Давид Рикардо Начало политэкономии и налогообложения

Содержание

1.Немного о Рикардо...1

2.Налоги…5

3.Налоги на сырые матерьялы…8

4.Налоги на ренту…10

5.Десятина…12

6.Земельный налог…15

7.Налоги на золото…18

8.Налоги на дома…19

9.Налог на прибыль…20

10.Налоги на заработную плату…22

11.Налоги на другие товары, кроме сырых атерьялов…25

12. Налоги в пользу бедных…26

13.Вывод…29

1.Немного о Рикардо.

Давид Рикардо родился в 1772 г. и умер в 1823 г., 51 года от роду, в расцвете своей научной и политической деятельности. Годы, в которые он жил, были периодом огромного значения в развитии и укреплении буржуазного господства. Буржуазная революция во Франции смела за это время феодальные преграды, мешавшие развитию капитализма, английская же буржуазия, ещё ранее вышедшая на историческую арену, переживала промышленный переворот: применение машин, парового двигателя, развитие пароходства, расширение сферы кредита и банковского дела и одновременно пролетаризация широких масс трудящихся и жестокая эксплуатация рабочих.

В эту эпоху буржуазии нужен был учёный, который чётко и членораздельно провозгласил бы экономические принципы буржуазного господства, дав определение стоимости рабочим временем. Таким учёным, завершившим дело своих предшественников — Вильяма Петти и Адама Смита в Англии, физиократов во Франции,—и был Рикардо.

Он пришёл в науку не прямой дорогой — через систематическое образование.
Сын биржевого маклера, еврея, он лишь два года учился в торговой школе, а затем работал в предприятии отца. Разойдясь с отцом по религиозным основаниям,— женившись на христианке,— он выступил на биржевом поприще.
Большие практические способности помогли будущему политэконому составить себе крупное состояние.

В 1797 г., когда Рикардо было 25 лет, он стал миллионером. Однако в дальнейшем он не пошёл по проторённой дорожке и не сделался профессиональным деятелем биржи. Став богатым, он отошёл от биржи и занялся научной работой. Сперва он отдал дань естествознанию и был одним из членов- учредителей Геологического общества Англии, затем занялся политической экономией.

Английские биографы Рикардо утверждают, что во время пребывания на курорте Бате он якобы случайно натолкнулся на книгу Адама Смита «Богатство народов» и, прочитав её, принялся работать в области политэкономии. Однако ничего случайного тут не было. Будучи образованным человеком, Рикардо знал, конечно, о книге Смита. Он стал работать в области политэкономии, имея уже естественно-историческое образование, и мог поэтому использовать и в ней метод естественных наук. Свою дальнейшую научную работу Рикардо посвящает уже полностью политической экономии.

Внимание его сосредоточивается первоначально на проблемах денежного обращения. В 1809 г. он выпускает анонимный памфлет «Цена золота», вызвавший ряд возражений. Отвечая на них, Рикардо перерабатывает свой памфлет и выступает сначала с письмом в редакцию газеты «Тhе Могning
Chronicle »(утренняя хроника), а затем с брошюрой «Высокая цена слитков — доказательство обесценения банкнот». Как говорит его буржуазный биограф на страницах «Еnсусlореdia Вгitanniса»(английской энциклопедии), эта работа была новым стимулом к дискуссии по поводу возобновления оплаты наличными банкнот Английского банка.. Это был период действия так называемого Акта о рестрикции, т. е. закона, ограничивающего размен банкнот на золото, проведённого в эпоху наполеоновских войн, расстройства внешней торговли и неурожаев. Золотые запасы Английского банка истощились, курс банкнот сильно упал: если в 1799 г. сумма неразменных банкнот составляла 8,5 млн. ф. ст., то в 1802 г. она поднялась до 17 млн. ф. ст., а к 1810 г.—до 28 млн. ф. ст.
Естественно, что в такой обстановке выступления Рикардо привлекли к себе внимание и послужили толчком к назначению так называемого Воuillon
Committee, или парламентского Комитета о золотых слитках. Доклад Комитета подтвердил выводы Рикардо, что не помешало, однако, палате общин принять постановление, объявлявшее банкноты не обесцененными.

В 1811 г. Рикардо выступает с работой «Ответ на практические замечания г- на Бозанкета по поводу доклада Комитета о слитках», а в 1816 г. со статьёй
«Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения». В этих работах Рикардо ведёт решительную борьбу за оздоровление денежного обращения Англии и резко критикует Английский банк (акционерное общество, которому английское правительство поручало государственные эмиссионные и кредитные операции), наживающийся на управлении государственным долгом .

Годом раньше, в 1815 г., в разгар политической борьбы против «хлебных законов» Рикардо выступает против мальтусовской работы «Основы взгляда на политику ограничения ввоза иностранного хлеба ».

Наконец, в 1817 г. Рикардо выступает со своим капитальным трудом «Начала политической экономии и налогового обложения» — трудом, в котором, по выражению Маркса, анализируется самая «основа, исходный пункт физиологии буржуазной системы». Именно в этом труде Рикардо дал определение стоимости рабочим временем, именно в нём и раздался, по выражению Маркса, крик
«стой!», обращённый к буржуазной науке. .В «Началах политической экономии»
Рикардо дал доказательство «научной недостаточности» метода буржуазной политэкономии, показав с полной очевидностью, что «классическая политическая экономия подходит очень близко к истинному положению вещей, однако не формулирует его сознательно». Но, как отмечал Маркс, «этого она и не может сделать, не сбросив своей буржуазной кожи».

В 1819 г. Рикардо был избран в парламент. В своей парламентской деятельности он, как пишет Лесли Стефен, автор биографии Рикардо, в
«Dictionary of National Biography», «соглашался почти безоговорочно с политикой радикальной партии того периода... резко изобличал всякие религиозные преследования, нападал на хлебные законы, на законы о ростовщичестве и вообще на всякого рода подачки и ограничения».

Эта характеристика парламентской деятельности Рикардо вуалирует суть вопроса: экономист-теоретик, поддерживавший промышленную буржуазию против лендлордов, Рикардо как политик стоял на левом фланге этой борьбы, принадлежа к радикалам. Он боролся против хлебных законов, за свободу торговли, за свободу коалиций и рабочих союзов и за парламентскую реформу.

Защищая интересы промышленной буржуазии как класса, пришедшего на смену феодалам, Рикардо в то же время не солидаризируется полностью с партией вигов, выражавшей интересы промышленной буржуазии.

«Партия вигов,— писал он в письме к Мак-Куллоху,— владеет сама большим количеством гнилых местечек, но с чем виги менее всего захотят расстаться, так это с тем влиянием, которое они оказывают на избирателей как крупные землевладельцы или просто капиталисты».

Две черты характерны для Рикардо как учёного: его научное беспристрастие и известная способность к самокритике.

Маркс подчёркивает научное беспристрастие Рикардо, сопоставляя его позиции с позициями Мальтуса. Последний мог поддерживать интересы промышленной буржуазии лишь постольку, поскольку они совпадали с интересами земельной аристократии, поскольку, следовательно, оба класса дружно выступали «против массы народа, против пролетариата». Но там, где интересы промышленной буржуазии и земельной аристократии расходились (как по вопросу о хлебных пошлинах, например), Мальтус всегда становился на защиту лендлордов.

Рикардо же стоит прежде всего на точке зрения развития производительных сил и, как замечает Маркс, «с полным для своего времени правом рассматривает капиталистический способ производства как самый выгодный для производства вообще...». Его прямолинейность в этом вопросе является, по мнению Маркса, «не только научно добросовестной, но и научно обязательной для его точки зрения».

Рост производительности человеческого труда для него выше всего, и в жертву ей он согласен принести даже стоимость основного капитала, поскольку последняя падает при росте первой. «Нельзя отрицать,— пишет Рикардо,— что некоторое количество капитала было бы потеряно. Но что такое представляет собой владение капиталом или сохранение его — цель или средство?
Несомненно, средство. В чём мы нуждаемся, так это в изобилии товаров; если бы могло быть доказано, что, пожертвовав одной частью нашего капитала, мы могли бы увеличить годичное производство тех предметов, которые служат для нашего наслаждения и нашего счастья, тогда, конечно, мы не должны были бы роптать на потерю части нашего капитала»

Рикардо готов также пожертвовать интересами и лендлордов и рабочих, если технический прогресс затрагивает ренту или заработную плату или является причиной безработицы.

По последнему пункту необходимо, однако, сделать оговорку: что технический прогресс приводит в условиях капитализма к безработице, это не всегда было ясно Рикардо. Но именно тут он и дал любопытный образец самокритики. В XXXI главе своих «Начал», анализируя экономические последствия введения машин для разных классов общества, Рикардо пишет:

«Когда я впервые обратил своё внимание на изучение вопросов политической экономии, я придерживался взгляда, что применение машин... поскольку оно сберегает труд, является благом для всех...». И далее: «Класс рабочих, думал я тогда, также выиграл бы в одинаковой степени от введения машин, потому что при той же самой денежной заработной плате рабочие могли бы теперь покупать больше товаров. Я полагал при этом, что заработная плата не понизилась бы, так как капиталист мог бы предъявлять спрос и занять такое же количество труда...»

Но ошибочность этих представлений скоро стала ясна Рикардо: «...Я теперь убедился,— пишет он в следующем абзаце,— что замена человеческого труда машиной часто приносит очень большой ущерб интересам класса рабочих...
Теперь я имею основание думать, что фонд, из которого извлекают свой доход землевладельцы и капиталисты, может возрастать, в то время как другой, от которого главным образом зависит трудящийся класс, может уменьшаться».
Конечно, Рикардо не делает никаких политических выводов из этого признания и даже находит смягчающие обстоятельства: машины, говорит он, вводятся не сразу, а постепенно, т. е. «влияние их сказывается скорее при решении вопроса о применении сберегаемого и накопляемого капитала, чем при перемещении капитала, фактически уже применённого». Мало того, дело не столько во ведении машин, сколько в вывозе капитала за границу: «Вкладывая часть капитала в усовершенствованные машины, мы только задерживаем прогрессивное возрастание спроса на труд; вывозя капитал в другую страну, мы совершенно уничтожаем этот спрос» . Итак, не вывозите капитала и не бойтесь применять машины; пусть процветает промышленный капитализм, хотя положение рабочего будет ухудшаться,—таков объективный смысл констатации
Рикардо, показывающих, с одной стороны, его научную беспристрастность и способность к самокритике, а с другой — его полную готовность пожертвовать интересами рабочих во имя развития производительных сил капитализма.

Научное беспристрастие и вместе с тем научная ограниченность Рикардо выражаются также в весьма своеобразной форме и в его отношении к своему современнику — утописту Роберту Оуэну. Будучи членом парламентской комиссии, которая должна была рассмотреть оуэновский проект, он высказался против него. В одном из писем к Троуэру он говорит, что «такое общество, какое проектируют они» (т. е. Оуэн п Престон), не может процветать, ибо
«опыт веков против него». Это совершенно закономерно для Рикардо, теоретика промышленной буржуазии, но это не помешало, однако, Рикардо высоко ценить
Оуэна как человека и общественного деятеля и открыто защищать его от нападок буржуазии.

Мало того, в вышецитированной работе «О покровительстве земледелию», анализируя влияние высокого урожая на цены, Рикардо говорит: «Если бы мы жили в одном из параллелограммов Оуэна и пользовались всеми нашими продуктами сообща, то никто не пострадал бы в результате изобилия; но, пока общество устроено так, как в настоящее время, изобилие часто будет убыточно для производителей, а недостаток будет для них выгоден»

Выше мы уже привели характеристику, данную Марксом Рикардо и его роли в истории политической экономии. Глубокая критика, которой подвергает Маркс
Рикардо, исходит именно из признания этой исторической роли. Так, в «Нищете философии», говоря об экономистах-фаталистах, т. е. тех теоретиках, которые
«индифферентны в своей теории к тому, что они называют неудобствами буржуазного производства», Маркс разделяет их на классиков и романтиков. О первых он говорит: «Классики — как, например, Адам Смит и Рикардо — являются представителями той буржуазии, которая, находясь еще в борьбе с остатками феодального общества, стремилась лишь очистить экономические отношения от феодальных пятен, увеличить производительные силы и придать новый размах промышленности и торговле... Миссия экономистов, вроде Адама
Смита и Рикардо, являющихся историками этой эпохи, состоит лишь в том, чтобы уяснить, каким образом приобретается богатство при отношениях буржуазного производства,сформулировать эти отношения в виде категорий и законов и показать, насколько эти законы, эти категории в деле производства богатства стоят выше, чем законы и категории феодального общества».

2. НАЛОГИ
Налоги составляют ту долю продукта земли и труда страны, которая поступает в распоряжение правительства; они всегда уплачиваются в конечном счёте или из капитала, или из дохода страны.

Капитал страны является или основным, или оборотным в зависимости от степени своей долговечности. Трудно определить с точностью, где начинается разница между основным и оборотным капиталами, потому что число степеней долговечности капитала почти бесконечно. Пища страны потребляется и воспроизводится по крайней мере раз в год; платье рабочего потребляется и воспроизводится, вероятно, не чаще, чем каждые два года; дом его и обстановка рассчитаны на десяти-двадцатилетний период.

Когда годовое производство данной страны значительно превышает её годовое потребление, говорят, что капитал её возрастает; когда её годовое потребление даже не покрывается её годовым производством, говорят, что её капитал уменьшается. Таким образом, капитал может увеличиться или вследствие увеличения производства, или вследствие уменьшения
[непроизводительного] потребления.

Если потребление правительства возрастает вследствие взимания добавочных налогов и покрывается или увеличением производства, или уменьшением потребления со стороны народа, то налоги падают на доход, и национальный капитал остается нетронутым; но если производство не увеличится или
[непроизводительное] потребление всего народа не уменьшится, то налоги необходимо упадут на капитал [т. е. будет затронут фонд, предназначенный для производительного потребления ].

Соразмерно уменьшению капитала страны необходимо уменьшится и её производство; поэтому если такие [непроизводительные] расходы народа и правительства продолжаются и если годовое воспроизводство постоянно уменьшается, то ресурсы народа и государства будут падать с возрастающей быстротой, и результатом будут нищета и разорение.

Несмотря на огромные расходы английского правительства за последние 20 лет, едва ли можно сомневаться в том, что возрастание национального производства более чем уравновешивало их. Национальный капитал не только не был затронут, но и значительно возрос, и годовой доход народа даже за вычетом налогов в настоящее время, вероятно, больше, чем в какой-нибудь прежний период нашей истории.

В доказательство этого мы можем сослаться на увеличение населения, расширение земледелия, развитие судостроения и промышленности, сооружение доков, прорытие многочисленных каналов и на многие другие дорогостоящие предприятия; всё это указывает на умножение как капитала, так и годового производства.

[Верно, однакоже, что, не будь налогов, это увеличение капитала было бы гораздо больше. Таких налогов, которые не имели бы тенденции уменьшать силу накопления, нет. Все налоги необходимо падают или на капитал, или на доход.
Если они падают на капитал, то должен соответственно уменьшиться тот фонд, размером которого всегда регулируется производительная деятельность страны, а если они падают на доход, то они или уменьшают накопление, или заставляют налогоплательщиков уменьшать для покрытия их на соответствующую величину своё прежнее непроизводительное потребление предметов жизненной необходимости и комфорта. Одни налоги] оказывают такое действие в большей степени, чем другие, но великое зло налогового обложения заключается не столько в том, что оно падает на те или другие объекты, сколько в его действии, взятом в целом.

Налоги не необходимо падают на капитал, когда обложен капитал, пли на доход, когда обложен доход. Если из дохода в 1 тыс. ф. ст. в год мне приходится уплачивать 100 ф. ст., то это действительно будет налог на доход в том случае, если я удовлетворюсь расходованием остальных 900 ф. ст., но если я расходую попрежнему 1 тыс. ф. ст., то это будет налог на капитал.

Рикардо рассуждал так, пусть капитал, приносящий мне доход в 1 тыс. ф. ст., равняется 10 тыс. ф. ст., а налог в 1% на такой капитал составит 100 ф. ст., но если, уплатив этот налог, я буду тратить на себя только 900 ф. ст., то мой капитал не будет опять-таки затронут им.

Свойственное каждому человеку желание сохранять своё общественное положение и удерживать своё богатство на раз достигнутой высоте ведёт к тому, что большинство налогов, будут ли то налоги на капитал или же на доход, уплачивается из дохода. Поэтому с ростом обложения или с умножением правительственных расходов то количество предметов комфорта, которым пользуется народ, должно уменьшаться, если только он не сможет соответственно увеличить свой капитал и свой доход. Задача политики правительства и должна состоять в том, чтобы поощрять это стремление к накоплению. Оно никогда не должно вводить такие налоги, которые неминуемо падают на капитал. Поступая так, оно затрагивает фонд, предназначенный для содержания труда, и тем самым уменьшает будущее производство страны.

В Англии такой политикой пренебрегали. Так, были введены пошлины за утверждение завещаний, налоги на наследство и всякие налоги на переход собственности от умерших к живым. Если наследство в 1 тыс. ф. ст. обложено налогом в 100 ф. ст., то наследник считает его равным только 900 ф. ст. и не чувствует особенного побуждения покрыть налог в 100 ф. ст. посредством сбережений на своих расходах: капитал страны таким образом уменьшается.
Между тем, если бы он получил действительно 1 тыс. ф. ст. и обязан был уплатить 100 ф. ст. в качестве налога на доход, на вино, на лошадей или на слуг, он, вероятно, сократил бы свои расходы на эту сумму или, скорее, не стал бы их умножать, и капитал страны остался бы нетронутым.
«Налоги при переходе собственности от умершего к живущему,— ложатся в конце концов, а также непосредственно, на лицо, которому передаётся собственность. Налоги при продаже земли ложатся целиком на продавца.
Последний почти всегда продаёт по необходимости и должен поэтому соглашаться на такую цену, какую может получить; покупатель почти никогда не бывает вынужден купить и потому даёт только такую цену, какую считает нужным. Он подсчитывает, во сколько должна ему обойтись земля вместе с налогом; чем больше он обязан платить в виде налога, тем меньше согласится он заплатить за землю. Поэтому такие налоги ложатся почти всегда на лицо, испытывающее нужду, а следовательно, должны быть часто очень жестоки и притеснительны». «Гербовый и нотариальный сборы с обязательств и договоров в связи с займом денег ложатся целиком на занимающего и на деле всегда оплачиваются им. Такого же рода сборы с судебных бумаг ложатся на тяжущихся. Они уменьшают для обеих сторон капитальную стоимость спорного объекта. Чем дороже обходится приобретение собственности, тем меньше будет её чистая стоимость после приобретения.

Все налоги при переходе из рук в руки собственности всех видов, поскольку они уменьшают капитальную стоимость этой собственности, ведут к уменьшению фонда, предназначенного для содержания производительного труда. Они все в большей или меньшей степени представляют собой невыгодные налоги, которые увеличивают доход государя, редко содержащего других работников, кроме непроизводительных, за счёт капитала народа, который содержит лишь производительный труд».

Но это не единственное возражение против налогов на персдачу имущества; они мешают распределению национального капитала наиболее благотворным для общества образом. В интересах общего благосостояния необходимо всячески облегчать переход и обмен всякого рода имущества, так как только благодаря этому капитал всякого рода скорее найдёт себе путь в руки тех, кто даст ему наилучшее применение, увеличивая производство страны. «Почему,—человек хочет продать свою землю? Потому, что имеет в виду другое, более производительное помещение для своих средств. Зачем другой хочет купить эту самую землю? Чтобы дать приложение капиталу, который приносит ему слишком мало или остаётся без употребления, или же может быть использован, по его мнению, лучше. Этот обмен умножит общий доход посредством умножения дохода обеих сторон. Но если пошлины настолько обременительны, что мешают этой сделке, то они являются препятствием к увеличению общего дохода». Но эти налоги легко собираются, и многие могут подумать, что это несколько искупает их вредное действие.

3.НАЛОГИ НА СЫРЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Цена хлеба регулируется издержками его производства исключительно на той земле, или, лучше сказать, с тем капиталом, который не приносит никакой ренты. Следовательно, всё, что может увеличить издержки производства, будет увеличивать цену, а всё, что может понизить издержки производства, будет понижать цену. Необходимость прибегать к обработке худшей земли или же уменьшение выручки при приложении данного добавочного капитала к уже обрабатываемой земле будет неизбежно повышать меновую стоимость сырых материалов. Изобретение машин, которые позволяют земледельцу получать хлеб с меньшими издержками производства, будет необходимо понижать его меновую стоимость. Всякий налог, будь то земельный налог, десятина или же налог на уже полученный продукт, будет увеличивать издержки производства и, следовательно, повышать цену сырых материалов.

Если цена сырых материалов не поднимается настолько, чтобы возместить земледельцу налог, то он, естественно, кинет занятие, в котором его прибыль упала ниже общего уровня прибыли; это вызовет уменьшение предложения, пока не уменьшающийся спрос не приведёт к такому повышению цены сырья, что производство его станет так же прибыльно, как и помещение капитала во всякую другую отрасль промышленности.

Повышение цены есть единственное средство, с помощью которого земледелец может уплатить налог и получать попреж-нему обычную среднюю прибыль от такого употребления своего капитала. Он не мог бы вычесть налог из ренты и заставить землевладельца платить его, потому что он не платит никакой ренты. Он не мог бы вычесть его из своей прибыли, потому что у него нет оснований продолжать дело, которое даёт малую прибыль. когда все другие занятия дают большую.

Когда высокая цена хлеба является следствием возросшего спроса, ей всегда предшествует возрастание заработной платы, потому что спрос не может возрасти без увеличения у народа возможности платить за то, чего он желает.
Накопление капитала, естественно, вызывает усиленное соперничество между теми, кто пользуется наёмным трудом, и соответственно повышение цены труда.
Та сумма, на которую увеличилась заработная плата, не всегда тратится непосредственно на пищу. Сначала она служит для доставления рабочему новых предметов удовольствия. Однако улучшение положения рабочего побуждает его и даёт ему возможность жениться, и тогда спрос на пищу для содержания семьи, естественно, вытесняет спрос на те предметы удовольствия, на которые временно расходовалась его заработная плата. Следовательно, цена хлеба повышается потому, что спрос на него возрастает, потому, что в обществе есть люди, у которых увеличились средства на покупку его. И прибыль фермера поднимается и будет выше общего уровня прибыли до тех пор, пока на производство хлеба не будет затрачено требуемое количество капитала. Упадёт ли цена хлеба после того, как это случится, до своего прежнего уровня или же повышение сохранится надолго, будет зависеть от качества земли, с которой получено добавочное количество хлеба. Если оно получено с земли, столь же плодородной, как и последняя, бывшая под обработкой, и с не более значительными издержками труда, то цена упадёт до прежнего уровня, если с более бедной земли, то цена надолго останется выше его. В первом случае повышение заработной платы происходило вследствие увеличения спроса на труд; поскольку оно поощряло браки и шло на содержание детей, оно имело своим действием рост предложения труда. Когда предложение труда увеличится, заработная плата опять упадёт до своего прежнего размера, если цена хлеба вернулась к своему старому уровню; если же добавочное количество хлеба получено с земли низшего качества, то заработная плата будет всё-таки выше, чем прежде. Высокая цена вовсе не несовместима с обильным предложением: цена повышается надолго не потому, что количество продукта недостаточно, а потому, что производство было сопряжено с возросшими издержками. Правда, обыкновенно случается, что, когда размножению населения дан стимул, действие последнего окажется сильнее, чем это требовалось в данном случае; население может возрасти и обыкновенно возрастает настолько, что, несмотря на увеличение спроса на труд (по отношению к фондам, предназначенным для содержания рабочих), оно будет больше, чем до увеличения капитала. Тогда наступает реакция, заработная плата падает ниже своего естественного уровня и будет оставаться в таком положении до тех пор, пока не восстановится обычное соотношение между предложением и спросом. В данном же случае повышение заработной платы предшествует повышению цены хлеба, и потому последнее не подвергает рабочего никаким бедствиям.

Второй причиной повышения цены пищи является падение стоимости денег вследствие наплыва драгоценных металлов из рудников или вследствие злоупотребления банковской привилегией. Но падение стоимости денег не вызывает никакого изменения в количестве производимой пищи. Число рабочих остаётся прежним, спрос на них — тоже, потому что тут не происходит ни возрастания, ни уменьшения капитала. Количество предметов насущной необходимости, которое достаётся рабочему, зависит как от сравнительного спроса и предложения этих предметов, так и от сравнительного спроса и предложения труда, деньги же служат только мерилом, в котором выражается это количество, а так как ни спрос, ни предложение предметов насущной необходимости и труда не изменились, то не может измениться и действительное вознаграждение рабочего. Денежная заработная плата повысится, но она позволит ему только иметь то же количество предметов жизненной необходимости, что и раньше.Те, кто оспаривает этот принцип, должны показать, почему умножение количества денег не должно оказать того же влияния на повышение цены труда, количество которого не возросло, какое, по их же признанию, оно непременно оказывало бы на повышение цены обуви, шляп и хлеба, если бы количество этих товаров не возросло. Относительная рыночная стоимость шляп и обуви регулируется спросом и предложением шляп в сравнении со спросом и предложением обуви, а деньги служат только мерилом, в котором выражается их стоимость. Если цена обуви удвоилась, то удвоилась также и цена шляп, и сравнительная стоимость их останется прежней. Точно так же, если удвоится цена хлеба и всех предметов насущной необходимости для рабочего, то удвоится также и цена труда.

4.НАЛОГИ НА РЕНТУ

Налог на ренту оказывает влияние только на ренту; он всецело падает на землевладельцев и не может быть переложен на какой-нибудь класс потребителей. Повысить ренту землевладелец не может, потому что разность между продуктом, получаемым с наименее производительной земли, находящейся в обработке, и продуктом, получаемым с земли всякого другого разряда, остаётся прежней. Обрабатывается земля трёх разрядов:
№ 1, 2 и 3, которые при затрате одинакового количества труда дают соответственно 180, 170 и 160 квартеров пшеницы; но № 3 ренты не приносит и потому остаётся необложенным, рента же с № 2 не может превышать стоимость
10 квартеров, а рента с № 1 — стоимость 20 квартеров. Такой налог не может повысить цены сырых материалов, ибо земледелец № 3, поскольку он но платит ни ренты, ни налога, не имеет никакой возможности повысить цену произведённого товара. Налог на ренту не уменьшит стимула к обработке новой земли, потому что такая земля не платит ренты и осталась бы необложенной.
Если бы в обработку поступил № 4 и дал бы 150 квартеров, то эта земля не платила бы налога; но создалась бы рента в 10 квартеров с № 3, который начал бы тогда платить налог.

Налог на ренту, как она обычно устанавливается, уменьшил бы стимул к обработке земли, потому что был бы налогом на прибыль землевладельца.
Термином «земельная рента» обыкновенно называют всю сумму стоимости, уплачиваемую фермером землевладельцу, тогда как только часть её является, строго говоря, рентой. Постройки со всеми их принадлежностями и прочие расходы, сделанные землевладельцем на свой счёт, составляют в строгом смысле слова часть капитала фермы и были бы произведены фермером, если бы о них не позаботился землевладелец. Рента есть сумма, уплачиваемая землевладельцу за пользование землёй, и только землёй. Остальная сумма, уплачиваемая ему под именем ренты, платится за пользование постройками и пр. и в действительности составляет прибыль на капитал землевладельца. Так как при обложении ренты не делали бы различия между той её частью, которая платится за пользование землёй, и той, которая платится за пользование капиталом землевладельца,то часть налога упала бы на прибыль землевладельца и, следовательно, уничтожила бы стимул к обработке земли, если только не повысилась бы цена сырых материалов. С той земли, за пользование которой не платилось ренты, землевладелец мог получать под этим именем вознаграждение за пользование его постройками. Эти постройки не были бы сооружены, и сырые материалы не выращивались бы на той земле до тех пор, пока цена, по которой они продаются, не окупала бы не только все обычные расходы, но также и добавочный расход на налог. Эта часть налога падает не на землевладельца и не на фермера, а на потребителя сырых материалов.

Едва ли можно сомневаться в том, что при введении налога на ренту землевладельцы скоро научились бы различать ту часть, которая уплачивается им за пользование землёй, от той, которая платится за пользование зданиями и улучшениями, сделанными за счёт капитала землевладельца. Последняя была бы выделена под именем ренты с дома и построек, или же на всей вновь поступающей в обработку земле не землевладелец, а арендатор воздвигал бы такие постройки и вводил бы улучшения. Правда, для этой цели мог бы, конечно, употребляться капитал землевладельца, номинально расходы производил бы арендатор, но средства доставлял бы ему землевладелец или в форме ссуды, или же приобретая право на известный ежегодный доход в течение всего срока аренды. Делается ли это различие или нет, разница в характере вознаграждения, получаемого землевладельцем за различные вещи, в действительности существует. Совершенно верно, что налог на действительную земельную ренту падает целиком на землевладельца, а налог на вознаграждение, которое землевладелец получает за пользование его капиталом, затраченным на ферму, падает в развивающейся стране на потребителя сырых материалов. Если бы рента была обложена налогом и не было принято никаких мер к различению отдельных частей вознаграждения, уплачиваемого теперь арендатором землевладельцу под именем ренты, то налог, поскольку он касается ренты за здания и другие сооружения, никогда не падал бы в течение сколько-нибудь долгого времени на землевладельца; а падал бы на потребителя. Капитал, затраченный на эти строения и пр., должен давать обычную прибыль, но он перестал бы давать эту прибыль на земле, поступившей в обработку позже других, если бы издержки на эти здания и пр. не падали на арендатора. А если бы они падали на него, то он перестал бы получать свою прибыль с капитала, если бы не мог переложить их на потребителя.

5.ДЕСЯТИНА

Десятина - налог на валовой продукт земли и, подобно налогам на сырые материалы, падает всецело на потребителя. От налога на ренту она отличается тем, что падает и на ту землю, которой первый но касается, и повышает цену сырых материалов, на которую налог на ренту не влияет. Десятиной облагается как самая лучшая, так и самая худшая земля, притом строго пропорционально количеству даваемого землей продукта. Следовательно, десятина — налог равномерный.
Если земля низшего качества или та, которая не приносит ренты и которая регулирует цену хлеба, даёт количество, достаточное, чтобы фермер имел обычную прибыль на капитал, когда квартер пшеницы стоит 4 ф. ст., то для того, чтобы можно было получить ту же прибыль после обложения этой земли десятиной, цена хлеба должна подняться до 4 ф. ст. 8 шилл. Ибо теперь с каждого квартера пшеницы земледелец должен платить в пользу церкви 8 шилл.;
[если же он не получит той же прибыли, то у него нет никакого основания продолжать своё старее дело, раз он может получить такую прибыль при другом занятии].
Единственное различие между десятиной и налогами на сырые материалы состоит в том, что первая представляет собою переменный денежный налог, а вторые принадлежат к категории постоянных денежных налогов При неподвижном состоянии общества, когда легкость производства хлеба не возрастает и не уменьшается, эти налоги будут производить совершенно одинаковое действие, потому что при таком состоянии цена хлеба будет неизменной и налог поэтому будет также неизмеп-ным. Но как при отставании общества, так и при таком состоянии его, когда в земледелие вводятся крупные улучшения и когда, следовательно, стоимость сырых материалов падает в сравнении со стоимостью других предметов, десятина окажется более лёгким налогом, чем постоянный денежный налог; если цена хлеба упадёт с 4 до 3 ф. ст., то и налог упадёт с 8 до 6 шилл. При поступательном движении общества, но при отсутствии сколько-нибудь заметных улучшений в земледелии цена хлеба будет повышаться и десятина будет более тяжёлым налогом, чем постоянный денежный налог. Если цепа хлеба повысится с 4 до 5 ф. ст., то десятина с той же земли повысится с 8 до 10 шплл.

Ни десятина, ни денежный налог не коснутся денежной ренты землевладельцев, но оба налога существенно отразятся на хлебной ренте. Мы уже видели, как действует на хлебную ренту денежный налог; очевидно, что и десятина окажет подобное же действие: Если земли № 1, 2 и 3 дают 180, 170 и
160 квартеров, то рента с № 1 составит 20 квартеров, а с №; 2 — 10. Но после уплаты десятины эта пропорция нарушится, потому что если вычесть из продукта земли каждого разряда десятую долю, то остающийся продукт будет равен 162, 153 и 144, и, следовательно, хлебная рента № 1 понизится до 18, а №2—до 9 квартеров. Но цена хлеба поднимется с 4 ф. ст. до 4 ф.ст. 8 шилл.
10 2/3 пенса, так как 144 квартера относятся к 160 квартерам, как 4 ф. ст. относятся к 4ф. ст. 8 шилл. 102/3 , пенса, и, следовательно, денежная рента останется прежней, потому что для № 1 она будет равна 80 ф. ст. , а для № 2—40 ф. ст.
Главное возражение против десятины состоит в том, что этот налог не является устойчивым и твёрдым, так как стоимость его возрастает вместе с возрастанием трудности производства хлеба. Если в силу этой трудности цена квартера хлеба равняется 4 ф. ст.,то налог составляет 8 шилл.; если вследствие дальнейшего возрастания трудности производства хлеба цена его повысится до 5 ф. ст., то налог составит 10 шилл., а если она повысится до
6 ф. ст., то налог составит уже 12 шилл. Увеличивается, однако, не только стоимость, но и масса облагаемого хлеба. Так, когда обрабатывался только №
1, десятина взималась всего со 180 квартеров; когда в обработку поступил №
2, то она взималась со 180 + 170, или с 350 квартеров, а когда начал обрабатываться и № 3, то десятина взималась уже со 180 + 170 + 160, или с
510 квартеров. При возрастании количества продукта с 1 млн. до 2 млн. квартеров возрастёт не только сумма налога со 100 тыс. до 200 тыс. кварторов: благодаря увеличению количества труда, необходимого для производства второго миллиона, относительная стоимость сырых материалов может подняться настолько, что 200 тыс. квартеров, превышая по своему количеству 100 тыс. квартеров, уплаченные прежде лишь вдвое, могут по своей стоимости превысить их втрое.

Если бы такая же стоимость собиралась в пользу церкви каким-нибудь другим способом, возрастая, как и десятина, пропорционально трудности обработки земли, то результат получился бы тот же. [Поэтому ошибочно предполагать, что десятина, в силу того что она взимается с земли, действует на земледелие более неблагоприятным образом, чем действовала бы равная ей сумма, взимаемая как-нибудь иначе.] В обоих случаях церковь получала бы постоянно все большую и большую долю чистого продукта земли и труда страны. при поступательном движении общества чистый продукт земли по отношению к её валовому продукту всегда уменьшается, а между тем все налоги берутся в конечном счёте из чистого дохода страны, будет ли последняя развиваться или переживать застой. Налог, который растёт вместе с валовым доходом, но падает своей тяжестью на чистый доход, должен быть по необходимости крайне обременительным и невыносимым налогом. Десятина составляет десятую долю не чистого, а валового продукта земли. Следовательно, вместе с развитием общественного богатства она при сохранении того же отношения к валовому продукту должна поглощать всё большую и большую долю чистого продукта.

На десятину можно, однако, смотреть, как на налог, наносящий ущерб землевладельцам, поскольку она действует как премия на ввоз: в то время как производство хлеба внутри страны облагается этим налогом, ввоз иностранного хлеба совершается вполне свободно. И если бы с целью защиты землевладельцев от последствий уменьшения спроса на землю, которое должно быть результатом такой премии, ввозимый хлеб был бы также обложен [в одинаковой степени с отечественным] и получаемый таким образом доход поступал бы в пользу государства, то это была бы самая правильная и справедливая мера, ибо выручка, доставляемая государству таким налогом, позволила бы уменьшить другие налоги, необходимые на покрытие государственных расходов. Но если бы такой налог служил только для увеличения фонда, идущего в пользу церкви, то, хотя в целом он мог бы действительно увеличить общую массу продуктов, он уменьшил бы ту часть этой массы, которая уделяется производительным классам.
Если бы торговля сукном была совершенно свободна, наши фабриканты могли бы продавать сукно дешевле, чем обходилось бы нам сукно, ввозимое из-за границы. Если бы отечественный фабрикант должен был платить налог, которого импортёр сукна не платил бы, то это оказало бы вредное действие на капитал и заставило бы его оставить суконное производство для какого-нибудь другого, так как ввозимое сукно было бы дешевле, чем производимое внутри страны. Если бы ввозимое сукно было тоже обложено, сукно опять могло бы производиться у нас. Сначала потребитель покупал отечественное сукно, потому что оно было дешевле заграничного, потом он стал покупать заграничное, потому что, не будучи обложено налогом, оно стоило дешевле отечественного, обложенного налогом. Наконец, он стал опять покупать отечественное сукно, потому что при одинаковом обложении отечественного и заграничного сукна первое опять стало дешевле заграничного. В последнем случае он платит за сукно самую высокую цену, но вся добавочная плата поступает в пользу государства. Во втором случае он платит за сукно дороже, чем в первом, но уплачиваемый им излишек не поступает в пользу государства, ибо это возрастание цены вызвано трудностями производства: связав нас новым налогом, у нас отняли бы возможность производить наиболее лёгким способом.

6.ЗЕМЕЛЬНЫЙ НАЛОГ

Земельный налог, пропорциональный ренте с земли и изменяющийся с каждым изменением ренты, есть в действительности налог на ренту. Так как такой налог не коснётся ни земли, которая не даёт ренты, ни продукта с капитала, который прилагается к земле в расчёте только на прибыль и никогда не приносит ренты, то он нисколько не повлияет на цены сырых материалов, а всецело падёт на землевладельцев. Такой налог ничем не отличается от налога на ренту. Но если земельным налогом будет обложена вся возделываемая земля, то, как бы он не был умерен, он будет налогом на продукт и потому повысит цену продукта. Если последней возделываемой землёй была земля № 3, то, хотя она и не платит ренты, она но может возделываться после введения налога и давать при этом прибыль соответственно общей норме её, если налог но будет покрыт повышением цены продукта. Капитал будет или избегать такого приложения до тех пор, пока цена хлеба не повысится вследствие спроса настолько, чтобы давать ему обычную прибыль, или, если капитал уже вложен в такую землю, он оставит её, чтобы поискать более выгодного применения.
Налог не может быть переложен на землевладельца потому, что, по нашему предположению, тот не получает никакой ренты. Такой налог или соразмеряется с качеством земли, с изобилием её продукции, и тогда он ничем не отличается от десятины, или является твёрдым налогом с акра всей возделываемой земли, каково бы ни было её качество.

Земельный налог последнего рода будет очень неравномерным и противоречит одному из четырёх общих правил, которым, но мнению Адама Смита, должны удовлетворять все налоги. Эти четыре правила таковы:

«I. Подданные государства должны, по возможности, соответственно своей способности и силам участвовать в содержании правительства, т. е. соответственно доходу, каким они пользуются под покровительством и защитой государства...

II. Налог, который обязывается уплачивать каждое отдельное лицо, должен быть точно определён, а не произволен...

III. Каждый налог должен взиматься в то время или тем способом, когда и как плательщику должно быть удобнее всего платить его...

IV. Каждый налог должен быть так задуман и разработан, чтобы он брал и удерживал из карманов народа возможно меньше сверх того, что он приносит казначейству государства...».

Равномерный земельный налог, который падает одинаково на всю землю, находящуюся под обработкой, несмотря на различия в её качестве, повысит цену хлеба пропорционально налогу, уплачиваемому с земли самого худшего качества. Земли различного качества дают при приложении к ним одинаковых капиталов весьма неодинаковые количества сырых материалов. Если земля, дающая при данном капитале 1 тыс. квартеров хлеба, будет обложена налогом в 100 ф. ст., цена хлеба должна подняться на 2 шилл., чтобы возместить фермеру налог. Но на земле лучшего качества при затрате одинакового капитала может быть произведено 2 тыс. квартеров, которые при повышении цены на 2 шилл. дадут лишних 200 ф. ст. Однако налог, будучи одинаковым для той и другой земли, составит и с лучшей и с худшей земли 100 ф. ст., и, следовательно, потребитель хлеба будет платить не только налог для удовлетворения нужд государства, но ещё 100 ф. ст. в пользу арендатора лучшей земли в течение всего срока аренды, а затем позволит землевладельцу поднять на всю эту сумму ренту. Таким образом, налог этого рода противоречит четвёртому правилу Адама Смита — он будет брать из народного кармана больше, чем даёт государственному казначейству. Подобным налогом была земельная подать (taille) во Франции до революции; были обложены только земли, находившиеся в руках недворян, цена сырых материалов повышалась пропорционально налогу, и, следовательно, те, кто не платил налога, получали ещё выгоду вследствие возрастания ренты.Налоги на сырые материалы и десятины свободны от этого упрёка: они повышают цену сырых материалов, но каждый разряд земли платит соразмерно своему действительному продукту, а не соразмерно продукту наименее производительной земли.
Своеобразная точка зрения, с которой Адам Смит рассматривает ренту, и то обстоятельство, что он не заметил, какое большое количество капитала затрачивается в каждой стране на землю, не платящую ренты, привели его к заключению, что все земельные налоги — облагается ли ими земля непосредственно в форме налога или десятины, берутся ли они из продукта или взимаются с прибыли фермера — неизменно падают на землевладельца, который всегда является действительным плательщиком, хотя бы налог номинально авансировался вообще арендатором.
«Налоги на продукцию земли,— говорит он,— в действительности представляют собою налоги на ренту, и хотя они могут сперва выплачиваться фермером, в конечном счёте их платит землевладелец. Когда приходится уплачивать в виде налога часть продукции, фермер высчитывает, по мере возможности, стоимость этой части из года в год и потом соответственно уменьшает ренту, которую соглашается платить землевладельцу. Нет такого фермера, который не высчитывал бы заранее, сколько составит за все годы аренды церковная десятина, представляющая собою поземельный налог такого же рода» .
Вполне правильно, что фермер высчитывает все и всякие вероятные расходы, когда заключает с землевладельцем соглашение о ренте, уплачиваемой за ферму. И если за десятину, уплачиваемую церкви, или налог на продукт земли он не получил бы вознаграждения в повышенной относительной стоимости своих продуктов, он, конечно, постарался бы сделать соответствующий вычет из ренты. Но в этом именно и состоит спорный вопрос: действительно ли он сделает такой вычет из ренты или вознаградит себя повышением цены продукта.
По тем основаниям, которые я уже приводил, я ничуть не сомневаюсь, что эти налоги вызовут повышение цены продуктов и что, следовательно, Адам Смит занял в этом важном вопросе неправильную позицию.
Именно эта точка зрения доктора Смита заставила его, вероятно, утверждать, что «десятина и всякий другой поземельный налог такого же рода, хотя они по внешности и кажутся совершенно одинаковыми, на самом деле являются далеко не одинаковыми налогами, поскольку известная часть продукции при различных условиях равна по стоимости весьма различной доли ренты» . Рикардо старался показать, что налоги этого рода не падают неравномерно на различные группы фермеров или землевладельцев, так как и те и другие получают вознаграждение в повышенной цене сырых материалов и участвуют в платеже налога только пропорционально своему потреблению сырых материалов. В действительности, поскольку вследствие налога изменяется заработная плата, а под её влиянием и норма прибыли, землевладельцы не только не участвуют в платеже этого налога, но являются, наоборот, тем классом, который освобождён от него. Именно из прибыли на капитал берётся часть налога, падающая на рабочих, неспособных вследствие недостатка средств уплатить его; эта часть уплачивается исключительно теми, кто получает свой доход от вложения капитала, и, следовательно, она нисколько не затрагивает землевладельцев.

Из этого ещё вовсе не следует, что десятина и другие налоги на землю и её продукты не задерживают развития земледелия. Всё, что увеличивает меновую стоимость различных товаров, на которые существует всеобщий спрос, имеет тенденцию уничтожать стимул к развитию как земледелия, так и производства вообще. Но это зло неразрывно связано со всяким обложением и не ограничивается теми именно налогами, о которых мы теперь говорим.

В действительности это зло представляет неизбежную невыгоду, относящуюся ко всем налогам, взимаемым и расходуемым государством. Каждый новый налог превращается в новую тягость для производства и влечёт за собой повышение естественной цены товаров. Та часть труда страны, которой располагал прежде плательщик налога, теперь попадает в руки государства [и поэтому не может быть больше употреблена производительно]. Эта часть может принять такие размеры, при которых не останется достаточного прибавочного продукта, необходимого для поощрения тех, кто своими сбережениями увеличивает обычно капиталы всего государства. К счастью, ни в одной свободной стране налоговое обложение никогда ещё не доходило до таких размеров, чтобы из года в год постоянно уменьшать её капитал. Ни одна страна не могла бы переносить долго такое обложение. Но если бы какая-нибудь страна его выносила, то налоги поглощали бы такую значительную часть её годового продукта, что она скоро представляла бы ужасную картину нищеты, голода и обезлюдения.
Если бы, государство потребовало себе пятую долю увеличенного дохода фермера, то это был бы односторонний налог, затрагивающий только прибыль фермеров и не касающийся прибыли лиц, занимающихся другими промыслами.
Налог уплачивался бы со всякой земли, как той, которая даёт скудный урожай, так и той, которая даёт обильный урожай, и в тех случаях, когда земля не платит никакой ренты, его нельзя было бы возместить путём вычета из ренты.
Но односторонний налог на прибыль никогда не падает на отрасли промышленности, которые им обложены, потому что промышленник или оставит своё занятие, или вознаградит себя за налог. Те же, кто не платит никакой ренты, могут получить возмещение только посредством повышения цены продукта, и таким образом налог упадёт на потребителя, а не на землевладельца или фермера.
Если бы предлагаемый налог возрастал пропорционально возрастанию количества или стоимости валового продукта, получаемого с земли, то он ничем но отличался бы от десятины и точно так же был бы переложен па потребителя.
Таким образом. облагается ли валовой или же чистый продукт земли, налог одинаково является налогом на потребление и затрагивает землевладельца и фермера лишь в той же мере, как и другие налоги на сырые материалы.
Если бы земля вовсе не была обложена и та же сумма взималась каким-нибудь иным способом, земледелие процветало бы по меньшей мере, как и прежде.
Невозможно, чтобы какой бы то ни было налог на землю мог поощрять земледелие; умеренный налог может не задерживать и, вероятно, не задерживает в значительной степени рост производства, но поощрять его он не может.

7.НАЛОГИ НА ЗОЛОТО

Налоги на золото бывают двоякого рода: одни — на наличное количество золота, находящегося в обращении, и другие — на количество его, ежегодно добываемое из рудников. И те и другие имеют тенденцию уменьшать количество и повышать стоимость золота, но ни те, ни другие не повысят его стоимость, пока количество его не уменьшится. Поэтому временно, пока не уменьшится предложение золота, они будут падать на владельцев денег; в конечном же счёте часть, постоянно падающая на общество, будет уплачена, с одной стороны, владельцем рудника путём вычета из его ренты, а с другой — покупателем той части золота, которая идёт на производство предметов украшения и не превращается полностью в деньги.

8. НАЛОГИ НА ДОМА

Кроме золота существуют ещё и другие товары, количество которых не может быть быстро уменьшено. Поэтому всякий налог на такие товары падает на их собственника, если возрастание их цены будет сопровождаться уменьшением спроса.
К налогам этого рода принадлежат налоги на дома: хотя они взимаются с нанимателей, они часто падают на землевладельца, уменьшая его ренту.
Продукт земли потребляется и воспроизводится из года в год. То же самое можно сказать о многих других товарах. И так как количество их вследствие этого можно скоро привести к одному уровню со спросом, то цена не может долго превышать их естественную цену. Но налог на дома можно рассматривать как дополнительную ренту, уплачиваемую нанимателем. Этот налог имеет поэтому тенденцию уменьшить спрос на дома, доставляющие одинаковую годовую ренту, не уменьшая их предложения. Рента, следовательно, упадёт, и часть налога будет тогда косвенно уплачена землевладельцем.
«В ренте с дома или наёмной плате,—говорит Адам Смит,— можно различать две части, из которых одна может быть вполне уместно названа строительной рентой, а другая обычно называется земельной рентой.
Строительная рента (или рента от здания) представляет собою процент или прибыль на капитал, затраченный на постройку дома. Для того, чтобы поставить строительную промьшленность в одинаковые условия с другими промыслами, необходимо, чтобы эта рента была достаточна, во-первых, для оплаты строителю такого же процента, какой он получил бы на свой капитал, если бы ссудил его под надёжное обеспечение, и, во-вторых, для сохранения его дома в надлежащем порядке или что то же самое, для возмещения, спустя определённое число лет, капитала, затраченного на его постройку... Если сравнительно с существующим процентом на капитал строительное дело приносит в какой-либо момент гораздо более высокую прибыль, чем эта, то оно скоро привлечёт к себе из других отраслей промышленности так много капитала, что это понизит прибыль до её нормального уровня. Если оно в какой-либо момент приносит гораздо меньше этого, то другие отрасли промышленности скоро отвлекут от него так много капитала, что опять-таки повысят эту прибыль.

Вся та часть ренты с дома, которая остаётся сверх того, что необходимо для доставления этой умеренной прибыли, естественно, приходится на земельную ренту, и в тех случаях, когда собственник земли и собственник здания — два различных лица, она в большинстве случаев целиком выплачивается первому. Эта добавочная рента представляет собою цену, которую обитатель дома уплачивает за какое-либо действительное или предполагаемое преимущество местоположения. Сельские дома, находящиеся на значительном расстоянии от большого города, где вдоволь свободной земли, дают совсем незначительную ренту и во всяком случае не больше того, что приносила бы земля, на которой стоит дом, если бы была использована для земледелия. Рента с загородных вилл по соседству с большим городом бывает иногда значительно выше, и в этом случае особые удобства или красота местоположения очень хорошо оплачиваются. Земельная рента обычно выше всего в столице и в тех отдельных районах её, где предъявляется наибольший спрос на дома, безразлично для каких целей: для промышленных и торговых, для развлечений и приёма гостей или из-за простого тщеславия и моды» .

Налог на ренту с домов может падать на нанимателя, на землевладельца или же на домовладельца. При обыкновенных условиях можно считать, что весь налог уплачивается непосредственно и в конечном счёте нанимателем.

Если налог является умеренным, страна же или находится в неизменном состоянии, или прогрессирует, то у нанимателя мало оснований довольствоваться домами худшего разряда. Но если налог высок или если какие- нибудь другие обстоятельства уменьшают спрос на дома, то доход землевладельца упадёт, так как наниматель отчасти вознаградит себя за налог уменьшением платы.

9. НАЛОГИ НА ПРИБЫЛЬ

Налоги на те товары, которые носят общее название предметов роскоши, падают исключительно на потребителей этих товаров. Налог на вино падает на его потребителя. Налог на выездных лошадей или на кареты уплачивается теми, кто пользуется ими лично для себя и прямо пропорционален количеству этих предметов удовольствия. Иначе обстоит дело с налогами на предметы необходимости. Такие налоги часто падают на потребителей в пропорции, гораздо более высокой, чем количество потребляемых ими предметов. Мы видели выше, что налог на хлеб, падая на фабриканта как потребителя пропорционально потреблению им и его семьёй хлеба, уменьшает в то же время его доход ещё и другим путём, изменяя норму прибыли на капитал. Всё, что увеличивает заработную плату, уменьшает прибыль с капитала. Поэтому всякий налог на какой-либо товар, потребляемый рабочим, имеет тенденцию понижать норму прибыли.

Налог на шляпы повысит цену шляп, налог на обувь — цену обуви. В противном случае такой налог был бы в конце концов уплачен фабрикантом: его прибыль упала бы ниже общего уровня, и он покинул бы свою отрасль.
Специальный налог на прибыль повысил бы цену продуктов, подвергшихся обложению. Так, налог на прибыль фабриканта шляп повысил бы цену шляп. Ибо если налог будет взиматься только с прибыли фабриканта шляп, а прибыль других фабрикантов будет свободна от него, то прибыль первого, раз он не может повысить цену своих шляп, понизилась бы в сравнении с общей нормой прибыли, и он переменил бы своё занятие.

Точно так же налог на прибыль фермера вызвал бы повышение цены хлеба, налог на прибыль фабриканта сукон — повышение цены сукон, и если бы налог, пропорциональный прибыли, был установлен во всех отраслях промышленности, то повысились бы цены всех товаров. Но если бы рудники, снабжающие нас материалом, из которого нами делаются деньги, находились в нашей стране, если бы налог падал также на прибыль владельцев этих рудников, то цены товаров не повысились бы и каждый отдавал бы одинаковую часть своего дохода. В этом случае положение вещей нисколько не изменилось бы.

Если бы деньги небыли обложены и, следовательно, сохраняли свою стоимость, в то время как стоимость всех других товаров вследствие обложения увеличилась бы, то фабрикант шляп, фермер, фабрикант сукон платили бы одну и ту же сумму в виде налогов при условии, что они употребляют одинаковый капитал и получают одинаковую прибыль. Если бы налог равнялся 100 ф. ст., то стоимости шляп, сукна и хлеба возросли бы каждая на
100 ф. ст. Если фабрикант шляп выручает за свои шляпы вместо 1 тыс. ф. ст.
1 100 ф. ст., то он уплатит правительству в виде налога 100 ф. ст.
Следовательно, у него постоянно будет оставаться 1 тыс. ф. ст., которую он может издержать на товары, нужные ему для собственного потребления. Но так как в силу той же самой причины повысятся цены сукна, хлеба и всех других товаров, то фабрикант шляп получит за свою 1 тыс. ф. ст. не больше, чем прежде за 910 ф. ст., п таким образом он будет участвовать в покрытии государственных нужд, уменьшая свои личные расходы. Уплачивая налог, он, вместо того чтобы потребить определённую часть продукта земли и труда страны, предоставляет её в распоряжение правительства. Если бы, вместо того чтобы издержать 1 тыс. ф. ст., он прибавил её к своему капиталу, то он нашёл бы, что его сбережение в 1 тыс. ф. ст. составляет теперь вследствие повышения заработной платы и возросших издержек на сырой материал и машины не больше, чем прежнее сбережение в 910 ф. ст.

Если бы деньги были обложены каким-нибудь налогом или стоимость их в силу какой-нибудь причины изменилась, а цены всех товаров остались без изменения, то прибыль фабриканта и фермера также осталась бы без изменения: она составляла бы, как и прежде, 1 тыс. ф. ст. А так как они должны были бы каждый уплатить правительству 100 ф. ст., то у них осталось бы только по
900 ф. ст., и они могли бы теперь располагать меньшей частью продукта земли и труда страны, всё равно, будет ли эта часть затрачена на производительный или непроизводительный труд. Ровно столько, сколько они теряют, приобретает правительство.

10. НАЛОГИ НА ЗАРАБОТНУЮ ПЛАТУ

Налоги на заработную плату приводят к её повышению и уменьшают, таким образом, норму прибыли с капитала. Мы видели уже, что налог на предметы насущной необходимости повышает их цены, благодаря чему повышается заработная плата. Единственное различие между налогом на предметы насущной необходимости и налогом на заработную плату состоит в том, что первый неизбежно сопровождается ростом цен на эти предметы, а второй — нет.
Поэтому налог на заработную плату совершенно не затрагивает ни денежных капиталистов, ни землевладельцев, ни какой-нибудь другой класс, кроме предпринимателей, нанимающих рабочую силу. Налог на заработную плату является целиком налогом на прибыль, налог на предметы насущной необходимости — отчасти налогом на прибыль, отчасти налогом на богатых потребителей. Вот почему последствия, к которым в конце концов приводят эти налоги, вполне тождественны с результатами и прямого налога на прибыль.
«...Заработная плата низших разрядов рабочих,— говорит Адам Смит,— повсюду неизбежно определяется двумя различными условиями: спросом на труд и обычной или средней ценой предметов питания. Спрос на труд в зависимости от того, возрастает ли он, остаётся ли неизменным или уменьшается, т. е. требует ли он возрастающего, неизменного или уменьшающегося населения, определяет уровень существования рабочего и устанавливает, в какой мере оно должно быть изобильное, умеренное или скудное. Обычная или средняя цена предметов продовольствия определяет количество денег, какое должен получать рабочий, чтобы иметь возможность из года в год приобретать эти обильные, умеренные или скудные средства существования. Поэтому при неизменном размере спроса на труд и цены предметов продовольствия прямой налог на заработную плату может иметь своим следствием только повышение заработной платы на сумму, несколько превышающую самый налог» .

Против этого положения д-ра Смита г-н Бьюкенен выдвигает два возражения.
Во-первых, он отрицает, что денежная заработная плата регулируется ценою пищевых продуктов, и, во-вторых, он отрицает, что налог на заработную плату приведёт к повышению цены труда. По отношению к первому пункту аргументация г-на Бьюкенена сводится к следующему : «Заработную плату, как уже было замечено, составляют не деньги, а то, что можно купить за деньги, т. е. пищевые продукты и другие предметы жизненной необходимости, и часть, достающаяся рабочему из общего имущества, будет всегда пропорциональна предложению. Там, где пищевые продукты дёшевы и находятся в изобилии, его доля будет больше; там, где они скудны и дороги, доля рабочего будет меньше. Его заработная плата будет ему всегда доставлять его справедливую долю, да она и не может дать ему больше. Правда, д-р Смит и многие другие экономисты придерживались мнения, что денежная цена труда регулируется денежной ценой пищевых продуктов и что при повышении цены последних пропорционально повышается и заработная плата. Но ясно, что цена труда не стоит ни в какой необходимой связи с ценою съестных припасов, так как она целиком зависит от соотношения между предложением труда и спросом на него.
Кроме того, следует заметить, что высокая цена пищевых продуктов является верным признаком их недостаточного предложения и при естественном ходе вещей она поднимается, чтобы задерживать рост потребления. При уменьшении количества предлагаемых пищевых продуктов и распределении их между тем же числом потребителей каждому достанется, очевидно, меньшая доля, и рабочий должен будет взять на себя часть общей потери. Цены повышаются, чтобы распределить это время равномерно и помешать рабочему потреблять средства существования так же свободно, как и прежде. Но вслед за повышением цен должна, оказывается, возрастать и заработная плата, чтобы дать рабочему возможность потреблять то же количество пищевых продуктов, предложение которых уменьшилось. Получается, таким образом, что природа сама себе противоречит: сначала она повышает цену съестных припасов, чтобы уменьшить потребление, а затем повышает заработную плату, чтобы дать рабочему то же самое количество, что и прежде».
Рикардо считал, что в приведённой аргументации г-на Бьюкенена истина сильно переплетается с заблуждением. Так как время требует состояние фонда для содержания рабочих. Если заработная плата рабочего до того времени была только достаточна для поддержания требуемого населения, то после введения налога она перестала бы быть достаточной, потому что рабочий не имел бы тех же средств на содержание своей семьи. Следовательно, цена труда будет повышаться, потому что спрос на него будет продолжаться, а предложение его не прекратится только вследствие повышения цены.
То обстоятельство, что цена шляп или солода повышается вследствие обложения, представляет самое обыкновенное явление. Цена их повышается потому, что требуемое количество но имелось бы в наличии, если бы цены их не повысились. То же самое происходит с трудом: если на заработную плату устанавливается налог, цена труда возрастает, потому что в противном случае нельзя было бы поддерживать требуемое население. И разве сам г-н Бьюкенен не признаёт всего этого, когда говорит: «если бы он (рабочий) действительно был вынужден довольствоваться только предметами самой насущной необходимости, то он не мог бы вынести дальнейшее понижение заработной платы, так как при таких условиях он не мог бы продолжать свой род»? Положим, что страна находится в таких условиях, при которых низшие слои рабочего населения должны были бы не только продолжать свой род, но и умножать его. Тогда их заработная плата регулировалась бы соответственно.
Но множились ли бы они в требуемом количестве, если бы налог отнимал у них часть заработной платы и вынуждал их довольствоваться лишь предметами самой насущной необходимости?

Не подлежит никакому сомнению, что цена обложенного товара не повысится пропорционально налогу, если спрос на него уменьшится, а количество его не может быть уменьшено. Если бы всюду употреблялись металлические деньги, то стоимость их вследствие налога не повысилась бы на длительное время пропорционально его размерам, потому что при более высокой цене денег спрос на них уменьшился бы, а количество их не уменьшилось бы. Бесспорно, что та же самая причина часто влияет на заработную плату. Число рабочих не может быть быстро увеличено или уменьшено пропорционально увеличению или уменьшению фонда, назначенного на их содержание, но в предположенном случае уменьшение спроса на труд не является необходимым, а если он и уменьшается, то непропорционально налогу. Г-н Бьюкенен забывает, что средства, собираемые путём налога, употребляются правительством на содержание рабочих; правда, непроизводительных, но всё-таки рабочих. Если бы при установлении налога на заработную плату цена труда не возрастала, то в очень сильной степени возросло бы соперничество в спросе на труд, потому что владельцы капитала, которых этот налог не коснулся бы, имели бы в своём распоряжении те же самые средства для найма рабочих и в то же время правительство, получившее этот налог, тоже имело бы для этой цели дополнительные средства. Правительство и народ стали бы, таким образом, конкурировать друг с другом, и результатом этой конкуренции было бы повышение цены труда. То же самое количество рабочих было бы занято, но они получали бы добавочную заработную плату.
Если бы налог был с самого начала возложен на людей, имеющих капитал, то их фонды на содержание труда сразу же уменьшились бы в той же самой степени, в какой" возросли бы фонды правительства, назначенные для той же цели. Таким образом, не произошло бы никакого повышения заработной платы, потому что если бы даже спрос не изменился, то исчезла бы всё-таки прежняя конкуренция. Если бы правительство сейчас же после сбора налога отправило всю выручку за границу в качестве субсидии иностранному государству, если бы, следовательно, этот фонд был затрачен на содержание иностранных, а не английских рабочих — солдат, матросов и т. д.,— то спрос на труд действительно уменьшился бы и заработан плата не возросла бы, хотя бы она и была обложена налогом. Но то же самое произошло бы, если бы налог был установлен на предметы потребления или на прибыль с капитала или если для уплаты субсидии та же сумма взималась каким-нибудь другим образом: меньшее количество рабочих могло бы быть занято в самой стране. В одном случае рост заработной платы был бы задержан, в другом — она безусловно понизилась бы.
Но предположим, что вся сумма налога на заработную плату, после того как он был получен от рабочих, была бы передана предпринимателям даром. Это увеличило бы их денежный фонд на содержание труда, но это не увеличило бы ни числа товаров, ни числа занятых. В результате усилилась бы только конкуренция между предпринимателями, и налог в конце концов не причинил бы ущерба ни хозяину, ни рабочему. Хозяин платил бы рабочему более высокую цену за его труд; прибавка, которая получалась бы рабочим, уплачивалась бы им в качестве налога правительству и опять возвращалась к хозяевам.

11. НАЛОГИ НА ДРУГИЕ ТОВАРЫ, КРОМЕ СЫРЫХ МАТЕРИАЛОВ

В силу того же принципа, согласно которому налог на хлеб приводит к повышению цены хлеба, налог на всякий другой товар также вызовет повышение цены этого товара. Если бы цена товара не поднялась на сумму, равную налогу, то производитель его не получил бы той же прибыли, что прежде, и перевёл бы свой капитал в какую-нибудь другую отрасль.
Обложение всех товаров, будь то предметы жизненной необходимости или предметы роскоши, влечёт за собою при неизменной стоимости денег повышение цен на сумму, равную по крайней мере налогу . Налог на промышленные продукты, необходимые для рабочего, окажет такое же действие на заработную плату, как и налог на хлеб, отличающийся от других предметов жизненной необходимости только тем, что он занимает среди них первое и самое важное место. Этот налог произведёт поэтому такое же действие на прибыль с капитала и внешнюю торговлю, как и налог на хлеб. Зато налог на предметы роскоши вызовет только повышение их цен. Он упадёт целиком на потребителя и не может ни повысить заработную плату, ни понизить прибыль.

Налоги, которыми облагается страна для ведения войны или для покрытия обыкновенных государственных расходов и которые предназначены главным образом для поддержания непроизводительных работников, взимаются с производительной деятельности страны; всякое сбережение, которое может быть сделано в таких расходах, обыкновенно прибавляется к доходу, а то и к капиталу налогоплательщиков. Если на расходы для веденпя войны в течение одного года собирается 20 млн. путём займа, то эти 20 млн. берутся из производительного капитала нации. Миллион, который собирается ежегодно путём налога для уплаты процентов по этому займу, только переходит от тех, которые платят его, к тем, которые получают его,—от налогоплательщика к национальному кредитору. Действительный расход представляют 20 млн., а не проценты, которые платятся по этому займу . Будут ли уплачиваться эти проценты или нет, страна не станет ни богаче, ни беднее. Правительство могло бы сразу потребовать эти 20 млн. в форме налогов, и в этом случае не было бы необходимо взимать ежегодно налоги на сумму в 1 млн., но это не изменило бы характера всей сделки. Отдельное лицо, вместо того чтобы платить каждый год по 100 ф. ст., могло бы быть вынуждено заплатить сразу 2 тыс. ф. ст. Для него было бы, пожалуй, выгоднее занять 2 тыс. ф. ст. и платить 100 ф. ст. ежегодно в виде процентов своему заимодавцу, чем взять большую сумму из собственных фондов. В одном случае — это частная сделка между А и В, в другом — правительство гарантирует В уплату процентов, которые всё равно поступят от А. Если бы это была частная сделка, она не была бы официально зарегистрирована, и для страны было бы сравнительно безразлично, выполняет ли А добросовестно свой договор с В или он противозаконно удерживает в свою пользу ежегодно 100 ф. ст

12. НАЛОГИ В ПОЛЬЗУ БЕДНЫХ

Мы видели, что налоги на сырые материалы и на прибыль фермера падают на потребителей сырых материалов. Если бы фермер не мог вознаградить себя путём повышения цены, то прибыль его понизилась бы вследствие налога в сравнении с общим уровнем прибыли, и он был бы вынужден перейти со своим капиталом в какую-нибудь другую отрасль. Мы видели, кроме того, что он не может посредством вычета из ренты переложить этот налог с себя на землевладельца, так как фермер, который не платит никакой ренты, будет так же затронут налогом, как и арендатор лучшей земли, будет ли этот налог падать на сырые материалы или на прибыль фермера. Рикардо пытался также показать, что, если бы налог был всеобщим и затрагивал одинаково прибыль фабрикантов и прибыль фермеров, он не оказал бы никакого действия на цены товаров или сырых материалов, а непосредственно, да и в конечном счёте, падал бы на производителей. Было отмечено также, что налог на ренту падал бы исключительно на землевладельца и никоим образом не мог бы быть переложен на арендатора.
Налог в пользу бедных соединяет свойства всех этих налогов и при различных обстоятельствах падает на потребителя сырых материалов и промышленных товаров, на прибыль с капитала и на земельную ренту. Это — налог, который с особенной силой падает на прибыль фермера и потому может быть рассматриваем как налог, влияющий на цену сырых материалов. В той мере, в какой он падает одинаково на прибыль в обрабатывающей промышленности и в сельском хозяйстве, он представляет всеобщий налог на прибыль с капитала и не вызывает никаких изменений в цене сырых материалов и промышленных товаров.
Поскольку фермер не может вознаградить себя путём повышения цены сырых материалов за ту часть налога, которая падает специально на него, налог в пользу бедных будет налогом на ренту и будет уплачен землевладельцем.
Поэтому, чтобы определить влияние налога в пользу бедных в течение какого- либо периода, мы должны последовать, затрагивает ли он в это время прибыль фабриканта и фермера в одинаковой пли в неодинаковой степени н может ли фермер при данных условиях повысить цену на сырые материалы.

Некоторые думают, что налоги в пользу бедных взимаются с фермера пропорционально выплачиваемой им ренте, и в соответствии с этим фермер, который платит маленькую ренту или не платит никакой, будет платить небольшой налог или совсем не будет платить его. Если бы это было верно, то налог в пользу бедных, поскольку он выплачивался бы земледельческим классом, падал бы целиком на землевладельца и не мог бы перелагаться на потребителя сырых материалов. Давид думает, что это неверно. Налог в пользу бедных взимается вовсе не пропорционально ренте, которую фермер платит в данный момент землевладельцу,—он всегда пропорционален годовой стоимости его земли, придаётся ли эта годовая стоимость земле с помощью капитала землевладельца или же капитала арендатора.

Если бы два фермера арендовали земельные участки различного качества в одном и том же приходе и один платил бы ежегодно ренту в 100 ф. ст. за 50 акров самой плодородной земли, а другой тоже 100 ф. ст. за 1 тыс. акров наименее плодородной земли, то они платили бы одинаковый налог в пользу бедных, раз никто из них не пытался бы улучшить землю. Но если фермер, арендующий плохую землю, решается в расчёте на очень долгий арендный срок увеличить, несмотря на большие расходы, производительные силы своей земли с помощью удобрения, дренажа, огораживания и т. д., он будет платить налог в пользу бедных пропорционально не ренте, уплачиваемой им в данное время землевладельцу, а всей действительной годовой стоимости земли. Налог мог бы равняться или даже быть больше ренты, но так или иначе ни одна часть налога не была бы уплачена землевладельцем. Фермер предварительно рассчитал бы всё это: если бы цена продукта не была достаточна, чтобы возместить ему все его расходы вместе с добавочным расходом на налог в пользу бедных, он не предпринял бы улучшений. Таким образом, очевидно, что в этом случае налог уплачивается потребителем. Ибо если бы налога не было, то эти улучшения были бы предприняты, и обычная общая норма прибыли была бы получена на затраченный капитал при более низкой цене хлеба.

Ни малейшей разницы не получилось бы и в том случае, если бы землевладелец сам ввёл все эти улучшения и вследствие этого повысил бы свою ренту со 100 до 500 ф. ст. Налог был бы также переложен на потребителя, ибо решение вопроса о том, затратит ли землевладелец большую сумму денег на свою землю, зависело бы от величины ренты — или того, что называется рентой,— которую он получил бы как вознаграждение за землю. А это опять зависело бы от цены на хлеб или другие сырые материалы, т. е. от того, достаточно ли высоки были бы эти цены, чтобы не только покрыть добавочную ренту, но и налог, которым была бы обложена земля. Если бы капитал обрабатывающей промышленности принимал в то же время участие в уплате налога в пользу бедных в той же пропорции, как и капитал, затраченный фермером или землевладельцем на улучшение земли, то налог в пользу бедных превратился бы из специального налога на прибыль с капитала фермера или землевладельца в налог на капитал производителей всех категорий. Он, следовательно, не мог бы быть переложен ни на потребителя сырых материалов, ни на землевладельца. Прибыль фермера была бы затронута налогом не больше, чем прибыль фабриканта, и первый так же мало, как и последний, мог бы ссылаться на налог, как на основание для повышения цены своих товаров. Не абсолютное понижение прибыли удерживает людей от приложения капитала в какой-нибудь отдельной отрасли промышленности, а её относительное понижение: именно разница в прибыли гонит капитал из одной отрасли в другую.

Следует, однако, признать, что при современной организации налога в пользу бедных на фермера падает пропорционально его прибыли более значительная сумма налога, чем на фабриканта; ведь фермер облагается в соответствии с действительным количеством продукта, который он получает, а фабрикант— в соответствии со стоимостью здания, в котором он работает, без всякого отношения к стоимости машин, труда и капитала, которыми он пользуется. Отсюда следует, что фермер имеет возможность повысить цену свонх продуктов на всю эту разность. Так как налог падает неравномерно и падает в особенности на прибыль фермера, то у последнего было бы меньше побуждения посвящать свой капитал обработке земли, и он скорее поместил бы его в какое-нибудь другое предприятие, если бы не повысилась цена сырых материалов. Напротив, если бы налог падал с большей тяжестью не на фермера, а на фабриканта, то последний тоже мог бы повысить цену своих товаров на всю разность на том же самом основании, на каком фермер повысил бы при подобных условиях цену сырых материалов. Следовательно, когда в обществе, которое расширяет своё земледелие, налог в пользу бедных падает с особенной тяжестью на землю, он будет отчасти уплачен теми, кто вложил капитал и чья прибыль понизится, отчасти же потребителями, которые должны платить более высокие цены за сырые материалы. При таком положении вещей налог может даже быть при некоторых обстоятельствах скорее выгодным, чем убыточным, для землевладельцев. Если налог, уплачиваемый теми, кто обрабатывает худшую землю, был бы по отношению к количеству полученного продукта выше, чем налог, уплачиваемый арендаторами более плодородных земель, то повышение цены хлеба, которое распространилось бы на весь хлеб, более чем достаточно вознаградило бы последних за налог. Этой выгодой они пользовались бы в течение всего срока аренды, но затем она пошла бы на пользу землевладельца.
Таковы были бы результаты налога в пользу бедных в прогрессирующем обществе. Что же касается страны, переживающей состояние застоя или упадка, то, поскольку капитал не мог бы быть извлечён из земли при всяком увеличении налога на содержание бедных, та часть его, которая падает на земледелие, уплачивалась бы в продолжение арендного срока фермерами, но по истечении этого срока она почти целиком падала бы на землевладельцев. Если бы во время прежней аренды фермер затратил свой капитал на улучшение земли и эта земля продолжала бы оставаться в его руках, то при новом увеличении налога он был бы обложен пропорционально новой стоимости, которую земля приобрела вследствие улучшения. Он был бы вынужден платить эту сумму в течение всего срока аренды, хотя прибыль его упала бы благодаря этому ниже общей нормы прибыли, потому что затраченный им капитал так тесно сросся бы с землёй, что не мог бы быть извлечён. Действительно, если бы он или его землевладелец (если бы капитал был затрачен последним) мог извлечь свой капитал из земли и уменьшить таким образом её годовую стоимость, то налог упал бы в таком же отношении, а так как количество продукта в то же время уменьшилось бы, то цена его поднялась бы. Он вознаградил бы себя за налог, переложив его на потребителя, и ни одна часть этого налога не упала бы на ренту. Но это невозможно, по крайней мере для некоторой части капитала, и, следовательно, налог будет уплачиваться в соответствующей пропорции фермерами в течение всего срока аренды, а землевладельцами — по окончании этого срока. Если бы этот добавочный налог падал с особенной тяжестью на фабрикантов, чего на самом деле нет, то при таких обстоятельствах он был бы прибавлен к цене товаров, ибо нет никакого основания, в силу которого прибыль их упала бы ниже общей нормы, раз они легко могут перевести свои капиталы в земледелие .

ВЫВОД
Что же именно внёс Рикардо в науку политической экономии и прежде всего в теорию стоимости и прибавочной стоимости? Несомненно, огромной научной заслугой его является преодоление ошибки Смита в теории стоимости — смешения купленного труда с затраченным. «Адам Смит,— говорил
Рикардо,—который так правильно определил коренной источник меновой стоимости, оказался непоследовательным», ибо Смит имеет в виду «не количество труда, затраченное на производство того или иного предмета, а то количество его, какое можно купить за этот предмет на рынке...» Ведь рабочий, замечает Рикардо, не получит «за свой труд вдвое больше против прежнего, раз труд его стал вдвое производительнее, и он может поэтому выработать вдвое больше товара» .
Критика неверного положения Смита, его недоговорённости и недодуманности начинается именно с вопроса о росте производительности труда. За большее количество продукта всё та же заработная плата! Значит, в теории Смита имеется трещина. И далее указывается причина этого: «...Меновая стоимость произведённых товаров пропорциональна труду, затраченному на их производство; не только на непосредственное производство, но и на изготовление орудий и машин, требующихся для того вида труда, при котором они применяются» .
В этом определении Рикардо заключаются и большой шаг вперёд и серьёзная ошибка. Здесь отведено надлежащее место основному капиталу и опущен оборотный. Рабочее время, необходимое для производства орудий и машин, принято во внимание, но время, нужное для производства сырья, не учтено.
Однако Рикардо не всегда отвлекается от оборотного капитала: в приводимых им конкретных примерах последний не всегда выпадает. Так, приводя в пример производство чулок, Рикардо определяет затраченное на них рабочее время следующим образом:

«Сюда войдёт, во-первых, труд по обработке земли, на которой разводят хлопок; во-вторых, труд по доставке хлопка в страну, где будут изготовлены из него чулки, сюда же включается также часть труда, затраченного на постройку судна, на котором хлопок перевозится... в-третьих, труд прядильщика и ткача; в-четвёртых, часть труда машиностроителя, кузнеца и плотника, которые строили здания и машины, с помощью которых изготовляются чулки...» . Здесь не говорится, правда, ни о стоимости хлопка как сырья для прядения, ни о стоимости семян хлопка как сырья для земледелия, но зато идёт речь о труде, создающем сырьё.

Развитие и углубление теории трудовой стоимости с самого начала связано у
Рикардо с одним ограничением: его интересует лишь относительная стоимость товаров, или «их стоимость сравнительно с другими вещами» . Если труд людей, производящих тот или иной товар, стал производительнее, тогда как труд, производящий все другие товары, остался на прежнем уровне, то как изменится их стоимость по отношению друг к другу,— вот проблема, которая волнует Рикардо и за пределы которой он не может выйти. Отношение же стоимостей отдельных товаров к общественному труду остаётся вне поля его зрения. Величина стоимости заслоняет для него её действительную природу и её исторический характер. Стоимость для него — только всегда существующее отношение вещей, а не исторически обусловленное отношение людей.

Установленная Рикардо противоположность между заработной платой и прибылью непосредственно вытекает из его теории стоимости и в то же время из предположения, что рабочий день есть величина постоянная. Отсюда достоинства этой теории и отсюда её недостатки. В полемике с Сэем,
Мальтусом и Смитом Рикардо резко восстаёт против их утверждений, что изменение заработной платы влияет на размеры ренты и на стоимость товаров:
«Повышение стоимости труда невозможно без соответствующего падения прибыли.
Если хлеб подлежит разделу между фермером и рабочим, то чем больше доля последнего, тем меньше остаётся первому. Точно так же если сукно пли хлопчатобумажные ткани делятся между рабочими и их хозяевами, то, чем большая доля даётся первым, тем меньше остаётся последним» ..
Это положение Рикардо неустанно защищает в своих «Началах» и особо оттачивает свои формулировки в полемике:
«Если заработная плата падает, то поднимается прибыль, а не рента. Если заработная плата поднимается, то падает прибыль, а не рента» . Это — по адресу Мальтуса, который видит в росте заработной платы одну из причин падения ренты, и наоборот. По адресу же Сэя, считающего, что рост заработной платы вызывает повышение цен, Рикардо язвительно замечает:
«Убеждённый, что цена товаров регулируется ценой труда... г-н Сэй говорит:
«Я подозреваю, что дешевизна товаров, получаемых из Англии, отчасти обусловлена существованием в этой стране множества благотворительных учреждений» Для того, кто утверждает, что заработная плата регулирует цену, это — последовательное заключение».
Во всем его труде доминируют отношения вещей. Ясно установлены отношения заработной платы и прибыли, но не видно рабочих и капиталистов в их постоянной взаимной борьбе. Колебания величины заработной платы определяются в анализе Рикардо лишь колебаниями цен на средства существования в зависимости от условий обработки земли, внешней торговли, изменения стоимости денег и т. д.
С другой стороны, величина рабочего дня и вновь созданная стоимость рассматриваются как величины постоянные. Это может быть правильно лишь для начала анализа, лишь как исходный пункт. Постоянное стремление капитала увеличить абсолютную прибавочную стоимость за счёт увеличения длины рабочего дня остаётся, так же как и первые попытки рабочих бороться за его сокращение, вне поля зрения и вне анализа Рикардо. Для него не наступил ещё момент, когда, по образному выражению Маркса, раздался «голос рабочего, который до сих пор заглушался шумом и грохотом процесса производства» .

Имея дело не с рабочими и капиталистами как участниками классовой борьбы, а лишь с получателями заработной платы и прибыли, Рикардо не может всё же не видеть условий роста относительной прибавочной стоимости. Этот рост является для него опять-таки результатом естественных причин — введения новых машин, улучшенных методов обработки земли, усовершенствования транспорта и т. д. Из самой теории стоимости вытекает объективная неизбежность «падения пены труда» при развитии производительных сил, т. е. при уменьшении количества рабочего времени, необходимого для производства средств существования рабочих. Постоянного сознательного воздействия капитала «на падение пены труда» Рикардо не видит. Его голос не был голосом капитала, который «громогласно и с обдуманным намерением возвещает о ней (о машине.) как о силе, враждебной рабочему», но он не был, конечно, и голосом, формулирующим требования рабочих.

Лишь в теории ренты Рикардо ясно слышатся уже голоса людей, представляющих борющиеся классы. Земельная собственность и высокие цены на хлеб мешают развитию капиталистической индустриализации. Промышленный капитал вынужден отдавать землевладельцу излишек стоимости над ценой производства. Лендлорды и их апологет Мальтус всячески отстаивают право собственников земли на ренту и требуют высоких пошлин на ввозной хлеб, выращиваемый на более плодородной земле, чтобы сохранить право на высокий излишек стоимости над ценой производства.

Рикардо связывает свою теорию дифференциальной ренты с теорией трудовой стоимости. «Не потому хлеб дорог, что платится рента, а рента платится потому, что хлеб дорог» ,— замечает он.

В. И. Ленин в своей критике теории ренты Сисмонди говорит, что последний
«не столько опровергает Рикардо, сколько отвергает вообще перенесение на земледелие категорий товарного хозяйства и капитализма» . Наоборот, заслуга
Рикардо именно и состоит в таком перенесении. Полемизируя со Смитом, который видит принципиальную разницу между земледелием и промышленностью в том, что в земледелии в отличие от промышленности работает не только человек, но и природа, Рикардо замечает: «Разве природа не делает ничего для человека в обрабатывающей промышленности? Разве силы ветра и воды, которые приводят в движение наши машины и корабли, равняются нулю? Разве давление атмосферы и упругость пара, которые позволяют нам приводить в движение самые изумительные машины,— не дары природы?» .
Именно на это ошибочное утверждение Смита опираются апологеты землевладельцев. От Мальтуса до Булгакова включительно все они стараются доказать, что рента — это дар природы. Возражая им, Рикардо утверждает, что защищать с помощью хлебных законов право на «прибавочный продукт, который земля даёт в форме ренты», это всё равно, что стремиться к тому, «чтобы с каждым годом вновь сооружённые машины были менее производительны, чем старые». Тогда «всем владельцам более производительных машин платилась бы рента»,— замечает иронически Рикардо.
Если абстрагироваться от путаницы, связанной с неправильным представлением Рикардо, что человечество обязательно идёт в обработке земли от лучших земель к худшим, и помнить твёрдую позицию Рикардо в вопросе о единстве теории стоимости и теории ренты, то смысл этой иронии Рикардо ясен: защитник технического прогресса и международного разделения труда обрушивается на лендлордов, для которых технический прогресс дело второстепенное, а право на ренту — основное и самое важное.
Каковы бы ни были ошибки Рикардо в вопросах теории ренты и теории денег , в основе их всё же лежит концепция трудовой стоимости; его ошибки в этих вопросах являются, следовательно, в отличие от «теорий» современной буржуазной политической экономии отклонением от правильной установки, а не результатом порочной исходной позиции.
Классовое лицо Рикардо определяется именно его отождествлением технического прогресса с укреплением классового господства промышленной буржуазии и страстной борьбой против тех, кто задерживает этот прогресс,— собственников земли. Как указывает Маркс, Рикардо, развивая теорию ренты
Андерсона, делает и «теоретический и практический шаг вперед». Первый состоит в определении «стоимости товара и т. д.» и в проникновении в
«природу землевладения», а второй — в аргументах «против необходимости частной земельной собственности на основе буржуазного производства и затем против всяких государственных мероприятий, вроде хлебных пошлин, способствовавших увеличению этой частной земельной собственности» .

Именно это единство теоретических и практических выводов характерно для
Рикардо, идеолога промышленного развития Англии и промышленной буржуазии, поскольку она выражала это развитие в период его жизни и деятельности.
Научные завоевания Рикардо, всё то, что труд его содержал в себе смелого и нового, были полностью использованы Марксом. Как говорит В. И. Ленин в статье «Три источника и три составных части марксизма», «классическая политическая экономия до Маркса сложилась в Англии — самой развитой капиталистической стране. Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело».
Ряд буржуазных политэкономов упрекает Маркса в том, что он заимствовал у
Рикардо трудовую теорию стоимости. «Физиология буржуазной системы» была показана Рикардо с точки зрения буржуазии, чья победа над феодализмом дала мощный толчок развитию производительных сил.

Больше работ по теме: