Эволюция директивных речевых актов в английском языке

 

Содержание

Введение

Глава 1. Историко-прагматические основы анализа РА директива

1.1 Принципы прагматического анализа РА в диахронии

.1.1 Системно-деятельностный подход к анализу РА

.1.2 Основные понятия прагмалингвистики

.2 Прагматический статус РА директива

.3 Организация выборки и математические методы обработки данных

Выводы по первой главе

Глава 2. ИСТОРИЧЕСКИЙ ИНВАРИИАНТ ПрагматическОЙ СИСТЕМЫ РА директива в английском языке

2.1 Принципы моделирования РА директива

.1.1 Антропоцентрический блок модели РА директива

.1.2 Блок условий и способов реализации РА директива

.1.3 Центральный речеактовый блок директива

.2 Простые РА директивы

.2.1 Прямые РА директивы

.2.2 Косвенные РА директивы

.3 Сложные РА директивы

.4 Прагмасемантические разновидности РА директивов

.5 Стратегии вежливости в РА директивах

Выводы по второй главе

Глава 3. Развитие прагматическОЙ СИСТЕМЫ РА директива в английском языке XVI - XX вв.

.1 Историческое варьирование простых РА директивов

.1.1 Историческое варьирование прямых РА директивов

.1.2 Историческое варьирование косвенных РА директивов

.2 Историческое варьирование сложных РА директивов

3.3 Историческое варьирование прагмасемантических разновидностей РА директивов

3.4 Историческое варьирование принципа вежливости в РА директивах

.5 Эволюция прагматического поля побуждения в английском языке

Выводы по третьей главе

Заключение

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ИЛЛЮСТРАТИВНОГО МАТЕРИАЛА

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

греч. - греческий

ед. ч. - единственное число

и.-е. - индо-европейский

л. - лицо

лат. - латинский

мн. ч . - множественное число

ра - речевой акт / речевые акты

тра - теория речевых актов

I - информация

H - слушающий

ОЕ. - Old English- Merriam Webster Collegiate Dictionary

р - искомое действие, выраженное в пропозиции РА директива- говорящий

у - состояние, выраженное в пропозиции РА директива

Введение

Ведущая парадигма современного языкознания определяется антропоцентрическим подходом к вербальной коммуникации. Среди коммуникативно ориентированных лингвистических дисциплин одной из наиболее продуктивных является прагмалингвистика, интегрирующая исследования речевого акта (далее - РА) [1] и дискурса [2], которая переживает сегодня период активного развития и взаимодействия с историческим, межкультурным, когнитивным направлениями и превращается в комплексную междисциплинарную область исследований [38, 66, 68, 69, 71, 191, 219, 273]. Историческая прагмалингвистика ознаменовала возрождение интереса к диахроническим исследованиям в лингвистике на новом этапе; в ее методах и концепциях отразился поворот языкознания к проблематике речевой системности и исторического варьирования, акцент на новой области анализа - РА и дискурсе, рассматриваемых в аспекте диахронии [94, 226, 252, 257, 258, 297].

Категория волеизъявления не перестает быть в центре внимания исследователей, изучающих различные аспекты этого явления: структурно-морфологические, функционально-семантические, прагматические, социокультурные.

Традиционный анализ парадигмы императивного предложения привел к формированию общего представления о морфологических и синтаксических особенностях языкового оформления побуждения в рамках теорий наклонения и модальности [10, 12, 24, 25, 138, 157, 245, 263].

Функционально-семантический подход к изучению побуждения позволил выявить различные семантические типы побудительных высказываний [18, 26, 27, 72, 217], изучить тема-рематические отношения в побудительных предложниях [26] и описать функционально-семантическое поле побуждения как проявлениее модальности волеизъявления [17].

Качественно новым стало обращение к реальному речевому общению, к употреблению языка коммуникантами, что позволило выйти за рамки формально-семантического описания и обусловило рассмотрение побуждения в прагмалингвистике как отдельного речевого акта - директива [43, 55, 94, 113, 149, 163, 175, 176, 230, 253, 268, 269, 289 и т.д.]. Описаны прямые и косвенные способы реализации РА директива, прагматические подтипы директива, выявлены простые и сложные РА директивы в плане синхронии.

Формирование историко-прагматического направления в лингвистике последних лет положило начало изучению исторического развития РА директивов: проанализировано изменение их отдельных аспектов (локутивного, иллокутивного и пр.) [26, 47, 76, 228, 260], РА директивов, косвенно реализованных вопросительными конструкциями английского языка XVI - XX вв. [226].

Вместе с тем многие кардинальные проблемы структуры, семантики и прагматики побуждения, включая статус директива как РА, его прагматические разновидности, взаимодействие аспектов в системе РА, комуникативные стратегии побуждения, не получили исчерпывающего освещения, отсутствует целостное представление о системе директива в синхронии. Проблемы исторического развития РА директива еще ждут своего решения. Назрела необходимость комплексного осмысления сущности директива и эволюции языкового выражения волеизъявления в английском дискурсе.

Актуальность темы исследования обусловлена растущим интересом лингвистов к теории речевых актов (далее - ТРА), а также к детализированному исследованию отдельных типов РА. В настоящее время наука не располагает исчерпывающими данными о прагматических свойствах РА директивов ни в синхронии, ни в диахронии. Стремление создать целостное представление о статусе РА директива в английском языке обусловливает необходимость системного изучения прагматических инвариантов и их исторических вариантов в рамках нового направления современной лингвистики - исторической прагмалигвистики.

Выбор темы обусловлен также вниманием к эволюционным процессам в дискурсе, в частности, к развитию стратегий вежливости в РА директивах. Поэтому научным заданием настоящей работы является комплексное исследование эволюции прагматических свойств РА директива в английском языке XVI - XX вв. с учетом его семантических, структурно-функциональных, социокультурных и когнитивных сторон.

Связь исследования с научными темами. Тема диссертации соответствует профилю исследований, которые проводятся на факультете иностранных языков Харьковского национального университета имени В.Н. Каразина, объединенных в рамках темы «Систематическое описание и методика обучения иноязычной речевой деятельности», номер государственной регистрации 0100U003310.

Общей целью исследования является комплексное многоаспектное изучение эволюции РА директива в английском языке, его речеактовых и дискурсивных характеристик на основании системно-деятельностного историко-прагматического подхода.

Из общей цели вытекают конкретные задачи исследования:

1. Исходя из общих системно-деятельностных принципов уточнить семантико-прагматический статус РА директива и критерии его дифференциации от РА иных типов.
2. На основе аспектно-блочного представления РА моделировать диахронический инвариант прагматической системы РА директива.
3. Проследить историческое варьирование отдельных прагматических аспектов простого и сложного, прямого и косвенного РА директива и описать диахронические варианты прагматической системы РА директива в английском языке XVI - XX вв.
4. Выявить коммуникативные стратегии вежливости, реализованные РА директивами в английском побудительном дискурсе, и проследить их историческую динамику в XVI - XX вв.
5. Построить модель прагматического поля побуждения в английском языке и описать эволюцию его конституентов.

Объектом исследования избраны прагматические свойства РА директива и связанные с ними семантические, структурно-функциональные, социокультурные и когнитивные особенности выражения побуждения в английском языке.

Предметом исследования служит историческое варьирование системы диахронических постоянных и переменных прагматических характеристик РА директива в XVI - XX вв.

Материалом для исследования послужили РА директивы из художественной прозы Великобритании XVI - XX вв. В общей сложности проанализированы особенности и функционирование 6000 английских директивов в различных контекстах и ситуациях. Анализируемые примеры почерпнуты методом сплошной выборки из художественных произведений жанров романа и драмы ____ авторов общим объемом до __ страниц.

Методология и методы исследования. Методологической основой данного исследования является системно-деятельностный и функциональный подход к анализу речевой коммуникации. Теоретической базой исследования служат теория самоорганизующихся систем, теория речевой деятельности и теория речевых актов в их преломлении в исторической прагмалингвистике. Прагматическая эволюция РА директива, рассматриваемого как системное явление, трактуется как следствие развития общества, культуры и системы языка в целом в их взаимодействии и взаимосвязи.

Задачи настоящего исследования определяют конкретные методы их анализа. Для прагмалингвистического изучения РА директива в исторической перспективе используются методы аспектногго моделирования РА, контекстно-ситуативный, системно-функциональный, морфологическыий и структурно-семантический анализ; для изучения аспекта адресанта и адресата, ситуативного, метакоммуникативного и иных аспектов РА помимо вышеназванных также применяются элементы методов смежных парадигм - социолингвистики, психо- и когнитивной лингвистики; метод полевого моделирования привлекается в прагматическое исследование для целостного представления эволюции системы РА директива; анализ стратегий и тактик дискурса основан на когнитивных, прагматических и социокультурных методах описания принципа вежливости.

Полученные количественные данные обрабатывались с применением достижений современной лингвостатистики, в частности, методом сравнения величин квадратичного отклонения долей [56].

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые осуществлен специализированный комплексный анализ эволюции РА директива как многоаспектной системы в английском языке, уточнен прагматический статус директива. Дальнейшее развитие получила семантико-прагматическая типология директивов, представление о сложных РА директивах и их типах. Новым в работе является определение диахронического инварианта и вариантов системы РА директива, основных закономерностей и тенденций их исторического варьирования в английском языке XVI - XX вв. Впервые в настоящем исследовании построено прагматическое поле побуждения и описано историческое варьирование его конституентов. В результате первого анализа реализации принципа вежливости в РА директивах выявлен набор стратегий вежливости в побудительном дискурсе и прослежено их историческое развитие в речи XVI - XX вв.

Научная новизна полученных результатов может быть обобщена в следующих положениях, выносимых на защиту:

1. Директивный речевой акт представляет собой волеизъявление говорящего, направленное на последующее осуществление адресатом связи между объектом и его признаком. Его ведущая иллокутивная цель - побуждение адресата совершить действие либо изменить состояние относительно временных и/или локальных координат. Когнитивную основу директива составляет концепт воля-хотение.
2. По различным прагматическим критериям в системе РА директива выделяются инъюнктивы и реквестивы; прямые и косвенные директивы; косвенные эксплицитные и косвенные имплицитные РА; простые и сложные РА; моно- и полииллокутивные РА.
3. Прагмасемантические разновидности РА директивов включают диахронические постоянные приказы, требования, просьбы, советы и пожелания, разрешения, запреты. Отдельные свойства иллокутивных подтипов этих разновидностей - их диахронических переменных - варьируются в плане диахронии.
4. В прагматической системе РА директива выделяется инвариант и диахронические варианты, которые в различной степени подвержены историческому варьированию. Это варьирование выражается в качественном и количественном изменении отдельных аспектов РА директива, не затрагивающих сущности иллокутивного аспекта - его диахронической постоянной. Ведущие тенденцие эволюции директива заключаются в снижении степени эксплицитности иллокутивной силы РА и в повышении частотности косвенных директивов за счет прямых в ХХ в. по сравнению с XVI в.
5. РА директивы реализуют стратегии негативной и позитивной вежливости, исторически изменчивые по характеру. Негативная вежливость ингерентно присуща ликоповреждающему РА директиву, она стабильно доминирует в побудительном дискурсе XVI в. - ХХ вв. Историческое варьирование проявляется в росте частотности употреблеия стратегий негативной вежливости по сравнению с позитивной, качественный состав стратегий сохраняется..
6. Совокупность диахронически постоянных и переменных РА может быть структурирована в виде поля с центром, доминантой и периферией, выделенных по критерию иллокутивной силы. Доминанту поля побудительности образуют прямые директивные РА, моноиллокутивные инъюнктивы и реквестивы; его центр - прямые и косвенные полииллокутивные директивы; периферию - РА не-директивы, в которых побуждение выступает сопутствующей иллокутивной силой. Конфигурация поля варьируется в плане диахронии.

Теоретическая значимость исследования заключается в дальнейшей разработке проблем исторической прагмалингвистики в плане моделирования РА и его отдельных аспектов, в системной трактовке и комплексном описании взаимодействующих аспектов РА директива в ходе их исторического развития. Результаты и выводы анализа РА директива вносят вклад в изучение проблем косвенности, сложных РА, в прагмасемантическую типологию РА и полевое моделирование прагматических явлений. Опыт исследования эволюции РА директива в соотнесении с эволюцией принципа вежливости способствует углублению знаний о когнитивной и социокультурной природе принципа вежливости и о стратегиях и тактиках его реализации в дискурсах различных исторических периодов.

Практическая ценность полученных результатов и выводов состоит в том, что они могут быть использованы в курсе истории английского языка, в курсах практической и теоретической грамматики английского языка (раздел теории речевых актов и прагмалингвистики), в пособиях по разговорной практике, в спецкурсах по проблемам грамматики (наклонения), исторической прагматики и социолингвистики. Они также могут найти отражение в научных исследованиях студентов и аспирантов, в практике перевода.

Личный вклад диссертанта заключается в уточнении прагматического статуса и определении диахронических постоянных и переменных аспектов в системе РА директива; в определении закономерностей и тенденций исторического варьирования прагматических характеристик РА директива в английском языке ХVI - XX вв., в теоретической разработке проблем полевого моделирования РА директива и построении прагматического поля побуждения, в выявлении дискурсивных стратегий вежливости применительно к РА директиву.

Апробация полученных результатов. Основные результаты исследования докладывались и обсуждались на ежегодных научных конференциях в Харьковском национальном университете им. В.Н.Каразина в 1996 - 2001 гг., на международной конференции «Іноземна філологія на межі тисячоліть, посвященной 70-летию факультета иностранных языков Харьковского национального университета им. В.Н.Каразина (апрель, 2000), на международной конференции «Мови, культури та переклад у контексті європейського співробітництва» (Киев, Киевский национальный университет им. Т. Шевченко, февраль, 2001), на второй международной конференции Украинского общества исследователей английского языка Pragmatics and Beyond (Харьков, Харьковский национальный университет им. В.Н. Каразина, май, 2001).

Публикации. Результаты диссертационного исследования полностью отражены в 4 статьях, опубликованных в ведущих профессиональных журналах Украины и тезисах 3 конференций [132 - 137, 274].

Цели и задачи данного исследования определили его структуру. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, списка источников.

Во введении обосновывается актуальность, новизна, теоретическая значимость работы, намечаются цели и конкретные задачи исследования, методологические основы и методы.

В первой главе критически обобщаются достижения в исследовании прагматики побуждения, рассматриваются принципы прагматического описания речи в диахронии, организация выборки и методы проведения анализа и оценки данных, определяется прагматический статус РА побуждения.

Во второй главе моделируется прагматический инвариант системы РА директива в плане диахронии, выявляются и систематизируются морфологические, синтаксико-семантические и прагматические характеристики директивных РА, реализованных прямо и косвенно, в простых и сложных РА, определяются прагмасемантические разновидности директива, выявляются стратегии вежливости побудительного дискурса.

В третьей главе предпринимается анализ эволюции прагматических свойств РА директива в XVI - XX вв.: рассматривается функционирование исторических прагматических вариантов простых и сложных, прямых и косвенных РА и их прагмасемантических разновидностей, определяется динамика стратегий вежливости в английском побудительном дискурсе изучаемого периода; система РА побуждения конструируется в виде прагматического поля исторически изменяющейся конфигурации.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования и намечаются перспективы дальнейших научных разработок.

Полный объем диссертации составляет NN страниц компьютерного текста, объем основного текста - NN страниц, библиография включает NN публикаций, список источников иллюстративного материала - NN позиций.

ГЛАВА 1. ИСТОРИКО-ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ АНАЛИЗА РА ДИРЕКТИВА

1.1Принципы прагматического анализа речевых актов в диахронии

Историческая прагмалингвистика является одним из направлений коммуникативно-функциональной парадигмы современного языкознания, которое исследует прагматические характеристики речевой коммуникации в их историческом развитии. Основываясь на деятельностном подходе и исходя из понимания коммуникации как системы, историческая прагматика изучает постоянные и переменные элементы речевого акта и дискурса, рассматривает динамические процессы в вербальной коммуникации как результат саморазвития языка и изменений коммуникативных потребностей, обусловленных динамикой культуры и общества [226]. Используя понятие парадигмы как господствующего в какую-либо данную эпоху взгляда на язык, связанного с определенным философским течением и определенным направлением в искусстве» [190], как доминирующего исследовательского подхода к языку, познавательной перспективы, методологической ориентации, широкого научного течения [170], сущность исторической прагмалингвистики вслед за И.С.Шевченко [228] понимаем как один из подходов в составе коммуникативно-функциональной парадигмы среди синхронической прагмалингвистики, социо- и психолингвистики, что определяет наличие частичной предметно-методической общности этих направлений исследований.

речевой акт английский язык

1.1.1 Системно-деятельностный подход к анализу РА

Значительный потенциал теоретических разработок, накопленный в коммуникативно-функциональных исследованиях, свидетельствует, что они ориентированы на анализ коммуникации как системы и представляют собой «методологию языкознания, направленную на анализ разных видов коммуникативной деятельности» [173].

Системно-деятельностный подход к изучению речевого общения является ведущим в исторической прагмалингвистике [228]. Ее исходным теоретическим положением, объединяющим это направление с социо- и психолингвистикой, является теория речевой деятельности. Ее главный тезис о том, что языковое выражение - не предмет, а действие [68], в равной степени приложим ко всем дисциплинам коммуникативной парадигмы в языкознании. Хотя общие принципы деятельностного подхода к вербальной коммуникации были заложены в конце XIX - начале XX веков в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ, Э. Косериу, А.А. Потебни, Л.В. Щербы (об этом см. [83]), лишь сравнительно недавно они получили теоретическое оформление в теории речевой деятельности в трудах Е.С. Кубряковой [108 - 111], А.Н. Леонтьева [120] и др.

Речевая деятельность трактуется как «совокупность речевых действий и речевых операций со стороны говорящего, создающего речь (речевой акт), и слушающего, которая характеризуется определенными потребностями, ставит перед собой определенную цель и совершается в конкретных условиях» [110]. Наличие у речевой деятельности мотива, цели, условий протекания свидетельствует о ее общественной природе: она испытывает влияние общества и, в свою очередь, воздействует на общество, по выражению В.А. Звегинцева, «накладывает на все виды человеческой деятельности определенный отпечаток» [84]. Тем самым теория речевой деятельности как научная парадигма акцентирует внимание на коммуникантах и их роли в порождении и восприятии речи, на «целенаправленности речевой деятельности, включенной в структуру неречевой деятельности человека как члена некоего социума» [80].

Речевая деятельность обладает системностью как конститутивным свойством и может быть квалифицирована как сверхсложная система - система систем [158]. Системность является важнейшим свойством речевой деятельности; оно проявляется в том, что элементы речевой деятельности образуют комплексную когерентную структуру, уровни которой определяются взаимодействием этих элементов, причем каждый уровень может быть представлен в виде отдельной системы. Речь как «деятельностная система» [178], самоорганизующаяся и саморазвивающаяся, имеет определенные характеристики, важнейшие из которых - принципы целенаправленности, противоречия, а также смыслообразования, разноуровневости (членимой интегрированности), взаимодействия системы и среды (асимметрии), дискурсивности, интерактивности. Рассмотрим каждый принцип подробнее.

Как в любой системе, основанной на диалектическом противоречии [1, 82, 99, 102, 106, 117 - 119, 185, 198, 277], в системе речевой деятельности присутствуют взаимодействующие процессы порождения и восприятия речи [77, 80, 87, 114], структуры предложения и высказывания, единство формы и содержания. Противоречие как концептуальный признак сложно организованной системы [8] позволяет адекватно истолковать такие взаимодополнительные понятия, как виртуальность языкового знака и актуализованность речевой единицы, ведущие и сопутствующие иллокутивные силы РА, прямой и косвенный способ реализации РА, а также постоянные и переменные элементы речевой коммуникации, рассматриваемой в историческом плане.

Принцип противоречия особенно важен для диахронического исследования: поскольку каждая синхронная система является следствием развития предшествующей системы, отличающейся от нее (в данном случае системы РА директива), то диахронию, вслед за Г. Гийомом, понимаем как историю системы, «диахронию синхроний» [54], в которой наибольший интерес представляет не выявление исторических переменных как самоцель, а определение закономерностей и тенденций их развития, которое лежит в основе изменения всей системы в ходе ее исторического развития.

Предпринимаемое историко-прагматическое исследование РА директива исходит из системности речи и тем самым предусматривает комплексный анализ явлений: отдельные прагматические характеристики РА директива рассматриваются с учетом воздействия факторов, не входящих в систему языка - исторического развития культуры, общества, этоса (стиля общения в обществе). Таким образом, распространение системного подхода на уровень диахронии в прагматике позволяет рассматривать аспекты РА с точки зрения проявления системных отношений, возникающих между ними в определенный период времени (ось синхронии) и с учетом их исторических изменений (ось диахронии) [226].

Не менее весомый принцип системно-деятельностного подхода в языкознании - смыслообразующий. Если значение является конвенционально закрепленным «отображением предмета действительности в сознании», связанным с определенным звучанием [122], то смысл высказывания выводится в результате взаимодействия значений отдельных лексических и синтаксических единиц с их контекстно-ситуативным окружением. В прагматике это проявляется в переносе центра исследования с «изолированного предложения - теоретического конструкта», абстрагированного от его употребления, на понятие иллокуции и связанного с ним и с пропозиционным содержанием «актуального смысла высказывания» [97, 100, 101, 125, 151, 260].

Единицей смысла является концепт. По определению Е.С. Кубряковой, концепты - это «разносубстратные единицы оперативного сознания, каковыми являются представления, образы, понятия, известные схемы действия и поведения, то есть, некие идеальные сущности, не всегда связанные напрямую вербальным кодом ...» [111]. На синонимичность терминов «концепт» и «смысл» указывает Ю.С. Степанов: «значение слова - это тот предмет или те предметы, к которым это слово применимо, а концепт - это смысл слова» [192]. В настоящем исследовании понятие концепта находит применение в определении статуса РА директива как воплощении концепта «воля, хотение, желание».

Принцип разноуровневой организации деятельностной системы речи опирается на положение о многоуровневости языковой системы [83], развиваемое в трудах А.В. Бондарко и его последователей для моделирования функционально-семантических полей на базе общности категориального значения разноуровневых единиц [34; 36]. Так, использование принципа разноуровневости исследуемых явлений позволяет в данной работе построить прагматическое поле побуждения в виде уровневой иерархической структуры, все ярусы которой имеют общую коммуникативно-прагматическую предназначенность, задаваемую функцией побуждения.

Принцип взаимодействия системы и среды, сформулированный С.О. Карцевским [96] как принцип асимметрии и развитый впоследствии в синергетике, дает возможность объяснить несоответствия языковой формы и функции, варьирование языковых средств в зависимости от условий их употребления в синхронии и от развития человеческой коммуникации в диахронии. В настоящем анализе этот принцип воплощается в аспектно-блочном моделировании РА директива, в трактовке варьирования стратегий вежливости, реализуемых РА директивами в дискурсах различных исторических периодов как процесса, связанного с изменением и языковой системы, и с развитием принципа вежливости в социокультурной среде Великобритании XVI - XX вв.

Принцип дискурсивной ориентации деятельностной системы раскрывает значение контекста для формирования смысла высказывания. Понятие контекста как совокупности лингвистических и экстралингвистических условий употребления слова нередко включается в понятие ситуации (как в предложенное Б. Малиновским понятие «конситуации»), то есть расширение рамок языка и включение в контекст социальных процессов [36, 44, 143, 273], либо отождествляется с ней: ср. «контекст - словесное окружение, ситуация» [66, 69, 97, 157]. В этом принципе прослеживается роль личности коммуникантов, взаимодействия социальной среды и системы языка для определения функций высказывания, что связывает его с принципом интерактивности - взаимодействием адресанта и адресата в ходе общения.

Интерактивность дискурса проявляется в соблюдении (или нарушении) коммуникативных постулатов, стратегий и тактик вежливости, стратегий коммуникативного воздействия на адресата, в учете фактора адресата и его прогнозируемой реакции. По определению О.П. Воробьевой, при восприятии письменной речи в концептуальной модели текста содержится фрейм гипотетического адресата - «матрица позиций, соотносимых с точкой зрения и предполагаемыми особенностями, характерными для того или иного типа предполагаемого читателя, параметрируемого в зависимости от его социально-личностных свойств, которые в опосредованном виде отражаются в текстовой семантике» [49]. Направленность на конкретного адресата осуществляется в РА в основном посредством выбора локутивных средств, способа представления иллокутивной силы (прямой или косвенный), выбора маркеров дискурса и негативных или позитивных стратегий вежливости.

В целом выявленные системно-деятельностные методологические основы определяют интегративный характер исторической прагмалингвистики как новой парадигмы анализа, что соответствует общей тенденции к плюрализму и синтезу научных подходов, характерной для науки конца XX - начала XXI века [19, 20, 168, 185, 226, 242].

1.1.2 Основные понятия прагмалингвистики

Избранный ход диахронического исследования РА директива - от функции к языковой форме - обусловил интерес к изучению явлений сферы прагмалингвистики (сущности и разновидностей РА директивов и связанных с ними иллокутивных маркеров, перформативных глаголов, коммуникативных принципов и др.) для выявления инвариантных и вариативных особенностей их функционирования в различные исторические периоды, что предполагает широкое использование основных понятий прагмалингвистики, разработанных в рамках ее синхронического направления.

Синхроническая прагматика служит важнейшим источником исторической прагмалингвистики. В науке сложилось несколько трактовок прагмалингвистики. Это семиотическая линия Ч. Морриса и Ч. Пирса [276], развитая впоследствии в трехкомпонентной модели речевой деятельности Ю.С. Степанова [190], который выделилил прагматику как раздел общей теории знаков среди синтаксиса и семантики. В этих моделях семантика указывает на отношение знака к объектам окружающего мира, синтактика - на отношение знаков между собой. Прагматика понимается как отношение знака к носителю языка, как присвоение себе языка говорящим в момент речи (она обозначается Ю.С. Степановым термином дектика от греч. могущий вместить в себя [190]), или как коммуникативное развертывание адресатом личностных смыслов (П.В. Зернецкий) [86].

Стимулированное работами Дж. Остина, П. Грайса, Дж. Серля [61, 149, 175, 176] интенсивное развитие прагматики последних десятилетий, привлечение данных когнитивной лингвистики, психо- и социолингвистики для анализа продуцирования, восприятия и хранения языковой информации [31, 32, 65, 171, 203], подготовили новое осмысление прагмалингвистики как синтезированной дисциплины. Для него характерна интерпретационная ориентация исследований вербальной коммуникации, что обусловливает связь прагматики с теорией контекста: именно контекст обеспечивает возможности изменения прагматического значения, интегрированного с семантикой языковой единицы [131]. Синтезированная прагмалингвистика предполагает выход за пределы семиотики и превращение ее в раздел общей теории коммуникации.

В европейском языкознании последних лет выделяют два подхода к прагматике: интегрированный, соответствующий ее классической семиотической трактовке, и радикальный, рассматривающий лингвистику и прагматику как различные, но взаимодействующие когнитивные области [168, 185, 202, 275]. Взаимное дополнение этих подходов к прагмалингвистике, их синтез, позволяет представить целостную прагматическую теорию, базирующуюся на знании языковой реализации (performance) и коммуникативной компетенции (competence).

В соответствии с целями и задачами настоящего исследования прагмалингвистика трактуется как синтезированная дисциплина, объединяющая взаимосвязанные направления исследований РА (ТРА) и дискурса (конверсационный анализ) [7, 38, 60, 61, 66, 67, 68, 73, 100, 119, 149, 160, 163, 173, 176, 199, 239, 290]. По определению Т. ван Дейка, конечной целью прагматической теории языка является установление связи между высказываниями (и, следовательно, грамматикой), с одной стороны, и различными видами взаимодействия (и, следовательно, социальными науками), с другой [65]. Детализация сущности прагмалигвистики предполагает, что это коммуникативный аспект языка, ориентированный на исследование конечного итога - эффекта языковой коммуникации … как его интегральная характеристика в плане взаимного воздействия коммуникантов в процессе общения [104, 147, 150, 153, 156].

В исторической прагмалингвистике анализ РА и дискурса получает развитие на материале речевой коммуникации отдаленных исторических периодов, что позволяет глубже осознать современное состояние прагматической системы, с одной стороны, и установить характер диахронических изменений РА и дискурса (его стратегий и тактик), с другой.

Единицей настоящего анализа признается речевой акт, понимаемый как «определенная совокупность речевых операций или речевых актов-функций, характеризующаяся целенаправленностью, осознанностью, контекстуализованностью, динамичностью, возможностью как самостоятельного употребления в речевом взаимодействии, так и включения в другую форму деятельности» [95]. Языковой формой РА служит высказывание - актуализованное в речи предложение, используемое для достижения коммуникативной цели.

Сущность РА наиболее полно определена в ТРА. Эта теория акцентирует в качестве предмета анализа прагматический смысл высказывания как результат произнесения говорящим предложения в ситуации непосредственного общения со слушающим. По мнению И.М. Кобозевой, ТРА - это логико-философское по исходным посылкам и лингвистическое по результатам учение о строении элементарной единицы речевого общения, преимущественно межличностных отношений [100]. В ТРА речевой акт рассматривается как трехуровневое единство, включающее три вида действий: локутивное, иллокутивное и перлокутивное. Локутивный акт представляет собой акт говорения, иллокутивный акт - совершение действия в процессе произнесения высказывания. Перлокутивный акт - воздействие на адресата посредством произнесения высказывания [163].

При проведении анализа эволюции прагмалингвистических свойств РА директива языковой материал отдаленных исторических периодов доступен исследователю единственно в виде письменных текстов. Адекватное отражение состояния устной речевой коммуникации эпохи содержится в тех частях текстов художественной литературы, которые содержат персонажную речь, представленную в виде диалога. Вслед за М.М. Бахтиным, понятие диалогичность используем в его широкой трактовке [15].

Использование репрезентированной речи в качестве материала историко-прагмалингвистического исследования требует уточнения конституентов РА. Полагают, что в случае устно-речевых актов ситуация реализации включает, как правило, минимум двух участников коммуникации (говорящего и адресата), в случае же письменно-речевых - одного [163], однако наша позиция в этом вопросе менее категорична. Исходим из того, что процесс общения предполагает минимум двух коммуникантов (физических лиц или гипотетического адресата, alter ego). Ориентация РА на адресата проявляется в стилистической окрашенности текста, в выборе этикетных форм обращений и пр. Таким образом, в коммуникативной линии персонаж-персонаж оба коммуниканта предстают как вполне реальные лица [226].

Кроме того, в письменной речи сохраняются ведущие характеристики РА: во-первых, РА есть действие, во-вторых, оно реализуется в речи, поэтому при выявлении исторической динамики прагматических характеристик общения и анализе вариативности конституентов РА директива в диахронии справледливо считать, что письменная форма дискурса, представленная в художественной литературе, является достаточно надежным источником сведений о РА и дискурсе отдаленных исторических периодов, позволяющим адекватно описать тенденции динамики системы коммуникации в целом.

Полученные данные анализа РА директива позволяют предположить несоответствие границ РА и предложения-высказывания. Теоретически это находит обоснование в том, что РА может быть как больше, так и меньше высказывания и может быть реализован частью предложения либо последовательностью высказываний [50, 52, 59, 129, 155, 175, 176, 201, 209, 238]. Так, Т. ван Дейк признает возможность одного сложного предложения реализовать несколько РА: один иллокутивный акт всегда отделен от другого границей предложения, при этом иллокутивный акт, выражающийся одним предложением, может быть составным [64]. Д. Вундерлих утверждает, что сложный РА может состоять из нескольких простых речевых актов [295].

Сложный РА определяется В.И. Карабаном как не-минимальная единица речи, представляющая собой «сочетание простых РА как минимальных речевых единиц, объединенных одним из трех типов дискурсивных отношений и характеризующихся определенной дискурсивной функцией» [95], где под дискурсивными отношениями имеется в виду субординация перлокутивных целей РА-компонентов сложного РА, координация их перлокутивных целей или отношение способствования между ними. Непосредственными компонентами сложного РА выступают простые РА-функции и дискурсивный акт их связывания [там же]. Сложные РА, в частности, сложные РА директивы, характеризуются единой постакторечевой интенцией и функционируют в речи как цельные речевые единицы.

Одной из важных проблем предпринимаемого историко-прагмалингвистического анализа РА директива является выбор классификации речевых актов. В языкознании известны несколько типологий речевых актов: Дж. Остин базируется при этом на классификации иллокутивных глаголов [149], Дж. Серль на 12 различительных признаках, таких как иллокутивные глаголы, коммуникативное намерение, место речевого акта в дискурсе и пр. [175], однако в современной лингвистике не достигнуто единства мнений по данному вопросу. В целом все известные типологии Дж. Версурен делит на две большие группы: обобщающие классификации, выделяющие наиболее крупные классы РА, и дробящие РА и их типы на более мелкие единицы (lumper attitude/splitter attitude) [292]. Задачам данного исследования наиболее соответствует подход, ориентированный на вычленение основных типов РА: историческая прагмалингвистика на настоящем этапе основывается на обобщающих подходах к классификации РА, поскольку «пока мы можем говорить о восстановлении прагматических категорий речи ранних исторических периодов с большой долей условности, лишь в виде общих тенденций, а не абсолютных данных» [226].

Так, в классификации Дж. Остина директивы и реквестивы входят в класс экзерситивов [149] наряду с иными РА, которые выражают употребление говорящим своей власти, осуществление прав, оказание влияния.

РА директив как побуждение к действию отнесен Дж. Серлем к одному классу РА вместе с запросом информации - побуждением к говорению. Система РА Дж. Серля включает в себя следующие пять типов РА, выделенных на основании критерия иллокутивной цели: директивы (побуждения к невербальному действию и побуждения к вербальной реакции - спрашивание), ассертивы, комиссивы, декларативы, экспрессивы.

В своей типологии РА Дж. Лич разделяет директивы Дж. Серля на два принципиально различных типа - собственно директивы и рогативы, что особенно значимо для нашего исследования. При этом Дж. Лич исходит из разности иллокутивных целей и характера информации, передаваемой этими типами РА: директив содержит информацию об интендируемом действии и деятеле, а рогатив содержит запрос о сообщении информации адресантом. Дж. Лич разделяет приказ и просьбу по признаку степени обязательности/необязательности исполнения интендируемого действия адресатом и отличает просьбу и предложение услуги по «степени выгоды», т.е. желательности действия для адресата. В целом пятичленная классификация Дж. Лича состоит из директива, ассертива, комиссива, экспрессива и рогатива [268], он не вычленяет декларативы в отдельный тип РА.

В основу речеактовой таксономии Г.Г. Почепцова положен критерий интенции, на основании которого выделяются пять прагматических типов предложений: директив, констатив, перформатив, комиссив, квеситив [90]. Большинство прагматических типов предложений совпадает с системой Дж. Серля (директив, констатив, комиссив) и Дж. Лича (рогатив - квеситив). В особый класс выделены перформативы - РА, служащие для совершения действия, выраженные положительными глагольными формами настоящего времени. Привлекательность данной типологии для исследования РА директива заключается в заложенной в ней возможности дальнейшего деления типов РА на подтипы: директива на инъюнктив и реквестив, комиссива на промисив и менасив.

Г.Г.Почепцов указывает на существование фатической метакоммуникативной функции языка, которая проявляется в коммуникации, сопутствующей коммуникации, она направлена на включение/переключение внимания адресанта на сообщение, поддержание на нужном уровне внимания адресанта в период передачи сообщения и, наконец, на размыкание речевого контакта [162]. Данная функция выделяется также О.С. Ахмановой (как контактоустанавливающая) [9]. На этом основании в настоящем исследовании выделяем РА с соответствующей иллокутивной целью и используем для его наименования понятие фатического метакоммуникативного РА, как это делают Т.Д. Чхетиани, И.С. Шевченко и др. [220, 221].

Таким образом, используя в качестве методической основы изучения эволюции прагматических свойств РА директива идеи типологий Г.Г. Почепцова и Дж. Серля, в аппарат настоящего исследования включаем следующие типы РА: директив (инъюнктив и реквестив), квеситив, констатив, экспрессив, комиссив (менасив и промисив), фатический метакоммуникатив (РА установления, поддержания и размыкания речевого контакта).

1.2 Прагматический статус речевого акта директива

Прагматический статус побуждения неоднократно привлекал внимание лингвистов в плане синхронии (И.М. Аринштейн, Е.М. Беляева, Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев, А. Вежбицка, Л.А. Бирюлин, В.С. Храковский, Н.Ф. Гладуш, Е.Ю. Груздева, А.В. Дорошенко, В.Г. Куликова, О.Г. Почепцов, Дж. Серль, О.С. Склянчук, О.Л. Шевченко, Э. Тсуи) [4, 18, 22, 23, 25, 38, 43, 55, 72, 163, 175, 176, 177, 179, 180, 230], сделаны первые шаги в направлении его изучения в диахронии (И.С. Шевченко, Т. Кохнен, Э. Трауготт) [223, 226, 259, 261]. Однако его сущность нуждается в уточнении.

Традиционно РА директив определяется как волеизъявление говорящего, направленное на выполнение действия слушающим или третьим лицом, иными словами директив - это такой РА, посредством которого говорящий хочет определенным образом повлиять на слушающего, стимулируя выполнение желаемого действия. Иллокутивная цель говорящего заключается в том, чтобы побудить адресата совершить некое действие в определенных временных и локальных условиях, причем интендируется физическое действие, а не сообщение информации [4, 18, 23, 37, 38, 55, 72, 113, 163, 175, 179, 230, 237, 261, 281, 291].

Привлечение когнитивного подхода к анализу прагматических явлений [101, 108, 260] свидетельствует, что когнитивную основу РА директива составляет концепт воля-хотение, который в соответствии с принципами концептуального анализа Ю.С. Степанова [191] имеет основные, дополнителные и этимологические признаки. Основной или актуальный признак концепта воля-хотение включает мыслительные категоризации состояния готовности к действию [там же], которые можно представить в виде формулы:

Я - хочу ? некто/нечто - сделать/стать р

Этимологически английское will вoсходит к готскому wiljan, wiliau, wileis. Этот глагол спрягается по формам оптатива от и.-е. корня *uel- выбирать далее хотеть [3], таким образом, в германских языках хотеть осознается как состояние, связанное с выбиранием предмета из некоторого набора, как состояние выбора [там же], что определяет дополнительные или пассивные признаки концепта воля-хотение, которые сохраняются как вторичные значения у современного английского will. Словарная статья этого глагола содержит следующие релевантные для нашего анализа значения: ОЕ. wille, infin. wyllan, used to express desire, wish (ранее XII в.), а в современном языке: desire, choice, willingness, consent/refusal, а также to order or direct by a will, to determine by an act of choice (bequeath, decree, ordain, intend, purpose, choose) [MWCD]. Семантические значения концепта воля-хотение отражены в речеактовых глаголах, соответствующих РА директиву. Связь данного концепта с желательным наклонением - оптативом проявляется в том, что это наклонение выражается модальными глаголами.

Способом категоризации РА служат перформативные (называемые также речеактовые, иллокутивные) глаголы. Из множества разноречевых трактовок сущности и количества речеактовых глаголов в настоящей работе вслед за Дж. Остином [149] используем понятие перформативный глагол и выделяем такие его основные свойства, как предназначенность для индикации иллокутивной силы РА, наличие определенной семы (dictum), наличие скрытых допущений, предположений, эмоций. Хотя Дж. Серль предупреждает, что роль этих глаголов в установлении типа РА не следует преувеличивать [282], по определению А. Вежбицкой, в наборе речеактовых глаголов английского языка «отражается определенная интерпретация мира человеческих действий и взаимодействий» [293], что обусловливает социально-культурную специфичность этих глаголов, предполагает их диахроническое варьирование.

Поскольку ведущая функция перформативных глаголов - индикация типа РА, что наиболее наглядно проявляется в РА перформативах, формой перформативного глагола, как правило, является 1 лицо ед. числа изъявительного наклонения настоящего времени (по данным В.В. Нагайчук, это могут быть и иные глагольные формы: множ. числа, пассива, оптатива и т.п. [144, 169]). С помощью перформативных глаголов 1 лица оптимально моделируются семантико-прагматические отношения, приписываемые говорящему в РА.

Границы между отдельными группами перформативных глаголов, как отмечает Э. Трауготт, не являются абсолютными, однако на основании данных семантического анализа выявлены по меньшей мере четыре группы глаголов, индицирующих директивы, репрезентативы, комиссивы, экспрессивы. К директивам отнесены глаголы типа commаnd, ask, pray, с помощью которых осуществляется побуждение к выполнению действия и к изменению мира в соответствии со словами говорящего. Реализуя директив, говорящий не высказывает предположений о мире. Целью высказывания I hereby command you to do X является достижение состояния, названного в пропозиции [288].

Значение перформативного глагола, как и каждого слова, может быть представлено как некоторая конфигурация семантических примитивов [294]. На этом основании в основу нашего понимания семантики перформативных глаголов положены результаты их разложения на семантические составляющие (по выражению А.Вежбицкой, декомпозиции на семантические примитивы), позволяющие выявить семантические инварианты значения слова через анализ широкого круга его употреблений с опорой на интроспекцию исследователя. Обзор перформативных директивов в их современном состоянии свидетельствует, что набор перформативных глаголов может быть сведен к следующим группам:

ASK (request, beg, beseech, implore, appeal, plead, intercede, apply, urge, persuade/dissuade, convince);(command, demand, tell, direct, instruct, require, prescribe);(counsel, consult, recommend, suggest, propose, advocate);(prohibit, veto, refuse, decline, reject, rebuff, renounce, cancel, resign, dismiss) [293].

Приведенный А.Вежбицкой список не является исчерпывающим, однако он содержит основные семантические единицы волеизъявления. Используя расширительный подход к речеактовым глаголам, Т. Баллмер и
В. Бренненштуль дополняют его следующими:
VOLITION (like, prefer, aspire to, desire, intend);INTO FOCUS (focus, point at, refer to);(commission, request, prescribe, entice, etc.) [241], которые во многом синонимичны с набором глаголов А. Вежбицкой.

Как отмечает А. Вежбицка [44], семантическое значение речеактовых глаголов может быть представлено в виде последовательности логических формул, например, значение ASK - одного из наиболее распространенных перформативных глаголов, выражающих побуждение, включает в себя:

I say: I want you to do Xthink of it as something that will be good for meassume that you dont have to do itdont know whether you will do itsay this because I want to cause you to do it [293].

В приведенной последовательности присутствует универсальное значение побуждения, общее для всех перформативных глаголов данной группы, а также специфичные значения, соответствующие условиям РА директива. Так, в значение глагола ask входит компонент бенефициальности действия Х для адресата и предположения о том, что адресат не обязан его выполнить. Компонент незнания определяет вежливую просьбу, ненавязчивый характер РА, указывает на скромность запроса говорящего, который не знает, будет ли действие Х совершено. Наконец, последняя формула эксплицирует побуждение как компонент значения глагола ask. Например:

«Please go, he asked. Not now. Its not safe» (S. Maugham)

Сопоставление значений глаголов побуждения, приведенных в словаре А. Вежбицкой [293], показывает, что у глаголов request, intercede, apply, urge, persuade, относящихся к группе ASK, присутствуют такие общие компоненты значений, как побуждение и вежливая просьба.

Дополнительными значениями, входящими в набор значений глаголов данной группы, являются сложность достижения желаемого для адресата (beg (for), appeal (for), apply); эмоциональная окраска просьбы о совершении Х (implore, appeal, beseech, plead), выражающаяся формулой

I feel something thinking about it [там же].

Для глаголов группы ASK и ADVISE характерно отсутствие более высокого властного статуса адресанта, что делает соответствующие РА просьбами в отличие от приказов, а также объясняет неуверенность в эффекте воздействия просьбы на адресата - в выполнении интендируемого действия Х, например:

«Why dont you send him some money?» he inquired (M. Spark)

«I advise you to be off on your ride before you get into any more trouble» (P. Shaffer)

Для перформативных глаголов, образующих группы ORDER, FORBID, характерно наличие общего семантического компонента побуждения, сопровождающегося индивидуальными дополнительными признаками. В частности, ORDER имеет значение:assume you understand that you have to do what I say I want you to dosay: I want you to cause X to happensay this because I want to cause you to do itassume that you will do it because of that [293].

Дополнительным компонентом значений глаголов групп ORDER, FORBID выступает обязательность для слушающего исполнения действия Х в силу скрытого предположения о подчиненном статусе адресата. Эти глаголы также предполагают немедленное выполнение действия Х (command, order, etc.), но если command в основном ориентирован на настоящее время (Fire! Come on!), то order - на настоящее и будущее, выраженное, как правило, средствами темпорального дейксиса:

«Jolly good show, keep it up!» (A. Christie)

«Go on, Betty. Go on. You better go now» (J. Priestley)

Сравнение универсального компонента значения побуждения всех перечисленных перформативных глаголов позволяет выявить разновидности этого значения, заложенные в семах определенных глаголов, которые могут быть обобщены в следующих формулах, выделенных нами для определенных глагольных групп:

direct, demand, etc.: I want you to do X, request, etc.: I want something (X) to happen, apply, etc.: I want you to cause X

На этом основании ведущим значением побуждения следует признать не только побуждение адресата к выполнению действия, но и к изменению некоторого состояния адресата или третьего лица /объекта.

Семантика перформативных глаголов, с одной стороны, отграничивает РА директивы от РА других типов, а с другой, позволяет выделить среди директивов приказы и вежливые просьбы, то есть инъюнктивы и реквестивы, по определению Г.Г. Почепцова [160]. Так, для инъюнктивов характерны перформативные глаголы групп ORDER, FORBID (в последнем случае семантический компонент приказа сопровождается негативным компонентом, накладывающим запрет на начало действия либо требующим прекратить производимое действие), например:

Do not be frightened, ladies, but be gone, I prohibit you to stay

(G. Villiers)

I tell you let them stay a few more minutes (Th. Hardy)

Для реквестивов характерны перформативные глаголы групп ASK, ADVISE, например:

Friend, let me have the first, I pray you (B. Jonson)

Sophia, my girl, I urge you, dont ever give him any instance of your attachment (O. Goldsmith)

Определение компонентов семантики перформативных глаголов волеизъявления способствует уточнению условий успешного осуществления РА директива. По данным Дж. Серля, для одной из разновидностей РА директива - реквестива пропозициональным содержанием является «будущее действие p, предицируемое слушающему H (где S - говорящий, H - слушающий, p - действие), прагматическими пресупозициями («предварительными условиями») являются: «H способен совершить действие p (S полагает, что H способен совершить p)»; условием искренности является то, что «S хочет, чтобы H совершил p», существенное условие просьбы заключается в том, что она «рассматривается как попытка заставить слушающего H совершить действие p» причем «ни для S, ни для H не очевидно, что S совершит p по своей воле при нормальном течении событий» [296].

В соответствии с принципами анализа условий РА Дж. Серля уточним условия успешности РА директива и его прагматических разновидностей - инъюнктива и реквестива. По нашим данным, условие пропозиционального содержания директива выходит за рамки постулируемого Дж. Серлем. Рассмотрим примеры:

(1) My dear madam, will you take care of this point? (Th. Hardy)

(2) Let it be carried into your bed chamber (L. Sterne)

(3) Let them speak the easy caralessness of heart that opens itself

(L. Sterne)

(4) Here is Barton Valey. Lok it up and be tranquil if you can (J. Austen)

Условиями пропозиционального содержания в приведенных высказываниях являются, соответственно: (1) будущее действие предицируемое слушающему; (2) будущее действие, предицируемое предмету; (3) будущее действие, предицируемое третьим лицам; (4) будущее состояние, предицируемое слушающему. На этом основании пропозициональное условие РА директивов определяем как будущее действие или состояние, предицируемое слушающему или третьему лицу/лицам.

Предварительные условия директива имеют вид: слушающий способен осуществить будущее действие либо изменить состояние. Невыполнение данного условия делает акт побуждения бессмысленным. Оно играет ведущую роль в выборе прямого или косвенного способа реализации побуждения: если адресант не уверен, в состоянии ли адресат выполнить действие, он продуцицрует высказывание в форме запроса о возможности, чтобы избежать риска невыполнения побуждения, выраженного императивом: Can you do p?

Условие искренности директива в соответствии с приведенными выше примерами может быть выражено как:

(1) S wants H to do p

(2) S wants p to happen

(3) S wants persons of kind (Z) to do p

(4) S wants H to become Y

В обобщенном виде условие искренности представляет собой желание говорящего, чтобы слушающий или третье лицо/лица оcуществил будущее действие или изменил состояние, а существенным условием является попытка говорящего побудить слушающего или третье лицо/лица выполнить будущее действие или изменить состояние. Наши данные об условиях успешности реализации РА директива представлены в таблице 1.2.1.

Таблица 1.2.1.

Условия успешности РА директива

УсловияСодержаниеУсловие пропозиционального содержания Подготовительное условие Условие искренности Существенное условие Будущее действие (р)/изменение состояния (у), предицируемое H H способен осуществить действие (p)/ изменить состояние (у) S хочет, чтобы H осуществил действие (p)/изменил состояние (у) Попытка S побудить H выполнить будущее действие (p)/изменить состояние (у)

Дополнительные условия, отличающие инъюнктив от реквестива, связаны с отношениями между коммуникантами и параметрами ситуации РА. Так, для адресантно-ликопонижающего общения в официальных и неофициальных ситуациях условием является осознание коммуникантами права адресанта приказывать, требовать чего-либо от адресата, в силу своего доминирующего статуса, с одной стороны, и обязательность для слушающего с зависимым статусом выполнения интендируемого действия, с другой. В отличие от инъюнктива для реквестива признак обязательности/необязательности выполнения каузируемого действия не релевантен (ср. категоричные и некатегоричные типы побуждения, выделяемые В.Г. Куликовой [113]). Социально-ролевые отношения коммуникантов в реквестиве предоставляют адресату возможность самому определить реакцию на побуждение (см. табл. 1.2.2.).

Таблица 1.2.2.

Дополнительные условия успешности РА директива

Подтип РАСодержаниеИнъюнктив PеквестивS имеет право требовать от H выполнить (p)/изменить (у) H обязан/не обязан выполнить (p)/изменить (у) S не уверен, что H в состоянии выполнить (p)/изменить (у)

В ситуациях ликоповышения адресанта либо при равенстве коммуникантов говорящий не обладает статусным или ситуативным правом требовать, он может просить адресата совершить действие, причем выполнение просьбы не обязательно для слушающего (ср. признаки побуждения по Р. Конраду [105]).

Суммируя сказанное, поскольку в пропозиции высказывания- волеизъявления присутствуют предикативные компоненты действия и изменения состояния, обобщаем их в понятии связи между объектом и его признаком, как это делает, например, Е.И Беляева [17]. Таким образом, под директивом понимаем РА, иллокутивная цель которого - реализация волеизъявления адресанта, направленного на последующее осуществление адресатом связи между объектом и его признаком.

Одним из критериев разграничения побуждений и иных типов высказываний служит характер акта конечной интенции высказывания. Им может быть совершение как невербального, так и вербального действия. В первом случае высказывание реализует побуждение, директив, а во втором иллокутивный акт спрашивания - квеситив, что подтверждается сравнением логической формулы побуждений, представленной нами в общем виде (по Дж. Гордону и Дж. Лакоффу [58]):

Искренне (S, Просит (S, H, Q)) Þ (Делает H, p)),

I (hereby) want (demand, order) that the Hearer do p

и логической формулы вопросов:

Просит (S, H (Сообщает (H, I)),

I (hereby) want (demand) that the Hearer supply Information,

где Q имеет вид Будущее. Объединенные общим значением просить, эти формулы различаются тем, что в вопросе это запрос о сообщении информации I, а в побуждении - просьба выполнить действие p.

Для отграничения РА директива от иных типов РА воспользуемся также критерием времени в высказывании. Побуждение осуществляется в реальном времени и пространстве. В художественном тексте выделяют два понятия времени: время событий, описанных в тексте, и время написания текста [207]. Высказывания, выражающие побуждение, ориентированы на грамматический момент речи. Для директивов характерно существование в концептуальном времени. Под концептуальным временем понимают «отражение реального времени на уровне концептов, модельное изображение существующей вне нас реальности» [141]. Структура концептуального времени в РА директивах представляет собой сочетание принципов динамики и статики - указания на желаемое действие в будущем (динамика) и соотнесенность момента произнесения РА адресантом с настоящим, в соответствии с определением директива (статика).

Временные планы директива имеют различную представленность в речи. Временной план адресанта, как правило, морфологически представлен в локутивном аспекте директива (Present Indefinite). В соответствии с инвариантной формой перформативного глагола временной план адресанта - настоящее время, соотносимое с дейктической осью «Я - здесь - сейчас»; например:

I want you to help miss Bennet, now (J. Austen)

В императивных конструкциях временной план адресанта имплицируется как «вневременная» точка отсчета, включенная в общую протяженность действия. Временные координаты момента произнесения таких директивов эксплицируются путем их соотнесения с контекстом и ситуацией [89]. Отмеченные качества временного плана адресанта РА директива служат средством разграничения директива и РА иных типов. Так, соотнесенность плана адресанта с прошедшим или будущим временем индикатива сигнализирует о том, что высказывание реализует констатив, экспрессив или иные типы РА:

I wanted you to find out her name, why didnt you do it? (M. Spark)

But I will do it or Ill have to get rid of you (A. Christie)

Временной план «адресант - адресат» (динамика) соотносится с будущим, его лексическое выражение в составе РА директива факультативно. Он может быть представлен лексическими формами обстоятельств времени в повествовательных предложениях, например:

I want you to be in the shop tomorrow, the same time (J. Chase)

В предложениях императивной структуры временное значение будущего не выражается синтаксически, но может быть представлено лексически:

"Please, leave me now (Ch Dickens)

Come back by Monday. Well wait (J. Galsworthy)

Следует отметить, что наречие now, служащее указанием на настоящий момент, в побудительных высказываниях приобретает значение ближайшего будущего синонимичного с at once, immediately, и т.д., ср.:

I want to talk to you immediately (A. Christie)

Pack your things now, he added, staring at her (M. Spark)

Таким образом, директивный РА заключает в себе двоякую временную соотнесенность с действительностью. С одной стороны, высказывание адресанта соотнесено с моментом речи, с другой стороны, действие, интендируемое адресату, ориентировано в будущее.

Грамматическое время в высказывании - не единственное проявление временной отнесенности. Обстоятельства места и времени выступают лексическими средствами, называющими время и место действия; они носят номинативный характер [141]. Если грамматическое время реляционно по своей природе и связывает время действия с моментом речи, то лексическое выражение категории темпоральности выполняет функцию указания на объективное время, которое соответствует моменту речи, фиксируемому ситуацией РА.

Присутствие субъекта желаемого действия р в пропозиции высказывания позволяет отграничить директивы от комиссивов и их разновидностей - офферативов (пропозитивов) [166]: в директивах действие интендируется слушающему или третьему лицу (S intends H to do p), в то время как в комиссивах субъектом действия является сам адресат (S intends to do p). Ср.:you bring me some tea?I bring you some tea?

Отличительные признаки РА директива от иных РА, содержащих в пропозиции компонент побуждения и передающих концепт воля-хотение, заключаются в особенностях иллокутивной силы, в характере интендируемого действия и в отношении к нему коммуникантов. Так, РА менасив обладает иллокуцией угрозы, например:

Get out of my house or Ill kill you (J. Priestley)

Его пропозициональным условием выступает намерение адресанта совершить действие/изменить состояние, которое рассматривается как нежелательное для адресата; в прототипической форме менасива отсутствует условие искренности, что отличает его от РА директива.

1.3 Организация выборки и методы обработки данных

Одним из важнейших методических вопросов исторической прагматики является вопрос о надежности письменных источников для анализа разговорной речи - английской художественной литературы XVI - XX вв., поскольку, несмотря на то, что в последние годы проводятся прагматические исследования письменных текстов [239, 284], большая часть исследователей избирает устную форму речевого взаимодействия как объект анализа, что объясняется функциональной ориентацией прагмалингвистики.

Как отмечает Р. де Богранд, данные, максимально приближенные к реальной разговорной речи, содержат больше сведений о функциональном аспекте речи, чем данные стандартизованной прозы [243]. Как свидетельствует анализ текстовых источников в исторической прагмалингвистике, предпринятый Дж. Кулпепером и М. Кито, репрезентированная речь художественной литературы, особенно драматургии, достаточно адекватно отражает основные свойства реальной разговорной речи, в частности, лексические повторы, перебивы, вопросно-ответные диалогические единства, дейксис и т.п., причем выявлена диахроническая тенденция к наиболее полной передаче разговорных черт межличностной коммуникации в XVIII в. по сравнению с XVI-XVII вв. [252]. На этом основании в настоящем исследовании персонажная репрезентированная речь художественной литературы Великобритании с ранненовоанглийского до современного периода рассматривается как достаточно адекватный материал изучения эволюции коммуникативных свойств РА директива.

В основу организации выборки положен принцип однородности материала (только британские источники одного стиля), хронологического развития (избранные временные срезы соответствуют принятому выделению этапов литературного процесса в Англии), статистической пропорциональности отдельных выборок.

Для диахронического речеактового анализа были выбраны пять временных срезов - XVI, XVII, XVIII, XIX и XX век. Их выбор определяется несколькими причинами: с одной стороны, речеактовый анализ наиболее продуктивен на материале, максимально приближенном к реальному диалогу, что становится возможным не ранее XVI в. в силу жанровых и стилистических особенностей литературных произведений, с другой стороны, в ранненовоанглийский период происходит становление языковой нормы, а в XVI и XVII вв. завершается формирование английского национального языка. К XVI веку относится также частичное становление письменной нормы литературного языка [3, 23, 93].

В течение XVII-XVIII веков английский язык выработал устойчивую литературную норму, которая получила свое оформление и закрепление в многочисленных литературных произведениях, а также в трудах грамматиков и орфоэпистов [27, 45, 91, 92, 93, 98, 180, 181].

Литературный английский язык XVIII века (новоанглийский) отличается большой степенью стандартизации и регламентации, в соответствии с требованиями классического стиля его характерной особенностью становится строгость речевых норм, жесткая регламентация синтаксиса. Язык драмы Просвещения отражает речевое поведение различных социальных групп, он близок к реальному разговорному языку [22, 23].

Наша выборка XIX и XX веков (т.н. поздненовоанглийский период) свидетельствует о сложившейся литературной норме национального языка. В ней отражается социально-культурная тенденция демократизации книжного языка, которая выражается в привлечении слов разговорной речи и характеризуется широким проникновением в письменную речь разговорной фразеологии, упрощением синтаксических оборотов [93]. Литературно-художественная традиция этого периода в целом соответствует стремлению искусства максимально полно отражать реальные процессы общения, что выражается в особом внимании авторов к персонажной речи как способу характеризации личности, использованию различных слоев лексики и т.п. [128, 140].

Таким образом, материал английской художественной литературы XVI - XX вв представляет в распоряжение исследователя достоверную информацию о психолого-когнитивных характеристиках коммуникантов, их мотивации, социальном статусе, что обеспечивает надежность результатов и выводов исследования и позволяет достаточно достоверно определить закономерности развития РА директива в соответствии с развитием языка, общества и культуры данного периода и выявить наиболее общие тенденции их прагматической эволюции.

Наша выборка составляет 6000 примеров. Из каждого из пяти временных срезов (XVI, XVII, XVIII, XIX и XX вв.) было выбрано по 1200 примеров, полученных методом сплошной выборки. Объем отдельных выборок продиктован требованиями лингвостатистики к обеспечению надежности количественных результатов [56, 154]. Поскольку полученные в ходе анализа данные позволили предположить вероятностный характер расхождений абсолютных величин, они были подвергнуты обработке методом сравнения долей с использованием формулы квадратичного отклонения средней доли сравниваемых совокупностей. Для этого использовалась следующая формула:

,

где Е 1, 2 - величины квадратичного отклонения средней доли сравниваемых совокупностей;

, - средние доли изучаемых явлений;

n1 , n2 - размеры выборок.

Если квадратичное отклонение доли Е1, 2 оказывалось меньше разности долей втрое или более, гипотеза о случайном расхождении долей отвергалась и колебание величин признавалось существенным и неслучайным. Данные, представленные в таблицах диссертации, являются долями изучаемых явлений в составе общей выборки и отражают статистически существенные колебания их частот.

Выводы по первой главе

Критический анализ и теоретическое осмысление существующих подходов к анализу РА директива, обобщение и дополнение методических основ исследования прагматических характеристик РА в диахронии позволяют следать следующие выводы.

Методологической базой предпринимаемого прагмалингвистического анализа РА в плане диахронии служит системно-деятельностный подход к речевому общению, основанный на теории речевой деятельности. Его использование позволяет рассматривать аспекты РА директива как систему, ориентированную относительно осей синхронии и диахронии. Прагматические явления, стабильные на оси диахронии, признаются прагматическими постоянными; явления, принадлежащие одной из осей синхронии в избранных временных границах являются прагматическими переменными. Единство и противоречие постоянных и переменных обеспечивает прагматическую эволюцию речевой коммуникации - процесс исторического варьирования аспектов РА и дискурса, основанный на принципе асимметрии взаимодействия системы и среды.

На основе синтеза существующих интегрированного и радикального подходов к прагматике в данном исследовании исходим из понимания прагмалингвистики как дисциплины, объединяющей изучение РА и дискурса. Историческая прагмалингвистика трактуется как один из подходов в составе коммуникативно-функциональной парадигмы, который изучает постоянные и переменные элементы речевого акта и дискурса в их историческом развитии.

Известные подходы к анализу РА директива группируются вокруг многочисленных синхронных и единичных диахронических исследований. Побуждение изучалось также как логико-семантическая категория, предпринимались попытки моделировать функционально-семантическое поле побуждения в рамках категории модальности. Однако до сих пор остаются невыясненными большинство вопросов исторического варьирования прагматических свойств директива, когнитивная база побуждения.

Единицей предпринимаемого прагмалингвистического анализа избран РА директив. Для установления прагматического статуса РА директива в настоящем исследовании когнитивная основа РА директива описывается с помощью концепта воля-хотение. Его основной или актуальный признак включает мыслительные категоризации состояния готовности к действию, которые представляем в виде формулы: Я - хочу ? некто/нечто - сделать/стать р.

Семантические значения концепта воля-хотение отражены в речеактовых (перформативных, иллокутивных) глаголах, служащих способом категоризации РА. Для РА директива набор перформативных глаголов сводится к группам ask, order, advise, forbid, включающим до десяти глаголов каждая. В этих группах отмечается универсальное значение побуждения, общее для всех перформативных глаголов данной группы, а также специфичные значения, соответствующие условиям РА директива.

Для глаголов групп ask и advise характерно отсутствие более высокого властного статуса адресанта, что объясняет неуверенность в эффекте воздействия просьбы на адресата - в выполнении интендируемого действия. Дополнительным компонентом значений глаголов групп order, forbid выступает обязательность для слушающего исполнения интендируемого действия в силу подчиненного статуса адресата. На этом основании перформативные глаголы групп order, forbid служат индикаторами инъюнктивов, а ask, advise, не имеющие таких особенностей, - индикаторами реквестивов.

Семантический анализ категории волеизъявления позволил уточнить пропозициональное условие РА директива: это будущее действие или состояние, предицируемое слушающему или третьему лицу/лицам (что расширяет его определение Дж. Серлем через понятие действия). Подготовительное условие директива - это способость адресата осуществить действие (p)/изменить состояние (у). Условие искренности директива - желание адресанта, чтобы адресат осуществил действие (p)/изменил состояние (у). Существенное условие РА - адресант пытается побудить адресата выполнить будущее действие (p)/измененить состояние (у).

Поскольку в пропозиции высказывания - волеизъявления присутствуют предикативные компоненты действия и изменения состояния, (осуществления связи между объектом и его признаком), ведущим значением побуждения следует признать не только побуждение адресата к выполнению действия, но и к изменению некоторого состояния адресата или третьего лица /объекта. Таким образом, под директивом понимаем РА, иллокутивная цель которого - реализация волеизъявление адресанта, направленного на последующее осуществление адресатом связи между объектом и его признаком.

Для отграничения РА директива от иных РА типов воспользуемся критерием конечной интенции высказывания, его временнóй отнесенности, критерием субъекта интендируемого действия в высказывании, критерием бенефактивности побуждения для адресанта и адресата:

конечной интенцией высказывания может быть совершение как невербального, так и вербального действия. И хотя РА квестив и директив имеют общий компонент значения - побуждение, в первом случае высказывание реализует побуждение, директив, а во втором иллокутивный акт спрашивания - квеситив;

- структура концептуального времени в РА директивах представляет собой сочетание принципов динамики и статики - указания на желаемое действие в будущем (динамика) и соотнесенность момента произнесения РА адресантом с настоящим, в соответствии с определением директива (статика). Соотнесенность плана адресанта с прошедшим или будущим временем индикатива сигнализирует о том, что высказывание реализует констатив, экспрессив или иные типы РА;

присутствие субъекта желаемого действия р в пропозиции высказывания позволяет отграничить директивы от комиссивов и их разновидностей - офферативов: в директивах действие интендируется слушающему или третьему лицу, в то время как в комиссивах субъектом действия является сам адресат;

концептуальные отличительные признаки РА директива от иных типов РА, включающих в пропозицию компонент побуждения и передающих концепт воля-хотение, заключаются в особенностях иллокутивной силы, в характере интендируемого действия и в отношении к нему коммуникантов (ср.: менасив обладает иллокуцией угрозы, его пропозициональным условием выступает намерение адресанта совершить действие, нежелательное для адресата, в прототипической форме менасива отсутствует условие искренности).

Основные результаты исследования, описанные в данной главе, отражены в следующих публикациях автора [132, 134].

ГЛАВА 2. ПРАГМАТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА РА ДИРЕКТИВА В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Исходя из понимания исторического развития прагматических свойств РА как истории варьирования системы его диахронических постоянных и переменных, в данной главе предпринимается анализ прагматических постоянных и рассматриваются исторические инварианы простых и сложных РА директивов, реализованных прямо и косвенно, выделяются их семантико-прагматические разновидности, исследуются коммуникативные стратегии вежливости, общие для побудительного дискурса на протяжении его развития.

2.1 Принципы моделирования РА директива

В предложенной Р. Якобсоном лингвистической экспликации схемы элементы передачи информации интерпретированы как факторы, обусловливающие языковую форму речевого сообщения: это адресант, адресат, сообщение, контекст, контакт, код [236]. В модели Р. Якобсона находит отражение идея взаимодействия лингвистических и экстралингвистических факторов речевого общения, которая выразилась в иерархической организации компонентов общения: в зависимости от цели коммуникации тот или иной фактор (факторы) выходит на первый план. Доминирующий фактор соответствует определенной функции речи: экспрессивной (выражение мысли), поэтической (оформление речевого сообщения), конативной (воздействие на адресата), реферативной (передача содержания), фатической (организация общения), металингвистической (организация текста) [там же].

Стремление отобразить речь в ее реальном окружении обнаруживается в модели Л. Блумфилда [28]. Используемые им понятия речевых стимулов и реакций, предопределяющего фактора - отдаленных обстоятельств, связанных с событиями, предшествующими и последующими за произнесением высказывания, включая набор совместных знаний, необходимых для общения, представляются прообразом позднейших разработок модели речевого общения. В частности, они находят отражение в таких аспектах модели РА, предложенной И.С. Шевченко [226], как локуция и иллокуция, адресант, адресат и их интенции, контекст и ситуация РА.

Для моделирования РА директива в нашем диахронически ориентированном исследовании как одной из наиболее детализированных воспользуемся аспектной - блочной моделью РА, которая состоит из трех блоков, объединяющих по три аспекта каждый: это антропоцентрический блок (адресантный, адресатный и интенциональный аспекты), блок условий и способов реализации РА (ситуативный, контекстный, метакоммуникативный аспекты) и центральный речеактовый блок (локутивный, денотативный, иллокутивный аспект), причем иллокутивный аспект понимается как результатирующий, производный от всех иных аспектов [74, 226]. В соответствии с данной моделью рассмотрим выделенные блоки и аспекты речевого акта директива.

2.1.1 Антропоцентрический блок модели РА директива

Адресантный аспект РА определяет содержание сообщения и его иллокутивную силу. В содержании и в языковой форме высказывания всегда присутствуют разнообразные сведения об адресанте, представленные как эксплицитно, так и имплицитно. На их основе у слушающего возникает образ адресанта, который влияет на дальнейшее речевое поведение слушающего.

В понятие адресанта включается понятие слушателя в совокупности его социальных и ситуативных ролей, знаний о мире, мотивов, целей и пр. [6, 21, 31, 152, 161, 205]. В соответствии с тем интересом, который наблюдается в настоящее время в лингвистике к изучению проявления человеческой личности в речевом общении, возникает новый ракурс в изучении взаимодействия речи адресата и адресанта, столкновения их личных интересов при общении и влияния их личности на процесс общения [112, 126, 184, 216]. В нашем анализе антропоцентрического блока модели РА директива исходим из наличия нескольких параметров определения взаимодействия коммуникантов в речевом общении: по численности участников речевого акта, по направленности РА директива, по статусно-ролевым характеристикам говорящего и слущающего.

По мнению Г.Г. Почепцова, большинство устных речедеятельностных процессов протекает в условиях присутствия слушателя, а если слушатель и отсутствует, то речь обычно строится таким образом, что слушатель потенциально допустим при ее реализации [160]. Слушатель своим присутствием детерминирует ведение разговора в рамках речеэтикетных правил (хотя встречаются такие ситуации, например, разговор личного, интимного характера, в которых присутствие слушающего (третьего лица) полностью исключено).

В соответствии с числом адресантов директивные РА подразделяются на моноперсонажные и полиперсонажные [94, 128]. Моноперсонажные директивы принадлежат одному говорящему. Примером может служить: Лаэрт - Офелии:

Fear it, Ophelia, fear it, my dear sister (W. Shakespeare)

К полиперсонажным директивам относятся такие, которые произносятся одновременно несколькими лицами. Полиперсонажные реплики (и в частности директивы) чаще всего используются для передачи большого эмоционального накала или же с целью создания юмористического эффекта. Например:

Voltore and Bonario: Let the old gentleman be returned with care (B. Jonson).

В драматургических произведениях также выделяют РА персонажнонаправленные и направленные на зрителя/читателя. Примером персонажнонаправленного директива служит следующий РА:

Do not trust it too much John; be more sparing and use it but now and then (B. Jonson)

В драматургии XVI - XVII вв. функционируют директивы, направленные на читателя/зрителя. Этот стилистический прием характерен для эпохи Ренессанса, возрождающей традиции античного «хора», например: перед началом пьесы ведущий/лицо от автора обращается к читателю/зрителю:

Gentlemen, have a little patience, they are een upon coming, instantly. He that should begin the play, Master Littlewit (B Jonson)

Такие директивы практически не встречаются в нашей выборке XVIII - XX вв.

Рассматривая роли адресата и адресанта, необходимо упомянуть о таком типе адресата, как косвенный адресат [160, 161]. Наличие косвенного адресата определяется тем, что в поверхностной структуре общения имеется два коммуниканта, а на глубинном уровне их три, поскольку слушатель является косвенным адресатом речи говорящего. Приведем пример: миссис Беннет пытается уговорить своего мужа нанести визит их новому соседу, богатому человеку, поскольку он мог бы стать потенциальным женихом одной из ее пяти дочерей. Мистер Беннет отказывается и миссис Беннет обращается к одной из своих дочерей, в его присутствии:

We are not in a way to know what Mr Bingley likes ... since we are not to visit.

But you forget, mamma, said Elizabeth, that we shall meet him at the assemblies, and that Mrs Long has promised to introduce him.

I do not believe Mrs Long will do any such thing. She has two nieces of her own. She is selfish, hypocritical woman, and I have no opinion of her (J. Austen).

В драматургических произведениях также выделяются замкнутые или аутоадресные директивы. В этом проявляется важнейшее свойство интраперсонального общения - возможность адресанта потенциально общаться со своим внутренним голосом (alter ego) или личностью воображаемого собеседника. Внутренняя речь имеет бинарную структуру, основывается на возможности раздвоения на «Я» и «второе Я», где первое обычно выступает как эмоциональное, а второе как рациональное начало личности индивида [174], например, Джулия мысленно обращается к своей подруге Долли:

Old cow, dont tell me what to do - Julia thought but said nothing

(S. Maugham)

Джейн обдумывает свое положение после расстроившейся свадьбы:

These words went wondering up and down in my rayless mind as something that should be whispered; but no energy was found to express them:Be not far from me, for trouble is near, there is none to help (Ch. Brontё)

Появление аутоадресатных РА объясняется существованием в сознании индивида разнородных «смысловых позиций», которые и являются участниками «речевого общения» в процессе интракоммуникации [115, 116].

В антропоцентрическом блоке модели РА директива находят отражение ряд признаков, определяющих характер вербальной коммуникации: языковая компетенция; национальная принадлежность; социально-культурные статусы; биологические данные, психологический тип; текущее психологическое состояние, степень знакомства коммуникантов; вкусы, привычки и пристрастия коммуникантов [30, 32, 42]. Социально-ситуативные характеристики слушающих важны для определения интерперсональной линии адресант - адресат в РА. Следует отметить то, что учет социальных и психологических параметров адресата и его взаимоотношения с адресантом играют значительную роль в РА и определяют тональность высказывания (официальность, ироничность, симпатию и т.д.), а также выбор способа представления иллокуции побуждения: прямой или косвенный. В этом случае наблюдается зависимость способа реализации РА от взаимоотношений адресата и адресанта. Например: расстаются две близкие подруги - барышни из общества, усвоившие викторианские манеры поведения; одна из них уезжает навсегда:

I have a favour to ask. Will you come and see me? (J. Austen)

В данной ситуации косвенный способ реализации директива соответствует статусам коммуникантов и принципам общения в их среде, в частности, речевому этикету. В приведенной выше ситуации употребление эксплицитной императивной формы РА директива было бы неуместно.

В следующей ситуации хозяйка дома ожидает гостей и отдает распоряжение своей служанке, в соответствии с разностью статусов, она не сомневаясь выбирает прямой способ реализации директивного РА:

Go to the kitchen, quickly, move! (J. Austen)

Приведем примеры ситуаций, в которых текущее психологическое состояние адресанта (сильное эмоциональное возбуждение, обида и крайнее раздражение) оказывает существенное влияние на выбор лексических средств:

One instant, Jane. Give one glance to my horrible life when you are gone. All happiness will be torn away with you. What then is left? (Ch. Brontё)

Zounds! Bring me my bill, I say, and lets hear no more ont

(O. Goldsmith)

В двух последних примерах помимо побуждения присутствует интенция выражения эмоций, которая определяет их акторечевую интенцию, в то время как побуждение является конечной постакторечевой интенцией данных РА.

По признаку адресата вербальная коммуникация может быть также подразделена на массовую, коллективную и индивидуальную [32]. Этим подтипам вербальной коммуникации соответствуют разновидности директивных РА: массово-, коллективно- и индивидуально ориентированные. Примерами функционирования массово ориентированных РА директивов являются Stand for Bush! Vote for Democrats! ( в выступлениях по радио или телевидению в ходе предвыборных кампаний и т.п.).

В случае коллективной коммуникации адресатом продуцируемых речевых актов является аудитория на собрании, в институте, на митинге и пр., что обусловливает ориентацию РА на усредненный статус слущающих, объединенных определенной ролью, например, акционеров, к которым обращается председатель на собрании:

Its a serious matter, this, gentlemen. I propose that the Board withdraw an leave us to discuss it (J. Galsworthy).

Влияние личности коммуникантов на ход речевого общения огромен: адресант - это точка отсчета в вербальной коммуникации. Он определяет стратегию общения, специфика которой состоит в системе установок, или ориентаций говорящего. В речевом общении существенную роль играет коммуникативное лидерство. Именно коммуникативный статус определяет тональность диалога. По нашим данным, коммуникативное лидерство, как и коммуникативные статусы адресата и адресанта, оказывают влияние на выбор прямого или косвенного способа реализации РА директива.

Сообразуясь с коммуникативным статусом адресата, адресант выбирает формы обращений, которые способствуют реализации прагматической установки говорящего. Речевой статус обращений широко объединяет в себе прагматическую силу номинативных единиц с коммуникативно-прагматическим потенциалом экспрессивных единиц. Сопровождая побуждение произнесением имени адесата (что может трактоваться как одна из стратегий вежливости), адресант настраивает адресата на положительный лад и имеет больше шансов добиться желаемого [48, 88, 120, 155, 208, 242]. Тем самым аспект адресанта и адресата влияет на выбор комуникативной стратегии, в данном случае, стратегии употребления маркеров принадлежности к группе [247].

По полученным данным, адресантный и адресатный аспекты не только играют важную роль в понимании и интерпретации директивного речевого акта, но и во многом определяют локутивный аспект РА директива и способ реализации его иллокутивной силы. Представляется, что эти аспекты главным образом формируют стратегии и тактики коммуникации.

Интенциональный аспект РА. Разделяя мнение О.Г. Почепцова [163], мы считаем РА директив речевым образованием, которое является побуждением либо на уровне исходной акторечевой интенции, либо на уровне конечной акторечевой интенции. При определении понятия интенции исходим из того, что субъективное значение высказывания представляет собой намерение говорящего получить с его помощью определенный результат, благодаря осознанию слушающим этого намерения [61, 149]. Коммуникативное намерение трактуем как самый существенный момент в определении иллокуции [175, 176, 194, 206, 229]. Интенция говорящего взаимосвязана с экстралингвистическими факторами в форме соответствия между иллокутивной целью и обстоятельствами РА - психологическим состоянием говорящего, его интересами, социальным статусом, его представлениями о ситуации и мотивах общения.

Произнося императив, говорящий хочет, во-первых, побудить адресата совершить некоторое действие, во-вторых, чтобы адресат совершил данное действие и, в-третьих, чтобы свершился акт, подготавливаемый действием адресата. Первый акт представляет собой акт конечной акторечевой интенции, второй акт - это акт исходной постакторечевой интенции и третий акт есть акт конечной постакторечевой интенции [164].

В зависимости от того, какая из интенций (конечная акторечевая, исходная постакторечевая или конечная постакторечевая) лежит в основе директива, выделены три соответствующих подвида данных РА [там же]. В случае исходной постакторечевой интенции также выделяется группа директивов, которые являются описанием мотива совершения акта исходной постакторечевой интенции (например, высказывание I am thirsty как побуждение дать воды напиться). Помимо этого существуют императивы, которые представляют собой комбинацию речевых актов перечисленных выше подвидов, например,

Give me some water: I am thirsty (E. Brontё)

Таким образом, по характеру интенции РА в общей сложности выделяется пять подвидов директивов.

Интенция тесно связана с мотивом РА. Под мотивом мы понимаем то, что в отражаемой человеком реальности побуждает его к совершению действий и поступков и направляет его речевую деятельность [229]. Наше понимание мотива речевого акта базируется на современных психологических концепциях мотивации деятельности. Традиция исследования мотивации в отечественной лингвистике восходит к трудам Л.С. Выготского и Л.С. Рубинштейна, понимавшим говорение как «переливание мысли в слово» и как формирование мысли в ходе ее словесного формулирования, что внесло вклад в современное представление о речевой деятельности как речемыслительной [109 - 111]. Мотив - отправная точка в процессе продуцирования речи, развертывание которого в наиболее общем виде может быть представлено следующим образом: мотив - мысль - этап внутреннего слова - значение внешнего слова (смысловое и грамматическое структурирование) - внешняя речь (слово) [80]. Разнообразие мотивов побуждения теоретически бесконечно, однако среди более общих вероятных мотивов совершения РА директивов следует назвать: желание достичь своих целей путем побуждения адресата совершить/не совершать конкретное действие, бенефактивное для одного из коммуникантов или их обоих; стремление адресанта к изменению коммуникативной ситуации - коммуникативного расстояния, канала связи (выражаемые всеми прагмасемантическими типами директивных РА); а также манипуляция сознанием адресата и т.п.

2.1.2 Блок условий и способов реализации реализации РА директива

Контекстный аспект РА. Важность контекстного аспекта для определения прагматических свойств РА опеделяется самой сущностью прагмалингвистического (интерпретативного) подхода: установить характер коммуникативной интенции высказывания, его иллокутивную силу, оценить прагматический эффект можно только в широком контексте с учетом его взаимосвязей с другими предложениями [107]. Произнося одно и то же высказывание в различных контекстах, можно производить различные речевые действия [35, 103, 104, 123, 126, 273].

Для исследования РА директива используем понимание контекста, предложенное Д. Хаймсом, который акцентирует ведущую роль контекста в формировании смысла высказывания - не просто суммы значений, но того реального смысла, который приобретает высказывание через соотнесенность его с контекстом, в котором оно было произнесено. В устном общении выделяют различные типы контекста: ситуативный, физический, вербальный, психологический и т.п. [143]. Для данного исследования письменных форм директива контекстный аспект играет особую роль, так как позволяет отделить директив от РА иных типов, адекватно интерпретировать его прагмасемантические разновидности. А внимание к эволюционным процессам директива заставляет учитывать широкий социо-исторический контекст [226], который обусловливает функционирование диахронических вариантов РА.

По характеру описываемой ситуации выделяют единичный и типовой ситуативный контексты [140]. Последний обеспечивает восприятие высказывания в типовой институционализированной ситуации, например, обращение посетителя к официанту воспринимается как побуждение:

Two cups of coffee, please! (A. Christie)

По объему контекста, вслед за И.А. Мороховским и др., различаем микроконтекст (в объеме одного высказываия), макроконтекст (в объеме одного абзаца или диалогического единства) и тематический или мегаконтекст (в объеме главы или целого произведения) [140], что оказывается плодотворным как при исследовании интенции, иллокуции и иных аспектов РА, так и для анализа стратегий вежливости в побудительном дискурсе.

Ситуативный аспект РА. Целям исследования прагматических характеристик высказывания - предложения более всего соответствует определение речевой ситуации как референта высказывания, связывающего лингвистический и экстралингвистический компоненты дискурса [51]. Императивная ситуация представляет собой сочетание трех компонентов: компонента апелляции, каузативного волеизъявления и ситуации, называющей содержание речи [213, 214]. Таким образом, императивная ситуация предполагает наличие говорящего (субъекта апелляции) и слушающего (объекта апелляции), а также наличие акта каузации, который, в свою очередь, предполагает наличие каузатора (он же волеизъявитель) и объекта каузации (исполнителя действия).

Логико-семантические параметры ситуации побуждения определены А. Вежбицкой как:

1. «Говорящий хочет чтобы слушающий выполнил действие p»;
2. «Говорящий имеет цель/намеревается побудить слушающего совершить действие p»;
3. «Момент времени t1 совершения p позже, чем момент t0 произнесения p (условие пропозиционального содержания» [43].

Если РА удовлетворяет данным условиям, то имеет место ситуация побуждения и с помощью соответствующих языковых средств реализуется акт побуждения. Говоря о ситуации побуждения, необходимо также помнить о социальных ролевых отношениях говорящего и слушающего, которые определяет еще два параметра ситуации побуждения. Это:

4) слушающий обязан сделать р (приказы, распоряжения, команды);

5) слушающий не обязан делать р (просьбы, предложения, советы и др.).

Эти параметры играют существенную роль при выборе оформлении косвенных побуждений в виде вопросов o возможностях: когда говорящий не знает, выполнимо ли данное условие, он должен сначала выяснить это, чтобы избежать риска, связанного с возможностью провала прямого побуждения:

Cant you put away the clothes? You dont need them ( A. Christie)

В метакоммуникативном аспекте РА отражаются сведения о принципах передачи сообщения: о канале связи и фатических элементах, обеспечивающих его работу; о «технике» ведения коммуникации (заполнение пауз, мена ролей); о стратегиях и тактиках дискурса [226]. Тем самым метакоммуникативный аспект отражает дискурсивные свойства РА и его место в дискурсе.

В данном аспекте РА директивов обнаруживаются средства контактоустановления, обеспечивающие начало, продление и размыкание речевой интеракции (об этом см. [159, 160, 218] и др.), а также функционирование в составе РА директивов различных языковых средств хезитации и участие директивов в процессах мены коммуникативных ролей (обзор работ по этой проблеме содержится в [5]).

В основе стратегий и тактик дискурса лежит принцип, названный П. Грайсом «принцип кооперации», который заключается в требовании делать вклад в речевое общение соответственно принятой цели и направлению разговора [61]. Не менее важным является принцип вежливости - принцип речевой коммуникации, направленный на ликвидацию конфликтных ситуаций. В наиболее общем виде Дж. Лич формулирует шесть его максим: максима такта, максима великодушия, максима одобрения, максима скромности, максима согласия и максима симпатии [267, 268].

Стратегии вежливости группируются в две категории: с одной стороны, стратегии почтительной вежливости, которые выражают уважение и расположенность (стратегии отрицательной вежливости и скрытые стратегии, к которым относят случаи использования так называемого «языка неуверенности» (the language of uncertainty), когда говорящий выражает свои мысли расплывчато, двусмысленно или незавершенно, используя намеки, иносказания и т.д.; с другой стороны, стратегии солидарной вежливости (solidarity politeness), подчеркивающие неформальные, товарищеские отношения и солидарность коммуникантов, отношения, которые включают стратегии положительной вежливости и открытые стратегии, более детально описанные П. Браун и С. Левинсоном [247], например:

Now, look here: you screw up your lips too harshly (Th. Hardy) =t screw up your lips!

Come, bear a hand, my fine feller, and miss will give you some beer

(W. Thackeray)

Особенность максим вежливости состоит в том, что не только их нарушение, но и их преувеличенное соблюдение вызывает дефект коммуникации. В последнем случае высказывание приобретает оттенок иронии и сарказма.

2.1.3 Центральный речеактовый блок директива

Денотативный аспект РА. Этот аспект составляет ядро содержания сообщения. Семантика побудительности имеет категориальный статус, поскольку помимо интонации она выражается специализированными грамматическими средствами - глагольной формой императива (морфологически) и особым структурно-семантическим побудительным типом в парадигме предложения. Семантика побудительности представляет собой немаловажный компонент значения каузативных синтаксических конструкций [259]. Это элемент побуждения в причинно-следственной связи между первоначальным и конечным состоянием.

Наличие морфологических и интонационных средств выражения, реализующих семантику побуждения, разноуровневость этих средств дают основания считать побудительность функционально-семантической категорией [18, 22, 23, 29, 33, 36, 40, 45, 85, 187, 218, 232].

В полную семантическую структуру повелительных предложений включают:

• семантический элемент со значением приказания, просьбы, предложения, запрещения и т.д.;
• предикатный семантико-синтаксический элемент, номинирующий ту поведенческую реакцию, которую говорящий хочет получить от собеседника;
• непредикативный семантико-синтаксический элемент, номинирующий тот предмет, который говорящий хочет получить от собеседника, или тот способ действия, который требуется от собеседника [215].

На этом основании в настоящем исследовании выделяем директивы с эксплицитной денотацией, содержащие все названные компоненты семантической структуры типа I want you to do p или второй и/или третий компонент Do p! К директивам с имплицитной денотацией относим РА, в которых опущены все компоненты семантической структуры побуждения, восполняемые адресатом на основе сопоставления других аспектов РА, например:

Away! (W. Shakespeare) = I want you to go away!

I am thirsty… (A. Christie) = I want you to bring me something to drink!

Локутивный аспект РА. Данный аспект представляет собой форму выражения содержания высказывания. Локутивный аспект принадлежит к числу центральных элементов модели РА и включает в себя лексические и грамматические средства реализации РА. Значением функционально-семантической категории побудительности (или категории каузатива, по В.Б. Касевичу [97], а также хортативной категории - от лат. hortativus «побудительный» по А.М. Мухину [142]) является побуждение к выполнению какого-либо действия или изменению состояния. Побудительность характеризует субъект лицо, которое в процессе побуждения проявляет направленное волевое усилие и при этом воздействует на другое лицо [10, 18, 24, 249, 253, 269].

Поскольку волеизъявление адресанта связано в языке с особым коммуникативно-семантическим типом предложения - императивным, он является индикатором РА директива и соответствует прямому способу выражения побуждения.

Вопрос о категории наклонения в английском языке решен неоднозначно. Спорным является даже число наклонений. Так, Л.С. Ермолаева [76], не признает повелительное наклонение (императив) средством выражения модальности в системе наклонений в английском языке, считая его средством выражения побудительной целеустановки предложения. На этом основании императив объединяется ею с индикативом по признаку противостояния сослагательному наклонению. В свою очередь, индикатив и императив разграничиваются в силу их дистрибутивных различий.

Л.С. Бархударов [12, 13, 14] находит как семантические, так и формальные различия между индикативом и императивом, полагая, что такой формальный признак, как употребление вспомогательного глагола в побудительно-отрицательных предложениях служит подтверждением тому, что императив существует как отдельное наклонение.

Некоторые ученые высказывают также мнение о том, что в английском языке не существует формы повелительного наклонения и вместо нее употребляется инфинитив. Ошибочность такой точки зрения
А.И. Смирницкий показывает на примере сопоставления отрицательной формы глагола to be и отрицательной формы повелительного наклонения: to be / not to be - be / Dont be [182, 183]. Наличие аналитической формы dont be однозначно указывает на существование отличных от инфинитива форм повелительного наклонения, например:
Dont be alarmed! (E. Brontё)

Традиционно императив рассматривается как одно из косвенных наклонений, так как в семантическом плане он как бы «переводит» действие, называемое глаголом, из области объективной реальности в область субъективной реальности - желаемой, каузируемой [24, 25]. Толкование повелительного значения через значения желательности и повествовательности [212, 293, 294] показывает его неэлементарность.

С точки зрения локуции выделяем маркированные и немаркированные РА директивы. В качестве маркеров в директивах обнаруживаются маркер вежливости и побудительности please и его диахронические варианты с семой pray, многие из которых вышли из употребления (prithee, I beseech you), а также маркеры искренности типа for Gods sake, by my word, усиливающие ведущую иллокуцию побуждения.

Иллокутивный аспект РА. Иллокуция занимает ведущее место в прагмалингвистике. Иллокутивная направленность директива состоит в том, что он представляет собой попытку со стороны говорящего добиться того, чтобы слушающий нечто совершил [176]. Например: миссис Беннет обращается к мужу и просит его уговорить их дочь Лиззи принять предложение о браке от мистера Коллинза:

«Speak to Lizzy about it yourself. Tell her you insist upon her marrying him!here, child! Cried her father as she appeared. «I have sent for you on an affair of importance. I understand that mr Collins has made you an offer of marriage. Is it true?» (J. Austen)

В данном примере реализуется сразу две интенции: акторечевая (побудить мужа к передаче информации Tell her) и постакторечевая (склонить дочь к замужеству you insist upon her marrying him).

Иллокутивный акт представляет собой действие, совершаемое человеком в процессе речи и посредством речи. Данное определение может быть представлено в виде следующих положений:

1. субъект иллокуции - сам адресант, то есть говорящий/пишущий;
2. иллокутивный акт отличается от акта речепроизводства;
3. иллокутивный акт имеет место во время акта речепроизводства;
4. иллокутивный акт совершается посредством акта речепроизводства [162].

Если высказывание имеет иллокутивную силу побуждения, оно реализует соответствующий иллокутивный акт. В детализированном виде формула определения иллокутивной силы представляет собой «упорядоченную последовательность» семи элементов: иллокутивной цели, способа достижения иллокутивной цели, интенсивности иллокутивной силы, условий пропозиционального содержания, предварительных условий, условий искренности, интенсивности условий искренности данной иллокутивной силы [283].

Интенсивность иллокутивной силы можно представить в виде синонимичных пар типа: попросить о чем-либо - потребовать что-либо - возмутиться чем-либо.

РА директивы характеризуются различной степенью представленности иллокутивной силы. Вслед за Дж. Серлем мы разделяем мнение о различиях в «силе», с которой подается иллокутивная цель. Сравним:

Dear madam, do not go. I beg you will not go (J. Austen)

Please, write me more often, my dear sister (J. Austen)

В приведенных примерах РА директивов иллокуция побуждения выражена менее сильно, чем в следующем примере из речи миссис Беннет, настойчиво побуждающей свою дочь принять предложение мистера Коллинза и спасти таким образом всю семью от разорения:

«Lizzy, I insist upon your staying and hearing mr Collins ... (J. Austen)

Предложения-высказывания способны реализовать сразу две иллокуции, особенно в косвенных речевых актах, о чем убедительно свидетельствуют работы Дж. Серля [177], Д. Вундерлиха [295, 296], Г.Г. Почепцова [159, 160], О.Г. Почепцова [163, 164, 165]. Так, в повествовательных директивах сосуществуют две иллокуции - утверждения и побуждения. На этом основании мы не разделяем мнения о том, что во всяком речевом акте, как в прямом, так и в косвенном, есть только одна иллокутивная функция, в противном случае понимание партнеров было бы вряд ли возможно [240].

Всякий иллокутивный акт имеет сочлененные с ним перлокутивный акт и перлокутивный эффект [292]. Перлокутивный акт представляет собой совокупность структурно-семантических параметров высказывания и его иллокутивной силы [46, 163]. Необходимо отметить тот факт, что говорящий обладает способностью прогнозировать перлокутивный эффект, а также блокировать перлокутивный акт, который представляется ему нежелательным. В аспектно-блочной модели РА перлокутивный эффект не выделяется как отдельный аспект РА на том основании, что образует собственный РА [226], однако перлокуция директива используется в настоящем исследовании как один из критериев отграничения директива от иных типов РА и выделения прагмасемантических разновидностей побуждения.

2.2 Простые РА директивы

Наше понимание иллокуции как ведущего аспекта РА определяет ход исследования директива: в соответствии с ее качественными характеристиками рассматриваются прямые и косвенные директивы, а также простые и сложные РА директивы, выделяемые по количественным характеристикам иллокутивной силы.

2.2.1 Прямые РА директивы

Прямые РА директивы, реализованные императивными предложениями, обнаруживают диахронически постоянные и изменчивые локутивные, семантические, иллокутивные свойства. В локутивном аспекте диахроническому инварианту императивной парадигмы за исследуемый период присущи следующие свойства:

• разграничение глагольной формы всех трех лиц;
• разграничение местоименных форм рода для 3-е л. ед. ч.;
• отсутствие разграничения формы времени [26, 27, 37, 39, 41, 78, 90, 91, 92, 167, 188, 211, 214, 270, 278, 287].

Глагольная императивная парадигма в новоанглийском языке включает следующие формы: Do p; 2-е л. ед. и мн. ч. - Let + Pron + Vinfinitive- формы 1-е л. мн. ч., 2-е л. ед./мн. ч., 3-е л. ед./мн. ч.

Следует отметить, что директивные РА с let (именуемым Б.А. Ильишем аналитическим оборотом), имеют повелительное значение при одушевленном агенсе; при неодушевленном агенсе выражается значение пожелания. Например, Let it burn. = Dont switch off the light.

Для отрицательного императивного предложения) глагольная форма
2-го л. является аналитической (dont + Vinfinitive). Таким образом, формы индикатива и императива омонимичны. Исключение составляет лишь глагол to be, образующий отрицательную форму индикатива при помощи частицы not и полной глагольной инверсии.
Центральное место в локуции РА директивов - диахронических постоянных новоанглийского периода, реализованных прямо, занимает побудительное высказывание которое обозначает повеление, обращенное ко 2-му л. ед. ч. и мн. ч., типа Come in, а также предложение с конструкцией let +Pron +Vinfinitive, обозначающие повеление, обращенное к 1-му л. мн. ч., совместно к 1-му и 2-му л., к 3-му л. ед./ мн. ч. (Lets go there, Let him go и т.д.).

Английский императив различает три видовременных разряда: Indefinite, Continuous и Perfect. Наиболее употребительной является глагольная форма Indefinite. По нашим данным, в XVI - XX вв. глагольные формы Continuous и Perfect в императивном предложении крайне редки (1 пример на 1000 глагольных императивных словоформ).

Употребление формы Continuous свидетельствует, что действие совершается в момент речи и адресант каузирует его продолжение либо прерывание. В таких случаях формы Continuous не маркированы и не влияют на иллокуцию побуждения:

Let him be speaking (W. Shakespeare)

Dont be looking at me that way (J. Austen)

Используя перфектную форму, адресант побуждает адресата не просто совершить действие, но сделать это до определенного момента или события в будущем:

Do have checked the facts before you start accusing people ( J. Austen).

Необходимо отметить тот факт, что не существует принципиальных семантических ограничений для употребления глаголов в императивах. В целом любой глагол может функционировать в реальных и псевдодирективах. Однако, глаголы, употребляющиеся в реальных побудительных высказываниях, должны в целом отвечать одному требованию. Они должны обозначать контролируемое действие, т.е. такое действие, которое любой адресат, опираясь на свой или чужой опыт, способен выполнить или не выполнить в конкретной ситуации. Существуют глаголы, которые обозначают неконтролируемое действие, т.е. такое действие, которое в данной ситуации осуществляется или не осуществляется независимо от воли лица, вовлекаемого в это действие. Поэтому каузируемое действие, как правило, не обозначается стативными глаголами, а также глаголами, обозначающими постоянные свойства, модальными глаголами, глаголами пассивного чувственного восприятия (to see, to hear), глаголами меры, глаголами, обозначающими нахождение в пространстве и т.п. Ср.: в оппозиции типов предложений с такими глаголами отсутствует императивный член парадигмы:

You can read. - Can you read? - Æ !hear it. - Do you hear it? - Æ !

It costs much. - Does it cost much? - Æ !

Исключения из данного правила встречаются в псевдодирективах, например, в кабинете врача, когда врач велит пациенту не дышать и пр.

Ориентация повелительного наклонения на второе лицо обусловила бытовавшее в англистике мнение об отсутствии подлежащего в данном наклонении [11, 14, 25, 91]. В частности, в высказывании типа Somebody! Help me! А.И. Смирницкий рассматривает Somebody как звательное обращение [182, 183]. Позднейшие исследования показали, что употребление подлежащего является факультативным для директивного РА [25]. Так, по нашим данным, большинство императивных конструкций не содержат подлежащего (97% выборки). Но для отдельных структур наличие подлежащего обязательно, в частности, для предложения с let [142]. В этой конструкции местоимение употребляется в косвенном падеже, а существительное в именительном падеже:

Let me embrace thee (B. Jonson)

Let his queen mother all alone entreat him (W. Shakespeare). семантической точки зрения наличие подлежащего в императивном предложении обязательно в двух случаях:

1. при неопределенном агенсе действия:

Somebody open the door! (J. Сhase)

Stand up the boy who did it! (J. Сhase)

1. в контексте противопоставления:

Are you going to shoot him? - You do it (J. Сhase)

В качестве семантических модификаторов в отдельных случаях императивное предложение допускает включение средств выражения субъективной модальности достоверности/предположительности, таких как maybe, certainly, of course, например:

Can I go now? - Of course, go, probably she needs you now

(S. Maugham)

Однако императивное предложение не допускает включение средств выражения субъективно-оценочной модальности (luckily, fortunately, unfortunately и т.д.).

В качестве диахронических постоянных за исследуемый период, по нашим данным, выделяются следующие структурно-семантические модели императивных предложений, реализующих прямой РА директив:

(You) Vaction imp. (You) let + N/Pron. + be (You) let + N/Pron. + Vinf. (You) be + N (+) (You) be + Adj (+) (You) be +V-ed (+) (You) have + N (+)e.g. Take off your shoes e.g. Let it be! e.g. Let him bless thee, too e.g. Be as pure as snow e.g. Be wary, then! e.g. Alas, sir, be appeased! e.g. Have a better care of that(B. Jonson) (W. Shakespeare) (W. Shakespeare) (W. Shakespeare) (W. Shakespeare) (B. Jonson) (B. Jonson)В число диахронических постоянных не вошли модели с глагольным отрицанием, поскольку за последние пять столетий структурные формы таких императивов изменились вместе с развитием аналитичности английского глагола.

Маркером усиления иллокуции побуждения выступает эмфатичное do в составе высказывания. Побудительное высказывание с эмфатичным do обычно трактуется как средство предложения и настойчивой просьбы (но не приказа) [253, 261, 272]. Поскольку такие маркеры функционируют как в ранненовоанглийском, так и в современном дискурсе, они являются диахроническими постоянными. Анализ нашей выборки свидетельсвует, что структура предложений с do сохраняется, а частотность употребления усилительного do в директивах возрастает с XVI к ХХ в. более, чем в 7 раз (с 0,7% до 7,7% выборки):

I do beseech you, give him leave to go(W. Shakespeare)

Do come away sister (W. Wycherly)

Do show more sense, please (Th. Hardy)

Do fight now (J.Chase)

Высказывания с маркером-модификатором do выполняют две основные функции- напоминания и выделения [139, 245]. Функция напоминания реализуется в контексте повторного волеизъявления при предварительном отказе или задержке со стороны исполнителя совершить каузируемое действие:

«Give me a penny.have nothing for you.give me just one penny (J. Priestley).

Данный маркер-модификатор также употребляется, когда адресант заинтересован в осуществлении действия и подчеркивает необходимость совершить его в будущем. Например:

Have you thought of torture? Do call me if you get around to it. Ive got some jolly interesting ideas (J. Chase)

Для РА реквестивов современного английского языка характерным является употребление прагматического маркера вежливости и побудительности please. Мы выделяем следующие функции маркера please в речи (об этом см. также [179]):

а) функция сигнализации побуждения в косвенных выражениях просьбы или пожелания:

«Please Jennie, I cant do it myself» (A. Christie) = Please help me.

б) функция вежливости, связанная с изменением разновидности РА с инъюнктивного на реквестивный (в составе РА, выраженного эксплицитно):

«Please, dont talk that much» (J. Chase);

в) функция гипервежливости в составе директивного РА, выраженного косвенно:

«Please, sir will you but permit me to speak one word in private with you

(E. Brontё);

г) функция сигнализации вежливого побуждения в составе номинативных директивов:

«A glass of water, please» (A. Christie).

Среди прямо реализованных РА директивов обнаруживаем как моноиллокутивные, так и полииллокутивные РА: в последних ведущей иллокуции побуждения сопутствуют иллокутивные силы иных типов. Так, сопутствующая иллокуция эмотивности обнаруживается в директивах, содержащих местоимение you (в данном случае, социолингвистический маркер ликопонижения):

Dont you touch me, you brute! She exclaimed angrily (J. Chase ).

Исследователями [253, 270] отмечаются тенденции к употреблению подлежащего в директивах-требованиях, выражающих прагматические значения предупреждения и угрозы. Употребляя местоимение you, говорящий ставит себя выше слушающего [10, 38, 75, 194, 203], тем самым такому директиву ингерентно присуща сопутствующая иллокуции эмотивность.

Директивы императивной структуры, содержащие присоединенные вопросительные части can you и cant you, представляют собой прагматические формы «антивежливости» и передают отрицательные эмоции (раздражение и пр.). Употребляя их, говорящий сопровождает побуждение выражением раздражения или нетерпения. Например:

Go down quietly, cant you! (J. Chase)

Приведенные выше примеры свидетельствуют о контекстно независимом характере сопутствующей иллокутивной силы эмотивности. Cопутствующая эмотивность, не имеющая формализованного языкового выражения, обусловлена ситуацией и контекстом, например, Миссис Де Бур требует от Элизабет отказаться от брака с ее племянником таким тоном и в такой ситуации, которая оскорбляет девушку и вызывает ее резкий отказ:

Will you promise me never to enter into such an engagement? - I will make no promise of the kind (J. Austen)

2.2.2 Косвенные РА директивы

РА директивы, реализованные косвенно, привлекают внимание исследователей в плане выявления причин косвенной реализации иллокуци побуждения, языковых форм косвенного выражения побуждения, механизмов распознавания слушающим скрытой интенции и т.п. [53, 55, 163, 177, 210, 229, 233, 234, 244, 254, 256, 279 и др.]. Косвенные речевые акты определяюятся как речевые действия, когда «один иллокутивный акт осуществляется опосредственно, путем осуществления другого» [177], при этом иллокутивные силы, которые остаются «в тени» коммуникации не исчезают, напротив, первичные и вторичные иллокуции сосуществуют в речевом акте. Первичный иллокутивный акт, соответствующий доминирующей иллокуции (ведущей, первичной), есть действительная реализация некоего предложения речи, в то время, как вторичный иллокутивный акт (сопутствующая, вторичная иллокуция) определяется буквальным значением предложения [там же].

Семантико-прагматические особенности различных косвенных директивных РА, по мнению Дж. Серля [177], заключаются в следующем:
(1) говорящий высказывает косвенную просьбу либо посредством вопроса о выполнении некоторого подготовительного условия, касающегося способности слушающего сделать некое действие, либо посредством утверждения о выполнении такого условия; (2) говорящий осуществляет косвенное побуждение либо посредством вопроса о выполнении условия пропозиционального содержания, либо посредством утверждения о его выполнении; (3) косвенное побуждение реализуется говорящим посредством утверждения (но не вопроса) о выполнении условия искренности;
(4) говорящий высказывает косвенное побуждение либо посредством утверждения о существовании веских причин для осуществления действия, либо посредством вопроса о существовании таких причин (в случае, когда причиной является потребность или желание слушающего совершить какое-либо действие, говорящий может лишь спросить, хочет ли, желает ли слушающий совершить некое действие). Соответственно в наиболее общем виде способы реализации косвенного побуждения (по М. Култхарду [250]) включают вопросы или утверждения, касающиеся следующих факторов (два последних не вошли в перечень М. Култхарда):

• Экзистенциальный статус интендируемого действия и его временная отнесенность:
• Have you talked to Mr Bingley yet? When are going to do it? (J. Austen)
• There is no reason why any of us should get in each others way (J. Galsworthy)
• Вероятные последствия реализации директива:
• I say, is there any chance for Joan? (S. Maugham)
• Предварительные условия РА (возможность / способность адресата выполнениить действие):
• Can you explain everything now? (J. Priestley)
• I wish you were kinder to me, could you? (J. Priestley)
• Предварительные условия РА (обязательность выполнения действия для адресата):
• Do you mind my asking you a question? (J. Austen)
• You killed him in self-defence. Why should you care about him?
• (A. Christie)
• Временная отнесенность РА:

When will you talk at last? (Th. Hardy)

• Вопросы-просьбы о разрешении:

Could I take your ticket? (S. Maugham )

• Вопрос о наличии у адресата объекта:

Wheres the will? Let me read that… (B. Jonson)

Have you got any money? (S. Hill)

Эти семантико-прагматические модели, по нашим данным, выступают диахроническими инвариантами косвенной реализации РА директива с помощью вопросительного предложения в XVI - XX вв.

Рассмотрение косвенных РА с точки зрения природы реализуемой ими прагматической транспозиции предложений показывает, что они могут иметь речевую либо фиксированную языковую природу: форма предложения и его потенциальное содержание, заложенное в языковой системе, соответствуют либо противоречат друг другу. В первом случае проявление потенциальной многозначности зависит от конкретных условий речевой реализации предложения (прямое значение спрашивания в высказывании Is the window open? при наличии соответствующего контекста, ситуации и иных аспектов РА способно трансформироваться в косвенное побуждение Close the window! [130:220-221]).

Во втором случае достаточен нулевой («нейтральный» [296]) контекст для того, чтобы предложение с фиксированным языковым несоответствием структуры и пропозиционального содержания реализовало РА побуждения. Фиксированная языковая форма косвенной транспозиции предложения в побуждение в речи характерна для общевопросительных предложений с модальными глаголами can, could, will, would и маркером please типа Сan you pass me the salt, please? Could you open the window, please?; вопросительных предложений фразеологизованной структуры Why not do p? Would you mind doing p? What (how) about doing p? и побудительно-вопросительных конструкций с присоединенной вопросительной частью will you? would you? can you? could you? типа Do p, will you? Dont do p, would you? При этом в качестве сопутствующих иллокутивных сил побудительного РА могут выступать экспрессивная, метакоммуникативная и некоторые другие.

С учетом денотативного аспекта РА все косвенно реализованные побуждения разделяем на косвенные директивы с имплицитно и эксплицитно выраженной пропозицией. РА с имплицитно выраженной пропозицией характеризуются тем, что в процессе восприятия РА адресант переосмысливает лишь иллокутивный компонент побуждения (Imp), интендируемое действие (p) и/или его объект (O) представлены эксплицитно. В косвенных РА с имплицитной пропозицией адресат переосмысливает и иллокутивный, и пропозициональный аспект (обзор мнений о типах косвенности содержится в [16]). Примерами косвенных РА директивов с переосмыслением иллокутивной силы но экплицитно выраженной пропозицией являются высказывания, содержащие номинацию интендируемого действия р и/или объекта этого действия:

P? Þ (p)!: Can you come now? (Ch. Brontё) = Come now;? Þ (p, O)!:Have you got some more coins? (Ch. Brontё) =me some more coins.

Примерами косвенных директивов с имплицитной пропозицией служат: перед началом матча колеблющегося боксера убеждают выйти на ринг:

PÆ Þ (p)!: People are there. Everybody is waiting(J. Chase) = Go!ÆOÆ Þ (p, O)!:Its 1 p.m. Its lunch time (A. Christie) =

(Lets) have lunch!

В этот класс могут входить многочисленные примеры, которые не обладают общностью формы и способны переосмысливаться в качестве косвенных просьб только в соответствующих контекстах.

Такое вуалирование коммуникативной цели Д. Гордон и Дж. Лакофф называют смягчением коммуникативного намерения [58]. Также говорящий иногда избегает прямого выражения своей коммуникативной цели не из соображения вежливости или боязни обременить своего собеседника, а из нежелания нести ответственность за свои слова, либо же он решает предосудительную коммуникативную задачу. Кроме того, нарушение правил коммуникации может иметь своей целью повышение экспрессивности речи, придание ей эстетической ценности.

В локутивном аспекте директива выделяются различные синтаксические средства косвенной реализации РА, их структурная типология охватывает вопросительные и повествовательные предложения. Важная часть коммуникативной стратегии адресанта - использование вопросительной структуры вместо повелительной. Будучи менее категоричной, такая форма обращает приказ в просьбу и создает благоприятную обстановку для общения [124].

Вопросительно-отрицательные предложения с глаголом can, will помимо ведущей иллокуции побуждения имеют сопутствующую иллокуцию эмотивности - резко и даже иногда грубо выраженной просьбы прекратить действие:

Dont be a fool. Cant you stop pretending? Everyone is tired. Lets talk at last (A. Christie)

Johnny, for everybodys sake and your own, wont you stop complaining? (S. Hill).

Вопросительные предложения с глаголами can, could, will, would, may способны приобретать в речи значения вежливой просьбы, причем наибольшей степенью вежливости обладают формы could, would [263]:

Would you be my partner? You wont regret it, Im sure (J. Chase)

Will you please explain it all, Olwen. Were waiting (J. Priestley)

РА директивы могут быть косвенно реализованы, как отмечалось выше, вопросительными предложениями фразеологизованной структуры Why not do p? Would you mind doing p? What (how) about doing p? По нашим данным, подобные стуктуры функционируют в XVI - XX вв., не претерпевая качественных изменений; их частотность не превышает 1- 3% выборки и колеблется в различные периоды не существенно. Основные прагмасемантические разновидности РА, реализуемые фразеологизированными структурами, - это реквестивы: приглашения, предложения (совместных действий), советы, например:

Why dont you come in? We are waiting (G. Villiers)

Why not ask him this question? Its not in my power to answer all your questions (J. Chase)you mind answering one question, Mr. Rochester? (Ch. Brontё)

В качестве синонимов повелительных высказываний могут выступать повествовательные предложения с формами косвенных наклонений (оптатива, конъюнктива и т.д.), выражающими значения пожелания. Основанием такой синонимии служит очевидная семантическая близость желательных и императивных форм. В предложениях с формами «желательных» наклонений выражается фактитивная прескрипция, которая чаще всего интерпретируется как мягкая форма просьбы, когда адресант просит выполнить действие, не осуществляемое в момент речи: You would do it as soon as possible. Данные значения реализуются и формами сослагательного наклонения в придаточных дополнительных предложениях после глагола wish, в придаточных предложениях с предваряющим it и семами необходимости, желательности, а также в придаточных - инъюнктивах после выражений с order, demand и т.п.:

I wish you would be there with me. I cant talk to tisd person alone

(A. Christie))

Petelli is a big man in this town…Its necessary we should respect big people (S. Hill)

Its my order that you leave at once. Why dont you move? (A. Christie)

Косвенные РА директивы - повествовательные предложения реализуют инъюнктивы и реквестивы. В целом выделяются следующие семантико-синтаксические модели, реализующие значения разрешения, предложения или совета, которые могут быть разграничены лишь с учетом ситуации произнесения побудительного высказывания:

• повествовательные предложения с конструкциями типа «youd better +Vinfinitive»:

Youd better come in and meet her (J. Priestley);

• повествовательные предложения с глаголами might и could:
• You and William have business to discuss. You could go to the library now
• (J. Chase);
• «So you might as well come back and sit down and give me the answer to the question I asked you» (J.Chase);
• повествовательные предложения с глаголами долженствования 1-м л. ед. и мн. ч. :
• Now you take it easy, boy. We mustnt worry about it (J. Galsworthy);
• повествовательные предложения с глаголом need:

You neednt pay any attention to them. Theyre kind of crazy in the head

(J. Priestley).

Компонент побуждения содержится в семантике модальных глаголов со значением необходимости, долженствования, вынужденности, предписания, принуждения - must, should, have to, что делает их квазисинонимом императивной конструкции:

«Now, you mustnt worry about this. Itll work out all right» (O. Goldsmith)

You dont have to tell me youre better. I can see that for myself (A. Christie)

Повествовательные предложения с глаголом must реализуют РА инъюнктивы или реквестивы, если в осуществлении действия заинтересован адресант, и совет или предложение, если в осуществлении действия заинтересован адресат или третье лицо. Конкретные прагмасемантические значения, такие как приказ, совет или предложение, можно определить только учитывая ситуацию общения.

Косвенные директивы реализуются также повествовательными предложениями с глагольной формой будущего времени (положительной и отрицательной). По нашим данным, они, как правило, имеют значение приказа и функционируют в ситуациях, где статус адресанта выше статуса адресата:

You will not disturb him until he is well. He needs rest now (S. Hill)

You will go to your room at once (A. Christie)

Безапелляционный приказ выражается формами Present Continuous в повествовательных предложениях, произносимых в ситуациях, где адресант обладает властью, позволяющей ему отдавать резкие приказания:

«Hands up! Youre not going anywhere (A. Christie)

Несколько менее жесткий инъюнктив реализуется в повествовательных предложениях формами Present Indefinite, при этом статус адресанта выше статуса адресата: в данном примере коммуникативного лидерства мафиози требует к себе вежливого отношения:

Everybody respects me! Nobody talks to me like this here. Do you get it?

(P. Shaffer)

Инструкции, требования и настоятельные советы передаются также повествовательными предложениями с конструкцией I want you/him + Complex Object. Ее употребление ограничено, как правило, разговорной речью, или случаями намеренного нарушения принципа вежливости в речи, например:

I want you to give me the money (J. Chase)

Употребительной повествовательной формой косвенных директивов являются безглагольные эллиптизированные предложения. Среди них отмечаем:

• именные предложения (ср.: непредикативные номинации предмета/вещества, являющегося целью действия [213]:
• A cup of tea, please! (A. Christie)
• Courage! (J. Priestley)
• адъективные предложения:
• Quick! Hurry up! If we are hasty enough we still can catch this train
• (A. Christie)
• Slow, Johnny! (J. Chase)
• адвербиальные предложения:
• Out! I dont want to see you any more (J. Austen)
• Away! And be not seen (W. Shakespeare)
• герундиальные конструкции:

No smoking in here, please (A. Christie)

No fighting! (J. Chase)

Особенность директивов с эллиптизированными конструкциями состоит в первую очередь в том, чо они употребляются в иституционализированных ситуациях, регулируя определенные сферы деятельности и поведения в общественных местах (массовая коммуникация: транспорт и т.п.). Такие директивы отличаются краткостью и предполагают (немедленное) исполнение. Указанная краткость способствует тому, что адресат выполняет интендируемое действие. По нашим данным, эллиптизированные побуждения не являются типичными для разговорной речи, реализация таких директивов (лозунгов, инструкций, предписаний) есть следствие более высокого статуса адресанта массовой коммуникации, наделенного властными полномочиями предписывать, указывать, издавать инструкции, обязательные для исполнения всеми членами общества.

Приведенную структурную типологию предложений, косвенно реализующих РА директив, следует дополнить их семантической типологией. Согласно нашим данным, набор семантических конструкций, реализующих реквестив, едва ли может быть исчерпывающим, поскольку на выбор конкретной формы косвенной реализации реквестива оказывают влияние уровень образованности, интеллект коммуниканта, ситуация общения, соотношение статусов адресанта и адресата и пр. Вслед за Серлем [177], семантические модели косвенных побудительных высказываний группируем следующим образом:

. Высказывания, которые касаются способности адресата осуществить действие:

Can we talk reasonably? (A. Christie)

«Can you be a little more quiet? (S. Maugham)

«You could be nice when you want (S. Maugham)

You can go now (Ch. Bronte)(это может быть также и разрешением)

Have you got any money left now? (A. Christie)

. Высказывания, которые касаются желания адресанта или необходимости для него, чтобы адресат осуществил какое-либо действие. Например:

I would like you to сome with me (S. Maugham)

I want you to be with me when he is gone (S. Maugham)

I would be most grateful if you would help me (S. Maugham)

I hope you will not refuse me, Miss Bennet (J. Austen)

I wish you wouldnt go on, Olwen (J. Priestley)

3. Высказывания, касающиеся осуществления действия адресатом:

Officers will henceforth wear ties at dinner (J. Searle)

Will you give me another cup of tea? (Ch. Brontё)

Would you give me another chance, please? (J. Chase)

Wont you stop making that noise, Kitty? (J. Austen)

. Высказывания, касающиеся желания или склонности адресата исполнить действие:

Would you be willing to explain your point of view clearly? (J. Austen)

Do you want to tell me something special right now? (S. Maugham)

Would you mind stop crying, Kitty? Pity my nerves (J. Austen)

Would it be too much trouble for you to see what Cathy is doing?

(E. Brontё)

Would if be convenient for you to see me there? (A. Christie)

. Высказывания, которые называют причины осуществления каузируемого действия:

You ought to be more polite to ladies (J. Priestley)

«It might help if you stop shouting now (J. Chase)

«It would be a good idea to leave early today (S. Maugham)

You are talking too much on the subject youre not fmiliar with

(A. Christie)

How many times have I told you to leave Martin alone? (J. Priestley)

. Предложения, в которых один из перечисленных выше элементов входит в состав другого, а также предложения с иллокутивным глаголом побуждения:

«Might I ask you do something for me? (A. Christie)

I would appreciate it if you could tell us all about it (J. Priestley)

Дополнительным свидетельством того, что приведенные не императивные высказывания используются для выражения побуждения, служит тот факт, что большинство из них легко присоединяет маркер please либо в конечной позиции, либо непосредственно перед глаголом, который придает им статус побуждения, хотя их буквальное значение не является таковым [119, 272, 304]:

«I want you to stop making that noise, please (A. Christie)

Could you please lend me a dollar? (A. Christie)

Вместе с тем необходимо отметить, что в отдельных ситуациях для не импераивных предложений допустимо и их буквальное толкование, в котором они не выступают в качестве косвенных просьб. Так, предложение Can you reach the salt? может быть квеситивом - вопросом о способностях (например, ортопед интересуется ходом лечения поврежденной руки) и т.п.

Вопрос выбора прямого или косвенного способа представления иллокуции побуждения обусловлен контекстом, ситуацией, коммуникативными принципами (максимами). В ряде институциональных ситуаций, например, при общении в армии, когда старший по званию отдает приказ тому, кто ниже рангом, вопрос о способе реализации директива не является релевантным, ситуация представляется однозначной: адресат обязан выполнить интендируемое действие в силу своего статуса и роли. В отсутствие институциональных ситуаций выбор способа реализации директива определяется совокупностью аспектов РА - контекста, аспекта адресанта и адесата, метакоммуникативного и пр.

Механизм интерпретации директивов, реализуемых косвенно, стратегии установления скрытой иллокутивной цели, требуют учета всех факторов контекста: лингвистического, паралингвистического и экстралингвистического, использования коммуникативной компетенции адресата - его знаний правил и навыков коммуникации в целом, в том числе, невербальной (об этом см, например, [105]). Они основаны на осознании адресатом несоответствия формы и содержания высказывания и включают операции логического вывода значения, протекающие, как правило, неосознанно для адресата, с использованием сокращенных логических схем умозаключений.

2.3 Сложные РА директивы

Простые (минимальные) РА директивы способны объединяться в сложные (не минимальные) единицы речи. Если в сочетании простых РА присутствует цепь отдельных перлокутивных интенций, то сложные РА характеризуются единой перлокутивной целью, задаваемой РА-тезисом (в комплексных РА) или способствуемых РА (в составных РА) и планируются как таковые [95]. Сложный РА изначально имеет сложную акторечевую интенцию: с начала его осуществления коммуникант планирует минимум два компонентных РА-функции, оформленных, как правило, как сложное предложение. В роли сложного директива могут выступать и прямые, и косвенные РА.

В соответствии с прагматической типологией сложных единиц речи
В.И. Карабана выделяются три основных типа сложных речевых актов - комплексные, композитные, составные, объединенные прагматическими, прагмасемантическими или семантико-прагматическими связями.
По нашим данным, в XVI - XX вв. директивы функционируют во всех трех типах сложных РА, хотя их свойства и частотность варьируются в плане диахронии. Рассмотрим диахронически постоянные характеристики каждого типа сложных РА с побуждением подробнее.

В составных РА компонентные РА-функции иллокутивно и перлокутивно разнотипны и не связаны семантическими отношениями [38], однако благодаря их прагматической связи осуществление перлокутивной цели первого компонента делает возможным осуществление перлокутивной цели второго компонента.

В составных РА дискурсивные отношения объединяют речевые и метаречевые акты. Принимая во внимание деление Д. Уилсоном и
Д. Шпербером всей информации в дискурсе на концептуальную и процедурную [286], концептуальную информацию усматриваем в способствуемом РА директиве, а процедурную - в РА-функции, который стимулирует процесс адекватной интерпретации адресатом директива и тем самым способствует достижению цели побуждения.
В качестве способствующих метакоммуникативных РА выступают обращения (dear sir, Mr Smith, John, friends, mummy, honey etc.) [об этом 57]; фатические метакоммуникативы - приветствия, прощания, аттрактанты внимания (Hello, good evening, look, listen, I say, etc.); метаречевые извинения в функции инициирования общения, например:

Miss Eliza Bennet, let me persuade you to follow my example (J. Austen)

Good-bye, come back as soon as you can (E. Waugh)

Bring me the bill, I say (J. Chase)

Excuse me but prepare yourself for something very dreadful (J. Austen)

Способствующие РА-функции - обращения реализуют несколько перлокутивных целей, обеспечивающих выполнение действия, каузируемого в способствуемом РА директиве: это привлечение и активизация внимания адресата, указание агенса действия, выражение адресантно-адресатных отношений. С прагматической точки зрения обращение в составе сложного РА является важным фактором, способствующим реализации директива, поскольку они компенсируют эффект ликоповреждения (face threat) [248], неизбежно сопровождающий побуждение. Так, адекватно выбранная в соответствии с требованиями речевого этикета эпохи форма обращения усиливает степень вежливости высказывания, и тем самым способствует осуществлению побуждения. Например:

хозяин - слуге:

«Joseph, take Mr. Lockwoods horse and bring up some wine (E. Brontё)

служанка - хозяйке:

Mrs. Heathcliff, do point out some landmarks by which I may know my way home (E. Brontё)

мать - дочери:

«My dear Lydia, do tell me everything (J. Austen)

Обращение, выбранное с нарушением речевого этикета при неправильной оценке адресантом своего социального статуса и ситуативной роли относительно статуса и роли адресата, приводит к дефекту коммуникации. Например, желая унизить свою бедную кузину Джен Эйр, Джон Рид исправляет девочку, обратившуюся к мальчику, как к ровне:

What do you want? - I asked.What do you want, Master Reed was the answer. I want you to come here (Ch. Brontё)

Намеренное использование обращения с эмоциональной окраской, как завышенной или уменьшительно-ласкательной, так и заниженной, конфликтно-ориентированной, придает всему РА эмоциональную окраску, что также повышает воздействующий характер директива. Например:

«Dearest of my life, hear mе (W. Wycherley)

«Shut up you, son of a bitch (J. Chase)

Семантически обращение в предложениях с глагольным императивом в форме 2-го л. и в форме совместного лица называет агенса каузируемого действия, что также стимулирует его выполнение и особенно важно в ситуациях, где имеется несколько слушателей, для вычленения одного адресата или вовлечения в общение всех:

«Gentlemen, step down for a moment (W. Wycherley)

Better go to your cabin, now, Johnny (J. Chase)

Названные функции обращений - привлечения и активизации внимания, указания на агенса действия, этикетная и экспрессивная - способствуют достижению цели РА директива - исполнению искомого действия. На этом основании в данном исследовании все сложные РА с обращением в пре-, интер- и постпозиции относим к числу сложных составных РА.

Фатические метакоммуникативы как РА-функции составляют лишь шестую часть всех составных директивов в нашей выборке, среди них превалируют формы привлечения внимания типа Hey, Look, Listen, Hello, I say, характерные для фамильярной речи; приветствия и прощания, оформленные в соответствии с речевым этикетом конкретного периода; причем, по нашим данным, последние встречаются в различных стилях речи (хотя их и относят к одному стилю): «составные РА, где приветствие сочетается с директивным РА, используются обычно в фамильярном речевом взаимодействии» [95]):

Hey, take thus and let your man carry it for me (W. Wycherley)

Look up, sweet Win, fight and suffer not (B. Jonson)

Good evening, Mary, speak lower. Whats the matter? (E. Brontё)

Farewell ..., my friend, go now and try to be happy (E. Brontё)

Компенсация ликоповреждающего воздействия директива достигается также использованием извинений в препозиции к побуждению (около 15% зарегистрированных составных РА). Этот ритуализированный акт имеет широкий спектр использования и подходит, в том числе, для ситуаций нулевой информированности об адресате, когда употребление обращений и других социально-зависимых средств установления контакта невозможно. Метаречевое извинение (Excuse me, Pardon, Im sorry to disturb you) существенно отличается от речевого извинения за допущенную оплошность: как РА-функция оно вводит новую тему общения, сигнализирует начало реплики/диалога, придает побуждению определенную степень вежливости, о чем свидетельствует и его сочетаемость с маркерами вежливости please (pray) и т.д. Метаречевое извинение предшествует ликоповреждающему воздействию, а речевое следует за ним, тем самым первое имеет катафорический характер, второе - анафорический, ср.:

(1) Excuse me, please, will you help me? (E. Waugh)

Pardon me, madam, but leave me for a white now (Ch. Bronte)

(2) Forgive me for having taken up so much of your time (J. Austen)

В целом составные РА - доминирующий тип сложных директивов на протяжении исследуемого периода времени (их частотность колеблется от 33% всех сложных РА в XVI в. до 56% в XVIII в.).

Второй по частотности тип сложных РА директивов - композитные РА. В композитных РА директивах отмечается сочетание простых директивов одного и того же иллокутивного вида, но могут также сочетаться директивы различных видов [95]. Такие РА выполняют функцию координированных простых РА-функций и характеризуются составной локуцией, иллокуцией, перлокуцией. Прагмасемантические отношения простых РА-функций в композитных сложных РА соответствуют значению дополняемого и дополняющего компонентов, например:

Stay quietly at home, and be satisfied that we shall take no offence (J. Austen)

Денотативные аспекты простых РА, объединенных в сложный композитный директив, находятся в отношениях дополнения; каузируемые действия нередко рассматриваются как хронологически расчлененные действия, соответствующие логико-семантическому отношению последования (first… then), например:

«Be womanly, Win; make an outcry to your mother (B. Jonson)

Come, tell me the ladys name and Handy shall pay you (W. Wycherley)

Полученные данные свидетельствуют о том, что в композитных директивах реализуется общая перлокутивная цель: составляющие их простые директивы, как правило, принадлежат к одной прагмасемантической разновидности, образуя композитные просьбы, композитные приказы:

«For Heavens sake, be quick, and let me settle somewhere (E. Brontё)

Go fetch her, therefore, but do not tell her husband tis for my sake (W. Wycherley)

Локуции простых РА в составе композитного директива объединяют отношения включения или пересечения, но не тождества, например:

• отношения включения:
• Take your choice, but you must be satisfied with only one (J. Austen)
• отношения пересечения:
• Let not your heart be troubled, neither let it be afraid (Th. Hardy)
• В редких случаях обнаруживаем отношения контрадикторности:
• Dont write, but come, and bring me something from Edgar (E. Brontё)
• Let me come at once, or at once come to me (Th. Hardy)
• Комплексный РА представляет собой тип сложного РА, в котором «компонентные РА-функции находятся в субординативном прагмасемантическом отношении» [95]. Комплексные РА директивы (так называемые обосновываемые директивы) состоят из главного РА-директива-тезиса и подчиненного РА-обоснования [95]. В комплексных РА директивах обоснование, как правило, служит средством эксплицирования одного из контекстных или ситуативных условий побуждения, например:
• Let her be called down, she shall hear my opinion (J. Austen)
• В среднем за рассматриваемый период комплексные РА директивы составляют около трети всех сложных директивов.
• В семантическом плане из трех основных элементов побуждения обоснования РА-функции, как правило, относится к каузируемому действию - семантико-синтаксическому предикативному элементу, обозначающему искомое действие/изменение состояния или объект действия. Логико-семантические отношения между директивом-тезисом и РА-обоснованием включают несколько ведущих групп: причины, следствия, дополнения, темпоральности. Им соответствуют дискурсивные маркеры: причины because, for, after all, since, for this reason; следствия so, thus, therefore, in any case, hence, consequently; дополнения that; темпоральных отношений when, while, before, after, by the time, afterwards (подробнее о маркерах дискурса см. [82], (хотя главное и подчиненное придаточное предложения нередко объединены асиндетически). Например:
• отношения причины:
• You ought not to think yourself on an equality with the misses Reed and Master Reed, because misses kindly allows you to be brought up with them (Ch. Brontё)
• отношения следствия:
• Continue to act as a good girl, and you will satisfy us (Ch. Brontё)
• отношения дополнения:
• And tell him also that he should set his fraternal heart at ease (Th. Hardy)
• отношения темпоральности:

Stand by me, then, and when Im down, throw in a word or two to set me up again (O. Goldsmith)

Целью обоснования директива-тезиса является повышение вероятности выполнения адресатом желаемого адресантом действия [95], причем обоснованию подлежат, как правило, условия искренности, мотив, дополнительные условия побуждения [там же]. В качестве РА-тезиса выступают как инъюнктивы, так и реквестивы. РА-обоснование, по нашим данным, реализуется в основном констативами, реже экспрессивами и комиссивами (менасивами), например:

Be more charitable; there are worse men than he is yet! (E. Brontё)

Produce him now or go to hell (Ch. Brontё)

В зависимости от позиции РА-обоснования относительно РА-тезиса в комплексном директиве зарегистрированы пре- и постпозитивные обоснования. В нашей выборке различные прагмасемантические типы директива не обнаруживают прямой связи с местоположением обосновывающего РА-функции, хотя некоторые авторы отмечают вероятные соответствия прагмасемантических типов РА-тезиса, его обоснований и позиций [95]; ср.:

Here comes the gentleman; make him way (B. Jonson)

Get you a better friend; your brain breaks loose (B. Jonson)

Сложные директивы способны реализовать не только три типа РА - составные, композитные, комплексные по отдельности, но и их сочетания в пределах одного сложного РА. Так, обнаружены сочетания составного с комплексным и композитным РА (1), составного и композитного РА (2), а также в отдельных случаях композитного и комплексного РА (3), например:

1. Dont send her away, Eshton; we might turn the thing to account; better consult the ladies (Ch. Brontё)
2. Come, Madam, no more dissembling, no more jilting for I am no more a frank person (W. Wycherley)
3. Give her ten shillings, and be sure you tell the young gentleman I must be acquainted with her (W. Wycherley)

Такие сочетания не являются частотными на всем протяжении исследуемого периода.

2.4 Прагмасемантические разновидности РА директивов

Директивные РА семантически и прагматически неоднородны. Известные подходы к выделению подтипов директивных РА основывались на разных критериях, среди них работы Е.И. Беляевой, А Вежбицкой, Н.Ф. Гладуш, А.В. Дорошенко, О.Г. Почепцова и др. [18, 43, 55, 72, 163]. Так, по ведущему признаку степени выраженности иллокутивной силы Г.Г. Почепцов выделяет среди директивных РА инъюнктивы (команды, приказы) и реквестивы (просьбы и т.п.) [162].

По ведущему семантическому признаку детальную классификацию директивных РА предлагает А.В. Дорошенко [72]. Ею выделены такие прагмасемантические разновидности директивных РА, как:

1. прескриптивные РА (приказы, предписания, требования, запреты, разрешения, инструкции, назначения, увольнения, заказы и вызовы);
2. реквестивные РА (просьбы, приглашения, ходатайства, вопросы о разрешениях);
3. побуждающие РА (побуждения, разубеждения, предложения совместного действия, подстрекательства, советы);
4. предупреждающие РА (предупреждения, увещевания, угрозы).

Л.А. Бирюлин предлагает четыре теоретически возможных прочтения повелительных предложений [24, 25]:

. Презумпция утвердительная: в момент произнесения прескрипции исполнитель (слушатель) производит какое-либо действие р (например, курит); прескрипция сохраняющая: «продолжай делать р» (т.е., если ты, например, куришь, то и кури! = «продолжай курить (дальше)». Прескрипция нацелена на то, чтобы сохранить исходное положение вещей.

. Презумпция отрицательная: в момент произнесения прескрипции исполнитель делает не р (= не делает р) (например, не курит); прескрипция сохраняющая: «продолжай делать не р» (т.е., если ты, например, не куришь, то и не кури! = «продолжай не курить». В данном случае назначение повелительного высказывания состоит в том, чтобы сохранить существующее положение вещей.

. Презумпция утвердительная: в момент произнесения прескрипции исполнитель делает р (например, курит); прескрипция изменяющая: «начинает делать не р (= начинай не делать р) (т.е., если ты, например, куришь, то не кури! = «прекрати курить»). В этом случае назначение повелительного высказывания состоит в том, чтобы запретить существующее положение вещей, а именно действие р, т.е. изменить р на не р.

. Презумпция отрицательная: в момент произнесения прескрипции исполнитель делает не р (= не делает р) (например, не курит); прескрипция изменяющая: «начинай делать/сделай р (т.е., если ты, например, не куришь, то теперь кури! = «начинай курить»).

Тем самым авторы выделяют четыре базовых разновидности повелительного высказывания: двум из них соответствуют положительные директивы, а двум - отрицательные.

По характеру глаголов речевой каузации - фактитивных либо пермиссивных [213] - все повелительные высказывания могут быть подразделены на фактитивные и пермиссивные. Первые отражают ситуации, в которых инициатива произнесения директива принадлежит адресанту, а вторые - в которых инициатором произнесения директива является адресат, который обращается к адресанту с просьбой о прескрипции. Наиболее распространенными среди фактитивных интерпретаций являются приказ, просьба, требование; среди пермиссивной интерпретации - разрешение/неразрешение [там же]:

My dear Jane, make haste and hurry down (J. Austen)

Can I come in? - Come in (E. Waugh)

Фактитивный совет, как правило, исходит от лица, считающего себя авторитетом. Наличие каких-либо субординационных отношений между дающим и получающим совет необязательно. Давая совет, говорящий предполагает, что слушающий может выполнить каузируемое действие, которое он сам бы выполнил. Фактитивный совет может вызвать негативную реакцию слушающего, поскольку люди, как правило, не любят непрошенных советов.

Пермиссивно интерпретируемые побудительные высказывания имеют свои особенности. Данным высказываниям обычно непосредственно предшествует неречевой стимул или вопрос, в котором содержится просьба о разрешении или совете со стороны того лица, которое в будущем директивном акте готово выступать в роли исполнителя прескрипции. Просьба о разрешении чаще всего направлена «снизу вверх».

Директивные РА, выражающие разрешение, отмечаются краткостью, т.к. все участники ситуации и все обстоятельства, при которых должно совершиться действие, уже известны говорящему. Разрешение также может быть выражено одной императивной словоформой или оно может представлять собой одну из разрешающих формул типа okey, please и т.д.

Побуждения с отрицательной формой глагола подразделяются на прохибитивные и превентивные.

Специфика смысловой структуры такого директива состоит в том, что в них есть оператор отрицания. Данные директивные РА каузируют неисполнение какого-либо действия.

Прохибитивные повелительные высказывания в свою очередь подразделяются на две группы в зависимости от того, совершается ли запрещаемое действие в момент речи или не совершается, т.е. в зависимости от презумпции существования действия р или не р до момента и в момент побуждения. В первом случае запрещается продолжать совершающееся действие. Во втором случае запрещается начинать несовершающееся действие [214].

Акцентируя отношения говорящего и слушающего в акте коммуникации, Э. Тсуи разделяет все побуждения на два больших класса: реквестивы, в которых адресату представляется выбор (option) исполнения искомого действия и инъюнктивы, которые такого выбора не предоставляют [304]. На основании таких критериев, как бенефактивнoсть действия для слушающего или говорящего и исполнитель действия (слушающий/говорящий/оба коммуниканта), среди реквестивов выделяются пять подтипов: просьба о разрешении, предложение (offer, proposal), просьба совершить действие, приглашение [там же]. Немаркированной формой реквестивов признаются вопросительные предложения. Характеристики реквестивов Э. Тсуи схематически представляет в следующем виде:

Speaker actionAddressee actionS and A actionSpeaker benefitrequest for permissionRequest for action-Addressee benefitOfferInvitation-S and A benefit--proposal

К инъюнктивам Э. Тсуи относит, с одной стороны, приказы, обязательные для исполнения - мандативные РА (mandatives), в которых говорящий побуждает слушающего исполнить или не исполнять действие, бенефактивное для говорящего [289]. К ним принадлежат инструкции и угрозы. С другой стороны, побуждения, в которых говорящий рекомендует слушающему (advocate) исполнение действия в интересах слушающего, причем за слушающим признается право выбора исполнения действия - это РА - рекомендации (advisives) [289] Среди последних выделяются советы и предупреждения (warnings). Немаркированная форма инъюнктива определяется как императивное предложение.

Этот краткий обзор свидетельствует об отсутствии единого подхода к выделению подтипов РА директива и о том, что в известных прагмасемантичесиких классификациях подтипов директива наблюдается смешение оснований деления и, как следствие, объединение в один подтип таких неоднородных явлений, как приказ и требование [72], приказ и разрешение [там же], директивы и угрозы (менасивы), причисление приказов и советов к инъюнктивам в отличие от реквестивов [289] и пр. В связи с этим насущной необходимостью является переосмысление и уточнение прагматических разновидностей директива и их систематизация.

В результате проведенного иследования на основе прагмасемантического критерия в настоящей работе выделяем следующие разновидности директивных РА: приказы, требования, просьбы, советы и пожелания, разрешения, запреты. Рассмотрим каждую из разновидностей подробнее.

Приказ - это прагмасемантическая разновидность РА директива, соответствующая перформативной формуле I order you to do p.

Логико-семантическая модель приказа имеет вид: Do p (интонация приказа) = [я приказываю тебе сделать нечто, предлагая, что ты должен сделать то, что я хочу], а также [Желая побудить тебя сделать это, я говорю: я хочу, чтобы ты сделал это] [43].

Ситуативной характеристикой РА приказа является то, что статус адресанта выше статуса адресата (социальный статус, коммуникативное лидерство и пр.). Например:

хозяйка дома - служанке:

Bring me my salts, Hill (J. Austen),

разговор соучастников преступления в момент сокрытия трупа:

Let him in and put him behind the steering-wheel (J. Chase)

Реализуя приказ, говорящий в силу своего статуса уверен, что он будет исполнен, в противном случае произнесение приказа бессмысленно. Сложившаяся система общественных отношений определяет неизбежные отрицательные последствия для адресата в случае невыполнение приказа (служанка может быть наказана, уволена и т.п.). Этот фактор служит важным различием между приказами и требованиями.

Отличительное свойство РА приказа заключается в том, что он реализуется только прямо, эксплицитныими формами побуждения - императивными предложениями.

Запрет - прагмасемантическая разновидность РА директива, которая представлена перформативными формулами I prohibit you to do p, I order you to stop doing p. В отличие от приказа, запрет предполагает обязательность прекращения или невыполнения действия р для адресата, выражая определенное предписание или инструкцию.

Условие истинности РА запрета - приоритетный статус его адресанта, так как запрещение чего-либо вышестоящему коммуниканту невозможно.

Прохибитивными высказываниями принято считать те, в которых каузируется прекращение действия: Stop doing p. Превентивными называют те высказывания, которые каузируют неисполнение действия, рассматриваемого как нежелательное: Dont do p.

Таким образом, прохибитивные директивы имеют значение запрета, превентивные - значения предостережения, например:

Hold! Stop your murding hands at Pallass commands! (G. Villiers)

Dont touch what is not yours (A. Christie)

Превентивные предложения, типа Dont catch cold!, Dont break glass! выражают предостережение, адресованное слушателю, чтобы он проявил осмотрительность и не совершил бы действия, которое могло бы нанести ущерб говорящему или третьему лицу [24, 214], тем самым в РА запрета всегда присутствует сопутствующая оценочная иллокуция (действие оценивается негативно). Так, предложение Dont catch cold в ситуации, когда адресат пьет холодную воду, интерпретируется как Dont drink cold water.

Необходимо также отметить, что РА запрета не предполагают возможности выбора для адресата, а ориентированы на обязательное исполнение. Вследствие этого РА названных подтипов, как правило, реализуются прямо с помощью императивных конструкций, ср.: Stop crying! Stop crying, please! Если первое высказывание реализует РА запрета, то второе - просьбы, о чем свидетельствует маркер вежливости please.

Требование - это прагмасемантическая разновидность РА директива, которая может быть выражена перформативной формулой I demand that you
do p.татус адресанта требования может быть как выше, так и равен статусу адресата. Тем самым исполнение требуемого не является облигаторным для адресата. Например, язвительное требование мистера Рочестера в ответ на слова юриста во время венчания:
I would remind you of your ladys existence, sir; which the law recognizes if you do not.me with an account of her - with her name, her parentage, her place of abode (Ch. Brontë)

Хотя приказ и требование подчас объединяют в один подтип директивов - прескриптивные РА [72], по нашим данным, между приказом и требованием есть ряд существенных отличий. Так, приказ не предполагает выбора адресатом возможности выполнения/невыполнения интендируемого действия и облигаторность выполнения р обеспечивается различием статусов коммуникантов. Напротив, в требовании, также представляющим действие р как облигаторное для адресата, отсутствует необходимое обеспечение этого условия. Тем самым при реализации приказа на первый план выходит речеактовый аспект адресата и адресанта: последний осознает свой подчиненный статус и в соответствии с этим готов подчиниться и исполнить желаемое действие. В отличие от этого, в требовании доминируют денотативный и ситуативный аспекты РА: соотношение статусов коммуникантов свидетельствует, что выполнение требования не обязательно для адресата, однако содержание высказывания и ситуация РА обусловливают высокую степень вероятности реализации конечной интенции РА. Например, Джулия Ламберт, начинающая актриса, и директор театра:

(Director) I like you and admire you.

(Julia) Prove it then, she said violently. Give me fifteen pounds a week and I will believe you.

(Director) Fifteen pounds a week? You know what our takings are. How can I? (S. Maugham)

Просьба как прагмасемантическая разновидность РА директива характеризуется предоставлением адресату потенциального выбора исполнения или не исполнения интендируемого действия. Формула данной разновидности РА директива имеет вид I ask you to do p.

Как отмечает А. Вежбицка, логико-семантической моделью побуждения Do it (с интонацей просьбы) является = [я прошу тебя сделать нечто, полагая, что ты можешь сделать это, а можешь и не делать этого] [43]. Тем самым очевидно, что различие между приказом и просьбой состоит в исходных посылках: приказ содержит в глубинной структуре предложения мысль о том, что адресат должен делать то, что хочет от него говорящий, а просьба содержит в глубинной структуре предложения мысль о том, что адресат может сделать, но может и не сделать того, что от него хочет говорящий (ср.: «постулаты значения» для просьб Д. Гордона и Дж. Лакоффа [58]).

Статусные отношения коммуникантов в просьбах допускают как их равенство, так и неравенство, что определяет факультативность выполнения интендируемого действия для адресата.

Важнейшим отличием данной прагмасемантической разновидности РА от других директивов выступает способ представления и реализации высказывания, то есть доминирует метакоммуникативный речеактовый аспект. В просьбах предоставление адресату потенциального выбора проявляется в вопросительном оформлении косвенных директивов - запросов о возможности /желании выполнить искомое действие в виде общих вопросов с модальными глаголами Can you do p? Would you like to do p?, повествовательных или повелительных конструкций с присоединенными постпозитивными маркерами вежливости и побудительности can/could you, will/would you, shall we: Do p, will you? Lets do p, shall we?, так называемых tag questions (именуемых разделительными, а также сегментированными [221] вопросами) типа You will do p, wont you? и их экспрессивно окрашенными разновидностями, в которых обе части конструкции позитивные либо негативные. Например:

Could we put off our wedding till a little later? (Th. Hardy)

Who wrote the letter? Will you let me look at it? (Th. Hardy)

Tell uncle Im in trouble, will you? (E. Brontë)

Julia, you will see Avice Chrichton after the performance, will you? (S. Maugham)

Семантически набор глаголов-операторов вопросительных предложений - просьб ограничен значениями возможности и желания, выраженными семами can, would like и их синонимами (об этом см. также [105]).

Отличительной чертой РА просьб является и наличие мaркеров вежливости please, pray, и различных конструкций, содержащих эти маркеры типа an it please + Pron, may it please + Pron, отражающих этические нормы эпохи и развитие системы языка. В просьбах названные прагмасемантические особенности функционируют обособленно либо в сочетании, например:

Jinny! Please do what I say (J. Priestley)

Could we discuss everything now, please? That is what we really need (J. Chase)

Поскольку в структурно вопросительном высказывании с маркером вежливости типа please , по мнению Р. Конрада, с самого начала существует гибридная языковая стуктура, включающая в равной мере вопрос и просьбу, он рассматривает РА, содержащие эти маркеры, как гибридные, в которых в рамках одной пропозиции одновременно реализуюся в различных РА [105]. Исходя из принятого в настоящей работе понимания, каждое высказывание, в том числе, содержащее несколько иллокутивных сил, реализует лишь один РА, соответствующий его ведущей иллокутивной силе, характеру ситуации, перлокутивному эффекту. По нашим даным, информативный ответ (как в квеситивах) на просьбы - вопросы о возможности выполнения действия в инварианте отсутствует, реакцией адресата является осуществление интендируемого действия. На этом основании подобные РА трактуем как косвенные директивы - просьбы с сопутствующей иллокуцией спрашивания.

Coвет и пожелание - это прагмасемантические разновидности РА директива, которые могут быть выражены перформативной формулой I advise you to do p.

Характерной особенностью совета, отличающей его от директивов иных разновидностей, служит бенефактивность интендируемого действия с точки зрения адресанта. Адресант РА совета наделен правом оценивать бенефактивность действия, представлять его как наилучшее в силу различия статусных ролей коммуникантов. Доминирующая позиция адресанта определяется превосходящим социальным статусом адресанта (ролью, возрастом), либо его коммуникативным лидерством при равенстве социальных статусов (наличием жизненного опыта и пр.). Например: миссис Фэйрфакс, будучи гораздо старше, советует Джен Эйр:

I hope all will be right in the end, she said but believe me, you cannnot be too careful. Try and keep Mister Rochester at a distance; distrust yourself as well as him. Gentlemen in his station are not accustomed to marry their governesses (Ch. Brontё)

Долли советует своей приятельнице Джулии Ламберт:

For your own sake, Julia dear, do be sensible. Dont go about with this young man any more. Drop him (S. Maugham)

Условие успешной реализации РА совета - авторитетность адресанта для адресата. Нарушение этого условия приводит к дефекту коммуникации, например, мистер Рочестер с презрением отвергает совет брата своей жены:

We had better leave her, whispered Mason.

Go to the devil! was his brother-in-laws recommendation

(Ch. Brontё)

Тем самым совет представляет собой необлигаторное побуждение к совершению действия, бенефактивного по оценке адресанта, причем адресант пользуется авторитетом адресата. Доминирующими аспектами РА совета выступают адресант и адресат, ситуация и контекст высказывания.

По нашим данным, советы и пожелания не имеют ограничений в способе реализации РА: они могут быть как прямыми, так и косвенными, представленными эксплицитными либо имплицитными побуждениями, ср.:

Have a rest, Jane, drink a glass of wine (Ch. Brontё)

Michael, why dont you let that flat in mews to Tom? (S. Maugham)

Разрешение - это прагмасемантическая разновидность РА директива, которая может быть представлена перформативной формулой I allow you to do p. Условием истинности РА разрешения является более высокий статус адресанта, наделяющий его правом санкционировать то или иное действие. Нарушение этого условия делает разрешение бессмысленным. Семантическая особенность разрешения - бенефактивный характер искомого действия для адресата, что отличает разрешение от приказа. Разрешения - директивы могут быть выражены прямо и косвенно. Первые представляют собой РА императивной структуры:

Cant I come and see you while you are resting?right. Come at half past five. Ill give you a cup of tea (S. Maugham)

Косвенно выраженные разрешения реализованы повествователными утвердительными предложениями с модальными глаголами You may…, you can…, etc., повествовательными предложениями с семами возражения в отрицательной форме I don't mind, I don't object, etc., например:

I dont mind your bringing Avice to my dressing-room in the evening. (S. Maugham)

Завершая обзор прагмасемантических разновидностей директива, следует обобщить их морфологические и семантические свойства. Так, в современном английском языке побудительные высказывания с глагольной формой 2-го л. не имеют прагмасемантических ограничений. Для форм 3-го л. и совместного лица существуют некоторые ограничения: они не выражают такую прагмасемантическую разновидность директива как инструкцию.

Побудительные высказывания с формой совместного лица могут иметь значения просьбы и предложения, но не приказа, совета или разрешения. Это связано с тем, что в данном случае адресант соответствует и прескриптору, и одному из исполнителей действия и его статус не может в полной мере быть выше статуса адресатаслушающего.

2.5 Стратегии вежливости в РА директивах

В реальном речевом взаимодействии РА директивы образуют побудительный дискурс, который на протяжении своего развития претерпевает существенные изменения, связанные с изменениями принципов межперсонального общения. Важнейшие из них суммированы Дж. Личем как принцип кооперации, вежливости, заинтересованности, способствования [268], причем первоочередность их значения зависит от культурных, социальных, в том числе исторических, лингвистических факторов. Для директивных РА принцип вежливости имеет первостепенное значение: с одной стороны, случаи косвенной реализации речевых актов, нарушающие принцип количества, могут быть объяснены вежливостью, так как импликация более вежлива, чем прямо выраженное значение. С другой, побуждение неизбежно наносит ущерб адресату, «вторгаясь» в его мир и побуждая изменить его, поэтому оно особенно нуждается в соблюдении принципа вежливости как фактора «компенсации» этого ущерба. Предпринимаемый анализ стратегий вежливости в РА директивах (и шире - побудительном дискурсе) как диахронически постоянных и переменных элементов требует уточнения основных понятий коммуникативного принципа вежливости и методов его изучения.

Коммуникативные принципы реализуются на уровне дискурса. В современной лингвистике понятие дискурса не получило однозначной трактовки и определяется как текст, высказывание, устная речь, все формы речевого общения [20, 52, 67, 70, 81, 146, 204, 280, 285]. Последняя трактовка ближе всего идее диахронического анализа прагматических характеристик предложения. В настоящем исследовании опираемся на толкование дискурса как текста, представленного в виде особой социальной данности [191], как "ингерентно контекстуализированные высказывания" - единицы устной или письменной речи [277], и на трактовку дискурса И.С. Шевченко как текста (тексты), созданного в результате речевой деятельности представителей определенной лингво-культурной общности, рассматриваемого в совокупности его лингвистических параметров и социокультурного контекста [225], причем к дискурсу мы относим все формы устной и письменной речи: естественно протекающие бытовые и официальные разговоры, интервью, письменные тексты [208].

Побудительный дискурс как система речевого взаимодействия в определенной лингво-культурной общности зависит от социальных, культурных (ценностных, этических, эстетических и пр.) компонентов этой общности, от этоса - конкретного стиля взаимодействия в социуме, обобщенного типа речевой интеракции. Общая ориентация этоса на те или иные принципы и стратегии вербальной коммуникации зависит, в частности, от ценностей определенной культуры рассматриваемых как хорошие/плохие, желательные/нежелательные и т.п., и ее норм - правил и ожиданий, выражающих требования общества к поведению его членов [266].

Основные подходы к изучению этих правил группируются вокруг конверсационных принципов, предложенных П. Грайсом и P. Лакофф [61, 231], и принципа вежливости [177, 250, 268].

Осуществление перлокутивного эффекта побуждения основано на кооперированном достижении цели. Принципы кооперации (сотрудничества), лежащие в основе речевого поведения личности, сформулированы П.Грайсом как постулаты количества (информативности), качества (истинности), релевантности (уместности), способа выражения (ясности) [61].

Достижение планируемого адресатом РА воздействия требует соблюдения правил прагматической компетенции. Они сформулированы Р.Лакофф как правило ясности выражения и правило вежливости [264], причем второе правило она детализирует: не вмешивайся, предоставляй собеседнику право выбора, будь дружелюбен.

Разработка теории вежливости Дж. Личем позволила сформулировать принцип вежливости в его негативной и позитивной форме: минимизируй невежливые утверждения и делай максимальными вежливые утверждения [268]. Роль принципа вежливости Дж. Лич усматривает в поддержании социального равновесия, доброжелательных отношений между партнерами по коммуникации для достижения взаимопонимания. С учетом того, что одни иллокутивные акты по своей природе связаны с положительной вежливостью (предложения выполнить действие), а другие с отрицательной вежливостью (приказы), негативная вежливость заключается в минимализации невежливых иллокуций, а позитивная - в усилении вежливых иллокуций. Дж. Лич выделяет шесть максим принципа вежливости: максимы такта и великодушия (в комиссивах); максимы похвалы и скромности (в экспрессивах и ассертивах); максимы согласия и симпатии (в ассертивах) [268]. Понятие негативной вежливости Дж. Лич связывает с директивами, а позитивной - с комиссивами (о связи определенных типов РА с позитивной/негативной вежливостью см. также [164, 165, 177] и др.).

Категория вежливости является аксиологической категорией: само понятие вежливость представляет абстрактную социальную ценность и в этом смысле является универсальным, хотя способы его вербальной и невербальной реализации культурно-специфичны [172, 204, 271, 285]. При изучении исторических изменений принципа вежливости в побудительном дискурсе используем методы анализа стратегий коммуникации, основанные на понятии лица - позитивной социальной ценности, на которую претендует индивид [255]. Исходя из основной стратегии общения - дипломатических усилий коммуникантов обеспечить сохранность и защиту этой ценности [186], коммуникация строится по принципу стремления избежать конфликтов, кроме случаев намеренно конфликтной интеракции, на которые распространяется действие ингерентной или мнимой невежливости (стратегии невежливости выделены Дж. Кулпепером по аналогии со стратегиями вежливости [251]).

Понятие лица понимается П. Браун и С. Левинсоном как стремление к тому, чтобы, с одной стороны, действиям индивида не мешали (негативное лицо), а с другой - чтобы его цели и стремления одобряли другие участники коммуникации (позитивное лицо) [248]. Помимо понятия лица личность обладает и рациональным потенциалом (rationality), то есть способностью избирать методы достижения своих целей, исходя из самих целей [там же]. В совокупности это позволяет моделировать некую «идеальную личность» (model person), последовательно осуществляющую свои цели в общении. Ценность предложенного метода для настоящего исследования в том, что он дает возможность проследить логику выбора конкретной стратегии вежливости в побудительном дискурсе.

На выбор стратегий коммуникации влияют социальные факторы (социальная дистанция говорящего и слушающего, иерархическое соотношение их статусов), а также преимущественная ценность той или иной стратегии для определенной лингвокультурной общности (речевой этикет и т.п.): так, степень вежливости возрастает с увеличением социальной дистанции между коммуникантами и с повышением статуса слушающего над статусом говорящего. Она также возрастает с увеличением степени риска угрозы лицу (вмешательства) [248].

В качестве практической методики данного исследования используем моделирование стратегий речевой реализации принципа вежливости на основе диады позитивных и негативных принципов П.Браун и С.Левинсона (она избрана как наиболее полный перечень стратегий, хотя сами авторы указывают, что он не является исчерпывающим). К негативным стратегиям принадлежат: (N1) выражайся косвенно, (N2) задавай вопросы, будь уклончив, (N3) будь пессимистичен, (N4) минимизируй степень вмешательства, (N5) уважай мнения и желания адресата, (N6) извиняйся, (N7) имперсонализируй адресанта и адресата, (N8) представляй акт вмешательства как общее правило, (N9) преуменьшай, (N10) выражайся так, словно тебе делают одолжение, а не ты обязываешь адресата [248].

К позитивным стратегиям относятся: (P1) относись с пониманием к интересам и добродетелям адресата, (P2) преувеличивай интерес, одобрение, симпатию к адресату, (P3) увеличивай степень интереса к адресату, (P4) используй маркеры принадлежности к группе, (P5) ищи согласия, (P6) избегай несогласия, (P7) предполагай, создавай, утверждай общность интересов, (P8) шути, (P9) утверждай, предполагай, что говорящему известны заботы и желания адресата, (P10) предлагай, обещай, (P11) будь оптимистичен, (P12) вовлекай в деятельность и адресата, и адресанта, (P13) приводи (запрашивай) причины, (P14) предполагай и утверждай взаимность, (P15) демонстрируй понимание и симпатию к адресату [248].

Хотя советы не отнесены авторами данной типологии к средствам реализации стратегии (Р15), полагаем, что по своей прагмасемантической природе она служат непосредственноым проявленем заботы адресанта, его заинтересованности в успехе адресата. Поэтому в данном исследвании РА советы относим к стратегии (Р15), как это делает, например, Р. Копытко [262].

Понятия РА и стратегии в настоящем исследовании не выступают эквивалентами. Определенная стратегия может быть реализована и несколькими, и одним речевым актом, причем стратегия определяет выбор локутивного аспекта РА и сочетание стратегий в дискурсе.

В побудительном дискурсе XVI - XX вв. наблюдаем различную ориентацию и способы реализации принципа вежливости. По нашим данным, в целом РА директивы способны реализовать как позитивные, так и негативные стратегии вежливости; их количественное соотношение варьируется в диахронии.

Таблица 2.5.1

Стратегии вежливости в английском побудительном дискурсе (в процентах)

Век СтратегияXVIXVIIXVIIIXIXXXN11121294140N2759812N496788N518171055N732443N854434Итого5355636972Р488443Р513161355Р12108778Р1332546Р1513119117Итого4745373128Всего100100100100100

Количественные величины, выделенные в табл. 2.5.1 жирным шрифтом, представляют собой существенные, неслучайные колебания частот (рассчтанные по указанной выше формуле среднеквадратичного колебания долей). Они являются диахроническими переменными и будут рассмотрены в разделе 4. Остальные величины обнаруживают случайность колебаний; их количественная стабильность позволяет считать их диахрониическими постоянными. Рассмотрим такие стратегии подробнее.

Как следует из табл. 2.5.1, в в побудительном дискурсе за исследуемый период зарегистрированы однотипные наборы из шести негативных и пяти позитивных стратегий вежливости, однако из них лишь три негативные стратегии (N4), (N7), (N8) и одна позитивная (Р12) относительно стабильны в количественном плане.

Как постоянное общее свойство побудительного дискурса следует отметить доминирование негативных стратегий над позитивными на протяжении всего исследуемого периода, что соответствует ингерентно негативной ориентации побуждения как ликоповреждающего акта речи.

Стратегия негативной вежливости (N4), составляющая 6 - 9% выборки, направлена на минимизацию степени вмешательства, которое отличает РА директив. Для анализируемых РА стратегия (N4) определяется самой семантико-прагматической природой побуждения как ингерентно ликоповреждающего акта речи. Этим объясняется тот факт, что, по нашим данным, данная стратегия в равной мере характерна в ситуациях общения равноправных по статусу коммуникантов и в ситуациях ликоповышения, встречаясь также в ситуациях ликопонижения, например:

How about telling me something about yourself? (В. Jonson)

Come on and sit down on the ground for a minute (S. Maugham)

Let him go and find some place (E. Waugh)

Стратегия негативной вежливости (N7), выражающааяся в имперсонализации побуждения, ориентирована на то, чтобы избежать прямых форм вмешательства, предотвратить прямую угрозу негативному лицу. В локуции РА она реализуется глагольными формами пассива, которые служат показателем дистанцированности адресанта от адресата, конструкциями с безличным подлежащим it и т.п., например:

Be governed by your knowledge, and proceed

I the sway of your own will (W. Shakespeare)

Pray you, let Cassio be received again (W. Shakespeare)

Get the money and itll be all right (E. Waugh)

В нашей выборке частотность этой стратегии несущественно колеблется от 3% до 4% в XVI в. по сравнению с XIX в. Ее невысокая встречаемость соответствует описанной выше особенности локуции РА директива, где преобладают глагольные формы актива.

Использование стратегии (N7) в побудительном дискурсе обусловлено, в основном, фактором социального расстояния между коммуникантами; она преобладает в ситуациях ликоповышения или равенства адресанта и адресата.

Стратегия (N8) в директивах имеет целью смягчение ликоповреждающего эффекта РА путем своеобразного снятия с себя ответственности адресантом за высказываемое побуждения за счет апеллирования к общим правилам, закономерностям, принятому в обществе порядку вещей, например:

Sir John Falstaff. ...But I prithee, sweet Prince, put the gallows all around England when thou art king (W. Shakespeare)

Утверждение общепринятого характера побуждения реализуется как последовательностью простых РА директива и констатива (как в приведенном выше примере), так и сложными РА. В них снижение степени ликоповреждения осуществляется сопутствующим РА-функцией, содержащим указание на то, что это общепринятый порядок вещей. Применение стратегии (N8) сигнализирует о социальной дистанции между говорящими, реже о равенстве коммуникантов, например:

Dont trouble yourself to give her a character; I shall judge for myself

(Ch. Brontё)

Sit down, you cant be late, you know (J. Chase)

К диахронически постоянным свойствам позитивных стратегий побуждения в целом относим то, что напротяжении XVI - XX вв. их численность и частотность уступает негативным стратегиям (они составляют менее половины всех наших примеров - от 47% до 29% , см. табл. 2.5.1.).

Относительна количественная стабильность в плане диахронии отличает стратегию (Р12), предполагающую вовлечение всех коммуникантов в общение в целью снижение эффекта ликоповреждения. И содержание, и языковое оформление (конструкция Let + Pron.plur), и частотность стратегии (Р12) сохраняются неизменными за исследуемый период времени, что позволяет считать ее диахронической постоянной для побудительного дискурса, например:

Let us seek out some desolate shade and thereour sad bosoms empty (W. Shakespeare)

В XVI в. в соответствии с языковыми особенностями эпохи в роли данной стратегии обнаружимваем обобщающее местоимение we в позиции после глагола, исчезающее из локуции директивных РА позже:

«Well, sit we down,let us hear Bernardo speak of this (W. Shakespeare)

Break we our watch up, and by my adviceus impart what we have seen tonightyoung Hamlet….. (W. Shakespeare)

В ходе реализации стратегии (Р12) особое значение приобретает принцип кооперации и стремление к сотрудничеству коммуникантов. Включенность в каузируемое действие самого адресанта (we, us) свидетельствует о его доверительном, дружеском отношении к адресату, тем самым данная стратегия характерна для ситуаций общения равных по социальному статусу или близких по ситуативной роли коммуникантов, например:

Malkolm - Macduff: Lets make out medicines of our great revengecure this dadly grief (W. Shakespeare)

Обнаруженная стабильность позитивной стратегии (Р12) в плане диахронии может быть объяснена самой прагматической природой побуждения-вмешательста, которое компенсируется стремлением адресанта участвовать наравне с адресатом в выполнении интендируемого действия как прием уменьшения степени угрозы лицу.

Выводы по второй главе

Результаты проведенного анализа прагматических свойств РА директива в английском языке XVI - XX вв. позволили обнаружить сущностные прагматические характеристики системы директива и описать ее исторический инвариант.

РА директив моделируется в виде аспектно-блочной модели, состоящей из трех блоков с их аспектами:

Антропоцентрический блок директива включает аспекты адресанта, адресата РА и их интенций. Адресант определяет выбор содержания сообщения и его иллокутивную цель. По числу адресантов РА директивы бывают моно- и полиперсонажные, по направленности интер- и интракоммуникативные (аутоадресатные), соответствующие общению с другими коммуникантами либо аутокоммуникации адресанта.

По ориентации на адресата РА директивы разделяются на массово-, коллективно- и индивидуально ориентированные.

Сообразуясь с коммуникативным статусом адресата, адресант выбирает способы достижения иллокутивной цели РА - прямой или косвенный. Аспекты адресанта и адресата также формируют стратегии и тактики коммуникации, в частности, стратегии вежливости.

Интенция РА взаимосвязана с экстралингвистическими факторами -психологическим состоянием адресанта, его интересами, социальным статусом, его представлениями о ситуации и мотивах общения. В интенции директива различаем акторечевую и постакторечевую интенцию. Понятие интенции тесно связана с мотивом РА. Под мотивом понимаем то, что в отражаемой человеком реальности побуждает его к совершению действий и поступков и направляет его речевую деятельность.

Блок условий и способов реализации РА директива дает представление о его контекстном, ситуативном, метакоммуникативном аспектах. К ситуативным параметрам побуждения относим логико-семантические и антропоцентрические, которые идентифицируют РА директив и его прагматические подтипы инъюнктив и реквестив.

Метакоммуникативный аспект РА содержит сведения о канале связи и фатических элементах, обеспечивающих его работу, о мене ролей, о стратегиях и тактиках дискурса. Отражая дискурсивные свойства РА и его место в речевом взаимодействии, этот аспект связывает РА со стратегиями вежливости в побудительном дискурсе.

Центральный речеактовый блок директива определяет его денотацию, локуцию, иллокутивную силу. Денотативный аспект представляет собой ядро содержания сообщения. Полная семантическая структура повелительных предложений включает:

семантический элемент со значением побуждения;

предикатный семантико-синтаксический элемент, номинирующий каузируемое действие;

непредикативный семантико-синтаксический элемент, номинирующий объект каузируемого действия или свойство интендируемого состояния.

В настоящем исследовании выделяем директивы с эксплицитной денотацией, содержащие все названные компоненты семантической структуры (I want you to do p), второй и / или третий компонент (Do p!), (р!); и директивы с имплицитной денотацией, в которых все компоненты семантической структуры побуждения, восполняемые адресатом на основе сопоставления других аспектов РА.

Локутивный аспект РА включает в себя лексические и грамматические средства его реализации. Предложения, содержащие формы повелительного наклонения, являются индикаторами РА директива, они свидетельствуют о прямом способе выражения побуждения. С точки зрения локуции выделяем маркированные и немаркированные РА директивы. В качестве маркеров в директивах обнаруживаются маркер вежливости и побудительности please и его диахронические варианты, а также маркеры искренности, усиливающие ведущую иллокуцию побуждения.

Пользуясь понятием иллокутивной силы - ведущего аспекта РА объединяющего элементы иллокутивной цели, способа достижения иллокутивной цели, интенсивности иллокутивной силы, условий пропозиционального содержания, предварительных условий, условий искренности, все директивы разделяем на инъюнктивы и реквестивы по интенсивности иллокутивной силы побуждения, предварительным условиям и условиям искренности.

По способу реализации иллокутивной силы директивы разделяем на прямые и косвенные. По природе косвенной прагматической трансформации предложения выделяем речевые и фиксированные в языковой форме (языковые) косвенные директивы, для реализации которых достаточен нейтральный контекст.

Исходя из того, что границы РА не совпадают с границами предложения и используя критерий иллокутивной силы РА, по количеству ведущих иллокуций разграничиваем простые и сложные РА директивы (содержащие одну либо минимум две ведущие иллокутивные силы).

По наличию иллокуций, сопутствующих ведущей иллокутивной силе, среди простых РА выделяем моно- и полииллокутивные директивы.

В результате исследования инвариантов РА директивов, реализованных прямо и косвенно, обнаружено:

В прямых РА директивах историческими постоянными являются базовые структурно-семантические модели императивного (неотрицательного) предложения с знаменательным глаголом и глаголом be, конструкции с let. Наличие подлежащего в таких моделях факультативно. Маркер-модификатор do усиливает иллокуцию побуждения.

К базовым исторически постоянным семантико-прагматическим моделям косвенной реализации директива вопросительными предложениями относятся: вопросы относительно способности адресата выполнить действие, о желании/нежелании адресата выполнить действие, о наличии у адресата объекта, просьбы о разрешении, экзистенциальные вопросы о том, было ли совершено действие и когда оно планируется.

В косвенных РА выделяем директивы с имплицитно и эксплицитно выраженной пропозицией. Обе разновиднсти предполагают РА переосмысление иллокутивной силы, но первые содержат экплицитно выраженную, а вторые имплицитную пропозицию.

В локутивном аспекте косвенных директивов предложения вопросительной структуры включают в себя модели с модальными глаголами can, could, will, would, may, might, shall etc., фразеологизированные структуры, специальные вопросы с why, сегментированные вопросы. Базовые модели повествовательных структур включают предложения с косвенными наклонениями, выражающими пожелания, необходимость совершения каузируемого действия, предложения с модальными глаголами, утвердителные предложения с глагольными формами настоящего (Indеfinite, Continuous) и будущего времени, безглагольными эллиптизированными предложениями. Эти модели соответствуют ведущим прагмасемантическим разновидностям директивов.

Сложные директивы являются не-минимальными единицами речи, которые изначально имеют сложную акторечевую интенцию. Директивы способны реализовать комплексные, композитные, составные РА, оформленные, как правило, в форме сложного предложения. В роли сложного директива могут выступать и прямые, и косвенные РА.

В составных (наиболее частотных) РА дискурсивные отношения способствования объединяют речевые и метаречевые акты: способствуемые директивы и способствующие метакоммуникативные РА-функции (обращения, фатические РА: приветствия, аттрактанты внимания, метаречевые извинения и т.п.).

В композитных директивах (вторых по частотности), где простые РА-функции находятся в отношении координации, отмечается сочетание простых директивов одной и той же или различных прагмасемантических разновидностей, как правило, дополняющих друг друга.

Комплексные РА директивы (так называемые обосновываемые директивы) состоят из директива - главного РА-тезиса и подчиненного РА-обоснования - репрезентатива. В комплексных директивах, наименее частотных из сложных РА, обоснование, как правило, служит средством эксплицирования одного из контекстных или ситуативных условий побуждения.

Среди прагмасемантических разновидностей РА директивов выделяем приказы, требования, просьбы, советы и пожелания, разрешения, запреты, обладающие различными иллокутивными, денотативными, локутивными особенностями, по-разному реализующие стратегии вежливости.

В реальном речевом общении РА директивы образуют побудительный дискурс, который на протяжении своего развития претерпевает изменения, связанные с изменениями принципов коммуникации, в частности, с важнейшим для директивов принципом вежливости.

Директив является ликоповреждающим актом, поэтому он ингерентно ориентирован на негативную вежливость как способ компенсации. Директивы в целом, как правило, реализуюют шесть негативных и пять позитивных стратегий вежливости. Из них лишь три негативные стратегии - минимизации степени вмешательства (N4), имперсонализации (N7), представления вмешательства как общее правило (N8) и одна позитивная - вовлечения в деятельность обоих коммуникантов (Р12) относительно стабильны в количественном плане, а частотность других варьируется в диахронии.

Общей постоянной характеристикой побудительного дискурса является доминирование негативных стратегий, реализованных директивами, над позитивными на протяжении всего исследуемого периода, что соответствует природе побуждения.

Основные результаты исследования, проведенного в данной главе, отражены в следующих публикациях автора: [133, 135].

ГЛАВА 3. РАЗВИТИЕ ПРАГМАТИЧЕСКИХ ХАРАКТЕРИСТИК РА ДИРЕКТИВА В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ XVI - XX вв.

Обращение к фактам диахронии в современной лингвистике обусловлено «происходящей в настоящий момент сменой научной парадигмы, характеризуемой установкой на объяснительность» [81]. Исследуя РА директив в исторической перспективе, необходимо отметить, что в плане иллокутивных характеристик директив представляет собой довольно устойчивое явление, в то время, как его локутивный, метакоммуникативный и иные аспекты подвержены существенному историческому варьированию. Единство и борьба диахронических постоянных и переменных обусловливает эволюцию РА директива вместе с развитием системы языка и общества.

3.1 Историческое варьирование простых РА директивов

3.1.1 Историческое варьирование прямых РА директивов

По нашим данным, исторические изменения простых РА директивов затрагивают перформативные глаголы побуждения, способы реализации иллокуции побуждения в качественном и количественном плане, прагматические маркеры данных РА.

Так, существенно варьируется набор и частотность перформативных глаголов, выражающих побуждение. В XVI - XVII вв. наиболее употребительными перфомативными глаголами, сигнализирующими побуждение, служат глаголы beg, beseech, charge, entreat, pray (в эти периоды они составляют соответственно 10% и 16,7% выборки). Глагол beg, фиксируемый в английском языке с XIII в., (ME beggen) и его синоним entreat (ME entreten от fr. - to treat, XIV в.) имели значение просьбы (to ask / request earnestly for), близкое к значению beseech (ME besechen от fr. - to seek, XII в.) и pray (ME, fr. to request, to ask, XIII в.), обозначавших искреннюю и настойчивую просьбу (1. to beg for urgently or anxiously, 2. to request earnestly), в то время как charge (ME, fr. chargier, XIV в.) имело фиксированное в словаре значение приказа, команды, инструкции (to command, instruct, exhort with authority). Тем самым глаголы beg, beseech, entreat, pray сигнализируют реализацию РА реквестива, а charge - инъюнктива, ср.:

Sir, I entreat you home with me to dinner(W. Shakespeare)

I beg you give me your hand (B. Jonson)

Расположение перфомативного глагола может быть в пре-, пост- и даже интерпозиции в простом императивном предложении в зависимости от коммуникативного намерения адресанта выделить ту или иную часть побудительного высказывания, хотя препозиция наиболее характерна:

I pray you pardon him, and I thank you again (B. Jonson)

Arm you, I pray you, to this speedy voyage (W. Shakespeare)

Have a care of that, I pray (G. Villiers)

В директивах, содержащих императивные предложения - показатель иллокутивной силы побуждения, перформативные глаголы избыточны:

Look tot, I charge you; come your ways (W. Shakespeare)

I beseech you, do me this courteous office(W. Shakespeare)

Данное явление, квалифицируемое как гиперэксплицитность РА [226] или его коммуникативно-функциональная гиперхарактеризация [145], описано на материале иных типов РА (квеситивов [16]) и системы перформативных глаголов английского языка в целом [144]. Гиперэксплицитность, понимаемая как одновременная сигнализация типа иллокуции ее индикатором - синтаксической конструкцией и перформативным глаголом, была отличительной чертой речи среднеанглийского периода; она уменьшается в ранненовоанглийском периоде и практически исчезает позже XVIII в. [там же]. По нашим данным, с XVIII в. перформативные глаголы побуждения практически выходят из употребления, оставаясь принадлежностью поэтической речи (они составляют 10% выборки в XVI в., 16,7% в XVIIв., 5% в XVIII в., 1,3% в XIX в. и 0,3% в ХХ в.).

Происходят изменения в наборе перформативных глаголов побуждения: перформативный глагол приказания и инструкции charge в XVIII - XIX вв. сменяются перформативным глаголом order, глаголы искренней просьбы beg, pray, beseech, entreat уступают место глаголу ask, что соответствует общей тенденции к сокращению набора перформативных глаголов в современном английском языке по сравнению с ранненовоанглийским [222 - 225, 227, 228, 258].

Повелительные предложения представляют собой единственный тип глагольных предложений, сохранивший с древнеанглийского до современного периода односоставную структуру [2, 3]. Изменения, которые происходили в сфере повелительных предложений, носили в основном морфологический характер и были связаны с развитием формы повелительного наклонения.

В среднеанглийском периоде происходит дифференциация форм повелительного наклонения по лицам. Появляются формы обращения к 3-му л. ед. ч. и мн. ч. и к 1-му л. мн. ч. Таким образом, расширяется сфера функционирования повелительных предложений. По-прежнему в составе повелительного предложения может выступать обращение, выраженное личным местоимением 2-го л.:

Wes Þu us Larena god (будь ты к нам добр советами)

Þu on sælum wes, gold - wine gumena (будь ты счастлив, добрый князь).

Доказательством этого является возможность их употребления наряду с обращением, выраженным именем существительным (gold - wine gumena), для обозначения одного и того же лица, а также возможность их опущения без изменения структурной целостности предложения [3, 91, 92, 93].

Повелительные предложения в древнеанглийский период строились на основе глагола в повелительном наклонении и, таким образом, имели две глагольные формы, объединенные в пределах морфологической парадигмы: форму единственного и форму множественного числа:

Far to Þære heorde and bring me twa pa betstan tyccenu (отправляйся к тому стаду и принеси мне двух самых лучших козлят);

Beoð ge on sælum (Будь ты счастлив)

Что касается синтаксической формы главного члена повелительных предложений, то, как видно из приведенных примеров, он мог выступать как простое или именное составное сказуемое (far, beoð on sælum).

В составе повелительных предложений XVI - XVII вв. нередко выступали личные местоимения 2-го л. ед. и мн. ч. Их присутствие эксплицирует субъект интендируемого действия и определяет ныне вышедший из употребления порядок слов в побудительном предложении Vimp.+ Pron.2d + p! (в XVIII веке они составляют не более 0,2% от общего числа примеров):

Take thee that (W. Shakespeare)

Get thee to bed (W. Shakespeare)

Get you gone (B. Jonson)

Look you there (W. Wycherley)

В настоящее время экспликация субъекта действия р (формой местоимения 2 л. мн.ч., в соответствии с нормой современного английского языка) также обнаруживается в стилистически заниженной речи, однако местоимение you располагается в препозиции к императиву (Pron.2d ) + Vimp.+ p!, тем самым структура императива сохраняется, ср.:

You follow my advice (A. Christie)

Функционирование местоимений в составе императивов претерпевает изменения в соответствии с развитием системы английских личных местоимений: в XIX - XX вв. формы 2 л. ед.ч. thee, thou, thine архаизуются.

В локуции прямых директивных РА, представленных глагольными формами Indefinite, Continuous, Perfect, на протяжении анализируемого периода безусловно доминирующей является форма Indefinite, которая в наших выборках каждого века составляет более 99%. Формы Continuous и Perfect употребляются крайне редко (см. табл. 3.1.1.1.):

Let him be speaking (W. Shakespeare)

Do have checked the facts before you start accusing people (J. Austen)

Таблица 3.1.1.1.

Аспектные формы глагола в повелительных конструкциях XVI - XX вв. (в процентах)

Форма глаголаВекXVIXVIIXVIIIXIXXXIndefinite99,398,699,999,699,5Continuous0,50,90,10,40,5Perfect0,20,5000

В локуции директивов с отрицанием полная глагольная инверсия употребляетсяся в XVI - XVII вв. наравне с частичной инверсией и не сообщает РА дополнительной экспрессивности, ср.:

Hinder me not,… (B. Jonson)

Fear not … (W. Shakespeare)

Do not forever with thy vailed lids seek for thy noble father in the dust

(W. Shakespeare)

Развитие аналитичности английского глагола приводит к тому, что полная глагольная инверсия вытесняется частичной в XVIII в. [91]. Частичная инверсия нормативно закрепляется в XIX в. как единственный способ образования глагольного отрицания, а полная инверсия становится стилистически маркированным средством, характерным для возвышенной, поэтической речи. Тем самым структурная модель (You) V action imp (-) выступает как диахроническая переменная.

Анализ различных структурных моделей реализации прямых директивов показывает, что наиболее многочисленный и устойчивый класс представляет модель (You) + Vaction imp (+) (типа Help me и т.д.). Как свидетельствуют количественные данные, (табл. 3.1.1.1), эта структурная модель инъюнктива является наиболее частотной как в XVI в., так и в XX в.

Диахронически устойчивую структуру представляют собой прямые директивные РА, реализованные посредством конструкции let + Pron+ V infinitive. На протяжении своего исторического развития они практически не подвергаются существенным изменениям. Исключением служит лишь явление опущения знаменательного глагола let + Pron + VØ + Prep/Adv., зафиксированное в редких случаях в XVI - первой половине XVIII вв. Семантически восполнение опущенного знаменательного глагола обеспечивается указанием направленности действия, выраженного предлогом или наречием:

Lets in (W. Shakespeare)

Lets to bed (W. Shakespeare)

Lets away (W. Shakespeare)

Lets to dinner (B. Jonson)

Исходя из наших данных, можно утверждать, что императивная форма с let + Pron + VØ (отсутствующим знаменательным глаголом) не функциониует в XIX - XX вв.Выход из употребления данной формы можно связать с омонимией let (совмещение значений «позволять» и «побуждать»), что потребовало эксплицирования инициируемого действия при побуждении. В остальном же директивы с let + Pron + VØ infinitive представлены в ходе исторического развития побуждения в XVI - XX вв. соответственно 12,6%, 21,6%, 20,2%, 8,5%, 12,17%. Например,

Let your own discretion be your tutor (W. Shakespeare)

But first, lets have a dance, pray (G. Villiers)

Let us fly, my charmer, let us date our happiness from this very moment

(О. Goldsmith)

Let me put one little kiss on those holmberry lips (Th. Hardy)

Lets celebrate properly (J. Chase)

В локуции РА директива фиксируем пассивные формы глагола, выражающего каузируемое действие. Грамматическая система пассивного залога в английском языке в ее современном виде складывается, в основном, в XV в. [91], и в художественной литературе XVI в. встречаются различные типы конструкций с аналитической глагольной формой пассива: с дистантным расположением предлога относительно существительного; с пассивными формами, образованными как от переходных, так и от непереходных глаголов [2]:

Alas, sir, be appeared (B. Jonson)

Nay, be advised (B. Jonson)

Come, lets be gone (G. Villiers)

Away, and be not seen (B. Jonson)

Dont be horrified (W. Thackeray)

Численноcть РА директивов с глаголом в форме пассивного залога неуклонно уменьшается и в XX в. их доля в составе общей выборки не превышает 1%. На современном этапе развития языка пассивные формы глагола в директивах исчезают из повседневного общения, сохраняясь в ряде стандартных команд: Be gone, Be prepared. Be seated [213].

Полученные данные об историческом развитии структурных форм директива суммированы в таблице 3.1.1.2.

Таблица 3.1.1.2.

Структурные модели реализации РА директива XVI - XX вв. (в процентах)

№МодельВекXVIXVIIXVIIIXIXXX11.(You) Vaction imp (+) (You) Vaction imp (-) Частичная инверсия 76,7 64,6 66,5 89,2 87,32.(You) Vaction imp not Полная инверсия5,24,48,50,403.(You) be Ved (+) / (-)3,96,43,71,90,14.Let + Pron + Vinfinitive Let + Pron + VØ12,6 1,621,6 3,020,2 1,18,5 012,6 0

В приведенной таблице модели имеют типовое наполнение: (1) Sit down; Dont waste your time, (2) Fear not; Think not, , (3) Be warned; Dont be offended (4) Lets go away; Let us away. Величины, выделенные жирным шрифтом, представляют собой статистически существенные колебания частот.

Рассматривая директивные РА XVI- XVII вв., необходимо отметить тот факт, что часто собственно повелению предшествует «общий» или «предваряющий» (термин см. [47]) директив gо или come. Полагаем, что такая императивная форма является своеобразным предваряющим маркером РА директива, она непосредственно предшествует повелительному высказыванию:

Come, do not make a stir, and cry yourself an ass through the Fair afore the time (B. Jonson).

Сome, come, bring in the funeral (G. Villiers)

Go, I say, and pull him to me (J. Dryden).

В исследуемом материале предваряющие маркеры РА директивов служат специализированными модификаторами иллокутивной силы директива, несколько повышая ее. Наибольшую частотность данных маркеров побудительности отмечаем в XVI-XVII вв., причем в разные исторические периоды отдается предпочтение использованию одного из названных предваряющих маркеров в сочетании с конкретными директивами: come функционирует преимущественно в XVI в., а go - в XVII в. Стремление к максимальной эксплицитности, отличающее речь XVI - XVII вв. [226], приводит к тому, что маркеры побуждения и перформативные глаголы могут употребляться в одном директиве одновременно:

Come, pray let him go… (W. Wycherley)

Численность предваряющих маркеров постепенно снижается: 7,1% - в XVI в., 8,3% - в XVII в., 5,0% - в XVIII в., 3,0% - в XIX в., а в выборке директивов ХХ в. маркеры побудительности Come и Go не зафиксированы, что позволяет отнести их к разряду диахронических переменных РА директива.

Полученные данные делают возможным предположить, что предваряющий маркеры побудительности Come и Go трансформировались в разговорные директивные штампы, называемые также «императивные штампы» [138], которые отличаются высокой частотностью в XX в. (19% выборки). Примерами таких штампов, ограниченных разговорным стилем, могут служить come on, go on и т.д.:

«Come on, make up your mind (J. Chase)

Сome on, use your head (J. Chase).

Употребление директивных штампов указывает, в первую очередь, на высокую степень демократизации общения, а также на разговорность, «непосредственность» общения, которая была едва ли допустима в XVI или XVII вв., в силу эволюции правил речевого этикета и принципа вежливости.

Еще одна диахроническая переменная - маркер искренности типа for Gods sake, for Gods love, Heavens sake, etc. как специфический способ усиления воздействующей силы РА в составе директивов. Типичные для речи XVI - XVII вв., характеризующейся отмеченной выше тенденцией к гиперэксплицитности, маркеры искренности употребляются существенно реже в XVIII - XIX вв. и значительно уменьшаются в XX в., причем семы божественного, небесного начала (Christ, God) уступают место личностным (my word, etc.)

In the name of Jesus Christ speak fewer (W. Shakespeare)

For Gods love let me hear (W. Shakespeare)

For mercys sake, let us hear no more of it now (E. Brontё)

Bless my soul, dont go troubling about that! (Th. Hardy)

For Gods sake … and for my sake, and for all our sakes, … do let this story of our aunts and her ashes sleep in peace (L. Sterne)

3.1.2 Историческое варьирование косвенных РА директивов

Исследование эволюции РА директивов, реализованных косвенно, свидетельствует, что в ней прослеживаются как устойчивые, так и изменчивые явления, охватывающие языковые способы косвенной реализации РА, маркеры побудительности, семантико-прагматические модели косвенных директивов. К устойчивым характеристикам отнесем стабильное доминирование вопросительного предложения как структурно-семантической модели косвенной реализации РА директива над повествовательным предложением за рассматриваемый период их исторического развития. Среди изменчивых характеристик обнаружены разнонаправленные тенденции диахронического варьирования директивов - повествовательных и вопросительных предложений. Рассмотрим их подробнее.

В локутивном аспекте косвенных директивов историческое варьирование затрагивает частотность структурных типов вопросительных и повествовательных предложений в целом, а также их отдельные синтаксико-семантические модели, в частности. Важная тенденция вопросительных предложений английского языка этого периода в целом - количественный рост и качественное расширение сферы их косвенных реализаций [16, 227]. Применительно к анализу директивов, косвенно реализованных вопросительными предложениями, эта тенденция находит выражение в увеличении частотности косвенно реализованных побуждений в целом (см. табл. 3.1.2.2.) и росте числа вопросительных моделей, в частности (ср. табл. 3.1.2.1.).

Так, в XVI в. их набор в английском языке расширяется за счет появления сегментированных вопросов (tag questions), структурированных как SP, p(not)s? (символы обозначают подлежащее и сказуемое). В XVI в. они еще не зарегистрированы в качестве косвенных побуждений [222], а в XVII - XX вв. все более часто употребляются для косвенного выражения побуждений и РА иных типов [221]: например, дядюшка Тоби призывает брата больше заботиться о славе семьи:

Уou can not have so little feeling and compassion for the character of our family, can you? ( L. Sterne)

You will help me, wont you? (J. Chase)

Для выражения побуждения - запроса о возможностях/желании адресата исполнить р в ранненовоанглийский период практически не употребляются вежливые формы could you, would you, они становятся употребительными только в XIX в. Этот вывод подтверждается данными американских исследователей [263]. Так, в нашей выборке директивов XVI-XVIII вв. такие формы не зафиксированы, в то время как в XIX в. они составляют 3,25%, а в ХХ в. - 5,8%, например:

Shall we have a jig now? - What you please, sir (B. Jonson)

«Could we discuss everything later? (Th. Hardy)

Would you tell us everything now? (J. Priestley)

За исследуемые 500 лет прагмасемантические подвиды косвенно реализованных побуждений приобретают большее разнообразие: в XVI - XVII вв. косвенные директивы, как правило, выражают интенции просьбы, увещевания; важнейшее условие их успешности - запрос о желании адресата выполнить действие (нередко сопровождаемое маркерами вежливости May it please you to do p? Please it Your Highness to do p? etc.):

Pray, Sir, will you oblige us with a song? (G. Farquhar)

Leave thy dagger with me, bequeath me something. Not one kiss at parting?(Th. Otway)

Will you please to dress, and go to church with me? (G. Farquhar)

Will you be pleased to drink tea with us this morning? (G. Farquhar)

В XVIII в. к этому набору добавляются советы, а в XIX - XX вв. - приглашения, ходатайства, побуждения, разубеждения, предложения совместных действий, предупреждения [227], что в общем составляет 3,9% выборки в XVI в. и 37,5% в ХХ в. (табл.3.1.1.2):

You are not going to say she wasnt there, are you? Go and ask her

(J. Chase)

Will you try to accept what Im going to tell you? Get your mind in a receptive mood if you can (J. Chase)

В повествовательных предложениях - косвенных директивах диахронически постоянными являются такие семантико-прагматические модели, как:

• Утверждения, касающиеся необходимости для адресанта/адресата совершить искомое действие:
• You must help me! (J. Chase)
• Суждение о необходимости / целесообразности выполнения действия:
• You shouldnt ask your mother such questions (A. Christie)
• Утверждение адресанта об облигаторности выполнения действия для адресата:
• You are supposed to be there in time (S. Maugham)
• Утверждение об уместности / неуместности выполнения действия:
• We are not close friends to discuss such things (S. Maugham)
• Утверждение о желательности для адресата выполнения искомого действия:

Youd better go to Jinny first (J. Chase)

Результаты проведенного анализа косвенных директивов, обобщенные в табл 3.1.2.1., свидетельствуют, что в целом тенденции развития форм реализации директива оказываются разнонаправленными: частотность вопросительных предложений - косвенных директивов существенно возрастает к XVIII в. и падает к ХХ в, ( 57,4% в XVI в., 86,1% в XVIII в., 77,8% в XX в.), тогда как численность повествовательных предложений существенно снижается к XVIII в. и вновь возрастает к ХХ в. (42,6%, - 13,9% - 22,2%).

Таблица 3.1.2.1.

Структурно-семантические модели косвенной реализации РА директива в XVI - XX вв. (в процентах)

МодельВекXVIXVIIXVIIIXIXXXПовествовательные предложения42,625,713,915,022,2Вопросительные предложения57,474,386,185,077,8

Причины отмеченных неслучайных колебаний частот следует искать и в развитии системы языка (особенно установлении литературной нормы), и в изменениях социально-культурного плана. Так, этика и эстетика периода Просвещения внесла существенные изменения в принцип вежливости в английском обществе, в целом, и речевой этикет, в частности; обусловила специфику литературной традиции эпохи, связанной с развитием жанра романа.

Сопоставление тенденций диахронического варьирования прямо и косвенно реализованных директивов свидетельствует о наличии общих черт и существенных различий. Как важнейшее отмечаем то, что в отличие от прямых РА директивов, на всем протяжени рассматриваемого исторического периода косвенные РА представляют собой менее многочисленный класс, причем количество директивов, реализуемых косвенно, заметно возрастает к XX в. Данный вывод подкрепляется количественными данными, приведенными в табл.3.1.2.2: частотность косвенных директивов в XVI - XX вв. увеличивается более, чем в 10 раз (с 3,9%, в XVI в. до 37,5% в XX в.), что является неслучайным расхождением.

Таблица 3.1.2.2.

Способы реализации иллокуций побуждения в английском языке XVI-XX вв. (в процентах)

Подтипы РА директивовВекXVIXVIIXVIIIXIXXXПрямыеИнъюнктивы96,166,777,565,061,2Реквестивы00,90,81,71,3Всего96,167,678,366,762,5КосвенныеИнъюнктивы00,30,30,41,5Реквестивы3,932,121,432,936,0Всего3,932,421,733,337,5Итого100100100100100

Как следует из таблицы, историческое варьирование прямых и косвенных реализаций РА директивов подчиняется общей тенденции - росту частотности косвенных и снижению прямых реализаций директивов (данные выделены жирным шрифтом). Вместе с тем, в XVIII в. наблюдается отклонение описанной линии варьирования, которое «выравнивается» в XIX в. В определенной степени отмечаемые в XVIII в. тенденции «возврата» к эксплицитности речи связываем с усилением нормотворчества в языке и с экстралингвистическими причинами.

На наш взгляд, рост числа косвенных директивов тесно связан с развитием принципа вежливости. На это оказал влияние и процесс демократизации языка [22, 23, 148, 231, 263, 265], как составляющая процесса демократизации общественных отношений в целом. Так, если в XVI-XVIII вв. социальным статусам адресата и адресанта отводится огромное значение при выборе способа реализации РА, то в ХХ в. социальные статусы перестают играть главенствующую роль в общении, уступая место ситуативной роли коммуниканта (поэтому с течением времени становятся все более неуместны категоричные приказы и возрастает значение вежливо оформленных просьб и пр.).

3.2 Историческое варьирование сложных РА директивов

В системе сложных РА директивов выделяем диахронические постоянные - их прагматические типы (составные, комплексные, композитные) и диахронические переменные - прагматические свойства отдельных типов сложных РА и их частотность. Первые обеспечивают стабильность системы сложных директивов, вторые - ее развитие.

Наиболее существенные изменения в качественном и количественном плане зафиксированы среди составных директивов. Они затрагивают способствующие метаречевые РА-функции, реализуемые с помощью обращений и фатических метакоммуникативов. Так, обращения являются важным элементом речевого этикета в целом, в котором отражается ориентация принципа вежливости конкретной эпохи. В речи ранненовоанглийского периода обращению (и этикету в целом) придавалось повышенное значение: писанные правила речевого этикета, отражавшие разветвленную социальную иерархию елизаветинской Англии, закрепляли мельчайшие различия в положении коммуникантов. Правилами этикета предписывалось обращение к вышестоящей знати в официальных ситуациях общения с использованием титула и одного - трех прилагательных в положительной, сравнительной или превосходной степени. Обращение к равным по положению представителям знати сопровождалось, как правило, прилагательными в превосходной степени [224]. Такие обращения, именуемые гонорифичными (good my lord, my most loving liege, My lord High Constable, most noble queen, etc.), выходят из употребления в XVIII в. Этикетно корректный выбор формы обращения является прагматически немаркированным, например, сотоварищ Фальстафа Пойнс приглашает принца:

Now, my good sweet honey lord, ride with us tomorrow. I have a jest to execute that I cannot manage alone (W. Shakespeare)

Обращение между представителями знати на вечеринке в XVII в.:

Good Mr Horner, dont think to give other people chance and me not; come in with me too (W. Wycherley)

Опущение приличествующих по этикету гонорифичных форм даже в обращении короля к подданнному - герцогу, прагматически маркировано и свидетельствует о гневе короля, сообщая директиву сопутствующую эмотивность:

King. Worcester, get thee gone; for I do see Danger and disobedience in thine eye (W. Shakespeare)

Обращение по имени, не частотное среди знати в XVI - XIX вв., занимает доминирующее положение среди обращений в неофициальных ситуациях в XX в. В XVIII - XX вв. все большую частотность в официальном общении, по нашим данным, приобретают обращения типа Sir, Mr N., Miss N., Mrs N, сменившие формы mistress, master, бытовавшие в XVIII в. В современной речи обращение sir остается принадлежностью ограниченного круга институционализированных ситуаций общения со старшим по званию в армии и на флоте, ученика и преподавателя в школе, клерка/продавца и клиента и т.п.

Среди фатических метакоммуникативов, функционирующих как способствующие РА в сложных директивах, существенно изменяются формы приветствий и прощаний, в то время, как аттрактанты внимания (look, I say, listen) остаются прежними. Так, в XVIII в. выходят из употребления характерные для времени Шекспира приветствия How now, Hey day и формируется современная система приветствий и прощаний:

How now, Captain Fluellen, you must come presently to the mines; the Duke of Gloucester would speak with you (W. Shakespeare).

Кент - Лиру:

How do you, sir? Stand you not so amazed: Will you lie down and rest upon the cushions? (W. Shakespeare)

В плане диахронии частотность составных директивов в. существенно возрастает к ХХ (ср. табл. 3.2.1).

Таблица 3.2.1

Развитие сложных РА директивов (в процентах)

Тип сложного РАВекXVIXVIIXVIIIXIXXXСоставные3332565051Композитные3234141513Комплексные3534303536Итого100100100100100

Композитные сложные директивы, по нашим данным, становятся менее употребительны в ХХ в. по сравнению с XVI в. (предельные колебания долей отмечаются между их частотностью в XVII и ХХ вв. - 34% и 13%). Тем самым в РА данной разновидности наблюдается устойчивая тенденция к снижению частотности. Можно предположить, что это обусловлено общей переориентацией принципа вежливости с XVI к ХХ в. с приоритетности сохранения позитивного лица на приоритетность негативного [247, 248]. В соответствии с этим принципом употребление нескольких одно- или разнотипных директивов в рамках композитного директива недостаточно для компенсации угрозы вмешательства, как того требует принцип негативной вежливости: композитные РА оказываются менее вежливы, и следовательно, менее эффективны, чем составные или комплексные (обосновываемые) директивы, ср.:

You never spoke better in your whole life. Keep it up, and Ill insure you the victory (O. Goldsmith)

Miss Eliza Bennet , let me persuade you to follow my example (J. Austen)

Let me alone; I am not well (W. Wycherley)

Как следует из табл. 3.2.1., единственным типом сложных РА директивов, сохраняющим стабильную частотность на протяжении изучаемого исторического периода, являются комплексные директивы. По местоположению вспомогательного РА в сложном РА директиве выделяют предварительно обосновываемые и последующе обосновываемые директивы [95], например:

I havent yet had tea; bring the tray, and place cups for these two going ladies (Ch. Brontё)t start when I chance to speak rather sharply; its so provoking (Ch. Brontё)

В плане диахронии доля первых и вторых в составе комплексных директивов варьируется: по нашим данным, до 90% всех комплексных директивов XVI - XVIII вв. имеют обоснование в постпозиции к побуждению, а в ХХ в. таких РА лишь 60%.

Среди сложных директивов с последующим обоснованием выделяем:

• асиндетические конструкции с придаточным причины:
• Take a good look at that countenance - shes near the point which would suit me (E. Brontё)
• Leave off now, they are gone (B. Jonson)
• Do not be alarmed, nothing of this kind will be done (J. Austen)
• синдетические придаточные причины:

Direct me to her, as she wont come to me! (E. Brontё)

Let the wretch take my fortune: since you are happy without it (O. Goldsmith)

В комплексных РА придаточное предложение причины связано с условиями искренности, что, по мнению А. Дэвисон, делает РА успешным [254]. Объяснение причин необходимости/возможности совершения каузируемого действия модифицирует иллокутивную силу побуждения, несколько увеличивает ее степень и в этом сближается с воздействием, оказываемым маркерами истинности в составе РА.

3.3 Историческое варьирование прагмасемантических разновидностей РА директивов

К диахронически постоянному набору прагмасемантических разновидностей РА директивов, как показывает проведенный анализ, следует отнести приказы, требования, просьбы, советы и пожелания, разрешения, запреты, обладающие различными иллокутивными, денотативными, локутивными особенностями, по-разному реализующие стратегии вежливости. Так, изменения в социальной сфере (возникновение новых институционализированных ситуаций) в значительной мере повлияли на зарождение в XIX в. и широкое развитие в XX в. так называемых «массовых» или «публичных» директивов - прямо и косвенно выраженных предписаний и инструкций, предполагающих обязательность исполнения для всех членов общества. Типичные ситуации функционирования массовых директивов - сфера транспорта, поведения в общественных местах (на производстве, в учебном заведении, в больнице, в музее и театре, в магазине, армия, флот и т.п.). Условием искренности таких РА является дистанция власти между адресантом (как правило, анонимным), наделенным полномочиями издавать такие предписания и инструкции, и адресатом/адресатами - усредненными участниками массовой коммуникации, чей статус предполагает законопослушного гражданина, обязанного следовать этим инструкциям.

В метакоммуникативном аспекте массовых директивов важную роль играет канал связи: как правило, объявления, инструкции имеют письменную форму. Она обусловливает требование краткости, приложимое к этим РА в соответствии с максимой количества П. Грайса. Поэтому такие директивы нередко имеют эллиптичную структуру.

Массовые директивы реализуются прямо и косвенно различными семантико-синтаксическими конструкциями. Среди прямых иллокутивных актов - массовых побуждений зарегистрированы позитивные и негативные императивные конструкции (Keep off the grass; Do not enter; Stop here on red signal, etc). Как правило, прямо реализованные массовые директивы выражают настойчивое побуждение: приказ, инструкцию, предписание.

Необходимость соблюдения принципа вежливости обусловливает непрямой способ реализации иллокуции побуждения [4]. Среди косвенных способов представления массовых директивов частотны именные эллиптизированные конструкции (Wet paint! No entry! Cash only!), герундиальные (No parking! No smoking! No trespassing!), адъективные ( Slippery when wet!), адвербиальные (Out of order). Распространенной формой массового директива во второй половине ХХ в. становится повествовательное предложение типа We are not smoking here, а также псевдоблагодарность Thank you for not smoking, реализующие в определенной ситуации иллокуцию вежливого побуждения.

В зависимости от совокупности факторов, определяющих иллокутивную силу РА, массовые директивы могут реализовать различные прагмасемантические типы побуждения: инъюнктивы (приказания, требования, инструкции, запреты и разрешения) и реквестивы (просьбы, приглашения, советы, предупреждения). Примерами первых служат:

«She stopped at the sign «No Access for Bicycles» (A. Christie)

«At first he didnt notice the words «out of order» on the public phone...» (S. Hill)

Примерами массовых директивов - реквестивов являются:

«Snack bar welcomes you» (J. Priestley)

«He slowed down when he saw «School zone 20 m.p.h.» (A. Christie)

Прагмасемантическая разновидность советов/пожеланий претерпевает существенные изменения за исследуемый период. Так, в XVI - XVIII вв. употребительным подтипом советов/пожеланий выступают пожелания-благословения и пожелания-проклятия, которые относятся к специфичной области сознания - религиозной. Когнитивная база индивидуального и общественного сознания того периода делает эти высказывания неотъемлемой частью общественной деятельности, они являются элементом речевого поведения в целом и речевого этикета, в частности (выступая в функции приветствия или прощания, они являются фатическими метакоммуникативными РА).

Пожелания-благословения и пожелания-проклятия восходят к ритуальным мистическим действиям, осуществляемым в речевой форме. В основе таких действий - вера. В природе концепта «вера» заложены определенные отношения субъекта и объекта веры: верующий берет на себя обязательство повиноваться высшему существу, от которого, в свою очередь, ожидается исполнение его пожеланий [189, 190, 193]. Такова сущность «договора» человека с Богом, человека с дьяволом. Мистический опыт подобных действий есть личностное проявление общей веры. Развитое в средние века и преследуемое инквизицией в XVI - XVII вв. колдовство перестает играть такую заметную роль в жизни английского общества, как раньше, его случаи менее частотны [251]. Изданный в XVII в. королевский указ о запрете упоминания имени Бога всуе и божбы, сопровождавшийся введением цензуры, делает соответствующие РА малочастотными в художественной литературе.

РА пожеланий-благословений и пожеланий-проклятий представлены перформативными глаголами to bid, to wish, to curse, объединенными общим значением пожелания, причем в первом случае каузируется бенефактивное действие, а во втором - негативные последствия. Прототипические значения пожелания-благословения и пожелания-проклятия могут быть выражены семами этих перформативных глаголов, представленными в виде формул:

wish, bid: I wish that ... p might happen (p Beneficiary): I wish that ... p might happen (p Not beneficiary)

Примерами пожеланий-благословений и пожеланий-проклятий в различных ситуациях служат:

Король благословляет день бракосочетания племянницы:

«King John. The yearly course that brings this day about Shall never see it but a holiday» (W. Shakespeare)

«Friar Laurence. God pardon sin! Wast thou with Rosaline?»

(W. Shakespeare)

Проклятия-заклинания трех ведьм:

«Double, double, toil and trouble: Fire, burn; cauldron, bubble»

1. Shakespeare)

В приведенных ситуациях адресант наделен властью (королевской, религиозной, мистической), которая обеспечивает его пожеланию достаточную эффективность, по крайней мере для того, чтобы слушающий поверил в это. Тем самым существенным условием исследуемой разновидности РА, их отличием от иных пожеланий является тот факт, что адресант в глазах верующего адресата (адресатов) не просто каузирует действие р, но своими словами вызывает его. В отсутствие веры такие РА не могли бы осуществиться, ибо исчезло бы условие искренности: адресант верит, что благословение/проклятие осуществится.

РА пожелания-благословения и пожелания-проклятия по-разному классифицируются исследователями: так, Дж. Остин относит их к числу бехабитивов на основании перформативного глагола [149], тем самым акцентируя, что благословение/проклятие фактически осуществляется самим фактом его произнесения. Дж. Серль берет за основу ведущую иллокуцию побуждения - пожелания и справедливо относит эти РА в разряд деклараций [175, 176]. Поскольку в настоящем исследовании ведущим критерием анализа признается иллокутивная сила, пожелания-благословения и пожелания-проклятия считаем диахронически переменным ныне архаизованным подтипом прагмасемантической разновидности директивов - пожеланий.

В ходе исторического развития английского общества когнитивная база исследуемых РА - преобладающее религиозное сознание большинства членов общества - и сам концепт «вера» претерпевает изменения. Без безусловной веры в совершение каузируемого действия - благословения или проклятия - их выражение становится не более, чем выражением эмоционального состояния адресанта, не связанного с каузированием действия, называемого в пропозиции РА (см. табл. 3.3.1). Сохранение пропозиционального содержания высказывания объясняется их большой клишированностью и конвенциональностью, хотя в XIX - XX вв. они утрачивают директивное и приобретают иное, не побудительное, а экспрессивно-оценочное значение, ср.:

«Will you go to the devil! and let me be!» (Th. Hardy)

Таблица 3.3.1.

Прагматический потенциал высказываний благословений/проклятий

Условия РАРА директивРА экспрессивУсловие пропозиционального содержания(1) Будущее действие (р)/изменение состояния (у), предицируемое Н (2) р имеет (не)-бенефактивный характер(1) Будущее действие (р)/изменение состояния (у), предицируемое Н (2) р имеет (не)-бенефактивный характерПодготовительное условиеАдресант наделен правом обращаться к Богу/имеет пакт с дьяволомЭмоциональное возбуждение адресантаУсловие искренностиАдресант хочет, чтобы адресат осуществил действие (р)/изменил состояние (у)Адресант хочет выразить свое эмоциональное состояниеСущественное условиеУверенность, что будущее действие (р) будет совершеноÆ

Таким образом, к наиболее существенным изменениям прагмасемантических разновидностей РА директивов относим следующие: пожелания-благословения и пожелания-проклятия более ранних периодов к ХХ в. трансформируются в экспрессивы; в ХХ в. широкое употребление получает новый подтип письменных официальных инструкций и приказов - массовые директивы.

3.4 Историческое варьирование принципа вежливости в РА директивах

В современной лингвистике принципы и стратегии речевого взаимодействия наиболее полно исследованы в плане синхронии, сделаны первые шаги в направлении их изучения в плане диахронии [94, 95, 146, 223, 246, 247, 255, 262]. В данном разделе стратегии вежливости - диахронические переменные побудительного дискурса - рассматриваются как результат социально-культурных изменений в обществе и развития языковой системы. Их взаимодействие приводит к тому, что в лингво-культурных общностях различных исторических периодов утверждаются коммуникативные нормы и ценности и формируются способы и стили их реализации (этосы), различные как в качественном, так и в количественном отношении, что выражается в изменении ориентации принципа вежливости в целом.

Как свидетельствует наш анализ, принципы и стратегии вежливости не являются константами, они варьируются в зависимости от социального и этно-культурного аспектов коммуникации конкретной эпохи: при относительной стабильности данных принципов и набора стратегий в побудительном дискурсе, их приоритетность и конкретное наполнение каждого вариабельны (табл. 2.5.1.).

В качестве общей тенденции эволюции принципа вежливости в побудительном дискурсе отмечаем статистически существенное увеличение численности стратегий негативной вежливости (с 53% в XVI в. до 72% в XX в). Важность этих стратегий обусловлена с одной стороны, самой природой побуждения, а с другой, тем, что в культурах Запада негативная вежливость представлена наиболее конвенционализированным набором лингвистических средств компенсации угрозы лицу [262]. Рассмотрим динамику отдельных стратегий подробнее.

Наиболее существенное количественное варьирование за исследуемый период времени отличает стратегию негативной вежливости (N1): это, соответственно, 11% - 21% - 29% - 41% - 42% выборки. Целью стратегии (N1) является уменьшение степени вмешательства за счет использования косвенных способов передачи сообщения. Выражаясь непрямо, адресант предоставляет адресату свободу выбора выполнения каузируемого действия. Прежде всего, сюда относим использование вопросительных предложений для косвенной реализации побуждений [55, 105, 176, 249]. Как отмечалось выше, такой способ выражения просьб носит конвенциональный характер, причем грамматическое оформление предложения (Can/ Could/ Couldnt you (possibly) pass the salt? You couldnt pass the salt, could you?) отражает степень вежливости и дистанцию между адресантом и адресатом.

Стратегия (N1) предполагает, что реализующие ее РА директивы, выраженные вопросительными или повествовательными предложениями, удовлетворяют следующим условиям успешности: условию пропозиционального содержания (адресат выполнит р), предварительным условиям ( адресат в состоянии выполнить р), условиям искренности (адресант хочет, чтобы адресат выполнил р), например,

Sir John Falstaff. What, shall we be merry? shall we have a play extempore?» (W. Shakespeare)

Brutus. Canst thou hold up thy heavy eye awhile,touch thy instrument a strain or two?. Ay, my lord, ant please you (W. Shakespeare)

Использование стратегии (N1) ситуативно коррелирует со значительной социальной дистанцией коммуникантов. В целом среди наших примеров реализаций стратегии (N1) преобладает социальная дистанцированность и подчинение адресанта адресату.

Стратегия негативной вежливости (N1) продолжает доминировать в реквестивах в XVII - XVIII вв. например: мистер Беллер неожиданно появляется в доме своей сестры:

Old Harry Bellair (without). Where are you all there? Out, a dod! will nobody hear?Town. My brоther! Quickly, Mr. Smirk, into this closet! you must not be seen yet(G. Etheredge)

Waterman. Pray, Master, will you please to dispatch me?Fashion. Ay, here a - canst thou give me a guinea?(aside). Good!(J. Vanbrugh)

Macheath. Ere you seat yourselves, ladies, what think you of a dance?

(J. Gay)

В XIX - XX вв. область функционирования негативных стратегий побуждения, реализованных вопросительными предложениями, количественно расширяется за счет существенного роста частотности стратегии (N1). Например,

She never liked you. Why should you care about her (Ch. Brontë)

Would you come and meet her? (J. Chase)

Will you try to pretend that youre the winner? (J. Chase)

Повествовательные РА директивы также играют существенную роль в этот период благодаря общему росту их частотности как косвенных директивов. Это соответствует общей тенденции качественного и количественного расширения сферы косвенных реализаций РА директивов к XX в.:

Youve got nothing to worry about (E. Waugh)

You mustnt come here every day. Theres no need (A. Christie)

Сущностью стратегии негативной вежливости (N2) является стремление говорящего избежать навязчивости в общении за счет включения в языковое оформление побуждения маркеров-модификаторов (hedges) типа rather, sort of, true, quite.

Семантически понятие hedge определяется как частица, слово или фраза, которая модифицирует роль предиката или группы существительного в высказывании указывает, что определенный элемент соответствует своему значению лишь частично, либо, напротив, в превосходной степени: sort of, regular, true, rather, pretty, quite [247].

C прагматической точки зрения это явление перформативной модификации иллокутивной силы РА: маркеры-модификаторы служат удовлетворению потребности лица не вмешиваться, в основе чего лежит максима: не предполагай, что А2 в состоянии/желает выполнить р. Как указывает Р. Лакофф, они изменяют условия искренности и подготовительные условия высказываний и реализуются с помощью синтаксических конструкций с присоединением типа Do me a favour, will you? [265].

В целом, среди маркеров-модификаторов выделяют перформативные элементы, изменяющие пропозицию высказывания (certainly, sincerely, really, probably); эмфатические частицы (do); частицы, ослабляющие значение определяемого элемента (a bit, sort of, a little, just, exactly, so, merely); указатели на заимствованный характер сообщаемой информации (it is said), с помощью которых адресант снимает с себя ответственность за истинность ее содержания; риторические вопросы; эксплицитные перформативы (I say, shall we say, I suppose); сослагательное наклонение; маркеры уклончивости (it seems, it appears, they say, so to speak, basically, well) и т.п. [264], например:

Do come now - pray, come, you must come (J. Austen)

I say see me often (B. Jonson)

Do exactly what I tell you to do, Nick (J. Chase)

Can you be a little bit quieter, please? (A. Christie)

По нашим данным, стратегия (N2) в XVI в. свойственна РА директивам в ситуациях равенства или более высокого положения адресата. Важной предпосылкой ее использования служит осознание адресантом категоричности своего сообщения, что обусловливает стремление смягчить высказывание для предотвращения угрозы негативному лицу адресата, например:

Yet I beseech you, If you think it fit, or that it may be done,me advantage of some brief discourse With Desdemona alone

(W. Shakespeare)

Некоторое снижение частотности (N2) в XVII в. сменяется ее ростом до прежних величин (9%) в XX в. Одна из причин количественного роста реализации стратегии (N2), как и (N1), видится в значительном увеличении употребления сегментированных вопросов [221] к XX в. по сравнению с
XVI в.: как отмечалось выше, с одной стороны, они служат средством смягчения категоричности высказывания, вызова подтверждения без передачи существенно важной информации (и в этом смысле функционируют как hedges), с другой, существенно расширяется их прагматический потенциал за счет реализации косвенных РА директивов и их подтипов, например,
You wont be angry with me, will you? (J. Chase)

Стратегия негативной вежливости (N5) - выражай почтение к нуждам адресата- характерна для ситуаций ликоповышения. Сущность (N5) - в удовлетворении потребности адресата в уважении, почтении, в подчеркнуто требовательном отношении к соблюдению речевого этикета. Это достигается, с одной стороны, самоумалением адресанта (употребление нарочито заниженных форм типа humbly, cry your mercy), а с другой стороны, употреблением высоких этикетных форм обращения к адресату. Как правило, в нашей выборке эта стратегия реализуется директивами, содержащими этикетные формы - кодифицированные и гонорифичные обращения, например,

«Give us some music; and, good cousin, sing (W. Shakespeare)

Cry your mercy, sir, will you buy a fiddle to fill up your noise? (B. Jonson)

В речи XVI - XVII вв. обнаруживаем более высокую частотность стратегии (N5) по сравнению с XIX - XX вв. (5%), что обусловлено гипертрофированностью социально-регулятивной функции общения в ранненовоанглийский период и наличием разветвленной системы кодифицированных языковых форм ее реализации [226].

В ранненовоанглийский период гонорифичныe обращения, которые вышли из употребления к XX в., представляют собой четко градуированную систему [224]. Это такие обращения, как my dear sir, my sweet sister, dearest madam, fair madam, good sir, great sirs, my dear sweet little gentlman, dearest of my life, good doctor и т.д. Такие ликоповышающие обращения являются обязательным элементом вежливой речи в XVI - XVII вв.:

Speak on, brave Amaryllis (G. Villiers)

Fair Madam, give me leave to ask her name (G. Etherege)

Haste, great sirs (J. Dryden)

Come, my dearest, pray let us go to church (W. Wycherly).

Высокая частотность данной стратегии в XVI - XVII вв. (18 и 17% выборки) обусловлена, с нашей точки зрения, требованиями речевого этикета ранненовоанглийского периода, который отражает общее состояние этоса и зависит от комплекса социальных, этнокультурных и языковых факторов.

В современном английском языке гонорифичные обращения выходят из употребления как речеэтикетные формы и функционируют лишь в эмоционально-оценочном контексте.

Среди позитивных стратегий вежливости, зарегистрированных в побудительном дискурсе, в плане диахронии наиболее существенно варьируются стратегии (Р4), (Р5), (Р13), (Р15) (ср. табл. 2.5.1).

Используя идентификационные маркеры принадлежности к определенной группе адресант подчеркивает свою общность с адресатом, отсутствие дистанции между ними, тем самым уменьшая степень «вмешательства» РА директива. Стратегия (Р4) особо распространена в XVI в., например,

Prince Henry. Speak now, my lady the hostess, what sayst thou to me? (W. Shakespeare). Pray you, chuck, come hither (W. Shakespeare)(to Desdemona). Alls well now, sweeting; Come away to bed

(W. Shakespeare)

В XVII в., по данным нашей выборки, сохраняется частотность стратегии (Р4) (8%), реализуемой в ситуации социального равенства коммуникантов:

O dear bud, look you here what I have got, see! (W.Wycherley)

Лексический состав идентифицирующих маркеров варьируется в различные исторические периоды в соответствии с развитием системы языка и требованиями речевого этикета. В XVIII в. роль позитивной стратегии вежливости (Р4) несколько снижается. Она реализуется, во-первых, различными формами обращений (именами личными собственными, названиями степени родства, уменьшительными именами, прозвищами, указанием на принадлежность к определенной группе), во-вторых, переключением языкового кода, в-третьих, синтаксическими конструкциями, содержащими эллипсис и стяжение. В этот период частотность различных форм английских обращений снижается вдвое по сравнению с XVI - XVII вв. Типичными примерами не формальных обращений в этот период являются обращения по имени:

Faulkland. Defend this, Absolute, why dont you defend this?

(R. Sheridan)

Faulkland. Pray, Mr. - whats his d-d name, can you tell me? Do you remember what songs Miss Melville sung? (R. Sheridan)

Система уменьшительных, ласкательных обращений, по нашим данным, еще не достигает такой степени развития и (что не менее важно) отражения в художественной литературе, как в современный период. Вместе с тем, в отдельных случах ликопонижения встречается эмотивно окрашенная форма sirrah, находящаяся в процессе архаизации:

Mr. Sealand. Why, Sirrah! You must never lie your master.. Ah, master! things that are lies in the country are not lies in London... (R. Steele)

Помимо разговорных форм обращений стратегия (Р4) реализуется использованием жаргона, слэнга, диалекта и т.п. в ситуациях, когда в языковом репертуаре коммуникантов присутствуют два или более кода. Переключение кода (например, в ситуациях диглоссии) с одного, считающегося более престижным кода, на другой - более низкий, неофициальный, служит способом указания на принадлежность адресанта и адресата к одной группе, что облегчает их общение. Одним из факторов, объясняющих высокую частотность (Р4) в XVIII в., справедливо считать изменения в литературной традиции: появление балладных опер в драматургии, расширение использования разговорных (в том числе заниженных) языковых форм [18]: hussy, what a dickens, what a plague и т.п.

Направленная на утверждение некоей общности коммуникантов для стимулирования их взаимодействия, стратегия (Р4) реализуется и синтаксическими средствами, основанными на этом принципе - предполагаемая общность информации делает возможным опустить ее часть. Имеются в виду эллиптические вопросительные предложения и грамматические стяжения. В количественном отношении названные синтаксические средства в нашей выборке XVIII в. и предыдущих периодов в основном совпадают, однако в системе английских стяжений происходят заметные изменения: архаизуются и исчезают такие формы, как ont, ats (at his), shes, twill, tis etc. Стяжения и редуцированные формы постепенно приобретают современный вид.

В XVIII - XX вв. частотность (Р4) существенно снижается до 4 - 3% выборки, наибольшее употребление приобретают обращения honey, child, guy(s), fellow(s), etc. Данное явление связано с общим снижением численности РА обращений, сопутствующих РА директивам. С одной стороны, мы усматриваем связь этого явления с развитием литературной традиции, а именно интродуктивных и адресатных ремарок как средств организации авторской речи в современном драматургическом произведении (подробнее об этом см. в работе [184]), которые практически отсутствовали или находились в процессе становления в XVI - XVIII вв. С другой стороны, в уменьшении частотности (Р4) просматривается соответствие этого процесса более общему процессу демократизации речевого общения в XX в. по сравнению с предыдущими периодами [79].

Разновидность стратегии позитивной вежливости, действие которой ориентировано на поиск согласия со слушающим для достижения оптимального взаимодействия (Р5), представлена в нашей выборке в основном маркерами вежливости в составе директивных РА. Система таких маркеров в XVI - XVII вв. наиболее разветвлена, позже ее объем сужается: это формы глагола pray, beseech, entreat, глагола please (a it please smb.), существительные pleasure, leisure (at your leisure), например:

«I pray thee, stay with us; go not to Wittenberg (W. Shakespeare)

I beseech you, give him leave to go (W. Shakespeare)

If it shall please you to make me a wholesome answer, I will do your mothers commandment… (W. Shakespeare)

Come, prithee, kiss me, dear rogue (G. Dryden).

В нашей выборке XVII в. стратегия поиска согласия для укрепления доброжелательных отношений (Р5) реализуется, как правило, в ситуациях, когда статусы адресанта и адресата адекватны. Ee использование отвечает требованиям речевого этикета эпохи и гипертрофированной социально-этикетной функцией речи. Например, сэр Джаспер обращается к сэру Пинчу, используя такие характерные способы поиска согласия, как повторы и маркеры вежливости:

Sir Jasper. Whats the matter? whats the matter? pray, whats the matter, Sir? I beseech you communicate, Sir» (W. Wycherley)

В анализируемом материале XIX - XX вв. существенно уменьшается употребление стратегии поиска согласия и одобрения адресата (Р5). В языковой системе отмечается архаизация маркеров вежливости, распространенных в ранненовоанглийский период (pray, an it please, beseеch etc.), они сменяются маркером вежливости please, который занимает позицию вводного члена предложения или элемента вопросительной конструкции типа Will you please do p?, например:

Please, forgive me; please, dont think of me any more (S. Hill)

Will you please join us on Sunday. Well be glad (S. Maugham)

Отличие современного маркера вежливости и побудительности please от его ранненовоанглийских коррелятов состоит в том, что современное please маркирует временную подчиненную ситуативную роль адресанта (как просителя), а ранее перформативы I pray you/thee, I beseech you, I entreat you маркировали постоянный (социальный) подчиненный статус (это заложено в их семантической природе, в то время как в семантике please не содержится указаний на подчиненный статус адресанта). Частотность маркера вежливости и побудительности please существенно возросла за рассматриваемый период: (в XVII в. - 0,5%, в XVIII в. - 0,6%, в XIX в. - 3% и 18,2% в XX в.).

Стратегия спрашивания либо информирования о причинах (Р13) стимулирует взаимопонимание коммуникантов и не имеет ограничений в плане социальной дистанции между ними и их иерархического статуса. В нашей выборке она зафиксирована в сложных РА, где РА директив сопровождается способствующим РА - функцией, чаще всего констативом или квеситивом с семантическим значением причины, например,

Prince Henry. Do me a favour, Sir John, how can you refuse?

(W. Shakespeare)

Tonight we hold a solemn supper, sir,Ill request your presence (W. Shakespeare)

В отдельных случаях сообщение причины в побудительном дискурсе обуществляется последовательностью простых РА, где один - директив, я другой - констатив (менасив, экспрессив) ср.:

I like him not, nor stands it save with uslet his madness range. Therefore prepare you.your commission will forthwith dispatch,he to England shall along with you (W. Shakespeare)

В XVI - XX вв. отмечаем рост стратегии (Р13) вдвое (3 - 6% выборки) при сохранении ее прагматических характеристик (в первом примере само побуждение оформлено как всевдо-запрос причин, и сопровождается пояснением причин):

Why dont you make yourself easy, my love? Wherever you and Jane are known, you must be respected and valued (J. Austen)

You should leave immediately, Stanton, nobody wants to see you here

(J. Priestley)

На наш взгляд, рост каузативных поясняющих директивов (термин Дж.Серля) связан с процессом демократизации речевого общения. Если в ранненовоанглийский период адресанту, статус которого выше адресата, было достаточно лишь отдать распоряжение для выполнения желаемого действия, то в ХХ в. в некоторых случаях нужно «подкрепление» своего требования/просьбы в виде пояснения, почему действие должно быть совершено.

Стратегия упрочения дружественных отношений путем выражения заботы о нуждах адресата, проявления симпатии к его интересам (Р15) на всем исследуемом протяжении времени реализуется в фоме советов и предупреждений. Она служит средством установления благоприятных отношений между адресантом и адресатом, стимулируют общение коммуникантов, в большинстве случаев равных по статусу:

Edmund (to Edgar). Bethink yourself wherein you may have offended him and at my entreaty forbear his presence until some little time hath qualified the heat of his displeasure… (W. Shakespeare)

Специфичной формой проявления симпатии к адресанту и пожелания ему добра в XVI - XVIII вв. были благословения, призывы благ свыше для адресата. В соответствии с глубоким проникновением религиозных верований во все слои общества той эпохи такие РА продуцировались и воспринимались как директивы в их буквальном смысле, обладая частотностью 13% - 9% выборки, например:

Gods benison go with you, and with thosewould make good of bad, and friends of foes! (W. Shakespeare)

Снижение частотности стратегии (Р15) в XIX и особенно ХХ в. соответствует углублению секуляризации общества, в результате чего такие благословения-пожелания приобретают метафорическое значение и употребляются не как побуждения, а в переносном смысле - как экспрессивы:

For Heavens sake, Mr. Crawley, spare me the details (W. Thackeray)

For Gods sake, Johnny, shut up (J. Chase)

Суммируя наши наблюдения над стратегиями вежливости, реализованными РА директивами в XVI - XX вв., следует отметить, что в целом они свидетельствуют, во-первых, о статистически существенном преобладании негативных стратегий над позитивными на всем протяжении времени и, во-вторых, о наличии объективной тенденции количественного роста стратегий негативной вежливости к ХХ в.

Сравнение полученных данных с эволюцией принципа вежливости в английском обществе в целом показывает, что наши выводы не противоречат данным Дж. Лича [269], Р. Копытко [262], И.С. Шевченко [226] и др. о том, что в британском речевом общении времен Шекспира доминировала позитивная ориентация вежливости, сменившаяся в современный период негативной. Отмеченные тенденции побудительного дискурса обусловлены природой РА директива как ликоущемляющего акта и необходимостью активного использования стратегий негативной вежливости для обеспечения компенсации ущерба лицу. Это поясняет тот факт, что даже на фоне общей позитивной ориентации принципа вежливости в XVI - XVII вв. в директивах доминируют ее негативные стратегии, а по мере общей переориентации английского дискурса на негативную вежливость в XVIII - ХХ вв. преобладание аналогичных стратегий в директивах существенно увеличивается.

3.5 Эволюция прагматического поля побуждения в английском языке

Для обобщения и систематизации полученных данных о диахроническом варьировании отельных аспектов РА директива воспользуемся опытом представления совокупности лингвистических явлений в виде поля и на основе детализированного представления иллокутивной силы побуждения в РА директивах структурируем прагматическое поле побуждения в английском языке и проследим историческое варьирование его конституентов и динамику его конфигурации в речи XVI - XX вв.

Принятая в данной работе идея системного характера речи в ее прагматическом аспекте находит свое наиболее законченное воплощение в теории прагматических полей - динамических системных явлений в отличие от жестко конфигурированной структуры. Именно полевая модель дает такое представление об иллокутивных силах и РА, в которых они реализуются, которое позволяет выявить инвариантные конституенты и одновременно случаи пересечения и взаимного наложения отдельных иллокутивных сил в рамках РА. Это свидетельствует о более гибкой природе поля как проявления функциональных ролей конституентов в отличие от жесткой структуры - проявления иерархических отношений между конституентами, которая не способна пояснить наложение отдельных классов элементов.

Исходя из трактовки прагматического смысла предложения как коммуникативно-интенциональной категории [90, 107, 127, 195, 196, 197], РА может быть представлен в виде прагматического (коммуникативно-интенционального) поля, для чего необходимо выявить его конституенты и разместить их в виде конфигурации центр - периферия. Ведущий принцип полевого моделирования [17, 18, 19, 34, 35, 36, 62, 63, 71, 121, 205, 235] предполагает взаимосвязь центра - максимальной концентрации всех сущностных признаков исследуемого явления языка, и периферии, состоящей из единиц с неполным набором этих признаков или с их измененой интенсивностью.

Основанием для выделения конституентов поля служит наличие общего для всех конституентов прагматического смысла, выраженного, в данном случае, коммуникативно-интенциональной категорией побудительности, реализуемой в РА в виде соответствующей иллокутивной силы. Прагматическое поле побудительности охватывает совокупность РА, объединенных общим иллокутивным значением побуждения к действию/изменению состояния.

Построению прагматического поля предшествует инвентаризация набора иллокутивных сил. Иллокутивная сила побуждения негомогенна по характеру: она существует в виде ведущих и сопутствующих иллокуций, реализованных прямо или косвенно, с разной степенью выраженности. Тем самым налицо корпус коммуникативно-интенциональных единиц (РА), специально предназначенных для выражения побуждения, а также единицы различных уровней, имеющих полифункциональный характер, которые реализуют побуждения только в определенных контекстах и ситуациях.

Учитывая названные выше параметры иллокутивного значения побуждения моделируем директивные РА в виде иллокутивного поля побудительности, которое имеет три уровня - доминанту, центр (ядро) и периферию. Распределение конституентов прагматического поля побудительности от центра к периферии основано на принципе сращения значения языковой формы и реализуемой ею прагматической категории -конфигурации поля понимается А.В. Бондарко как «закрепление функции за определенной единицей (в том числе грамматическим показателем)» [35].

Регулярно повторяющееся соответствие формы и функции свидетельствует о наличии функциональной доминанты. Степень сращения формы и функции, присущей тому или иному конституенту поля, определяется на основе ряда критериев, таких, как степень формализованности элементов языка, степень контекстной независимости значения, моно/полифункциональность единиц, их регулярность [121]. В соответствии с этими критериями доминантой прагматического поля побудительности являются императивные синтаксические конструкции и предложения с конструкцией let + VÆinfinitive как наиболее формализованные, специализированные средства выражения категории побудительности.

В целом прагматическое поле побудительности имеет следующий вид:

• доминанта поля побудительности образована эксплицитными директивными РА с императивной структурой предложения и конструкциями let + V inf. В ядерных конституентах поля иллокуция побуждения является ведущей и единственной, то есть, это моноиллокутивные РА инъюнктивы и реквестивы;
• в центральную часть поля (ядро) входят полииллокутивные РА - директивы с ведущей иллокуцией побудительности, которое сопровождается дополнительными иллокутивными значениями иных типов. По форме это прямые полииллокутивные РА и косвенные директивы, в которых иллокутивное значение побуждения является ведущим но не единственным;
• на периферии поля побудительности размещаются РА не-директивы, в которых иллокуция побуждения выступает сопутствующей иллокутивной силой. Эти последние конституенты составляют общие сектора с прагматическими полями менасивов, квеситивов, экспрессивов и РА иных иллокутивных типов.

Предлагаемая модель прагматического поля побуждения представлена на схеме 3.5.1.

Схема 3.5.1.

Прагматическое поле побудительности в английском языке

УровниИллокуцияЛокуцияДоминантаИллокуция побуждения ведущая и единственнаяИмперативы Let + VinfinitiveЦентрИллокуция побуждения ведущая, но не единственнаяПрямые и косвенные РА директивы, простые и сложныеПериферияИллокуция побуждения сопутствующаяРА не-директивы с сопутствующей побудительностью

Доминанта прагматического поля, представленная императивным предложением, претерпевает диахронические изменения в соответствии с развитием системы английского языка. Суммируя полученные данные, сюда относим становление системы императива, пассива, развитие конструкции
Let + Vinfinitive, структурных типов вопросительного предложения, развитие аналитических форм глагола, становление языковой нормы, процессы демократизации языкового общения.
Иллокутивная сила побуждения в моноиллокутивных директивах, реализованных прямо, разнится степенью выраженности в РА инъюнктивах и реквестивах.

В денотативном аспекте РА - конституентов доминанты поля побуждения содержатся все логико-семантические элементы побуждения (каузируемое действие, его объект, интенция побуждения), выраженные эксплицитно. РА данного типа простые по составу, поэтому их денотация, локуция и иллокуция ограничены рамками одного каузируемого действия.

Отнесенные к центральной части прагматического поля полииллокутивные директивы, реализованные прямо и косвенно, простые и сложные, содержат минимум две иллокутивные силы: ведущую иллокуцию побуждения и сопутствующую иллокуцию иного типа. В простых директивах, реализованных прямо, сопутствующая иллокутивная сила определяется контекстом и ситуацией, в косвенных РА она соответствует буквальному лексико-синтаксическому значению предложения (констатация, спрашивание, выражение эмоций и оценок и т.п.); в сложных директивах она диктуется иллокуцией РА-функции.

РА - конституенты доминанты и центра поля претерпевают изменения, затрагивающие степень представленности ведущей иллокуции побуждения за счет включения в их состав прагматических диахронических переменных - маркеров побуждения и вежливости, обращений, маркеров искренности, усиливающих иллокуцию побуждения (их варьирование описано выше).

Периферия поля побуждения охватывает РА - не-директивы, в которых побуждение выступает сопутствующей иллокутивной силой. Как правило, сюда относятся менасивы, квеситивы, экспрессивы, фатичные РА. В РА менасивах буквальное значение побудительности задается императивной или индикативной структурой - пожеланием с негативной коннотацией:

Down with him! He does nothing but deceives us. (Ch. Dickens)

Only say a word and you will never see them again! (Ch. Dickens)

В РА экспрессивах сопутствующая побудительность также соответствует буквальному синтаксическому значению предложения, содержащего глагол в форме императивного или оптативного наклонения (Go to hell, God damn it, The devil take you, etc.), например:

I wish we were tumbled into Mars, or Jupiter, or into any other world but this (O. Goldsmith)

В РА квеситивах сопутствующая иллокуция побуждения заложена в семантической близости директива и квеситива, поскольку оба РА являются побуждениями, но первый - к действию, а второй - к сообщению значимой информации, ср.:

Can you do me a favour? (E. Waugh) We have to find it out. Go and give him a ring. (I. Murdoch)Can you tell me at what time you saw her last? (A. Christie) I must know the worst. Tell me now. (S. Maugham)

В XVI - XVII вв. на периферии поля побудительности наблюдаются приветствия и прощания в форме пожеланий, нередко имеющие семы God и т.п. Такие фатичные РА содержат глагол в форме оптатива, что придает им сопутствующую побудительную иллокуцию:

• входит гонец:
• My honorable lords, health to you all! Sad things bring I to you out of France (W. Shakespeare)
• входит герцог Бургундский:

God save your Majesty! My royal cousin, teach you our princess English? (W. Shakespeare)

Такие формы исчезают из состава поля побудительности в XIX - XX вв.

В целом диахроническое варьирование прагматического поля побуждения проявляется в изменении его конфигурации в отдельные исторические периоды: в XVI в. доминанта поля почти в два раза превышает площадь центра поля, в то время как в XX в. их объемы по величине сближаются. Тем самым в плане диахронии наблюдаем сокращение объема доминанты (71% - 53%) и увеличение объема центра поля побудительности (28% - 46%), при сохранении его периферии в пределах, не превышающих 1% выборки (см. схемы 3.5.2. и 3.5.3.).

Доминанта

Центр

Периферия

Схема 3.5.2.

Прагматическое поле побудительности в английском языке XVI в.

Таким образом, полевое моделирование иллокутивных значений в исторической прагмалингвистике оказывается эффективным и надежным способом осмысления отдельных типов иллокутивных значений в общей совокупности прагматических характеристик директива, представления их определенной конфигурации, а также для объяснения случаев наложения определенных иллокутивных значений в прагматических вариантах и обнаружения исторически неизменных и изменяющихся конституентов поля.

Выводы по третьей главе

Результаты проведенного анализа исторического варьирования РА директива в английском языке XVI - XX вв. позволили обнаружить существенные изменения прагматических характеристик директивов и описать их диахронические переменные. Изучение эволюции прагматических свойств директивных РА, основанное на учете общих тенденций развития английского социума и системы языка и речи, свидетельствует о качественном и количественном варьировании простых и сложных РА директивов, реализующих побуждение прямыми и косвенными способами, а также об изменениях в реализации стратегий вежливости в побудительном дискурсе, связанных с переориентацией принципа вежливости в целом.

По нашим данным, историческое варьирование простых РА директивов затрагивает перформативные глаголы побуждения, способы реализации иллокуции побуждения в качественном и количественном плане, прагматические маркеры побуждения.

Набор и частотность перформативных глаголов, выражающих побуждение, существенно варьируется. В XVI - XVII вв. наиболее употребительны перфомативные глаголы beg, beseech, entreat, pray для реквестивов и charge для инъюнктивов, а в XIX - XX вв. реквестивы выражаются, как правило, глаголом ask, а инъюнктивы - глаголом order. Частотность употребления перформативных глаголов побуждения за исследуемый период падает более, чем в 10 раз, их численность сокращается.

Характерной чертой прагматической системы XVI - XVII вв. является гиперэксплицитность - одновременная сигнализация типа иллокуции ее индикатором - синтаксической конструкцией и перформативным глаголом. Императивные предложения, сопровождающиеся перформативными фомулами побуждения, отличают речь ранненовоанглийского периода (около десятой части примеров), но практически исчезают позже XVIII в.

Диахроническими переменными РА директивов выступают предваряющие маркеры побуждения come, go - специализированные модификаторы, повышающие иллокутивную силу директива. В препозиции к конкретным директивам come функционирует преимущественно в XVI в., go - в XVII в., позже они становятся обсолетными. В современном побудительном дискурсе сходную функцию выполняют разговорные директивные штампы (come on, go on и т.д.), составляющие около одной пятой выборки.

Маркеры искренности в директивах служат способом усиления воздействующей силы РА. В XVI - XVII вв. они имеют вид божбы и обращения к сверхъестественным силам (for Gods sake и т.п), в XIX - XX вв. частично заменяются клятвами личностного характера; их частотность в целом значительно уменьшается.

В локутивном аспекте прямых РА директивов историческое варьирование за последние пять столетий не затрагивает основ императива, а проявляется в варьировании отдельных элементов императивной конструкции:

ведущее место неизменно занимает структурная модель (You) + Vaction imp (+/-); в отрицательных предложениях в соответствии с развитием аналитичности английского глагола свободное варьирование полной и частичной глагольной инверсии в XVI - XVII вв. сменяется частичной инверсией позже XVIII в.;

употребление личных местоимений - экспликаторов субъекта интендируемого действия в составе повелительных предложений претерпевает существеные изменения: в XVI - XVII вв. в этой роли выступали личные местоимения 2-го л. ед и мн. ч., образующие структуру Vimp.+ Pron.2d + p!, ныне вышедшую из употребления. В современных директивах в этой роли фиксируем только местоимения мн. ч. в препозиции к стандартной императивной структуре. Общая заниженная разговорная окраска таких директивов сохраняется;

- количественно глагольные формы пассива, имеющие низкую частотность в XVI - XVII вв., существенно уменьшаются в XVIII - XX вв. Качественно они сохраняются преимущественно в виде стандартных команд Be gone, Be prepared, Be seated;

структура let + Pron+Vinfinitive относится к диахронически постоянным способам реализации РА директива. Ее диахроническим вариантом в XVI - XVII вв. выступает Let + Pron + VØ + Prep/Adv, (фиксируемая преимущественно в драмах В. Шекспира) и не встречающееся позже XVIII в.

Существенные исторические изменения в директивных РА, реализованных косвенно, включают в себя:

проявления исторического варьирования в локутивном плане:

общая тенденция исторической динамики косвенных способов реализации РА директива состоит в снижении численности РА - повествовательных предложений (42,6% - 22,2;) и увеличении директивов - вопросительных предложений (54.4% - 77,8%);

в XVI в. директивы косвенно реализуются обще- и частновопросительными предложениями, начиная с XVII в. к этим способам добавляются сегментированные вопросы (tag questons).

За исследуемый период прагмасемантические подвиды косвенно реализованных побуждений приобретают большее разнообразие: в XVI - XVII вв. косвенные директивы, как правило, выражают интенции запрета, увещевания, просьбы; важнейшее условие их успешности - запрос о желании адресата выполнить действие:

в XVI - XVII вв. косвенные директивы преимущественно реализуются запросами о желании адресата выполнить каузируемое действие с помощью глагольных форм may (May it please you), а в XIX - XX вв. - запросами о возможности его выполнения с could, would;

развитие набора подвидов косвенных директивов приводит к появлению в XX в. т.н. массовых директивов - предписаний и инструкций регулирующих сферу общественного поведения, реализованных повествовательными именными, герундиальными, адъективными, адвербиальными предложениями эллиптической структуры.

Сущность исторического варьирования прямых и косвенных способов реализации директива в XVI - XX вв. в целом состоит в росте численности косвенных реализаций РА директивов (3,9% - 37,5%) за счет уменьшения прямых (96,1% - 61,2%), что соответствует общей тенденции к преобладанию косвенных форм реализации РА в английском языке и сопровождается выходом из употребления гиперэксплицитных РА, типичных для ранненовоанглийского периода.

Историческое варьирование сложных директивов затрагивает, в основном, составные и композитные РА; доля составных РА существенно возрастает, а композитных падает. Частотность комплексных РА остается отностельно стабильной. В составных директивах гонорифичные обращения, характерные для XVI - XVII вв., выходят из употребленияпозже XVIII в. С течением времени использование фатических метакоммуникативов как РА - функций расширяется.

Принципы и стратегии вежливости в побудительном дискурсе варьируются в зависимости от социокультурных аспектов коммуникации конкретной эпохи. За исследуемый период отмечаем тенденцию к преобладанию негативных стратегий вежливости (53% - 72%) над позитивными (47% - 28%) при сохранении состава этих стратегий (N1, N2, N4, N5, N7, N8, P4, P5, P12, P13, P15). В целом это соответствует направлению эволюции принципа вежливости в британском обществе от позитивной ориентации в XVI в. к негативной в XX в. Отмеченное доминирование негативных стратегий в побудительном дискурсе XVI в. на фоне общей позитивной орииентации принципа вежливости объясняется тем, что негативная вежливость ингерентно присуща такому ликоповреждающему РА, как директив.

Историческое варьирование стратегий негативной вежливости проявляется в следующем:

существенный рост частотности стратегии косвенного выражения (N1) и стратегии уклончивости выражения (N2), соответствующий общему принципу развития косвенных реализаций РА в XVI - XX вв. и тенденции расширения функционирования вопросительных предложений как косвенных РА;

существенное уменьшение численности стратегии выражения почтения к нуждам адресата (N5) за счет выхода из употребления гонорифичных обращений и демократизации стиля общения.

Среди стратегий позитивной вежливости наблюдается:

- существенное падение частотности стратегии утверждения общности коммуникантов использования идентификационных маркеров принадлежности к группе, переключения кодов и т.п. (Р4), а также стратегии поиска согласия (Р5) в связи с архаизацией большинства маркеров вежливости и побудительности, реализующих последнюю в XVI - XVIII вв. (pray, a it please), перформативных глаголов (beseech, entreat etc.), сменяющихся унифицированной формой please;

рост численности стратегии спрашивания / информирования о причинах (Р13), реализуемой каузативными директивами, связанный с процессом демократизации речевого общения;

уменьшение частотности использования стратегии упрочения дружественных отношений (Р15), сопровождающееся архаизацией благословений - пожеланий, частотных в ранненовоанглийский период.

Использование метода полевого представления линвистических явлений для систематизации эволюции прагматических характеристик РА директива позволяет представить РА директив как совокупность диахронических постоянных и переменных, структурированных в виде поля, имеющего центр с доминантой и периферию. Основание для выделение конституентов поля - прагматический смысл, выражаемый коммуникативно-интенциональной категорией побудительности, реализуемой в виде иллокутивной силы.

Прагматическое поле побудительности имеет следующий вид:

доминанта поля побудительности - эксплицитные директивные РА с императивной структурой предложения и формами let + Vinfinitive, моноиллокутивные инъюнктивы и реквестивы;

центральная часть поля (ядро) - полииллокутивные РА директивы с ведущей эксплицитной иллокуцией побудительности и дополнительными иллокутивными значениями иных типов; по форме это прямые полииллокутивные РА и косвенные директивы;

периферия поля побудительности - РА не-директивы, в которых побуждение выступает сопутствующей иллокутивной силой. Эти конституенты составляют общие сектора с прагматическими полями РА иных иллокутивных типов.

Диахроническое варьирование прагматического поля побуждения проявляется в изменении его конфигурации в отдельные исторические периоды: в XVI в. доминанта поля почти в два раза превышает площадь центра поля, в то время как в XX в. их объемы по величине сближаются. Тем самым в плане диахронии наблюдаем сокращение объема доминанты (71% - 53%) и увеличение объема центра поля побудительности (28% - 46%), при сохранении его периферии в пределах, не превышающих 1% выборки.

Основные результаты исследования диахронического варьироваия прагматических характеристик РА директива отражены в следующих публикациях автора: [136, 137, 274].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В центре внимания данной работы - важные и актуальные проблемы прагматической эволюции вербального выражения побуждения в английском языке. Несмотря на проводимые ранее синтаксико-морфологические, функционально-семантические, прагматичес-кие, социокультурные исследования, ряд вопросов структуры, семантики и прагматики побуждения, включая статус РА директива, его прагматические разновидности, стратегии вежливости в побудительном дискурсе, оставались нерешенными. Назревшая необходимость выработать целостное представление о свойствах РА директива в английском языке потребовала обращения к данным его исторического развития и проведения комплексного системного изучения прагматических инвариантов и их исторических вариантов в рамках исторической прагмалигвистики. Предпринятый первый комплексный многоаспектный анализ эволюции речеактовых и дискурсивных характеристик РА директива в английском языке на основании системно-деятельностного историко-прагматического подхода позволил получить новые данные о его синтаксико-семантических, коммуникативно-интенциональных и социально-ситуативных характеристиках, впервые проследить их взаимосвязь и взаимозависимость в плане диахронии, установить тенденции его развития.

Используемые методы обеспечили логическую преемственность стадий исследования: моделирование аспектов РА директива, морфологический, структурно-семантический, контекстно-ситуативный, системно-функциональный и когнитивный анализ позволил определить его статус, уточнить его прагматические постоянные; диахроническое изучение директива с применением методик социолингвистики и конструирование прагматического поля побуждения дали возможность установить исторические переменные - выражение варьирования РА в XVI-XX вв.

В результате проведенного анализа получены следующие выводы:

По своему статусу директивом является РА, иллокутивная цель которого - реализация волеизъявления адресанта, направленного на осуществление адресатом связи между объектом и его признаком. Когнитивную основу РА директива составляет концепт «воля - хотение». Ведущей иллокутивной целью директива выступает побуждение совершить действие или изменить состояние относительно временных и локальных координат. Важнейшими критериями разграничения РА директива и иных типов РА являются иллокутивная сила и ее аспекты, бенефактивность побуждения для адресанта и адресата. В прагматической системе РА директива выделяем инвариант и диахронические варианты его аспектно-блочной модели, состоящей из взаимодействующих и взаимозависимых аспектов: адресантного, адресатного, интенционального, контекстного, ситуативного, метакоммуникативного, денотативного, локутивного и иллокутивного; если первые определяют относительную стабильность системы, то последние обеспечивают ее историческое развитие. Историческое варьирование прагматических свойств РА директива выражается в качественном и количественном изменении аспектов РА, не затрагивающих сущности иллокутивного аспекта - его диахронической постоянной.

В качестве прагматических типов директивов выделены инъюнктивы и реквестивы (разнящиеся интенсивностью иллокутивной силы побуждения, предварительными условиями и условиями искренности); прямые и косвенные директивы (по способам реализации иллокутивной силы); эксплицитные и имплицитные косвенные РА (по соответствующим пропозициям); простые и сложные РА (по количеству ведущих иллокуций); простые моно- и полииллокутивные РА (по наличию/отсутствию сопутствующих иллокуций).

Комплексное прагмасемантическое исследование в плане синхронии и диахронии позволило определить диахронически постоянные прагмасемантические разновидности РА директивов: приказы, требования, просьбы, советы и пожелания, разрешения, запреты. Иллокутивные подтипы этих разновидностей подвержены историческому варьированию: наиболее существенными являются трансформация подтипов пожеланий-благословений и пожеланий-проклятий из РА директивов в XVI - XVII вв. в РА экспрессивы в XIX - ХХ вв., а также возникновение нового подтипа инструкций и приказов - массовых (публичных) директивов, употребительных в ХХ в., что связано с изменениями общества, культуры, сознания.

Эволюция прагматических свойств РА директива характеризуется тенденциями к снижению степени эксплицитности иллокутивной силы (уменьшение частотности и разнообразия дискурсивных маркеров в составе директива) и к увеличению числа косвенно реализованных РА директивов за счет уменьшения численности прямых РА директивов. Среди сложных РА директивов - составных, композитных, комплексных - наблюдается тенденция к снижению частотности составных РА к ХХ в.

В дискурсе директив выступает ликоповреждающим РА, что определяет его связь с негативной вежливостью. В целом РА директивы реализуют набор из шести стратегий негативной вежливости и пяти - позитивной. В побудительном дискурсе XVI в. - ХХ вв. обнаружено стабильное доминирование негативных стратегий. Историческое варьирование проявляется в росте их частотности к ХХ в., что соответствует общему направлению развития принципа вежливости в английском дискурсе от позитивно ориентированного в XVI в к негативно ориентированному в XX в.

Полученные данные о диахронических постоянных и переменных директива обобщены в динамической модели прагматического поля, конституенты которого выделены по критерию иллокутивной силы. К доминанте поля побудительности отнесены прямые моноиллокутивные директивные РА, инъюнктивы и реквестивы; к его центру- прямые и косвенные полииллокутивные директивы; к периферии - РА не-директивы с сопутствующей иллокутивной силой побуждения. Динамика поля обнаруживается в историческом изменении его конфигурации: при сохранении минимального размера периферии к XX в. площадь доминанты существенно сужается, а площадь центра расширяется.

Полученные результаты свидетельствуют о продуктивности системного подхода к изучению РА директива в плане диахронии. Предпринятое исследование продемонстрировало связь прагмалингвистики с социолингвистикой, семантикой и когнитивистикой. Решение поставленных в работе задач не умаляет перспективности продолжения исследований в области исторической прагмалингвистики на материале иных РА. Внимания лингвистов заслуживают проблемы создания комплексной прагматической истории речевой коммуникации, что явилось бы развитием основных положений данной работы.

Список использованной литературы

1. Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. - М.: Сов. радио, 1974. - 272 с.
2. Аникин Г.В., Михальская Н.П. История английской литературы. - М.: Высш. шк., 1975. - 528 с.
3. Аракин В.Д. История английского языка. - М.: Высш. шк., 1982. - 250 с.
4. Аринштейн В.М. Правосознание общества и «публичные директивы» // Studia linguistica: Сб. научн. трудов. - СПб: Образование, 1995. - С. 75-94.
5. Аристов С.А. Прагмалингвистическое моделирование мены коммуникативных ролей: Автореф. дис…. канд. филол. наук: 10.02.04/Тверской гос. ун-т. - Тверь, 2001. - 19 с.
6. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1981. - Т.40, № 4. - С. 356-367.
7. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16. - М.: Прогресс, 1985. - С. 8-12.
8. Афанасьев В.Г. Системность и общество. - М.: Наука, 1980. - 305 с.
9. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Сов. энциклопедия, 1966. - 607 с.
10. Бабаханова С.Н. Побудительные предложения в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04/Тбил. гос. ун-т. -Тбилиси, 1983. - 27 с.
11. Барабаш Т.А. Грамматика английского языка. - М.: Высш. шк., 1983. - 283 с.
12. Бархударов Л.С. Структура простого предложения современного английского языка. - М.: Высш. шк., 1966. - 200 с.
13. Бархударов Л.С. Очерки по морфологии современного английского языка. - М.: Высш. шк., 1975. - 156 с.
14. Бархударов Л.С., Штелинг Д.А. Грамматика английского языка. - М.: Наука, 1973. - 385 с.
15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
16. Безугла Л.Р. Історична динаміка мовленнєвого акту квеситива у німецькій та англійській мовах: Автореф. дис… канд. філол. наук: 10.02.04/Харківськ. держ. ун-т. - Харків, 1998. - 22 с.
17. Беляева Е.И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках. - Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1985. - 180 с.
18. Беляева Е.И. Грамматика и прагматика побуждения: английский язык. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 1992. - 168 с.
19. Белова А.Д. Лингвистические аспекты аргументации. - Киев: Изд-во Киев. нац. ун-та им. Т. Шевченко, 1997. - 299 с.
20. Бенвенист Э. Общая лингвистика: Пер. с франц. - М.: Прогресс, 1974. - 447 с.
21. Береснев Г.И. Самосознание личности в аспекте языка // Вопросы языкознания. - 2001. - № 1. - С. 60-84.
22. Беркнер С.С. Проблемы развития разговорного английского языка в 16-20 вв. - Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1978. - 230 с.
23. Беркнер С.С. Развитие языка английской драмы и его место в функционально-стилистической системе национального языка (XVI-XX вв.): Автореф. дис. ... докт. филол. наук: 10.02.04 / Моск. гос. ун-т. - М., 1988. - 34 с.
24. Бирюлин Л.А. Модальность желания и значение императива // Лингвистические исследования: Общие и специальные вопросы языковой типологии. - М.: Высш. шк., 1997. - С. 15-45.
25. Бирюлин Л.А., Храковский В.С., Груздева Е.Ю. и др. Типология императивных конструкций. - С.-Петербург: Просвещение, 1992. - 244 с.
26. Блох М.Я. Теоретическая грамматика английского языка. - М.: Высш. шк., 1983. - 383 с.
27. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. - М.: Высш. шк., 1986. - 160 с.
28. Блумфилд Л. Язык. - М.: Прогресс, 1968. - 606 с.
29. Богданов В.В. О перспективах изучения семантики предложения // Синтаксическая семантика и прагматика: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1982. - С. 22-38.
30. Богданов В.В. Функции вербальных и невербальных компонентов в речевом общении // Языковое общение: единицы и регулятивы. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1987. - С. 18-26.
31. Богданов В.В. Классификация речевых актов // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1989. - С. 25-37.
32. Богданов В.В. Коммуниканты // Человек и речевая деятельность // Вестник Харьков. ун-та. - 1989. - № 339. - С. 7-11.
33. Богданов В.В. Соотнесенность семантического и прагматического компонентов в высказывании // Матеріали IV Міжнародної конференції «Франція та Україна». - Том I, ч. I. - Дніпропетровськ: Полиграфист, 1997. - С. 11-12.
34. Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. - Л.: Наука. Ленингр. отдел., 1983. - 207 с.
35. Бондарко А.В. Грамматическая форма и контекст // Русский язык: Функционирование грамматических категорий: Текст и контекст. - М.: Наука, 1984. - С. 13-32.
36. Бондарко А.В. Основы функциональной грамматики: Языковая интерпретация идеи времени. - СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та, 1999. - 260 с.
37. Бузаров В.В. Основы синтаксиса английской разговорной речи (на англ. яз.). - М.: Просвещение, 1986. - 127 с.
38. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики).- М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. - 575 с. - С. 337-347.
39. Бурлакова В.В. Синтаксические структуры современного английского языка. - М.: Просвещение, 1984. - 264 с.
40. Васильев Л.Г. Интерпретативная семантика: пути развития, претензии и результаты // Прагматика и семантика синтаксических единиц: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1984. - С. 37-45.
41. Васильев Л.Г. Некоторые аспекты языковой деятельности // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та 1985. - С. 28-35.
42. Васильев Л.Г. О понимании речевых сообщений // Языковое общение и его единицы: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1986. - С. 82-88.
43. Вежбицка А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16. - М.: Прогресс, 1985. - С. 251-275.
44. Вежбицка А. Семантика: примитивы и универсалии // Семантические универсалии и описание языков. - М.: Языки русск. культуры, 1999. - С. 3-259.
45. Вейхман Г.А. Новое в английской грамматике. - М.: Просвещение, 1990. - 164 с.
46. Вендлер З. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16. - М.: Прогресс, 1985. - С. 238-250.
47. Верба Л.Г., Карабан В.И., Алексеенко Л.П. Обсолетизация и другие исторические изменения директивных речевых актов (на материале произведений Шекспира) // Формально-семантические корреляции языковых единиц. - Киев, 1989. - С. 13-19.
48. Войтович С.И. О коммуникативном обращении в английском языке // Формально-семантические корреляции языковых единиц. - Киев, 1989. - С. 20-27.
49. Воробьева О.П. Текстовые категории и фактор адресата. - К.: Вища школа, 1993. - 200 с.
50. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций. - М.: Изд-во АН СССР, 1960. - 500 с.
51. Гак В.Г. Языковые преобразования. - М.: Языки русск. культуры. - 1998. - 768 с.
52. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. - М.: Наука, 1981. - 138 с.
53. Герасимова О.И. О типах значений косвенных высказываний // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1985. - С. 150-158.
54. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики: Пер. с франц. - М.: Прогресс, 1992. - 224 с.
55. Гладуш Н.Ф. Повествовательные директивы в современном английском языке: Автореф. дис… канд. филол. наук: 10.02.04/Киев. гос. пед. ин-т иностр. яз. - К., 1985. - 22 с.
56. Головин Б.Н. Язык и статистика. - М.: Просвещение, 1971. - 191 с.
57. Гольдин В.Е. Обращение: теоретические проблемы. - Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1987. - 229 с.
58. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1985. - Вып. 16. - С. 276-302.
59. Городецкий Б.Ю. От редактора // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 5-7.
60. Городецкий Б.Ю., Кобозева И.М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 5-21.
61. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1985. - Вып. 16. - С. 217-237.
62. Гулыга Е.В., Шендельс Е.И. Грамматико-лексические поля в современном немецком языке. - М.: Просвещение, 1969. - 184 с.
63. Гуцу Е.Г. Функционально-семантическое микрополе предположительно-вероятной модальности и средства ее выражения в современном французском языке: Дис. ... канд. филол. наук. - М., 1975. - 187 с.
64. Дейк ван Т.А. Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1978. - Вып. 8. - С. 259-336.
65. Дейк ван Т.А. Контекст и познание. Фреймы знаний и понимание речевых актов // Ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. - М., Прогресс, 1989. - С. 12-40.
66. Демьянков В.З. Интерпретация как инструмент и как объект лингвистики // Вопросы филологии. - 1999. - № 2. - С. 5-13.
67. Демьянков В.З. «Теория речевых актов» в контексте современной зарубежной лингвистической литературы // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 223-234.
68. Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце ХХ века // Язык и наука конца ХХ века / Под ред. Ю.С. Степанова. - М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - С. 239-320.
69. Денисенко С.Н. Українська лінгвістична германістика: нові евристичні парадигми (дослідження і проблеми) // Наук. вісник каф. ЮНЕСКО КДЛУ. - 2000. - Вип. 3. - С. 169-172.
70. Долинин К.А. Интерпретация текста. - М.: Просвещение, 1985. - 288 с.
71. Дородных А.И., Ейгер Г.В., Локшина Т.Ф. и др. Язык. Человек. Время. - Харьков: Основа, 1992. - 153 с.
72. Дорошенко А.В. Побудительные РА и их интерпретация в тексте: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / Моск. гос. ун-т. - М., 1986. - 18 с.
73. Ейгер Г.В. О стиле мышления в современной лингвистике // Вестник Харьков. ун-та. - 1992. - Вып. 367. - С. 9-13.
74. Ейгер Г.В., Шевченко И.С. Принципы моделирования речевых актов // Вестник Харьков. ун-та. - 1998. - Вып. 406. - С. 51-58.
75. Еремеев Я.Н. Директивные высказывания с точки зрения диалогического подхода // Теоретическая и прикладная лингвистика: Межвуз. Сб. научн. трудов. - Воронеж: Изд-во гос. ун-та ВГТУ, 2000. - Вып. 2. - С. 109-126.
76. Ермолаева Л.С. Типология системы наклонений // Историко-типологическая морфология германских языков. Категория глагола. - М.: Наука, 1977. - С. 212-220.
77. Есперсен О. Философия грамматики. - М.: Наука, 1956. - 452 с.
78. Жигадло В.Н., Иванова И.П., Йофик Л.Л. Современный английский язык: Теоретический курс грамматики. - М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1956. - 350 с.
79. Журавлев В.К. Внешние и внутренние факторы языковой эволюции. - М.: Наука, 1982. - 328 с.
80. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. - 382 с.
81. Зализняк А.А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: проект «Каталога семантических переходов» // Вопросы языкознания. - 2001. - № 2. - С. 13-25.
82. Засєкін С.В. Дискурсивні маркери когерентності англомовного діалогічного тексту: когнітивний та прагматичний аспекти: Автореф. дис… канд. філол. наук: 10.02.04/Київ. держ. лінгв. ун-т. - К., 2001. - 20 с.
83. Звегинцев В.А. Предисловие к книге А. Мартине «Основы общей лингвистики» // Новое в лингвистике. - М., 1963. - Вып. 3. - С. 344-347.
84. Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. - М.: Изд-во МГУ, 1996.
85. Зернецкий П.В. Динамические аспекты семантики и прагматики дискурса // Личностные аспекты языкового общения : Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1989. - С. 75-81.
86. Зернецкий П.В. Четырехмерное пространство речевой деятельности // Язык, дискурс и личность: Межвуз. сб. научн. тр. - Тверь: Изд-во Твер. ун-та, 1990. - С. 60-68.
87. Зимняя И.А. Речевая деятельность: язык и речь // Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М. Тореза. - М., 1981. - Вып. 170. - С. 85-96.
88. Знаков В.В. Основные направления исследования понимания в зарубежной психологии // Вопросы психологии. - 1986. - № 3. - С. 163-171.
89. Золотова Г.А. К вопросу о таксисе // Исследования по языкознанию: Сб. статей к 70-летию А.В. Бондарко. - СПб: Изд-во СПб гос. ун-та, 2001. - С. 170-175.
90. Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. - М.: Наука, 1981. - 285 с.
91. Иванова И.П., Чахоян Л.П. История английского языка. - М.: Высш. шк., 1976. - 319 с.
92. Ильиш Б.А. Строй современного английского языка. - М.-Л.: Просвещение, 1965. - 378 с.
93. Ильиш Б.А. История английского языка. - М.: Высш. шк., 1968. - 419 с.
94. Карабан В.И. Адресатность простых и сложных речевых актов // Вестник Харьков. ун-та. - 1989. - Вып. 339. - С. 51-54.
95. Карабан В.И. Сложные речевые единицы: прагматика английских асиндетических полипредикативных образований. - К.: Вища школа, 1989. - 132 с.
96. Карцевский С.О. Об ассиметрическом дуализме лингвистического знака // Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX вв. в очерках и извлечениях. - М., 1965. - Ч. 2. - С. 85-90.
97. Касевич В.Б. Типологические заметки // Исследования по языкознанию: Сб. статей к 70-летию А.В. Бондарко. - СПб: Изд-во СПб. ун-та, 2001. - С. 84-91.
98. Кверк Р. и др. Грамматика современного английского языка для университетов. - М.: Высш. шк., 1982. - 391 с.
99. Кифер Ф. О роли прагматики в лингвистическом описании // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 333-348.
100. Кобозева И.М. Теория речевых актов как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 7-21.
101. Коваль А.М. Роль когнітивного підходу при вивченні психічних і мовних явищ // Науковий вісник кафедри ЮНЕСКО Київ. держ. лінгв. ун-ту. - 2000. - Вип. 3. - С. 204-207.
102. Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. - М.: Наука, 1975. - 231 с.
103. Колшанский Г.В. Контекстная семантика. - М.: Наука, 1980. - 149 с.
104. Колшанский Г.В. Прагматика текста // Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М. Тореза. - 1980. - Вып. 151. - С. 3-8.
105. Конрад Р. Вопросительные предложения как косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1985. - Вып. 16. - С. 349-383.
106. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. - М., 1963. - Вып. 3.
107. Кочерган М.П. Слово і контекст. - Львів: Вища шк., 1980. - 183 с.
108. Кубрякова Е.С. Вступительное слово // Традиционные проблемы языкознания в свете новых парадигм знания. - М.: Ин-т языкознания РАН, 2000. - С. 3-10.
109. Кубрякова Е.С. Об исследовании дискурса в современной лингвистике // Филология и культура. III-я междунар. научн. конф. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2001. - С. 8-11.
110. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. - М.: Наука, 1986. - 158 с.
111. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. - М.: Ин-т языкознания РАН, 1996. - 245 с.
112. Кузнецова Т.Я. Синтаксис драматургического диалога в сопоставлении с синтаксисом устной диалогической речи: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / Ленингр. гос. ун-т. - Л., 1984. - 18 с.
113. Куликова В.Г. Структура спонукальних мовленнєвих актів сучасної французької мови (комунікативно-прагматичний аспект): Автореф. дис. … канд. філол. наук: 10.02.05 / Київ. нац. лінгв. ун-т. - Київ, 2001. - 19 с.
114. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. - Л.: Высш. шк., 1979. - 327 с.
115. Кучинский Г.М. Диалог и мышление. - Минск: Изд-во БГУ им. Ленина, 1983. - 189 с.
116. Кучинский Г.М. Психология внутреннего диалога. - Минск: Изд-во «Университетское», 1988. - 205 с.
117. Леонтьев А.А. Язык, речь и речевая деятельность. - М.: Просвещение, 1969. - 214 с.
118. Леонтьев А.А. Речевая деятельность // основы речевой деятельности. - М., 1974. - С. 5-28.
119. Леонтьев А.А. Языковое сознание и образ мира // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. - М.: Ин-т языкознания РАН, 1993. - С. 16-21.
120. Леонтьев А.Н. Деятельность; сознание; личность. - М.: Политиздат, 1975. - 304 с.
121. Локшина Т.Ф. Функционально-коммуникативное поле усиления в современном английском языке: Автореф. ... дисс. канд. филол. наук: 10.02.04 /Одес. гос. ун-т им. Мечникова. - Одесса, 1988. - 16 с.
122. Ломов Б.Ф., Беляева А.В., Носуленко В.Н. Вербальное кодирование в познавательных процессах. - М.: Наука, 1986. - 127 с.
123. Лурия А.Г. Язык и сознание. - М.: Изд-во МГУ, 1979. - 319 с.
124. Лю Вейжуй. Побуждение в вопросительных конструкциях // Науковий вісник каф. ЮНЕСКО КДЛУ. - 2001. - № 4. - С. 152-156.
125. Мамардашвили М. Как я понимаю философию. - М.: Прогресс, 1990. - 363 с.
126. Мантанов В.В. Проблема текста и его понимания // Логика и язык. - М., 1985. - С. 28-38.
127. Мецлер А.А. Прагматика коммуникативных единиц. - Кишинев: Штиинца, 1990. - 104 с.
128. Мизецкая В.Я. Композиционно-речевая организация персонажной подсистемы в драматургическом тексте на материале англоязычных пьес XVI-XX вв.: Монография. - Одесса: Черноморье, 1992. - 150 с.
129. Минкин Л.М. Новая теория прагматики и некоторые идеи современной лингвистики // Вісник Харків. ун-ту. - 1997. - Вип. 390. - С. 101-104.
130. Минкин Л.М. К теории речевых актов // Романістичні дослідження: сучасний стан та перспективи // Матеріали міжнар. наук. конференції. - Львів: Львів. ун-т, 1997. - С. 220-222.
131. Минкин Л.М. Аспекты синтезированной теории прагматики // Вісник Київ. лінгв. ун-ту. - 1998. - Т.1, № 1. - С. 20-24.
132. Михайлова Л.В. К проблеме эволюции директивных речевых актов в английском языке // Вісник Харків. ун-ту. - 1998. - № 406. - С. 117-120.
133. Михайлова Л.В. Директивные речевые акты в английском языке; локутивный аспект // Ученые записки ХГИ НУА. - 1998. - Т. IV. - С. 335-339.
134. Михайлова Л.В. Особенности английского директивного речевого акта // Ученые записки ХГИНУА. - 2000. - Т. VI. - С. 495-498.
135. Михайлова Л.В. Розвиток іллокутивного аспекту мовленнєвого акту директива в англійській мові (XVI - XX ст.) // Тези доповідей міжнародної наукової конференції «Іноземна філологія на межі тисячоліть. - Харків: Харків. нац. ун-т. ім. В.Н. Каразіна, 2000. - С. 200-201.
136. Михайлова Л.В. Средства косвенного выражения иллокуции побуждения в английском языке XVI - XX вв. // Вісник Харків. нац. ун-ту. - 2000. - № 500. - С. 66-71.
137. Михайлова Л.В. Прагматичне поле спонукальності в англійській мові XVI - XX // Тези міжнародної наукової конференції «Мови, культури, переклад у контексті європейського співробітництва». - Київ: Київський національний університет ім. Тараса Шевченка, 2001. - С. 283-286.
138. Михалкова И.А. Императивные предложения в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / Моск. гос. пед. ин-т ин. яз. им. М. Тореза. - М., 1986. - 22 с.
139. Мороховская Э.Я. Основы теоретической грамматики английского языка: Учебник. - К.: Вища шк., 1984. - 287 с.
140. Мороховский А.Н., Воробьева О.П., Лихошерст Н.И., Тимошенко З.В. Стилистика английского языка. - К.: Вища школа, 1991. - 272 с.
141. Москальская О.И. Грамматика текста. - М., 1981. - 188 с.
142. Мухин А.М. Морфологические и синтаксические категории // Исследования по языкознанию: Сб. статей к 70-летию А.В. Бондарко. - СПб: Изд-во СПб. ун-та, 2001. - С. 51-55.
143. Мыркин В.Я. Типы контекстов: коммуникативный контекст // Филол. науки. - 1978. - № 1. - С. 95-100.
144. Нагайчук В.В. Еволюція ілокутивних дієслів в англійській мові XVI - XX ст.: Автореф. дис. ... канд. філол. наук: 10.02.04 / Київ. держ. ун-т. - К., 1993. - 18 с.
145. Невзорова Г.Д. Развитие вопросительных высказываний в английском языке: Автореф. дис… канд. филол. наук: 10.02.04/Ленингр. гос. ун-т. - Л., 1984. - 16 с.
146. Никольский Л.Б. Синхронная социолингвистика. - М.: Наука, 1976. - 168 с.
147. Нугаев В.Г. Аспекты теории речевого воздействия // Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М. Тореза. - М., 1980. - Вып. 151. - С. 92-105.
148. Орлов Г.А. Современная английская речь. - М.: Высш. шк., 1991. - 251 с.
149. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 22-129.
150. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. - М.: Наука, 1985. - 272 с.
151. Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1985. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика. - С. 3-42.
152. Пазинич О.М. Фактор адресата у дипломатичному листуванні // Мовознавство. - 2001. - № 2. - С. 48-53.
153. Панфилов В.З. Взаимоотношения языка и мышления. - М.: Наука, 1971. - 232 с.
154. Перебийніс З.І. Статистичні параметри стилів. - Київ: Наукова думка, 1967. - 270 с.
155. Петровский В.А. К пониманию личности в психологии // Вопросы психологии. - 1981. - № 2. - С. 40-46.
156. Плоткин В.Я. Соотношение коммуникации, высказывания и предложения в функционально-грамматическом аспекте // Вестник Харьков. ун-та. - 1987. - Вып. 312. - С. 7-11.
157. Помірко Р.С., Бацевич Ф.С. Тенденції розвитку мовознавства в Україні в кінці ХХ ст. // Провідні лінгвістичні концепції ХХ століття. - Львів: Вид-во ЛДУ, 1996. - С. 3-11.
158. Постовалова В.И. Язык и деятельность: Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. - М.: Наука, 1982. - 224 с.
159. Почепцов Г.Г. Прагматика текста // Коммуникативно-прагматические и семантические функции речевых единств. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1980. - С. 5-10.
160. Почепцов Г.Г. О месте прагматического элемента в лингвистическом описании // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1985. - С. 12-18.
161. Почепцов Г.Г. Слушатель и его роль в актах речевого общения // Языковое общение: единицы и регулятивы. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1987. - С. 26-38.
162. Почепцов Г.Г. (мл.). Коммуникативные аспекты семантики. - К.: Вища шк., 1987. - 131 с.
163. Почепцов О.Г. Основы прагматического описания предложения. - К.: Вища шк., 1986. - 116 с.
164. Почепцов О.Г. Интенциональный анализ // Речевые акты в лингвистике и методике. - Пятигорск, 1986. - С. 170-181.
165. Почепцов О.Г. Речевой акт и организация дискурса // Вестник Харьков. ун-та. - 1989. - Вып. 339. - С. 47-50.
166. Пудровская Т.Н. Речевой акт «оффератив»: определение и место в классификации речевых актов // Вестник Международного славянского ун-та. - 2000. - Т. 3, № 1. - С. 60-63.
167. Раевская Н.Н. Теоретическая грамматика современного английского языка: Учебник. - К.: Вища шк., 1976. - 304 с.
168. Рождественский Ю.В. Лекции по общему языкознанию. - М.: Высш. шк., 1990. - 381 с.
169. Романов А.А. Прагматические особенности перформативных высказываний // Прагматика и семантика синтаксических единиц. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1984. - С. 90-95.
170. Руденко Д.И. Имя в парадигмах философии языка. - Харьков: Основа, 1990. - 289 с.
171. Рузавин Г.И. Понимание как коммуникативная деятельность // Вопросы философии. - 1986. - № 7. - С. 75-76.
172. Рыжова Л.П. Речевой этикет и языковая норма //Языковое общение: единицы и регулятивы. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1987. - С. 51-58.
173. Селіванова О.О. Принципи сучасних лінгвістичних досліджень // Лінгвогеографія Черкащини. - К.: Знання, 2000. - С. 39-41.
174. Сергеева Ю.М. Внутренний диалог как языковое явление и как литературно-художественный прием: Автореф. дис… канд. филол. наук: 10.02.04 /Моск. гос. пед. ун-т. - М., 1996. - 16 с.
175. Серль Дж. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 151-169.
176. Серль Дж. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 170-194.
177. Серль Дж. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 195-222.
178. Сидоров Е.В. Проблемы речевой системности. - М.: Наука, 1987. - 141 с.
179. Склянчук О.С. Засоби реалізації ввічливості в сучасній англійській мові: Автореф. дис. ... канд. філол. наук: 10.02.04 / Київ. держ. ун-т. - Київ, 1995. - 18с.
180. Слюсарева Н.А. Проблемы функционального синтаксиса современного английского языка. - М.: Просвещение, 1981.- 206 с.
181. Слюсарева Н.А. Проблемы функциональной морфологии современного английского языка. - М., 1986. - 215 с.
182. Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка. - М.: Высш. шк., 1957. - 226 с.
183. Смирницкий И.А. Морфология английского языка / Ред. В.В. Пассек. - М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1959. - 440 с.
184. Солощук Л.В. Закономерности структурной организации авторской речи в драматургическом произведении // Вестник Харьков. гос. ун-та. - 1995. - № 384 (2). - С. 144-147.
185. Солнцев В.М. Языкознание на пороге XXI века // Вопросы философии. - 1991. - № 1. - С. 5-15.
186. Сорокин Ю.А. Зоны риска в средствах массовой коммуникации // Реальность, язык и сознание: Межвуз. сб. научн. трудов. - Тамбов, 1999. - С. 51-58.
187. Старикова Е.Н. Проблемы семантического синтаксиса (на материале английского языка). - К.: Вища шк., 1985. - 124 с.
188. Старикова Е.Н., Шевченко Н.А. Прагматические аспекты побудительных диалогических единств // Вестник Киев. ун-та. Сер. романо-германской филологии. - 1984. - Вып. 18. - С. 32-36.
189. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания: Учебное пособие. - М.: Просвещение, 1975. - 271 с.
190. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. - М.: Наука, 1985. - 335 с.
191. Степанов Ю.С. (ред.). Язык и наука конца 20 века. - М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - 420 с.
192. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. - М.: Языки русской культуры, 1997. - 824 с.
193. Степанов Ю.С. Теоретическая лингвистика входит в новый век многополюсной дисциплиной // Вопросы филологии. - 1999. - № 3. - С. 5-6.
194. Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 131-150.
195. Суон М. Английский язык в современном употреблении. - М.: Высш. шк., 1984. - 552 с.
196. Сусов И.П. Семантика и прагматика предложения. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1980. - 51 с.
197. Сусов И.П. К предмету прагмалингвистики // Содержательные аспекты предложений и текста. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1983. - С. 3-15.
198. Сусов И.П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и ее единицы // Прагматика и семантика синтаксических единиц. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1984. - С. 3-12.
199. Сусов И.П. Языковое общение и лингвистика // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1985. - С. 3-12.
200. Сусов И.П. Прагматическая структура высказывания // Языковое общение и его единицы. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1986. - С. 7-11.
201. Сусов И.П. Деятельность, сознание, дискурс и языковая система // Языковое общение: процессы и единицы. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1988. - С. 7-13.
202. Сусов И.П. Личность как субъект языкового общения // Личностные аспекты языкового общения. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1989. - С. 9-16.
203. Сухих С.А. Языковая личность в диалоге // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. научн. трудов. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1989. - С. 82-87.
204. Тарасов Е.Ф. Межкультурное общение - новая онтология анализа языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. - М., 1996. - С. 7-22.
205. Тарасова Е.В. К проблеме языкового инварианта // Вестник Харьков. ун-та. - 1980. - № 196. - С. 80-84.
206. Торсуева И.Г. Интенция и смысл высказывания. - М.: Наука, 1979. - 112 с.
207. Тураева З.Я. Лингвистика текста (текст: структура и семантика). - М.: Просвещение, 1986. - 127 с.
208. Ушакова Т.Н. Психологический подход к анализу дискурса // Языковое сознание и образ мира // XII Междунар. симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. - М., 1997. - С. 158-159.
209. Франк Д. Семь грехов прагматики: тезисы о теории речевых актов, анализе речевого общения, лингвистике и риторике // Новое в зарубежной лингвистике. - М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - С. 363-373.
210. Фролова И.Е. Прямые и косвенные прагматические значения вопросительных номинативных предложений // Вестник Харьков. ун-та. - 1992. - Вып. 367. - С. 112-114.
211. Хаймович Б.С., Роговская Б.И. Теоретическая грамматика английского языка. - М.: Высш. шк., 1967. - 298 с.
212. Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. - М.: Прогресс, 1980. - 280 с.
213. Храковский В.С., Володин А.П. Семантика и типология императива. Русский императив. - Л.: Наука, Ленингр. отд. - 1986. - 213 с.
214. Храковский В.С. Повелительность // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. - Л.: Наука, Ленингр. отд., 1990. - 150 с.
215. Чахоян Л.П. Синтаксис диалогической речи современного английского языка. - М.: Высш. шк., 1979. - 168 с.
216. Чахоян Л.П. Некоторые тенденции развития формул социального этикета (на материале пьес ранненовоанглийского периода) // Анализ стилей зарубеж. худож. и науч. лит. - Л., 1983. - Вып. 3. - С. 31-35.
217. Чахоян Л.П., Дедикова О.Е. Личность адресанта в высказываниях о самом себе // Язык, дискурс и личность: Межвуз. сб. научн. тр. - Тверь: Изд-во Твер. ун-та, 1990. - С. 73-78.
218. Чейф У. Значение и структура языка. - М.: Прогресс, 1975. - 431 с.
219. Чередниченко О.І. Зарубіжне мовознавство на зламі століть // Вісник Київ. лінгв. ун-ту. - 2000. - Т. 3, № 2. - С. 7-14.
220. Чхетиани Т.Д. Лингвистические аспекты фатической метакоммуникации: Автореф. дис… канд. филол. наук: 10.02.04/ Киев. гос. пед. ин-т иностр. яз. - К., 1987. - 24 с.
221. Шевченко И.С. Сегментированные вопросы в современном английском языке (структурно-коммуникативный анализ): Автореф. дис… канд. филол. наук: 10.02.04/Одес. гос. ун-т им. Мечникова. - Одесса, 1988. - 16 с.
222. Шевченко И.С. О прагматических характеристиках сегментированных вопросов в произведениях Шекспира // Структурно-семантическое и прагматическое описание романских и германских языков в дидактических целях// Вестник ХГУ. - 1992. - № 367. - С. 114-117.
223. Шевченко И.С. Косвенные речевые акты ранненовоанглийского периода (на материале вопросительных конструкций) // Вестник Харьков. ун-та. - 1994. - № 382. - С. 148-152.
224. Шевченко И.С. Проблемы обращений и приветствий в исторической прагмалингвистике // Вісник Харків. ун-ту. - 1997. - № 390. - С. 170-174.
225. Шевченко И.С. Историческая динамика прагматических характеристик английских междометий // Вісник Харків. ун-ту. - 1998а. - № 406. - С. 236-241.
226. Шевченко И.С. Историческая динамика прагматики предложения. Английское вопросительное предложение XVI - XX вв. - Харьков: Константа, 1998б. - 167 с.
227. Шевченко И.С. Историческая прагмалингвистика: опыт парадигмального осмысления // Вісник Київ. лінгв. ун-ту. - 1999. - Т.2, № 1. - С. 64-70.
228. Шевченко И.С. Историческая динамика прагматических свойств английского вопросительного предложения (XVI - XX вв.): Автореф. дис. ... докт. филол. наук: 10.02.04 / Киев. гос. лингв. ун-т. - Киев, 1999. - 36 с.
229. Шевченко И.С., Ейгер Г.В. Мотивационный потенциал речевого акта // Вісник Харків. нац. ун-ту. - 2000. - № 500. - С. 10-17.
230. Шевченко О.Л. Средства косвенного выражения побуждения в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / Киев. гос. ун-т им. Т.Г. Шевченко. - Киев, 1985. - 24 с.
231. Шевякова В.Е. Современный английский язык: Порядок слов, актуальное членение, интонация. - М.: Наука, 1980. - 380 с.
232. Шендельс Е.И. Многозначность и синонимия в грамматике. - М.: Наука, 1970. - 204 с.
233. Шиленко Р.В. Прямые и косвенные экспрессивные высказывания в аспекте регулирования межличностных отношений // Языковое общение и его единицы: Межвуз. сб. научн. тр. - Калинин: Изд-во Калинин. ун-та, 1986. - С. 49-54.
234. Шишкина Т.А. Косвенное высказывание в сверхфразовом диалогическом единстве: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1984. - 16 с.
235. Щур Г.С. О понятии общего поля в морфологии // Іноземна філологія. - 1965. - Вип. 5. - С. 18-26.
236. Якобсон Р. Речевая коммуникация // Избранные работы. - М., 1985. - С. 306-319.
237. Яковлева Э.Б. Функциональный подход к разработке таксономии хезитационных явлений в немецкой спонтанной диалогической речи // связи языковых единиц в системе и реализации. Когнитивный аспект: Межвуз. сб. научн. трудов. Вып. 2. - Тамбов: ТГУ, 1999. - С. 185-191.
238. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Избранные работы. Язык и его функционирование. - М.: Наука, 1986. - С. 17-58.
239. Adams J.-K. Pragmatics and Fiction. - Amsterdam, Philadelphia: Benjamins, 1985. - 89 p.
240. Austin J.L. How to do things with words. The William James Lectures delivered at Harvard University in 1955. - Oxford: Clarendon Press, 1962. - 166 p.
241. Ballmer Th., Brennenstuhl W. Speech Act Classification. - Berlin, New York: Springer-Verlag, 1981. - 274 p.
242. Baltes P.B., Reese H.W., Lipsitt Z.P. Life-span developmental psychology // Annu. Rev. Psychol. - 1980. - Vol. 31. - P. 65-110.
243. Beaugrande R. de. Speech and writing in theory and in data // Cmejrkova S. Et. al. (eds). Writing vs Speaking: Language, Text, Discourse, Comunication. - Tübingen: Gunter Narr, 1994. - P. 23-46.
244. Blum-Kulka S. Indirectness and politeness in requests: same or different?// Journal of Pragmatics. - 1987. - V. 11. - P. 131-146.
245. Bolinger D. The imperative in English // To honor Roman Jakobson. - The Hague: Mouton, 1967. - P. 335-362.
246. Brown G., Yule G. Discourse Analysis. - Cambr. et.: CUP, 1996. - 288 p.
247. Brown R., Gilman A. Politeness theory and Shakespeares four major tragedies // Language in Society. - 1989. - V. 18. - P. 159-212.
248. Brown P., Levinson S. Politeness: Some universals in language use. - London, New York etc.: Cambridge University Press, 1987. - 345 p.
249. Chormsky N. Syntactic Structures. - The Hague: Mouton de Gruyter, 1957. - 116 p.
250. Coulthard M. An introduction to discourse analysis. - L.: Longman, 1977. - 212 p.
251. Coulpeper J. Towards an anatomy of impoliteness // Journal of Pragmatics. - 1996. - Vol. 25, No. 3. - P. 349-367.
252. Coulperer J., Kytö M. Data in historical pragmatics: Spoken interaction (re)cast as writing // Journal of Historical Pragmatics. - 2000. - Vol. 1, No. 2. - P. 175-199.
253. Curme G. Parts of Speech and Accidence. - Washington: Heath and Co., 1935. - 345 p.
254. Davison A. Indirect Speech Acts and what to Do with Them // Syntax and Semantics. - New York, etc., 1975. - V. 3. - P. 145-185.
255. Goffman E. Forms of Talk. - Philadelphia: Univer. of Pennsylvania Press, 1981.
256. Greene J. How to make people do things with words // Journal of Pragmatics. - 1994. - V. 22, No. 5. - PP. 439-463.
257. Gressilon A. Interrogation et interlocution // DRLAV. - 1981. - V. 25. - P. 61-75.
258. Jacobs A., Jucker A. The Historical Perspective in Pragmatics // Historical pragmatics. A. Jucker (ed.). - Amsterdam, Philadelphia: Benjamins, 1995. - P. 3-39.
259. Karcevski S. Systeme de verbe russe. Essai linguistique synchronique. - Prague, 1927. - 148 p.
260. Kecskes I.A. Cognitive-pragmatic approach to situation bound utterances // Journal of Pragmatics. - 2000. - V. 32, No. 5. - P. 605-625.
261. Kohnen T. Explicit performatives in Old English: A corpus-based study of directives // Journal of Historical Pragmatics. - 2000. - V. 1(2). - P. 301-321.
262. Kopytko R. Polite discourse in Shakespeares English. - Poznan: UAM Press, 1993. - 122 p.
263. Kruisinga E. A Handbook of Present Day English / 4th ed. Part II. - Vol. 3. - Oxford: Oxford University Press, 1932. - 550 p.
264. Lakoff R. Language in Context // Language. - 1972. - Vol. 48, No. 4. - P. 907-927.
265. Lakoff R. The logic of politeness or minding your ps and qs // Papers from the Ninth regional meeting of the Chicago Linguistic society. - 1973. - P. 292-305.
266. Latraverse F. The role of context in a linguistic theory // Abstracts: 8th International Congress on Logic, Methodology and Philisophy of Science. - Moscow: Nauka, 1987. - V. 5. - Part 3. - Sect 1-13. - P. 45-46.
267. Leech G.N. Explorations in semantics and pragmatics. - Amsterdam: Benjamins, 1980. - 133 p.
268. Leech G.N. Principles of Pragmatics. - London: Longman, 1983. - 246 p.
269. Leech G.N. Semantics and Pragmatics // Leech G.N. Semantics. - London: Penguin Books, 1990. - P. 319-341.
270. Leech I., Deuchar M., Hoogenraad R. English Grammar for Today: A new introduction. - L.: Macmillan, 1986. - 224 p.
271. Lenski G.E. Power and Privilege: A Theory of Social Stratification. - Chapel Hill, London: The Univ. of North Carolina Press, 1984. - 495 p.
272. Levinson S.C. Pragmatics. - London etc.: Oxford University Press, 1983. - 420 p.
273. Malinovski B. The Problem of Meaning in Primitive Languages // Ogden C., Richards I. The Meaning of Meaning. - London, 1966. - P. 296-336.
274. Mikhaylova L. Politeness Strategies of Inducement: a Diachronic Perspective // The Second International USSE Conference «Pragmatics and Beyond». - Kharkiv, 2001. - P. 39-40.
275. Moeschler J., Reboul A. Dictionnaire encyclopedique de pragmatique. - Paris: Seuil, 1994. - 975 p.
276. Morris Ch. Foundations of the Theory of Signs. - Chicago: University of Chicago Press, 1938. - 59 p.
277. Parsons T. The System of Modern Societies. - Englewood Cliffs: Prentice Hall, 1971. - 409 p.
278. Quirk R. Greenbaum S., Leech G., Svartvik J. A University grammar of English / I. Verkhovskaya (ed). - M.: Vyssaja Skola, 1982. - 391 p.
279. Rundquist S. Indirectness and social reality: the interaction of power with status, age and gender // Selected Papers from the 6th International Pragmatics Conference. Vol. 2 / Ed. J. Verschueren. - Antwerp: IprA, 1999. - P. 476-489.
280. Schifrin D. Discourse Markers. - Cambridge, London etc.: Cambridge University Press, 1987. - 364 p.
281. Searle J.R. Speech Acts: an essay in the philosophy of language. - Cambridge: Cambridge University Press, 1969. - 203 p.
282. Searle J. Expression and meaning. - Cambridge: Cambridge University Press, 1979. - 204 p.
283. Searle J., Vanderveken D. Foundations of illocutionary Logic. - Cambridge etc.: Cambridge University Press, 1985. - 227 p.
284. Sell R. (ed.). Literary Pragmatics. - London: Routhledge, 1991. - 264 p.
285. Sifianou M. Politeness phenomena in England and Greece: A cross-cultural perspective. - Oxford: Clarendon, 1992. - 254 p.
286. Sperber D., Wilsson D. Relevance: Communication and Cognition. - Oxford: Cambridge University Press, 1986. - 208 p.
287. Swan M. Practical English Usage. - M.: Vyssaja Skola, 1984. - 552 p.
288. Traugott E.C. English Speech Act Verbs: A Historical Perspective // New Vistas in Grammar: Invariance and Variation/ Waugh L., Rudy S. (eds). - Amsterdam, Philadelphia: Benjamins, 1991. - P. 387-406.
289. Tsui A.B.M. English Conversation. - Oxford, New York, etc.: Oxford University Press, 1994. - 298 p.
290. Vanderveken D. Illocutionary logic and self-defeating speech acts // Speech act theory and pragmatics. Ed. by J.R. Searle et al. - Dordrecht et al.: Reidel, 1980. - P. 247-273.
291. Van Dijk T.A. Studies in the Pragmatics of Discourse. - The Hague: Mouton, 1982. - 331 p.
292. Verschueren J. Speech Act Classification // Language. - 1983. - V. 59. - No. 1. - P. 166-175.
293. Wierzbicka A. English Speech Act Verbs: A Semantic Dictionary. - London, etc.: Academic Press, 1987. - 397 p.
294. Wierzbicka A. Semantics, Culture and Cognition. Universal Human Concepts in Culture - Specific Configurations. - N.Y.: Oxford University Press, 1992. - 209 p.
295. Wunderlich D. Studien zur Sprechakttheorie. - Frankfurt-am-Main: Suhrcamp, 1976. - 416 S.
296. Wunderlich D. Methodological remarks on speech act theory // J.R. Searle, F. Kiefer, M. Bierwisch (eds.). - Dordrecht, Boston. L.: D. Reidel Publishing Co., 1980. - P. 291-312.
297. Zitta H. Pragmatisches Sprachverstehen und Pragmatik-orientierte Sprachgeschichte // Ansätze zu einer pragmatischen Sprachgeschichte. - Tübingen: Niemeyer, 1980. - S. 23-33.

Список источников иллюстративного материала

1. Addison J. Cato / Eighteenth-Century Plays (University of Wisconsin). The Modern Library. - New York: Mc Graw-Hill, 1992. - P. 3-56.
2. Austen J. Pride and Prejudice. - London: Penguin Books, 1994. - 299 p.
3. Austen J. Sense and Sensibility. - London: Penguin Books, 1994. - 374 p.
4. Brontё Ch. Jane Eyre. - M.: Foreign Languages Publishing House, 1952. - 568 p.
5. Brontё E. Wuthering Heights. - London: Penguin Books, 1965. - 327 p.
6. Congreve W. The Way of the World // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 515-596.
7. Dickens Ch. The Adventures of Oliver Twist. - M.: Foreign Languages Publishing House, 1955. - 608 p.
8. Dryden J. All for Love // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 245-334.
9. Etherege G. The Man of Mode // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 155-244.
10. Farquhar G. The Beaux Stratagem // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 597-674.
11. Fielding H. The Tragedy of Tragedies (Tom Thumb the Great) / Eighteenth-Century Plays (University of Wisconsin). The Modern Library. . - New York: Mc Graw-Hill, 1992- P. 239-286.
12. Hardy Th. Jude the Obscure. - M.: Foreign Languages Publishing House, 1959. - 347 p.
13. Galsworthy J. The Forsyte Saga. - M.: Progress Publishers, 1975. - Book 1 - 384 p.; Book 2 - 304 p.; Book 3 - 256 p.
14. Gay J. The Beggars Opera / Eighteenth-Century Plays (University of Wisconsin). The Modern Library. - New York: Mc Graw-Hill, 1992. - P. 179-238.
15. Goldsmith O. She Stoops to Conquer // Eighteenth - Century Plays. - New York: Random House, 1952. - P. 343-409.
16. Goldsmith O. The Vigar of Wakefield //Eighteenth - Century Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 264-342.
17. Hill S. A Bit of Singing and Dancing. - London, New York, etc.: Penguin Books, 1975. - 188 p.
18. Jonson B. Bartholomew Fair // Jonson B. Two Comedies. - M.: Higher School, 1978. - P. 108-218.
19. Jonson B. Volpone, or the Fox // Jonson B. Two Comedies. - M.: Higher School, 1978. - P. 4-107.
20. Maugham W.S. Theater. - Moscow: Higher School Publishing House, 1989. - 289 p.
21. Modern Comedy. - M.: Progress, 1976. - Book 1: The White Monkey. - 304 p.
22. Otway Th. Venice Preserved // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 335-414.
23. Priestley J.B. Angel Pavement. - M.: Progress Publishers, 1974.- 504 p.
24. Priestley J.B. Dangerous Corner and other plays. - Moscow: Higher School Publishing House, 1988. - 183 с.
25. Rowe N. The Tragedy of Jane Shore / Eighteenth-Century Plays (University of Wisconsin). The Modern Library. - New York: Mc Graw-Hill, 1992. - P. 57-108.
26. Shakespeare W. The Complete Works / Ed. by P. Alexander. - London, Glasgo: Collins, 1964. - 1376 p.
27. Shakespeare W. Macbeth. - Moscow: Progress Publishers, 1977. - London and Harlow: Longmans, Green and Co Limited, 1969. - 253 p.
28. Shakespeare W. Richard II. - London: Longman Group Ltd., 1970. - 256 p.
29. Shakespeare W. A Midsummer Nights Dream. - London: Longman Group Limited, 1970. - 250 p.
30. Shakespeare W. Romeo and Juliet. - M.: Higher School Publishing House, 1972. - 126 p.
31. Shaffer P. Five Finger Exercise // Modern English Drama. - Moscow: Raduga, 1984. - P. 33-156.
32. Sheridan R.B. The Rivals // Eighteenth-Century Plays. - New York: Random House, 1952. - P. 409-484.
33. Spark M. The Public Image. Stories. - Moscow: Progress, 1976. - 292 p.
34. Steele R. The Conscious Lovers / Eighteenth-Century Plays (University of Wisconsin). The Modern Library. - New York: Mc Graw-Hill, 1992. - P. 109-178.
35. Sterne L. The Life and Opinions of T. Shandy, Gentleman. Selected Prose and Letters in 2 vol. - M.: Progress, 1981. - V. 1. - 502 p.; V. 2. - P. 503-984.
36. Storey D. The Restoration of Arnold Middleton // Modern English Drama. - Moscow: Raduga, 1984. - P. 157-274.
37. Thackeray W.M. Vanity Fair. - M.: Foreign Languages Publishing House, 1950. Book 1 - 383 p.; Book 2 - 378 p.
38. Vandrugh J. The Relapse // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 415-514.
39. Villiers G. The Rehearsal // Restoration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 3-57.
40. Waugh E. Officers and Gentlemen. - London. etc.: Penguin Books, 1974.- 227 p.
41. Wycherley W. The Country Wife // Restaration Plays. - New York: Random House, 1953. - P. 59-154.
42. Zillo G. The London Merchant / Eighteenth-Century Plays (University of Wisconsin). The Modern Library. - New York: Mc Graw-Hill, 1992. - P. 287-342.

Содержание Введение Глава 1. Историко-прагматические основы анализа РА директива 1.1 Принципы прагматического анализа РА в диахронии .1.1 Систе

Больше работ по теме: