Естественный язык как лингвокультурный семиотический концепт (на материале русского и английского языков)
Оглавление
Введение
Глава 1. Лингвокультурный концепт «язык» и подходы к его изучению
.1 Предмет и задачи лингвокультурологии
.2 Основные понятия лингвокультурологии
.3 Лингвокультурные концепты
.4 Язык как лингвокультурный концепт
Выводы
Глава 2. Язык в научном сознании
.1 Подходы к определению языка
.2 Язык как семиотический феномен
.3 Функциональность языка
.4 Языковые антиномии
.5 Образность языка в научном дискурсе
.6 Семантический прототип языка
Выводы
Глава 3. Концепт «язык» в русской и английской лингвокультурах
.1 Понятийная составляющая
.1.1 Концепт «язык» в текстах
.1.2 Паремиологическое представление
.1.3 Оценка и оценочные коннотации
.2 Образная составляющая
.2.1 Образная составляющая в текстах
.2.2 Образная составляющая в паремиологии
.2.3 Образная составляющая во фразеологии
.3 Значимостная составляющая
Выводы
Заключение
Источники теоретического материала
Источники языкового материала
Введение
Диссертационное исследование посвящено комплексному сопоставительному анализу объективации лингвокультурного концепта «язык» в русском и английском языках. Тема работы находится на перекрестке важнейших дисциплинарных областей современной лингвистики: лингвокультурологии, лингвоконцептологии, этнолингвистики и обращена к рассмотрению вербализованных представлений о внутреннем мире человека как носителя определенной культуры в рамках антропоцентрической парадигмы гуманитарной науки.
Актуальность данного исследования объясняется необходимостью изучения лингвокультурного концепта «язык» как важного элемента целостного этнического самосознания говорящего индивида и коллектива в условиях прогрессирующего межкультурного диалога.
Язык играет важнейшую роль в жизни человека, и языковая способность выступает в качестве неотъемлемой характеристики Homo Sapiens. Естественный язык понимается как средоточие всех универсальных свойств всех конкретных идиоэтнических языков; представление о едином человеческом языке. В то же время естественный язык, представляя собой абстракцию высокого уровня, проявляется в реальности в виде множества идиоэтнических языков, каждый из которых является важным компонентом духовной культуры этноса. В своих ипостасях язык обнаруживает определенную специфику запечатленных в разных языках представлений о нем, что представляет несомненный интерес для лингвокультурологии.
Изучение естественного языка как базового концепта языкознания началось практически сразу же с зарождением лингвокультурологии как отдельного направления в лингвистике. В последние десятилетия концепт анализировался в следующих направлениях:
изучалось моделирование структуры концепта «язык» в связи с господствующей научной парадигмой (Ромашко 1991);
проводился сопоставительный анализ концептов «язык» и «речь» в русском языке (Левонтина 2000);
описывались языковые концепты русского языка в различных дискурсах и в диахронии (Дегтев-Макеева 2000; Макеева 2000; Никитина 2000);
проводился этимологический анализ, изучалась структура концепта «язык» в русской лингвокультуре (Степанов 2001);
описывалось представление о языке в «наивной лингвистике» (Кашкин 2002).
При использовании семиотического подхода к естественному языку, состоящего в рассмотрении языка как системы знаков, представляется оправданным анализировать естественный язык как семиотический концепт.
Термин «семиотический концепт» был введен Н.Д. Арутюновой в работах 1990-х гг. для обозначения сложившихся в языке понятий, которым соответствуют имена, выражающие знаковые отношения. В лингвистике анализировались семиотические концепты «смысл», «значение» (Кобозева 1991), «образ», «символ», «фигура», «знак» (Арутюнова 1999).
Естественный язык является своего рода общесемиотической моделью для различных знаковых систем, что и обуславливает ту легкость, с которой семиотические системы разного рода получают обозначения через лексемы, номинирующие естественный язык (например, язык кино, язык животных и т.п.).
По нашим данным, комплексный сравнительный анализ языка как семиотического лингвокультурного концепта в русской и английской лингвокультурах до сих пор не проводился, что и предопределило выбор темы диссертации.
Объектом данного сопоставительного исследования является лингвокультурный семиотический концепт «язык», вербализованный посредством лексических, фразеологических и паремиологических единиц в русском и английском языках.
Предмет исследования составляют универсальные и специфические характеристики языковых средств, реализующих значение концепта «язык» в русском и английском языках.
Цель данной работы состоит в выявлении, классификации, сопоставительном описании лексико-фразеологических средств объективации концепта «язык» в русском и английском языках.
В соответствии с поставленной целью выдвигаются следующие задачи:
создать обобщенный семантический прототип языка в научном сознании на основе общелингвистических и лингвосемиотических исследований;
изучить реализацию концепта «язык» в одной из сфер бытования - личностно-ориентированном типе дискурса (в его бытовом и бытийном видах) на материале художественной и публицистической литературы XX-XXI вв.;
выделить языковые единицы, реализующие в своей семантической структуре базовое значение концепта, и структурировать элементы соответствующего лексико-семантического поля;
описать базовые семантические, синтагматические и этимологические признаки элементов лексико-семантического поля в обоих языках;
установить характер отношения концепта «язык» с другими языковыми концептами;
провести сопоставительный анализ русских и английских паремий и фразеологизмов, имеющих отношение к концепту «язык».
Цель и задачи настоящей работы определили выбор следующих методов анализа:
дискурсный анализ, раскрывающий содержание концепта в научном и обыденном сознании;
компонентный анализ, применяемый для определения семантического прототипа понятия, лежащего в основе концепта;
полевой метод, являющийся базовым для системного представления лексических единиц общего семантического пространства;
этимологический анализ, применяемый с целью изучения концепта в диахронии, установления механизма его формирования.
Материалом исследования явились тексты художественной и публицистической прозы русских и англоязычных (английских и американских) авторов ХХ-XXI вв. Корпус сплошной выборки составил более 4000 примеров. Источником языкового материала послужили толковые, энциклопедические, этимологические, фразеологические, паремиологические словари.
В качестве методологической основы исследования следует рассматривать базовые положения общего языкознания, теории языка и лингвосемиотики (В.А. Звегинцев, Л. Ельмслев, Дж. Лайонз, Б.А. Серебренников, Ф. де Соссюр, Р.О. Якобсон и др.), этнолингвистики (Э. Бенвенист, В. Гумбольдт, Э. Сепир), концепции «языковой картины мира» и «языкового сознания» (Ю.Д. Апресян, С.Е. Никитина, Г.В. Колшанский, О.А. Корнилов, Е.С. Кубрякова, В.Н. Телия), лингвоконцептологии (С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, В.В. Колесов, Д.С. Лихачев, С.Х. Ляпин, Г.Г. Слышкин, Ю.С. Степанов и др.).
Научная новизна работы заключается в применении концептологического подхода к рассмотрению языка как лингвокультурного семиотического концепта, в определении лексических, метафорических и фразеологических средств вербального выражения концепта «язык»; изучении специфики выражения концепта в русском и английском языках; исследовании дискурсной реализации концепта.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в развитии основных положений лингвоконцептологии и лингвокультурологии применительно к концепту «язык» в русском и английском языках.
Практическая ценность данной работы заключается в возможности применения выводов и материалов исследования в теории и практике перевода, при подготовке лекционных и практических занятий по теории языка, общему и сопоставительному языкознанию, лингвокультурологии; при разработке тематики дипломных и курсовых работ, магистерских диссертаций; при обучении межкультурной коммуникации.
На защиту выносятся следующие положения:
1.Язык является лингвокультурным семиотическим концептом, представляющим собой ментальное образование высокой степени абстракции, имеющее языковое выражение и отмеченное этнокультурной спецификой.
2.Универсальные признаки языка проявляются при реализации в научном дискурсе, раскрывающем его сущностные свойства.
.В структуре лингвокультурного концепта «язык» можно выделить три составляющие: понятийную, отражающую его признаковую и дефиниционную структуру; образную, фиксирующую когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в языковом сознании, и значимостную, определяемой местом, которое занимает имя концепта в лексико-грамматической системе конкретного языка, куда войдут также этимологические и ассоциативные характеристики этого имени.
4.Общими для русского и английского языков являются:
а) актуализация в бытовом дискурсе преимущественно дефиниционных семантических признаков концепта - признаков этничности и манифестации в речи, и крайне ограниченная актуализация признаков эволютивности и неограниченной семантической мощности (в последнем случае - «с обратным знаком»);
б) сфокусированность представлений о языке, зафиксированных в фразеологии и паремиологии, на проявлении языка в речи и на анатомическом языке как органе речи;
в) типы когнитивных метафор, поддерживающие концепт в ЯС.
5.Этноспецифическими для русского и английского языков являются:
а) функции речи как проявления языка и степень автономности анатомического языка как органа речи в паремиологическом представлении;
б) определенная специфика метафорического осмысления языка;
в) специфика вербализации концепта при помощи единиц соответствующих лексико-семантических полей.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования были изложены на научном семинаре «Проблемы лингвоконцептологии» (Краснодар, КубГТУ), на заседаниях кафедры научно-технического перевода КубГТУ (Краснодар), международном симпозиуме «Проблемы вербализации концептов в семантике текста» (Волгоград, ВГПУ, май 2003), региональной научно-методической конференции «Культура общения и её формирование» (Воронеж, ВГУ, ВИПКПРО, апрель 2004), международных конференциях «Языки и транснациональные проблемы» (Москва, Ин-т языкознания РАН, ТГУ, апрель 2004) и «Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы» (Волгоград, ВГПУ, апрель 2004), а также на Всероссийской научно-методической конференции «Языковые и культурные контакты различных народов» (Пенза, Приволжский Дом Знаний, ПГПУ, июнь 2004).
В работе приняты следующие сокращения терминов:
ЯКМ - языковая картина мира;
НКМ - научная картина мира;
НЯКМ - национальная языковая картина мира;
ЯС - языковое сознание;
ЯЛ - языковая личность;
ФЕ - фразеологическая единица.
язык лингвокультурный концепт образность
ГЛАВА 1. ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ концепт «ЯЗЫК» и подходы к его изучению
1.1 Предмет и задачи лингвокультурологии
Как отмечается многими исследователями, с конца прошлого века в рамках изменения научной парадигмы гуманитарного знания на место господствующей системно-структурной и статической парадигме приходит парадигма антропоцентрическая, функциональная, когнитивная и динамическая, возвратившая человеку статус «меры всех вещей» и вернувшая его в центр мироздания (см.: Воркачев 2002а: 4; Кубрякова 1995: 212; Маслова 2001: 5-6; Мегентесов 1993: 73-74 и др.). Современная лингвистика отказалась от имманентного принципа рассмотрения языка «в самом себе и для себя», в отрыве от этнокультурного, социального, психического, коммуникативно-прагматического, когнитивного факторов, так как этот принцип парализовал возможности адекватного познания языка (Сусов 2000). Как отмечал М. И. Стеблин-Каменский, «…язык можно представить как систему или даже свести его целиком к формулам и схемам. Однако едва ли когда-нибудь удастся сделать обратное: язык, построенный из формул и схем, будет так же непохож на живой язык, как робот непохож на живого человека» (Стеблин-Каменский 2003: 29). В лингвистическую концепцию теперь привнесено то, что можно назвать антропологическим принципом (Степанов 1975: 50), и лингвистика обращается к изучению «души языка», т.е. к опредмеченному в нём мировидению, системе ценностей этноса (Вендина 2002: 7).
На новом витке познания фокус исследовательского внимания закономерно смещается с изученного уже центра на периферию и закрепляется на стыке областей научного знания: возникают этнопсихология, психолингвистика, социолингвистика, этнолингвистика и другие дисциплины, внутри которых процесс междисциплинарного синтеза и симбиоза продолжается (Воркачев 2002а: 4).
Лингвокультурология - на сегодняшний день, пожалуй, самое молодое ответвление этнолингвистики (см.: Телия 1996: 217). В задачи этой научной дисциплины входит изучение и описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета. Предмет лингвокультурологии составляет исследование этносемантики языковых знаков, которая образуется в процессе взаимодействия языка и культуры. В результате такого интерактивного процесса языковые единицы становятся единицами культуры и тем самым начинают «служить средством презентации ее установок (и преференций)» (Телия 1999: 14). Лингвокультурология исследует материальную культуру и менталитет, воплощенные в живой национальный язык, и проявляющиеся в языковых процессах в их двойственной преемственности с языком и культурой этноса (см.: Телия 1996: 216-217; Маслова 2001: 28). Лингвокультурология ориентирована на человеческий фактор в языке и на языковой фактор в человеке, и является достоянием собственно антропоцентрической парадигмы (Телия 1996: 222).
Изучая взаимодействие языка и культуры, лингвокультурология имеет интегральный характер, поскольку она: а) образует систему философско-культурологических и лингвистических традиций; б) направлена на комплексное описание языка и культуры; в) базируется на сопоставлении разных языков и культур (Воробьёв 1997: 298).
Объект лингвокультурологии многомерен и охватывает язык, культуру и человека (Тхорик-Фанян 2002: 38). Язык, как отмечал Э. Сепир, не существует вне культуры (Сепир 1993в: 185); язык связан с культурой и немыслим вне её, как и культура немыслима без языка (Реформатский 1999: 23). Лингвокультурология создана, по прогнозу Э. Бенвениста, на основе триады - язык, культура, человеческая личность (Бенвенист 2002: 45). Эта наука по сути призвана к выявлению материальной и духовной самобытности этноса через язык (Воркачев 2001: 65).
Вопрос о соотношении языка и культуры довольно сложен и многоаспектен. Язык называют: а) «зеркалом культуры», так как он отражает менталитет и традиции говорящего на нем народа; б) «сокровищницей, кладовой, копилкой культуры»: в нём хранятся культурные ценности (в лексике, в грамматике, в идиоматике, в пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной и научной литературе); в) «передатчиком, носителем культуры» - он передаёт из поколения в поколение её сокровища; г) «орудием, инструментом культуры», формирующим личность человека; д) «мощным общественным орудием», преобразующим людской поток в этнос через хранение и передачу культуры (Тер-Минасова 2000: 14-15). Согласно А.А. Реформатскому, язык есть форма культуры (Реформатский 1999: 23). Отношения между языком и культурой могут рассматриваться как соотношения части и целого: например, В. Г. Костомаров определяет язык как «продукт и часть культуры отдельного народа» (Костомаров 1986: 268). Согласно противоположной точке зрения, язык «во многом… пересекается с культурой, но её составной частью он не является» (Сусов-Сусов 2001). По удачному определению Э. Сепира, «культуру можно определить, как то, что данное общество делает и думает. Язык же есть то, как думают» (Сепир 1993в: 193).
1.2 Основные понятия лингвокультурологии
Основными понятиями лингвокультурологии можно считать понятия языковой картины мира, языкового сознания, языковой личности и концепта. Как отмечает С.Г. Воркачев, гносеологическое становление двух последних, судя по всему, еще не закончено (Воркачев 2002б: 79).
Наиболее адекватным определением термина «картина мира» представляется его описание как «исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» (Постовалова 1988: 21).
Под языковой картиной мира (ЯКМ) принято понимать «представление о действительности, отраженное в языковых знаках и их значениях - языковое членение мира, языковое упорядочение предметов и явлений, заложенную в системных значениях слов информацию о мире» (Попова-Стернин 2001: 68). ЯКМ является результатом отражения объективного мира обыденным (языковым) сознанием того или иного языкового сообщества (Корнилов 2003: 112). Варьируясь в разных языках, ЯКМ представляет собой «информацию, рассеянную по всему концептуальному каркасу и связанную с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители данного языка» (Телия 1988: 177).
В современной лингвистике можно выделить два подхода к ЯКМ: «объективистский» и «субъективистский» (определения О.А. Корнилова, см: Корнилов 2003: 97-98). Первый из них предполагает, что при образовании картины мира «язык выступает не демиургом этой картины, а лишь формой выражения понятийного (мыслительно-абстрактного) содержания, добытого человеком в процессе своей деятельности (теории и практики)» (Колшанский 1990: 25). Таким образом, ЯКМ «привязывается» к объективному миру через постулирование её стремления максимально точно, адекватно отразить объективную реальность (Корнилов 2003: 96-97). Более того, в «объективистском» понимании сам термин ЯКМ является весьма условным: «язык… не создает какой-либо картины мира» (Колшанский 1990: 33); «правильно говорить не о языковой картине мира, а о речемыслительной картине мира, т.е. о концептуальной картине мира» (Колшанский 1990: 57).
Согласно второму, «субъективистскому» подходу, ЯКМ - это отраженный в языке вторичный мир, являющийся результатом преломления в человеческом сознании объективного мира. Обыденный язык творит ЯКМ, в которой отражаются и фиксируются не только знания о мире, но и заблуждения, ощущения относительно мира, его оценки, фантазии и мечты о мире. Такое понимание сущности ЯКМ не требует от неё объективности (Корнилов 2003: 98-99).
ЯКМ выполняет в каждый момент своего исторического развития функцию регистрации и инвентаризации всего накопленного коллективом говорящих на данном языке. «Это, прежде всего, определенная совокупность обозначений разных фрагментов мира, множество знаков со своими интенсионалами и экстенсионалами, набор единиц номинации, КАРТИРУЮЩИЙ МИР» (Кубрякова 1999: 8).
Объектам этой картины присуща целостность; отдельные независимые признаки предметов и событий на ней не «видны». При этом их образы искажены, в них «прописаны только те контуры и свойства, которые значимы с точки зрения человека» (Рахилина 2000: 22). Рельефность ЯКМ обусловлена тем, что на ней отражению подвергается не мир в целом, а лишь его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными (Почепцов 1990: 111). Как отмечает С.Г. Воркачев, «образ мира, воссоздаваемый по данным одной лишь языковой семантики, скорее карикатурен и схематичен, поскольку его фактура сплетается преимущественно из отличительных признаков, положенных в основу категоризации и номинации предметов, явлений и их свойств, и для адекватности языковой образ мира корректируется эмпирическими знаниями о действительности, общими для пользователей определённого естественного языка» (Воркачёв 2001: 61).
Создавая для говорящего коллектива специфическую окраску, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, ЯКМ передает избирательность отношения к ним (Маслова 2001: 64-65).
Как подчеркивает О.А. Корнилов, ЯКМ вообще - это абстракция, реально не существующая. Реально существуют и могут анализироваться лишь ЯКМ конкретных национальных языков - национальные языковые картины мира (НЯКМ). Не следует понимать НЯКМ как национальный вариант некоей единой ЯКМ, поскольку ЯКМ безотносительно к какому-либо конкретному языку не существует (см.: Корнилов 2003: 113).
Если НЯКМ в полной мере владеет народ - носитель языка, то результатом отражения объективного мира обыденным (языковым) сознанием отдельного человека является индивидуальная национальная картина мира (ИНЯКМ). Теоретически между НЯКМ и ИНЯКМ языковой личности можно поместить промежуточное звено - НЯКМ отдельной социальной группы (Корнилов 2003: 113, 115). В типологии языковых картин мира Н.С. Новиковой и Н.В. Черемисиной общенациональной ЯКМ противопоставляются языковые картины мира, ограниченные социальной сферой - территориально (диалекты, говоры) и профессионально (подъязыки наук и ремесел) (см.: Новикова-Черемисина 2000).
Что касается адекватности ЯКМ представлениям этноса о мире, то исследователями отмечается, что ЯКМ «отражает состояния восприятия действительности, сложившиеся в прошлые периоды развития языка в обществе» и поэтому «в значительной степени представляет для исследователя-лингвиста лишь исторический интерес» (Попова-Стернин 2001: 68). Вместе с тем нельзя не признать, что, несмотря на значительную архаику представлений, запечатленных в ЯКМ, язык «достаточно гибок… для того, чтобы медленно, но верно перекраивать сложившуюся картину мира» (Кубрякова 2004: 15). При этом изменения, происходящие в ЯКМ - это отражение изменяющегося мира, появление новых реалий, а не стремление к идентичности с научной картиной мира (НКМ), трактуемой как вся совокупность научных знаний о мире, выработанных всеми частными науками на данном этапе развития человеческого общества (Корнилов 2003: 9, 15).
Наряду с ЯКМ обычно выделяют концептуальную картину мира (ККМ). Концептуальная картина мира представляется богаче языковой, поскольку в ее формировании, как полагают, функционируют различные типы мышления (Серебренников 1988: 107). С.Г. Тер-Минасова определяет концептуальную/культурную картину мира как «образ мира, преломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной деятельности» (Тер-Минасова 2000: 47). Несмотря на различия, обе картины мира между собой связаны: язык исполняет роль средства общения именно благодаря тому, что он объясняет содержание концептуальной картины мира и означивает её посредством создания слов и средств связи между словами и предложениями (Серебренников 1988: 107). ЯКМ предстает как вербализованная часть концептуальной картины мира и в то же время как ее глубинный пласт и вершина, с учетом значения знаний, воплощенных в языковой форме, для её формирования (Рыбникова 2001: 8).
Представляемая как интерпретация действительности, отраженная в языковой семантике, ЯКМ также понимается как совокупность наивных обывательских представлений. Это означает, что с одной стороны, тот или иной фрагмент ЯКМ будет совпадать с обыденным представлением о действительности, а с другой стороны, этот же фрагмент ЯКМ получится в некоторой степени отличным от научных представлений (Урынсон 1998: 3).
Языковое представление мира можно рассматривать и как языковое мышление, «поскольку, во-первых, представление мира - это его осмысление, или интерпретация, а не простое «фотографирование», и, во-вторых, рассматриваемое представление, или отражение, носит языковой характер, т.е. оно осуществляется в форме языка и существует в форме языка» (Почепцов 1990: 111).
Способом языкового представления или деления мира выступает языковая ментальность (Почепцов 1990: 113). Описываемая как этноспецифическая интерпретация мира говорящим коллективом, языковая ментальность составляет основу понятия «языковое сознание» (ЯС), при оперировании которым обычно подразумевается «отражение жизненных и культурных особенностей народа в языке» (Зубкова 2001: 98).
ЯС часто отождествляют с так называемым обыденным сознанием - совокупностью представлений, установок и стереотипов, основывающихся на непосредственном повседневном опыте людей и доминирующих в социальной общности, которой они принадлежат (Улыбина 2001: 87), так как основным «местом хранения и воспроизводства обыденного сознания является язык» (Улыбина 2001: 99).
Понимаемое как воплощенное в языковой форме народное миропонимание, ЯС рассматривается в качестве главного признака так называемой языковой личности (ЯЛ) (Никитина 1993: 8-10).
Понятие ЯЛ возникает в результате преломления философских, социологических и психологических воззрений на «общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определенность» (Воркачев 2001: 65).
ЯЛ часто интерпретируется как носитель языка (Homo loquens), способный к воспроизводству и восприятию речи, которому присуща определенная совокупность особенностей вербального поведения (Богин 1986: 3; Сухих-Зеленская 1997: 64).
В структуре ЯЛ выделяют три уровня: вербально-семантический (степень владения обыденным языком), когнитивный (понятия, идеи, концепты), прагматический (цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности) (Караулов 1987: 38; 1989: 3-5). Такая уровневая модель представляет обобщённый тип, отражающий множество конкретных языковых личностей в данной культуре, отличающихся вариациями значимости каждого уровня в составе личности. В содержание ЯЛ обычно включают также следующие компоненты: 1) ценностный, мировоззренческий - систему ценностей или жизненных смыслов; 2) культурологический - уровень освоения культуры; 3) личностный - индивидуальное, глубинное, что есть в каждом человеке (Маслова 2001: 119). Языковое сознание личности реализуется в её речевом поведении, характеристики которого зависят от насыщенности составляющих её структуру уровней (Попова 2004: 414).
ЯЛ функционирует в пространстве культуры, отражённой в языке в формах общественного сознания на разных уровнях (научном, бытовом и др.), в поведенческих стереотипах и нормах, в предметах материальной культуры и т.д. (Маслова 2001: 119).
Как отмечает В.И. Карасик, ЯЛ представляет собой многомерное образование. Типы ЯЛ выделяются в зависимости от подхода к предмету изучения, который осуществляется с позиций либо личности (этнокультурологические, социологические и психологические типы личностей), либо языка (типы речевой культуры, языковой нормы) (Карасик 2002: 25).
1.3 Лингвокультурные концепты
Слово «концепт» в протерминологической функции стало активно употребляться в российской лингвистической литературе с начала 90-х годов. Антропологическая ориентация современной лингвистики, приводящая к исследованиям, реализуемым на стыке её с другими дисциплинами (Костомаров-Бурвикова 2001: 37), предопределяет междисциплинарный статус категории концепта: термин «концепт» является зонтиковым (Воркачев 2003а: 6), он «покрывает» предметные области нескольких научных направлений: прежде всего лингвокогнитологии (когнитивной семантики) и лингвокультурологии.
В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин отмечают, что в современных исследованиях часто прослеживается смешение понятий «когнитивный концепт» и «лингвокультурный концепт» (Карасик-Слышкин 2001: 75). Как пишет В.В. Красных, «термин «концепт»… относится к числу модных. Им пользуются многие авторы, но, к сожалению, далеко не все берут на себя труд объяснить, что же они имеют в виду и что, на их взгляд, стоит за самим термином, а из того, что пишут авторы, это далеко не всегда бывает понятно» (Красных 2003: 266). Мы полагаем, что в любом исследовании на данную тему необходимо четко оговаривать, что понимается под концептом, и, соответственно, в каком смысле - когнитивистском или лингвокультурологическом этот термин употребляется. Вместе с тем необходимо помнить, что «различия в подходах к концепту лингвокогнитологии и лингвокультурологии в достаточной степени условны и связаны не столько с общими задачами этих дисциплин, сколько с техникой выделения объекта исследования и методикой его описания» (Воркачев 2003в: 9). Как подчеркивает В.И. Карасик, «лингвокогнитивный и лингвокультурный подходы к пониманию концепта не являются взаимоисключающими: концепт как ментальное образование в сознании индивида есть выход на концептосферу социума, т.е. в конечном счете на культуру, а концепт как единица культуры есть фиксация коллективного опыта, который становится достоянием индивида. Иначе говоря, эти подходы различаются векторами по отношению к индивиду: лингвокогнитивный концепт - это направление от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурный концепт - это направление от культуры к индивидуальному сознанию» (Карасик 2002: 139).
С позиций аксиологического подхода Е. В. Бабаева отмечает, что «всякий лингвокультурный концепт является когнитивным в силу того, что соотносится с определенными структурами сознания. Но только когнитивный концепт, связанный с ценностной квалификацией, признается лингвокультурным» (Бабаева 2003: 67).
Представители когнитивной лингвистики (А.П. Бабушкин, Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова, И.А. Стернин и др.) интерпретируют концепт как единицу оперативного сознания (Кубрякова 1988: 143), при этом главным в данной трактовке концепта является указание на его цельность (Кубрякова 2002: 8). Образуясь в процессе мысленного конструирования (концептуализации) предметов и явлений окружающего мира, концепты отражают содержание полученных знаний, опыта, результатов всей деятельности человека и результаты познания им окружающего мира в виде определенных единиц, «квантов» знания (Болдырев 2000: 23-24).
Концепт в когнитивистской трактовке зарождается в виде первичного конкретного образа, а затем в процессе познавательной деятельности и коммуникативной практики человека этот образ в его сознании постепенно приобретает новые концептуальные уровни, окутывается и обволакивается новыми концептуальными слоями, что увеличивает объем концепта и насыщает его содержание (Стернин 2000: 14; Попова-Стернин 2001: 71).
Структура концепта может быть выявлена через анализ языковых средств ее репрезентации. Как «дискретная единица коллективного сознания», отражающая предмет реального или идеального мира, концепт присутствует в национальной памяти носителей языка в виде «познанного вербального обозначенного субстрата», что обеспечивает хранение полученных знаний и их передачу от человека к человеку и от поколения к поколению (Бабушкин 1996: 95; Болдырев 2000: 22).
При таком понимании концептов только часть концептов имеет языковую «привязку», другие же концепты представлены в психике особыми ментальными репрезентациями - образами, картинками, схемами и т.п. (Кубрякова 1996: 90).
Представители лингвокультурологического направления (Н.Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, С.Х. Ляпин, Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов, Л.О. Чернейко и др.) рассматривают концепт как ментальное образование, отмеченное в той или иной степени этносемантической спецификой.
Лингвокультурологическое наполнение термина «концепт» впервые было предложено в статье Д.С. Лихачева (см.: Лихачев 1997), опиравшегося в ней на взгляды С.А. Аскольдова-Алексеева, описавшего концепт как мысленное образование, замещающее в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода (Аскольдов 1997: 269). Д.С. Лихачев предложил считать концепт своего рода «алгебраическим» выражением значения, которым носители языка оперируют в устной и письменной речи, заместителем понятия в индивидуальном и коллективном сознании носителей языка (Лихачев 1997: 281).
Формирование концептов Д.С. Лихачев объясняет ограниченными возможностями человеческой памяти и сознания, а также спецификой личностного восприятия действительности: «…охватить значение во всей его сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его (в зависимости от своего образования, личного опыта, принадлежности к определенной среде, профессии и т.д.)» (Лихачев 1997: 281).
Также Д.С. Лихачев связывает содержание концепта с национально-культурным опытом говорящих: «Концепт… является результатом столкновения словарного значения… с личным и народным опытом человека» (Лихачев 1997: 281). Совокупность таких концептов, по мнению исследователя, образует так называемую концептосферу, в которой концентрируется культура нации (Лихачев 1997: 282).
Несколько иное, более узкое понимание концептов характерно для Ю.C. Степанова, который относит к ним семантические образования, отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры: «Концепт - это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт - это то, посредством чего человек - рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях влияет на нее» (Степанов 2001: 43). Совокупность таких концептов не образует концептосферы как некоего целостного и структурированного семантического пространства, но занимает в ней определенную часть - концептуальную область (Воркачев 2001: 70).
Л.О. Чернейко подчеркивает сублогическую основу концепта в отличие от логической основы понятия. Концепт, по Л.О. Чернейко, «включает понятие, но не исчерпывается им, а охватывает всё содержание слова (денотативное и коннотативное), отражающее представление носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей» (Чернейко 1995: 75).
В.П. Нерознак определяет концепт как знаменательный (сигнификативный) образ, отражающий фрагмент национальной картины мира, обобщённый в слове (Нерознак 1998: 81).
С.Х. Ляпин представляет концепт как самоорганизующееся интегративное функционально-системное многомерное идеализированное формообразование, опирающееся на понятийную основу, закрепленную в значении какого-либо знака, и обладающее дискретной целостностью смысла, который функционирует в определенном культурном пространстве и поэтому предрасположен к культурной трансляции из одной предметной области в другую (Ляпин 1997: 18-19).
В.В. Колесов говорит о концепте как об основной единице ментальности, которая в границах словесного знака и языка в целом предстаёт в своих содержательных формах - как образ, как понятие и как символ. Функциональными свойствами концепта, по В.В. Колесову, являются постоянство существования, художественная образность и общеобязательность для всех, сознающих свою принадлежность к данной культуре (Колесов 1995: 15).
Н.Д. Арутюнова трактует концепты как понятия практической (обыденной) философии, возникающие в результате взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей (Арутюнова 1993: 3). Эти мировоззренческие понятия функционируют, по мнению исследователя, в контекстах разных типов сознания - обыденного, художественного и научного. При этом ключ к семантической модели концепта Н.Д. Арутюнова видит в следующих аспектах: 1) наборе атрибутов, свидетельствующих о принадлежности к тому или иному концептуальному полю, 2) определениях, которые обусловлены местом в системе ценностей, 3) указаниях на функции в жизни человека (Арутюнова 1991: 3-4).
А. Вежбицкая в своих работах описывает так называемые универсальные (или элементарные) культурные концепты, которые принадлежат идеальному миру, определяются посредством набора семантических примитивов и отражают специфические культурно-обусловленные представления человека о действительности (см.: Вежбицкая 2001).
Для В.И. Карасика культурный концепт - это многомерное культурно-значимое социопсихическое смысловое образование в коллективном сознании, опредмеченное в той или иной языковой форме, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны (Карасик 2002: 129, 139). В.И. Карасик выделяет три «важнейших измерения» концепта: образное, понятийное и ценностное. «Образная сторона концепта - это зрительные, слуховые, тактильные, вкусовые, воспринимаемые обонянием характеристики предметов, явлений, событий, отраженных в нашей памяти, это релевантные признаки практического знания. Понятийная сторона концепта - это языковая фиксация концепта, его обозначение, описание, признаковая структура, дефиниция, сопоставительные характеристики данного концепта по отношению к тому или иному ряду концептов, которые иногда не существуют изолированно, их важнейшее качество - голографическая многомерная встроенность в систему нашего опыта. Ценностная сторона концепта - важность этого психического образования как для индивидуума, так и для коллектива» (Карасик 2001: 10).
С.Г. Воркачев определяет концепт как «единицу коллективного знания/сознания (отправляющую к высшим духовным ценностям), имеющую языковое выражение и отмеченную этнокультурной спецификой» (Воркачев 2001: 70; Воркачев 2002а: 32). Такое ментальное образование, по мнению исследователя, соотносится с планом выражения лексико-семантической парадигмы, то есть всей совокупности разнородных синонимических средств (лексических, фразеологических, афористических, описывающих его в языке) (Воркачев 2001: 68). Лингвокультурный концепт «обладает сложной многоярусной структурой, включающей качественно различные семантические составляющие: понятийную, образную, ценностную, поведенческую, собственно языковую и пр.» (Воркачев 2004: 19).
Незавершенность гносеологического становления категории концепта, наряду с отсутствием общепризнанной дефиниции концепта, подтверждает наличие её следующих прототерминологических аналогов - «лингвокультуремы» (Воробьев 1997: 44-56), «мифологемы» (Базылев 1999: 130-134), «логоэпистемы» (Костомаров-Бурвикова 2001: 27-66), при рассмотрении которых на первый план выступает «языковое выражение закрепленного общественной памятью следа отражения действительности в сознании носителей языка в результате постижения (или создания) ими духовных ценностей отечественной и мировой культуры» (Костомаров-Бурвикова 2001: 37). Тем не менее, на сегодняшний день становится очевидным, что из всех вышеупомянутых терминов «наиболее жизнеспособным оказался термин «концепт», по частоте употребления значительно опередивший все прочие протерминологические новообразования» (Воркачев 2003в: 7).
Представляется, что облигаторным признаком лингвокультурного концепта является его вербализованность, оязыковленность, и это эксплицитно представлено в определении концепта как лингвокультурного. Лингвокультурный концепт как «сгусток» этнокультурно отмеченного смысла обязательно имеет свое имя, которое, как правило, совпадает с доминантой определенного синонимического ряда либо с ядром определенного лексико-семантического поля (Воркачев 2003г: 9).
Типология концептов является одним из спорных вопросов лингвокультурологии. Они обычно типологизируются структурно-семантически (лексические, фразеологические), дискурсно (научные, художественные, обыденные) и социологически (универсальные, этнические, групповые, индивидуальные) (Красавский 2001а: 55).
При всем разнообразии лингвокультурологических подходов к классификации концептов наиболее существенным в методологическом отношении представляется выделение концептов универсальных, наличествующих в той или иной форме в любой этнокультуре - главным образом онтологических, гносеологических и аксиологических категорий, и концептов идиоэтнических, специфических для какой-то определенной лингвокультуры. Если область бытования последних ограничивается преимущественно одной сферой общественного сознания, совпадающей чаще всего с типом дискурса, то универсальные концепты в различных ипостасях функционируют в научном, в обыденном, в религиозном и пр. типах сознания/дискурса.
Как отмечает Г.Г. Слышкин, теория лингвокультурных концептов дает прекрасные возможности для построения качественно новых представлений о коммуникации как совокупности апелляций к различным концептам. В рамках концептологического подхода коммуникативная компетенция должна, таким образом, рассматриваться как сочетание умения выбрать культурные единицы (концепты), наиболее пригодные для оказания желаемого воздействия на адресата и найти языковые средства адекватного выражения этих культурных единиц (см: Слышкин 2000: 10-15).
Если считать перевод особым типом межкультурной коммуникации, при котором коммуникация протекает при наличии медиатора-переводчика (см.: Слышкин 2001: 62), то, очевидно, представления о процессе коммуникации как совокупности апелляций к различным концептам применимы и к переводу.
Как отмечает С.Г. Воркачев, концепты не переводятся на другой язык, а «транслируются» в иную лингвокультуру (Воркачев 2003б: 88). При этом концепт в интертекстуальном и интеркультурном поле перевода получает новую смысловую валентность. При переводе происходит сохранение инвариантного ядра смысла концепта и замена национально-специфической периферии (коннотации, ассоциации и т.д.) исходного текста. Концепт оригинального текста при переводе на иностранный язык коррелирует с концептосферой воспринимающей культуры и под её влиянием трансформируется, что может привести либо к замене «чужого» концепта своим, либо в тексте перевода концепт будет генерировать новые смыслы, изменяя своё текстовое окружение в соответствии с представлениями и оценками воспринимающей культуры (Ельцова 2003: 127).
При замене имени концепта на представляющуюся переводчику более или менее адекватной единицу другого языка его понятийная составляющая воспринимается целиком либо частично, в зависимости от соотношения соответствующих понятий, «мерцающих в глубине концептов» (Ляпин 1997: 27), в оригинальной и воспринимающей культурах, а образная и жёстко привязанная к лексико-грамматической системе языка значимостная составляющие целиком заменяется на соответствующие составляющие концепта воспринимающей культуры.
При сохранении имени концепта понятийная составляющая, очевидно, может быть воспринята адресатом в полной мере. Образная составляющая будет формироваться коннотациями и ассоциациями, возникающими в тексте перевода. И, наконец, значимостная составляющая сохраняет своё значение только для адресата, способного её воспринять - т.е. владеющего языком оригинала и знакомого с соответствующей концептосферой в достаточной степени.
1.4 Язык как лингвокультурный концепт
Достаточно очевидно, что с термином «язык» (при всем многообразии его толкования) связан стержневой концепт языкознания. Естественный язык «составляет основной признак, выделивший человека из мира живой природы и придавший духовному началу физическое обличье» (Арутюнова 2000: 7).
Язык, рассматриваемый как лингвокультурный концепт, обладает универсальным характером. Как и большинство подобных концептов («воля-свобода», «правда-истина», «блаженство-счастье», «совесть-сознание» и пр.), в своем вербальном представлении он характеризуется «разноименностью» и «семантической дублетностью» (язык/речь/слово/голос в русском языке, language/tongue/speech в английском). В качестве универсального концепта концепт «язык» присутствует, очевидно, во всех этнических лингвокультурах.
Под термином «естественный язык» понимается средоточие всех универсальных свойств всех конкретных идиоэтнических языков; это абстракция, номинирующая определённый класс знаковых систем. Взятый со стороны своего «материального тела», естественный язык обладает онтологическим статусом. Семантически, как субъективный образ объективного мира и инструмент познания, он гносеологичен. В связи с этим статус концепта «язык» не может быть охарактеризован иначе, как онтологически-гносеологический.
Термин «семиотический концепт» был впервые употреблен Н. Д. Арутюновой в работах 1990-х гг. для обозначения сложившихся в языке понятий, которым соответствуют имена, выражающие знаковые отношения (см: Арутюнова 1999: 313). В лингвистике анализировались семиотические концепты «смысл», «значение» (Кобозева 1991), «образ», «символ», «фигура», «знак» (Арутюнова 1999: 313-346).
Являясь по своей природе универсальной знаковой системой, естественный язык играет роль «семиотического эталона» - общесемиотической модели для различных знаковых систем (Мечковская 2004: 21). Поэтому в ряду семиотических понятий (значение, смысл, референция и пр.) язык представляет собой базовую категорию, одно из основных понятий «наивной семиотики».
Конституивный компонент общесемиотических классификаторов составляет семиотическая связка: они способны занимать позицию реляционного предиката - посредника между существительными, конкретизирующими означающее и означаемое (Арутюнова 1999: 313): Сирена - сигнал тревоги; Смысл войны - захват территории. Для естественного языка подобное употребление невозможно. Имя концепта в выражениях типа Он говорит на английском языке указывает на определенный класс знаковых систем, и, таким образом, характеризует отношения между множеством звучаний и множеством значений.
При описании естественного языка как лингвокультурного семиотического концепта его базовым лексическим значением будет являться именно значение семиотическое (язык как система знаков).
Несмотря на то, что предпринимались попытки исследования лингвокультурного концепта «язык» (см.: Ромашко 1991; Левонтина 2000; Макеева 2000; Степанов 2001), к настоящему времени в лингвистической литературе не существует подробного описания данного концепта.
Как представляется, оптимальным для полноты семантического описания лингвокультурного концепта «язык» будет выделение в его составе трёх составляющих: понятийной, отражающей его признаковую и дефиниционную структуру, образной, фиксирующей когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в языковом сознании, и значимостной, определяемой местом, которое занимает имя концепта в лексико-грамматической системе конкретного языка, куда войдут также этимологические и ассоциативные характеристики этого имени (Воркачёв-Полиниченко 2003: 178).
Некоторыми исследователями (Е.В. Бабаева, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин) в качестве облигаторного компонента лингвокультурного концепта называется ценностный компонент, так как «центром концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип» (Карасик-Слышкин 2001: 76). Однако, как отмечает С.Г. Воркачев, ценностное «измерение», при всей его значимости для выделения культурных доминант в языке, вряд ли является универсальным, ибо можно указать на ментальные образования, с полным правом причисляемые к числу концептов, но не вызывающие никаких аксиологических и эмоциональных рефлексов (например, время, пространство) (Воркачёв 2002а: 6).
В общем случае ценностная составляющая концепта должна находить своё выражение в эксплицитно либо имплицитно присутствующей оценке соответствующего понятия/явления. С другой стороны, «наиболее важные предметы и явления жизни народа получают разнообразную и подробную номинацию» (Карасик 1996: 14-15), и характеристика семантической плотности группы лексем, вербализующих концепт, также относится к его ценностной составляющей.
Однако собственно языковое выражение концепта «язык» входит в выделяемую нами значимостную составляющую концепта, и, таким образом, она «перекрывается» с ценностной составляющей, что делает нерациональным их одновременное выделение. Исследование же оценки, не входящей в значимостную составляющую, в таком случае уместно будет проводить в рамках анализа понятийной составляющей концепта, которую «уместнее всего определить «апофатически», через отрицание: это то в содержании концепта, что не является метафорически-образным и не зависит от внутрисистемных («значимостных») характеристик его языкового имени» (Воркачев 2002а: 55).
При этом считаем необходимым отметить, что выделение оценочной составляющей в качестве отдельного компонента концепта (не принадлежащего его понятийной составляющей) может быть оправдано при описании аксиологических по своей природе концептов.
Концепт «язык» как в русской, так и в английской лингвокультурах, обладает номинативной (семантической) плотностью, признающейся концептологически значимым признаком (Карасик 1996: 4). Также концепт обладает высокой степенью номинативной диффузности - большим количеством вторичных значений имени концепта (о номинативной диффузности как о характеристике лингвокультурного концепта см.: Слышкин 2004).
Выводы
В конце прошлого века в рамках новой, антропоцентрической гуманитарной научной парадигмы сформировалось новое ответвление этнолингвистики - лингвокультурология, имеющая интегральный междисциплинарный характер. В задачи лингвокультурологии входит изучение и описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета. Объект этой научной дисциплины многомерен и охватывает язык, культуру и человека.
Одним из понятий лингвокультурологии является лингвокультурный концепт. Хотя гносеологическое становление этой категории ещё не закончено, в общем концепт рассматривается как ментальное образование, отмеченное в той или иной степени этносемантической спецификой и опредмеченное в языке.
Среди лингвокультурных концептов можно выделить подмножество семиотических концептов, которым соответствуют имена, выражающие знаковые отношения. Являясь по своей природе универсальной знаковой системой, естественный язык может рассматриваться как лингвокультурный семиотический концепт. Имя концепта при своём употреблении в речи указывает на определенный класс знаковых систем, и, таким образом, характеризует отношения между множеством звучаний и множеством значений.
Как представляется, оптимальным для полноты семантического описания лингвокультурного концепта «язык» будет выделение в его составе трёх составляющих: понятийной, отражающей его признаковую и дефиниционную структуру, образной, фиксирующей когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в языковом сознании, и значимостной, определяемой местом, которое занимает имя концепта в лексико-грамматической системе конкретного языка, куда войдут также этимологические и ассоциативные характеристики этого имени.
ГЛАВА 2. ЯЗЫК В НАУЧНОМ СОЗНАНИИ
С точки зрения методологии, исследование концептов целесообразно начинать с областей их бытования, представляющих собой типы сознания, в которых эти концепты объективируются (Воркачев 2002а: 128). Для языка таковыми являются обыденное/языковое сознание и различные типы специального сознания - в частности, научное.
В отличие от собственно языковых, научные представления, систематизированные в рамках различных концепций, являются универсальными, более точными и детальными, что вызывает необходимость их экспликации с целью наиболее полного постижения природы и сущности концепта.
Научная область бытования концепта «язык» отражается в соответствующем типе дискурса. Термин «дискурс» понимается нами как вербализованная речемыслительная деятельность; совокупность процесса этой деятельности и её результата (Красных 2003: 113). Дискурс включает в себя, кроме текста, еще и «экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресанта), необходимые для понимания текста» (Караулов-Петров 1989: 8).
2.1 Подходы к определению языка
Извечный вопрос о том, что такое язык, сопровождал науку о языке на протяжении всей ее истории; вместе с тем ответов на него существует великое множество. По мнению В. А. Звегинцева, «интуитивно мы, наверно, знаем, что такое естественный язык, но бесспорного и исчерпывающего его научного определения не существует» (Звегинцев 2001: 119). Я.Н. Еремеев замечает, что «сущность языка апофатична, мы не можем её ни строго определить, ни описать в логических схемах» (Еремеев 1999: 61).
Также нельзя забывать о том, что термин «язык» имеет два взаимосвязанных значения: 1) язык вообще как определённый класс знаковых систем, 2) конкретный идиоэтнический язык - некоторая реально существующая знаковая система, используемая в некотором социуме, в некоторое время и в некотором пространстве (Кибрик 1998: 604). «Язык вообще» - это «абстрактный мысленный конструкт» (Гудков 2003: 11), научная абстракция, которая «должна быть отвлечена от всех, в принципе, языков Земли» (Черемисина 1984: 12); это средоточие всех универсальных свойств всех конкретных языков, представление о едином человеческом языке.
Классификация сущностных концепций языка уже предпринималась исследователями. Согласно В.И. Постоваловой, язык может трактоваться как феномен неживой природы, биологический организм, дар индивида, семиотический феномен, культурно-историческое образование (Постовалова 1982: 200).
Немецкий исследователь В. Велте выделяет 9 групп концепций языка: 1) инструмент (орган) - у Платона: слова функционируют как орудия, в разной степени пригодные для решения разных задач; 2) история / развитие / изменение, особенно в связи с подходом к языку как к живому организму; 3) система элементов, или знаков (langue в смысле Ф. де Соссюра), привычек (Хокетт, Есперсен), социальных правил, предложений; 4) индивидуальный речевой навык (Г. Пауль); 5) то, что характеризует человека как биологический вид (faculté de langage у Ф. де Соссюра и универсальная грамматика у Н. Хомского); 6) зеркало духа / формальная система правил / ментально репрезентированное знание / одна из нескольких когнитивных систем (Н. Хомский); 7) средство коммуникации с точки зрения первичной функции (Мартине); 8) действие / форма человеческого поведения; 9) обработка информации / функционально (когнитивно) и прагматически мотивированная форма (когнитивная лингвистика) (Welte W. Sprache, Sprachwissen und Sprachwissenschaft: Eine Einführing; linguistische Propädeutik für Anglisten, 1995; цит. по: Демьянков 2000: 270).
Нельзя не заметить, что определения языка разнятся во многом из-за различия в подходах к его анализу. Язык, анализируемый с точки зрения своих функций, может рассматриваться как средство общения, средство оформления мыслей и т.д. Язык, анализируемый с точки зрения условий своего существования, может рассматриваться как культурно-исторический факт. Язык, анализируемый с точки зрения своего внутреннего устройства, может рассматриваться как некоторая знаковая система, служащая для кодирования и декодирования сообщений (см: Апресян 1966: 27-28).
Л. Ельмслев отмечал, что язык можно рассматривать как знаковую систему, надиндивидуальное социальное учреждение и как «колеблющееся и изменяющееся явление» (Ельмслев 1999: 132).
В.М. Солнцев выделяет следующие возможные точки зрения на язык: а) функциональную; б) структурную (с точки зрения единиц языка и правил их использования); в) сущностную; г) семиотическую; д) информационную (язык как код) (Солнцев 1977: 11-12).
О.А. Корнилов пишет о двух возможных подходах к сущности языка: инструментальном, при котором язык рассматривается в качестве инструмента коммуникации, мышления или познания, и культурно-философском (язык, понимаемый как «дом духа народа»). Инструментальный подход становится возможным благодаря одному из существенных качеств языка - его орудийности (Киященко 1995: 296). Инструментальный подход можно свести к трем основным ипостасям языка:
. Язык как семиотический код, как знаковая система для шифровки информации.
. Язык как инструмент коммуникации, средство оформления и регулирования информационных потоков.
. Язык как инструмент мышления и познания (Корнилов 2003: 131-132).
В данной работе естественный человеческий язык рассматривается как семиотический феномен. Как отмечает Н.Б. Мечковская, «знаковая теория языка позволяет увидеть наиболее существенные черты языка - как в содержательно-функциональном плане, так и в строении языка» (Мечковская 2004: 21). Несмотря на то, что знаковая теория языка сосредотачивает внимание на «изучении прежде всего его внутреннего устройства, на выявлении универсальных структурных свойств и элементов языка, их системных взаимосвязей и взаимоотношений» (Гируцкий 2001б: 190), семиотический подход не подразумевает полного абстрагирования от функций языка, его связи с этнической культурой и других его существенных характеристик.
.2 Язык как семиотический феномен
Определение естественного языка должно заключаться в указании более общего разряда явлений, к которым он относится, а затем в указании его индивидуальных отличий от других явлений этого разряда (Степанов 1966: 245).
Системный характер языка не вызывает сомнений. Системность как существенную сторону языка подчеркивали многие языковеды еще в XIX в. (см.: Гречко 2003: 63-64), однако обоснование системного характера языка является одной из главных заслуг перед лингвистикой Ф. де Соссюра. В настоящее время системность считается важнейшей характеристикой языка (Солнцев 1977: 12); естественный язык описывается в рамках более общей теории систем (см.: Карпов 1992). Термин «система» может быть определен как «совокупность элементов, которая характеризуется: а) закономерными отношениями между элементами; б) целостностью как результатом этого взаимодействия; в) автономностью поведения и г) несуммарностью (неаддитивностью) свойств системы по отношению к свойствам составляющих её элементов» (Гречко 2003: 62).
Материальные системы могут классифицироваться на первичные и вторичные. К первым относятся системы, в которых элементы значимы сами по себе, ко вторым - те системы, в которых элементы обладают значимостью не столько в силу своих субстанциональных свойств, сколько в силу свойств, им приписываемых. Таким образом, элементы вторичных систем являются знаками, а сами эти системы - семиотическими, знаковыми (Солнцев 1977: 18-19, 22).
Практически не оспариваемым в лингвистике является утверждение о том, что естественный язык относится к знаковым (семиотическим) системам: «Язык - это система знаков, выражающих идеи» (Соссюр 1999: 21); «Язык по своей цели - прежде всего знаковая система» (Ельмслев 1999: 172); «Язык служит примером чисто семиотической системы. Все языковые явления - от мельчайших единиц языка до целых высказываний или обмена высказываниями - всегда функционируют как знаки, и только как знаки» (Якобсон 1985б: 325); «….язык дает нам единственный пример системы, семиотической одновременно и по своей формальной структуре, и по своему функционированию… Язык является системой с наиболее выраженным семиотическим характером» (Бенвенист 2002: 86); «Все единицы языка - знаки по самому своему существу» (Головин 1973: 13). Человеческий язык - «самая полная и совершенная из систем связи»; язык занимает центральное место в ряду знаковых систем (Степанов 1971: 46, 107). Семиотическая сущность естественного языка состоит в установлении соответствия между универсумом значений и универсумом звучаний (Кибрик 1998: 605).
Таким образом, можно утверждать, что естественный язык обладает родовым признаком принадлежности к семиотическим (знаковым) коммуникативным системам. Другими видами семиотических систем являются, с одной стороны, коммуникативные системы животных, а с другой стороны - искусственные, созданные человеком знаковые системы (например, искусственные языки машин или языки искусства). Естественный язык обладает специфическими особенностями, отграничивающими его от любой другой системы знаков. Эти особенности составляют его видовые признаки (см.: Мечковская 2004: 22).
Семиотические системы могут классифицироваться по следующим признакам: а) физическая природа канала выражения знаков; б) тип генезиса; в) строение/структура (см.: Мечковская 2004: 96).
По основанию природы плана выражения различают пять видов знаков и знаковых систем: оптические, слуховые, связанные с восприятием запахов, тактильные и связанные со вкусовыми ощущениями (Мечковская 2004: 96). В своей устной форме человеческий язык относится к слуховым знаковым системам, а в письменной - к зрительным. При этом «филогенетически естественный язык - это прежде всего звуковой язык» (Мечковская 2004: 106). Своеобразие письменной формы связано с особенностями конфигурации письменных знаков, а также с тем, что для письма используются различные писчие (а в некоторых случаях и неписчие) материалы (Даниленко 1995: 14).
По типу генезиса знаковые системы могут быть разделены на: а) природные (биологические, или врожденные); небиологические (культурные) и при этом естественные; в) искусственные - целенаправленно созданные людьми. (Мечковская 2004: 96).
Человеческий язык относят к культурным системам, таким образом он противопоставляется как природным, так и искусственным знаковым системам. Однако это само противопоставление природных, культурных и искусственных систем «носит градуальный (ступенчатый) характер, а всё пространство природных и культурных семиотик имеет характер… континуума» (Мечковская 2004: 118). Для человеческого языка как знаковой системы характерна амбивалентность: сочетание черт как естественных, так и искусственных знаковых систем (Мечковская 2004: 123). Тем не менее, можно выделить некоторые отличительные признаки естественного языка от искусственных знаковых систем.
Во-первых, это первичность естественного языка: он представляет собой единственную универсальную знаково-символическую систему, которая способна быть основой для создания любых других систем этого типа (Яровикова 1984: 79), системы иных знаков создаются уже на базе естественного языка. В общем, все искусственные знаковые системы производны, вторичны по отношению к другим (Гируцкий 2001б: 178).
Во-вторых, естественный язык универсален: он является всеобъемлющим средством передачи и хранения информации, универсальным средством общения, он обслуживает человека и то или иное общество во всех сферах его деятельности, в то время как искусственные знаковые системы предназначены для передачи ограниченной информации, они обслуживают только те или иные стороны жизни и деятельности человека (ibid.).
В-третьих, язык является средством порождения и оформления самой мысли, он выражает также эмоции, чувства и волю человека, тогда как знаки остальных систем, за исключением, пожалуй, музыкальных знаков и жестов, эмоционально нейтральны (Гируцкий 2001б: 179).
В-четвертых, это специфика появления и развития языка. Отличие человеческого языка от любой другой искусственно созданной знаковой системы состоит в том, что время и условия его появления не могут быть определены на достаточно серьезных научных основаниях (Кравченко 2001: 38-39). Развитие естественного языка происходит в значительной мере стихийно, под действием причин, не всегда доступных наблюдению, в то время как искусственные знаковые системы не развиваются самостоятельно: они, как правило, статичны. Изменения в них происходят по воле людей, когда возникает потребность в совершенствовании той или иной знаковой системы под влиянием новых условий (Гируцкий 2001б: 179).
По структурному основанию деления различают, с одной стороны, простые (элементарные) и сложные системы, и, с другой стороны, одноуровневые (одномерные) и многоуровневые (многомерные) системы (Мечковская 2004: 259). Сложные системы включают в себя некоторое количество подсистем, в простых системах подсистемы отсутствуют. Не вызывает сомнения то, что естественный язык относится к сложным системам; он описывается как система систем (см., напр.: Рождественский 2000: 122-123).
Система естественного языка относится к многоуровневым системам, т.к. состоит из качественно разных элементов - фонем, морфем, слов, предложений, отношения между которыми сложны и многогранны (Гируцкий 2001б: 177). Язык располагает возможностью выбирать в зависимости от конкретных целей и от конкретной ситуации общения наиболее подходящий тип знаков (Общее языкознание 1970: 150).
Что касается структурной сложности естественного языка, то язык называют самой сложной из знаковых систем (Маслов 1998: 16). Сложность языка «проявляется здесь уже в том, что целостное сообщение лишь в редких случаях передается одним целостным языковым знаком. Обычно сообщение, высказывание есть некая комбинация большего или меньшего числа знаков. Это комбинация свободная, создаваемая говорящим в момент речи, комбинация, не существующая заранее, хотя и строящаяся по определенным «образцам» - моделям предложений» (Маслов 1998: 22).
При этом необычайная сложность языковой системы предполагает крайнюю простоту и ясность её организации - без этого язык не мог бы функционировать. По-видимому, в языке есть общий единый принцип организации, которому подчинены все его закономерности, и они лишь различно проявляются в тех или иных звеньях его структуры (Штелинг 1996: 10-11). По мнению А.Е. Кибрика, сложность описания языка приписывается языку как его сущностное свойство, но сложность лингвистических представлений является следствием их неадекватности, а сам язык устроен относительно просто (Кибрик 1992: 25-26).
По структурному основанию различают также детерминированные и вероятностные семиотические системы. Естественный язык принадлежит к вероятностным системам, в которых порядок следования элементов не является жестким, а носит вероятностный характер (Гируцкий 2001б: 177).
Семиотические системы разделяют также на динамические, подвижные и статические, неподвижные. Элементы динамических систем меняют своё положение по отношению друг к другу, тогда как состояние элементов в статических системах неподвижно, устойчиво. Естественный язык относят к динамическим системам, хотя в нём присутствует и статические признаки (Гируцкий 2001б: 178).
Еще одной структурной характеристикой знаковых систем является их полнота. Полную систему можно определить как систему со знаками, представляющими все теоретически возможные комбинации определенной длины из элементов заданного множества. Соответственно, неполную систему можно охарактеризовать как обладающую определенной степенью избыточности систему, в которой для выражения знаков используются не все из возможных комбинаций заданных элементов. Естественный язык является неполной системой, обладающей высокой степенью избыточности (Гамкрелидзе-Иванов 1998, ч. I: LXXiV).
Различия между системами знаков в их способности меняться делают возможным их классификацию на открытые и закрытые системы (см.: Мечковская 2004: 202-203). Открытые системы в процессе своего функционирования могут включать в себя новые знаки и характеризуются более высокой адаптивностью по сравнению с закрытыми системами, не способными к изменению. Способность изменяться присуща всем системам знаков естественного происхождения, в т.ч. и человеческому языку.
А. Соломоник выделяет следующие типы знаковых систем: естественные знаковые системы, образные знаковые системы, языковые знаковые системы, системы записи, кодовые системы (Соломоник 1992). Согласно этой классификации, человеческий язык принадлежит к языковым знаковым системам. Главным признаком языковой знаковой системы является использование слова в качестве базовой единицы системы (Соломоник 1992: 81).
Среди семиотических систем, использующихся в человеческом обществе, Р.О. Якобсон выделял пропозициональные и идеоморфические системы. Пропозициональные системы включают естественный язык и производные от него системы; все остальные системы являются идеоморфическими, поскольку их строение относительно независимо от структуры языка, хотя появление и существование этих систем невозможно без существования языка (см.: Якобсон 1985б: 328).
Согласно В.В. Налимову, естественный язык занимает срединное положение между «мягкими» и «жесткими» системами. К мягким системам относятся неоднозначно кодирующие и неоднозначно интерпретируемые знаковые системы, например, язык музыки, к жестким - язык научных символов (Налимов 1979: 105). Как указывает Р.О. Якобсон, обобщенные значения языковых знаков уточняются и индивидуализируются под давлением изменчивых контекстов или невербализованных, но потенциально вербализуемых ситуаций, т.е. языку свойственна контекстная связанность (см.: Якобсон 1985а: 373; Якобсон 1985б: 329).
.3 Функциональность языка
Значение термина «функция» состоит в том, чтобы указать на сущностное свойство характеризуемого с его помощью объекта, а именно, на его предназначение к реализации какой-либо деятельности как своего главного экзистенциального свойства (Кравченко 2001: 155). С точки зрения функционального анализа, функция языка определяет его структуру; язык функционирует не потому, что он система, а, наоборот, является системой, чтобы выполнять свою функцию и соответствовать определенной цели (Косериу 1963: 156; Штелинг 1996: 11-12); как пишет Н.Н. Болдырев, «…даже системный аспект языка обязательно отражает его функциональный характер и признаки его функционирования» (Болдырев 2001: 383).
Вопрос о характере и количестве функций языка не имеет однозначного решения в современной лингвистике. Существуют утверждения о его монофункциональности: «коммуникативное назначение языка есть его первая и единственная функция» (Колшанский 1984: 8). Вместе с тем у языка выделяют до двадцати шести функций (см.: Гируцкий 2001а: 41-42; Слюсарева 1998: 565; обзор наиболее часто упоминаемых функций языка см. в: Демьянков 2003).
Двумя главнейшими, базовыми функциями языка считают коммуникативную и когнитивную (гносеологическую, познавательную) функции (Слюсарёва 1998: 564). При помощи коммуникативной функции языка обеспечивается взаимодействие отправителя вербального сообщения и его получателя, адресата. В этой функции язык выступает универсальным средством общения людей. Производными от коммуникативной функции являются контактоустанавливающая (фатическая), конативная (усвоения), волюнативная (воздействия) и функция хранения и передачи национального самосознания, традиций культуры и истории народа. Коммуникативная функция языка рассматривается многими языковедами в качестве основной и определяющей его сущность (см.: Общее языкознание 1970: 9; Головин 1973: 12-13; Широков 1985: 87; Будагов 2000: 46 и др.).
Однако язык «есть нечто большее, чем инструмент для выражения идей… Каждый язык есть также средство для категоризации опыта» (Клакхон 1998: 196). Язык не просто передаёт в актах коммуникации в виде высказываний сообщения, в которых содержатся те или иные знания о каких-то фрагментах мира. Он играет важную роль в накоплении знаний и их хранении в памяти, способствуя их упорядочению, систематизации, т.е. участвуя в их обработке (Сусов 2000). Тем самым язык как «средство осознания мира» (Панов 2001: 10) обеспечивает познавательную деятельность человека: «язык является средством и орудием всех видов мышления» (Головин 1973: 34). В данном случае говорят о его когнитивной функции. Как подчеркивает В.В. Колесов, «язык - не только средство коммуникации, язык - основание мысли, и речемыслительная его функция есть функция творческая» (Колесов 1999: 144). При этом реализация когнитивной функции языка невозможна без коммуникативной, т.к. передача информации осуществляется в виде коммуникативных актов (Михайленко 2002: 90). Язык может существовать и развиваться только потому, что выполняет обе эти функции (Леонтьев 1984: 341).
Иногда в качестве отдельной функции выделяют аккумулятивную (кумулятивную) функцию - способность языка отражать и сохранять знания (Верещагин-Костомаров 1983: 16-17; Кодухов 1987: 24-25). Эти знания (информация) хранятся в самом языке - в семантических системах словаря и значений. Несмотря на ограниченный объём информации, составляющей семантику языка, она играет исключительно важную роль в овладении информационным богатством человечества. Значения слов и содержание грамматических категорий «образуют фундамент, на котором постепенно воздвигаются стены более полного и точного знания о мире» (Мечковская 1998: 30-31). Это знание об окружающем мире принадлежит каждому идиоэтническому языку, и с исчезновением языка теряется и это знание (Dalby 2003: 210-212).
Вместе с тем определение свойства языка накапливать информацию в качестве функции неоднозначно. Как указывает Д.А. Штелинг, «если допустить, что в структуре языка адекватно отражается опыт человечества и что люди могут извлекать этот опыт, изучая структуру языка, не подлежит сомнению, что ни о каком функционировании языка здесь нет и речи: наблюдатель изучает семантические соответствия элементов структуры языка элементам мира» (Штелинг 1996: 23).
В качестве базовой также рассматривается эмоциональная функция языка - быть одним из средств выражения чувств и эмоций. Обычно к базовым причисляется и метаязыковая функция - быть средством исследования и описания языка в терминах самого языка. С другой стороны, указывается, что нельзя смешивать функцию языка как его назначение со способностью языка служить средством для описания самого себя (ibid.); «металингвистическая функция не принадлежит языку, это деятельность его пользователей» (Кашкин 2002: 8).
Язык выполняет также и социальные функции - интегрирующую (когда он используется как язык межнационального или мирового общения) и дифференцирующую (в том случае, если он не используется для общения между народами) (Кодухов 1987: 23): «Язык обладает… силой обосабливать и соединять народы» (Гумбольдт 2000: 167); «Язык - это… сильный объединяющий фактор» (Мечковская 2004: 257); «…Языки разделяют не только группу от группы, но и личность от личности. Каждый человек сохраняет особый мир прежде всего и почти исключительно благодаря своему языку… Каждый говорит по-своему, даже если на том же языке… Язык настолько же обособляюще-разобщающая, как и сообщающая среда» (Бибихин 2002: 46). Согласно Н.Б. Мечковской, можно говорить об этнической, или этноконсолидирующей, функции языка (Мечковская 2004: 258).
Имеются и другие точки зрения на вопрос о функциях языка. В дополнение к коммуникативной и металингвистической функциям языка, А. Соломоник выделяет следующие функции: развития человеческого рода, развития личности в онтогенезе, социализации, организации понятийных структур и создания иллюзий (Соломоник 1992: 217-220). В.А. Курдюмов считает, что «три назначения языка: регулятивное, когнитивное, экзистенциальное, к которым, безусловно, сводятся все возможные остальные, находятся в иерархической зависимости и определяют функционирование языка применительно к трем разным уровням Бытия» (Курдюмов 1998). Ю.С. Степанов выделяет три семиотические функции языка: номинативная (соответствует семантике), синтаксическая (предикация), прагматическая (локация) (Степанов 1973). А.В. Кравченко пишет об адаптивной функции языка, обеспечивающей управление средой, благодаря которой человек как вид занимает господствующее положение (Кравченко 2001: 168-169).
2.4 Языковые антиномии
Можно утверждать, что самой существенной характеристикой языка является его двойственность (см.: Звегинцев 2001: 233). По выражению Э. Бенвениста, «всё в языке необходимо определять в двояких терминах: на всём лежит печать оппозитивного дуализма» (Бенвенист 2002: 55). Двойственность языка проявляется в том числе и в его антиномичности. Как отмечает Я.Н. Еремеев, «как и любое сложное явление действительности, язык обладает антиномической природой» (Еремеев 1999: 46).
Впервые антиномии языка (противоречия между двумя взаимоисключающими положениями, каждое из которых признаётся доказуемым) были сформулированы В. фон Гумбольдтом. К важнейшим антиномиям языка, выделенным Гумбольдтом, относятся следующие: 1) антиномия объективного и субъективного в языке; 2) антиномия языка как деятельности и как продукта деятельности; 3) антиномия устойчивости и изменчивости в языке; 4) антиномия индивидуального и коллективного в языке. Помимо антиномий, выделенных Гумбольдтом, представляется возможным сформулировать и иные антиномии, описанные другими исследователями: 1) антиномия идеального и материального характера языка; 2) антиномия онтологического и гносеологического характера языка; 3) антиномия континуального и дискретного характера языка; 4) антиномия языка как явления природы и как артефакта. Рассмотрим эти антиномии подробнее.
) Антиномия объективного и субъективного в языке.
Человек как субъект сознания противостоит окружающему миру, и познание этого мира человек не может осуществлять иначе, как субъективными средствами. Таким субъективным средством отражения и познания действительности и является естественный язык.
Субъективность языка проявляется в самом характере отражения действительности. Своими отдельными знаками язык в отражении и обозначении предметов и явлений действительности расчленяет то, что в действительности и в чувственном восприятии существует как единство. Язык и мышление выделяют из предмета его признаки и тем самым делают их как бы отдельными, самостоятельными сущностями. В то же время одно слово может представлять множество различных предметов и явлений как единое целое, нечто отдельное и дискретное. С помощью языка осуществляется анализ и синтез отражаемых предметов и явлений действительности, а это необходимый путь к познанию их сущности (Гречко 2003: 159-160).
По отношению к познаваемому язык субъективен, но по отношению к человеку он объективен (Гумбольдт 2000: 320). С одной стороны, человек воспринимает язык так, как он завещан традицией, а с другой - он сам постоянно воссоздает язык в собственной речи. Эта антиномия является великим средством преобразования субъективного в объективное и наоборот (Гумбольдт 2000: 318). Таким образом, язык и объективен, и субъективен; он является двусторонней субстанцией, обращенной и к миру, и к человеку (Колшанский 1990: 26).
) Антиномия языка как деятельности и как продукта деятельности.
Определение языка как деятельности впервые было дано В. фон Гумбольдтом: «Язык есть не продукт деятельности (ergon), а деятельность (energeia). Его истинное определение может быть поэтому только генетическим. Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа» (Гумбольдт 2000: 70). Язык следует рассматривать «не как мёртвый продукт, но как созидающий процесс» (Гумбольдт 2000: 69). Подобное генетическое определение языка «преследует цель указать на единственно образующие его стихии, определяющие многие его свойства и функции как вида деятельности, отличающие человека. Такими стихиями являются членораздельный звук и выраженная с его помощью мысль» (Гречко 2003: 10).
По Гумбольдту, язык нельзя представлять раз и навсегда готовым материалом, который можно перечесть во всем его количестве и усвоить мало-помалу: его следует представлять вечно возрождающимся по определенным законам. Язык есть нечто постоянное и в каждый данный момент преходящее. С другой стороны, каждое поколение получает от предыдущего язык уже в готовом виде как результат, продукт деятельности народного духа. В этих готовых формах содержится все для обновления языка и вечного движения духа в результате человеческого творчества (Гумбольдт 2000: 70). Как резюмировал А.А. Потебня, «язык есть столько же деятельность, сколько и произведение» (Потебня 1999: 29).
В современной трактовке язык может рассматриваться как деятельность по извлечению, сохранению и переработке информации с целью адаптации к окружающей среде и одновременно как продукт этой деятельности, т.е. знаковая система, образующая информационно-бытийную среду человека (Кравченко 2001: 156).
) Антиномия устойчивости и изменчивости в языке.
Данная антиномия тесно связана с пониманием языка как деятельности и как продукта деятельности. По Гумбольдту, язык постоянно изменяется и в то же время необыкновенно устойчив. Каждый человек вносит свои изменения в язык, но в то же время он воспринимает его в готовом виде от предшествующих поколений. Воспринимаемые элементы языка составляют некоторым образом мёртвую массу, но в то же время содержат в себе живой зародыш нескончаемых изменений, поскольку каждое лицо порознь и притом непрерывно действует на язык, изменяя его в каждом поколении (Гумбольдт 2000: 82). Язык не только исторически изменяется, он «одновременно оказывает сопротивление какому бы то ни было изменению, стремится сохранить своё существующее в данный момент состояние» (Общее языкознание 1970: 255). Как указывал Э. Сепир, «язык, вероятно, наиболее самодовлеющий, наиболее устойчивый и способный к сопротивлению изо всех социальных феноменов» (Сепир 1993в: 184). По выражению Ш. Балли, «языки непрестанно меняются, но функционировать они могут, только не меняясь» (Балли 1955: 29).
) Антиномия индивидуального и коллективного в языке.
По Гумбольдту, язык принадлежит всегда целому народу, но в то же время он остается творением отдельных лиц, потому что язык живет и воспроизводится только в устах отдельных людей. Поскольку говорят только отдельные люди, то язык - сознание индивидов. И в то же время языки как творение народов предшествуют творениям отдельных лиц. Язык выражает мировоззрение отдельного человека, но в то же время человек всегда зависит от народа, к которому принадлежит. Язык как деятельность всегда предполагает говорящего и слушающего, которые олицетворяют коллектив (Гумбольдт 2000: 80-83, 318).
) Антиномия идеального и материального характера языка.
Язык по своей онтологической сущности представляет собой единство материального и идеального: «соединяет в себе материю и дух» (Арутюнова 2000: 7). По утверждению Ю.С. Степанова, язык устроен таким образом, что его единицы реализуются лишь в совокупности материальных и духовных проявлений (Степанов 1995: 18).
Как писал А.А. Реформатский, «в языке всегда обязательно наличие двух сторон: внешней, материальной, связанной с артикуляционно-акустическим комплексом, и внутренней, нематериальной, связанной со смыслом» (Реформатский 1999: 34). Идеальная сторона языка - это значение языковых единиц, в котором социально закреплено смысловое изображение субъективного образа предмета или явления объективной действительности (Цыдендамбаев 1984: 35). При помощи своей идеальной стороны язык служит мостом между сознанием и психикой. Исходной материальной стороной языка служат звуки речи; позднее самим человеком была создана вторая материальная форма языка - графическая, в виде различных систем письма (Гируцкий 2001а: 29-30; Головин 1973: 16).
Как отмечал Э. Бенвенист, «с одной стороны, язык - физическое явление: он требует посредства голосового аппарата при своём производстве и посредства слухового аппарата для восприятия. В этом материальном виде он поддаётся наблюдению, описанию и регистрации. С другой стороны, язык - нематериальная структура, передача означаемых, которые замещают явления окружающего мира или знание о них их «напоминанием» (Бенвенист 2002: 30).
) Антиномия онтологического и гносеологического характера языка.
Как знаковая система, предназначенная для общения, взятый со стороны своего «материального тела», естественный язык обладает онтологическим статусом. Семантически, как субъективный образ объективного мира и инструмент познания, он гносеологичен: «Язык, даже если он является объектом научного познания, оказывается не целью, а средством: средством познания, основной объект которого лежит вне самого языка, хотя, возможно, этот объект полностью достижим через язык… Язык становится средством трансцендентного познания, а не целью имманентного знания» (Ельмслев 1999: 132).
) Антиномия континуального и дискретного характера языка.
Считается, что естественный язык во всех своих существенных пунктах имеет прерывный характер; дискретность присуща элементам языка (Бенвенист 2002: 25; Лайонз 2004: 28). В то же время объективное устройство языка содержит в себе континуальность («недискретность» по Ю.С. Степанову, см.: Степанов 1975: 52). Эта континуальность «заполняет как межструктурные пустоты (фонетические, лексические и синтаксические) языка, так и невыраженное внутри самих этих уровней, которые сохраняют за языком его чуткую отзывчивость и находчивость в применении» (Киященко 1995: 303). По мнению В.В. Налимова, язык несет два дополняющих друг друга начала - континуальное и дискретное (Налимов 1989: 111). Как отмечает Б.В. Кашкин, «дискретность плана выражения не является его имманентным свойством, завися опять же от позиции наблюдателя: с точки зрения семантических пространств, дискретные единицы разрезают их континуальность; в точки зрения идиолекта, семантика языковых единиц проста и неразложима, разложимость появляется только в ситуации контраста. Кроме того, даже материя фонематических оппозиций берется из фонетико-физиологического континуума (термин Ельмслева), становясь дискретной только в процессе семиозиса, в семиотической деятельности человека» (Кашкин 2000: 146). О континуальном характере языковых объектов пишет и А.Е. Кибрик (см.: Кибрик 2003: 104). Поэтому представляется возможным говорить о двойственном, континуально-дискретном характере языка.
) Антиномия языка как явления природы и артефакта.
Естественный язык - своего рода «нерукотворный артефакт»: он возник и развился «естественным путем» (Ярославцева 2000: 148), независимо от воли создавших его людей. Как писал В. Гумбольдт, «язык возникает из таких глубин человеческой природы, что в нем никогда нельзя видеть намеренное произведение, создание народов» (Гумбольдт 2000: 49). Поэтому применительно к языку представляется оправданной «растительно-биологическая» метафора. Язык - «естественный объект по онтологической природе своих элементов» (Волков 1966: 12), и это понимание человеческого языка эксплицитно выражено в его определении как естественного - т.е. как части среды, окружающей человека с момента его рождения и до самой смерти (Кравченко 2001: 39). В то же время, хотя язык и рассматривается как некая «природная» данность, сознательные действия человека, направленные на её изменение, вполне возможны (Ажеж 2003: 185). Более того, представляется, что «совершенно спонтанное развитие языка… становится делом прошлого, в современном же обществе возрастет роль регулирования» (Крупа-Ондрейович 2002: 179).
Как артефакт и одно из «измерений культуры» (Малиновский), язык почти исчерпывающе определяется своими функциями (Воркачёв-Полиниченко 2003: 177). В то же время язык в целом невозможно квалифицировать только как артефакт: как человек, он является продуктом как социальной, так и биологической эволюции, в чём-то он обусловлен воздействием природных (естественных) факторов, а в чём-то находится под сильным воздействием культуры (Сусов-Сусов 2001). Таким образом, язык - это «явление и культуры, и природы» (Мечковская 2000: 49).
.5 Образность языка в научном дискурсе
Метафора проникла в концептуальную сердцевину научной картины мира, и многие научные понятия сформированы именно при помощи метафоры. Согласно В.Н. Телия, «...модус фиктивности придает метафоре статус модели получения гипотетико-выводного знания. Это обеспечивает необычайную продуктивность метафоры среди других тропеических способов получения нового знания о мире в любой области» (Телия 1988: 188).
Как отмечает Н.Д. Арутюнова, смена научной парадигмы всегда сопровождается сменой ключевой метафоры, вводящей новую область уподоблений, новую аналогию (Арутюнова 1999: 379). Особенно заметно это в лингвистике, т.к. всё развитие лингвистического знания пронизано метафорами и аналогиями.
Рассмотрим ключевые, базовые метафоры языка, на основе которых образуются лингвистические термины.
Как отмечает С.А. Ромашко, представления о физическом теле как основе моделирования языка в античности отразились в телесных характеристиках лингвистической реальности, вошедших в традиционную грамматическую терминологию: элементы языка «наклоняются», «падают» и т.п., что предполагает наличие у этих элементов квазителесных свойств (объема, конфигурации, массы, упругости и др.) (Ромашко 1991: 162).
Базисное уподобление языка живому организму принадлежит немецкому языковеду Августу Шлейхеру и лежит в основе его концепции языка. Представление о языке как о живом организме оказалось плодотворным и дало биоморфную метафору, распадающуюся на два ряда когнитивных метафор: «язык - это растение» и «язык - это животное» (см.: Москвин 1996: 111). К первому ряду относятся метафоры родословное древо языков, ветвь языков, корень слова, ко второму - скрещение суффиксов (языков), родственные языки (группы слов), порождение текста, живой язык, борьба языков, праязык и мн. др. До сих пор представление о языках как об организмах имеет место в современной науке: «Языки - это естественные организмы, которые, несмотря на зависимость от воли человека, формируются, стареют и умирают в соответствии с определенными законами» (Сухарев-Сухарев 1997: 7); «Язык - живой, непрерывно функционирующий и непрерывно изменяющийся организм… Все языки когда-то родились, и одни из них умерли давно, некоторые недавно, а некоторые умирают сейчас» (Тер-Минасова 2000: 87).
Для структурного языкознания ключевой метафорой была метафора уровневой структуры: отсюда термины типа ярус языка, уровень языка. Само понимание языка как структуры - это тоже метафора, которая «заставляла воспринимать суть языка как сложнейшее взаимодействие отдельно взятых деталей, из которых собирается что-то общее» (Рахилина 2000: 11). Можно констатировать угасание метафор этой серии и их превращение из диафор в эпифоры, функционирующие как нейтральные наименования (о подобной тенденции метафор см.: Телия 1988: 195). Как отмечает Н.Д. Арутюнова, метафора является орудием научного поиска, а не его продуктом: дав толчок развитию мысли, она угасает (Арутюнова 1999: 380).
Языковая репрезентация многих основополагающих концептов сознания связана с актуализацией и метафорическим переосмыслением пространственных отношений (Топорова 2002: 259). Не является исключением и концепт «язык». Пространственная метафора дала ряд терминов: семантическое поле, смысловая зона, смысловое пространство, центр (периферия) семантического поля и др. По выражению П. Пипера, «лингвистическая терминология кишит пространственными метафорами» (Пипер 2001: 180). Понимание языка как среды (см.: Бибихин 2002: 20-21) также относится к пространственной метафоре, которая является продуктивной по сей день: например, предложенный В.З. Демьянковым термин «семантическая деревня» тоже опирается на представление о языке как о пространстве, хотя и использует также и биологическую метафору: «в понятии семантической деревни используются одновременно два образа: (концептуальная) область и семья (для родственных слов)» (Демьянков 1999: 51).
2.6 Семантический прототип языка
Для описания семантического прототипа языка необходимо определить существенные признаки языка, совокупность которых в принципе совпадает с дефиниционной частью полного (но не избыточного) определения. Для выделения дефиниционных признаков представляется возможным использовать метод компонентного анализа, состоящий в разложении значения на минимальные семантические составляющие (см.: Кобозева 2000: 112-115; Кузнецов 1998а; Тарланов 1995: 62-67).
При семиотическом подходе к естественному языку гиперонимом высшего порядка, и, следовательно, общей семой родового значения (архисемой) слова «язык» является «система».
Далее, можно выделить набор родовых дифференциальных сем, отделяющие естественный человеческий язык от систем иного рода. Родовой семой языка является его принадлежность к системам знаков; в определении языка как естественного и человеческого эксплицитно выражены родовые семы его принадлежности к естественным системам и системам, используемых человеком.
Набор видовых дифференциальных сем естественного языка составят признаки, отличающие естественный язык от иных естественных знаковых систем, используемых человеком.
Наиболее существенными качествами, присущими естественному языку, представляются принципиальная безграничность ноэтического поля языка и связанная с этим неограниченная способность к бесконечному развитию и модификациям. Именно эти свойства делают язык действительно уникальным явлением среди всех сопоставимых с ним объектов (Общее языкознание 1970: 152, 167).
Как отмечает И. П. Сусов, язык устроен таким образом, чтобы с помощью конечного числа элементов передать бесконечное множество сообщений, так как возможности познания мира человеком беспредельны, а человеческая память небесконечна. Язык имеет в своём инвентаре в принципе конечное число воспроизводимых элементарных знаков типа морфем и слов и ограниченное число способов конструирования (Сусов 2000).
Естественный язык обладает не только исключительной сложностью строения и огромным инвентарём знаков (особенно назывных), но и неограниченной семантической мощностью, т.е. способностью к передаче информации относительно любой области наблюдаемых или воображаемых фактов. Дж. Лайонз называет этой свойство продуктивностью (Лайонз 2004: 28-29), а Э. Сепир - формальной завершенностью (Сепир 1993а: 251-252). Количество содержаний, передаваемых средствами языка, в принципе безгранично. Эта безграничность создается очень широкой способностью к взаимному комбинированию и безграничной способностью языковых знаков получать по мере надобности новые значения, не обязательно утрачивая при этом старые (Маслов 1998: 21). Практически любая информация, переданная посредством неязыковых знаков, может быть передана с помощью языковых знаков, в то время как обратное часто оказывается невозможным (Сусов 2000).
Как следствие, язык оказывается интерпретантом всех иных семиотических систем (Бенвенист 2002: 85); это система знаков, в которую могут быть переведены все другие системы знаков (Ельмслев 1999: 231).
В качестве отличительного свойства естественного языка от иных знаковых систем часто называют так называемое двойное членение (термин А. Мартине), состоящее в том, что двусторонние единицы языка, являющиеся знаками, перекодируются в языке с помощью фонем - односторонних единиц, которые знаками не являются. Таким образом, подобная многоуровневая организация языка с двумя уровня структурации и несколькими уровнями интеграции является неотъемлемым и существенным его качеством, которое не сводится лишь к факультативному механизму экономии. Однако это свойство является непосредственным следствием принципиальной безграничности ноэтического поля языка (см.: Общее языкознание 1970: 167-168).
Естественный язык всегда «находится в непрерывном движении, в вечном обновлении» (Тарланов 1993: 9). Постоянная изменчивость на всех уровнях является специфической чертой языка как знаковой системы, и это беспрерывное развитие позволяет ему обеспечивать коммуникативную функцию (Звегинцев 1962: 53; Широков 1985: 87). Язык - это единственная система знаков, изменчивость которой «несомненна, засвидетельствована и хорошо изучена» (Ажеж 2003: 262). Изменчивость языка делает возможной его избыточность как неполной системы (Гамкрелидзе 1986: 201).
Естественный язык отличается от иных знаковых систем тем, что неразрывно связан с речью (Звегинцев 1967: 120). Под речью будем понимать конкретное говорение, протекающее во времени и облечённое в звуковую или письменную форму - как сам процесс говорения (речевая деятельность), так и его результат (речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом) (см: Арутюнова 1998: 414).
В современной лингвистике существуют разные точки зрения на язык и речь - от их отождествления до утверждений о том, что язык и речь - два разных явления (обзор точек зрения см. в: Гречко 2003: 24-28).
По мнению В.А. Звегинцева, можно выделить следующие ряды наиболее существенных противопоставленных друг другу характеристик языка и речи (см.: Звегинцев 1967: 104-106):
) речь характеризуется как индивидуальное явление, а язык - как надындивидуальное, общее;
) речь есть психическое явление, а язык - социальное;
) речь подвижна, динамична, а язык стремится к стабильности, статичности;
) речь исторична, а язык «внеисторичен», ахроничен;
) отношения между элементами речи складываются на основе причинной зависимости, а отношения между элементами языка - на основе функциональной зависимости;
) речь вследствие свой отягчённости связями с психическими, историческими, социальными и прочими факторами не может быть описана строго формальным образом, язык же допускает приложение формальных правил;
) язык подчинён лингвистическим закономерностям, он лингвистически «регулярен», а речь лингвистически нерегулярна, носит спорадический характер;
) речи всегда свойственна материальность, язык же стремится предстать в виде абстрактной системы.
При этом В.А. Звегинцев подчеркивает, что перечисленные противопоставленные характеристики «воплощают лишь разнонаправленные инерции, которые в указанных двусторонних зависимостях не получают полного преобладания» (Звегинцев 1967: 106).
Также существенным отличием языка от речи можно считать то, что речь в противоположность языку всегда целенаправленна и ситуативно привязана. Язык как знаковая система имеет две координаты: синтагматику и семантику. При определении же речи как знаковой системы к указанным координатам приплюсовывается ещё и прагматика (Звегинцев 2001: 238).
Язык сам по себе представляет собой абстракцию (Звегинцев 2001: 218); «в исходной реальности ни языка, ни элементов его не существует в том привычном смысле, в каком существуют предметы» (Кашкин 2000: 142). Как явление действительности он существует и функционирует и «непосредственно дан» только в своих воплощениях, т.е. в речи (Звегинцев 2001: 218; Маслов 1998: 8). Язык как сущность находит свое проявление в речи (Ломтев 1976: 57), которая является единственной формой существования языка (Штелинг 1996: 5) и онтологически его реализацией (Гречко 2003: 33). Язык скрыт от нашего непосредственного восприятия; по выражению А.А. Реформатского, «ни видеть, ни осязать язык нельзя. Его нельзя и слышать в прямом значении этого слова» (цит. по: Панов 1984: 339). Речь же как репрезент языка доступна нам благодаря своей озвученности (Цыдендамбаев 1984: 36).
Вместе с тем, как отмечают В.М. Савицкий и О.А. Кулаева, оппозиция «язык-речь» носит континуальный (градуальный) характер (Савицкий-Кулаева 2004: 13).
В языкознании распространено определение языка как важнейшего средства человеческого общения (см.: Реформатский 1999: 15; Головин 1973: 13; Кодухов 1987: 21; Штелинг 1996: 5 и др.). При этом язык и речь соотносятся следующим образом: «Есть язык как средство общения и есть речь как процесс общения с помощью языка» (Ломтев 1976: 59); язык - средство, речь - процесс, результат (Торопцев 1985: 170). Язык понимается как потенциальное средство общения, в отличие от речи как средства общения в действии (Головин 1973: 28), реализации языка в целях общения (Широков 1985: 5). По мнению В.М. Солнцева, функционирование языка в форме речи - это его использование в целях общения (Солнцев 1977: 6), таким образом речь понимается как «язык в действии, в работе» (Солнцев 1977: 66). Вместе с тем указывается, что определение языка как средства общения/коммуникации расплывчато и ненаучно (Звегинцев 2001: 120), что это «пустая формулировка» (Курдюмов 2000), расплывчатая дефиниция (Бибихин 2002: 20-21); более того, это определение не является собственно определением, так как оставляет открытым вопрос, что такое коммуникация (Кравченко 2001: 192). В качестве иной точки зрения предлагается средством общения считать речь, а не язык (см.: Звегинцев 1967: 42). Однако противопоставление языка и речи как средства общения в данном случае нерелевантно: общение происходит при посредстве речи, следовательно, коммуникативный признак языка можно полагать выводным из признака манифестации языка в речи.
Естественный язык, представляя собой абстракцию высокого уровня, проявляется в реальности в виде множества идиоэтнических языков, каждый из которых является основным, ярчайшим и устойчивым показателем соответствующего этноса (Толстой 1995: 311). Утверждается, что этнический язык неотделим от этноса; ничто из этнических проявлений не может соперничать с ним в полноте, универсальности, постоянстве выражения и поддерживания всего этнического на протяжении тысячелетий (Тарланов 1995: 7). Ещё Пифагор «для познания нравов какого ни есть народа» советовал прежде всего изучить его язык; «проявлением духа народа» называл язык Гумбольдт (Гумбольдт 2000: 68). И.И. Срезневский писал: «Народ выражает себя всего полнее и вернее в языке своём. Народ и язык, один без другого, представлен быть не может» (Срезневский 1959: 16-17). Язык в его связи с этносом характеризуется как «память и история народа, его культура и опыт познавательной деятельности, его мировоззрение и психология…» (Тарланов 1993: 6). Именно сильной связью языка с этнической идентичностью объясняется возможность развития во многих языках значения «народ» у лексемы, обозначающей язык. Язык выступает как универсальное средство общения этноса; он сохраняет единство этноса в исторической смене поколений и общественных формаций, вопреки социальным барьерам, объединяя этнос во времени, в географическом и социальном пространстве (Мечковская 2000б: 29). Каждый этнический язык - это «уникальное коллективное произведение искусства, неотъемлемая часть культуры народа, орган саморефлексии, самопознания и самовыражения национальной культуры» (Корнилов 2003: 133).
Данная точка зрения на взаимосвязь языка и этноса характерна не только для языкознания, но и для научных направлений, изучающих феномены этноса и этничности (этнологии, этносоциологии, этнопсихологии): «Язык есть наиболее существенное достояние, принадлежащее народу, самое живое выражение его характера… Как человека можно распознавать по обществу, в котором он вращается, так о нём можно судить и по языку, которым он выражается… Язык народа является зеркалом его мыслей. Умственный склад каждой нации отливается как стереотип в её языке» (Сухарев-Сухарев 1997: 6-7). Всякая национальная культура строится прежде всего на языке, и национальная идентификация включает в себя владение этим языком в качестве основополагающего момента (Здравомыслов 2001: 44). Язык - это одно из оснований этничности, обеспечивающее единство как этноса, так и всего общества в целом (ЭС: 326), основа этноидентификации и этнический символ (Арутюнян и др. 1999: 153).
Исходя из вышесказанного, этничность представляется неотъемлемой характеристикой естественного языка; в связи с этносом проявляется его общественная природа (Кодухов 1987: 30).
Выводы
Среди различных подходов к сущности языка можно выделить семиотический - анализ языка как системы знаков. По мнению исследователей, он позволяет вскрыть значимостные черты естественного языка по сравнению с другими знаковыми системами.
В качестве семиотической системы естественный язык обладает характеристиками, позволяющими причислить его к определенным классам знаковых систем. По основанию природы плана в своей устной форме человеческий язык относится к слуховым знаковым системам, а в письменной - к зрительным. По типу генезиса человеческий язык относят к небиологическим (культурным) и при этом естественным системам. По структурному основанию язык является сложной и многоуровневой (многомерной), вероятностной, динамической и неполной системой.
Для описания семантического прототипа языка необходимо определить существенные признаки языка, совокупность которых в принципе совпадает с дефиниционной частью полного (но не избыточного) определения.
При семиотическом подходе к естественному языку общей семой родового значения (архисемой) слова «язык» является «система». Родовыми дифференциальные семами, отделяющими естественный язык от систем иного рода, являются принадлежность его к системам знаков, естественным системам и системам, используемым человеком (антропность).
Набор видовых дифференциальных сем естественного языка составят признаки, отличающие его от иных естественных знаковых систем, используемых человеком.
Во-первых, это принципиальная безграничность ноэтического поля языка, его неограниченная семантическая мощность.
Во-вторых, это эволютивность, т.е. неограниченная способность к бесконечному развитию.
В- третьих, это манифестируемость в речи.
В-четвертых, это этничность - тесная связь языка с этносом.
Признак интерпретативности языка представляется импликативным, выводным из дефиниционного признака семантической мощности.
Представляется оправданным отнести признак коммуникативности - использование языка в качестве средства коммуникации - к импликативным, т.к. он выводится из манифестируемости языка в речи.
Учитывая всё вышесказанное, обобщенный прототип - семантическая модель языка, построенная на основе анализа представлений о нём в научном типе сознания (в лингвистических исследованиях), выглядит следующим образом: язык - это естественная человеческая семиотическая система, характеризующаяся неограниченной семантической мощностью и эволютивностью. Язык манифестируется в речи и тесно с ней связан, что позволяет ему выполнять коммуникативную функцию - быть средством общения. Связь языка с мышлением позволяет ему осуществлять когнитивную функцию. Естественный язык, функционируя в виде множества конкретных идиоэтнических языков, выступает как средство сохранения культурной памяти и целостности этноса. Язык по природе своей антиномичен: он одновременно идеален и материален, субъективен и объективен, индивидуален и коллективен, континуален и дискретен, онтологичен и гносеологичен, устойчив и изменчив.
ГЛАВА 3. КОНЦЕПТ «ЯЗЫК» В РУССКОЙ И АНГЛИЙСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ
.1 Понятийная составляющая
3.1.1 Концепт «язык» в текстах
Понятийная составляющая лингвокультурного концепта отражает его признаковую и дефиниционную структуру. Согласно С.Г. Воркачеву, понятийную составляющую «уместнее всего определить через отрицание: это то в содержании концепта, что не является метафорически-образным и не зависит от внутрисистемных («значимостных») характеристик его языкового имени» (Воркачев 2002а: 55).
При анализе национальной формы обыденного сознания в качестве эталона принят семантический прототип языка, полученный на материале научного дискурса и не отмеченный культурно-языковой спецификой. Его семантическое ядро образуют следующие дефиниционные признаки: неограниченная семантическая мощность, эволютивность, манифестируемость в речи и этничность. Импликативными признаками, выводимыми из дефиниционных, являются коммуникативность и двойное членение языка (см. п. 2.6).
Очевидно, что при употреблении имени концепта в составе предикативных единиц актуализируется один или несколько из дефиниционных признаков, помещаемый говорящим в коммуникативный фокус высказывания (см.: Воркачёв 2003: 41). Таким образом, исследование понятийной составляющей концепта «язык» сводится к анализу актуализации дефиниционных признаков концепта при употреблении его имени.
Предмет анализа составила актуализация семантических признаков концепта «язык» на материале, с одной стороны, русских и, с другой стороны, англоязычных (английских и американских) прозаических художественных и (в меньшей степени) публицистических произведений ХХ-XXI вв. Корпус иллюстративного материала составил более двух тысяч примеров для каждого языка.
С социолингвистической точки зрения в иллюстративном материале представлен личностно-ориентированный дискурс, выступающий в двух разновидностях: бытовом и бытийном типах дискурса. По В.И. Карасику, если для бытового дискурса характерно стремление максимально сжать передаваемую информацию при самоочевидной коммуникативной ситуации, то бытийный дискурс предназначен «для нахождения и переживания существенных смыслов, здесь речь идет не об очевидных вещах, а о художественном и философском постижении мира» (Карасик 2002: 277).
В русском иллюстративном корпусе наибольшим числом употреблений оказывается представлен дефиниционный признак этничности. Естественный язык, представляя собой абстракцию высокого уровня, в языковой деятельности человека проявляется в виде конкретного идиоэтнического языка. Поэтому крайне высокая частота признака этничности языка оказывается вполне естественной: Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку (Грин 1988а: 29); - А может, ты немецкий язык знаешь, как наш Рыбочкин? - усмехнулся Синцов, вспомнив, как вчера вечером адъютант пытался допрашивать перебежчика-австрийца (Симонов 1989, т. 2: 319); Простительно некоторым западным исследователям: пишут о нашей стране, но русским языком не владеют, с первоисточниками свериться не могут, им приказали повторять, что Тухачевский предвидел и предупреждал, они и повторяют (Суворов 1999: 238); - Ну, уж знаете... Если уж такую подлость!.. - Вскричал Филипп Филиппович по-русски (Булгаков 1988а: 322); Потом пришла немка, она же француженка - преподавала немецкий и французский (Каверин 1987: 94).
Можно заметить, что при упоминании о родном (в основном - русском) языке, о нём часто говорится по контрасту с другими: Русский язык его наверняка страдает хоть какими-то погрешностями, и выдавать себя за русского - заведомо обречено на неудачу, сопряженную причем с потерей лица (Звягинцев 2004в: 146); Сам Таяма или его штурман ругательски ругали в это время на русском языке экипаж и рулевого шхуны, которые не умели-де обращаться с управлением и не знали своего дела (Беляев 1987а: 243); Матвей Петрович говорил очень правильным русским языком, с твердыми, ясными окончаниями слов, с той правильностью, которая легче всего выдает иностранца (Адамов 1986: 6); - Бюрократизмус! - кричал немец, в ажитации переходя на трудный русский язык (Ильф, Петров 1982б: 484).
В фантастических произведениях упоминаются не только существующие этнические человеческие языки, но и вымышленные языки. Однако ни по форме, ни по сущности они ничем не отличаются от реальных языков, и в подобных произведениях признак этничности актуализируется точно так же, как и при упоминании человеческих языков: От природы любознательные, арзаки сами проявляли большой интерес к языку соседей. Не ведая опасности, они все хорошо запоминали и очень скоро одинаково свободно говорили как на своем языке, так и на языке избранников. Тогда менвиты запретили им разговаривать на арзакском языке, закрыли арзакские школы (Волков 1987: 170); Я не хочу, чтобы моя дочь была отстающей по марсианскому языку (Булычев 1988: 397).
Иногда имя концепта имплицитно используется в значении «иностранный язык», таким образом язык по умолчанию понимается как чужой: Так и было, когда мы жили в Крыму: Саня сердится, что я забросила языки, и я стала снова заниматься испанским (Каверин 1987: 467); Великими полномочными послами выбрали Лефорта, сибирского наместника Федора Алексеевича Головина, мужа острого ума и знавшего языки, и думного дьяка Прокофия Возницына (Толстой 1987: 224); Благо, в то время господа офицеры языками владели, штабс-капитан написал рапорт и... снова получил отказ (Суворов 2000: 142).
Относительно часто актуализируются сразу два дефиниционных признака: признак этничности и признак манифестации в речи. Признак манифестации в речи сопровождает около 40% случаев актуализации признака этничности. Необходимо отметить, что признак манифестации в речи не встречается отдельно от признака этничности: говорить можно только на конкретном идиоэтническом языке. При этом идиоэтничность языка может выражаться как эксплицитно - через его конкретное определение, так и имплицитно - через подчеркивание характерных признаков чужого языка: принадлежности членам определенной этнической общности, его непонятности, особенностей звучания. Признак манифестации в речи представлен главным образом употреблением имени концепта в сочетании с глаголами, обозначающими речевую деятельность в словосочетаниях типа говорить на каком-л. языке: Китайцы стирали рубахи в Северной Двине, прямо под набережной, и, громко болтая на своем гортанно-глухом языке, растягивали их под солнцем между большими камнями (Каверин 1987: 569); Однако он ни о чем не спросил нас, не поинтересовался узнать, кто мы такие, куда едем, на каком языке разговариваем (Ильф, Петров 1986: 166); Язык, на котором он говорил, был цокающим, быстрым, отрывистым, словно стрекотание лесной птицы (Булычев 1989: 334); Он потчует меня молоком и, снимая войлочную белую шляпу, говорит на чистейшем немецком языке: "Кушай, генерал! Это молоко необычайно целебного свойства" (Шолохов 1962, т.1: 139); Короткие и мелодичные слова земного языка звучали для тормансиан как заклинания (Ефремов 1989б: 156).
Дефиниционный признак неограниченной семантической мощности языка представлен крайне незначительным числом употреблений, но «с отрицательным знаком» - ставится под сомнение принципиальная возможность передать при помощи языка информацию любого рода: Я чувствую тысячи новых необычных запахов и их оттенков, я слышу бесконечное количество звуков, для выражения которых, пожалуй, не найдется слов на человеческом языке (Беляев 1987б: 340); Заодно мы выяснили о тебе такое, чему в ваших языках нет и названий (Звягинцев 2004а: 245). При этом речь может идти как о конкретном этническом языке, так и о человеческом языке вообще.
Признак эволютивности представлен единичными примерами: Удивительно, как автор не сообразил, что язык меняется тем сильнее и скорее, чем быстрее идет изменение человеческих отношений и представлений о мире! (Ефремов 1989а: 41).
В некоторых редко встречающихся случаях актуальным в контексте становится важным факт номинации именно человеческого языка, а не его идиоэтнических вариантов. Это происходит при эксплицитном либо имплицитном сравнении естественного языка с другими коммуникативными знаковыми системами. Таким образом, родовой признак антропности в таких случаях как бы замещает дефиниционный признак этничности. Имя концепта при этом всегда имеет при себе определение «человеческий»: - "Иду вперед! Следуйте за мной!" - закричал Дима, хлопая в ладоши и переводя на человеческий язык эту перекличку кораблей (Адамов 1987: 209); - Можно подумать, что слон понимает человеческий язык и знает, что я хотел сделать, - сказал он (Беляев 1987б: 361); - Кагги-Карр, Кагги-Карр, - прокаркала ворона и Чарли Блек готов был сейчас поклясться даже перед судом, что в переводе на человеческий язык это означало: - Да, да, да! (Волков 1985: 207); А тут еще кот выскочил к рампе и вдруг рявкнул на весь театр человеческим голосом: - Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!! (Булгаков 1988б: 140).
Если же о человеческом языке говорится вне сравнения его с иными коммуникативными системами, то представляется, что подобные случаи отражают уже не «наивное» представление о языке, опираются не на языковую картину мира: Ведь язык тоже одно из самых логических строений человеческой мысли (Ефремов 1989б: 362).
В англоязычных текстах из дефиниционных признаков концепта «язык», как и в русской литературе, наиболее часто представлен признак этничности. Подавляющее большинство случаев употребления лексем, номинирующих концепт «язык» в английском языке, в базовом значении концепта, актуализируют именно этот дефиниционный признак : Well, said Gabriel, if it comes to that, you know, Irish is not my language. (Joyce 1914); He broke into a mixture of Italian and French, instinctively using a foreign language when he spoke to her (Lawrence 1920); He went on: I work mainly in London. You speak English? he added in that language (Christie 1934); That he was neither English nor American was evident from the fact that he could not understand her native tongue (Burroughs 1929); The man was clearly Scots, but his native speech was overlaid with something alien, something which might have been acquired in America or in going down to the sea in ships (Buchan 1922).
В фантастических произведениях, как и в русских произведениях этих жанров, упоминаются не только человеческие этнические языки, но и вымышленные языки. Ни по форме, ни по сущности они ничем не отличаются от реальных земных языков, и в подобных произведениях признак этничности актуализируется точно так же, как и при упоминании реальных земных языков: All the races of mankind on Venus (at least those that I have come in contact with) speak the same tongue (Burroughs 1935); A voice speaking Atreides battle language came into the tent (Herbert 1956); His final words had been in Thari, my native tongue (Zelazny 1985).
Дефиниционный признак манифестируемости в речи, как и в русских текстах, встречается только в сочетании с признаком этничности: "Ages ago," Urthred continued, "we certainly used to speak languages. (Wells 1923); She sat and watched them and she felt herself an alien among them, as alien and lonely as if she had come from another world, speaking a language they did not understand and she not understanding theirs (Mitchell 1936); I found myself speaking in a language that I hadn't realized I knew (Zelazny 1970); Would she have been wonderful, then, if she had been able to talk in some unknown language? said Hannele jealously (Lawrence 1923). Около половины случаев актуализации дефиниционного признака этничности приходятся на его сочетание с признаком манифестации в речи.
Дефиниционный признак неограниченной семантической мощности языка представлен крайне незначительным числом употреблений - как и русском языке, «с отрицательным знаком». Подчеркивается лимитированность языка, невозможность выразить при помощи языка некоторые эмоции и мысли: My mother had said no painter could get such a colour. And neither were there any words in the language to describe it (Robins 1913); If Lady Caroline was upset, there are no words in the language that will adequately describe the emotions of Percy (Wodehouse 1919); The idea plunged back out of sight - untranslatable in language (Blackwood 1911); There are no words in any language to depict the fiendishly bestial cruelties and indignities they inflicted on his poor, quivering flesh (Burroughs 1939).
Дефиниционный признак эволютивности представлен единичными примерами: It felt good to speak these words openly, reminding his listeners that only here among the innermost Tleilaxu were the old words and the old language preserved without change (Herbert 1984).
Когда говорится о языке вообще, то, как и в русских текстах, подобные случаи отражают скорее научную, а не языковую картину мира: We can never dispense with language and the other symbol systems; for it is by means of them, and only by their means, that we have raised ourselves above the brutes, to the level of human beings (Huxley 1954).
Таким образом, анализ понятийной составляющей в русских и англоязычных текстах показывает подавляющее частотное преобладание актуализации дефиниционного семантического признака этничности по сравнению с другими признаками. Дефиниционный признак манифестации в речи встречается только вместе с признаком этничности, примерно в 40% (для русских текстах) или 50% (для англоязычных текстов) случаях актуализации последнего. Дефиниционный признак эволютивности представлен незначительным числом употреблений, при этом встречается только «с отрицательным знаком». Очевидно, это связано с проекцией носителем обыденного сознания своего личного уровня языковой компетентности на языковую систему в целом. Также можно отметить, что как русское, так и английское ЯС фиксирует внимание именно на пределах возможности человека выразить чувственную и субъективно-эмоциональную информацию.
Дефиниционный признак неограниченной семантической мощности представлен крайне незначительным числом употреблений. Очевидно, эволютивность языка индифферентна для обыденного сознания, т.к. эволюция языка совершается относительно медленно и незаметно для индивида: как писал Б. Уорф, «язык… реагирует на все изменения и нововведения, но реагирует слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит мгновенно» (Уорф 1999: 87).
На основании проведенного анализа русских и англоязычных текстов можно сделать вывод, что как в русском, так и английском ЯС язык по преимуществу рассматривается как этнический язык, а представление о едином человеческом языке актуализируется только при эксплицитном либо имплицитном сравнении его с иными коммуникативными системами.
3.1.2 Паремиологическое представление
В паремиологическом фонде языка хранятся специфические черты обыденного сознания этноса. Под паремиями понимаются устойчивые в языке и воспроизводимые в речи анонимные изречения, пригодные для употребления в дидактических целях (Савенкова 2002: 67). Как правило, к паремиям относят пословицы и поговорки. Паремиологически отражённое знание, представленное в отдельных языковых системах, опирается на повседневный опыт людей как членов конкретных этнокультурных общностей, на традиции, обычаи и верования народов (Савенкова 2002: 115). Паремии, а в особенности пословицы, «несут в себе моральные ценности и нормы или представляют внутренние истоки культуры общества, почерпнутые из исторического опыта, тем самым воссоздавая подлинную национально-социальную психологию народа» (Маккена 1996: 88), они точно фиксируют обобщённый, проверенный жизнью исторический опыт народа, его вековые наблюдения, выполняя тем самым кумулятивную функцию (см.: Верещагин-Костомаров 1983: 94; Дмитриева 1996: 67; Тарланов 1999: 3). Пословицы - это по традиции передаваемый из поколения в поколение язык веками сформировавшейся обыденной культуры, в котором в сентенционной форме отражены все категории и установки носителя языка (Телия 1996: 241). Поэтому для обеспечения полноты исследования лингвокультурного концепта «язык» представляется необходимым проанализировать его паремиологическую реализацию.
Вместе с тем вопрос о том, как именно отражается конкретная этнокультурная модель в семантике паремиологического фонда естественного языка и в чем состоит отраженная в нем культурно значимая специфика современного лингвоменталитета, на сегодняшний день остается открытым (Телия 1996: 235). Паремиологические представления, как и языковая картина мира в целом, несколько архаизированы и не всегда отражают установки современного этнического сознания (Попова-Стернин 2001: 68, 82). Кроме того, паремии часто рождались в определенных социальных группах, и, следовательно, не обязательно отраженные в них представления могут быть релевантны для общества в целом (Гоннова 2004: 27).
Логема (термин П. В. Чеснокова, см.: Чесноков 1966: 284) - это логико-семантическая единица обобщённого характера, под которую могут быть подведены отдельные группы паремий. Логема выступает в качестве обобщающей исходной мысли, объединяющей группы конкретных характеристик и оценок отдельных культурно значимых смыслов, выявляемых в паремиологическом фонде. Однако следует учитывать, что сведение паремий в логемы осуществимо только в общем виде вследствие возможности различных субъективных восприятий пословичной семантики (Савенкова 2002: 46, 112), при этом наличие сигнальной лексемы в составе паремии не является обязательным условием для связи её с определённым концептом (Савенкова 2003: 260).
Материалом для исследования паремиологического представления о языке в русском языке послужили словари пословиц и поговорок русского языка В.И. Даля (Даль 1994), В.П. Жукова (Жуков 1991), В.П. Аникина (Аникин 1988) и М.И. Михельсона (Михельсон 1997), а также другие источники (Мокиенко 1999; ФКГ). Корпус исследуемого паремиологического материала составил 93 паремии.
Основные суждения о языке, выраженные в русском паремиологическом фонде, могут быть сведены к 4-м общим логемам:
1.Речевая деятельность играет важную роль в жизни человека (41 паремия, 44 %).
2.Речь имеет меньшую ценность по сравнению с практической деятельностью (35 паремий, 37,7 %).
.Язык как орган речи является автономным органом (15 паремий, 16,1 %).
.Язык как орган речи подчинён человеку (2 паремии, 2,2 %).
Общие логемы 1 и 2 в свою очередь представлены группами частных логем.
В то же время все паремии, имеющие отношение к концепту «язык», могут быть рассмотрены в следующих аспектах:
. Роль языка в жизни человека.
. Отношения между говорением и практической деятельностью.
. Статус языка как органа речи по отношению к человеку.
Аспект «Роль языка в жизни человека» реализуется в логеме 1 «Речевая деятельность играет важную роль в жизни человека». В ней можно выделить логемы низшего порядка 1.1 «Язык обладает высокой ценностью», 1.2 «Язык обладает могуществом» и 1.3 «Язык является источником опасности».
Логема 1.1 «Язык обладает высокой ценностью» представлена одной паремией Язык телу якорь. Здесь язык представлен как важный орган, дополняющий тело.
Логема 1.2 «Язык могущественен» объединяет паремии, описывающие язык как орган речи и речь в общем как мощный инструмент влияния на окружающий мир (Язык царствами ворочает) и людей (Язык - стяг, дружину водит; Ласковое слово и кость ломит). Могущество языка подчёркивается в сопоставлении с малыми размерами анатомического языка как органа речи: Язык мал, великим человеком ворочает; Мал язык - горами качает; Мал язык, да всем телом владеет.
Логема 1.3 «Язык является источником опасности» содержит две логемы низшего уровня: 1.3.1 «Язык является источником опасности для говорящего» и 1.3.2 «Язык является источником опасности для окружающих».
В свою очередь, в логеме 1.3.1 можно выделить две частные логемы 1.3.1.1 «Говорение приводит к отрицательным результатам для говорящего» и 1.3.1.2 «Говорение приводит как к положительным, так и отрицательным результатам для говорящего».
В паремиях частной логемы 1.3.1.1 говорится о «враждебности» языка (До чего язык не договорится! Языце, супостате, губителю мой!; Свой язык - первый супостат; Язык до добра не доведёт; Язык доведёт до кабака), в частности, о потенциальной опасности для говорящего выдать себя при помощи языка (Никто бы про тебя не знал, когда б сам не сболтал; Сама скажет сорока, где гнездо свила; Птица поёт - сама себя продаёт; Всякая сорока от своего языка гибнет). Неосторожное слово может повлечь за собой серьёзные негативные последствия: Лучше ногою запнуться, нежели языком. Кто говорит, что хочет, сам услышит, чего и не хочет; Говоря про чужих, услышишь и про своих; От одного слова - да на век ссора; Худое слово доведёт до дела; За худые слова слетит и голова. Следует следить за языком также и потому, что результат говорения необратим: Слово не воробей: вылетит - не поймаешь; Коня на вожжах удержишь, а слова с языка не воротишь.
В паремиях частной логемы 1.3.1.2 говорится о двойственности языка, как о положительных, так и об отрицательных последствиях говорения, при этом акцент делается на отрицательных последствиях: Язык голову кормит (он же и до побоев доводит); Язык поит и кормит, и спину порет; Язык хлебом кормит и дело портит; Язык до Киева доведёт и до кия.
Логема 1.3.2 «Язык является источником опасности для окружающих» содержит паремии, описывающие опасность говорения для его объектов: Не ножа бойся, языка. При этом язык может действовать как оружие: Бритва скребёт, а слово режет; Он зубаст, он остёр на язык; У него язык как бритва; Слово не стрела, а пуще стрелы (а разит); Слово не стрела, а сердце сквозит (язвит); Слово не обух, а от него люди гибнут. Подчёркивается, что действие языка неотвратимо: От языка не уйдешь; Язык везде достанет; Бабий язык, куда не завались, достанет.
Часто высказанное при помощи языка утверждения расходятся с реальностью: На словах, что на гуслях, а на деле, что на балалайке; На словах, что на санях, а на деле, что на копыле; По разговорам всюды (годится), а по делам никуды, поэтому верить на слово всему не следует: Не всё то верится, что говорится. Данные паремии объединяются в логему 1.4 «Речь может являться инструментом обмана».
Логема 1.5 «Незнание языка приводит к отрицательным последствиям» представлена пословицей Горе в чужой земле безъязыкому.
Аспект 2 реализуется в логеме 2 «Речевая деятельность имеет меньшую ценность по сравнению с практической». Паремии этой логемы реализуют сравнение говорения с практической деятельностью в пользу последней (Меньше говори, да больше делай!; Кто мало говорит, тот больше делает; Кто много говорит, тот мало делает; Не спеши языком, торопись делом; Языком не торопись, а делом не ленись; Не та хозяйка, которая говорит, а та, которая щи варит). Говорение представляется как нечто бесполезное и потому малоценное: На язык нет пошлины; Со вранья пошлины не берут.
В паремиях частной логемы 2.1 «При помощи только говорения невозможно добиться практического результата» утверждается, что говорение бесполезно там, где требуется деятельность физическая (Языком капусты не шинкуют; Языком и лаптя не сплетёшь; Кто языком штурмует, не много навоюет; Горлом не возьмёшь; Горлом изба не рубится (дело не спорится); Плети лапти не языком, а кочадыком!; Языком масла не собьёшь; Сколько не говорить, а с разговору сытым не быть; Есть что слушать, да нечего кушать). Отрицается причинно-следственная связь между высказанным утверждением о событии и самим событием в материальном мире: От слова не сбудется (не станется, не прикинется), подчёркивается неспособность при помощи одного только говорения добиться желаемых результатов: Словом человека не убьёшь; Слово не обух, в лоб не бьёт; Словом не перелобанишь; Сколько не говорить, а с разговору сытым не быть; Не всё то делается (творится), что говорится; Все мы говорим, да не по говореному выходит.
В ряде паремий наблюдается оппозиция «язык - руки», символически отражающая здесь более абстрактную оппозицию «говорение - физическая деятельность»: Языком болтай (играй), а рукам воли не давай; Языком, как хошь, а руками не трожь; Языком хоть ноги лижи, а руки покороче держи; Языком и шипи, и щёлкай, а руку за пазухой держи.
В паремиях логемы 2.2 «Хорошее владение языком несовместимо с навыками практической деятельности» отражается убеждение в том, что умение хорошо говорить является специфическим навыком, несовместимым с навыками практической деятельности: Рассказчики не годятся в приказчики; Хороший рассказчик - плохой приказчик.
В логему 2.3 «Говорение легче практической деятельности» могут быть объединены следующие паремии: Скоро то говорится, а не скоро делается; Скоро сказано, кабы да сделано; Всё скоро сказывается, да не всё скоро делается; Из лука - не мы, из пищали - не мы, а зубы поскалить, язык почесать - против нас не сыскать.
Логема 2.4 «Результат говорения ценится выше результата практической деятельности» реализуется паремией Не пройми копьём, пройми языком!. Так как говорение малоэффективно, то результат, достигнутый с его помощью, обретает бóльшую ценность.
Аспект «Статус языка как органа речи по отношению к человеку» реализуется в логеме 3 «Язык как орган речи является автономным органом». В паремиях, объединяемых этой логемой, языку как органу речи приписывается автономность от человека. Язык обладает способностью говорить сам, без санкции сознания (Язык языку весть подаёт), при этом в паремиях описываются оппозиции «язык - голова» (Язык лепечет, а голова не ведает; Язык болтает, а голова не знает; Язык языку ответ даёт, а голова смекает) и «язык - ум» (Язык наперёд ума рыщет). Эта способность говорить является неотъемлемой функцией языка: Язык без костей - мелет; Язык - балаболка; Язык мягок: что хочет, то и лопочет (чего не хочет, и то лопочет); Что знает, все скажет, - и чего не знает, и то скажет (о языке); Язык блудлив, что коза. При этом язык болтлив и способен говорить на любые темы: Язык, что вехотка: всё подтирает; Язык - жернов: мелет, что на него ни попало; Бабий язык - чёртово помело; Язык ворочается, говорить хочется; Язык без костей, во все стороны ворочается.
Наряду с представлением об автономности языка в паремиях реализуется и противоположное суждение о языковой деятельности как о функции сознания (логема 4 «Язык как органе речи принадлежит человеку»): Никто за язык не тянет; Врать - своя неволя (охота).
Итоги анализа русских паремий, относящихся к концепту «язык», представлены в таблице 1.
Таблица 1
Концепт «язык» в русской паремиологии
№ЛогемаКол-во паремий1231Речевая деятельность играет важную роль в жизни человека411.1Язык обладает большой ценностью11.2Язык обладает могуществом71.3Язык является источником опасности281.3.1Язык является источником опасности для говорящего181.3.1.1Говорение приводит к отрицательным последствиям для говорящего141.3.1.2Говорение приводит как к положительным, так и отрицательным последствиям для говорящего 41.3.2Язык является источником опасности для окружающих101.4Речь может являться инструментом обмана41.5Незнание языка приводит к отрицательным последствиям12Речь имеет меньшую ценность по сравнению с практической деятельностью27+8*2.1При помощи только говорения невозможно добиться практического результата192.2Хорошее владение языком несовместимо с навыками практической деятельности22.3Говорение легче практической деятельности32.4Результат говорения ценится выше результата практической деятельности 13Язык как орган речи является автономным органом154Язык как орган речи подчинён человеку2
Из 93-х исследованных паремий 50 (55 %) содержат сигнальную лексему язык. Как правило, лексема язык и её синоним горло в исследуемых паремиях указывает на орган речи, через функционирование которого описывается речевая деятельность, что характерно также и для множества устойчивых словосочетаний типа длинный язык, держать язык за зубами и т.п. (см.: Левонтина 2000: 283).
В паремиологическом представлении язык как орган речи полностью «отвечает» за процесс говорения. В пословице Горе в чужой земле безъязыкому не знающий языка уподобляется немому, незнание языка лексически выражается так же, как и отсутствие анатомического языка. Это также единственная паремия, в которой семантика корня язык-/языч- отсылает к пониманию языка как идиоэтнической коммуникативной системы.
Говорение лексически обозначается при помощи глаголов говорить (14 паремий), сказать (4 паремии), болтать (3 паремии), врать (1 паремия), петь (1 паремия).
Результат говорения выражается при помощи лексем слово (15 паремий), разговор (1 паремия), враньё (1 паремия). Может быть отмечено два случая указания на говорение через описание особенностей языкового поведения человека (употребление лексемы рассказчик).
В русских паремиях речевая деятельность имеет гендерную маркированность - женщинам приписывается болтливость: Бабий язык, куда не завались, достанет; Бабий язык - чёртово помело.
В паремиях язык как орган речи и сама речь выступает как могущественный инструмент воздействия на окружающий мир, обладающий высокой ценностью (логема 1). Вместе с тем, его деятельность зачастую малоэффективна, особенно по сравнению с практической деятельностью (логема 2). Анатомический язык как орган речи может выходить из повиновения и говорить самостоятельно, причём болтливость является его неотъемлемым качеством (логема 3). Но вместе с тем распоряжается языком человеческое сознание (логема 4).
Материалом для исследования паремиологического представления концепта «язык» в английском языке послужили словари пословиц Р. Фергюссон (Fergusson 1995), Дж.Л. Апперсона (Apperson 1993), а также «Краткий оксфордский словарь пословиц» (CODP). Корпус исследуемого паремиологического материала составил 66 паремий.
Основные суждения о языке, выраженные в английском паремиологическом фонде, могут быть сведены к 2-м общим логемам. В исследуемом материале эти логемы таковы:
1.Речевая деятельность играет важную роль в жизни человека (38 паремий, 57,6 %).
2.Речь имеет меньшую ценность по сравнению с практической деятельностью (28 паремий, 42,4%).
Рассмотрим логему 1 «Язык играет важную роль в жизни человека». В принадлежащей этой логеме пословице The tongue is the rudder of our ship язык как орган речи признаётся направляющей силой в жизни.
В логеме 1 можно выделить логемы низшего порядка 1.1 «Язык является инструментом достижения жизненных целей», 1.2 «Язык является источником опасности», 1.3 «Говорение является эффективным инструментом эмоционального воздействия», 1.4 «Хорошее владение языком означает умение хорошо сражаться», 1.5 «Язык выражает мысли человека» и 1.6 «Язык должен быть понятен всем участникам коммуникации».
В логеме 1.1 «Язык является инструментом достижения жизненных целей» можно выделить две логемы низшего порядка: 1.1.1 «Без владения языком невозможно добиться чего-либо» и 1.1.2 «Хорошее владение языком способствует достижению жизненных целей»
В паремиях логемы 1.1.1 содержатся мысли о том, что без использования речи невозможно достигнуть чего-либо в жизни (The lame tongue gets nothing; Dumb men get no lands).
При этом паремии логемы 1.1.2 утверждают, что, в свою очередь, использование речи помогает в жизненных достижениях (Spare to speak and spare to speed; Speak and speed, ask and have; The squeaking wheel gets the grease).
Логему 1.2 можно разбить на частные логемы 1.2.1 «Язык опасен для окружающих» и 1.2.2 «Язык опасен для говорящего».
В паремиях, относимых к логеме 1.2.1, встречается прямое утверждение о том, что язык является оружием: A good tongue is a good weapon; Words cut more than swords; A womans sword is her tongue, and she does not let it rust. Язык может ядовито жалить (The tongue stings; The tongue is more venomous than a serpents sting; There is no venom to that of the tongue), наносить удары при помощи слов (Words are but wind, but blows unkind; Words may pass, but blows fall heavy), доводить до увечий и даже смерти (The tongue breaks bone, and herself has none; The tongue is not steel, yet it cuts; Under the tongue men are crushed to death).
Как язык является потенциальным источником опасности для окружающих, так является он им и для самого говорящего, поэтому в паремиях логемы 1.2.2 содержится призыв быть осторожнее в высказываниях во избежание отрицательных последствий (He that strikes with his tongue, must ward with his head; Words bind men; A bleating sheep loses her bit; Let not your tongue run at rover; Let not thy tongue run away with thy brains; Better the foot slip than the tongue; Birds are entailed by their feet, and men by their tongues; Ox is taken by the horns, and a man by his tongue; The tongue talks at the heads cost; Little can a long tongue lein). Результат говорения невозможно изменить: A word and a stone let go cannot be called back.
В состав логемы 1.3 «Говорение является эффективным инструментом эмоционального воздействия» входят три паремии. В пословицах The voice is the best music и Good words cost nothing and are worth much утверждается безусловная ценность говорения, а в пословице Good words cool more than cold water выражен приоритет говорения над неязыковыми средствами.
Логема 1.4 «Хорошее владение языком означает умение хорошо сражаться» представлена пословицей He that speaks well, fights well.
Логема 1.5 «Язык отражает мысли человека» представлена паремиями What the heart thinks, the tongue speaks и Speech is the picture of the mind.
В роли инструмента коммуникации язык выступает в паремии That is not good language which all understand not (логема 1.6 «Речь должна быть понятна всем участникам коммуникации»). Идиоэтничность языка как системы коммуникации здесь выражена имплицитно.
Логема 1.7 «Язык помогает скрывать истинные намерения» объединяет паремии A honey tongue, a heart of gall и Fine words dress ill deeds.
Логема 1.8 «Язык трудно сдерживать» представлена единственной паремией He knows much who knows how to hold his tongue.
В английской паремиологии может быть выделен пласт паремий, характеризующий пренебрежительное отношение к говорению и объединяющийся логемой 2 «Речь имеет меньшую ценность по сравнению с практической деятельностью». В паремиях, принадлежащих к данной общей логеме, говорение рассматривается как процесс, с которого невозможно взять пошлину ввиду его малой ценности (Talking pays no toll), и как дешёвый товар (Talk is cheap). Высказывания, не подкреплённые делами, бесполезны: Good words without deeds are rushes and reeds.
Частной логемой общей логемы 2 является логема 2.1 «Говорение малоэффективно по сравнению с практической деятельностью». В этой группе паремий говорение сравнивается с практической деятельностью не в пользу говорения. Результаты практической деятельности наглядны и обладают большей ценностью (Actions speak louder than words; An ounce of practice is worth a pound of precept; Example is better than precept; Deeds will show themselves, and words will pass away). Практическая деятельность оценивается выше языковой: Doing is better than saying; It is better to do well than to say well; A little help is worth a deal of pity. Дыхание, используемое при процессе говорения, лучше использовать по-другому (Save your breath to cool your porridge).
Паремии логемы 2.2 «При помощи только говорения невозможно добиться практического результата» говорят о том, что говорение, в отличие от физической деятельности, не может навредить (Sticks and stones may break my bones, but words will never hurt me; Hard words break no bones); оно бесполезно в качестве платёжного средства (Talk is but talk; but tis money buys land; Words pay no debts), и оно не может заменить практическую деятельность либо материальные предметы (Fine (kind, soft) words butter no parsnips; Mere words will not fill a bushel; Fair words fill not the belly; Fair words will not make the pot play; He who gives fair words, feeds you with an empty spoon; Good words fill not a sack).
Паремия Easier said than done принадлежит логеме 2.2 «Говорение легче практической деятельности». К этой же логеме можно причислить паремии, в которых утверждается, что дела не всегда следуют за словами: There is great difference between word and deed; Saying and doing are two things; Saying is one thing, and doing another; From word to deed is a great space.
Логема 2.3 «Говорение несовместимо с практической деятельностью» объединяет паремии The greatest talkers are the least doers; Great barkers are no biters; Dogs that bark at distance bite not at hand.
Итоги анализа английских паремий, относящихся к концепту «язык», помещены в таблицу 2.
Таблица 2
Концепт «язык» в английской паремиологии
№ЛогемаКол-во паремий1231Язык играет важную роль в жизни человека37+1*1.1Язык является инструментом достижения жизненных целей51.1.1Без владения языком невозможно добиться чего-либо21.1.2Хорошее владение языком способствует достижению жизненных целей31.2Язык является источником опасности211.2.1Язык является источником опасности для окружающих91.2.2Язык является источником опасности для говорящего121.3Говорение является эффективным инструментом эмоционального воздействия31.4Хорошее владение языком означает умение хорошо сражаться11.5Язык отражает мысли человека21.6Речь должна быть понятна всем участникам коммуникации11.7Язык помогает скрывать истинные намерения21.8.Язык трудно сдерживать12Речь имеет меньшую ценность по сравнению с практической деятельностью26+2*2.1Говорение малоэффективно по сравнению с практической деятельностью82.2При помощи только говорения невозможно добиться практического результата102.3Говорение легче практической деятельности52.4Говорение несовместимо с практической деятельностью3
Лексически говорение выражается при помощи глаголов to say (5 паремий), to speak (4 паремии), to talk (1 паремия), и существительных speech (1 паремия), talk (2 паремии). Результат говорения выражается лексемами word (22 паремии), precept (2 паремии), pity (1 паремия), voice (1 паремия).
Метафорически говорение описывается при помощи глаголов to squeak (1 паремия) и to bleat (1 паремия). Использование дыхания при говорении положено в основу паремии Save your breath to cool your porridge.
Из 66 исследованных паремий 21 (31,9 %) содержат лексему tongue. Лексема tongue в этих паремиях, совершенно аналогично русской лексеме язык, указывает на орган речи, через функционирование которого описывается говорение.
Таким образом, в английской паремиологии язык представляется прежде всего через говорение и его результат, т.е. речь (64 из 66 паремий).
Способность говорить представлена только одной паремией Dumb men get no lands.
Единственный случай представления о языке как о идиоэтнической коммуникативной системе реализован в паремии That is not good language which all understand not.
Можно отметить гендерную маркированность речевой деятельности в английских паремиях: женщинам приписывается болтливость и использование языка в качестве оружия (A womans sword is her tongue, and she does not let it rust; A womans tongue wags like a lambs tail; Women are great talkers; Women will say anything; A sieve will hold water better than a womans mouth a secret).
В английских паремиях язык как орган речи выступает как могущественный инструмент воздействия на окружающий мир, обладающий высокой ценностью (логема 1). Вместе с тем, его деятельность зачастую малоэффективна, особенно по сравнению с практической деятельностью (логема 2).
В английских паремиях функции языка как инструмента сводятся прежде всего к приобретению материальных ценностей (Dumb men get no lands; Speak and speed, ask and have), что отражается в логеме «Язык является инструментом достижения жизненных целей». Это свидетельствует об относительно большой значимости жизненных благ для английского языкового сознания, что коррелирует с данными этнопсихологии: «Деньги - кумир англичан. Ни у кого богатство не пользуется таким почётом. Каково бы не было общественное положение человека в Великобритании, …, он прежде всего - коммерсант. … Его первая забота всегда и везде - нажить как можно больше» (Сухарев-Сухарев 1997: 104); «Поражает неистовая одержимость, с которой американцы работают, т.е. делают деньги» (Крысько 2002: 193). Русские же намного более независимы от наличия денег и материальной собственности (см.: Жельвис 2002: 18-19; Кочетков 2002: 92).
Представление об автономности, самостоятельности языка, очевидно, присуще английскому языковому сознанию в слабой степени. Несмотря на то, что язык обладает некоторой свободой воли, которая может быть фатальной для человека (The tongue talks at the heads cost; Little can a long tongue lein), у человека присутствует возможность контролировать процесс говорения (Let not your tongue run at rover; Let not thy tongue run away with thy brains). Это также соответствует этнопсихологическим наблюдениям: англичане жестко контролируют страсти своего темперамента, и английские традиции предписывают сдержанность в словах (Майол-Милстед 2001: 12-13; Сухарев-Сухарев 1997: 101, 109).
Таким образом, представления о языке в русской и в английской паремиологии практически полностью сводятся к проявлению языка в речи, к говорению и его результату. Паремиям присущ взгляд на язык как явление, а не как сущность - т.е. на конкретное, а не абстрактное.
Для английской паремиологии характерно гораздо менее отчетливое по сравнению с русским представление о языке как об автономном, независимом органе, наделённом определёнными качествами, что проявляется в значительно меньшем количестве паремий, в которых язык характеризуется подобным образом. Одновременно анализ английских паремий позволяют сделать вывод о бóльшей значимости материальных благ для английского языкового сознания, что коррелирует с данными этнопсихологии.
3.1.3 Оценка и оценочные коннотации
Существует два типа аксиологических суждений, представленных в языке: общеоценочный и частнооценочный. Первый тип реализуется прилагательными хороший и плохой, а также их синонимами (прекрасный, превосходный, дурной, худой и др.) с разными стилистическими и экспрессивными оттенками. Эти прилагательные выражают холистическую оценку, подводящую аксиологический итог плюсов и минусов объекта. Второй тип представлен суждениями, дающими оценку одному из аспектов объекта с определенной точки зрения (см.: Арутюнова 1988: 75; Воркачёв и др. 1997: 244).
Под коннотацией понимается «семантическая сущность, узуально или окказионально входящую в семантику языковых единиц и выражающую эмотивно-оценочное и стилистически маркированное отношение субъекта речи к действительности при ее обозначении в высказывании, которое получает на основе этой информации экспрессивный эффект» (Телия 1986: 6). Как экспрессивно маркированный компонент семантики коннотация является продуктом оценочного восприятия и отображения действительности в процессах номинации (Телия 1986: 21). Как указывает В.В. Красных, концепту свойственно включать в себя определённые коннотации (Красных 2002: 185).
Существование оценки языка, равно как и оценочных коннотаций его имени, в ЯС не вызывает сомнения: «пользователь языка непременно стремится оценить качества известных и малоизвестных ему языков» (Кашкин 2002: 28). При этом, как правило, оценка относится к конкретным этническим языкам, а не к «языку вообще» (см., напр.: Стернин 2002; Тавдгиридзе 2004; Хайров 1995).
Как показывает анализ русского паремиологического фонда, удельный вес общеоценочных аксиологических суждений о языке/речи в нём довольно мал. Они представлены следующими пословицами: Хороша верёвка длинная, а речь короткая; Недолгая речь хороша, а долгая - поволока; Короткую речь слушать хорошо, под долгую речь думать хорошо. Во всех из них положительная холистическая оценка даётся короткой речи и положительно маркируется немногословие.
Среди пословиц о языке можно выделить группу пословиц, реализующих ценностное сравнение и являющихся общими суждениями о предпочитаемости: они сопоставляют конфликтующие ситуации и содержат рекомендации выбора в условиях развилки (см.: Арутюнова 1999: 246-247).
Презумпцией ценностных суждений является положение о том, что хорошее предпочитается плохому. Все категории, оценивающиеся положительно, предпочитаются категориям, оценивающимся отрицательно. Одним из следствий этого является то, что предпочтение отдается количественному превосходству (больше лучше, чем меньше), но в то же время стремление к умножению благ ограничено чувством меры (Арутюнова 1999: 257). В части пословиц о многословии реализуется представление о том, что большое количество имеет тенденцию переходить в плохое качество: Чем завираться, лучше молча почесаться; Лучше не договорить, чем переговорить; Лучше не досказать, чем пересказать; На что перевирать, лучше смолчать. Здесь отдаётся предпочтение молчанию при сравнении его с многословием. К этому же классу суждений относится пословица Лучше ногою запнуться, нежели языком. В ней отражено убеждение в высокой ценности правильного речевого поведения.
В части пословиц вводятся дополнительные ценностные признаки, снижающие ценность хорошего и улучшающие плохое, при этом встречается также инверсия аксиологических отношений: Доброе молчанье лучше худого ворчанья. Здесь молчание само по себе оценивается отрицательно, и только «улучшенное», качественно превосходящее молчание становится способным быть оцененным выше «худого» разговора.
Основную массу паремиологического фонда занимают пословицы, не содержащие холистической оценки в явном виде, но несущие вместе с тем определённые оценочные коннотации холистического плана - позитивные либо негативные. В связи с этим представляется целесообразным разделить множество пословиц, содержащих оценочные коннотации данного типа, на две категории: первую составят пословицы с позитивными коннотациями, относящимися к языку, вторую - с негативными.
Позитивные коннотации присутствуют в пословицах, в которых отмечается сила, с которой язык воздействует на человека, могущество языка: Язык телу якорь; Язык с богом беседует; Язык - стяг, дружину водит; Язык царствами ворочает.
В данной категории также присутствуют пословицы с положительной оценкой речевой деятельности, соответствующей ситуации (Чьё правое дело - говори смело; За правое дело говори смело; На великое дело - великое слово), либо речевой деятельности с содержанием, воспринимаемым положительно (Умные речи приятно и слушать; Доброе слово и кошке приятно; Ласковое слово и кость ломит).
В категории с негативными коннотациями языка в первую очередь можно выделить суждения с коннотацией собственно языка как органа речи. Присутствующая в них негативная коннотация обосновывается представлением языка в качестве автономного органа, действующего независимо от разума, опережающего его: Язык враг: прежде ума глаголет; До чего язык не договорится! Языце, супостате, губителю мой!; Язык до добра не доведёт; Уши - благодать божия, язык - проклятие; Свой язык - первый супостат; Язык лепечет, а голова не ведает; Язык болтает, а голова не знает; Язык наперёд ума рыщет; Язык мягок: что хочет, то и лопочет (чего не хочет, и то лопочет); Язык, что вехотка: всё подтирает; Язык - жернов: мелет, что на него ни попало. В этой группе пословиц представлены символические оппозиции язык - ум и язык - голова, где лексемы ум и голова указывают на человека - субъекта речевой деятельности.
В части пословиц подчёркивается могущество языка, и именно оно служит источником негативной коннотации - языка следует опасаться: От языка не уйдешь; Язык везде достанет; Не ножа бойся, языка; Слово не стрела, а пуще стрелы (а разит); Слово не стрела, а сердце сквозит (язвит); Слово не обух, а от него люди гибнут; Бритва скребёт, а слово режет.
Другие пословицы этой категории представляют собой императивные немотивированные высказывания, в которых оценка даётся на фоне какого-либо вида человеческой деятельности, в основном процесса принятия пищи: Зёрна мели, а много (а лишнего) не ври!; Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами!; Ешь больше, а говори меньше!; Ешь калачи, да поменьше лепечи!; Щи хлебай, да поменьше бай!; Ешь капусту, да не мели попусту!. Здесь негативная коннотация относится к многословию, как и в пословице Много баять не подобает.
В этой же группе представлены пословицы, в которых многословию даётся отрицательная оценка по причине отрицательных его последствий - потенциальной возможности сказать то, что не следует: Больше говорить - больше согрешить; Меньше говорить - меньше греха; Меньше врётся - спокойнее живётся; Кто меньше толкует, тот меньше тоскует; Лишнее говорить - себе вредить; Лишнее слово в досаду (во грех, во стыд) вводит; За кукушку (пустословие) бьют в макушку.
В других пословицах негативные коннотации относятся к возможной передаче информации, не предназначенной для других, посредством речи (Не всё сказывай, что поминается; Не всякому слуху верь, не всякую правду сказывай; Не всё мели (ври), что помнишь; Не всякую речь (правду) сказывай!; Много знай, да мало бай!), а также к несдержанности в словах (Говоря про чужих, услышишь и про своих; Кто говорит, что хочет, сам услышит, чего и не хочет; Худое слово доведёт до дела; За худые слова слетит и голова).
В части пословиц присутствует оппозиция говорить-слушать, при этом слушание маркировано положительно, а речь - отрицательно: Поменьше говори, побольше услышишь; Меньше бы говорил, да больше бы слушал; Кто говорит, тот сеет; кто слушает - собирает (пожинает). Присутствует и оппозиция говорить-делать: Меньше говори, да больше делай!; Не спеши языком, торопись делом; Языком не торопись, а делом не ленись; Кто мало говорит, тот больше делает; Кто много говорит, тот мало делает. Здесь подчёркивается бóльшая важность процесса физической деятельности по сравнению с речью.
К этой же категории можно отнести пословицы, выражающие положительную оценку молчания: И глух, и нем - греха не веем; Молча легче; Не стыдно молчать, коли нечего сказать. Присутствует неявное сравнение молчания и речи в пользу молчания: Молчанье - золотое словечко; Сказанное словечко - серебрянное, не сказанное - золотое; Сказано - серебро, не сказано - золото.
Значительная часть пословиц о языке и речи выражает утверждение, что высказывание о некотором событии и само это событие - понятия невзаимосвязанные; иными словами, в пословицах отрицается причинно-следственная связь между высказанным утверждением о событии и самим проявлением этого события в материальном мире: От слова не сбудется (не станется, не прикинется), Словом человека не убьёшь; Слово не обух, в лоб не бьёт; Словом не перелобанишь; Не всё то делается (творится), что говорится; Все мы говорим, да не по говореному выходит; Всё скоро сказывается, да не всё скоро делается; Скоро сказано, кабы да сделано; От приветливых слов язык не отсохнет.
Часто присутствует противопоставление акта речи и действия, при этом речи придается пренебрежительный оттенок; подчёркивается, что при помощи только языковой деятельности нет возможности совершить реальное действие: Языком капусты не шинкуют; Языком и лаптя не сплетёшь; Кто языком штурмует, не много навоюет; Горлом не возьмёшь; Горлом изба не рубится (дело не спорится); Плети лапти не языком, а кочадыком!; Не та хозяйка, которая говорит, а та, которая щи варит.
Также в части пословиц отражается убеждение, что умение хорошо говорить далеко не всегда совместимо с наличием реальных навыков физической деятельности: Рассказчики не годятся в приказчики; Хороший рассказчик - плохой приказчик; По разговорам всюды (годится), а по делам никуды; На словах, что на гуслях, а на деле, что на балалайке; На словах, что на санях, а на деле, что на копыле.
В паремиологическом фонде также представлены пословицы, дающие комплексную, двустороннюю оценку языка, и в них присутствуют коннотации обоего рода, как положительные, так и отрицательные: Язык голову кормит (он же и до побоев доводит); Язык поит и кормит, и спину порет; Язык хлебом кормит и дело портит; Язык до Киева доведёт и до кия. Однако негативная коннотация проявляется более отчётливо, что отражается в порядке слов в пословицах: часть высказывания, несущая негативную коннотацию, располагается в конце предложения.
В английской паремиологии не удаётся выявить общеоценочных аксиологических суждений, связанных с языком и речью.
К классу суждений о предпочитаемости относятся пословицы Better the foot slip than the tongue и It is better to play with the ears than the tongue. В них отражено убеждение в высокой ценности правильного речевого поведения.
В пословице Better say nothing, than not to the purpose вводятся дополнительные ценностные признаки, снижающие ценность хорошего и улучшающие плохое, при этом встречается также инверсия аксиологических отношений. Молчание само по себе оценивается отрицательно, но оно становится способным быть оцененным выше «плохого» разговора.
К этому же классу можно отнести пословицы Few words are best; No reply is best; Silence is a womans best garment. В них оценка лексически выражается при помощи прилагательного best «лучший». В данном случае сравнение является неявным; объект оценки выбирается из множества однородных объектов. В данных пословицах положительно оценивается немногословие (первая пословица) и молчание (вторая и третья пословицы).
Основную массу английских паремий, относящихся к языку и речи, составляют пословицы, не содержащие холистической оценки в явном виде, но несущие вместе с тем определённые оценочные коннотации холистического плана - позитивные либо негативные.
В английских пословицах язык как орган речи и сама речь высоко оценивается как инструмент приобретения жизненных благ: The lame tongue gets nothing; Dumb men get no lands; Spare to speak and spare to speed; Speak and speed, ask and have; The squeaking wheel gets the grease.
Также язык считается определяющей силой в жизни человека: The tongue is the rudder of our ship, а также своего рода оружием: A good tongue is a good weapon. Высоко оценивается эмоциональное воздействие речи на человека: Good words cool more than cold water.
Вместе с тем в английских паремиях подчёркивается могущество языка, и именно оно служит источником негативной коннотации - языка следует опасаться: Under the tongue men are crushed to death; The tongue breaks bone, and herself has none; The tongue stings; The tongue is more venomous than a serpents sting; There is no venom to that of the tongue; Words cut more than swords; Words are but wind, but blows unkind.
Также источником негативной коннотации служат приписываемые анатомическому языку как органу речи самостоятельность и болтливость: The tongue talks at the heads cost; Little can a long tongue lein.
Негативные коннотации также обусловлены убеждением о взаимосвязи между произнесёнными словами и событиями окружающего мира - о магической силе слова: Talk of the devil, and he is bound to appear; Never speak ill of the dead. Подобная связь является отражением мифологического сознания, в котором слово является не условным обозначением некоторого предмета, а его частью (Мечковская 1998: 42).
Отрицательные коннотации многословия в английских пословицах объясняется повышением вероятности присутствия в речи отрицательно оцениваемых лжи (In many words, a lie or two may escape; In many words, a truth goes by; He that talks much lies much) либо ошибки, неверной информации (He that talks much errs much), а также снижением «качества» речи (Flow of words is not always flow of wisdom).
Также внимание обращается на неэффективность деятельности словоохотливых людей (Great talkers fire too fast to take aim; The eternal talker neither hears nor learns), их неумение хранить тайны (Great talkers are like leaky pitchers, everything runs out of them). Также многословие является признаком никчемных (The talk of idle persons is never still), не умеющих правильно говорить (Many speak much who cannot speak well) и ленивых либо бросающих слова на ветер (The greatest talkers are the least doers; Great barkers are no biters) людей; и, наоборот, немногословие является признаком мудрости (Who knows most, speaks least).
Негативные коннотации также относятся к возможной передаче информации, не предназначенной для других, посредством речи (Tell not all you know, all you have, or all you can do; Whom we love best, for them we can say least). Немотивированное императивное суждение Say well or be still призывает к одобряемому речевому поведению.
В пословицах представлена оппозиция говорить-слушать, при этом слушание маркировано положительно, а говорение - отрицательно: Hear much, speak little; Keep your mouth shut and your ears open.
В английских пословицах также присутствуют негативные коннотации речи на фоне сравнения с физической деятельностью. Результат речевой деятельности не в состоянии утолить голод (Fair words fill not the belly; He who gives fair words, feeds you with an empty spoon), не может заменить физические действия (Fair words will not make the pot play) либо предметы (Good words fill not a sack), либо служить в качестве платёжного средства (Talk is but talk; but tis money buys land; Talking pays no toll). Речевая деятельность легче физической (Easier said than done), и ценится ниже (Save your breath to cool your porridge; Doing is better than saying; It is better to do well than to say well; A little help is worth a deal of pity; Good words without deeds are rushes and reeds). Результаты физической деятельности, в отличие от речевой, наглядны: Deeds will show themselves, and words will pass away.
Таким образом, представленные в паремиологических фондах двух языков паремии, имеющие отношение к концепту «язык», обладают как положительными, так и отрицательными коннотациями, при этом коннотация относится к языку как органу речи либо к говорению. Тем не менее, негативные коннотации присутствуют в гораздо большем количестве пословиц (позитивные коннотации присутствуют в 9 русских и 8 английских пословицах, негативные - в 74-х русских и 53-х английских, не считая группы русских пословиц с комплексной оценкой языка, отсутствующую в английском паремиологическом фонде). В обеих лингвокультурах отрицательная оценка даётся многословию, в целом положительная - молчанию. Во многих пословицах представлено пренебрежительное отношение к результатам говорения, особенно по сравнению с результатами практических действий. Вместе с тем подчёркивается могущество языка; присутствует вера в магическую силу слова. Заметим, что в пословицах представлены как позитивные, так и негативные коннотации, связанные с этим представлением.
В мотивации оценочных коннотаций в русской и английской паремиологии можно выделить этноспецифичные черты. Если в русских паремиях источником положительной коннотации языка как органа речи может служить сама его возможность влиять на окружающий мир и людей, то в английских паремиях положительно оценивается роль языка и речи как инструмента приобретения жизненных благ.
3.2 Образная составляющая
3.2.1. Образная составляющая в текстах
По С.Г. Воркачеву, образный компонент концепта составляют различные образные ассоциации, коннотативные и метафорические, которые окружают понятийное ядро концепта, как ядро кометы окружено газовым облаком. Он опредмечивает в языковом сознании когнитивные метафоры, через которые постигаются абстрактные сущности (Воркачёв 2002а: 83).
Образная составляющая концепта «язык» формируется когнитивными метафорами, основной из которых является, вероятно, перенос имени «язык» с артикуляционного органа на знаковую систему (Воркачев-Полиниченко 2003: 178).
В.П. Москвин выделяет следующие типы классификации метафор: семиотическую, структурную и функциональную (Москвин 1996). Рассмотрим метафоры языка, классифицированные в функциональном аспекте.
Н.Д. Арутюнова выделяет следующие типы функциональной языковой метафоры: 1) номинативная, состоящая в замене одного дескриптивного значения другим; 2) образная, рождающаяся вследствие перехода дескриптивного значения в предикатное; 3) когнитивная, возникающая в результате сдвига в сочетаемости предикатных слов; 4) генерализирующая метафора - конечный результат когнитивной метафоры, стирающая в лексическом значении слова границы между логическими порядками (Арутюнова 1999: 366).
Перенос названия с анатомического органа на коммуникативную знаковую систему является ярким, но единственным примером номинативной метафоры в обоих языках (язык, tongue, language).
Образная метафора языка, реализующаяся в синтаксически исходной предикативной модели n P n, является малопродуктивной: она отсутствует в исследованных русских текстах, в английском же языке она реализуется единичными примерами: Language is nothing more than a weapon to you and, thus, you test my armor (Herbert 1969), I operate a machine called language (ibid.). Очевидно, образные метафоры языка как знаковой системы являются неологическими, авторскими (см.: Москвин 1996: 107).
Анализ когнитивных метафор языка в русских и англоязычных текстах, проведённый согласно семиотической классификации по вспомогательному субъекту сравнения, выявил наличие следующих типов семантического переноса: пространственной метафоры, реиморфной («вещной») метафоры и биоморфной (включая антропоморфную) метафоры (о классификации метафор по вспомогательному субъекту сравнения см.: Москвин 1996: 105-106).
В русских текстах наиболее частотна пространственная метафора языка (83% от всех случаев употребления когнитивных метафор языка). По словам Ю.С. Степанова, «нет ничего более естественного, как представлять себе язык в виде пространства или объёма, в котором люди формируют свои идеи» (Степанов 1985: 3). В русском языковом сознании язык представляется как пространство особого рода - хранилище (см.: Демьянков 2000: 202-203) букв, слов, выражений и образов: Японцы не имеют в своем языке буквы "л" и заменяют её буквой "р" (Новиков-Прибой 1985: 471); Вот уже сотни лет, как это слово в его военном смысле исчезло из нашего языка (Гуляковский 1995: 130); Только несколько слов в нашем языке осталось от этих племен (Толстой 1972а: 65); В русском языке для такой ситуации есть точное выражение: не по чину берешь (Суворов 2003: 340).
Язык как хранилище характеризуется по составу содержимого, может быть богатым или бедным: Например, у каждого народа Земли с подъемом культуры шло обогащение бытового языка, выражавшего чувства, описывающего видимый мир и внутренние переживания (Ефремов 1989б: 129).
Биоморфная метафора представлена незначительным числом употреблений (11%). Идиоэтнические языки представляются живыми либо мёртвыми: Он, алкая новых эзотерических знаний, жадно погрузился в собственно турецкие, иудейские, армянские, египетские, арамейские инкунабулы, а также и свитки на прочих мертвых и полумертвых языках, числом до десяти, которыми владел в совершенстве (Звягинцев 2004г: 326).
Антропоморфная метафора как подвид биоморфной используется при уподоблении языка человеку, наделению его собственной волей: Кормчие драккаров и более значительные викинги, офицеры на современном языке, получили от сеньора наделы первого класса, горды, корты, или курты, из каких слов французский язык сделал "кур"… (Иванов 1985: 442).
Реиморфная метафора, встречающаяся еще реже, чем биоморфная (6%), представлена «жидкостным» типом метафоры: Так, язык нового мира тончайшей материей вливался в сознание, и оно тяжелело (Толстой 1972а: 62). По языку можно путешествовать, как по морю или океану: Моряк неудержимо мчался фордевиндом по неизведанным безднам великорусского языка (Толстой 1972б: 220).
К реиморфной метафоре можно также отнести осмысление языка как барьера: Вот только непреодолимый барьер цветистого испанского языка словно провел невидимую черту между ним и этими людьми (Гуляковский 1995: 20).
К генерализирующей метафоре представляется оправданным отнести уподобление языка собственности: Горик не владел лапонским языком, как старожилы Нидароса (Иванов 1985: 325-326); Он отлично владел английским, немецким и французским языками (Новиков-Прибой 1985а: 57); Михаил Васильевич Паньков, редактор, писатель, работник Наркомпроса, знает Европу, владеет несколькими иностранными языками…(Островский 1985: 376). Генерализующая метафора стимулирует развитие возникновение полисемии (Арутюнова 1999: 366), и в данном случае новое, переносное лексическое значение, зафиксированное в словарях, получил глагол владеть.
Как и в русском языке, среди английских когнитивных метафор наиболее часто встречается пространственная: язык представляется хранилищем слов и выражений: Any word in the language (in principle this applied even to very abstract words such as IF or WHEN) could be used either as verb, noun, adjective, or adverb (Orwell 1949); In my language we have a word - ahimsa (Clarke 1982); It's a word from one of the old languages of my mother's people (Herbert 1978); Their language was full of such sayings (Anderson 1926).
Язык как коллекция слов и выражений характеризуется по своему составу: The little children, who could not speak English, murmured comments to each other in their rich old language (Cather 1918); The English language is the richest in the world, and yet somehow in moments when words count most we generally choose the wrong ones (Wodehouse 1920); Italian, though less elegant, is, for the purpose of writing, a richer language than French, and an even subtler; and the sound of it spoken is as superior to the sound of French as a violin's is to a flute's (Beerbohm 1920).
Частотность пространственной метафоры в английских текстах по сравнению с другими типами когнитивных метафор языка несколько ниже, чем частотность этого типа метафоры в русских текстах (63% по сравнению с 83% в русских текстах).
На втором месте по частоте употребления находится реиморфная метафора (20%). Язык может осмысляться как барьер или стена применительно к его роли в коммуникации: For the barrier of language is sometimes a blessed barrier, which only lets pass what is good (Forster 1905); The little Bulgarian spoke no English and little German. Between them was the wall of language (Rinehart 1914); I had been alone for almost a week, walled off from all but the most primitive communication by the barrier of language (Shaw 1975).
Как физическое тело, язык может излучать свет: Such is the fabric through which the light must shine, if shine it can - the light of all these languages, Chinese and Russian, Persian and Arabic, of symbols and figures, of history, of things that are known and things that are about to be known (Woolf 1923), а также наделяться размером: Their dreams, it would appear, ran wholly on little nations, little languages, little households, each self-supported on its little farm (Wells 1904).
Язык может уподобляться жидкости, окружающей человека: Seated between a little Bulgarian and a Jewish student from Galicia, she was almost immediately struggling in a sea of language, into which she struck out now and then tentatively, only to be again submerged (Rinehart 1914).
Ещё реже в английских текстах встречается биоморфная метафора (17%). Идиоэтнические языки представляются живыми либо мёртвыми: So it was I occupied my mind with the exact study of dead languages for seven long years (Wells 1911); The Tleilaxu had kept an ancient language not only alive but unchanged (Herbert 1984); At any rate I was just acquiring a taste for philosophy and the dead languages when my father died suddenly of a paralytic shock, and I had to set about earning a living (Buchan 1910).
Как и живые существа, языки могут рождаться: That language was born on the planet where Lazarus lived and died and lived (Herbert 1983); а также образовывать гибриды: I threatened the Sagoth leader with all sorts of dire reprisals; but when he heard me speak the hybrid language that is the medium of communication between his kind and the human race of the inner world he only grinned, as much as to say, "I thought so!" (Berroughs 1923).
Реже язык наделяется человеческими чертами - он может быть благородным: "You should read Spanish," he said. "It is a noble tongue." (Maugham 1917), он может приходить и уходить: Languages come and go (London 1909). Язык олицетворяется и в том случае, когда с ним борются: I got into the taxi and, after a short struggle with the German language, managed to make the driver understand that I wanted to be taken to a reasonably priced hotel (Shaw 1975).
Таким образом, можно констатировать отсутствие образного типа метафоры языка в исследованных русских текстах и присутствие её в англоязычных. Однако крайне малое количество выявленных образных метафор в англоязычных текстах не позволяет отметить этот факт как этноспецифически значимый.
Как в русских, так и в англоамериканских текстах представлены пространственная, реиморфная и биоморфная (включая антропоморфную) виды когнитивной метафоры языка, классифицированные по вспомогательному субъекту сравнения, при этом англоязычные тексты демонстрируют большее разнообразие метафор. В обоих языках первое место по частотности занимает пространственная метафора - представление о языке как о хранилище слов и выражений. В общем виде частотное распределение типов метафор различно: в английском языке на втором месте находится реиморфная метафора, а в русском - биоморфная. Однако разница между частотой употребления этих типов метафор не является значительной, что не даёт возможности определить различия в частотном распределении типов метафор как проявление этноспецифики.
3.2.2 Образная составляющая в паремиологии
Главной особенностью паремиологического представления образного компонента концепта «язык» является сфокусированность представлений на анатомическом языке как органе речи.
В русской паремиологии наиболее часто встречается персонификация анатомического языка. Язык представляется автономным органом, обладающим собственным сознанием: Язык поит и кормит, и спину порет; Язык хлебом кормит и дело портит; Язык до Киева доведёт и до кия; Язык доведёт до кабака; Свой язык - первый супостат; Язык до добра не доведёт. В части пословиц противопоставляются язык и голова, символизирующая здесь собственно человеческую личность (Язык голову кормит (он же и до побоев доводит); Язык лепечет, а голова не ведает; Язык болтает, а голова не знает; Язык языку ответ даёт, а голова смекает), а также язык как орудие речи и ум как орудие мысли (Язык наперёд ума рыщет). Неотъемлемым качеством языка как субъекта является болтливость: Язык языку весть подаёт; Язык без костей - мелет; Язык - балаболка; Язык мягок: что хочет, то и лопочет (чего не хочет, и то лопочет); Что знает, все скажет, - и чего не знает, и то скажет (о языке); Язык блудлив, что коза; Язык, что вехотка: всё подтирает; Язык - жернов: мелет, что на него ни попало; Бабий язык - чёртово помело; Язык ворочается, говорить хочется; Язык без костей, во все стороны ворочается; До чего язык не договорится!
Действие языка неотвратимо: От языка не уйдешь; Язык везде достанет; Бабий язык, куда не завались, достанет.
Иногда можно наблюдать своего рода смысловую инверсию - не язык ворочается во рту человека, а язык «ворочает» человеком: Язык мал, великим человеком ворочает. Здесь язык не только автономен, но и приобретает власть над говорящим. В аналогичных пословицах подчёркивается могущество языка: Мал язык - горами качает; Мал язык, да всем телом владеет; Язык царствами ворочает. Язык сравнивается со знаменем по силе своего воздействия на человека: Язык - стяг, дружину водит.
Языку как органу речи приписывается острота (Он зубаст, он остёр на язык; У него язык как бритва), откуда речевая деятельность может описываться как процесс резания (Бритва скребёт, а слово режет). Также присутствует сравнение языка с оружием: Не ножа бойся, языка.
В паремии Язык телу якорь язык прямо сравнивается с якорем, тем самым тело сравнивается с кораблём.
Говорение сравнивается с ходьбой, при этом язык выступает аналогом ноги: Лучше ногою запнуться, нежели языком.
На языке рождаются слова и уходят в пространство как материальные объекты, вернуть их невозможно: Коня на вожжах удержишь, а слова с языка не воротишь; Слово не воробей: вылетит - не поймаешь. Таким образом, речь наделяется качествами материи, что уже было отмечено исследователями: «наивная картина мира оперирует словами, как вещами» (Кашкин 2002: 21-22); «для русской традиции характерно материализованное восприятие слова» (Мазалова 2001: 57).
Язык как орган речи и сама речь представляются малоценным товаром: На язык нет пошлины; Со вранья пошлины не берут.
В английском паремиологическом фонде относительно большим числом паремий представлено сравнение языка с оружием: A good tongue is a good weapon. Женский язык уподобляется мечу: A womans sword is her tongue, and she does not let it rust. Уподобление языка оружию может описываться через его функции: He that strikes with his tongue, must ward with his head; The tongue breaks bone, and herself has none; Under the tongue men are crushed to death. Также языку приписывается способность жалить: The tongue stings; The tongue is more venomous than a serpents sting; There is no venom to that of the tongue и резать: The tongue is not steel, yet it cuts.
Представляется, что представленное в английской паремиологии сравнение языка с оружием имеет отношение к выявленной Дж. Лакоффом и М. Джонсоном метафоре ARGUMENT IS WAR «СПОР - ЭТО ВОЙНА» (Лакофф-Джонсон 1990: 387). Спор происходит при помощи языка, язык является одновременно средой и орудием спора.
Исходя из островного положения Англии и высокой занятости населения в области мореплавания, представляется естественным, что в английской паремиологии язык сравнивается с рулём корабля: The tongue is the rudder of our ship, при этом подчёркивается важная роль языка в жизни человека.
Реже представлена персонификация языка. Язык обладает свободной волей (Tongue talks at heads cost) и способен убежать от владельца: Let not your tongue run at rover; Let not thy tongue run away with thy brains. Вместе с тем во власти человека этого не допустить.
Таким образом, в английской и русской паремиологии представлено наделение языка как органа речи автономным сознанием и функциями оружия. В английской паремиологии количественно преобладают паремии с уподоблением языка оружию, а в русской - с персонификацией языка.
3.2.3 Образная составляющая во фразеологии
Как отмечает В.Н. Телия, «система образов, закрепленных в фразеологическом составе языка, служит своего рода «нишей» для кумуляции мировидения и так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной языковой общности, а потому может свидетельствовать о её культурно-национальном опыте и традициях» (Телия 1996: 215). Кроме того, национально-культурную специфику фразеологизмов обусловливает стереотипность, символичность или эталонность образного основания фразеологизмов (Телия 1996: 250).
Материалом для исследования представления о языке в русской фразеологии являются фразеологический словарь русского языка (ФСРЯ), а также толковые словари, содержащие фразеологизмы (БТСРЯ; Даль 2001; Ожегов 1960).
Образный компонента концепта «язык» представлен во фразеологии главным образом через персонификацию анатомического языка как органа речи.
Языку приписывается обладание некоторым сознанием, он склонен продуцировать речь в качестве своей имманентной функции, и ему можно дать возможность действовать самостоятельно (давать волю языку, распускать язык). Но во власти человека управлять своим языком: держать язык за зубами, держать язык на привязи, придерживать язык. Внешние обстоятельства (но не сам говорящий человек) могут развязывать язык либо связывать язык, могут заставлять язык произносить что-либо: тянуть за язык, черт дернул (меня) за язык.
Физическое состояние языка обуславливает желание говорить: язык чешется. Речь возникает от движений языка: болтать языком, трепать языком, молоть языком, бить языком, чесать языки, чесать языком, язык не поворачивается. Как отмечает В.М. Мокиенко, от частого употребления обороты болтать языком, трепать языком и молоть языком утратили второй компонент (Мокиенко 1999: 79).
Состояние языка сказывается на речи: язык заплетается, и, с другой стороны, что-либо выговариваемое с трудом причиняет неудобства языку: язык сломаешь. Чтобы прекратить говорить, нужно остановить язык, заставить его быть неподвижным: прикусить язык, наступить на язык. Язык отвечает за способность говорить вообще: язык отнялся, проглотить язык, отсохни (у меня) язык, язык прилип (присох) к гортани; отсюда пожелание болезни языка для прекращения речи: типун тебе на язык.
Особенности речевого поведения человека описываются через физические характеристики его языка. Чем длиннее язык у человека, тем он болтливее и разговорчивее: длинный язык, укоротить язык. У болтливых также язык без костей. Болтливый человек слаб на язык. Устройство языка сказывается на речевой деятельности: язык плохо (хорошо) подвешен (привешен). При описании особенностей речевого поведения приписываемые языку качества могут характеризовать как самого говорящего человека (остер на язык, злой на язык), так и его язык как генератор речи (острый язык, злой язык).
Во фразеологическом представлении слова и речь вообще образуются на языке и находятся на нём в момент говорения: попадать на язык кому-н., проситься на язык, приходить на язык кому-н., не сходить с языка, слова не идут с языка, вертеться на языке.
Таким образом, язык представляется относительно автономным говорящим субъектом.
Язык как этноспецифическая система коммуникации получает переносное значение в ФЕ общий язык и говорить на разных языках. Актуальным признаком в данном случае становится способность понимания друг друга коммуникантами, говорящими на одном идиоэтническом языке, отсюда смысл нахождения взаимопонимания в данных ФЕ. Тот же признак актуализируется в ФЕ говорить русским языком, т.е. говорить понятно.
Что касается оборота говорить на ломаном языке, то его связь с ФЕ язык сломаешь не представляется бесспорной: возможно, это калька с немецкого выражения gebrochene Sprache (см.: Левонтина 2000: 286). Данная ФЕ всегда употребляется для обозначения конкретного говорения и характеризует используемый в речи язык с позиций его нормативности, при этом его реифицируя.
Особенности речевого поведения характеризуются через использование говорящим слов (бросаться словами, играть словами, боек на слова, за словом в карман не лезет (ходит), владеть словом). Таким образом, слова как единицы речи и, следовательно, сама речь представляется материальными объектами.
Отмеченное восприятие речи как материи и слов как материальных объектов, с одной стороны, можно соотнести с представлением о магической функции речи (см.: Мечковская 1997: 41-44), так как «в традиционной народной культуре… слово магично по своей природе» (Никитина 2000: 560), а, по выражению Э. Сепира, «для нормального человека всякий опыт… пропитан вербализмом» (Сепир 1993б: 227-228), а с другой стороны - с древним индоевропейским синкретизмом значений «говорить» и «делать» (подробнее см.: Мечковская 2000а: 371-372). Как отмечает В.В. Колесов, «в устной народной культуре сказал - одновременно значит и «сделал, исполнил». Искусственное отсечение одного действия от другого грозит неисчислимыми бедами и немедленно отражается в мире» (Колесов 1999: 127).
Материалом для исследования представления о языке в английской фразеологии являются фразеологический словарь английского языка А. Кунина (Кунин 1967), а также английские толковые словари и словари паремий, в которые включены фразеологизмы (CODP; Apperson 1993; Fergusson 1983; WNCD; WNWD).
В английской фразеологии, как и в русской, может быть отмечена персонификация анатомического языка как органа речи.
Анатомический язык, представляемый как орган речи, персонифицируется; на него переносятся характеристика речевого поведения говорящего индивида: a bad (caustic, dangerous, wicked, уст. shrewd) tongue, keep a civil tongue at ones head.
Язык наделяется собственной волей; его неотъемлемое свойство и функция - говорить: если дать ему волю, результатом будет речь: loose somebodys tongue, give tongue / throw ones tongue. Свободный язык - болтливый язык (a loose tongue). Слова рождаются на языке и находятся на языке же в момент говорения: to be (to have it) at the tip of ones tongue, on the tongues of men. Речь возникает в результате движений языка (set tongues wagging, wag ones tongue, tongue-twister), и, чтобы молчать, нужно не давать ему двигаться: keep a still tongue at ones head, hold ones tongue, keep ones tongue between ones teeth, tie somebodys tongue, tongue-tied. Язык может отказаться говорить по собственной воле (his tongue failed him). Замолчать и лишиться языка - синонимы (lose ones tongue).
Болтливость говорящего отражается в физической характеристике длины его языка: a long tongue, ones tongue is too long for ones teeth, to have too much tongue и в «готовности» его языка к говорению: a ready tongue.
Язык как орган речи в зависимости от продуцируемой им речевой деятельности получает различные тактильные характеристики: он может быть грубым (a rough tongue), острым (a sharp tongue), гладким (a smooth tongue), елейным (an oily tongue) и даже серебряным (a silver tongue). Льстить - буквально значит умасливать язык (to oil ones tongue).
Языку приписывается способность кусать (a biting tongue), он может быть ядовитым (venomous), едким (caustic), горьким (bitter), что указывает на осмысление речи как обладающей этими свойствами физической субстанции.
У языка имеется шероховатая сторона (with the rough side of the tongue, give somebodys a lick with the rough side of ones tongue, give smb. the rough edge of one's tongue), которая используется для ругательств, брани и т.п.
Положение языка во рту может рассматриваться как признак определенного содержания речи: with the tongue in ones cheek, have (speak with / put) ones tongue in ones cheek.
Как и в русской фразеологии, язык как этноспецифическая система коммуникации получает переносное значение в ФЕ a common language: актуальным признаком становится способность понимания друг друга коммуникантами, говорящими на одном идиоэтническом языке, отсюда смысл нахождения взаимопонимания в данных ФЕ.
В ФЕ the mother tongue лексема обозначает язык как идиоэтническую коммуникативную систему через представление о родном языке как о языке, на котором говорит мать.
Таким образом, можно констатировать определенную идентичность паремиологических и фразеологических представлений о языке как органе речи. В английской и русской фразеологии, как и в паремиологии, анатомический язык персонифицируется и наделяется собственной волей. Его единственная функция и намерение - говорить, он является генератором речи. В зависимости от продуцируемой им речевой деятельности ему приписываются различные физические (главным образом тактильные) характеристики, причем они разнообразнее в английской фразеологии. Как правило, эти характеристики негативные.
Представления о языке в русской и в английской фразеологии практически полностью сводятся к языку как органу речи и говорению: в основной массе ФЕ идет речь именно об этом. Речь возникает от движений языка, и поэтому состояние языка сказывается на речи. Чтобы прекратить говорить, нужно остановить язык. Слова рождаются на языке и пребывают там непосредственно в момент говорения, а после этого уходят с языка в пространство. Характеристики речи переносятся на анатомический язык как орган речи, и речь осмысляется как обладающая определенными свойствами физическая субстанция, материя.
3.3 Значимостная составляющая
Лингвокультурный концепт обретает статус объекта лингвистического анализа именно благодаря значимостной составляющей, присутствие которой в семантике отделяет лингвокультурологическое понимание концепта от логического, математического и семиотического (Воркачев 2002а: 89). Природа лингвокультурного концепта предполагает его закрепленность за определенными вербальными средствами реализации, совокупность которых составляет план выражения соответствующего лексико-семантического поля.
Лексико-семантическое поле может быть определено как совокупность лексических единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений (см.: Кобозева 2000: 98-99; Кузнецов 1998б: 380). Лексико-семантическое поле как способ отражения концепта «характеризуется социальной, историко-генетической и индивидуальной обусловленностью, т. е. в значительной степени этноспецифично» (Караулов 1976: 270). Лексико-семантическое поле концепта строится вокруг доминанты (ядра), представленной именем концепта. Эта ключевая лексема занимает центр поля, и вокруг неё в ядре поля группируются лексемы, семемы которых равны архисеме поля. Другие лексемы, содержащие дифференциальную сему имени поля, могут быть отнесены к ближней, дальней или крайней периферии (см.: Попова-Хорошунова 2003).
Язык любой эпохи всегда заключает в себе момент диахронии: фактор времени по самому существу входит в язык (Смирницкий 1998: 7). Как отмечает К.Г. Красухин, исследование понятийных категорий, запечатленных в языке, всегда требует обращения к истории языка, и основным инструментом исследования концептов является диахронический анализ (Красухин 2000: 23). В «глоттогоническом» плане семантика языка достаточно неопределенна. Индоевропейское название языка восстанавливается в форме *dn?h?-, *dn?hu?- (Köbler 2000: 202) или *tn?(h)uH- (Гамкрелидзе-Иванов 1998, ч. II.1: 814). М.М. Маковский сближает его с и.-е. корнем *dheg- «гореть, жечь» и проводит подобные семантические параллели в индоевропейских языках: лат. dingua «язык» - и.-е. *dheg- «гореть, жечь», литовск. kalba «язык» - и.-е. *kel- «гореть, жечь»; нем. Sprache «язык» - англ. spark «искра», др.-англ. tunga - и.-е. *teg - «гореть»; англ. language «язык» - др.-англ. lieg «огонь», «язык пламени» (Маковский 1999: 188-189, 378).
Как отмечает Ю.С. Степанов, «внутренняя форма и этимология слова язык проливают мало света на первоначальный концепт, поскольку последний обозначен этим словом как «подставным», через табу - «лизун», «лижущий, черпающий, лакающий и т.п.» (Степанов 2001: 903). Однако контаминация с глаголом «лизать» отмечена только в латыни и балтийских языках. По мнению К.Г. Красухина, в основе индоевропейского названия языка, соотносимого с и.-е. *gheu- «звать» и «совершать возлияния», лежит идея обрядового возлияния, а имя языка как системы коммуникации производно от анатомического языка как органа речи (Красухин 2000: 41-42). Согласно Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванову, исходная форма слова уже сочетала значения «часть тела» и «орган речи» (Гамкрелидзе-Иванов 1998, ч. II.1: 814).
Общеславянское *jezykъ (восходящее к *?zyk с развитием начального j) является образованием с суффиксом -къ от *?zy «язык» (КЭСРЯ: 523-524). Как указывает П.Я. Черных, при допущении, что старшим значением слова могло быть «речь», можно предположить, что корень *jez- в этом слове имеет отношение к общеславянскому *ve-z-a-ti, с начальным v, вероятно, под влиянием общеславянского *vi-ti (Черных 1999, т. 2: 468). Корень *ez-, согласно А. Мейе, в начале слова должен был звучать *jez- (Мейе 2000: 68). Поэтому, по П.Я. Черных, можно полагать, что именно от этого корня (до вытеснения его вариантом с начальным v - *v-ez-) и было образовано общеславянское *jez-yk-ъ. В таком случае старшим значением этого слова на славянской почве было «речь», «то, что связывает людей, соединяет их в народ, племя», и просто «народ», «племя» (Черных 1999, т. 2: 468).
Как в русском, так и в английском языках понятие «язык» представлено несколькими лексемами: язык, речь, голос и слово в русском, language, tongue и speech - в английском.
Русское слово речь восходит к общеславянскому *recь и индоевропейскому корню *rek- (Черных 1999, т. 2: 114-115). Как указывает К.Г. Красухин, вероятно, по происхождению этот корень был звукоподражательным, и только позже появилось значение «говорить, изъясняться членораздельно» (Красухин 2000: 32).
Лексема слово унаследована из праславянского лексического фонда: праслав. *slovo, восходящее к и.-е. корню *kleu со значением «слышать» (Черных 1999, т. 2: 176), который производен от корня *kel- «звать», звукоподражательного по происхождению. Славянская лексема слово выступает как порождение двух основных актов речевого общения: говорения и слушания; слово - это нечто высказанное, звучащее и при этом требующее ответа (Красухин 2000: 26).
Лексема голос восходит к праслав. *gols из и.-е. *gol-so или *gal-so со звукоподражательным характером корня (ЭССЯ: 219-220).
Слово speech имеет своим источником ср.-англ. speche и др.-англ. spræc, spr?c, spæc, в свою очередь восходящие к германским формам *spr?k?, *spræk?, *spr?kj?, *sprækj? (Köbler 2003: 501) и индоевропейским *spereg-, *pereg-, *sper?g-, *per?g-, *spr?g-, *pr?g- с значением zucken, schnellen, streuen, sprengen, spitzen, изначально звукоподражательным (Köbler 2000: 1013).
Все лексемы, обозначающие язык как в русском, так и в английском языках, обладают многозначностью. Таким образом, концепт «язык» характеризуется высокой степенью номинативной диффузности. Существование отдельного концепта предполагают как для слова во всей совокупности его значений (Аскольдов 1997: 277-279), так и для каждого (основного) значения слова (Лихачев 1997: 281). В то же время В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин отмечают, что для языковой апелляции к любому лингвокультурному концепту («входа в концепт») существует множество способов при помощи языковых единиц разных уровней, в т. ч. морфем и словоформ, а в различных коммуникативных контекстах одна и та же единица языка может стать входом в различные концепты, в связи с чем отождествление концепта с отдельным словом или словозначением является нерелевантным (Карасик-Слышкин 2001: 76).
В случае многозначности имени культурного концепта значимостная составляющая последнего в синхронии описывается прежде всего через внутрипарадигматическую «равнозначность» и «разнозначность» лексико-семантических вариантов этого имени: отношения синонимии и омонимии в границах соответствующей словарной статьи (Воркачев 2002а: 90). Таким образом, значимостная составляющая концепта «язык» определяется внутрисистемным соотношением его имен и их частеречных реализаций (Воркачев-Полиниченко 2003: 178).
В истории русского языка глобальное понятие «язык» могло обозначаться словами ãëàñú (фиксируется в письменности с XIII по XVIII вв., см.: Макеева 2000: 99), ãîëîñú, ÿçûêú, ph÷ü и ñëîâî (Дегтев-Макеева 2000: 164). В проекции на лексическую систему современного русского языка концепт «язык» представлен лексемами язык, речь, голос и слово.
В древнерусском языке слово языкъ засвидетельствовано уже в первых памятниках русской письменности, в XI в. Оно имело те же значения, что и слово >çûêú в старославянском: «язык как орган человека или животного»; «язык, речь»; «народ, племя»; мн. «чужеземцы, иноплеменники, язычники» (СС: 807). Позднее к ним прибавились некоторые другие, и в результате слово обрело следующие значения (см.: Макеева 2000: 131-132): 1) «язык, орган человека или животного»; 2) «язык, речь» (мотивировка: то, что порождает язык как орган речи); 3) «народ, племя» (мотивировка: говорящие на одном языке); 4) «иноплеменники, язычники» (у формы мн.ч., мотивировка: говорящие на чужом языке); 5) «пленный, захваченный с целью получения сведений о неприятеле»; 6) «обвинитель, свидетель обвинения»; 7) «деталь колокола» (в дальнейшем наименование «язык» на основе сходства формы или функции с анатомическим языком получили многие предметы).
Согласно В.В. Колесову, в древнекиевскую эпоху языкъ в значениях «народ» и «страна» было книжным словом, очевидно, заимствованным из старославянского, и относилось к высокому стилю; значение «народ» получило распространение только после Батыева нашествия в связи с непосредственным контактом населения Руси с чужеродными массами людей (Колесов 2000: 141).
В исследованных лексикографических источниках (толковых и энциклопедических словарях русского языка) у лексемы язык выделяется от 7 (Ожегов 1960: 898) до 11 (Ожегов-Шведова 1998: 917) значений. Значения, отмечаемые словарями, таковы: 1) «орган в полости рта, являющийся органом вкуса, а у человека способствующий образованию звуков речи»; 2) «кушанье из языка животных»; 3) «любой предмет, напоминающий язык по форме - имеющий удлинённую, вытянутую форму»; в т.ч. конкретные предметы, напр.: «в колоколе: металлический стержень, производящий звон ударами о стенки» (Ожегов 1960: 898); 4) «человеческая система звуковых и словарно-грамматических средств, служащая для коммуникации»; 5) «индивидуальный либо коллективный стиль речи»; 6) «способность говорить»; 7) «речь»; 8) «семиотический феномен»: «то, что выражает, объясняет собой что-н.» (Ожегов 1960: 898; Ожегов-Шведова 1998: 917); 9) «система знаков любой (неязыковой) природы для передачи информации»; 10) «пленный информатор»; 11) «народ»; 12) «чужой народ» (БТСРЯ: 1531-1532; Даль 2001, т. 4: 1108-1109; Ожегов 1960: 898; Ожегов-Шведова 1998: 917; СЭС: 1566; СРЯ, т. 4: 780; Ушаков 2000, т. 4: 1455-1456).
В большинстве словарей присутствуют 3 словарные статьи, толкующие слово «язык»: таким образом, различаются его «анатомическое» (язык как орган во рту и его переносные значения), «лингвистическое» (язык как речь/стиль/система коммуникации) и «этническое» (язык как народ) понимание.
Очевидно, что под понятие человеческой семиотической системы подпадает только значение 4 - «человеческая система звуковых и словарно-грамматических средств, служащая для коммуникации». Оно встречается во всех исследованных лексикографических источниках и занимает в словарных статьях в среднем третье место.
Родовой признак языка в лексикографических определениях пяти источников из семи передается лексемой «система». В словаре Даля, самом старшем по времени составления, системность языка передана имплицитно: «словарь и природная грамматика; совокупность всех слов народа и верное их сочетанье, для передачи мыслей своих» (Даль 2001, т. 4: 1108). В Советском энциклопедическом словаре язык определяется как «важнейшее средство человеческого общения», но вместе с тем отмечается «системная организация единиц языка» (СЭС: 1566).
Во всех исследованных лексикографических источниках представлены родовой признак антропности, дефиниционный признак манифестации в речи и импликативный признак коммуникативности.
Дефиниционный признак этничности представлен в двух источниках (Даль 2001, т. 4: 1108; СЭС: 1566). Эволютивность языка как «исторически сложившейся системы» отмечается только в одном лексикографическом источнике (Ожегов-Шведова 1998: 917).
Что касается употребления лексемы в корпусе иллюстративных материалов, то можно отметить, что в русском языке довольно широко употребляется эллиптическая модель, при которой апелляция к концепту происходит при помощи только определения, указывающего на этничность, а лексема, номинирующая язык, опускается: - Ну и что же вы предлагаете? - Голос за кадром вновь перешел на русский (Звягинцев 2004а: 307); - "Будет все так, как ты хочешь, только умей хотеть", - начал читать Семенов, кое-как переводя с русского на французский (Толстой 1972б, т. 3: 292).
Можно также отметить наличие усеченных аналогов словосочетаниям понимать Х-ский язык, знать Х-ский язык, говорить на Х-ском языке - соответственно понимать по Х-ки, знать по Х-ски, говорить по Х-ски. В последнем обороте вместо глагола говорить возможна подстановка других глаголов, обозначающих речевую деятельность (кричать, спрашивать и т.п.). Концепт «язык» во всех случаях употребления данных оборотов не номинируется, но, безусловно, подразумевается апелляция именно к этническому языку: По-русски Кардан не понимает, но хорошо знает французский язык (Адамов 1987: 6); Петр уже много знал по-немецки и по-голландски, и она со вниманием слушала его отрывочные, всегда торопливые рассказы и умненько вставляла слова (Толстой 1987: 78); - Слушайте, Гейнрих, почему вы так хорошо говорите по-русски? - спросил Сапегин (Ильф, Петров 1982: 560); Они храбрились и, пока Небогатов со своим штабом, по требованию адмирала Того, готовился к отъезду, пробовали заговаривать по-английски с японским офицером (Новиков-Прибой 1985, т. 2: 134).
В очень характерном выражении говорить русским языком русский язык выступает эквивалентом нормального, человеческого языка, как противоположность языка иностранного как непонятного: Русским языком ему говорят, что "студебеккер" в последний момент заменен "лорен-дитрихом", а он морочит голову! (Ильф, Петров 1982: 365); Ведь я же русским языком говорил, предупреждал: "С этим не спеши, сколь нет у нас прямых директив" (Шолохов 1984: 163). С точки зрения языковой картины мира говорить на родном языке (в данном случае - по-русски) - это всё равно, что просто говорить, и вопрос о языке возникает только тогда, когда в поле зрения попадают другие языки (Левонтина 2000: 287).
На базе «лингвистического» значения лексемы развиваются два значения, которые можно обозначить как «стилистическое» и «семиотическое» (Левонтина 2000: 288), широко представленные в корпусе иллюстративных материалов.
С одной стороны, лексема «язык» употребляется для обозначения функциональных стилей языка (значение 5): К прибору прилагалась инструкция, составленная на обычном для такого рода документов наукообразном языке (Звягинцев 2004а: 67); Тебе проще понять язык команды (Волков 1987: 291).
С другой стороны, название человеческого языка легко переносится на любую семиотическую систему (значение 9): Как женщина, она была непопулярна в Каперне, однако многие подозревали, хотя дико и смутно, что ей дано больше прочих - лишь на другом языке (Грин 1988а: 47); Но японцы не поняли - или не пожелали понять - его мимического языка (Беляев 1987а: 235); Чтобы постигнуть это, мы должны перейти на язык высшей математики... (Толстой 1972б, т. 3: 227).
В наивной картине мира язык как орган речи полностью отвечает за процесс говорения. Анатомический язык имеет значение способности говорить, и в этом значении широко представлен в массе устойчивых словосочетаний: Поп был несколько в замешательстве, но привычка владеть собой скоро развязала ему язык (Грин 1988б: 279); Глаза у леди Спенсер подернулись поволокой, и язык стал заплетаться (Звягинцев 2004в: 174); На этот раз она благоразумно держала язык за зубами и ни словом не обмолвилась о цели своего появления в Изумрудном городе (Волков 1985: 231).
В русском языке от существительного язык образованы прилагательные языкастый/языкатый и языковой/языковый. Может быть отмечена низкая частота встречаемости этих прилагательных в корпусе материалов. Первая пара прилагательных относится к значению анатомического языка как органа речи (значение 3): Слушал старик Мелехов и думал, восхищаясь: "Эк чешет, дьявол, языкастая!" (Шолохов 1962, т. 1: 67). Прилагательное языковый относится к анатомическому языку как к органу в полости рта (значения 1 и 2).
Прилагательное языковой отсылает к базовому значению концепта - значению языка как человеческой семиотической системы: Только языковой практики у него пока не было, и фразы Сашка строил с видимым усилием (Звягинцев 2004г: 96); Впервые она поняла казавшуюся загадочной внезапность перелома хода истории на рубеже ЭМВ, когда человечество, измученное существованием на грани всеистребительной войны, раздробленное классовой, национальной и языковой рознью, истощившее естественные ресурсы планеты, совершило мировое социалистическое объединение (Ефремов 1989б: 98).
В композитах типа языковед, языковедение, языкознание корень язык- отправляет к базовому значению концепта: язык предстает объектом научного познания.
Также корень язык-/языч- входит в состав группы композитов, в которых он обычно занимает второе место. В композитах косноязычно и косноязычный стилистические характеристики речи переносятся на анатомический язык как орган речи и, далее, на говорящего человека: Сейчас, увы, люди почти разучились вести беседу. Не болтать, не трепаться, не плести косноязычно невесть что, а вот именно - вести беседу (Звягинцев 2004а: 250); Кроме того, каждая третья из них немного косноязычна, как будто нарочно таких подбирают (Булгаков 1988б: 264).
Другие композиты содержат в себе данный корень в значении языка как этноспецифической системы коммуникации. Чаще всего такие лексемы образованы по модели Х-язычный: разноязычный, иноязычный, испаноязычный, русскоязычный и т.п.: Здесь, на широких улицах, наряду с японцами, наряженными в национальные костюмы - кимоно, встречались англичане, немцы, французы, русские, китайцы, негры. Слышался разноязычный говор (Новиков-Прибой 1985, т. 2: 469); Издавна иноязычные и малоизвестные племена, обозначаемые ромеями безличным словом "варвары", завидовали богатству южных земель (Иванов 1993, т. 2: 201). При этом образование наречий (например, *русскоязычно) по этой модели невозможно. Встречается также прилагательное разноязыкий: Босфор и Мраморное море, минареты, путаница кривых и узких улочек, взбирающихся на крутые прибрежные холмы, запахи, распространяемые бесчисленными мангалами, ароматный пар из кофеен, разноязыкий гомон, силуэты линкоров союзной эскадры, без всякой пользы второй уже год дымящей на рейде, будто не зная, что делать со своими четырнадцатидюймовыми пушками, ржавеющий корпус разоруженного "Гебена", знаменитого своим лихим прорывом в Дарданеллы и рейдами по Черному морю - столько всего довелось увидеть за несколько часов, что на "Валгаллу" друзья вернулись измученными и отупевшими от впечатлений, но прежде всего - от почти непереносимого с непривычки многолюдья (Звягинцев 2004б: 407-408).
В качестве имени концепта лексема язык занимает в соответствующем лексико-семантическом поле центральное, ядерное положение.
В восточнославянской письменности слово речь фиксируется с XI в. В истории русского языка у него были засвидетельствованы следующие значения: «то, что сказано», «обвинение, упрек», «рассказ, повествование, предание», «показания», «устное послание в дипломатической деятельности», «публичная речь (как жанр)», «судебное дело», «спор, несогласие», «разговор, беседа», «переговоры», «письменный текст различного содержания, в том числе письменная фиксация указанных выше устных разновидностей», «слово», «глагол как часть речи», «звук, буква», «речь, говорение», «способность говорить», «голос; выговор, манера говорить», «язык», «народ», «дело вопрос», «вещь, предмет», «множество» (Макеева 2000: 116-118).
В современных исследованных лексикографических источниках у лексемы речь выделяется от одного (СЭС: 1119) до 9 (Ушаков 2000, т. 3: 1354) значений. Выделяемые значения таковы: 1) «способность говорить»; 2) «функциональный стиль речи»; 3) «результат речевой деятельности; то, что сказано»; 4) «процесс говорения»; 5) «слух, молва»; 6) «разговор, беседа»; 7) «публичное выступление»; 8) «звучащий язык» (БТСРЯ: 1121; Ожегов 1960: 671, Ожегов-Шведова 1998: 679; СРЯ, т. 3: 713-714; СЭС: 1119; Ушаков 2000, т. 3: 1354).
Очевидно, что под понятие человеческой семиотической системы подпадает только значение 8 - «звучащий язык». Оно встречается в четырех лексикографических источниках из семи и занимает в словарных статьях второе или третье место.
В лексикографических источниках слово речь в базовом значении концепта всегда толкуется через слово язык. При этом в трех источниках речь определяется как «звучащий язык» (Ушаков 2000, т. 3: 1354; БТСРЯ: 1121; Ожегов-Шведова 1998: 679), и в одном источнике - как «язык как средство общения между людьми» (СРЯ, т. 3: 714).
В корпусе иллюстративных материалов в этом значении лексема встречается относительно редко (в исследованном материале найдено 60 случаев употребления): Я учился в немецкой, уже фашистской школе, но дома мы хранили русскую речь (Адамов 1987: 414); Шафиров переводил на разумную русскую речь его многосложные дидактические построения (Толстой 1987: 597); Речь варягов со славянской схожая (Иванов 1985: 18); Нельзя было проговориться, что птицы и звери понимают человеческую речь (Волков 1987: 226); - А почему дракон понимает человеческую речь? - спросила Алиса, чтобы отвлечь старика (Булычев 1988: 396).
Таким образом, лексема речь в базовом значении концепта указывает на конкретный этнический язык. При эксплицитном либо имплицитном сравнении естественного человеческого языка с другими коммуникативными системами место дефиниционного этнического признака занимает родовой антропный, выраженный определением «человеческая».
Лексемы язык и речь могут употребляться как синонимы: Мстивой ответил на северном языке, он владел этой речью не хуже, чем нашей, словенской (Семенова 2000: 314). Вместе с тем, в отличие от лексемы язык, для лексемы речь в данном значении недопустима форма множественного числа: иностранные языки, но не *иностранные речи.
От существительного речь образованы прилагательные речевой и речистый. В корпусе русских текстов они встречаются редко; при этом их семантика отсылает к значению «процесс говорения»: Усталый врач поглядел на Рюхина и вяло ответил: - Двигательное и речевое возбуждение... (Булгаков 1988б: 82); Может, и в самом деле не стоило так уж казнить речистого Блуда (Семенова 2000: 130).
Также в русском языке присутствуют композиты с корнем реч-: медленноречивый и красноречие/красноречивый/красноречиво. В них семантика корня реч- отправляет в первом случае к процессу речевой деятельности, а во втором - к её результату. Таким образом, дериваты от лексемы речь не отсылают к базовому значению концепта «язык».
Словари синонимов русского языка отмечают синонимию слов «язык» и «речь», отмечая при этом более редкое употребление слова «речь» в этом значении (ССРЯ 1986: 469, 600; ССРЯ 2001 т. 2: 376-377, 699).
Таким образом, лексема речь в базовом значении концепта фиксируется только в части лексикографических источников и редко встречается в текстах, что отмечается и в словарях синонимов русского языка. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта. Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему речь к ближней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
В восточнославянской письменности лексема слово фиксируется с XI в. В истории русского языка у него были засвидетельствованы следующие значения: «слух, молва», «слава», «мнение», «учение», «то, что сказано / то, что услышано», «клятва, обещание», «волеизъявление: приказ, повеление», «договор, уговор, соглашение», «постановление, определение; решение», «обвинение», «свидетельские показания», «согласие, разрешение», «ответ, отчет», «устное послание в дипломатической деятельности», «церковное (словесное) наказание как метод воздействия», «повествование, рассказ», «литературное произведение», «часть (глава, раздел) литературного или другого произведения», «письменный текст», «способность говорить», «дар слова, красноречие», «язык, речь», «слово как единица языка и речи», «название буквы с», «буква вообще», «буквенное обозначение чего-либо (цифры, звука)», «буква как литера, шрифт», «Божественный Логос, Слово Божие, вторая ипостась Троицы, воплощенная в Христе - христианский теолого-философский термин», «закон, заповедь как словесно выраженная воля Бога», «ум, разум, интеллект», «мысль», «причина, основание, повод», «значимость, ценность», «наперсник первосвященника в древней Иудее», «словесный образ, знак, символ» (Дегтев-Макеева 2000: 157-161).
В современных исследованных лексикографических источниках у лексемы слово выделяется от 8 (СРЯ, т. 4: 139-140) до 11 (БТСРЯ: 1210-1211, Ушаков 2000, т. 4: 270-271) значений. Выделяемые значения таковы: 1) «единица речи/языка»; 2) «способность говорить»; 3) «речь, язык»; 4) «разговор»; 5) «публичное выступление»; 6) «высказывание, словесное выражение мысли»; 7) «вид литературного произведения»; 8) «право говорить публично»; 9) «мнение, вывод»; 10) «достижение в какой-либо области»; 11) «разговор как противоположность дела»; 12) «обещание»; 13) «текст к музыкальному произведению»; 14) «буква «с»; 15) «буква»; 16) «пароль»; 17) «заклинание» (БТСРЯ: 1210-1211; Даль 2001, т. 3: 376-379; Ожегов 1960: 720; Ожегов-Шведова 1998: 730; СРЯ, т. 4: 139; Ушаков 2000, т. 4: 270-271).
Очевидно, что под понятие человеческой семиотической системы подпадает только значение 3 - «речь, язык». Оно встречается в 3-х лексикографических источниках, занимает в словарных статьях второе место и толкуется как «то же, что речь» в значении «звучащий язык» с пометой «книжное» и «устарелое» (Ушаков 2000, т. 4: 270) либо как «речь, язык» (БТСРЯ: 1211; СРЯ, т. 4: 139).
В корпусе иллюстративных материалов в подобном значении лексема представлена единичными примерами: Не думаете ли теперь вы, что, быть может, скоро наступит время, когда в этом сплетении, в этом сливающемся скоплении нервной силы исчезнут все условные преграды и средства общения? Что слово станет ненужным, ибо мысль будет познавать мысль молчанием, что чувства определятся в сложнейших формах; что в едином духовном, том, океане - появятся души-корабли, двигаясь и правя наверняка? (Грин 1986: 212); Переписчики совершали ошибки, искажавшие смысл до неузнаваемости. Слово вырождалось (Иванов 1993, т.2 : 400). Можно отметить употребление лексемы в этом значении только в бытийном дискурсе.
При обозначении языка через слово в современном русском языке, как указывают С.В. Дегтев и И.И. Макеева, лексема обычно не имеет определения, за исключением выражения родное слово (Дегтев-Макеева 2000: 165). Тем не менее, в принципе возможно и употребление лексемы с определением, указывающим на этничность: …И мы сохраним тебя, русская речь, // Великое русское слово (А. Ахматова). Как и в случае лексемой речь, употребление лексемы слово в данном значении возможно только в единственном числе.
В композитах с корнем слов- в качестве одного из составляющих элементов (словоблудие, словоизлияние, словоизвержение, словоизменение, словобразование, словопрение, словопроизводство, словосложение, словотворчество и т.д.) его семантика всегда отсылает к обозначению единицы речи, как и в прилагательном словесный. Таким образом, дериваты от лексемы слово не отсылают к базовому значению концепта.
В исследованных словарях синонимов русского языка (ССРЯ 1986; ССРЯ 2001) слово как член синонимического ряда слова язык отсутствует.
Таким образом, лексема слово в базовом значении концепта фиксируется в меньшей части исследованных лексикографических источников. В текстах она представлена единичными примерами. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта, и словари синонимов не включают его в синонимы слова «язык». Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему слово к дальней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
В древнерусской письменности русизм ãîëîñú, в отличие от славянизма ãëàñú, практически отсутствует: сферой его употребления был народно-разговорный язык. В памятниках письменности он появляется с XVI-XVII вв. (см.: Дегтев-Макеева 2000: 98).
В истории русского языка у лексемы голос были засвидетельствованы следующие значения: «звук, звучание», «голос; звуки, возникающие вследствие колебания голосовых связок», «язык», «манера произношения, характер звучащей речи, тон», «мнение», «выражение мнения в форме речи», «право заявлять свое мнение; осуществление права выразить свое одобрение или неодобрение», «слух, молва», «убеждение, побуждение, исходящее от чувств, разума», «ударение», «способность петь, качество звучания голоса», «напев, мелодия», «партия каждого исполнителя в вокальном и инструментальном произведении; составной элемент фактуры музыкального произведения, одна из нескольких мелодий в контрапунктическом или гармоническом сочетании» (Дегтев-Макеева 2000: 100-101).
В современных исследованных лексикографических источниках (толковых и энциклопедических словарях русского языка) у лексемы голос выделяется от 4-х (Ожегов 1960: 133) до 8 (БТСРЯ: 216) значений. Выделяемые значения таковы: 1) «звучание голосовых связок»; 2) «звучание голоса при пении»; 3) «мелодия»; 4) «мелодия/партия в ансамбле»; 5) «звук»; 6) «внутреннее побуждение»; 7) «мнение и его выражение»; 8) «право заявлять своё мнение»; 9) «радиостанция» - только во множественном числе (БТСРЯ: 216; Даль 2001, т. 1: 607-608; Ожегов 1960: 133; Ожегов-Шведова 1998: 136; СРЯ, т. 1: 327; СЭС: 318; Ушаков 2000, т. 1: 590).
Таким образом, значение лексемы голос, подпадающее под понятие языка как человеческой семиотической системы, в лексикографических источниках не встречается вовсе, что говорит о крайней маргинальности этого значения для лексемы.
Тем не менее, лексема голос имеет значение «язык» в устойчивом словосочетании человеческим голосом. В корпусе иллюстративных материалов оно представлено единичными примерами: Потом старый ученый схватил листок оловянной бумаги и вложил его в фонограф, эту первую машину, которая заговорила человеческим голосом (Ильф, Петров 1986: 121); В мартовскую ветреную ночь в обозе полковой козел, - многие слышали, - закричал человеческим голосом: "Быть беде" (Толстой 1987: 70). Сочетание лексемы с глаголами речи актуализирует дефиниционный признак манифестации в речи, а определение человеческий - родовой признак антропности. Таким образом, лексема голос в базовом значении концепта всегда отсылает к пониманию языка как естественного человеческого языка: конкретная этническая принадлежность языка в данном контексте неактуальна.
Образованные от лексемы голос прилагательные голосовой и голосистый и глагол голосить отправляют к значению лексемы как звука, как и композит голосоведение. Глагол голосовать относится к значению голоса как мнения. Таким образом, дериваты от лексемы голос не отсылают к базовому значению концепта.
В исследованных словарях синонимов русского языка (ССРЯ 1986; ССРЯ 2001) голос как член синонимического ряда слова язык отсутствует.
Таким образом, лексема голос в базовом значении концепта не фиксируется в исследованных лексикографических источниках и представлена только в устойчивом выражении человеческим голосом, крайне редко встречающихся в текстах, при этом она обозначает только человеческий язык как надэтническую абстракцию. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта, и словари синонимов не включают его в синонимы слова «язык». Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему голос к крайней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Таким образом, представляется возможным утверждать, что ядерной лексемой русского лексико-семантическом поля, соответствующему концепту «язык», является лексема язык. Ближнюю периферию составит лексема речь, к дальней периферии возможно отнести лексему слово, к крайней периферии - лексему голос.
В проекции на лексическую систему современного английского языка концепт «язык» представлен лексемами language, tongue и speech. В древнеанглийском языке для обозначения этого понятия употреблялись также лексемы hereord, heðêode (известны также варинты heðîode, heþêode, heþîode), spræc (spr?c, spæc) и þêod (Иванова и др. 1999: 446, 447, 483, 490; Bright 1912: 300, 303, 352). Слово hereord является образованием от глагола reordian «to speak» (ср. reord «speech»), в то время как heðêode / heðîode / heþêode / heþîode родственно слову þêod people, nation, которое могло также употребляться в значении language (Иванова и др. 1999: 490).
Английское слово language заимствовано из французского langage, langue «язык» и имеет свои источником латинское слово lingua «язык» (Маковский 1999: 188). Первоначально оно имело идентичный старофранцузскому вид langage, однако в ранненовоанглийский период подверглось латинизации: langage > language, под влиянием латинского lingua (Смирницкий 1998: 27).
В исследованных лексикографических источниках (толковых и энциклопедических словарях английского языка) у лексемы language выделяется от 3 (MED: 798, WNCD: 646) до 14 (RHWUD: 1081) значений. Выделяемые значения лексемы таковы: 1) «человеческая система коммуникации, выражения мыслей и чувств при помощи слов»; 2) «человеческий способ коммуникации при помощи слов, речь»; 3) «способ и средства коммуникации вообще»; 4) «способ и средства коммуникации животных»; 5) «совокупность слов и способов их использования»; 6) «этноспецифическая система коммуникации»; 7) «специфическая для социальной либо профессиональной группы совокупность слов и словосочетаний»; 8) «система коммуникации любой природы»; 9) «система команд, символов и правил для компьютера»; 10) «звук»; 11) «стиль речи»; 12) «способность коммуникации»; 13) «специфически человеческая способность»; 14) «предмет изучения»; 15) «оскорбительные слова»; 16) «форма словесного выражения»; 17) «народ» (AHD; CCED: 932; COED: 631-632; COD: 678; EDT: 667; LDCE: 789; LDELC: 737; MED: 798; OALD: 721; RHWUD: 1081; WNCD: 646; WNWD: 792).
Очевидно, что под понятие человеческой семиотической системы подпадают значения 1 - «человеческая система коммуникации, выражения мыслей и чувств при помощи слов», 5 - «совокупность слов и способов их использования» и 6 - «этноспецифическая система коммуникации».
Значение 1 - «человеческая система коммуникации, выражения мыслей и чувств при помощи слов» представлена в двух лексикографических источниках из 12 (EDT: 667; LDELC: 737) и занимает первое место в словарных статьях. В словарных определениях представлены родовые признаки системности, антропности (только LDELC: 737), дефиниционный признак манифестации в речи и импликативный признак коммуникативности.
Значение 5 - «совокупность слов и способов их использования» представлено только в одном источнике (COD: 678) и находится в нём на третьем месте. Родовой признак системности не выражен здесь эксплицитно, но представлен дефиниционный признак манифестации в речи.
Значение 6 - «этноспецифическая система коммуникации» представлено в 10 источниках из 12 (AHD; CCED: 932; COED: 631; EDT: 667; LDCE: 789; LDELC: 737; MED: 798; OALD: 721; RHWUD: 1081; WNWD: 792) и в большинстве случаев оказывается на втором месте. В большинстве источников родовой признак языка передается лексемой system «система». В некоторых случаях (COD: 678; WNWD: 792) язык толкуется как совокупность определенного множества звуков или слов (vocabulary; all the vocal sounds, words) и правил их использования (way of using it; the ways of combining them). Таким образом, родовой признак системности не представлен в данных определениях эксплицитно. Этнический язык также может определяться как the language of a particular nation or people (EDT: 667), отсылая к значению 1.
Таким образом, эксплицитно либо имплицитно в словарных определениях присутствует родовой признак системности. Дефиниционный признак этничности представлен через указание на использование конкретного языка отдельным народом. Он встречается во всех источниках, фиксирующих это значение. В трех источниках представлен дефиниционный признак манифестации в речи.
Импликативный признак коммуникативности представлен в 4-х источниках (CCED: 932; COED: 631; LDCE: 789; OALD: 721) через определение языка как системы коммуникации (system of communication).
Как и в русском языке, на базе «лингвистического» значения лексемы развиваются два новых. Лексема language употребляется для обозначения функциональных стилей речи: He says he used all that threatening, compelling, terrifying language, not because he was in danger of failing, but because he didn't want the bother of looking further for aid (Dreiser 1912); "A refined lady," I explained, "is naturally unacquainted with bad language." (Christie 1930); In Zurich, we'll put it all into cold legal language (Shaw 1975); To abandon the language of metaphor, they had sent her to a Protestant-Episcopal Sunday-school, where a vinegary spinster had taught her the catechism and the ten commandments (Sinclair 1911).
Также название человеческого языка переносится на любую семиотическую систему: Who shall translate for us the language of the stones? (Dreiser 1900); I've remembered the control screens on your ship and the patterns that went across them, speaking to you in some visual language which your eyes could read (Clarke 1953); She said she meant the language of the rocks and growing things, the language you don't hear just with your ears (Herbert 1956).
Как и в русском языке, может быть отмечено употребление эллиптической модели, в случае которого апелляция к концепту происходит при помощи только определения, а лексема, номинирующая язык, опускается: He, fortunately, understood English, recognized the discourse as that which Shaw had broadcasted the previous evening, realized the significance of what had happened, and sent a letter to the medical press about it (Huxley 1932); When he was drunk he spoke French and Italian and sometimes stood in the barroom before the miners, quoting the poems of Dante (Anderson 1917).
Таким образом, представляется оправданным отнести лексему language к ядру лексико-семантического поля концепта.
Лексема tongue в отличии от language является элементом общегерманской лексики (ср. нем. Zunge, нидерл. tong, норв., дат. tunge, швед. tunga, гот. tuggo) и восходит к др.-англ. tunge со значением tongue, language (Иванова и др. 1999: 489-490, Bright 1912: 363), tongue, speech, language (Hall 1916: 302), Zunge, Sprache (Köbler 2003: 549). Восстанавливаемой общегерманской формой слова является *tungæ-, *tungæn (ibid.).
В исследованных лексикографических источниках у лексемы tongue выделяется от 5 (MED: 1514; LDELC: 1419) до 22 (EDT: 1257) значений. Выделяемые значения лексемы таковы: 1) «анатомический орган во рту»; 2) «блюдо, кушанье»; 3) «любой объект, похожий по форме или функции на язык», а также конкретные примеры, выделенные в словарях отдельные значения; 4) «анатомический язык как орган речи»; 5) «этнический язык»; 6) «стиль речи»; 7) «способность говорить»; 8) «народ»; 9) «речь, голос»; 10) «лай собаки» (AHD; CCED: 1764; COD: 1365-1366; COED: 1213; EDT: 1257; LDCE: 1523; LDELC: 1419; MED: 1514; OALD: 1369; RHWUD: 1994; WNCD: 1229; WNWD: 1497).
Очевидно, что под понятие человеческой семиотической системы подпадает только значение 5 - «этнический язык». Это значение присутствует во всех исследованных лексикографических источниках и находится в среднем на четвертом месте в словарных статьях. Оно толкуется через лексему language с определениями spoken «разговорный» (AHD; LDELC: 1419; WNCD: 1229) и particular «отдельный» (COED: 1213). При толковании лексемы без определения, как правило, присутствуют пометы formal «официальный» или literary «книжный» (CCED: 1764; LDCE: 1523; LDELC: 1419; MED: 1514; OALD: 1369; WNCD: 1229).
В определениях эксплицитно представлены дефиниционные признаки манифестации в речи через определение spoken (AHD; LDELC: 1419; WNCD: 1229) и этничности (COD: 1365; RHWUD: 1994).
В устойчивых словосочетаниях tongue lashing, tongue-tied, tongue-twister лексема tongue имеет значение анатомического органа речи, а mother-tongue отсылает к понятию этнического языка.
В текстах лексемы language и tongue могут встречаться в одном предложении как абсолютные синонимы: It was impossible to identify the language, though Floyd felt certain, from the intonation and rhythm, that it was not Chinese, but some European tongue (Clarke 1982); I heard many strange accents above the thwanging and the clanging, though most spoke the language of Avalon, which is of the tongue of Amber (Zelazny 1972), при этом актуализируются признаки этничности и манифестации в речи. Вместе с тем лексема tongue в базовом значении концепта встречается в текстах примерно в три раза реже по сравнению с лексемой language.
Таким образом, лексема tongue в базовом значении концепта: а) фиксируется во всех лексикографических источниках; б) как правило, указывает на более узкое понятие (этнический язык); в) по сравнению с language реже встречается в текстах. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта, но степень синонимии слов language и tongue довольна высока. Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему tongue к ближней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Слово speech имеет своим источником ср.-англ. speche и, соответственно, др.-англ. spræc, spr?c, spæc speech, the faculty of speaking, language (Иванова 1999: 483), speech, language, saying, discourse (Bright 1912: 354), language; power of speech; statement, narrative, fable, discourse, conversation; eloquence; report, rumour; desicion, judgement; charge, suit; point, question; place for speaking (Hall 1916: 273), Sprache, Erzählung, Rede, Unterhaltung, Beredsamkeit, Gerücht, Entscheid, Urteil, Prozess, Frage, Sprechplatz (Köbler 2003: 501).
В исследованных лексикографических источниках у лексемы speech выделяется от 2 (MED: 1374) до 8 (WNWD: 1368) значений. Выделяемые значения лексемы таковы: 1) «словесное выражение мыслей и чувств, речь»; 2) «то, что сказано»; 3) «публичное выступление»; 4) «способность говорить»; 5) «стиль речи»; 6) «этнический язык»; 7) «устная речь в противоположность письменной»; 8) «произносимое актёром»; 9) «изучение риторики»; 10) «слух»; 11) «звучание музыкального инструмента» (AHD; CCED: 1604; COED: 1106; COD: 1231; WNCD: 1117; LDCE: 1382; LDELC: 1301; OALD: 1241; RHWUD: 1833; WNCD: 1117; WNWD: 1368).
Очевидно, что под понятие человеческой семиотической системы подпадает только значение 6 - «этнический язык». Оно встречается в 6 источниках из 12 (AHD; COD: 1231; EDT: 1143; RHWUD: 1833; WNCD: 1117; WNWD: 1368) и находится в среднем на пятом месте. В 5 источниках из 6 лексема определяется через лексему language, и в одном источнике - как the form of utterance characteristic of a particular people or region (RHWUD: 1833).
Дефиниционный признак этничности представлен в 5 источниках через указание на этноспецифичность языка - например, language of a nation «язык нации» (COD: 1231); a national or regional language or dialect «национальный или региональный язык или диалект» (EDT: 1143).
В корпусе англоязычных текстов лексема в данном значении встречается крайне редко, и, как правило, с уточняющим определением: And this attempt to acquire a foreign language prematurely at the expense of the mother-tongue, to pick it up cheaply by making the nurse an informal teacher of languages, entirely ignores a fact upon which I would lay the utmost stress in this paper - which, indeed, is the gist of this paper-that only a very small minority of English or American people have more than half mastered the splendid heritage of their native speech (Wells 1903); Would Abrah continue to be with them, or would they be left to the mercy of these strangers of alien speech, without means of request or protest beyond the point to which signs might avail? (Wright 1938); He could read English, but he saw there an alien speech (London 1909). Вместе с тем может быть отмечено отсутствие в исследованных текстах случаев употребления лексемы в базовом значении концепта в сочетании с прилагательными, эксплицитно характеризующими конкретный этнический язык. Все контексты такого рода, также незначительные по частоте употребления, указывают на говорение, т.е. речь, например: Jim went to London, revelling in clear English speech after years of Teutonic gutturals, and rejoicing in the clean, clear-cut personalities with which he came in contact (Norris 1915); A slow, almost foolish smile came over his face, and his body was slightly convulsed. Then came his soft-tongued Indian speech, as if all his mouth were soft, saying in Spanish, but with the r sound almost lost: Yo! Yo! - his eyebrows lifted with queer mock surprise, and a little convulsion went through his body again (Lawrence 1926).
Дериватами лексемы speech являются лексемы speechifying, speechwriter и speechless. В них корень speech- указывает соответственно на публичное выступление и способность говорить.
Таким образом, лексема speech в базовом значении концепта: а) фиксируется только в половине из исследованных лексикографических источников; б) указывает на более узкое понятие (этнический язык); в) крайне редко встречается в текстах. Семантика дериватов лексемы не отсылает к базовому значению концепта. Вместе с тем, согласно словарю синонимов английского языка, speech и language являются синонимами (WNDS: 483, 761). Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему speech к дальней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Таким образом, ядерной лексемой лексико-семантического поля концепта «язык» в английском языке является лексема language. Представляется возможным выделить ближнюю периферию - лексему tongue и дальнюю - лексему speech.
Сопоставление лексем, номинирующих концепт «язык» в современных русском и английских языках, с аналогичными лексемами в древние периоды их развития, позволяет высказать предположение, с одной стороны, о тенденции к увеличению семантического расстояния между ядром и периферией лексико-семантического поля, соответствующему концепту «язык», и, как следствие, о размежевании в ЯС понятий «язык» и «речь».
По сравнению с древнерусским периодом, в современном русском языке наблюдается отсутствие сочетаний лексем слово и голосъ/гласъ в значении «язык» с определениями, указывающими на этничность языка (см.: Дегтев-Макеева 2000: 164-165; Макеева 2000: 108). Таким образом, степень синонимии с основным именем концепта с течением времени уменьшилась, а значит, увеличилось семантическое расстояние между этими лексемами и ядром лексико-семантического поля.
В английском языке среднеанглийского периода лексема speche, очевидно, более свободно, чем в современном английском, употреблялась в значении «этнический язык»: þus com Engelond into Normandies hond, // And the Normans ne couthe speke þo bote hor owe speсhe // and speke French as hii dude atom, and hor children dude also teche (Thus came England under Normandys power. And the Normans could not speak any language but their own, and spoke French as they did at home, and taught their children so - Роберт Глостерширский, «Хроника», конец 13 в., цит. по: Ильиш 1973: 136), а лексема tonge/tongue, видимо, употреблялась наравне с лексемой language без значительной разницы в частоте их употребления (примеры подобного употребления см. в: Ярцева 2004: 97-119). Таким образом, степень семантической близости этих лексем к ядру поля была выше.
Это позволяет сделать вывод, что в ходе языковой эволюции в обоих языках на дальнюю или крайнюю периферию лексико-семантического поля оказались оттеснены лексемы, характеризующие язык со стороны звучания (слово, speech) и восприятия (голос). В современном русском языке синонимия лексем язык и речь в базовом значении концепта носит ограниченный характер. Как следствие, основной и главной лексемой, номинирующей концепт, в русском языке стала лексема язык, а в английском - language и отчасти tongue. Таким образом, можно предположить наличие в обоих языках тенденции к уменьшению степени номинативной диффузности концепта «язык» и усилению лексического противопоставления понятий «язык» (как потенциальной системы) и «речь» (как говорения и его результата). Соглашаясь с В.М. Савицким и О.А. Кулаевой в том, что «коллективное сознание, не тронутое лингвистической теорией, до сих пор не проводит четкого различения языка, речи и слов» (Савицкий-Кулаева 2004: 6), считаем возможным полагать наличие в русском и английском ЯС тенденции к усилению подобного различения.
Вместе с тем хотелось бы подчеркнуть предварительный характер этих выводов: для их обоснования требуется диахронический анализ употребления соответствующих лексем на более обширном языковом материале в текстах разного времени.
Выводы
Исследование понятийной составляющей концепта «язык» на материале бытовой и бытийной дискурсной реализации обыденного сознания в русском и английском языке позволяет сделать следующие выводы.
В корпусе материалов как русского, так и английского языка главным оказывается такой дефиниционный признак концепта «язык», как этничность. Язык по преимуществу рассматривается как этнический язык, а представление о едином человеческом языке актуализируется только при эксплицитном либо имплицитном сравнении его с объектами, обладающими такими же родовыми признаками.
На втором месте по частотности находится дефиниционный признак манифестируемости в речи. Как правило, он встречается вместе с признаком этничности. Естественный язык как явление действительности существует только в своих воплощениях, т.е. в речи, при этом речь возможна только на конкретном идиоэтническом языке. Поэтому представляется естественным тот факт, что признак манифестации в речи отдельно без признака этничности не встречается.
Признак неограниченной семантической мощности встречается редко и только с отрицательным знаком. Очевидно, это связано с проекцией носителем обыденного сознания своего личного уровня языковой компетентности на языковую систему в целом. Также можно отметить, что как русское, так и английское ЯС фиксирует внимание именно на пределах возможности человека выразить чувственную и субъективно-эмоциональную информацию.
Дефиниционный признак эволютивности в корпусе материалов представлен единичными примерами - как в русском, так и в английском языках. Очевидно, эволютивность языка индифферентна для обыденного сознания, т.к. эволюция языка совершается относительно медленно и незаметно для индивида.
Таким образом, можно констатировать отсутствие принципиальных различий в проявлении дефиниционных признаков языка в бытовом дискурсе русского и английского языков.
Представления о языке в русской и в английской паремиологии практически полностью сводятся к проявлению языка в речи, к говорению и его результату. Таким образом, паремиям присущ взгляд на язык как явление, а не как сущность - т.е. на конкретное, а не абстрактное.
Для английской паремиологии характерно гораздо менее отчетливое по сравнению с русским представление о языке как об автономном, независимом органе, наделённом определёнными качествами, что проявляется в значительно меньшем количестве паремий, в которых язык характеризуется подобным образом. Одновременно анализ английских паремий позволяют сделать вывод о бóльшей значимости материальных благ для английской ЯЛ, что коррелирует с данными этнопсихологии.
По итогам анализа оценки и оценочных коннотаций языка в паремиологическом представлении концепта «язык» в русской и английской лингвокультурах можно прийти к следующим выводам: анатомический язык как орган речи и собственно речь как проявление языка, как в русском, так и в английском языковом сознании маркированы преимущественно отрицательно, что проявляется в абсолютном численном преобладании негативных коннотаций. Соответственно, положительная оценка даётся немногословию и молчанию.
В мотивации оценочных коннотаций в русской и английской паремиологии можно выделить этноспецифичные черты. Если в русских паремиях источником положительной коннотации языка как органа речи может служить сама его возможность влиять на окружающий мир и людей, то в английских паремиях положительно оценивается роль языка и речи как инструмента приобретения жизненных благ.
В исследованных текстах представлены все типы функциональной языковой метафоры: номинативная, образная, когнитивная и генерализирующая. Единственным примером номинативной метафоры в обоих языках является перенос названия с анатомического органа на коммуникативную знаковую систему (язык, tongue, language).
Можно констатировать отсутствие образного типа метафоры языка в исследованных русских текстах и присутствие её в англоязычных. Однако крайне малое количество образных метафор в англоязычных текстах не позволяет выделить этот факт как этноспецифически значимый.
Как в русских, так и в англоязычных текстах представлены пространственная, реиморфная и биоморфная (включая антропоморфную) виды когнитивной метафоры языка, классифицированные по вспомогательному субъекту сравнения. Английские тексты демонстрируют большее разнообразие метафор. В обоих языках первое место по частотности занимает пространственная метафора - представление о языке как о хранилище слов и выражений. В общем виде частотное распределение типов метафор различно: в английском языке на втором месте находится реиморфная метафора, а в русском - биоморфная. Однако разница между частотой употребления этих типов метафор не является значительной, что не даёт возможности определить различия в частотном распределении типов метафор как проявление этноспецифики.
К генерализирующей метафоре представляется оправданным отнести уподобление языка собственности в русских текстах.
В английской и русской паремиологии представлено наделение языка как органа речи автономным сознанием и функциями оружия. В английской паремиологии количественно преобладают паремии с уподоблением языка оружию, а в русской - с персонификацией языка.
Можно также констатировать определенную идентичность паремиологических и фразеологических представлений о языке как органе речи. В английской и русской фразеологии, как и в паремиологии, анатомический язык персонифицируется и наделяется собственной волей. Его единственная функция и намерение - говорить, он является генератором речи. В зависимости от продуцируемой им речевой деятельности ему приписываются различные физические (главным образом тактильные) характеристики, причем они разнообразнее в английской фразеологии.
Представления о языке в русской и в английской фразеологии практически полностью сводятся к проявлению языка в речи. Речь возникает от движений анатомического языка, и поэтому состояние языка сказывается на речи. Чтобы прекратить говорить, нужно остановить язык. Слова рождаются на языке и пребывают там непосредственно в момент говорения, а после этого уходят с языка в пространство.
Характеристики речи переносятся на язык, и речь осмысляется как обладающая определенными свойствами физическая субстанция, материя. Можно отметить преимущественно негативные оценочные коннотации этих определений речи.
В проекции на лексическую систему современного русского языка концепт «язык» представлен лексемами язык, речь, голос и слово.
В качестве имени концепта лексема язык занимает в соответствующем лексико-семантическом поле центральное, ядерное положение. Исследованными лексикографическими источниками у значения лексемы фиксируются родовые признаки системности и антропности, дефиниционные признаки манифестации в речи, этничности и эволютивности, а также импликативный признак коммуникативности.
Лексема речь в базовом значении концепта фиксируется только в части лексикографических источников и редко встречается в текстах, что отмечается и в словарях синонимов русского языка. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта. Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему речь к ближней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Лексема слово в базовом значении концепта фиксируется в меньшей части исследованных лексикографических источников; в исследованных текстах она представлена единичными примерами. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта, и словари синонимов не включают его в синонимы слова «язык». Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему слово к дальней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Лексема голос в базовом значении концепта не фиксируется в исследованных лексикографических и представлена только в устойчивом выражении человеческим голосом, крайне редко встречающихся в текстах, при этом она обозначает только человеческий язык как надэтническую абстракцию. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта, и словари синонимов не включают его в синонимы слова «язык». Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему голос к крайней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Представляется возможным утверждать, что ядерной лексемой русского лексико-семантическом поля, соответствующему концепту «язык», является лексема язык. Ближнюю периферию составит лексема речь, к дальней периферии возможно отнести лексему слово, к крайней периферии - лексему голос.
В проекции на лексическую систему современного английского языка концепт «язык» представлен лексемами language, tongue и speech.
Лексема language относится к ядру лексико-семантического поля концепта. В её словарных определениях присутствует родовой признак системности, дефиниционные признаки этничности и манифестации в речи, а также импликативный признак коммуникативности.
Лексема tongue в базовом значении концепта: а) фиксируется во всех лексикографических источниках; б) как правило, указывает на более узкое понятие (этнический язык); в) по сравнению с language реже встречается в текстах. Её дериваты не отсылают к базовому значению концепта, но степень синонимии слов language и tongue довольна высока. Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему tongue к ближней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Лексема speech в базовом значении концепта: а) фиксируется только в половине из исследованных лексикографических источников; б) указывает на более узкое понятие (этнический язык); в) крайне редко встречается в текстах. Семантика дериватов лексемы не отсылает к базовому значению концепта. Вместе с тем между лексемами speech и language фиксируется синонимия. Исходя из этого, представляется оправданным отнести лексему speech к дальней периферии лексико-семантического поля концепта «язык».
Таким образом, ядерной лексемой английского лексико-семантическом поля в данном случае является лексема language. Представляется возможным выделить ближнюю периферию - лексему tongue и дальнюю - лексему speech.
Можно предположить наличие в обоих языках тенденции к уменьшению степени номинативной диффузности концепта «язык» и усилению лексического противопоставления понятий «язык» (как потенциальной системы) и «речь» (как говорения и его результата).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Цель данной работы заключалась в сопоставительном изучении объективации концепта «язык» в русском и английском языках. В ходе решения этой задачи была создана обобщенная семантическая модель концепта, позволившая отразить его универсальную понятийную основу, которую можно кратко представить следующим образом. Язык - это естественная человеческая семиотическая система, характеризующаяся неограниченной семантической мощностью, эволютивностью, манифестируемостью в речи и связью с конкретным этносом. По природе своей язык антиномичен: он одновременно идеален и материален, субъективен и объективен, индивидуален и коллективен, континуален и дискретен, онтологичен и гносеологичен, устойчив и изменчив.
В структуре концепта были выделены три составляющие: понятийная, отражающая его признаковую и дефиниционную структуру; образная, фиксирующей когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в языковом сознании, и значимостная, определяемой местом, которое занимает имя концепта в лексико-грамматической системе конкретного языка, куда вошли также этимологические и ассоциативные характеристики этого имени.
Анализ понятийной составляющей показал значительное частотное преобладание актуализации дефиниционных семантических признаков этничности и манифестации в речи по сравнению с другими признаками. Дефиниционные признаки эволютивности и неограниченной семантической мощности представлены незначительным числом употреблений, причем признак неограниченной семантической мощности представлен с отрицательным знаком. Существенной лингвокультурной специфики в представлении понятийной составляющей концепта по итогам исследования корпуса иллюстративного материала (художественные и публицистические тексты XX-XXI вв.) в русской и английской лингвокультуре не обнаружено.
Анализ паремиологического фонда русского и английского языка позволил сделать вывод, что паремиологическое представление о языке в общем сводится к речи и анатомическому языку как её генератору. Таким образом, паремиям присущ взгляд на язык как явление, а не как сущность - т.е. на конкретное, а не абстрактное.
Как в русских, так и в английских паремиях анатомический язык в роли органа речи выступает как могущественный инструмент воздействия на окружающий мир. Вместе с тем, его деятельность зачастую малоэффективна, особенно по сравнению с практической деятельностью. Языку приписывается наличие собственной воли, тем не менее он является инструментом человека.
Для английской паремиологии по сравнению с русской характерно гораздо менее отчетливое представление о анатомическом языке как об автономном, независимом органе речи, наделённом определёнными характеристиками, что проявляется в значительно меньшем количестве паремий, в которых язык характеризуется подобным образом.
Если в русской паремиологии подчеркивается могущество языка вообще, то в английской паремиологии отчетливо выявляется важность языка как инструмента приобретения материальных благ.
Выявленная этноспецифика паремиологического представления концепта «язык» коррелирует с данными этнопсихологии.
Анатомический язык как орган речи и собственно речь как проявление языка, как в русском, так и в английском языковом сознании маркированы преимущественно отрицательно, что проявляется в абсолютном численном преобладании негативных коннотаций. Соответственно, положительная оценка даётся немногословию и молчанию.
Универсальность концепта и достаточная абстрактность соответствующего понятия, наряду с отсутствием вызываемых им аксиологических и эмоциональных рефлексов, определяют отсутствие ярко выраженной этноспецифики в понятийной составляющей концепта, относящейся к его базовому значению.
Исследование образной составляющей концепта «язык» позволяет утверждать, что как в русских, так и в англоамериканских текстах представлены пространственная, реиморфная и биоморфная (включая антропоморфную) виды когнитивной метафоры языка, классифицированные по вспомогательному субъекту сравнения. Английские тексты демонстрируют большее разнообразие метафор. В обоих языках первое место по частотности занимает пространственная метафора - представление о языке как о хранилище слов и выражений. В общем виде частотное распределение типов метафор различно: в английском языке на втором месте находится реиморфная метафора, а в русском - биоморфная. Однако разница между частотой употребления этих типов метафор не является значительной, что не даёт возможности определить различия в частотном распределении типов метафор как проявление этноспецифики.
Как в английской, так и в русской паремиологии представлено наделение языка как органа речи автономным сознанием и функциями оружия. Однако в английской паремиологии количественно преобладают паремии с уподоблением языка оружию, а в русской - с персонификацией языка.
Можно также констатировать определенную идентичность паремиологических и фразеологических представлений о языке как органе речи. В английской и русской фразеологии, как и в паремиологии, анатомический язык персонифицируется и наделяется собственной волей. Его единственная функция и намерение - говорить, он является генератором речи. В зависимости от продуцируемой им речевой деятельности ему приписываются различные физические (главным образом тактильные) характеристики, причем они разнообразнее в английской фразеологии.
Представления о языке в русской и в английской фразеологии, как и в паремиологии, практически полностью сводятся к проявлению языка в речи. Характеристики речи переносятся на анатомический язык, и речь осмысляется как обладающая определенными свойствами физическая субстанция, материя.
Анализ значимостной составляющей концепта «язык» позволяет сделать следующие выводы.
В проекции на лексическую систему современного русского языка концепт «язык» представлен лексемами язык, речь, голос и слово. Представляется возможным утверждать, что ядерной лексемой русского лексико-семантическом поля, соответствующему концепту «язык», является лексема язык. Ближнюю периферию составит лексема речь, к дальней периферии возможно отнести лексему слово, к крайней периферии - лексему голос.
В проекции на лексическую систему современного английского языка концепт «язык» представлен лексемами language, tongue и speech. Ядерной лексемой английского лексико-семантическом поля в данном случае является лексема language. Представляется возможным выделить ближнюю периферию - лексему tongue и дальнюю - лексему speech.
По итогам сопоставлении лексико-семантических полей, соотносящихся с данным концептом в русской и английской лингвокультурах, можно сделать вывод, что русский язык обладает более богатыми средствами вербализации концепта.
Проведенное исследование позволяет выдвинуть предположение о характере эволюции концепта «язык» в русской и английской лингвокультурах. Могут быть отмечены две взаимосвязанные тенденции: а) тенденция к увеличению семантического расстояния между ядром лексико-семантического поля и периферийными единицами, и, как следствие, к уменьшению количества лексем, используемых для номинации концепта; б) тенденция к семантическому разделению языка и речи в ЯС.
Что касается отношений концепта «язык» с другими языковыми концептами, то может быть констатирована близость концептов «язык» и «речь» в силу взаимосвязанности соответствующих понятий и континуального характера оппозиции «язык-речь». Этноспецифичным является «соседство» концептов «язык» и «слово» в русской концептосфере.
Результаты проведённого исследования в своей совокупности указывают на принадлежность языка к лингвокультурным концептам, обладающих этноспецификой, которая проявляется как в различном количестве и семантическом содержании средств его объективации в разных языках, так и в метафорической и паремиологической интерпретации.
С целью более всестороннего изучения концепта исследование может быть продолжено за счёт описания концепта-«близнеца» языка - речи для сопоставительного анализа этих концептов.
Кроме того, для более ясного представления соотношения семантического прототипа языка и соответствующего понятия в сознании говорящих возможно проведение его синхронного среза путём опроса информантов.
Наконец, в качестве перспективы дальнейшего исследования можно рассматривать изучение концепта «язык» на основе религиозной и поэтической дискурсных реализаций.
ИСТОЧНИКИ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА
1.Ажеж К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки: Пер с фр. - М.: Едиториал УРСС, 2003. - 304 с.
2.Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики (краткий очерк). - М.: «Просвещение», 1966. - 301 c.
3.Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. - М.: Наука, 1988. - 341 с.
.Арутюнова Н.Д. Введение. // Логический анализ языка. Культурные концепты. - М.: Наука, 1991. - С. 3-4.
.Арутюнова Н.Д. Введение. // Логический анализ языка. Ментальные действия. - М.: Наука, 1993. - С. 3-7.
.Арутюнова Н.Д. Речь // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - 2-е изд. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - С. 414-416.
.Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - М.: «Языки русской культуры», 1999. - 896 c.
.Арутюнова Н.Д. Введение. Наивные размышления о наивной картине языка // Язык о языке. Сб. статей / Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 7-19.
. Арутюнян Ю.В. и др. Этносоциология: Учебное пособие для вузов. / Ю.В. Арутюнян, Л.М. Дробижева, А.А. Сусоколов. - М.: Аспект Пресс, 1999. - 271 с.
.Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология /Ред. В.П. Нерознак; Моск. Лингв. ун-т. - М.: Academia, 1997. - С. 276-379.
.Бабаева Е.В. Концептологические характеристики социальных норм в немецкой и русской лингвокультурах: Монография. - Волгоград: Перемена, 2003. - 171 с.
.Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. - Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1996. - 104 с.
.Базылев В.Н. Мифологема скуки в русской культуре (И. А. Гончаров «Обыкновенная история»). // RES LINGUISTICA. Сборник статей. К 60-летию профессора В.П. Нерознака. - М.: Academia, 1999. - С. 130-147.
.Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка /Пер. с фр. - М.: Изд-во иностр. литературы, 1955. - 416 с.
.Бенвенист Э. Общая лингвистика. Пер. с фр. / Общ. ред., вступ. ст. и коммент. Ю.С. Степанова. - Изд. 2-е, стереотипное. - М.: Едиториал УРСС, 2002. - 448 С.
.Бибихин В.В. Язык философии. - 2-е изд., испр. и доп. - М: Языки славянской культуры, 2002. - 416 с.
.Богин Г.Е. Типология понимания текста. - Калинин: Изд-во Калининск. гос. ун-та, 1986. - 86 с.
.Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. - 123 с.
.Болдырев Н.Н. Функционально-семиологический принцип исследования языковых единиц // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова / Отв. ред. Е.С. Кубрякова, Т.Е. Янко. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 383-393.
.Будагов Р.А. Язык и речь в кругозоре человека. - М.: Добросвет, 2000. - 303 c.
.Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. А.Д. Шмелева. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 288 с.
.Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. - М.: Индрик, 2002. - 336 с.
.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: «Русский язык», 1983. - 269 с.
.Волков А.Г. Язык как система знаков. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1966. - 88 с.
25.Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании. // Филологические науки. - 2001. - № 1. - С. 64-72.
.Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа. - Краснодар: Техн. ун-т Кубан. гос. технол. ун-та, 2002а. - 142 с.
27.Воркачев С.Г. Методологические обоснования лингвоконцептологии. // Теоретическая и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. Аспекты метакоммуникативной деятельности. - Воронеж, 2002б. - С. 79-95.
28.Воркачев С.Г. Концепт как «зонтиковый» термин // Язык. Сознание. Коммуникация. Вып. 24. Московский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. Филологический факультет. - М.: Макс-пресс, 2003а. - С. 5-13.
29.Воркачев С.Г. Культурные концепты и перевод: макаризмы в тексте Евангелия // Вестник МГОУ. - 2003б. - № 4. - С. 88-93.
.Воркачев С.Г. Сопоставительная этносемантика телеономных концептов «любовь» и «счастье» (русско-английские параллели): Монография. - Волгоград: Перемена, 2003в. - 164 с.
.Воркачев С.Г. Эталонность в сопоставительной семантике // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 25. - М.: Макс-пресс, 2003г. - С. 6-15.
.Воркачев С.Г. Междискурсная вариативность лингвокультурных концептов: любовь-милость. // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы. Тезисы докладов международной научной конференции 27 апреля 2004 года / под ред. Н.А. Красавского. - Волгоград: Колледж, 2004. - С. 19-21.
.Воркачев С.Г., Жук Е.А., Голубцов С.А. Оценка, модальность, безразличие: субъективность в языке // Язык и антропологические сущности. - Краснодар: Издательство КубГУ, 1997. - С. 216-259.
.Воркачёв С.Г., Полиниченко Д.Ю. Концепт «язык» в русском паремиологическом фонде // Проблемы вербализации концептов в семантике текста: Материалы междунар. симпозиума. Волгоград, 22-24 мая 2003 г.: в 2 ч. - Ч. 2. Тезисы докладов. - Волгоград: Перемена, 2003. - С. 176-180.
.Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). - М.: Изд-во Российского ун-та Дружбы народов, 1997. - 332 с.
.Гамкрелидзе Т.В. Языковое развитие и предпосылки сравнительно-генетического языкознания. // Литература. Язык. Культура. - М.: «Наука», 1986. - С. 201-208.
.Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. В 2-х частях. - Благовещенск: БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998.
.Гируцкий А.А. Введение в языкознание. - Мн.: «ТетраСистемс», 2001а. - 288 с.
.Гируцкий А.А. Общее языкознание. - Мн.: «ТетраСистемс», 2001б. - 304 с.
.Головин Б.Н. Введение в языкознание. - 2-е изд., испр. - М.: Высшая школа, 1973. - 320 с.
.Гоннова Т.В. Паремиологический фонд языка как источник изучения культурных концептов // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы. Тезисы докладов международной научной конференции 27 апреля 2004 года / Под ред. Н.А. Красавского. - Волгоград: Колледж, 2004. - С. 26-28.
.Гречко В.А. Теория языкознания. - М.: Высш. Шк., 2003. - 375 с.
.Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 288 с.
.Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влияния на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию: Пер с нем. / Общ. ред. Г.В. Рамишвили; Послесл. А.В. Гулыги и В.А. Звегинцева. - М.: ОАО ИГ «Прогресс», 2000. - С. 37-300.
45.Даниленко В.П. Общее языкознание. Курс лекций. 2-е изд. - Иркутск: Изд-во Иркутского государственного ун-та, 2003.- 240 с.
.Дегтев С.В., Макеева И.И. Концепт слово в истории русского языка // Язык о языке: Сб. статей / Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 63-171.
.Демьянков В. З. Лингвопсихология // Вопросы лингвистики и лингводидактики на современном этапе: Материалы VII научно-практической конференции. - М.: Факультет славянской и западноевропейской филологии, Московский педагогический университет, 1999. - С. 45-51.
.Демьянков В.З. Семантические роли и образы языка // Язык о языке / Под общим руководством и редакцией Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С.193-270.
.Демьянков В.З. Функционализм в зарубежной лингвистике конца XX в., 2003. - #"justify">.Дмитриева О.А. Об этнокультурной специфике пословиц и афоризмов. // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. / ВГПУ, ПМПУ. - Волгоград - Архангельск: Перемена, 1996. - С. 67-80.
.Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка. // Зарубежная лингвистика. I. Пер. с англ. / Общ. ред. В.А. Звегинцева и Н.С. Чемоданова. - М.: Издательская группа «Прогресс», 1999. - С. 131-256.
.Ельцова Е.Н. Смысловая валентность концептов в тексте перевода. // Проблемы вербализации концептов в семантике текста: Материалы междунар. симпозиума. - Волгоград, 22-24 мая 2003 г.: в 2 ч. - Ч. 2. Тезисы докладов. - Волгоград: Перемена, 2003. - С. 127-129.
.Еремеев Я.Н. К онтологичному и динамичному пониманию языка: Философия имени и диалогическая философия // Теоретическая и прикладная лингвистика. Выпуск 1. Проблемы философии языка и сопоставительной лингвистики. - Воронеж: Изд-во ВГТУ, 1999. С. 46-62.
.Жельвис В.И. Эти странные русские.- М.: Эгмонт Россия Лтд,2002- 96с.
.Звегинцев В.А. Очерки по общему языкознанию. - М.: Изд-во МГУ, 1962. - 383 с.
.Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика. - М.: «Просвещение», 1967. - 338 с.
.Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. 2-е изд. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 248 с.
.Здравомыслов А.Г. Трансформация смыслов в национальном дискурсе // Язык и этнический конфликт / Под ред. М. Брил Олкотт и И. Семенова: Моск. Центр Карнеги. - М.: Гендальф, 2001. - С. 34-57.
.Зубкова Я.В. Время в языковом сознании: подходы к изучению // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности: Сб. науч. тр. / ВГПУ - Волгоград: Перемена, 2001. - С. 97-104.
.Иванова И.П., Чахоян Л.П., Беляева Т.М. История английского языка. Учебник. Хрестоматия. Словарь. - СПб.: Издательство Лань, 1999. - 512 с.
.Ильиш Б.А. История английского языка. (На англ. яз.). Учебник для студентов фак. иностр. Яз. Пед. Ин-тов по спец. 2103 «Иностр. Яз.» - Л.: «Просвещение», 1972. - 352 с.
.Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. / ВГПУ, ПМПУ. - Волгоград - Архангельск: Перемена, 1996. - С. 3-16.
.Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград: Перемена, 2002. - 477 с.
.Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики: Сб. науч. тр. / Под ред. И.А. Стернина. - Воронеж: ВГУ, 2001. - С. 75-80.
.Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М.: Наука, 1987. - 261 с.
.Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения (Предисловие). // Язык и личность. - М.: Наука, 1989. - С. 3-8.
.Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса. // Т.А. ван Дейк. Язык. Познание. Коммуникация. - М.: Прогресс, 1989. - C. 5-11.
.Карпов В.А. Язык как система. - Минск: Вышейш. шк., 1992. - 301 с.
69.Кашкин В.Б. Подходы к сходствам и различиям языков в истории языкознания (часть 2) // Теоретическая и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 2. Язык и социальная среда. - Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. - С. 136-151.
70.Кашкин В.Б. Бытовая философия языка и языковые контрасты // Теоретическая и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. Аспекты метакоммуникативной деятельности. - Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2002. - С. 4-34.
71.Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания (универсальное, типовое и специфичное в языке). - М.: Изд-во МГУ, 1992. - 336 с.
72.Кибрик А.Е. Язык // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - 2-е изд. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - С. 604-606.
.Кибрик А.Е. Константы и переменные языка. - СПб.: Алетейя, 2003. - 720 с.
.Киященко Л.П. Диалог внутри языка. Рационален ли язык? // Философия науки. - Вып. 1: Проблемы рациональности. - М.: Институт философии РАН, 1995. - С. 285-320.
.Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию. Перевод с английского под редакцией к.фил.н. Панченко А.А. - СПб.: Евразия, 1998. - 352 с.
.Кобозева И.М. "Смысл" и "значение" в "наивной семиотике" // Логический анализ языка: Культ. концепты / АН СССР. Ин-т языкознания; Редкол.: Н.Д. Арутюнова (отв. ред.) и др. - М.: Наука, 1991. - С. 183-186.
.Кобозева И.М. Лингвистическая семантика: Учебник. - М.: Эдиториал УРСС, 2000. - 352 с.
.Кодухов В.И. Введение в языкознание: Учеб. для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.» - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Просвещение, 1987. - 288 с.
.Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции // Язык и этнический менталитет. Сборник научных трудов. - Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1995. - С. 13-24.
.Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова…»- СПб.: «Златоуст», 1999. - 368 с.
.Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. - СПб.: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2000. - 326 с.
.Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. - М.: Наука, 1984. - 175 с.
.Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. - М.: Наука, 1990. - 108 с.
.Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. 2-е изд., испр. и доп. - М.: ЧеРо, 2003. - 349 с.
.Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. Вып. III. - М.: Прогресс, 1963. - С. 143-343.
.Костомаров В.Г. Общее и особенное в развитии языков // Литература. Язык. Культура. - М.: «Наука», 1986. - С. 267-278.
.Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Старые мехи и молодое вино. Из наблюдений над русским словоупотреблением конца XX века. - СПб: Златоуст, 2001. - 72 с.
.Кочетков В.В. Психология межкультурных различий. - М.: ПЕР СЭ, 2002. - 416 с.
.Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. - Иркутск: Издание ОГУП «Иркутская областная типография № 1», 2001. - 261 с.
.Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: Курс лекций. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2002. - 284 с.
.Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? - М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 375 с.
.Красухин К.Г. Слово, речь, язык, смысл: индоевропейские истоки // Язык о языке. Сб. статей / Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000. - C. 23-44.
.Крупа В., Ондрейович С. Язык и возможности его регулирования // Встречи этнических культур в зеркале языка: (в сопоставительном лингвокультурном аспекте) / Науч. совет по истории мировой культуры. - М.: Наука, 2002. - С. 175-186.
.Крысько В.Г. Этническая психология. - М.: Издательский центр «Академия», 2002. - 320 с.
.Кубрякова Е.С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. / Отв. ред. Б.Л. Серебренников. - М.: Наука, 1988. - С. 141-173.
.Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца XX века. - М: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. - С. 144-238.
.Кубрякова Е.С. Концепт // Краткий словарь когнитивных терминов / Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. - М.: Моск. гос. ун-т, 1996. - С. 90-93.
.Кубрякова Е.С. Языковое сознание и языковая картина мира // Филология и культура: Материалы II-й Международной конференции. / Отв. ред. Н.Н. Болдырев; редкол. Е.С. Кубрякова и др.: В 3 ч. Ч. III. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999. - С. 6-13.
.Кубрякова Е.С. О современном понимании термина «концепт» в лингвистике и культурологии // Реальность, язык и сознание: Международный межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. / Отв. ред. Т.А. Фесенко; Редкол.: Б. Стефанинк, М. Презас. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - С. 5-15.
.Кубрякова Е.С. Новые единицы номинации в перекраивании картины мира как транснациональные проблемы // Языки и транснациональные проблемы: Мат-лы I междунар. науч. конф. 22-24 апреля 2004 года. Т. I. / Отв. ред. Т.А. Фесенко; М-во образования и науки Рос. Федерации, Ин-т языкознания Российской академии наук, Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина, Ин-т исследования и развития лит. процессов в Австрии и в мире - INST (Вена, Австрия). - М.- Тамбов: Изд-во ТГУ им Г.Р. Державина, 2004. - С. 9-16.
.Кузнецов А.М. Компонентного анализа метод // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - 2-е изд. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998а. - С. 233-234.
.Кузнецов А.М. Поле // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - 2-е изд. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998б. - С. 380-381.
.Курдюмов В.А. О сущности и норме языка, 1998. -#"justify">109.Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология / Ред. В.П. Нерознак; Моск. лингв. ун-т. - М.: Academia, 1997. - С. 280-287.
110.Ломтев Т.П. Язык и речь // Ломтев Т.П. Общее и русское языкознание. - М.: Наука, 1976. - С. 54-60.
.Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Научные труды Центроконцепта. Вып 1. - Архангельск: Издательство Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова, 1997. - С. 11-35.
112.Мазалова Н.Е. Состав человеческий: Человек в традиционных соматических представлениях русских. - СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2001. - 192 с.
113.Майол Э., Милстед Д. Эти странные англичане. Пер. с англ. И. Тогоевой. - М.: Эгмонт Россия Лтд., 2001. - 72 с.
114.Макеева И.И. Языковые концепты в истории русского языка // Язык о языке: Сб. статей / Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000. - C. 63-155.
115.Маккенна К. Роль пословиц в курсе обучения русскому языку // Язык русского фольклора. Сборник научных трудов. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского университета, 1996. - С. 78-90.
.Маслов Ю.С. Введение в языкознание. - М.: Высшая школа, 1998. - 262 с.
.Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. - М.: Издательский центр «Академия», 2001. - 208 с.
.Мейе А. Общеславянский язык: Пер. с фр./ Общ. ред. С.Б. Бернштейна. - М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. - 500 с.
.Мегентесов С.А. Язык как объект исследования в свете синхронно-диахронной парадигмы // Философия языка: в границах и вне границ / Ю.С. Степанов, П. Серио, Д.И. Руденко и др. Науч ред. тома Д.И. Руденко. - Харьков: Око, 1993. - [Т.] 1.- С. 73-82.
.Мечковская Н.Б. Язык и религия: Пособие для студентов гуманитарных вузов. - М..: Агенство «ФАИР», 1998. - 352 с.
.Мечковская Н.Б. Метаязыковые глаголы в исторической перспективе: образы речи в наивной картине мира // Язык о языке: Сб. статей / Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000а. - C. 363-380.
.Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика: Пособие для студентов гуманит. вузов и учащихся лицеев. - 2-е изд., испр. - М.: Аспект Пресс, 2000б. - 207 с.
.Мечковская Н.Б. Семиотика: Язык. Природа. Культура: Курс лекций: Учеб. пособие для студ. филол., лингв. и переводов. фак. высш. учеб. заведений. - М.: Издательский центр «Академия», 2004. - 432 с.
.Михайленко Т.Д. Когнитивные аспекты в процессе формирования отраслевой терминосистемы (на примере подъязыка рекламы) // Реальность, язык и сознание: Международный межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. / Отв. ред. Т.А. Фесенко; Редкол.: Б. Стефанинк, М. Презас. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - С. 89-98.
.Мокиенко В.М. В глубь поговорки: Рассказы о происхождении крылатых слов и образных выражений. - 2-е изд., перераб. и доп. - СПб.: «Паритет», 1999. - 224 с.
.Москвин В.П. Классификация русских метафор // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. / ВГПУ, ПМПУ. - Волгоград - Архангельск: Перемена, 1996. - С. 103-113.
.Налимов В.В. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков. - М.: Наука, 1979. - 303 с.
.Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. - М.: Изд-во «Прометей» МГПИ им. Ленина, 1989. - 288 с.
.Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. - М.: Наука, 1993.- 187 с.
.Никитина С.Е. Лингвистика фольклорного социума // Язык о языке: Сб. статей / Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. - М.: Языки русской культуры, 2000. - C.558-596.
.Нерознак В.П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: Межвузовский тематический сборник / Под общ. ред. Т.А. Поздняковой. - Омск: Изд-во ОмГПУ, 1998. - С. 80-85.
.Новикова Н.С., Черемисина Н.В. Многомирие в реалии и общая типология языковых картин мира // Филологические науки. - 2000. - № 1. - С. 40-49.
.Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Под ред. Б.А. Серебренникова. - М.: Наука, 1970. - 604 с.
.Панов М.В. Язык и речь // Энциклопедический словарь юного филолога (языкознание) / Сост. М.В. Панов. - М.: Педагогика, 1984. - С. 338-339.
.Панов Ю.А. Экспансия сниженной лексики как заполнение лексических и стилистических лакун // Язык, коммуникация и социальная среда. Выпуск 1. Межвузовский сборник научных трудов. - Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2001. - С. 4-12.
.Пипер П. В трехмерном пространстве языкознания (и за его пределами). // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова / Отв. ред. Е.С. Кубрякова, Т.Е. Янко. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 179-189.
.Попова Т.Г. Языковое сознание и языковая личность // Реальность, язык и сознание: Международный межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. / Отв. ред. Т.А. Фесенко; Редкол.: Б. Стефанинк, М. Презас. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - С. 412- 415.
.Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. - Воронеж: Истоки, 2001. - 191 с.
.Попова З.Д., Хорошунова И.В. Построение лексико-семантического поля ключевого слова концепта // Проблемы вербализации концептов в семантике текста: Материалы междунар. симпозиума. Волгоград, 22-24 мая 2003 г.: в 2 ч. - Ч. 2. Тезисы докладов. - Волгоград: Перемена, 2003. - С. 34-35.
.Постовалова В.И. Язык как деятельность: Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта / АН СССР. Ин-т языкознания. - М.: Наука, 1982. - 222 с.
.Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. / Отв. ред. Б.Л. Серебренников. - М.: Наука, 1988. - С. 8-69.
.Потебня А.А. Полное собрание трудов: Мысль и язык. - М.: Издательство «Лабиринт», 1999. - 300 с.
.Почепцов О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопросы языкознания. - 1990. - № 6. - С. 110-123.
.Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. - М.: Русские словари, 2000. - 416 с.
.Реформатский А.А. Введение в языковедение. / Под ред. В.А. Виноградова. - М.: Аспект Пресс, 1999. - 536 с.
146.Рождественский Ю.В. Лекции по общему языкознанию. 2-е изд. - М.: «Добросвет», 2000. - 344 с.
147.Ромашко С.А. «Язык»: структура концепта и возможности развертывания лингвистических концепций // Логический анализ языка. Культурные концепты. - М.: Наука, 1991. - С. 161-163.
.Рыбникова В.А. Языковая концептуализация социума (на материале английских дидактических текстов): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Краснодар, 2001. - 20 с.
.Савенкова Л.Б. Русская паремиология: семантический и лингвокультурологический аспекты. - Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 2002. - 240 с.
.Савенкова Л.Б. Языковое воплощение концепта // Проблемы вербализации концептов в семантике текста: Материалы междунар. симпозиума. Волгоград, 22-24 мая 2003 г.: в 2 ч. - Ч. 1. Научные статьи. - Волгоград: Перемена, 2003. - С. 258-264.
.Савицкий В.М., Кулаева О.А. Концепция лингвистического континуума: Монография. - Самара: Изд-во «НТЦ», 2004. - 178 с.
.Сепир Э. Грамматист и его язык // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер с англ. / Общ. ред. и вступ. ст. А.Е. Кибрика. - М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993а. - С. 248-258.
.Сепир Э. Язык // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер с англ. / Общ. ред. и вступ. ст. А.Е. Кибрика. - М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993б. - С. 223-247.
.Сепир Э. Язык: введение в изучение речи // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер с англ. / Общ. ред. и вступ. ст. А.Е. Кибрика. - М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993в. - С. 26-203.
.Серебренников Б.Л. Как происходит отражение картины мира в языке? // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. / Отв. ред. Б.Л. Серебренников. - М.: Наука, 1988. - С. 87-107.
156.Слюсарёва Н.А. Функции языка // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - 2-е изд. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - С. 564-565.
157.Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. - М.: Academia, 2000. - 128 с.
.Слышкин Г.Г. Межкультурная компетенция и концепт "перевод" // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. - Волгоград: Перемена, 2001. - С. 60-64.
.Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт: номинативная плотность и номинативная диффузность // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы. Тезисы докладов международной научной конференции 27 апреля 2004 года / под ред. Н.А. Красавского. - Волгоград: Колледж, 2004. - С. 96-98.
.Смирницкий А.И. Древнеанглийский язык. - М.: Филологический факультет МГУ им. Ломоносова, 1998. - 318 с.
.Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. - М.: Наука, 1977. - 340 с.
.Соломоник А. Язык как знаковая система. - М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1992. - 233 с.
.Соссюр Ф. Курс общей лингвистики / Ф. Соссюр: пер. с фр. А.М. Сухотина; науч. ред. Н.А. Слюсаревой; послесл. Р. Энглера. - М.: Логос, 1999. - 296 с.
.Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. - М.: Учпедгиз, 1959. - 136 с.
.Стеблин-Каменский М.И. Язык // Стеблин-Каменский М. И. Труды по филологии / Отв. ред. Ю.А. Клейнер. - СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2003. - С. 29-42.
.Степанов Ю.С. Основы языкознания. - М.: «Просвещение», 1966. - 271 с.
.Степанов Ю.С. Семиотика. - М.: Наука, 1971. - 146 с.
.Степанов Ю.С. Семиотическая структура языка: (Три функции и три формальных аппарата языка) // Изв. АН СССР, СЛЯ. - 1973. - Т. 32. - Вып. 4. - С. 340-355.
.Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. - М.: Наука, 1975.- 311 с.
.Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка (семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства). - М.: Наука, 1985. - 331 с.
.Степанов Ю.С. «Слова», «понятия», «вещи». К новому синтезу в науке и культуре // Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов: Пер с фр. / Общ. ред. и вступ. ст. Ю.С. Степанова. - М.: Прогресс-Универс, 1995. - С. 5-25.
172.Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры: Изд-е 2-е, испр. и доп. - М.: Академический Проект, 2001. - 990 с.
.Стернин И.А. Может ли лингвист моделировать структуру концепта? // Когнитивная семантика: Материалы Второй Междунар. шк. - семинара по когнитивной лингвистике, 11-14 сентября 2000 г. / Отв. ред. Н.Н. Болдырев; В 2 ч. Ч. 2. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2000. - С. 13-17.
174.Стернин И.А. Немецкий язык в русском коммуникативном сознании // Теоретическая и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. Аспекты метакоммуникативной деятельности. Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2002. - С. 114-118.
175.Сусов И.П. Введение в теоретическое языкознание: Электронный учебник, 2000. - #"justify">176.Сусов А.А., Сусов И.П. Теория межкультурной коммуникации vs. контрастивная этнолингвистика // Лингвистический вестник, вып. 3. - Ижевск, 2001. - #"justify">.Сухарев В.А., Сухарев М.В. Психология народов и наций. - Донецк: Сталкер, 1997. - 400 с.
.Сухих С.А., Зеленская В.В. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реализации. - Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 1997. - 72 с.
.Тавдгиридзе Л.А. Объективация концептов «русский язык» и «английский язык» в коммуникативном сознании сельских жителей // Культура общения и её формирование. Вып. 13. - Воронеж: «Истоки», 2004. - С. 66-71.
.Тарланов З.К. Язык. Этнос. Время: Очерки по русскому и общему языкознанию. - Петрозаводск: Издательство Петрозаводского государственного университета, 1993. - 222 с.
.Тарланов З.К. Этнический язык и этническое видение мира // Язык и этнический менталитет. Сборник научных трудов. - Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1995. - С. 5-12.
.Тарланов З.К. Русские пословицы: синтаксис и поэтика. - Петрозаводск: Издательство Петрозаводского государственного университета, 1999. - 448 с.
.Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц / Отв. ред. А.А. Уфимцева; АН СССР. Ин-т языкознания. - М.: Наука, 1986. - 143 с.
.Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. - М.: Наука, 1988. - С. 173-204.
.Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. - М.: «Языки русской культуры», 1996. - 286 с.
.Телия В.Н. Основные постулаты лингвокультурологии. // Филология и культура: Материалы II-й Международной конференции. / Отв. ред. Н.Н. Болдырев; редкол. Е.С. Кубрякова и др.: В 3 ч. Ч. III. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999. - С. 14-16 с.
.Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. - М.: Слово, 2000.- 261 с.
.Топорова В.М. Геометрическая метафора: общность и национально-языковая специфика. // Реальность, язык и сознание: Международный межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. / Отв. ред. Т.А. Фесенко; Редкол.: Б. Стефанинк, М. Презас. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г. Р. Державина, 2002. - С. 259-267.
.Торопцев И.С. Язык и речь. - Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1985. - 199 с.
.Тхорик В.И., Фанян Н.Ю. Лингвокультурология и межкультурная коммуникация: Учеб. пособие / Под ред. Г.П. Немца. - Краснодар: Куб. гос. ун-т, 2002. - 260 с.
191.Улыбина Е.В. Психология обыденного сознания. - М.: Смысл, 2001. - 263 с.
.Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Зарубежная лингвистика. I. Пер. с англ. / Общ. ред. В.А. Звегинцева и Н.С. Чемоданова. - М.: Издательская группа «Прогресс», 1999. - С. 58-91.
.Урынсон Е.В. Языковая картина мира VS. обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. - 1998. - № 2. - С. 3-22.
194.Хайров Ш.В. Штрихи и ярлыки к портретам славянских языков (К типологии оценочных языковых мифов) // Язык и этнический менталитет. Сборник научных трудов. - Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1995. - С. 155-162.
195.Цыдендамбаев Ц.Б. Марксистский диалектический метод и системность языка // Методологические и философские проблемы языкознания и литературоведения. - Новосибирск: Наука, 1984. - С. 34-41.
196.Черемисина М.И. Законы и правила в языкознании // Методологические и философские проблемы языкознания и литературоведения. - Новосибирск: Наука, 1984. - С. 9-21.
.Чернейко Л.О. Гештальтная структура абстрактного имени // Филологические науки. - 1995. - № 4. - С. 73-83.
.Чесноков П.В. Основные единицы языка и мышления / Чесноков П.В.; Ред. [В.А. Магин]; М-во просвещения РСФСР. - Ростов н/Д: Рост.кн.изд-во, 1966. - 288 с.
.Широков О.С. Введение в языкознание. М.: Издательство МГУ, 1985. - 264 с.
.Штелинг Д.А. Грамматическая семантика английского языка. Фактор человека в языке: Учебное пособие. - М.: МГИМО, ЧеРо, 1996- 254с.
.ЭС - Этнопсихологический словарь / Под редакцией В.Г. Крысько. - М.: Московский психолого-социальный институт, 1999. - 343 с.
.Якобсон Р.О. О лингвистических аспектах перевода // Якобсон Р.О. Избранные работы. - М.: Прогресс, 1985а. - С. 361-368.
.Якобсон Р.О. Язык в отношении к другим системам коммуникации // Якобсон Р.О. Избранные работы. - М.: Прогресс, 1985б. - С. 319-330.
.Яровикова Р.Т. Роль языкового и речевого общения в реализации гносеологического выбора научного метода // Методологические и философские проблемы языкознания и литературоведения. - Новосибирск: Наука, 1984. - С. 77-94.
.Ярославцева Е.И. Размышление о языке и языкознании // RES LINGUISTICA. Сборник статей. К 60-летию профессора В.П. Нерознака. - М.: Academia, 1999. - С. 147-155.
.Ярцева В.Н. Развитие национального литературного английского языка. Изд. 2-е, испр. - М.: Едиториал УРСС, 2004. - 288 с.
207.Dalby A. Language in Danger. London: Penguin Books, 2003.
ИСТОЧНИКИ ЯЗЫКОВОГО МАТЕРИАЛА
Словари
1.Аникин В.П. Русские пословицы и поговорки. - М.: Художественная литература, 1988.
2.БТСРЯ - Большой толковый словарь русского языка. / Сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. - СПб.: «Норинт», 1998. - 1536 с.
.Даль В.И. Пословицы русского народа: В 3 т. - М.: Рус. кн.: Гос. фирма «Полиграфресурсы», 1994.
.Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: современное написание: в 4 т. / В. И. Даль. - М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство «Астрель», 2001.
.Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. - М.: Русский язык, 1991. - 534 c.
.Кунин А.В. Англо-русский фразеологический словарь. Изд. 3-е, испр., в двух книгах. - М.: «Сов. Энциклопедия», 1967.
.КЭСРЯ - Шанский Н.М. и др. Краткий этимологический словарь русского языка. Пособие для учителя. Изд. 2-е, испр. и доп. Под ред. чл.-кор. АН СССР С.Г. Бархударова. - М.: «Просвещение», 1971. - 542 с.
.Маковский М.М. Историко-этимологический словарь английского языка. - М.: Издательский дом Диалог, 1999. - 416 с.
.Михельсон М.И. Ходячие и меткие слова. Сборник русских и иностранных цитат, пословиц, поговорок, пословичных выражений и отдельных слов (иносказаний). - Репринт. изд.- М.:Изд. Центр «Терра», 1997. - XII, 598 с.
.Ожегов С.И. Словарь русского языка. Изд. четвертое, исправленное и дополненное. - М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1960. - 900 с.
.Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова - 4-е изд., дополненное. - М.: Азбуковник, 1998. - 944 стр.
.СРЯ - Словарь русского языка: в 4-х т./ АН СССР, Ин-т рус. яз.; под ред. А.П. Евгеньевой. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Русский язык, 1981.
.СС - Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков): около 10 000 слов / Э. Благова, Р.М. Цейтлин, С. Геродес и др. Под ред. Р.М. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой. - 2-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1999. - 842 с.
.ССРЯ 1986 - Словарь синонимов русского языка: Ок. 9000 синонимических рядов. / Под ред. Л.А. Чешко. - 5-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1986. - 600 с.
.ССРЯ 2001 - Словарь синонимов русского языка / ИЛИ РАН; Под ред. А.П. Евгеньевой. - М.: ООО «Издательство Астрель», ООО «Издательство АСТ», 2001. В 2-х тт.
.СЭС - Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. 2-е изд. - М.: Сов. Энциклопедия, 1983. - 1600 с.
.Ушаков 2000 - Толковый словарь русского языка. Под редакцией Д.Н. Ушакова. В 4-х тт. - М.: ООО «Издательство Астрель», ООО «Издательство АСТ», 2000.
18.ФКГ - Фольклор Калужской губернии в записях и публикациях XIX - начала XX века. Вып. II. Необрядовая поэзия (духовные стихи, песни, сказки, предания, загадки, пословицы, поговорки и др.). Сборник. Сост., подгот. текста, предисл. и примеч. к разделам Н. М. Ведерниковой, при участии С.Е. Никитиной. - М.: Институт Наследия, 1997.
19.ФСРЯ - Фразеологический словарь русского языка: Свыше 4000 словарных статей. / Л.А. Войнова, В.П. Жуков, А.И. Молотков, А.И. Федоров; под ред. А.И. Молоткова. - 4-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1986. - 543 с.
.Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. - 3-е изд., стереотип. - М.: Рус. Яз., 1999.
.ЭССЯ - Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. - М.: Наука, 1978. - Вып. 6. - 223 с.
22.AHD - The American Heritage Dictionary of the English Language. Houghton Miffin Company, 1992. Electronic version.
.Apperson G.L. The Wordsworth Dictionary of Proverbs. Wordsworth Editions Ltd, 1993.
.Bright J.W. An Anglo-Saxon Reader. Third Edition. New York: Henry Holt and Company, 1912.
.CCED - Collins Cobuild English Dictionary. London, HarperCollins Publishers, 1995.
.COD - The Concise Oxford Dictionary of current English. Oxford, Oxford University Press, 1964.
.CODP - The Concise Oxford Dictionary of Proverbs. Oxford, New York. Oxford University Press. Third edition, 1998.
.COED - Compact Oxford English Dictionary of Current English. Oxford University Press, 2003.
.Fergusson R. The Penguin Dictionary of Proverbs. Penguin Books, 1983.
.Hall J. A Concise Anglo-Saxon Dictionary, Second Edition. New York: The Macmillan Company, 1916.
31.Köbler G. Indogermanisches Wörterbuch. (3. Auflage). Gießen-Lahn: Arbeiten zur Rechts- und Sprachwissenschaft Verlag, 2000.
.Köbler G. Altenglisches Wörterbuch. (2. Auflage). Gießen-Lahn: Arbeiten zur Rechts- und Sprachwissenschaft Verlag, 2003.
.EDT - English Dictionary & Thesaurus. Aylesbury: HarperCollinsPublishers & Times Books, 2001.
.LDCE - Longman Dictionary of Contemporary English. Burnt Mill, Harlow: Longman Group Ltd, 2000.
.LDELC - Longman Dictionary of English Language and Culture. Edinburgh Gate, 1998.
.MED - Macmillan English Dictionary for advanced learners. International student edition, 2002.
.OALD - Oxford Advanced Learners Dictionary. Oxford UP, 2000.
.RHWUD - Random House Websters Unabridged Dictionary. Second edition. New York: Random House, 2001.
.WNCD - Websters New Collegiate Dictionary. Springfield, G&C. Merriam Company, 2002.
.WNDS - Websters New Dictionary of Synonyms. Springfield, Merriam-Webster Inc., Publishers, 1984.
.WNWD - Websters New World Dictionary of the English language. New York: Simon&Shustler, 1984.
Художественная литература и публицистика
1.Адамов Г.Б. Тайна двух океанов. - Мн: Юнацтва, 1986. - 463 с.
2.Адамов Г.Б. Изгнание владыки. / Ил. С.А. Соколова. - М.: Правда, 1987. - 464 с.
.Беляев А.Р. Подводные земледельцы // Беляев А.Р. Голова профессора Доуэля. Повести и рассказы. / Послесловие М. Соколовой; Ил. В. Руденко. - М.: Правда, 1987а. - С. 151-300.
.Беляев А.Р. Хойти-Тойти // Беляев А.Р. Голова профессора Доуэля. Повести и рассказы. / Послесловия М. Соколовой; Ил. В. Руденко. - М.: Правда, 1987б. - С. 301-366.
.Булгаков М.А. Собачье сердце // Булгаков М.А. Ханский огонь / Послесловие и подготовка текста романа «Белая гвардия» доктора филологических наук М. Чудаковой. - Ижевск: Удмуртия. 1988а. - С. 252-341.
.Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. - Пермь: Пермское книжное издательство, 1988б. - 398 с.
.Булычев Кир. Заповедник сказок // Пленники астероида: Фантастические повести / Худож. В. Пинигина. - Кишинев: Лит. артистикэ, 1988а. - С. 389-464.
.Булычев Кир. Подземелье ведьм // Булычев Кир. Похищение чародея. - М.: Моск. рабочий, 1989б. - С. 329-536.
.Волков А.М. Урфин Джюс и его деревянные солдаты // Волков А.М. Волшебник Изумрудного города. Урфин Джюс и его деревянные солдаты: Сказочные повести. / Худож. Л. Владимирский. - Кишинев: Лит. артистикэ, 1985. - С. 140-296.
.Волков А.М. Тайна заброшенного замка // Волков А.М. Желтый туман; Тайна заброшенного замка: Сказочные повести. / Худож. Л. Владимирский. - Кишинев: Лит. артистикэ, 1987. - С. 163-310.
.Грин А.С. Блистающий мир // Грин А.С. Алые паруса; Блистающий мир; Золотая цепь; Рассказы. - М.: Худож. лит., 1986. - С. 83-270.
.Грин А.С. Алые паруса // Грин А.С. Бегущая по волнам: Романы и повести / Худож. В.Б. Остапенко. - Пермь.: Кн. Изд-во, 1988а. - С. 5-72.
.Грин А.С. Золотая цепь // Грин А.С. Бегущая по волнам: Романы и повести / Худож. В.Б. Остапенко. - Пермь.: Кн. изд-во, 1988б. - С. 257-384.
.Гуляковский Е.Я. Чужие пространства: Фантастический роман. - М.: АРМАДА, 1995. - 630 с.
.Ефремов И. Сердце Змеи // Ефремов И. Сердце Змеи: Повесть; Час Быка: Науч.-фантаст. роман. / Худож. В. Малахов. - Мн.: Юнацтва, 1989а. - С. 5-73.
.Ефремов И. Час Быка // Ефремов И. Сердце Змеи: Повесть; Час Быка: Науч.-фантаст. роман. / Худож. В. Малахов. - Мн.: Юнацтва, 1989б. - С. 74-542.
.Звягинцев В.Д. Одиссей покидает Итаку: Фантастический роман. - М.: Изд-во ЭКСМО, 2004а. - 640 с.
.Звягинцев В.Д. Бульдоги под ковром: Фантастический роман. - М.: Изд-во ЭКСМО, 2004б. - 480 с.
.Звягинцев В.Д. Вихри Валгаллы: Фантастический роман. - М.: Изд-во ЭКСМО, 2004в. - 512 с.
.Звягинцев В.Д. Время игры: Фантастический роман. - М.: Изд-во ЭКСМО, 2004г. - 512 с.
.Иванов В.Д. Повести древних лет: Хроники IX века в четырех книгах одиннадцати частях. - Л.: Лениздат, 1985. - 448 с.
.Иванов В.Д. Русь изначальная: Роман в 2 т. - М.: РИПОЛ, 1993.
.Ильф И.А, Петров Е.П. Золотой теленок // Ильф И.А, Петров Е.П. Двенадцать стульев. Золотой теленок. Романы. - М.: Экономика, 1982. - С. 307-630.
.Ильф И.А, Петров Е.П. Одноэтажная Америка. - Пермь: Пермское книжное издательство, 1986. - 380 с.
.Каверин В. Два капитана: Роман. - Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1987. - 638 с.
.Новиков-Прибой А.С. Рассказы; Цусима. В 2-х кн. / Ил. А.З. Иткина. - М.: Правда, 1985.
.Островский Н.А. Как закалялась сталь // Коммуны будущей творцы. Век ХХ / Сост., предисл., коммент В.И. Клюкина; Ил. С. Бродского. - М.: Мол. Гвардия, 1985. - С. 23-387.
.Семенова М. Валькирия: Роман, повести. - СПб: «Азбука», ООО «Фирма «Издательство АСТ», 2000. - 544 с.
.Симонов К.М. Живые и мертвые. Роман. В 3-х кн. - М.: Художественная литература, 1990.
.Суворов В. Очищение: Зачем Сталин обезглавил свою армию? - М.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. - 480 с.
.Суворов В. Самоубийство: Зачем Гитлер напал на Советский Союз? - М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. - 384 с.
32.Суворов В. Тень победы. - Донецк: «Сталкер», 2003. - 384 с.
33.Толстой А.Н. Аэлита // Толстой А.Н. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 3. - М.: Издательство «Правда», 1972а. - С. 5-148.
34.Толстой А.Н. Гиперболоид инженера Гарина // Толстой А. Н. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 3. - М.: Издательство «Правда», 1972б. - С. 149-424.
.Толстой А.Н. Петр Первый. - Пермь: Кн. изд-во, 1987. - 605 с.
36.Шолохов М.А. Поднятая целина // Обновление земли. Век ХХ / Сост., предисл., коммент А.И. Вдовина; Ил. О. Верейского. - М.: Мол. Гвардия, 1984. - С. 29-698.
37.Шолохов М.А. Тихий Дон. Роман в четырех книгах. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962.
38.Anderson S. Marching Men, 1917. - #"justify">.Anderson S. Poor White, 1926. - #"justify">40.Beerbohm M. And Even Now, 1920. - #"justify">41.Buchan J. Prester John, 1910. - #"justify">.Buchan J. Huntingtower, 1922. - #"justify">.Burroughs E.R. Pellucidar, 1923. - #"justify">44.Burroughs E.R. The Monster Men, 1929. - #"justify">45.Burroughs E.R. Lost on Venus, 1935. - #"justify">46.Burroughs E.R. Carson of Venus, 1939. - #"justify">.Cather W. My Antonia, 1918. - #"justify">.Christie A. The Murder at the Vicarage, 1930. - #"justify">.Christie A. Murder on the Orient Express, 1934. - #"justify">.Clarke A. Childhood's End, 1953. - #"justify">.Clarke A. 2010: Odyssey Two, 1982. - #"justify">52.Dreiser T. Sister Carrie, 1900. - #"justify">53.Dreiser T. The Financier, 1912. - #"justify">.Forster E.M. Where Angels Fear to Tread, 1905. - #"justify">.Davis R.H. The Scarlet Car, 1919. - #"justify">56.Herbert F. Dune, 1956. - #"justify">57.Herbert F. The Jesus Incident, 1978. - #"justify">58.Herbert F. The Lazarus Effect, 1983. - #"justify">59.Herbert F. Heretics of Dune, 1984. - #"justify">.Huxley A. Brave New World, 1932. - #"justify">.Huxley A. The Doors of Perception, 1954. - #"justify">. Joyce J. Dubliners, 1914. - #"justify">63.Lawrence D.H. Women in Love, 1920. - #"justify">64.Lawrence D.H. The Ladybird, 1923. - #"justify">.Lawrence D.H. The Plumed Serpent, 1926. - #"justify">66.London J. Martin Eden, 1909. - #"justify">67.Maugham W.S. Of Human Bondage, 1917. - #"justify">68.Mitchell M. Gone With the Wind, 1936. - #"justify">.Norris K. The Story of Julia Page, 1915. - #"justify">70.Orwell G. Nineteen eighty-four, 1949. - #"justify">71.Rinehart M.R. The Street of Seven Stars, 1914. - #"justify">.Robins E. My Little Sister, 1913. - #"justify">.Shaw I. Nightwork, 1975. - #"justify">.Sinclair U. Love's Pilgrimage, 1911. - #"justify">.Wells H.G. Mankind in the Making, 1903. - #"justify">.Wells H.G. The Food of the Gods, 1904. - #"justify">.Wells H.G. The New Machiavelli, 1911. - #"justify">.Wells H.G. Men Like Gods, 1923. - #"justify">.Wodehouse P.G. A Damsel in Distress, 1919. - #"justify">.Wodehouse P.G. The Little Warrior, 1920. - #"justify">81.Woolf V. Jacobs Room, 1923. - #"justify">.Wright S.F. The Hidden Tribe, 1938. - #"justify">83.Zelazny R. Nine Princes in Amber, 1970. - #"justify">.Zelazny R. Guns of Avalon, 1972. - http://artefact.lib.ru/library/books/zilazny/ 02e.zip.
85.Zelazny R. Trumps of Doom, 1985. - <http://artefact.lib.ru/library/books/zilazny/06e.zip>.
Больше работ по теме:
Диссертация
Основные аспекты символизма как способа изображения мира у А. Белого. Изучение проблемы в лицее и вузе
Диссертация
Развитие системы фатической метакоммуникации в английском дискурсе XVI–XX вв.
Диссертация
Лінгвокультурне дослідження фразеологізмів часу в англійській та російській мовах
Диссертация
Cемантичні та структурні особливості фразеологічних евфемізмів в англійській, російській та новогрецькій мовах
Диссертация
Предмет: Английский
Тип работы: Диссертация
Новости образования
22 Июля 2016 16:26
Более 70 представителей крупных вузов АСЕАН подтвердили участие в форуме во Владивостоке
22 Июля 2016 12:51
Абызов: публикация первичных статсведений снизит бюрократическую нагрузку на школы
22 Июля 2016 11:53
В Чечне свыше 200 школьников сдали ЕГЭ с результатом свыше 90 баллов - министр
22 Июля 2016 05:36
Замглавы Минобрнауки РФ: задача сократить число людей с высшим образованием не стоит
21 Июля 2016 20:19
КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]
Скачать реферат © 2017 | Пользовательское соглашение
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ