие круги не могли рассчитывать на реальную помощь феодалов соседних стран Азии.

Численность самураев в различных провинциях и княжествах была не равной. Имущественное положение буси всецело зависело от степени богатства и влияния их сюзерена.

Чем больше был годовой доход даймё, тем больше он имел в своём подчинении самураев, которые получали жалование рисом. В мелких княжествах численность самураев не превышала 5 % численности населения, в то время как в больших владениях могущественных даймё буси составляли около четверти населения. Основная масса самураев не имела земли и получала от даймё за несение службы (хоко) специальный паёк рисом - року, который был введён указом в 1653 г. Некоторые высшие, особо приближённые к окружению крупных даймё самураи часто получали в год по 10 тыс. коку, хатамото (их было около 5 тыс.) назначался паёк менее 10 тыс. коку риса, пенсия рисом гокэнин (15 тыс.) равнялась 100 коку. Рядовым вассалам даймё выдавалось ещё меньше риса - около 30 коку в год. Этим пайком самураи удовлетворяли собственные и семейные нужды, начиная от одежды и пищи и кончая предметами роскоши (например, золотой оправой оружия, передававшейся по наследству, и т.д.). От цен на рис зависело благополучие буси и соответственно крестьянства, основного производителя и поставщика продукта.

Землю (та) от даймё получала очень незначительная часть самураев - старшие самураи, которые управляли определённой частью земель даймё.

Такие самураи являлись главными вассалами князя - кунигаро. Содержание даймё и его вассалов, истощавшее бюджет страны, осуществлялось за счёт крестьян, которые получали в пользование земельные наделы на правах аренды и платили за это ренту-налог (нэнгу), а также исполняли всевозможные повинности. Таких крестьян, прикреплённых к своему наделу, именовали «хомбякусё», т.е. «настоящие крестьяне». Большая часть производимой крестьянами сельскохозяйственной продукции отбиралась в пользу государства, хотя основной налог должен был собираться по принципу «сико року мин»: «4 части - князю, 6 - народу», иногда «2 - князю, 1 - народу».

Безмерная эксплуатация порождали среди крестьянства недовольство, переходившее в петиционные движения, бегство крестьян или вооружённые восстания. Мелкие выступления крестьянских масс подавлялись собственными самурайскими дружинами по приказу даймё.

Войска сёгуна помогали князьям только тогда, когда их самураи не могли сами справиться с народом. Например, восстания крестьян в Симабара (1637 - 1638) и в провинции Симоса (1653) были подавлены правительственными войсками.

Укреплению порядка способствовали законодательные меры токугавских сёгунов, продолживших линию Нобунага и Хидэёси. Одним из указов, который вёл к твёрдому установлению социальной иерархии, был декрет Хидэёси 1588 г. Об изъятии у крестьян оружия, известный под названием «катана-гари» - «охота за мечами». Он укрепил застывшее разделение сословия воинов и народа и должен был препятствовать ведению крестьянами вооружённой борьбы против князей. Указы и своды правил, регламентировавшие жизнь высших привилегированных слоёв и простонародья, всякий раз подчёркивали сословные различия. Почётное и наследственное звание самурая позволяло ему иметь фамилию, носить два меча и одежду своего сословия; в то же время крестьянам (даже зажиточным) по указу 1643 г. было запрещено носить шёлковое платье, предписывалось ограниченное потребление риса и т.д.

Сёгунское правительство не разрешало самураям заниматься торговлей, ремеслом и ростовщичеством, считавшимися постыдными занятиями для благородного человека, а также освобождало их от уплаты налогов.

Наставления для самураев сводились в определённые кодексы. Один из них - «Букэ-хатто» («Свод законов военных домов»), составленный Токугава Иэясу в 1615 г., определял правила поведения военного сословия в быту и на службе. В «Букэ-хатто» говорилось о серьёзном отношении самурая к оружию и необходимый для буси литературе (статьи 1 - 2), о поддержании порядка во владении даймё и отношениях между сюзереном и вассалом (ст. 3 - 5), об одежде и экипажах, свойственных для каждой категории сословия (ст. 9 - 11), о женитьбе (ст. 8) и т.д. [51]

Закон строго охранял честь самурая. Один из пунктов основного административного уложения дома Токугава, состоявшего из 100 статей, гласил: «Если лицо низшего сословия, такое как горожанин или крестьянин, будет виновно в оскорблении самурая речью или грубым поведением, его можно тут же зарубить». Это правило в более популярном виде известно как «Кирисутэ гомэн», т.е. разрешение на убийство или «разрешение зарубить и оставить» [34].

Неподобающим по отношению к самураю рассматривалось также неуважение его личности. Крестьянам предписывалось: «где бы они ни были - у обочины дороги или за работой в поле, завидев любого самурая (в том числе и из чужого владения), «обязательно снимать головные уборы - соломенные шляпы, платки, повязки из полотенца - и пасть на колени». За неисполнение этого правила полагалось наказание. Другими словами, каждая встреча с самураем могла окончиться смертью. Простой народ, по законам Токугава, о которых он иногда имел очень смутное представление, должен был в соответствии с конфуцианской доктриной просто делать то, что ему говорят, не спрашивая, зачем это надо.

Об отношении высших и низших сословий в официальном уложении говорилось следующее: «Все нарушения должны быть наказуемы в соответствии с сословным статусом». Те нарушения, которые считались для самураев «эксцессами», для народа были уже «преступлениями» и могли караться смертью. Однако, с другой стороны, самурай (по бусидо) лишался жизни за такой поступок, за какой крестьянину сохраняли жизнь. При невыполнении приказа, например, или нарушении данного слова воин должен был покончить жизнь самоубийством.

Многие элементы законодательства сёгуната, выступавшие часто в форме этических принципов, выполняли собой официальную идеологию самурайства (бусидо), которая продолжала своё развитие в период Эдо.

Эпоха правления сёгунов Токугава была временем наивысшего расцвета сословия самураев, окончательного сложения его идеологии, культуры и обычаев. Однако это же время ознаменовало собой ухудшение состояния экономики, кризис всей финансовой системы правительства и укреплении торгово-ростовщических элементов, развивавшихся в растущих городах.

Обострялась и борьба за власть. В кругах придворной аристократии Киото, являвшихся сторонниками императорской власти, всё чаще поднимались голоса в поддержку антисёгунского движения. В этих условиях существование паразитирующего и всё более деградирующего многочисленного сословия воинов, предназначенного для защиты народа (населения княжеств) от несуществующих бедствий войны (при отсутствии междоусобных войн), представляло собой парадоксальное явление.

В мирное время самураи, свободные от своего основного состояния - войны, направляли свою энергию и храбрость иногда лишь на борьбу с пожарами, которые особенно часто возникали в кварталах столицы сёгуната Эдо, сплошь состоявших из деревянных строений. Самураи дежурили на специальных постах по оповещению о пожарах. Даймё и высокопоставленные чиновники выезжали на пожар, как на войну: в полном военном снаряжении, в шлемах и доспехах. В остальном самураи, поддерживаемые правительством и даймё, не занимались никакими полезными для государства делами, ничего не производили и являлись лишь потребителями того, что создавалось трудом крестьян и ремесленников. Сёгунату и феодальным князьям по мере развития товарно-денежных отношений и в связи с экономическими трудностями всё тяжелее было содержать самурайские дружины. Даймё, попадавшие в зависимость к юридически бесправным торговцам, постоянно сокращали рисовые пайки самураев и вынуждены были распускать свои мелкие армии.

Самураи, превращавшиеся в ронинов, шли в города и начинали заниматься делами, не дозволенными представителям их сословия: ремеслом, мелкой торговлей, становились учителями, художниками и т.п. Многие ронины, не способные к работе в виду своей полной неподготовленности к практической деятельность или сословных предрассудков, влачили жалкое существование, ничем не отличаясь от низших сословий. Нередко такие люди принимали участие в крестьянских восстаниях, иногда возглавляя их, присоединялись к выступлениям горожан.

Обычным явлением в конце эпохи японского феодализма стало нарушение феодальных законов и традиций: продажа воинских доспехов, оружия и сомой принадлежности к сословию самураев путём "усыновления" богатых горожан или женитьбы на купеческих дочерях.

Ухудшение экономического положения в феодальных княжествах заставляло военное дворянство приспособляться к обстановке. В японской деревне в последние десятилетия господства сёгунов Токугава постоянно рос весьма своеобразный социальный слой - госи, деревенские самураи. Госи объединяли в себе специфические черты самураев, юридически относясь к господствующему классу, и крестьян, так как проживали в деревнях, имели землю и занимались сельским хозяйством наряду с крестьянами. Положение сельских самураев было устойчиво в экономическом смысле, они выгодно отличались от буси низших рангов, живших на всё уменьшающиеся пайки, и ронинов, не получавших извне никаких средств к существованию. Госи имели значительно большие, чем у крестьян, участки земли, что позволяло им сдавать часть её в аренду. Они не брезговали также торговлей и ростовщичеством, нередко скупали крестьянские участки, становясь вместе с «гоно» - богатыми землевладельцами - особой разновидностью мелких помещиков, социальной верхушкой токугавской деревни.

К середине XIX в. процесс разложения самурайства достиг своей высшей точки. Система общества, разделявшая население Японии на привилегированные и низшие сословия, фактически перестала существовать. После насильственного «открытия» страны для внешней торговли с развитыми капиталистическими странами Европы и Америкой система натурального хозяйства была почти окончательно разрушена. Дешёвые иностранные товары наводнили японский рынок, вызвав тем самым развал экономики, который отразился на положении всех слоёв населения. В этих условиях с ещё большей силой разгорелась борьба между самурайской оппозицией, в которую входили и ронины, против токугавского режима. Самурая и ронины, поддерживаемые и направляемые представителями промышленной и торговой буржуазии, выступали под антисёгунскими лозунгами «изгнания варваров» (иностранцев) и «почтения к императору». Результатом этих событий и гражданской войны, последовавшей за ними (1866 - 1869), было свержение 15-го сёгуна династии Токугава Ёсинобу (Кэйки) и восстановление власти императора, которое получило название в японской истории «Мэйдзи-исин», или «обновление Мэйдзи».

Утверждение самураев в период средневековья как господствующего сословия сопровождалось становлением особой культуры самурайства (духовной и материальной) или своеобразного комплекса элементов культуры, характерных только для сословия воинов, отличных от культуры аристократического общества.

Еще в период Гэмпэй (конец XII в. ) начало оформляться мировоззрение служилого дворянства - своеобразный кодекс самурайской этики - бусидо, определявшее поведение воина в обществе. В то же время среди самураев широкое распространение получило учение буддийской секты «дзен», которое наряду с бусидо составило официальную идеологию сословия.

Деяния самураев обусловили появление военного эпоса - гунки, жанра средневековой литературы. При покровительстве военных домов развился своеобразный на вид танцевальной оперы - представления средневекового театра «Но». Постоянные междоусобные войны способствовали выработке и развитию военных искусств самураев, совершенствованию боевого снаряжения и оружия, что в свою очередь отразилось на прогрессе прикладного искусства и ремесла, связанного с производством вооружения буси, их одежды, предметов обихода и т.п.

Эта культура развивалась на протяжении всего периода междоусобных войн XII - XVI столетий, являвшегося как бы классическим временем формирования сословия самураев. Основные черты её перешли в новое время японской истории - эпоху сёгуната Токугава, где они нашли своё логическое завершение.


ГЛАВА 2. ИДЕОЛОГИЯ САМУРАЙСКОГО СОСЛОВИЯ В XVII - XVIII ВВ.


§ 1. «Путь воина», как выражение идеологии самурайского сословия


С утверждением сёгуната Токугавы начинается период длительного, свыше 250-летнего мира. Многочисленное военное сословие, в XVI - XVII вв. составлявшее около 10% от всего населения Японии, остается не у дел, и вместо своего прямого назначения - ведения военных действий и непосредственного в них участия - начинает занимать государственные административные посты и должности в новом правительстве, и заниматься другими невоинскими специальностями. Длительный мир начинает губительно сказываться на морали и боевом духе самураев. Так уже в 1638 году, при подавлении восстания в Симабара, отчетливо проявились признаки упадка, когда 50-тысячная правительственная армия, хорошо вооруженная и, как считалось, хорошо обученная, в течение нескольких месяцев не могла взять штурмом полуразрушенную старую крепость, которую защищали голодные и почти безоружные 37 тысяч повстанцев-христиан, считая женщин и детей. Участились случаи продажи разорившимися самураями своей сословной принадлежности путем усыновления, или женитьбы, на представителях менее высоких, но имущих сословий.

Нет ничего удивительного в том, что идеология самурайского сословия, бусидо - «Путь воина», окончательно формируется именно в эпоху Токугава, в дни мира, когда самураям, привилегированному сословию воинов, уже не приходится сражаться, когда они превратились в государственных служащих, несли гарнизонную службу, либо составляли почетный эскорт влиятельным даймё. С XVII века начинается расцвет различных школ боевых искусств, разрабатывается «кодекс поведения» самурая, появляются многочисленные сочинения, посвященные духовному воспитанию воина. Самые знаменитые из этих призведений - «Будо сёсин сю» Дайдодзи Юдзана и «Хагакурэ» Ямамото Цунэтомо - были написаны одно в конце XVIIв., другое в начале XVIII в. Собственно, примерно в это время и вводится в оборот само понятие «бусидо». Буквально оно означает «путь воина» и впервые появляется в сочинениях Тори Мототада (1539 - 1600). В связи с проблемой ухудшения социального и духовного состояния военного сословия, появились голоса, призывавшие вернуться к воинским идеалам прошлого. Самураям стало необходимо заново обрести себя, свою роль и значение в изменившемся мире. Самурайское сословие стремится как бы оправдать свое существование, рассуждает о нравственном долге воина, которому надлежит быть примером для других сословий. В «век войн» у самураев просто не было времени для подобных рассуждений.

Как же трактуется понятие «бусидо» в историографии и самих источниках, и какое место оно занимает непосредственно в идеологии сословия?

«Бусидо, первоначально трактовавшееся как «путь коня и лука», впоследствии стало означать «путь самурая, воина» («буси» - воин, самурай; «до» - путь, учение, способ, средство). Кроме того, слово «до» переводится ещё и как «долг», «мораль», что имеет соответствие с классической философской традицией Китая, где понятие «путь» является некой этической нормой (дао-дэ). Таким образом, бусидо - это «самурайская мораль», «добродетель», «морально-этический» кодекс.», - такое толкование понятию дает Спеваковский А.Б. в своей работе «Самураи - военное сословие Японии» [25].

Конечно же бусидо являлось не только морально-этическим учением, оно также фиксировало роль и положение самурайского сословия в феодальном японском обществе.

Одним из первых авторов, попытавшимся в своих произведениях дать социальное обоснование и описание Пути воина (бусидо), стал представитель конфуцианской философской мысли Японии и школы «древней науки» в частности Ямага Соко (1622 - 1685). Вот что говорит о нем самом Нагата Хироси, автор работы «История философской мысли Японии «Соко, который известен главным образом как изучавший военное дело и не оказавший как конфуцианец особого влияния на последующих мыслителей, главные усилия сосредоточил на создании «кодекса самурая» («бусидо») и всю жизнь без устали публично проповедовал свое учение.<…>Небезосновательно утверждение, что благодаря своей концепции «ритуала» Соко считают создателем кодекса «Пути воина» («бусидо»), который основывается на «нормах и законах» «пути господина - пути подданного», т. е. считают идеологом, всесторонне использовавшим конфуцианство в качестве учения о нормах поведения самураев в целях сохранения их сословных привилегий и поддержания существующего порядка в среде самурайства [33, С. 134,138]..».

Итак, как же описывает принципы бусидо Ямага Соко: «Занятие самурая заключается в том, чтобы предаваться размышлениям над своим местом в этой жизни; в том, чтобы верно нести службу своему господину, если он имеет такового; в том, чтобы углублять свою преданность друзьям и, с должным вниманием относясь к собственному положению, посвящать себя прежде всего исполнению своего долга. Но в своей жизни самурай неизбежно вовлечён в исполнение обязанностей, связанных с взаимоотношениями между отцом и сыном, старшим и младшим братьями, мужем и женой. Конечно, это является основной моральной обязанностью каждого на этой земле, но крестьяне, ремесленники и торговцы не располагают свободным временем, а поэтому они и не могут постоянно действовать в соответствии с этими обязанностями и служить примером Пути (до). Лишь самурай избавлен от тех хлопот, которые выпадают на долю крестьянина, ремесленника и торговца, и должен занимать себя лишь следованием Пути. И если среди вышеперечисленных трёх групп людей найдётся тот, кто будет выступать против этих моральных принципов, дисциплинированный самурай должен наказать его и тем самым поддержать истинную мораль на земле. Самураю нельзя, зная о военном (бу) и гражданском (бун) началах, не проявлять их. И для этого случая самурай внешне всегда поддерживает себя в состоянии полной готовности выступить на службу по первому зову, а внутренне он стремится осуществить Путь, что существует между господином и слугой, двумя друзьями, отцом и сыном, старшим и младшим братьями, мужем и женой. В своём сердце он придерживается пути мира, но снаружи он всегда хранит своё оружие готовым к действию. Три класса обычных людей делают его своим наставником и уважают его. Следуя своему наставнику, они становятся способны понять, что является главным, а что второстепенным.

В этом и заключается «Путь воина» - Бусидо, благодаря которому он зарабатывает себе на еду, одежду и жильё и благодаря которому в его сердце приходит умиротворение и он становится способным до конца выплатить по всем своим обязательствам своему господину и воздать должное своим родителям [16, C. 203]»

Бусидо касалось отношения самураев к социальной феодальной общности, к людям того или иного класса, к государству. Содержание бусидо вышло за рамки прежних традиций родоплеменного общества - оно включило в себя догмы буддизма и конфуцианства и имело в своей основе новые нормы поведения. Постепенно развиваясь, бусидо превратилось в моральный кодекс воинов, являющийся в то же время преимущественно частью различных религиозных учений (буддизма, конфуцианства и синтоизма - национальной религии японцев), становилось также областью философского знания, предметом этики. Будучи слитым воедино с восточной философией, бусидо носило характер практического нравоучения. Самураи считали его методом совершенствования психической и телесной гигиены. Бусидо нравственно осмысляло философское миро учение в целом и было призвано научить самурая «правильной жизни» в феодальном японском обществе. Оно совмещало в себе теорию бытия и изучение психики человека, решало вопросы, связанные с понятием сущности индивидуума, его роли в окружающем мире, смысла жизни, добра и зла, нравственных ценностей и нравственного идеала. Воин, воспитанный в духе бусидо, должен был чётко сознавать свой моральный долг, в частности свои личные обязанности по отношению к сюзерену, должен был сам оценивать свои действия и поступки, морально осуждать себя в случае неправильных действий, нарушения своих обязанностей и долга. Такое моральное самоосуждение влекло за собой, как правило, самоубийство, совершавшееся по определённому ритуалу путём харакири - вскрытия живота малым самурайским мечом. Таким образом самурай смывал кровью бесчестье, позорящее его.

Бусидо, как способ регулирования поведения воина, не опиралось непосредственно ни на какие специальные учреждения, принуждавшие к соблюдению моральных норм, оно основывалось на силе убеждения, общественного мнения, примера, воспитания, традиций и силе нравственного авторитета отдельных лиц, отмеченных в средневековой истории Японии. Принципы бусидо не были объединены в специальный свод правил и не были изложены ни в одном литературном памятнике феодальных времён, однако нашли своё отражение в легендах и повестях прошлого, рассказывающих о верности вассала своему феодалу, о презрении к смерти, мужестве и стойкости самураев.

По указанию Токугава Иэясу в первые же годы после его прихода к власти было составлено «Уложение о самурайских родах» («Букэ сё хатто»), определявшее нормы поведения самурая на службе и в личной жизни. Вторым сочинением, посвящённым воспеванию догматов бусидо, было житийное описание подвигов князя Такэда Сингэна в двадцати томах, авторство которого разделили Косака Дандзё Нобумаса и Обата Кагэнори. Несколько позднее появился труд Дайдодзи Юдзана (1639 - 1730) «Начальные основы воинских искусств» («Будо сёсин сю»). И наконец, в 1716 г. вышли 11 томов книги «Сокрытое в листве» («Хагакурэ»), ставшей «священным писанием» буси. Это любопытное произведение принадлежало Ямамото Цунетомо, монаху, а в прошлом самураю клана Сага на южном острове Кюсю. После смерти своего господина, даймё Набэсима Наосигэ, которому он верно служил десять лет, Ямамото принял постриг и всю оставшуюся жизнь посвятил обобщению догматов самурайской чести.

Бусидо даже нельзя назвать учением в прямом смысле, это, скорее, одна из форм выражения феодальной идеологии, её основные положения и принципы, развивавшиеся из поколения в поколение в течении длительного времени.

Бусидо это особая мораль, выработанная сословием воинов, входивших в господствующий класс Японии, которая представляла собой систему взглядов, норм и оценок, касавшихся поведения самураев, способов воспитания самурайской молодёжи, создания и укрепления определённых нравственных качеств и отношений.

При всём этом бусидо являлось сословной моралью. Оно служило только самурайству, оправдывало все его действия и отстаивало его интересы. Чётко и довольно вразумительно требования Бусидо сформулированы в «Начальных основах воинских искусств» Дайдодзи Юдзана:

«Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть.

К смерти следует идти с ясным сознанием того, что надлежит делать самураю и что унижает его достоинство.

Следует взвешивать каждое слово и неизменно задавать себе вопрос, правда ли то, что собираешься сказать.

Необходимо быть умеренным в еде и избегать распущенности.

В делах повседневных помнить о смерти и хранить это слово в сердце.

Уважать правило "ствола и ветвей". Забыть его - значит никогда не постигнуть добродетели, а человек, пренебрегающий добродетелью сыновней почтительности, не есть самурай. Родители - ствол дерева, дети - его ветви.

Самурай должен быть не только примерным сыном, но и верноподданным. Он не оставит господина даже в том случае, если число вассалов его сократится со ста до десяти и с десяти до одного.

На войне верность самурая проявляется в том, чтобы без страха идти на вражеские стрелы и копья, жертвуя жизнью, если того требует долг.

Верность, справедливость и мужество суть три природные добродетели самурая.

Во время сна самураю не следует ложиться ногами в сторону резиденции сюзерена. В сторону господина не подобает целиться ни при стрельбе из лука, ни при упражнениях с копьём.

Если самурай, лёжа в постели, слышит разговор о своём господине или собирается сказать что-либо сам, он должен встать и одеться.

Сокол не подбирает брошенные зёрна, даже если умирает с голоду. Так и самурай, орудуя зубочисткой, должен показывать, что сыт, даже если он ничего не ел.

Если на войне самураю случится проиграть бой и он должен будет сложить голову, ему следует гордо назвать своё имя и умереть с улыбкой без унизительной поспешности.

Будучи смертельно ранен, так что никакие средства уже не могут его спасти, самурай должен почтительно обратиться со словами прощания к старшим по положению и спокойно испустить дух, подчиняясь неизбежному.

Обладающий лишь грубой силой не достоин звания самурая. Не говоря уж о необходимости изучения наук, воин должен использовать досуг для упражнений в поэзии и постижения чайной церемонии.

Возле своего дома самурай может соорудить скромный чайный павильон, в котором надлежит использовать новые картины-какэмоно, современные скромные чашки и налакированный керамический чайник» [2].

Самурайская мораль сформировалась в общих чертах одновременно с системой сёгуната, однако основы её существовали задолго до этого времени. Нитобэ Инадзо выделял в качестве основных источников бусидо буддизм и синто, а также учения Конфуция и Мэн-цзы. И действительно, буддизм и конфуцианство, пришедшие в Японию из Китая вместе с его культурой, имели большой успех у аристократии и быстро распространились среди самурайства. То, чего не доставало самураям в канонах буддизма и конфуцианства, в изобилии давало воинам синто.

Наиболее важными доктринами, которые бусидо почерпнуло из синтоизма - древней религии японцев, представлявшей собой сочетание культа природы, предков, веры в магию, существование души и духов, были любовь к природе, предкам, духам природы и предков, к стране и государю. Заимствования из синто, которые восприняло бусидо, были объединены в два понятия: патриотизма и верноподданичества.

Особенно сильное влияние на бусидо оказал буддизм махаянистского направления, проникший в Японию в 522 г. Многие философские истины буддизма наиболее полно отвечали потребностям и интересам самураев. При этом популярнейшей сектой буддизма была «дзен», монахи которой внесли значительный вклад в дело развития бусидо.

Созвучие мировоззрения сословия воинов, с положениями дзен-буддизма позволили использовать секту дзен в качестве религиозно-философской основы этических наставлений самурайства. Так, например, бусидо восприняло из дзен идею строгого самоконтроля. Самоконтроль и самообладание были возведены в ранг добродетели и считались ценными качествами характера самурая.

В непосредственной связи с бусидо стояла также медитация дзен, вырабатывавшая у самурая уверенность и хладнокровие перед лицом смерти, которые рассматривались как нечто положительное и великое, как мужественное вхождение в «му» - небытие.

Из конфуцианства идеология самураев прежде всего восприняла конфуцианские требования о верности долгу, послушании своему господину, а также требования, касающиеся морального совершенствования личности. Конфуцианство способствовало возникновению в среде самураев и в их идеологии презрения к производительному труду, в частности к труду крестьян. Это отношение оправдывало безжалостную эксплуатацию японского крестьянства изречением, приписываемым Конфуцию: «Кормящийся от народа управляет им». То же самое легло в основу этико-политической философии Мэн-цзы, другого корифея конфуцианства, который называл принцип управления господствующего класса "всеобщим законом вселенной".

Так под воздействием синто, буддизма и конфуцианства формировались основные принципы самурайской этики, входившие в качестве составной части в мораль феодального общества, имеющую название «Дакоту» (кит.: дао-дэ) [25].

В числе главных принципов самурайской морали выделялись: верность господину; вежливость; мужество; правдивость; простоту и воздержанность; презрение к личной выгоде и деньгам.

Таким образом, основным в бусидо были верность сюзерену, с которым буси находился в отношениях покровительства и служения, и честь оружия, являвшегося привилегией воина-профессионала, а не идеи лояльности к монарху или патриотического отношения ко всей Японии.

Личный героизм самураев, жажда подвига и славы не должны были служить, по буси, самоцелью. Всё это было подчинено идеологией правящего класса более высокой цели, а именно: идее верности, которая покрывала собой всё содержание общественной и личной морали воина. Принцип верности выражался в беззаветном служении сюзерену и опирался на положения о верности, почёрпнутые из синто, буддийское убеждение в бренности всего земного, которое усиливало у самурая дух самопожертвования и не боязни смерти, и философию конфуцианства, сделавшую лояльность (верность вассала феодалу) первой добродетелью. Верность по отношению к своему господину требовала от самурая полного отрешения от личных интересов. Однако верность вассала не подразумевала принесение ей в жертву совести самурая. Бусидо не учило людей отказываться от своих убеждений даже для сюзерена, поэтому в случае, когда феодал требовал от вассала действий, идущих вразрез с убеждениями последнего, тот должен был всеми силами стараться убедить своего князя не совершать поступка, порочащего имя благородного человека. Если это оканчивалось неудачей, самурай обязан был доказать искренность своих слов, прибегнув к самоубийству путём харакири. При всех других обстоятельствах бусидо призывало жертвовать всем ради верности.

В качестве наглядного примера обычно приводится история, в которой бывшие подданные князя Митидзанэ, попавшего в немилость к сёгуну и сосланного, исполняют долг верности по отношению к своему господину. Один из них жертвует жизнью своего сына ради жизни сына своего прежнего даймё, выдавая ребёнка врагам Митидзанэ, стремившимся истребить род князя [22].

В моральном кодексе самураев феодальной эпохи большое значение придавалось также катакиути - кровной мести, узаконенной бусидо в качестве вида нравственного удовлетворения чувства справедливости. Верность сюзерену требовала непременного отмщения за оскорбление господина. Рядом с верностью стоял принцип долга, превративший естественную настойчивость и упорство воинов в возвышенное начало морального порядка. В соответствии с догмами конфуцианства долг - это «смысл и закон явлений и жизни», или «справедливость». Из понятия справедливость выводилось понятие «благородство», которое считалось «высшей чуткостью справедливости». «Благородство, - сказал один знаменитый буси, - это способность души принять определённое решение… согласно с совестью, без колебания: Умереть, если это нужно, убить - когда это потребуется». Другой самурай заметил, что без понятия о благородстве «ни талант, ни наука не могут выработать характера самурая».

В японском языке долг, чувство (сознание) долга обозначается словом «гири» (букв.: «справедливый принцип»), которое произошло от «гиси» - «верный вассал, человек чести и долга, человек благородства». Первоначально это слово означало простую и естественную обязанность по отношению к родителям, старшим, обществу, близким и т.д. Со временем термин «гири» распространился и на обязанность по отношению к господину, играя немаловажную роль в этике сословия воинов. В силу этого слово «гири» стало объяснять такие поступки, как жертвование самураями жизнью ради феодала, жертвование родителей детьми и т.д. Выбор между долгом (гири) и чувствами (ниндзё) всегда должен был разрешаться в пользу долга [8].

Кроме верности и чувства долга одним из ключевых требований Бусидо была личная храбрость, несгибаемое мужество самурая, пример которого даёт нам биография Такэда Сингэна. Как-то раз заклятый враг князя - Уэсуги Кэнсин пробился к шатру, где восседал Такэда в окружении нескольких телохранителей. Занеся меч над головой Непобедимого, Кэнсин саркастически спросил, что тот собирается делать перед лицом смерти. Такэда хладнокровно отразил меч противника своим боевым железным веером и тут же, нисколько не изменившись в лице, сложил лирическое пятистишие. Подоспевшая охрана вынудила пристыженного Кэнсина удалиться. Мужество подобного рода, впитавшееся в плоть и кровь самурая, не покидало его в самых трудных ситуациях. Оно было плодом физической закалки, психической уравновешенности и спокойного презрения к смерти.

Мужество, как некое благороднейшее свойство человеческой природы вообще, по конфуцианской формулировке, включает в себя также понятия храбрость, отвага, смелость.

Бусидо признавало только разумную храбрость, осуждая напрасный риск; неразумная, бесцельная смерть считалась «собачьей смертью».

Принцип скромности вырабатывался вследствие подчинённого положения рядовых воинов, невозможности для них поднимать голову перед своим господином. К скромности было близко также понятие «вежливость», подразумевавшее терпение, отсутствие зависти и зла. В лучшей своей форме вежливость приближалась, по конфуцианским понятиям, к любви. Развитию принципа вежливости способствовали постоянные упражнения в правильности манер, которые должны были привести все члены организма в гармонию, «при которой поведение будет показывать господство духа над плотью».

Наряду с указанными выше основными принципами самурайская этика включала в себя ряд второстепенных, неразрывно связанных с главными и определявших поступки и поведение самураев.

Умение владеть собой и управлять своими чувствами было доведено у самураев до большого совершенства. Душевное равновесие являлось идеалом бусидо, поэтому самурайская этика возвела этот принцип в ранг добродетели и высоко его ценила. Яркой иллюстрацией способности к самоконтролю самураев является обряд харакири. Самоубийство считалось среди самураев высшим подвигом и высшим проявлением личного героизма. Примером исключительного самообладания, выдержки и духовной стойкости во время церемонии харакири может являться история братьев Сакон, Наики и Хатимаро.

Сакон, которому было 24 года, и Наики - 17 лет - за несправедливость по отношению к отцу решили отомстить обидчику - сёгуну Иэясу. Однако они были схвачены, как только вошли в лагерь Иэясу. Старый генерал был восхищён мужеством юношей, осмелившихся покуситься на его жизнь, и отдал приказ позволить им умереть почётной смертью. Их третьего, самого младшего брата Хатимаро, которому было всего восемь лет, ждала та же участь, поскольку приговор был вынесен всем мужчинам их семейства, и троих братьев сопроводили в монастырь, где должна была состояться казнь. До наших дней сохранился дневник врача, присутствовавшего при этом и описавшего такую сцену: «Когда приговорённые присели в ряд для отправления последней части экзекуции, Сакон повернулся к самому младшему брату и сказал: «Начинай первым - я хочу убедиться, что ты сделал всё правильно». Младший брат ответил, что он никогда не видел, как проводят сэппуку и поэтому хотел бы понаблюдать, как это сделают они, старшие, чтобы потом повторить их действия. Старшие братья улыбнулись сквозь слёзы - «Отлично сказано, братишка! Ты можешь гордиться тем, что ты сын своего отца» - и усадили его между собой. Сакон вонзил кинжал в левую часть живота и сказал: «Смотри! Теперь понимаешь? Только не вводи кинжал слишком глубоко, не то можешь опрокинуться назад. Наклоняйся вперёд и твёрдо прижимай к полу колени». Найки сделал то же самое и сказал малышу: «Держи глаза открытыми, иначе будешь похож на умирающую женщину. Если кинжал застрянет внутри или тебе не будет хватать силы, наберись смелости и постарайся удвоить свои усилия, чтобы провести его вправо». Мальчик смотрел то на одного, то на другого, а когда они испустили дух, он хладнокровно вскрыл себе живот, чуть не перерезав себя пополам, и последовал примеру тех, кто лежал по обе стороны от него [25]».

Не менее показателен пример харакири Таки Дзендзабуро, при котором присутствовал секретарь английского посольства в Японии А.Б.Митфорд, приглашённый на церемонию в качестве одного из семи свидетелей-иностранцев. Харакири было утверждено императором по требованию правительства Англии в связи с приказом, отданным Таки Дзендзабуро своим самураям в Кобэ (1868), открыть огонь по иностранцам. Митфорд подробно описал весь обряд харакири в своих «Рассказах о Древней Японии», преклоняясь перед мужественным поведением приговорённого. Митфорд так описывает реальный случай его исполнения, который он наблюдал своими глазами:

«Мы (семеро иностранцев) были приглашены японцами в качестве свидетелей в хондо, центральный зал храма, где должна была проходить эта церемония. Это была очень впечатляющая сцена. Огромный зал с высоким сводом, опирающимся на тёмные деревянные колонны. С потолка спускалось множество тех позолоченных ламп и украшений, которые обычны для буддийских храмов. Перед высоким алтарём, там, где пол, покрытый прекрасными белыми коврами, поднимался над землёй на три-четыре дюйма, был расстелен алый войлочный коврик. Длинные свечи, расставленные на равных расстояниях друг от друга, озаряли всё вокруг призрачным и таинственным светом, настолько тусклым, что он едва позволял следить за происходящим. Семеро японцев заняли свои места по левую сторону от возвышения перед алтарём, а мы, семеро чужеземцев, были проведены направо. Больше в храме никого не было.

Через несколько минут беспокойного ожидания в зал вошёл Таки Дзендзабуро, крупный тридцатидвухлетний мужчина благородной наружности, наряженный в церемониальные одежды с особыми пеньковыми крыльями, которые одеваются по торжественным случаям. Его сопровождали кайсяку и трое официальных чиновников, одетые в дзимбаори - военные мундиры, отделанные золотом. Следует заметить, что понятие кайсяку означает не совсем то, что наш «палач». На эту службу выбираются только благородные мужи; во многих случаях эту роль исполняет кровный родственник или друг осуждённого, и отношения между ними соответствуют скорее отношением начальника и подчинённого, чем жертвы и палача. В этом случае кайсяку был ученик Таки Дзендзабуро - он был выбран товарищами последнего из всего круга его друзей по причине высокого мастерства в фехтовании мечом.

Вместе с кайсяку, по левую руку от него, Таки Дзендзабуро медленно приблизился к японцам, и оба поклонились семерым свидетелям. Потом они подошли к нам, и приветствовали нас таким же образом - возможно, даже с большим почтением. В обоих случаях ответом был такой же церемонный приветственный поклон. Медленно и с огромным достоинством осуждённый поднялся на возвышение перед алтарём, дважды низко поклонился ему и присел на войлочном коврике спиной к алтарю. Кайсяку склонился по левую сторону от него. Один из трёх провожатых выступил вперёд, вынул подставку, подобную той, какая используется для подношений в храме, на которой, обёрнутый в бумагу, лежал вакидзаси - японский короткий меч, или кинжал, длиной в девять с половиной дюймов; края и кончик этого меча остры как бритва. Поклонившись, он протянул его осуждённому, который принял его обеими руками и почтительно вознёс над головой, после чего положил его на пол перед собой.

После ещё одного глубокого поклона Таки Дзендзабуро, голосом, выдававшим ровно столько чувств и колебаний, сколько можно ожидать от человека, делающего мучительное признание, он без единого признака эмоций на лице и в движениях, произнёс следующее:

«Я и только я отдал непосредственный приказ стрелять в чужеземцев в Кобэ, и сделал это ещё раз, когда они пытались скрыться. За это преступление я вскрываю себе живот и прошу присутствующих оказать мне честь и стать свидетелями этого».

Вновь поклонившись, говоривший позволил своей накидке соскользнуть с плеча и остался обнажённым до пояса. Очень аккуратно, как велит обычай, он подобрал рукава под колени, чтобы не упасть на спину, ибо благородный японский аристократ должен, умирая, падать лицом вперёд. Не спеша, крепкой рукой он поднял кинжал, лежащий перед ним; он смотрел на него с грустью, почти с любовью. Он на миг остановился - казалось, он в последний раз собирается с мыслями, - а потом вонзил кинжал глубоко в левую часть живота и медленно провёл его вправо, после чего повернул лезвие в ране, выпуская наружу небольшую струйку крови. Во время этих невыносимо болезненных действий ни один мускул на его лице не пошевелился. Вырвав кинжал из тела, он наклонился вперёд и вытянул шею; лишь сейчас на его лице промелькнуло выражение страдания, но он не издал ни звука. В этот миг кайсяку, который до того сидел в глубоком коленопреклонении слева от него, но внимательно следил за каждым его движением, поднялся на ноги и, выхватил меч и поднял его в воздух. Мелькнуло лезвие, раздался тяжёлый, глухой удар и звук падения: голова была отсечена от тела одним ударом.

Наступила мёртвая тишина, нарушаемая только отвратительными звуками пульсирующей крови, выбрасываемой неподвижным телом, лежащим перед нами, которое лишь несколько минут назад было отважным и рыцарственным мужчиной. Это было ужасно.

Кайсяку низко поклонился, протёр свой меч заранее приготовленным клочком бумаги и сошёл с возвышения. Обагрённый кровью кинжал был торжественно поднят как кровавое свидетельство экзекуции.

Двое представителей Микадо покинули свои места, подошли к тому месту, где сидели мы, и попросили нас быть свидетелями того, что смертный приговор, вынесенный Таки Дзендзабуро, был надлежащим образом приведён в исполнение. Церемония завершилась, и мы покинули храм [10, C. 38]».

Отношение самурая к смерти, многократно воспетое в литературе и неоднократно подтверждённое историческими примерами, отнюдь не являлось чем-то исключительным для народов Дальнего Востока. Наоборот, оно было естественным для всей даосско-буддийской системы мировоззрения, определявшей жизнь человека как звено в бесконечной цепи перерождений. Самоценность земной жизни для ревностного буддиста любого толка была очень невелика. Дзенский монах, крестьянин, веровавший в милосердие будды Амитабы, священник секты Тэндай и нищий отшельник, исповедовавший тантрическое учение Сингон, в равной степени считали жизнь иллюзорным кратковременным эпизодом в бесконечной драме Бытия. Буддийский тезис о непостоянстве всего сущего (мудзё-кан) лежит в основе всей японской культуры.

Именно такое представление о смерти было присуще и самураям, которые видели своё предназначение в том, чтобы «уподобиться опадающим лепесткам сакуры», погибнуть в бою, «словно яшма, разбивающаяся об утёс».

Самодисциплина, усугублявшаяся изощрёнными регламентациями, заставляла самурая всегда и во всём следовать закону чести, что, согласно убеждениям верующего буддиста, благотворным образом влияло на карму и обеспечивало счастье в следующих рождениях.

Речь идёт не о презрении к смерти, а о равнодушном отношении к ней, о естественном принятии небытия, ожидающего «по ту сторону добра и зла». Самураи превратили тривиальную религиозную догму в средство воспитания сверхчеловеческого бесстрашия. Примеры достижения фантастических результатов путём культивирования и доведения, казалось бы, до абсурда вполне заурядных свойств человеческой физиологии и психики можно встретить почти во всех воинских искусствах. Самурай же по долгу службы становился носителем целого комплекса бу-дзюцу, и применение их на ратном поле зависело прежде всего от глубины презрения к смерти, от стремления к смерти.

Дайдодзи Юдзан писал: «Для самурая наиболее существенной и жизненно важной является идея смерти - идея, которую он должен лелеять днём и ночью, с рассвета первого дня года и до последней минуты последнего дня. Когда понятие смерти прочно овладеет тобой, ты сможешь исполнять свой долг в наилучшем и наиполнейшем виде: ты будешь верен господину, почтителен к родителям и тем самым сможешь избежать всех невзгод. Таким образом ты не только сможешь продлить свою жизнь, но и поднимешь собственное достоинство в глазах окружающих. Подумай, как непрочна жизнь, особенно жизнь воина. Уразумев это, ты будешь воспринимать каждый день как последний в своей жизни и посвятишь его выполнению важнейших обязательств. Не позволяй мыслям о долгой жизни завладеть собою, иначе погрязнешь в пороках и беспутстве, окончишь дни свои в позоре бесчестья [2]».

Едва ли нуждается в доказательстве тезис о том, что воин, начисто лишённый страха смерти и видящий в смерти лишь дело чести, обладает в бою всеми преимуществами перед воином, судорожно преодолевающим естественные человеческие эмоции - чувство страха и инстинкт самосохранения.

«Сокрытое в листве» ставит смерть в центре всех представлений о чести и долге самурая: «Бусидо - Путь воина - означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведёт к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочёл, и иди!Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер освежай свой ум мыслями о смерти. И пусть так будет всегда. Воспитывай свой разум. Когда твоя мысль постоянно будет вращаться около смерти, твой жизненный путь будет прям и прост. Твоя воля выполнит свой долг, твой щит превратится в стальной щит [5].»

Для битвы «Сокрытое в листве» предписывает самураю бездумную отвагу, граничащую с безрассудством: «Ты никогда не сможешь совершить подвиг, если будешь следить за ходом сражения. Только тогда ты достигнешь многого, когда, не обращая внимания на окружающее, станешь биться отчаянно, как бешеный. Бусидо запрещает увлекаться рассуждениями. Рассуждающий воин не может принести пользу в бою».

Ямамото Цунэтомо в своём пространном, хотя и весьма сумбурном, труде многократно возвращается к идее смерти, вознося хвалу беззаветной решимости умереть: «Все мы предпочитаем жизнь смерти, все наши мысли и чувства, естественно, влекут нас к жизни. Если ты, не достигнув цели, останешься в живых, - ты трус. Это важное соображение не следует упускать из виду.

Если же ты умрёшь, не достигнув цели, может быть, твоя смерть будет глупой и никчёмной, но зато честь твоя не пострадает… Когда решимость твоя умереть в любой момент утвердится окончательно, знай, что ты в совершенстве овладел Бусидо - жизнь твоя будет безупречна и долг будет выполнен [25]».

Дзен воспитывал в самураях не просто равнодушие к смерти, но даже своеобразную любовь к ней как к верному средству самоутверждения. Такому подходу нельзя отказать в рационализме. Не случайно выдающиеся полководцы средневековья воспитывали себя и своих солдат в традициях самопожертвования. Уэсуги Кэнсин, бывший, как и его извечный соперник Такэда, «обращённым», или монахом в миру (ню-до), ревностным адептом Дзен, поучал вассалов: «Те, кто держится за жизнь, умирают, а те, кто не боится смерти, живут. Всё решает дух. Постигнете дух, овладейте им, и вы поймёте, что есть в вас нечто превыше жизни и смерти - то, что, в воде не тонет и в огне не горит [25]».

Со временем смерть во имя долга стала восприниматься в самурайской среде как довольно трудный, но не лишённый эстетического наслаждения этап самосовершенствования.

Умение абстрагироваться от мирской суеты, от прозы жизни, от жестокостей военного времени высоко ценилось в самурайской среде. Способность видеть «вечность в чашечке цветка» с ранних лет заботливо пестовалась в юношах и девушках родителями, учителями, всем их окружением. В подражание китайским классикам такой образ жизни, при котором человек может даже на грани между жизнью и смертью наслаждаться красотами пейзажа, называли в Японии фурю (кит. Фэнлю), что означает «ветер и поток». Подобное мировоззрение позволяло неизменно воспринимать жизнь как «ветер и поток» во всей её эфемерной полноте. Наиболее совершенным воплощением философии «ветра и потока» стал широко распространённый среди самураев обычай слагать перед смертью «прощальное» стихотворение - чаще всего в жанре пейзажной лирики.

Так как конкретная земная жизнь для буддиста была лишь звеном в длинной цепи перерождений, обусловленных кармой, то для него не существовало стены между бытием и небытием, жизнью и смертью. Однако человек способен облагородить каждое мгновение жизни, осознав и прочувствовав первозданную красоту окружающего «бренного мира», красоту непостоянства.

Парадоксально, но именно в смерти идеологи самурайства усматривали дополнительный источник силы, почти сверхъестественного могущества и одновременно гражданской добродетели: «Путь самурая есть одержимость смертью. Подчас десятеро противников не в силах одолеть одного воина, проникнутого решимостью умереть. Великие дела нельзя совершить в обычном состоянии духа. Нужно обратиться в фанатика и пестовать страсть к смерти. К тому времени, когда разовьётся в человеке способность различать добро и зло, может быть уже слишком поздно. Для самурая надо всем довлеют верность господину и сыновняя преданность, но единственное, что поистине нужно ему, - одержимость смертью. Если одержимость смертью достигнута, верность господину и сыновняя преданность придут сами собой - гласит «Сокрытое в листве».

Смерть превратилась в высшую форму добродетели. Оскорбивший добродетель должен погибнуть. Не сумевший отстоять добродетель тоже должен погибнуть. Это так же нормально, как восход солнца и наступление ночи, как любой закон природы. Поэтому кровавая вендетта и массовые избиения вражеских солдат были для самурая так же естественны, как и массовые самоубийства в связи с поражением или индивидуальное харакири.

Чувство чести. Сознание собственного достоинства воспитывалось у детей самураев с детства. Воины строго охраняли своё «доброе имя» - чувство стыда было для самурая самым тяжёлым. Японская поговорка гласит: «Бесчестье подобно порезу на дереве, который со временем делается всё больше и больше».

Честь и слава ценились дороже жизни, поэтому, когда на карту ставилось одно из этих понятий, самурай, не раздумывая, отдавал за него свою жизнь. Нередко из-за одного слова, задевающего честь самурая, в ход пускалось оружие; такие схватки буси заканчивались, как правило, смертью или ранением. Во всех своих действиях самурай должен был исходить из соображений высшей справедливости и честности, что, разумеется было утопией во времена коварных интриг, заговоров и междоусобных войн. Тем не менее в частностях самураи были весьма щепетильны. Поговорка «буси ва ни гон наси» («слово самурая свято») появилась не случайно, ибо самураи презирали ложь. Презрение ко лжи не мешало им, однако, оправдывать лесть, бахвальство и хитрость, которую при случае можно было назвать «военной», а их утончённый эстетизм нередко граничил с садизмом.

Ложь для самурая была равна трусости.

Слово самурая имело вес без всяких письменных обязательств, которые, по его мнению, унижали достоинство. Как правило, слово, даваемое самураем, было гарантией правдивости уверения. На клятву же многие из самураев смотрели как на унижение их чести. Очевидно, именно поэтому в японском языке нет слова «ложь»; слово «усо» употребляется как отрицание правдивости (макото) или факта (хонто).

Кроме чисто профессиональных особенностей, присущих сословию воинов, самурай должен был, по бусидо, обладать также благосклонностью, милосердием, чувством жалости, великодушием, симпатией к людям. Милосердие самурая (бусино насакэ) не было просто слепым импульсом, оно находилось в определённом отношении к справедливости, так как означало сохранение или уничтожение жизни. Основой милосердия считалось сострадание, потому что «милосердный человек самый внимательный к тем, кто страдает и находится в несчастье». Этикет войны требовал от самурая не проливать кровь более слабого побеждённого противника. Исходя из этого, бусидо объявило сострадание к слабым, беспомощным, униженным особой добродетелью самураев. Однако принцип милосердия, который бусидо считало принадлежностью каждого воина, часто нарушался жестокой действительностью феодальных времён, когда самураи грабили и убивали мирное население побеждённых княжеств и кланов.

Облик истинного самурая должен был содержать в себе ещё и принципы «сыновней почтительности», обусловленные древним понятием патриархального рода, и «братской привязанности». Японского рыцаря уже в детстве учили презрению к торговцам и деньгам, что должно было сделать его совесть «неподкупной» в течение всей жизни. Самурай, который не разбирался в покупной способности монет, считался хорошо воспитанным. Естественно, каждый буси понимал, что без наличия средств невозможно ведение войны, тем не менее счёт денег и финансовые операции представлялись самым низшим представителям кланов.

Бусидо развивало в воинах любовь к оружию, которое должно было внушать самураям чувство «самоуважения» и в то же время ответственности, так как самурайская этика считала беспорядочное употребление меча бесчестьем и предписывала его применение только в случае необходимости. Всё это достигалось путём воспитания, основной целью которого, согласно бусидо, была выработка характера; развитие же ума, дара слова и благоразумия кодекс чести считал второстепенными элементами.

На первый взгляд, многие из принципов бусидо могут показаться сами по себе положительными, например неподкупность, резко отрицательное отношение к накоплению богатств и вообще пренебрежение к деньгам и материальным ценностям, как таковым. Не может не вызывать симпатии развитие человеком таких качеств, как мужество, самообладание, правдивость, скромность, чувство собственного достоинства и т.п.

Однако мораль сословия самураев служила только сословию данного класса, она была действительна только в среде военно-служилого дворянства и не распространялась на отношения буси с низшими слоями, находившимися вне законов самурайской морали. Анализ отношений между самураями и низшими социальными слоями феодальной общности Японии - крестьянами, ремесленниками, париями и др. показывает, что моральные принципы бусидо были не равнозначными для господствующего класса и простонародья. Если скромность предписывала самураю вести себя с господином подчёркнуто вежливо и скромно, быть терпеливым, то в отношениях с простолюдином буси, наоборот, держался надменно и заносчиво. Здесь ни о какой вежливости не могло быть и речи. Самообладание, предписывавшее воину необходимость в совершенстве владеть собой, также было неприемлемо в отношении самурая к простонародью. Воин нисколько не старался себя сдерживать, если имел дело с крестьянином или горожанином. Любое оскорбление чести и достоинства буси (даже если ему это только показалось) или неуважительное отношение к официальному положению воина позволяло немедленно пустить в ход оружие, несмотря на то что бусидо учило прибегать к мечу только в случае крайней необходимости и всё время помнить о чувстве ответственности за оружие. Тем не менее случаи беспорядочного употребления в дело меча очень часто приводили в феодальные времена к многочисленным убийствам мирного населения самураями. То же можно сказать и о воспитании благосклонности, занимавшей в самурайской морали одно из важных мест. Воины-профессионалы, привыкшие к жестокости, были далеки от милосердия, сострадания, чувства жалости и симпатии к людям.

Многочисленные войны, длившиеся несколько веков вплоть до объединения страны под властью сёгуна Токугава в начале XVII в., велись при непосредственном участии самураев, которым было чуждо сознание ценности человеческой жизни, так как они совершали самые жестокие поступки, не останавливаясь перед убийством, и развивали в себе черты, противные человечности.

Жизнь врага, в глазах самурая, не стоила ломаного гроша, поэтому в пылу сражения и речи не могло быть о пощаде и сострадании. Помиловать побеждённого можно было лишь из тактических соображений или в расчёте на богатый выкуп. Каждое новое убийство на поле брани должно было стимулировать личную храбрость самурая - таким образом, враг приобретал свойства некоего пассивного стимула отваги. Отсюда берёт начало и людоедский обычай кимо-тори. По синтоистским поверьям, источником смелости в теле человека служит печень (кимо). Считалось, что, съев сырую печень поверженного противника, получаешь новый заряд смелости. Наиболее кровожадные самураи рассекали врага надвое от левого плеча до правого бока приёмом кэса-гири («монашеский плащ») и тут же, выхватив из живого тела трепещущую печень, пожирали её. [25]

О ритуальном вспарывании живота харакири (сэппуку) писали многие исследователи, видя в нём пережитки варварских обрядов, синтоистских жертвенных мистерий и шаманских культов айнов. Здесь мы снова сталкиваемся с тезисом «добродетель, подтверждённая смертью». Ведь не случайно самурай, погрешивший против заповедей Бусидо, но не совершивший низменного по характеру поступка, был избавлен от постыдной церемонии казни. Сюзерен присылал ему приказание совершить сэппуку, чтобы таким образом восстановить честь имени. Семья осуждённого в таком случае не подвергалась преследованиям.

Добродетель, в понимании самурая, была сложным конгломератом моральных установок. Остаётся лишь вопрос о роли личности в этой системе моральных приорий.

Японские исследователи склоняются к тому, что базой всей традиционной этики японского народа служит идея «он» - «отплаты за благодеяния». Отсюда берут начало иерархические связи и отношения между людьми [8]. В космогонических воззрениях всех племён дальневосточного региона (ареала культурного влияния древнего Китая) Вселенная предстаёт как гигантский единый организм, продукт животворной биоэнергии (кит. - ци, или яп. - ки), бесконечно членящийся на несметное количество частей, которые образуют всевозможные органические и неорганические соединения. Человек, будучи одним из таких соединений, не может пребывать вне соединения высшего порядка, каким является коллектив - семья, род, клан, государство - и далее соответственно Азия, Мир, Вселенная. Человек является порождением всех соединений высшего порядка и порождающим для своих потомков для своих потомков и подчинённых. Таковыми являются постулаты, общие для синтоизма, буддизма и конфуцианства.

Участник подобного миропорядка должен был испытывать чувство благодарности ко всем «порождающим» и проявлять уважение к своим родителям, предкам и божествам рода, вышестоящим, правителю, далее к императору (тэнно) как к началу, скрепляющему нацию, и к его божественным предкам, формообразующим Вселенную. Синтоистская доктрина «государства как единого тела» (кокутай), главой которого является император, прекрасно дополнялась конфуцианским учением о «мировой семье», где классическая триада - Небо и Земля, порождающие человека, - соподчиняла по убывающей все звенья социальной структуры.

Практическим путём к осуществлению «долга благодарности» для самурая было следование пяти классическим «постоянствам»: гуманности, справедливости, благонравию, мудрости и правдивости. Все эти добродетельные свойства, как известно, по конфуцианскому канону, призваны были регламентировать нормы важнейших отношений (го рин): между господином и слугой, отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим и между друзьями.

Самурайская мораль предъявляла к буси серьёзные требования для исполнения «он», развивающие абстрактные этические положения в стройную практическую систему. Прежде всего воин должен был воспитать в себе отрешённость от личного блага. Далее следовало претворить эту отрешённость в дух сознательного самопожертвования ради интересов долга. Личность, проникнутая духом самопожертвования и усвоившая закон чести, вместе с законом гуманности должна была направить все силы на достижение всеобщего блага в рамках своего рода, клана и т.д. Здесь вступал в действие принцип взаимной защиты и поддержки.

Идеалы Бусидо, хотя и сводятся в первую очередь к апологии фанатической верности долгу, в общем противоположны идеалам тупого армейского солдафонства. Даже изощрённое владение оружием само по себе, в отрыве от духовности, не может служить подтверждением личных достоинств самурая: «Человек, который завоёвывает репутацию благодаря техническому совершенству в воинских искусствах, просто глуп. По неразумению своему он все силы сосредотачивает на одном и добивается в этом деле успехов, отказываясь думать обо всём остальном. Такой человек ни на что не годен!», - утверждает Ямамото Цунэтомо.

Самурайская доблесть должна проявляться не в заносчивости, не в пустом фанфаронстве и безоглядной слепой храбрости, а в упорной ежедневной работе над собой, в тщательной шлифовке мастерства и стремлении подняться на новую ступень:

«Молодым людям следует совершенствовать свои качества воина так, чтобы у каждого была твёрдая уверенность: «Я лучший в Японии!» В то же время юный самурай должен ежедневно здраво оценивать свои занятия и быстро ликвидировать обнаруженные пробелы и недостатки. Кто не будет именно в таком смысле понимать самурайскую доблесть, ничего не сможет добиться», - поясняет «Сокрытое в листве» [5].

Гордость и заносчивость самурая на первый взгляд противоречат принципам бусидо, но то же сочинение трактует гордость как один из столпов самурайской чести: «Есть два вида гордости - внутренняя и внешняя. Ничтожен тот самурай, который не обладает обоими видами гордости. Можно уподобить гордость клинку, который следует наточить, прежде чем вложить в ножны. Время от времени клинок вынимают, поднимают на уровень глаз, начисто протирают, затем снова прячут в ножны. Если самурай постоянно размахивает обнажённым мечом, все сочтут, что приближаться к нему не следует, и у него не будет друзей. В то же время, если меч никогда не вынимался из ножен, лезвие потускнеет, и люди перестанут считаться с хозяином».

Гордость и самоуважение самурая должны были проявляться не только в храбрости на поле боя, но и в стойкости, столь необходимой каждому в повседневной жизни:

«Даже в случайном разговоре самурай не имеет права жаловаться. Он должен постоянно контролировать себя, чтобы случайно не проронить словечка, уличающего в слабости. По случайному замечанию, произнесённому невзначай, можно догадаться об истинной природе человека», пишет Ямамото Цунэтомо.

Не приходится удивляться, что в феодальной клановой системе, где благополучие буси и его рода целиком зависело от расположения сюзерена, главным из всех «пяти видов человеческих отношений» раз и навсегда стала связь между господином и слугой. Хотя самураи воспитывались на дидактических конфуцианских хрестоматиях вроде «Двадцати четырёх почтительных сыновней Китая», верность господину часто брала верх над сыновней почтительностью и постоянно - над родительской любовью, относящейся к сфере "чувствительности". Предания о знаменитых самураях и литературные произведения, в которых правда переплетается с вымыслом, изобилуют примерами торжества вассального долга над узами родства и дружбы.

Сюжет заклания собственного сына (дочери, внука) ради спасения жизни или чести членов семьи сюзерена получил повсеместное распространение. Нечего и говорить о том, с какой радостью самурай приносил свою жизнь на алтарь служения великому закону гири. Быть щитом и мечом господина - в этом видели буси свой долг и единственную возможность следования своему Пути (До). Единственной же гарантией наилучшего выполнения долга, предначертанного самураю в его земной жизни, было овладение тайнами воинских искусств и через них - тайной мироздания, гармонического единства Неба, Земли и Человека.

Стоит остановиться также более подробно и на догмате абсолютной верности вассала сюзерену, положенному в основу морали воинов.

Бесспорно то, что идея преданности слуги своему господину не всегда было бескорыстным. Самураи храбро сражались на поле боя, но не забывали требовать награду за свою военную доблесть. Многочисленное количество прошений с изложением обстоятельств проявления доблести, написанных с целью получения награды свидетельствует о том, что мораль самураев не была истинной моралью самопожертвования. Все интересы самураев были сосредоточены на том, чтобы поддерживать свою семью и обеспечить будущее своим потомкам, верность же господину была лишь средством для достижения этой цели.

Следствием стало желание самурая выделиться среди других, совершить личный подвиг и тем самым отличиться перед господином, заслужить себе славу, почёт и соответственно вознаграждение. Отсюда специфика и своеобразие самурайских дружин эпохи средневековья. Личные армии феодальных князей были не единым целым, а скорее массой воинов-одиночек, стремившихся к героическому поступку, что и обусловило в немалой мере огромную массу подвигов, совершённых самураями. Упоминаниями об этих героических деяниях буквально заполнена литература о войнах эпохи средневековья.

Таким образом, налицо двоякое отношение самураев к богатству. Самураи подчёркивали своё презрение к деньгам и всему, что с ними связано. Это предписывала мораль. Что же касается крупных феодалов, то им особенно выгодно было культивировать данный принцип среди воинов-профессионалов. Идеология самурайства развивала его и направляла в определённое русло, подчиняла целям служения господину. Человек, захваченный идеей презрения к материальным ценностям, должен был стать в руках феодала машиной, не останавливающейся ни перед чем, слепо исполняющей требования даймё и подчиняющейся только ему одному. Такой воин, по бусидо, не должен был в силу своей неподкупности предавать хозяина до самой смерти и при любых обстоятельствах. С другой стороны, и вассалы и феодалы были одинаковы по своей сути. И феодальные князья и самураи стремились урвать для себя по возможности как можно больше. Тут и происходило нарушение принципов бусидо, возникала коллизия, обусловленная действительностью феодального времени. В свою очередь это приводило иногда к прямому предательству.


§ 2. Идеалы бусидо в писаниях японских воинов


В предыдущей параграфе мы кратко ознакомились с трактатами «Хагакурэ» («Сокрытое в листве») Ямамото Цунэтомо и «Будо сёсин сю» («Напутствие вступающему на Путь воина») Юдзана Дайдодзи. Эти два трактата вкупе с эссе «Бусидо» Инадзо Нинтобэ составляют триаду основных книг про бусидо. Однако все труды были они написаны (за исключением «Бусидо», опубликованного в 1899 г.) в период мира эпохи Эдо, когда самурайство по-сути находилось в кризисе, и многие опасались, что традиция будет забыта. Авторы стремились передать новым поколениям идеалы и нормы их сословия.

В этом параграфе я хотел бы обратить внимание на другой вид источника - это внутренние правила самурайских кланов (какун) и адресованные потомкам наставления, написанные главами династий самураев (юикаи). Их авторы были рождены в век войн и неоднократно принимали участие в сражениях. Их мысли более рациональны и менее высокопарны, чем самураев более позднего периода, но дух Пути воина отчетливо чувствуется в их суждениях и напутствиях, позволяя глубже проникнуть в понятие и суть бусидо. Здесь приведены писания двух наиболее ярких авторов, бывшими воинами периода войн за объединение Японии.

Одним из таких воинов и был Тори Мототада (1539 - 1600 ), которому приписывают первенство в употреблении термина «бусидо», оставивший завещание своему сыну, ставшее известным как «Последнее заявление Тори Мототады». «Заявление» наполнено решимостью умереть за своего господина, давая представление о повндении и словах настоящнго самурая. Здесь оно приведено практически полностью.

В 1600 году Токугава Иэясу должен был выступить на восток в поход на Айдзу, а стратегически важный замок Фусими оставить на попечение своего вассала, Тори Мототады. Было более, чем ясно, что войска Исиды Мацунари, вассала клана Тоётома, находившегося в союзе с Кониси Юкинагой, нападут на замок после того, как уйдут войска Токугавы. Последний высказал опасение, что сил в замке явно недостаточно, однако Тори ответил, что замок падет, даже если в нем будет вдесятеро больше войск, и настаивал на том, чтобы его господин снял войска с защиты замка и использовал их в своей кампании на востоке. Ввиду неизбежности уничтожения замка и его защитников вассал и господин провели последний вечер вместе, вспоминая о прежних временах.Неизбежное началось 27 августа, когда большое войско под командованием Исиды и Кониси начало осаду замка. Тори и его воины оказывали упорное сопротивление, надеясь дать Токугаве больше времени, чтобы тот ушел со своими войсками дальше на восток, и крепость действительно смогла продержаться десять дней против во много раз превосходящих сил противника. Развязка наступила 8 сентября, когда замок был подожжен изнутри предателем. Когда его люди заговорили о самоубийстве, Тори упрекнул их и сказал, что сейчас действительно пришло время на деле воздать их господину за его доброту к ним, и с группой из приблизительно 300 воинов покинул замок и бросился в атаку на превосходящие войска противника. После пяти таких атак численность людей Тори уменьшилась до десяти человек, и он возвратился в замок и упал в изнеможении. Молодой самурай из противостоящих войск подошел к нему и почтительно подождал, пока пожилой человек не совершит сэппуку, а затем отрубил ему голову. Защитники замка были вырезаны все до единого.

«На днях поступило сообщение о восстании в районе Камигата1. В нем говорится, что большое количество взбунтовавшихся даймё, попавших в сети злобных интриг Исиды Мацунари, намереваются сначала осадить этот замок и в настоящее время собирают для этого крупные силы. Что касается меня, то я твердо решил оборонять замок и умереть быстрой смертью. Не составило бы большого труда прорваться через их порядки и уйти, сколько бы десятков тысяч всадников ни приготовились к атаке или сколько бы колонн противника нас ни окружало. Но не в этом заключается истинное призвание воина, и такие действия нельзя будет считать проявлением преданности. Скорее, я буду противостоять здесь войскам всей страны, организую оборону, не имея даже одной сотой необходимых для этого людей, и умру прекрасной смертью. Поступив таким образом, я продемонстрирую, что оставить замок, который нужно защищать, или слишком высоко ценить свою жизнь, пытаясь избежать опасности и демонстрируя тем самым противнику свою слабость, противоречит семейным традициям моего господина Иэясу. Таким образом я проявлю инициативу в укреплении решимости других вассалов господина Иэясу и в поощрении добродетельности воинов всей страны. Бояться смерти и избегать ее даже в обстоятельствах, не имеющих первостепенной важности,- это не Путь Воина. Само собой разумеется, что пожертвовать своей жизнью ради господина - это не подлежащий сомнению долг. И поскольку этот вопрос я хорошо продумал заранее, считаю, что по-настоящему проницательные и понимающие люди позавидовали бы тем условиям, в которых мне предстоит оказаться.

Ты, Тадамаса, должен хорошо уяснить следующее. Наши предки в течение поколений были личными вассалами семейства Мацудайра. Мой покойный отец, губернатор провинции Ига, служил господину Киёясу, а позже преданно трудился для его сына Хиротады. Мой старший брат Гэнсихиро проявил свою абсолютную преданность и был зарублен в сражении при Ватари. Когда нынешний" господин Иэясу был ребенком, и его послали в Суругу, то губернатор провинции Ига сопровождал его в качестве охранника. По прошествии времени, в возрасте 19 лет, Иэясу возвратился в Окадзаки, а губернатор провинции Ига служил ему с непревзойденной преданностью, прожив с непоколебимой стойкостью более 80 лет. Господин Иэясу, со своей стороны, считал губернатора непревзойденным вассалом. Впервые я предстал перед господином Иэясу, когда мне было тринадцать лет, а ему - семь, и то доброе отношение, которое оказывалось мне с тех пор, не должно забываться будущими поколениями.

Поскольку господину Иэясу хорошо известна моя преданность, то он назначил меня ответственным за важную территорию Ками-гата в качестве Представителя Замка Фуси-ми, а сам намерен совершить поход на восток. Для воина нечего и желать лучшей судьбы. То, что я могу послужить примером для всех остальных воинов этой страны и положить свою жизнь за доброту и щедрость своего господина,- это честь для моей семьи, и многие годы было самым сокровенным желанием. Когда меня убьют, ты должен будешь, уже вместо меня, проявить нежную заботу обо всех своих младших братьях, и в первую очередь о Хисагоро. Ты должен будешь служить им надежной опорой, какой был для них отец, и они должны всегда быть послушными тебе. Взрослея, все они должны будут представить себя господину Иэясу, развивать свои способности, исполнять все, что им прикажут, дружить друг с другом и всегда быть благодарными своим предкам, которые своими добрыми делами укрепили наш клан и обеспечили достойное и безопасное существование его потомкам. Они должны быть тверды в своем намерении оставаться с кланом Иэясу как во времена его подъема, так и во времена его упадка, в мирное время и во время войны; во сне и наяву они не должны забывать, что будут служить только его клану и никакому другому. Алчно стремиться к получению земельных наделов или забывать о своих обязанностях под влиянием сиюминутного раздражения, или даже какое-то время вынашивать предательские намерения - это не Путь Мужчины. Если даже все остальные провинции Японии объединятся против нашего господина, наши потомки никогда не должны даже ногой ступить на территорию поместья другого хозяина. И при любых обстоятельствах будьте в сердцах своих одной семьей - и старшие братья, и младшие. Крепите свое чувство преданности, помогайте друг другу, храните добродетель и будьте храбрыми, старайтесь никогда не запятнать репутацию клана, который всегда был на виду у всего общества и в течение поколений славился доблестью, особенно времен губернатора провинции Ига. В любом случае, если вы будете искренними в своем желании отдать жизнь за своего господина, то не испытаете ни малейшего страха и неуверенности даже перед лицом бесчисленных и неизбежных несчастий.

Мне уже 62 года. Я уже забыл, сколько раз я стоял на краю гибели с тех пор, как я был в провинции Микава. Однако ни разу я не струсил. Жизнь человека и его смерть, счастье и несчастье находятся в руках времени и судьбы, и поэтому не надо преследовать только то, что тебе нравится. Главное - прислушиваться к советам старых и мудрых вассалов, иметь у себя под рукой людей знающих и умных, не проявлять юношеского своеволия, капризности и внимать жалобам своих подчиненных. Скоро вся страна будет в руках твоего хозяина, господина Иэясу. Если это произойдет, то служившие ему люди конечно же попытаются добиться, чтобы он назначил их даймё. Знай, что появление таких устремлений неизбежно будет означать начало конца твоей судьбы на Пути Воина. Если тебя поразит алчность к должностям и званиям хозяином и вассалами, проявляй сострадание к тем, кто ниже тебя. Будь справедлив в определении меры наказания и поощрения и не проявляй пристрастности и предвзятости в отношениях со своими вассалами. Основа долга мужчины как человеческого существа заключается в слове «правда». Я все сказал.»

Еще одним интересным памятником наставления на Путь воина, безусловно является «Правила Като Киёмасы». Като Киёмаса (1562 - 1611)был сыном кузнеца из провинции Овари и в возрасте 18 лет примкнул к военачальнику из того же района - Тоётоми Хидэёси. Когда ему исполнился 21 год, Като принял участие в битве при Сидзугадаке, прославившись своей смелостью, а к 26 годам он был назначен управляющим замка Кумамото в Кюсю. К 1592 году он заслужил такое уважение Тоётоми, что тот доверил ему командование авангардом войск во время вторжения в Корею вместе с Кониси Юкинагой и Куро-дой Нагамасой. Жестокость Като быстро стала легендарной, и именно во время этой кампании корейцы прозвали его Ки-сёкан, или «генерал-дьявол».

«Эти наставления должны неукоснительно соблюдаться всеми самураями, независимо от звания.Если ты вассал - не будь нерадивым. Вставай в четыре утра, совершенствуй технику владения мечом, принимай пищу и упражняйся в стрельбе из лука и огнестрельного оружия, в верховой езде. Если вассал хорошо обучен и развит, то он должен стать еще лучше обученным и еще более развитым. ЕСЛИ хочешь развлечься, то сделай своими развлечениями такие занятия, как соколиная охота, охота на оленя и борьба. В качестве одежды подойдет все, что находится между хлопком и естественным шелком. Человек, который транжирит деньги на одежду и подрывает финансы своей семьи, заслуживает наказания. А вообще, каждый должен оснащать себя доспехами в соответствии с социальным положением, оказывать поддержку своим вассалам и тратить свои деньги на военные приготовления. При общении со своими близкими друзьями ограничивайся встречей один на один, а на стол подавай простой коричневый рис. Когда же упражняешься в военных искусствах, можешь встречаться одновременно со многими людьми. Что касается внешних приличий во время боевых действий, помни, что ты - самурай. Человек, занимающийся украшательством там, где это не нужно, заслуживает наказания.

Занятия танцами, но запрещаются полностью. Когда кто-либо выхватывает из ножен меч, то, значит, он хочет кого-то убить. Таким образом, поскольку все явления и действия берут начало в сердце человека, то самураю, который занимается танцами,- а танцы не являются одним из военных искусств,- следует приказать совершить сэппуку.

Проявляй усердие в области Учения. Читай книги по военному делу и сосредоточивай свое внимание исключительно на таких добродетелях, как преданность и сыновнее почтение к родителям. Чтение китайской поэзии, поэм и вака запрещается. Ты неизбежно уподобишься женщине, если откроешь свое сердце знаниям о таких элегантных, изысканно-утонченных занятиях. Если ты родился в доме воина, то должен думать о том, как схватить длинный и короткий мечи и умереть.

Если каждодневно не вникать в сущность бусидо, то будет трудно умереть доблестной и достойной мужчины смертью.

Вышеприведенных правил следует придерживаться денно и нощно. Если кому-то эти условия покажутся трудными для выполнения, то его следует отстранить от дел, быстро провести расследование, официально подтвердить неспособность этого человека к обретению зрелости на Пути мужчины и изгнать его.Это не должно подлежать никакому сомнению. Всем самураям Като Кадзуэноками Киёмаса.»


§ 3. Идеалы «бусидо» в писаниях японских воинов


В предыдущей параграфе мы кратко ознакомились с трактатами «Хагакурэ» («Сокрытое в листве») Ямамото Цунэтомо и «Будо сёсин сю» («Напутствие вступающему на Путь воина») Юдзана Дайдодзи. Эти два трактата вкупе с эссе «Бусидо» Инадзо Нинтобэ составляют триаду основных книг про бусидо. Однако все труды были они написаны (за исключением «Бусидо», опубликованного в 1899 г.) в период мира эпохи Эдо, когда самурайство по-сути находилось в кризисе, и многие опасались, что традиция будет забыта. Авторы стремились передать новым поколениям идеалы и нормы их сословия.

В этом параграфе я хотел бы обратить внимание на другой вид источника - это внутренние правила самурайских кланов (какун) и адресованные потомкам наставления, написанные главами династий самураев (юикаи). Их авторы были рождены в век войн и неоднократно принимали участие в сражениях. Их мысли более рациональны и менее высокопарны, чем самураев более позднего периода, но дух Пути воина отчетливо чувствуется в их суждениях и напутствиях, позволяя глубже проникнуть в понятие и суть бусидо. Здесь приведены писания двух наиболее ярких авторов, бывшими воинами периода войн за объединение Японии.

Одним из таких воинов и был Тори Мототада (1539 - 1600 ), которому приписывают первенство в употреблении термина «бусидо», оставивший завещание своему сыну, ставшее известным как «Последнее заявление Тори Мототады». «Заявление» наполнено решимостью умереть за своего господина, давая представление о повндении и словах настоящнго самурая. Здесь оно приведено практически полностью.

В 1600 году Токугава Иэясу должен был выступить на восток в поход на Айдзу, а стратегически важный замок Фусими оставить на попечение своего вассала, Тори Мототады. Было более, чем ясно, что войска Исиды Мацунари, вассала клана Тоётома, находившегося в союзе с Кониси Юкинагой, нападут на замок после того, как уйдут войска Токугавы. Последний высказал опасение, что сил в замке явно недостаточно, однако Тори ответил, что замок падет, даже если в нем будет вдесятеро больше войск, и настаивал на том, чтобы его господин снял войска с защиты замка и использовал их в своей кампании на востоке. Ввиду неизбежности уничтожения замка и его защитников вассал и господин провели последний вечер вместе, вспоминая о прежних временах.Неизбежное началось 27 августа, когда большое войско под командованием Исиды и Кониси начало осаду замка. Тори и его воины оказывали упорное сопротивление, надеясь дать Токугаве больше времени, чтобы тот ушел со своими войсками дальше на восток, и крепость действительно смогла продержаться десять дней против во много раз превосходящих сил противника. Развязка наступила 8 сентября, когда замок был подожжен изнутри предателем. Когда его люди заговорили о самоубийстве, Тори упрекнул их и сказал, что сейчас действительно пришло время на деле воздать их господину за его доброту к ним, и с группой из приблизительно 300 воинов покинул замок и бросился в атаку на превосходящие войска противника. После пяти таких атак численность людей Тори уменьшилась до десяти человек, и он возвратился в замок и упал в изнеможении. Молодой самурай из противостоящих войск подошел к нему и почтительно подождал, пока пожилой человек не совершит сэппуку, а затем отрубил ему голову. Защитники замка были вырезаны все до единого.

«На днях поступило сообщение о восстании в районе Камигата1. В нем говорится, что большое количество взбунтовавшихся даймё, попавших в сети злобных интриг Исиды Мацунари, намереваются сначала осадить этот замок и в настоящее время собирают для этого крупные силы. Что касается меня, то я твердо решил оборонять замок и умереть быстрой смертью. Не составило бы большого труда прорваться через их порядки и уйти, сколько бы десятков тысяч всадников ни приготовились к атаке или сколько бы колонн противника нас ни окружало. Но не в этом заключается истинное призвание воина, и такие действия нельзя будет считать проявлением преданности. Скорее, я буду противостоять здесь войскам всей страны, организую оборону, не имея даже одной сотой необходимых для этого людей, и умру прекрасной смертью. Поступив таким образом, я продемонстрирую, что оставить замок, который нужно защищать, или слишком высоко ценить свою жизнь, пытаясь избежать опасности и демонстрируя тем самым противнику свою слабость, противоречит семейным традициям моего господина Иэясу. Таким образом я проявлю инициативу в укреплении решимости других вассалов господина Иэясу и в поощрении добродетельности воинов всей страны. Бояться смерти и избегать ее даже в обстоятельствах, не имеющих первостепенной важности,- это не Путь Воина. Само собой разумеется, что пожертвовать своей жизнью ради господина - это не подлежащий сомнению долг. И поскольку этот вопрос я хорошо продумал заранее, считаю, что по-настоящему проницательные и понимающие люди позавидовали бы тем условиям, в которых мне предстоит оказаться.

Ты, Тадамаса, должен хорошо уяснить следующее. Наши предки в течение поколений были личными вассалами семейства Мацудайра. Мой покойный отец, губернатор провинции Ига, служил господину Киёясу, а позже преданно трудился для его сына Хиротады. Мой старший брат Гэнсихиро проявил свою абсолютную преданность и был зарублен в сражении при Ватари. Когда нынешний" господин Иэясу был ребенком, и его послали в Суругу, то губернатор провинции Ига сопровождал его в качестве охранника. По прошествии времени, в возрасте 19 лет, Иэясу возвратился в Окадзаки, а губернатор провинции Ига служил ему с непревзойденной преданностью, прожив с непоколебимой стойкостью более 80 лет. Господин Иэясу, со своей стороны, считал губернатора непревзойденным вассалом. Впервые я предстал перед господином Иэясу, когда мне было тринадцать лет, а ему - семь, и то доброе отношение, которое оказывалось мне с тех пор, не должно забываться будущими поколениями.

Поскольку господину Иэясу хорошо известна моя преданность, то он назначил меня ответственным за важную территорию Ками-гата в качестве Представителя Замка Фуси-ми, а сам намерен совершить поход на восток. Для воина нечего и желать лучшей судьбы. То, что я могу послужить примером для всех остальных воинов этой страны и положить свою жизнь за доброту и щедрость своего господина,- это честь для моей семьи, и многие годы было самым сокровенным желанием. Когда меня убьют, ты должен будешь, уже вместо меня, проявить нежную заботу обо всех своих младших братьях, и в первую очередь о Хисагоро. Ты должен будешь служить им надежной опорой, какой был для них отец, и они должны всегда быть послушными тебе. Взрослея, все они должны будут представить себя господину Иэясу, развивать свои способности, исполнять все, что им прикажут, дружить друг с другом и всегда быть благодарными своим предкам, которые своими добрыми делами укрепили наш клан и обеспечили достойное и безопасное существование его потомкам. Они должны быть тверды в своем намерении оставаться с кланом Иэясу как во времена его подъема, так и во времена его упадка, в мирное время и во время войны; во сне и наяву они не должны забывать, что будут служить только его клану и никакому другому. Алчно стремиться к получению земельных наделов или забывать о своих обязанностях под влиянием сиюминутного раздражения, или даже какое-то время вынашивать предательские намерения - это не Путь Мужчины. Если даже все остальные провинции Японии объединятся против нашего господина, наши потомки никогда не должны даже ногой ступить на территорию поместья другого хозяина. И при любых обстоятельствах будьте в сердцах своих одной семьей - и старшие братья, и младшие. Крепите свое чувство преданности, помогайте друг другу, храните добродетель и будьте храбрыми, старайтесь никогда не запятнать репутацию клана, который всегда был на виду у всего общества и в течение поколений славился доблестью, особенно времен губернатора провинции Ига. В любом случае, если вы будете искренними в своем желании отдать жизнь за своего господина, то не испытаете ни малейшего страха и неуверенности даже перед лицом бесчисленных и неизбежных несчастий.

Мне уже 62 года. Я уже забыл, сколько раз я стоял на краю гибели с тех пор, как я был в провинции Микава. Однако ни разу я не струсил. Жизнь человека и его смерть, счастье и несчастье находятся в руках времени и судьбы, и поэтому не надо преследовать только то, что тебе нравится. Главное - прислушиваться к советам старых и мудрых вассалов, иметь у себя под рукой людей знающих и умных, не проявлять юношеского своеволия, капризности и внимать жалобам своих подчиненных. Скоро вся страна будет в руках твоего хозяина, господина Иэясу. Если это произойдет, то служившие ему люди конечно же попытаются добиться, чтобы он назначил их даймё. Знай, что появление таких устремлений неизбежно будет означать начало конца твоей судьбы на Пути Воина. Если тебя поразит алчность к должностям и званиям хозяином и вассалами, проявляй сострадание к тем, кто ниже тебя. Будь справедлив в определении меры наказания и поощрения и не проявляй пристрастности и предвзятости в отношениях со своими вассалами. Основа долга мужчины как человеческого существа заключается в слове «правда». Я все сказал.»

Еще одним интересным памятником наставления на Путь воина, безусловно является «Правила Като Киёмасы». Като Киёмаса (1562 - 1611)был сыном кузнеца из провинции Овари и в возрасте 18 лет примкнул к военачальнику из того же района - Тоётоми Хидэёси. Когда ему исполнился 21 год, Като принял участие в битве при Сидзугадаке, прославившись своей смелостью, а к 26 годам он был назначен управляющим замка Кумамото в Кюсю. К 1592 году он заслужил такое уважение Тоётоми, что тот доверил ему командование авангардом войск во время вторжения в Корею вместе с Кониси Юкинагой и Куро-дой Нагамасой. Жестокость Като быстро стала легендарной, и именно во время этой кампании корейцы прозвали его Ки-сёкан, или «генерал-дьявол».

«Эти наставления должны неукоснительно соблюдаться всеми самураями, независимо от звания. Если ты вассал - не будь нерадивым. Вставай в четыре утра, совершенствуй технику владения мечом, принимай пищу и упражняйся в стрельбе из лука и огнестрельного оружия, в верховой езде. Если вассал хорошо обучен и развит, то он должен стать еще лучше обученным и еще более развитым. ЕСЛИ хочешь развлечься, то сделай своими развлечениями такие занятия, как соколиная охота, охота на оленя и борьба. В качестве одежды подойдет все, что находится между хлопком и естественным шелком. Человек, который транжирит деньги на одежду и подрывает финансы своей семьи, заслуживает наказания. А вообще, каждый должен оснащать себя доспехами в соответствии с социальным положением, оказывать поддержку своим вассалам и тратить свои деньги на военные приготовления. При общении со своими близкими друзьями ограничивайся встречей один на один, а на стол подавай простой коричневый рис. Когда же упражняешься в военных искусствах, можешь встречаться одновременно со многими людьми. Что касается внешних приличий во время боевых действий, помни, что ты - самурай. Человек, занимающийся украшательством там, где это не нужно, заслуживает наказания.

Занятия танцами Но запрещаются полностью. Когда кто-либо выхватывает из ножен меч, то, значит, он хочет кого-то убить. Таким образом, поскольку все явления и действия берут начало в сердце человека, то самураю, который занимается танцами,- а танцы не являются одним из военных искусств,- следует приказать совершить сэппуку.

Проявляй усердие в области Учения. Читай книги по военному делу и сосредоточивай свое внимание исключительно на таких добродетелях, как преданность и сыновнее почтение к родителям. Чтение китайской поэзии, поэм и вака1 запрещается. Ты неизбежно уподобишься женщине, если откроешь свое сердце знаниям о таких элегантных, изысканно-утонченных занятиях. Если ты родился в доме воина, то должен думать о том, как схватить длинный и короткий мечи и умереть.

Если каждодневно не вникать в сущность бусидо, то будет трудно умереть доблестной и достойной мужчины смертью.

Вышеприведенных правил следует придерживаться денно и нощно. Если кому-то эти условия покажутся трудными для выполнения, то его следует отстранить от дел, быстро провести расследование, официально подтвердить неспособность этого человека к обретению зрелости на Пути мужчины и изгнать его. Это не должно подлежать никакому сомнению. Всем самураям Като Кадзуэноками Киёмаса.»

быт идеология самурайское сословие бусидо


Список источников и литературы


1. Головнин, В.М. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811 - 1812 гг. и жизнеописание автора. - СПб.: Типография Н. Греча, 1851.

. Дайдодзи, Ю.Будосёсинсю. Цунэтомо, Я.Хагакурэ. Мисима, Ю.Хагакурэ Нюмон. Книга самурая / Пер. Котенко Р.В., Мищенко А.А. - СПб.: Евразия, 2003. - 384 с.

. Нинтобэ, И. Бусидо.Дуща Японии. - Киев.: София, 2004. - 127 с.

. Мусаси, М. Книга Пяти колец: Трактаты. СПб.: Азбука-классика, 2004. - 256 с.

. Кодекс Бусидо.Хагакурэ.Сокрытое в листве. - М.: Эксмо, 2005. - 432 с.

. Повесть о доме Тайра / Пер. со старояпон. И. Львовой. - М.: Гудьял-Пресс, 2000. - 688 с.

. Хайку (Японская поэзия XVI - XVII веков). - СПб.: Нева, 2000. - 383 с.

. Бенедикт, Р. Хризантема и меч: модели японской культуры. - СПб., Наука, 2004. - 360 с.

. Брайант, Э. Самураи. - М.: АСТ, 2005. - 71 с.

. Варли, П., Моррис, А., Моррис, Н. Самураи. - СПб.: Гиперион, 1999. - 128 с.

. Главева, Д.Г. Традиционная японская культура: специфика мировосприятия. - М.: Вост. лит. 2003. - 264 с.

. Данн, Ч. Повседневная жизнь в старой Японии. - М. Муравей, 1997. - 270 с.

. Диксон, В. Япония. Её история, правительство и внутреннее устройство. - СПб.: Изд. К.Н. Плотникова, 1871. - 496 с.

. Искендеров, А.А. Тоётоми Хидэёси. - М.: Вост. лит, 1984. - 445 с.

. Конрад, Н.И. Очерк истории культуры средневековой Японии, в VII - XVI века. - М.: 1980.

. Маслов, А.А. Дзэн самурая. - Ростов н/Д.: Феникс, 2005. - 336 с.

. Мендрин, В.М. Истории сёгуната в Японии. - СПб.: 1999.

. Мещеряков, А.Н., Грачёв М.В. История древней Японии. - СПб.: Гиперион, 2003. - 511 с.

. Нукария, К. Религия самураев. Исследование дзэн-буддийской философии и практики в Китае и Японии. - СПб.: Наука, 2003. - 245 с.

. Рати, О., Устбрук, А. Самураи. - М.: Эксмо, 2005. - 640 с.

. Сабуро, И. История японской культуры. - М.: 1972.

. Сато, Х. Самураи: история и легенды. - СПб.: Евразия, 2003. - 344 с.

. Сила-Новицкая, Т.Г. Культ императора в Японии: мифы и история. - М.: Наука, 1990. - 206 с.

. Синицын, А.Ю. Самураи: рыцари Страны восходящего солнца. История, традиции, оружие. - СПб.: Паритет, 2001. - 352 с.

. Спеваковский, А.Б. Самураи - военное сословие Японии. - М.: Наука, 1981. - 168 с.

. Спеваковский, А.Б. Религия синто и войны. - Л.: Политиздат, 1987. - 109 с.

. Сэнсом, Дж.Б. Япония: краткая история культуры. - СПб.: Евразия, 1999. - 576 с.

. Тёрнбулл, С. Самураи. Военная история. - СПб.: Евразия, 1999. - 430 с.

. Тёрнбулл, С. История японской военной аристократии. -

. М.: АСТ, 2005. - 256 с.

. Тосака, Д. Японская идеология. - М.: 1982.

. Т-ская, В.И. Очерки Японии. - СПб.: Слово, 1904. - 110 с.

. Хироси, Н. История философской мысли Японии. - М.: 1991.

. Филиппов, А.В. Стостатейные установления Токугавы. - СПб.: 1998.

. Цед, Н.Г. Дух самурая - дух Японии. - СПб.: Нева, 2000. - 252 с.

. Эйдус, Х.Т. История Японии с древнейших времен до наших дней. - М.: 1968.

. Эйдус, Х.Т. Очерки новой и новейшей истории Японии. - М.: Политиздат, 1955. - 335 с.

. Буддийская философия в средневековой Японии. - М., Янус, 1998. - 392 с.

. Из истории общественной мысли Японии XVII - XIX вв. - М.: Наука, 1990. - 213 с.

. Япония: идеология, культура, литература.(Сб. ст.) - М.: Наука, 1989. - 199 с.

. Японский милитаризм ( военно-историческое исследование). - М.: 1972.

. Японские самурайские сказания / Пер.Горегляда В.Н. - СПб.: С-З пресс, 2002. - 685 с.

. Словарь иностранных слов: 4000 единиц / Нечаева И.В. - М.: АСТ, 2002. - 538 с.

. Куланов А. Бусидо доктора Нитобэ // Япония сегодня. - 1998 - № 6. - С. 24 - 25.

. Куланов А. Самураи: столетия на пути смерти // Япония сегодня. - 1998 - № 7. - С. 4 - 9.

. Куланов А. Хагакурэ // Япония сегодня. - 1998 - № 7. - С. 13 - 14.

. Лазарев А. Тропою богов // Япония сегодня. - 1998 - № 3. - С. 18 - 19.

. Лазарев А. Как целая страна стала отшельницей // Япония сегодня. - 1998 - № 9. - С. 19 - 21.

. Маркарьян С., Молодякова Э. Истоки и корни японского национального характера // Пробл. Д. В. - 1994 - № 3. - С. 155 - 163.

. Сашин Л. Наследники самураев // Япония сегодня. - 1998 - № 7. - С. 10 - 11.

. Путь самурая. [ Электронный ресурс]: материалы по истории Японии и развитию самурайского сословия. - Соpyright © 2000 - 2003 Aikidoka.ru. - Режим доступа: http//www.aikidoka.ru.



ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ КРАСНОЯРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ Кафедра всеобщей истории

Больше работ по теме:

КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]

Скачать реферат © 2018 | Пользовательское соглашение

Скачать      Реферат

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ