А.В. Бакушинский и его вклад в развитие художественного образования

 
















А.В. Бакушинский и его вклад в развитие художественного образования


1. Научная и общественная деятельность Бакушинского


Следует подчеркнуть большой интерес ученого к народному творчеству, именно это и позволило ему выдвинуть перед народным искусством серьезные художественные задачи в изменившихся условиях. С первых лет после революции Бакушинский вёл огромную работу по восстановлению народных промыслов (Палех, Мстёра, Холуй, хохломская городецкая росписи, Вятская (дымковская игрушка), выработав и здесь свои методы работы, сохранившие значение и в наше время.

Бакушинский подчеркнул связь моментов декора, орнамента и структуры и их гармоничное взаимодействие в народном искусстве. И то что оно в своём развитии вступает в взаимодействие с другими культурными стилями. Причём, само народное искусство подчиняет себе все влияния.

В практике работы с промыслами на протяжении 20-х годов боролись два взгляда: художественные и коммерческие.

Художественные взгляды на развитие промыслов наиболее последовательно проводил А.В. Бакушинский непосредственно работавший с мастерами. По его мнению, специалист, взявшийся за художественное руководство промыслами, должен не стеснять творческую свободу мастеров, а выявлять их внутренние возможности, без навязывания каких либо художественных решений. Тем более он должен отказаться от оценки произведений кустарей-художников и от узкой коммерческой ориентации.

Позиция Бакушинского представляется наиболее состоятельной, поскольку в конечном итоге сводилась к сохранению искусства промыслов именно как большого художественного явления. Возрождение искусства Палеха, Мстеры, Хохломы, Городца, Дымки проводилось под непосредственным руководством Анатолия Васильевича. Он глубоко изучал историю этих промыслов и, тонко зная их художественные особенности, направлял поиски мастеров.

Творческий контакт Бакушинского с палешанами возник в самый трудный и ответственный период их перехода от иконописи к лаковой миниатюре.

Народный мастер, по мнению Бакушинского, был решающей силой промысла, но одновременно подчёркивал значение традиции для промысла и коллективный характер творчества. Так, в одном из своих писем палехскому художнику, Николаю Михайловичу Зиновьеву, Анатолий Васильевич восклицал: «Что бы значил талант Ивана Голикова вне творчества коллектива палехских мастеров».

Для практической работы с народными мастерами ученый был вооружен огромным педагогическим опытом. Именно А.В. Бакушинский дал первые теоретические обоснования становлению художника народных художественных промыслов и исследовал проблему передачи профессионального мастерства и традиции ученичества. Он чутко поддерживал творческий замысел каждого мастера, отмечая его находки и промахи.

Связанный с промыслами непосредственной практической работой, А.В. Бакушинский проверял на опыте и свою теорию, в то же время обогащая последнюю результатами научного исследования. В такой неразрывности практики, теории и исторического изучения искусства оттачивалась и углублялась отношении диспут, происходивший исследовательская мысль учёного. Результаты появлялись довольно быстро, хотя нередко оценивались критикой отрицательно. Показателен в этом отношении диспут, происходивший в 20-е годы на тему «Правые течения в искусстве». На нём Бакушинский смело выступал в защиту нового Палеха, разбивая своих противников, поскольку прекрасно знал живое дело.

В обстановке накалённых споров, когда наследие и его роль в новой социалистической культуре часто понимались искажённо, многие вопросы, в частности дискутируемый тогда вопрос о путях развития искусства Палеха, приобретали чрезвычайно острый характер. Бакушинский, выступая на диспуте в ГАХН, защищал молодое палехское искусство от догматиков, отрицавших новый путь Палеха. Он доказывал органичность перехода палешан от иконописи к лаковой миниатюре и естественность стилистической зависимости этой миниатюры от иконы, иконописного мастерства палешанина и его традиционной преемственности.

Некоторые искусствоведы обвиняли Бакушинского (главным образом за работу в Палехе) в его якобы «капитуляции» перед художественными ценностями прошлого, в то время как именно глубокое понимание современности позволяло учёному зорко увидеть органичность палехского искусства, подготовленность его нового этапа самой историей, сохранившей жизнь промысла.

В произведениях старейших палешан - И. Голикова, И. Маркичева, И. Баканова, А. Котухина, А. Дыдыкина И. Вакурова и многих других - Бакушинский, тонкий и чуткий ценитель художественного, отмечал подлинную жизнь искусства.

В хохломском промысле, где до 20-х - 30-х годов господствовал псевдорусский стиль предреволюционных лет, стиль сухой графичной орнаментики раскрасочного характера, научная творческая интуиция учёного помогла почувствовать подлинное живое дыхание традиций в свободном кистевом травном письме. И Хохлома возродилась, вернувшись к своим фольклорным истокам.

Бакушинский всегда умело поддерживал творческую инициативу народного мастера. Пробуждение её после Октябрьской революции ломало сложившийся в конце прошлого века взгляд на народного мастера как на кустаря, ремесленника, работающего по образцам художников-профессионалов. Дать почувствовать мастеру свободу творчества - вот задача, которую ставил Бакушинский. Это было чрезвычайно важно в тот период, когда во многих промыслах укоренились чуждые, часто навязанные извне художественные формы. Широкий диапазон исследовательской мысли позволил Бакушинскому серьёзно поставить проблему детского творчества и примитивного искусства, отражающих общность в механизме восприятия мира. Бакушинский в своих статьях дает интересную концепцию примитива в малой форме скульптуры, основываясь на особенностях примитивного сознания. Как образец символического примитивного жизнеощущения он рассматривает народную игрушку, изучая её происхождение.

-е годы характеризуются изучением существовавших тогда народных художественных промыслов, желанием восстановить их и выявить самое ценное, что могло содействовать их развитию. В начале 30-х годов Бакушинский пробует помочь восстановлению Городца и Городецкой росписи. Он выезжает в Городец. Знакомится с некоторыми мастерами, такими как И.А. Мазиным, Ф.С. Краснояровым и И.И. Сундуковым. Все они ещё пишут портретные сцены, с трудом находят им сбыт. Но больше работают над росписью мелких изделий. По просьбе А.В. Бакушинского мастера выполняют ряд интересных росписей. Среди мастеров больше всего внимание привлек И.А. Мазин. Им были выполнены доски с разными сценами, как писал о его живописи сам Бакушинский:

«Мазин первый обратился в своем искусстве к изображению советской действительности, колхозной деревни, её быта. Он противопоставил её прошлое современности, и нередко это сопоставление отличается остротой. Он зорко подмечает всё новое в деревенском быту, характерное для современной культуры»

Произведение народного искусства, подобно произведениям искусства профессионального, рассматривалось Бакушинским как «центр творческих сил», как «оформленный сгусток творческой энергии, который вводится в жизнь художником, а затем действует индивидуально и социально». Показательно для научной интуиции ученого, что, несмотря на все звучавшие тогда приговоры народному искусству, якобы идущему к своему концу, Бакушинский утверждал:

«В условиях социалистического общества народное искусство не только не завершит свой круг, но, напротив, должно обрести новые силы и источники для своего развития.».


2. Воспитание художественно-творческих навыков по Бакушинскому


Период двигательно-зрительной установки психики

Наиболее нормальным педагогически является гармоническое развитие всех функций ребенка, предоставление ему всех возможностей полноты жизнеощущения. Его творческая активность должна проявляться во всех направлениях сначала в целях внутренней организации его психики, его впечатлений, а потом и в целях творческого изображения внешнего мира в его материальных элементах.

Упражнения воли здесь играют большую роль. Ребенок должен привыкать делать как можно более сам, привыкать творческим действием преодолевать, покорять материальную среду. Чрезмерное усиление созерцательности, чисто эмоциональных переживаний, и без того нередко господствующих в детской жизни, действует очень вредно, вызывая физическую пассивность, чрезмерную возбудимость эмоциональную, иногда ранний и слишком быстрый умственный рост со всеми его последствиями: дальнейшими остановками, истощением, однобокостью душевного мира.

Объемно-пространственные свойства материала должны быть предоставлены в большом разнообразии ребенку с первых же месяцев его жизни. В условиях, конечно, не вредящих ему физически. Вреда душевного от их разнообразия не будет в связи с господством самозащиты, основанной на первичном строе установки рефлекторной и инстинктивной. Ощущения ребенка следует, однако, связывать, главным образом, с эмоционально-приятным тоном. Зрительные впечатления цветовые лучше всего строить на устойчивых и ясных отношениях немногих цветов, сначала основных, потом их комбинаций с дополнительными. Выбор этих цветов следует производить первоначально по контрастам ступени светлости (темные - светлые) и потом уже, значительно позже, по контрастам качества (красный - зеленый, синий - оранжевый, желтый - фиолетовый). Хорошо вводить ритмические чередования цветов, вводя в процесс этого распределения путем игры и самого ребенка. Цвета должны иметь определенную массу и границы, сводимые к простым геометрическим фигурам, начиная с круга, квадрата, треугольника в порядке постепенного усложнения их формы. Комбинирование форм следует подчинять закону уравновешенно-статического построения, как наиболее экономного и свойственного детскому восприятию. В период аналитически-деструктивный, в пору господства инстинктов разрушительных, ребенку следует предоставлять самые широкие возможности исследования свойств материи: ее тяжести, сопротивления, свойств поверхности. То же и в отношении к детскому исследованию свойств цвета, его действия на поверхность. Здесь желательно вводить также большое разнообразие красящих веществ и способов их употребления, начиная с контрастов акварельной краски, наносимой кистью, и обыкновенного карандаша. В течение третьего года возможно введение акварели, клеевой краски (более грубой, с широкой и плотной кладкой), цветных карандашей и мелков. В цвете не следует слишком ограничивать ребенка. Не нужно начинать с одного цвета. Следует дать сразу же несколько красок, напр., основные цвета, а затем к ним и дополнительные. В работе он будет сначала предпочитать какой-либо один цвет (обычно красный), а потом довольно скоро, - а к трем годам при нормальном развитии непременно, - будет уже и комбинировать цвета - по два или иными соединениями, - в границах 3 - 4 цветов. Наличность других цветов, кроме избираемых, усложняет и уточняет процесс отбора и комбинирования.

При пользовании объемно-пространственными материалами особенно в пору возникновения потребности у ребенка к их творческому оформлению в вещи, следует также их весьма разнообразить по контрастам строения и характеру поверхностей: гибкий, пластический рядом с твердым, способным к сопротивлению, ломким. Ребенок очень охотно идет на разнообразные комбинации материалов, обогащающие его пространственно-объемные ощущения. Переход к сознательному пользованию цветом в объемных работах, к нарочитой раскраске объемов происходит сравнительно поздно, - обычно на грани следующего возраста, - и связан с пробуждением потребности не только делать вещь, но и украшать ее.

Вообще же следует сказать как в отношении данного возраста, так и возрастов следующих, что не следует педагогически усиливать и убыстрять детское творческое развитие. Педагогически более приемлемо некоторое замедление темпа развития, так как оно укрепляет и углубляет приобретенные навыки, сберегает детские силы и является более удобной предпосылкой для осуществления равномерной нагрузки и гармонического развития.

Периоды зрительно-двигательной и чисто зрительной установки психики.

Пространственно-объемное творчество. (Детское строительство).

Пользование строительными материалами, и непременно разнокачественными, должно быть введено как можно ранее в круг творческого внимания ребенка. Строительные работы - могучий способ развития в ребенке не только чувства, но и точного знания трехмерного пространства, его законов и взаимоотношений с материалом с объемной формой. Строительные работы следует начинать как можно раньше, о бок с творчеством объемно-пластическим. В сущности, есть ряд таких материалов и таких процессов их обработки, в которых обе разновидности творчества объединяются. Так дело обстоит в особенности с материалами, обладающими очень пластическими свойствами, и комбинирование этих материалов с малопластическими и хрупкими в той фазе, когда продукт детского творчества пока не является еще изобразительным или утилитарным. С этих процессов и следует начинать. Потом произойдет естественное расслоение на преимущественно пластическую, характерную инженерно-строительную и чисто архитектурную разработку соответствующих материалов и их свойств. Изучение ребенком в процессе строительных игр свойств различных материалов есть первая задача, которая может быть поставлена педагогически. Конечно, педагогическая основная линия здесь не должна обнажаться. Ее осуществление - результат конкретного детского опыта, который получается при столкновении внутреннего образа с материалом.

В первую очередь следует вводить обработку пластических материалов, не требующих особых усилий и навыков: песку мокрого и сухого, глины. Следует вводить как можно больше разнообразия приемов в самый процесс их обработки, заинтересовать ребенка возможно большим количеством форм, связанных с данным материалом. Дальше знакомить с обработкой мало пластических материалов: картона, дерева, металлов в порядке усиления степени сопротивляемости.

Ребенку следует давать одновременно для обработки контрастные материалы, но в ограниченном сначала выборе: по два, по три, постепенно увеличивая их количественно и усиливая их качественные различия.

При предпочтении ребенком какого-либо одного материала не следует этому препятствовать. Такое предпочтение - показатель потребности овладеть свойствами материала возможно полнее. Однако педагогически крайне неверно и нецелесообразно суживать интерес и работу ребенка искусственно на каком-либо одном материале, в особенности начинать с одного материала. Наблюдение над свободным детским строительством ясно показывает, как ребенок с первых же опытов стремится использовать возможно большее количество имеющихся у него в распоряжении материалов и возможно большее разнообразие комбинаций с ними. Необходимо приучать ребенка соотносить материалы не только по яркости контрастов и чисто формальных эффектов, но и по степени удобства, прочности и целесообразности соединения одного с другим. Можно сначала сопоставить комбинации сыпучих материалов - напр., песку, - с материалами твердыми - хрупкими, (картон, напр.) и крепкими (напр. дерево). Дальше мыслима задача разрешения отношений между пластическими и непластическими материалами (напр., глины с деревом и железом), непластическими друг с другом (напр., дерево с деревом и дерево с железом). Отсюда будет естественно вытекать усложнение приемов скрепления однородных и разнородных элементов, появление и укрепление в возрастающей сложности расчетов на конструктивную прочность скрепления материалов.

Следует дать характеристику некоторых обычных материалов, с которыми приходится иметь дело в типичных случаях педагогу, а также инструментария и способов обработки.

Общее предварительное замечание: не делать никогда той работы, которую может выполнить самостоятельно сам ребенок. Давать возможно больше простора его усилиям и изобретательству.

Песок сухой и мокрый. Для работы с ним, кроме естественных орудий - рук ребенка, следует ввести несколько простейших инструментов, сходных с обычным инструментарием земляных работ: лопату (одну или две: деревянную и железную), лоток, сито, тачку, лейку. Формование песочной массы, смоченной водой, лучше всего предоставить собственным силам ребенка, по его умению и желанию. Но возможно и введение готовых стереометрических форм в порядке их постепенного усложнения: куба, пирамиды, призмы, конуса, цилиндра, полушария. Особенно следует бороться с обычными в продаже вычурными и пошлыми формами по типу кондитерских изделий. Формы должны быть жестяными, с одной открытой стороной и гладко загнутыми ее краями по обрезу.

Комбинирование таких форм с формами, изобретаемыми самим ребенком, обычно не только увлекательно для него, но и полезно: возникают сложные построения с сильным влиянием правильных, ритмически устроенных форм на формы неправильные, аритмичные.

Глину употреблять можно самую разнообразную, - от обыкновенной красной до скульптурной серой, в различных степенях вязкости. Необходимо научить ребенка получать глину желаемой вязкости, разрыхляя, смешивая с водой и разминая руками. Эти приемы обращения с глиной в равной мере пригодны и для детского строительства и для лепки. В работе с глиной нужны: колотушка для разбивания твердых кусков, лопаточка для перемешивания глины и ее формования, неглубокая деревянная лоханка или металлический (за недостатком - глиняный) таз, лейка. Вполне возможно так же, как и с песком, пользование стереометрическими формами. Последние следует приготовлять створчатыми, чтобы легче извлечь из них отформованную глиняную массу.

Дерево, как материал, употребляется в самых разнообразных комбинациях. Самая удобная и обычная - набор деревянных элементов - «кубики». В большинстве таких наборов нет почти никакой системы: мало конструктивной целесообразности, много лишнего, не оправданного ни художественно, ни педагогически. Кубики обычно слишком малы, прочие формы слишком разнообразны, очень мало приспособлены к свободе их комбинирования, количественно их мало для ширящихся детских замыслов; особенно мало элементов, имеющих значение конструктивное. Чрезмерная пестрота раскраски элементов также действует дезорганизующе на стремления ребенка к объединению их в то или иное архитектурное целое. Нормальные свойства деревянных строительных материалов типа «кубиков» я представляю себе так.

За основные элементы можно признать три: куб, толстую дощечку и деревянный толстый брусок. Размеры куба не менее двух вершков в длине ребра. Кусок дерева в размерах двух кубов, разрезанный вдоль, даст толстую пластину - второй элемент; последняя, разрезанная также вдоль, параллельно первому разрезу, даст разновидность - пластину тоньше вдвое, а разрез в перпендикулярном первому сечении даст третий элемент - брусок.

Эти элементы могут быть приняты как конструктивные единицы, из комбинаций которых ребенок может создавать сложные построения. Кроме того, для последующего усложнения конструктивных приемов часть кубов можно расчленить вырезанными желобками по перпендикулярным направлениям, проходящим через центр каждой стороны с таким расчетом, чтобы в эти желобки можно было достаточно устойчиво вставлять описанные выше деревянные пластины в полвершка толщины. Часть кубов можно снабдить отверстиями парными: с двух сторон по четыре, с других двух по два и, наконец, с остальных сторон - по одному. В эти отверстия можно вставлять или деревянные палки, или, - еще лучше, железные прутья такой длины, чтобы промежутки между кубами, соединенными с их помощью, заполнялись вплотную соответствующим количеством деревянных пластин. Кроме этих основных элементов, могут быть введены дополнительные: простейшие виды призм, цилиндры, конусы, пирамиды, полушария. Все они также должны быть снабжены отверстиями для скреп. Мыслимо введение и других элементов с усложненными формами, как нужных конструктивно, - напр., арок разной формы, так и чисто декоративных - всевозможные точеные с разнообразными кривыми поверхностями формы. Все они могут быть использованы, как элементы завершающие и усложняющие зрительное впечатление от основных масс и пропорций построек. Раскраску многоцветную я рекомендовал бы только для украшающих частей. Элементы конструктивные могут обойтись и без нее. Еще лучше предоставить раскраску сооружений и их элементов самим детям по вкусу и желанию.

В отношении к размаху работ и масштабам построек следует давать детям как можно больше простора, воспитывать, - поскольку это доступно технически и в соответствии с силами ребенка, - подлинное чувство чисто архитектурных отношений и ответственности, не держать на масштабах и отношениях миниатюрных, игрушечных. Пусть ребенок привыкает к обработке возможно больших пространств, к широте планировки, к смелости в комбинировании форм, в борьбе с законами тяжести, в опытах усложнения замысла и приемов. Рост инициативы в этом направлении пробудит у ребенка потребность анализа, создаст привычку к сознательному учету своего опыта, введет постепенно в область сложных расчетов, подкрепляющих непосредственно находимые строительные решения.

Скажу несколько слов о той разновидности детского строительства, которая может быть связана и с формой пластически объемной и с формой архитектурной, - это область детской инженерии. Здесь удобнее всего в дошкольном возрасте пользоваться также деревом, как основным материалом, и железными гвоздями разной величины, как элементом скрепляющим.

Первичный инструментарий должен быть весьма несложен. Сначала нужен только молоток, достаточно удобный для детских рук. Позднее, к концу дошкольного возраста, можно ввести и пилу ручную.

Первичный материал удобнее давать приготовленным в виде дощечек и брусков различных размеров. Детское внимание, как я уже и раньше отмечал, сначала направляется на процесс вбивания гвоздей в дерево, - сначала беспорядочного, потом - явно ритмического. Затем гвозди применяются для скрепы отдельных кусков дерева. В это время ребенок учится пользоваться молотком, как рычагом, инстинктивно отыскивая наиболее целесообразную точку опоры его в руке и привыкая к достаточной силе и меткости удара. Необходимая помощь здесь должна определяться степенью удачи самостоятельного приспособления ребенка к процессу.

По мере того, как у ребенка появляется потребность в сознательно-целевой обработке материала, он пытается все более осуществлять самостоятельные и сознательно поставленные задачи. Тогда он перестает удовлетворяться размерами и особенностями не им заготовленных брусков и дощечек. Последние нередко не соответствуют его замыслам. В это время полезно вводить произвольное, производимое в общем процессе инженерно-строительной работы, изготовление нужных по размерам кусков дерева путем их отпиливания по запросу ребенка, под его наблюдением, от длинных досок и брусков дерева. Очень быстро он захочет отпилить нужный кусок и сам. Так, естественно будет усложняться и подчиняться сознательному учету весь процесс работы в этом направлении. Обращение с пилой потребует больше времени и усилий для выработки необходимых навыков и ловкости, а потому она отнимет и больше педагогического внимания у руководителя.

«Бросовый» материал своим разнообразием очень пригоден, как дополнительный, гл. обр., к тем материалам, которые мною выше охарактеризованы. Причем следует сказать, что в строительных работах с песком, деревом и глиной он имеет в большинстве случаев значение средства, усложняющего форму, - значение, прежде всего, декоративное. В раннем детстве редко возможности этого материала используются конструктивно, за исключением таких разновидностей, которые могут служить скрепами (напр., проволоки, палочек) или конструктивными строительными единицами (напр., деревянные и картонные коробки, жестянки из-под консервов и проч.). Позднее «бросовый» материал проникает в детскую инженерию и здесь может играть крупную роль в зависимости от детской изобретательности и технического уменья его наиболее целесообразно использовать. В детском скульптурно-пластическом творчестве «бросовый» материал имеет значение большее, чем в строительстве.

Педагогически работа детей с бросовым материалом во всех отношениях очень существенна. Она пробуждает легко творческий почин в самых вялых детях разнообразием средств и возможностей. Она приучает сразу к богатству материалов и ставит сложные задачи их соотношений, не выходя из пределов того, что посильно детям. Художественно она дает не менее богатую скалу впечатлений от поверхностей («фактурных») цветных, объемных и линейных. Она приучает детей к художественной организации этих элементов и связанных с ними впечатлений и в процессе производственного их использования, и в процессе игры, - бескорыстного художественного любования.

В заключение необходимо сказать о формально-художественном моменте в детских строительных работах. Чувства художественной формы не следует усиливать искусственно, тем менее - направлять. В конечном счете наиболее художественной, эстетически приемлемой окажется форма наиболее целесообразно и экономно построенная. И эта формула особенно хорошо и непосредственно чувствуется детьми, руководит их инстинктивным выбором, наказывает за отступление разрушением сделанного. Только таким путем происходит в ребенке естественная и плодотворная борьба с необузданностью его конструктивных и декоративных замыслов. Всякое эстетизирующее, художественно направляющее воздействие педагога в этом возрасте я считаю не только ненужным, но и вредным. Ребенок в этой области больше, чем во всякой другой, имеет неоспоримое право быть самому себе судьей.

Объемно-пластическое творчество. (Детская лепка и скульптура)

В предыдущей главе уже говорилось о тех материалах и процессах, связанных с их обработкой, которые являются общими как для детского строительства, так и для детской лепки-скульптуры. Здесь нам необходимо отметить лишь то, что является свойственным преимущественно данной разновидности детского творчества.

Различия начинаются с того момента, когда ребенок сознательно начинает определять свою задачу или как пространственную, - пользуясь материалами для организации пространства, - или как объемно-пластическую, в собственном смысле, - пользуясь теми же материалами для организации объемов.

Сосредоточение творческого внимания на построении и обработке объемов приводит, как выяснено выше, к особым формам изобразительности.

Это - или изображения вещей, предметов неодушевленных, или - изображения живых существ.

В первом случае устанавливается долго неотделимая и прочная связь с детским строительством и ручным трудом. Здесь изобразительность имеет место только в начальном периоде. Позднее внимание ребенка и творческая потребность обращается к деланию реальных вещей.

Второе направление приводит к скульптурно-пластическому изображению вещей, к тому, что именуется скульптурой, в узком смысле слова, - вне зависимости от способа обработки материала.

Первое направление выдвигает на первой план требования полезности сделанной вещи. В связи с задачей утилитарной предъявляются к вещи и особые требования порядка конструктивного. Ее построение должно соответствовать возможностям ее всестороннего использования в рамках предъявляемых к вещи утилитарных запросов. Вещь особенно должна быть рассчитана на прочность. Отсюда - строгий выбор соответствующих материалов, использование каждого материала до конца, во всех его свойствах - положительных и отрицательных. Применение и соединение разнообразных материалов также обусловливается, в первую очередь, требованиями прочности и утилитарных удобств. Эстетические мотивы здесь не господствуют. Они являются лишь формальным коррективом, нередко совпадающим с требованиями утилитарной конструктивности. Но этого совпадения может и не быть. Может быть, напротив, значительное расхождение. И перевес окажется на стороне утилитарности.

Там, где элементы утилитарности уравновешены с отношениями художественно-формальными, мы получаем вещь, одновременно оправданную и утилитарно и эстетически-бескорыстно. В продуктах детского творчества и в детском отношении к ним это бывает очень часто. Все переплетается в первичной завязи примитивного жизнеощущения, примитивного отношения к миру и его вещам. Прототип такого отношения - детская игра. В ней органически соединены оба порядка отношения к объектам и творческого действия и переживания.

В игре вещи изображаемые превращаются в игрушки, - вещи условно утилитарные и вместе с тем доставляющие художественное переживание большой силы и остроты. В игре таинственно живет и проецируется древнее переживание акта жизни, как священнодействия, как церемонии, где все одновременно реально и нарочито, все - действительное событие и в то же время - символ, игра, образ, намекающий на что-то большее. В этом индивидуальном действии таится общее, та идея - образ, которая владеет примитивным сознанием, как знак первичных обобщений восприятия мира. Игрушка есть также осязаемый, первичный символ - замена живого существа, реальной вещи, имеющей значение не в игре, а в действительной жизни. Игрушка - первичный символ овладения вещностью мира, его материальной, прежде всего осязаемой данностью. Поэтому игрушка есть первая скульптура, первая вещь, в которой и реальность трехмерности и символизм изображения сочетаются, создавая в игре ребенка с игрушкой символизм действия.

Все это первичное значение игрушки для детской психики обусловливает и педагогически введение делания игрушки, как начало объемно-пластического творчества детей. В сущности, если припомним соответствующую главу в исследовательской части книги, мы заметим, что ребенок начинает играть уже с самыми первыми продуктами своей лепки или строительной деятельности. Изготовление игрушек сразу введет в круг внимания ребенка ряд пластических материалов, разнообразных по свойствам сопротивления, характеру поверхности, цвету. Захватывающий интерес к процессу создания игрушки психологически очень облегчит для ребенка разрешение серьезной задачи разнообразной обработки материалов. Игрушки, даже самые первичные, примитивные, должны обладать известной долей прочности, чтобы выполнить свою роль возможно длительнее в игре и таким образом оправдать свое утилитарное назначение. Сочетание формы объемной, характер поверхности и цвета дадут игрушке должное в глазах ребенка оправдание художественное.

Требования прочности и художественности, - т.е. утилитарной оправданности и радости для детского восприятия определяют и характер материала, и способы его соединения. Быстрое разрушение игрушек, сделанных из непрочного одного материала или из непрочного соединения двух или нескольких материалов, из которых каждый может быть достаточно стойким отдельно, приучит ребенка постепенно к внимательному выбору и обработке материалов, а также к сознательному определению цели своей работы.

Если продукт его творчества нужен ему, как игрушка, то он должен особое внимание обратить на ее прочность и приспособленность к целям игры. Кукла, сделанная из мягкого материала, окажется несравненно практичнее куклы глиняной; деревянная тележка лучше такой, которая представляет собою соединение дерева и картона. Но последняя все-таки несравненно больше удовлетворит, чем тележка, сделанная из глины или из непрактичного соединения глины с картоном и даже деревом.

С другой стороны, может случиться и так. Соединение и обработка материалов может, - и очень рано, в зависимости от степени общего и чисто эстетического развития, - заинтересовать со стороны художественной формы. Вещь, созданная из самого нелепого, причудливого сочетания материалов, форм и цветностей, может восхитить ребенка, вызвать в нем типичное эстетическое созерцание. Такой вещью реально играть он не будет. К ней отнесется бережно в течение того периода времени, какой будет захвачен у него эстетическим созерцанием. Это созерцание утвердит вещь, как явление внеутилитарное.

Здесь будут свои требования конструктивности, свои новые расчеты на прочность материала, особая эксплуатация его свойств в целях чисто художественных.

Оба направления, на характеристике которых мы остановились, имеют свое оправдание в психике ребенка, в его духовных потребностях. Оба они, взаимно переплетаясь и расходясь, окажут в дальнейшем яркое воздействие на объемно-пластическое творчество детей, - выводя позднее подростка, с одной стороны, в искусство производственное, с другой - в искусство самодовлеющее, «станковое».

Культура первого направления объемно-пластического детского творчества может иметь несколько периодов. Первый - пора начального ознакомления с разнообразными материалами и их свойствами. Процесс их обработки в общем сходен с аналогичными процессами в детском строительстве. Но здесь уже требуется большая прочность обработки и соединений материалов. Большой простор дает в этом периоде работа с «бросовым» материалом, характеристика которого уже дана в предыдущей главе. Здесь дети даже очень раннего возраста проявляют подчас удивительную изобретательность, импровизаторский талант большого блеска.

Уже в пользовании «бросовым» материалом можно на опыте и ошибках приучить детей к соединениям однородных материалов, избегать, наоборот, соединений различных по структуре и степени сопротивляемости материалов. Дальше можно приучать к все большей скупости соединений, наконец, к использованию качеств и свойств какого-либо одного материала, чтобы добиться максимальных результатов в деле его обработки и оформления.

В круге задач, определяемых детской потребностью в игрушке, наметится путь, сходный с тем, который избрало примитивное народное творчество в процессе производства игрушек.

Глиняная игрушка. Самый удобный и простой материал - глина. Ом доступен самому младшему возрасту. О приемах обработки глины я уже говорил. Оба сорта глины: серой, скульптурной и обыкновенной разных оттенков пригодны для изготовления игрушек. Но каждый имеет свои свойства, которые при лепке следует учитывать. Глина серая пластичнее, пригодна для очень тонких изделий, особенно в поздних возрастах. Но она требует тщательного приготовления, отсутствия в массе неразмешанных кусков и камней. Плохо приготовленная глина рассыпается, так как при засыхании она очень сжимается. Для предохранения изделий из этой глины от трещин и распадения необходимо, чтобы она была достаточно густа (густота плотно сбитого теста), чтобы изделие равномерно и не очень быстро сохло. Глина обыкновенная менее пластична, но и менее требует предосторожностей. Она очень незначительно сжимается при засыхании. Случайно попавшие в ее массу неразмешанные куски и мелкие камешки не разрушают сделанную вещь так беспощадно, как это происходит с вещами из серой глины. Процесс лепки игрушки может педагогически определяться тем естественным ходом, который намечен был нами в соответствующей главе исследовательской части: отдельные подробности общей формы делаются особо, - напр., голова, конечности. Потом они присоединяются легким нажимом к главной массе и замазываются по поверхности той же глиной. Такой прием употребляется и в производстве глиняных игрушек кустарями. Лишь позднее появляется обработка частей в общей массе взятого вещества. Ребенок любит гладкую поверхность глиняной вещи. Нужный эффект достигается сглаживанием шероховатой поверхности слегка смоченной рукой. Таким способом можно приготовлять глиняную игрушку одного типа. Другой тип - обработка вчерне сделанной и полузасохшей вещи из глины каким-нибудь режущим орудием. Здесь ребенок перейдет уже к технике скульптуры в узком смысле слова. Поверхность этих игрушек будет иметь другой характер. Сглаживание ее до блеска можно дать полировкой по полусырому материалу.

Глиняная игрушка первого типа, - особенно из обыкновенной глины, может быть подвергнута обжигу. Этот обжиг не требует особых приспособлений, особой печи. Он может быть проделан в обыкновенной печи, достаточно жарко натопленной. Из поставленных вещей кое-что, плохо слаженное, распадется. Остальное получит достаточный обжиг. Глиняную игрушку, обожженную и не обожженную, но непременно высушенную, можно окрасить. Окраска вещи - естественная потребность ребенка и доставляет ему большую радость. Ее следует вводить непременно в процессы обработки пластических материалов. Окрашивать глину лучше всего акварелью. Это наиболее удобный, простой и достаточно прочный способ. Игрушки обожженные можно окрашивать тем способом, которым пользуются кустари Вятской губернии. На снятом молоке заготовляется очень жидкий раствор толченого мела, - плотности густых сливок; размешивается, дают ему отстояться, а затем осторожно опускают в него обожженную глиняную вещь. Она покрывается ровным и прочным белым тоном. По белому пестро, как требует вкус, раскрашивают игрушку красками, приготовленными на яичном белке. Краски такого рода гораздо ярче, чем акварельные и не смываются. Пригодны и чистые анилиновые краски в порошке, разведенные водою.

Игрушка мягкая также очень удобна в качестве задачи для первоначальной творческой работы детей над пластическим материалом. Здесь огромное значение имеет воспитание мускульных и осязательных восприятий ребенка, особенно разнообразное в работе над тканями. Изготовление ее очень занимает девочек. Мальчики, охотно работая над глиной, обнаруживают довольно вялый интерес к материалу тканей. Тем не менее, их следует непременно приучить к работе и над этим материалом, ставя ряд интересных задач. Даже мальчиков может увлечь процесс приготовления мягких игрушек, напр., для кукольного театра.

Мягкая игрушка в начальной стадии творчества не требует иногда никаких приспособлений. Лоскутки тканей разных цветов, пакля и нитки - вполне достаточный материал. С усложнением замысла усложняется и способ обработки материала. Необходимы ножницы, игла, техника кройки, шитья, аналитическая работа значительно большего напряжения, чем раньше, где все объединял собою просто процесс игры. Обработку мягких материалов можно начать с организации самых простых форм, - их кройки, сшивания, выворачивания, набивки. Здесь познакомится ребенок с типом примитивной выкройки - характерного силуэта периода первичной схемы, а также использования этой выкройки для построения объема. Дальше усложненные выкройки и изготовление по ним конечностей. Еще сложнее выкройки костюма, которым одевается мягкий манекен изготовленной игрушки. Кройка и шитье костюма поставит уже задачи большей сложности и ответственности перед ребенком, как в области производственной, так и художественной, вкусовой.

Дальше - в позднем детском возрасте и в отрочестве, в связи с ростом интереса к индивидуальной форме и психологической ее выразительности, задачи изготовления мягкой игрушки могут охватывать и разработку подробностей объемной формы, ее действия внутреннего и внешнего. Голова из шара может превратиться в характерную подлинную голову с необходимым выражением. Это делается не столько выкройкой, сколько рядом умелых стежков иглы по набитой мягкой поверхности куклы. В мягкую массу самой игрушки можно вставить проволочный гибкий каркас, проведя его во все конечности. Получится способная к любой позе, к любому движению очень занимательная кукла, очень увлекательная в особенности для позднего детства и переходного возраста.

Игрушка деревянная - наиболее технически трудная для ребенка разновидность обработки объемно-пластического материала. Работа с деревом требует здесь, кроме тех орудий, о которых была речь при характеристике в предыдущей главе детского строительства, - ножа с лезвием, срезанным на угол (можно в крайнем случае заменить и ножом перочинным с достаточно большим и прочным лезвием), нескольких стамесок, - хотя бы двух: плоской и полукруглой, - коловорота для проделывания отверстий, наждачной бумаги («шкурка») для сглаживания поверхности. Необходим, хотя бы самый примитивный, столярный верстак с зажимом. Без зажима будет очень затруднена обработка деревяшки стамесками и ножом.

Деревянная игрушка, изображающая вещи, предметы быта, несмотря на ее кажущуюся сложность, легче выполняется детьми, чем игрушка, изображающая фигуру человека или животного из целого куска дерева. Сколотить гвоздями из дощечек игрушечные тележку, стол, табурет ребенку легче, чем вырезать из куска дерева птицу, человека. И это понятно: там форма - результат объединения нескольких частей, ранее не связанных вместе одной массой. Прибавить и убавить часть элементов не очень затруднительно. Здесь же - процесс отнятия лишнего от общей массы, освобождение как бы заложенной в ней формы. Первый процесс сходен с лепкой, второй - типично скульптурный. И конечно, второй гораздо труднее и ответственнее первого. Первый процесс возможен и в раннем детстве. Второй - значительно позднее.

Способ обработки объемной деревянной формы в игрушке подчинен прежде всего характеру и первоначальной форме деревянного блока. Наиболее удобными и типичными формами являются те же, которыми пользуются кустари-игрушечники, стол - или деревянная трехгранная чурка, получаемая путем раскалывания на четыре части круглого полена, или блок, образуемый выпиливанием его по определенной форме из толстой доски.

Орнаментально-декоративное творчество

Педагогическая помощь развитию орнаментально-декоративного творчества должна быть обусловлена прежде всего сознанием полной законности, неизбежности такой потребности у ребенка. Если к выполнению чисто конструктивных требований его принуждает обычно или необходимость утилитарная или опасения за существование создаваемой вещи, то здесь, после полусознательного изживания чисто двигательных импульсов, при появлении потребности согласовать эти импульсы с зрительной формой, выступает на первый план уже чисто эстетический интерес к этой форме, как художественному объекту. Соответствующие страницы исследовательской части нами были посвящены психологическому обоснованию орнамента, как художественной формы. Здесь важно лишь подчеркнуть, что любовь к орнаменту, возрастающая его роскошь и многообразие, а затем ослабление этой потребности, имеют свой закономерный путь, обусловленный внутренними потребностями, изживанием временного начала в наиболее близкой ему пространственной форме. Здесь мы наблюдаем сравнительно слабое развитие этой потребности в начале периода, когда еще сильны реалистические возможности изживания временного начала в подлинном действии усилением ее в середине периода, когда подготовляется и зреет переход к новой зрительной установке психики; наконец, эта потребность иссякает в конце периода, когда окончательно созревшая новая установка психики порождает зрительно иллюзорную форму. Учет того, что только что выяснено, дает нормальную органическую линию, линию педагогического воздействия. В первой фазе периода эта линия определяется, главным образом, чисто технической помощью в деле овладения со стороны ребенка материалами и способами их обработки. Здесь необозримое количество всяких возможностей не только для упражнения и утончения детских органов восприятия - конечно, в первую очередь глаза, - но и для прочной выработки подлинной художественной культуры. Здесь первые ответственные попытки синтеза пространственных искусств в одном художественном объекте, - формы плоскостной, объемной и пространственной, их сплошной связи, для которой ребенок должен сначала чисто интуитивно, а потом и путем сознательных исканий дать органически целостное разрешение. В фазе интуитивных поисков помощь педагога, вне технических указаний, не только не нужна, но часто может оказаться крайне вредной. Искажен будет первичный зародыш внутреннего образа, незащищенный крепко определившей его формой и неуясненный сознанием. Родовая творческая сила, безраздельно в это время владеющая ребенком, бесконечно сильнее всяких индивидуальных домыслов обмелевшего и оторванного в значительной мере от этого родового начала сознания и «вкуса» взрослого человека.

Некоторая помощь не только технического, но и формального характера может быть оказана с момента появления анализа, сознательного освещения, а иногда и направления процесса творческой работы самим ребенком. Анализ предполагает помощь не рождению образа и его первичной формы, а обработке тех периферических форм и их отношений, которые лишь развивают, усложняют и дополняют то, что возникло интуитивно. В таком анализе большую роль может играть установление точно осознанных и выверенных отношений между формой конструктивной и формой орнаментально-декоративной.

Анализ и связанное с ним педагогическое воздействие становятся особенно необходимыми в переходной фазе и в самом периоде господства иллюзорно-натуралистической формы. Я уже выяснял в исследовательской части те отрицательные последствия, которые являются вслед за победой иллюзорности и натуралистической изобразительности в декоративно-орнаментальном детском творчестве. Здесь возможна с этими последствиями настойчивая и планомерная борьба педагога-руководителя. Важно всеми доступными для него мерами и средствами сохранить то единство художественного объекта, которое является органическим синтезом конструктивности и декоративности.

Прежде всего, следует бороться за плоскостной характер обработки поверхности объемов. Здесь всякое иллюзорное разрушение поверхности - не только творческое уродство, но и логическая бессмыслица. Борьба эта возможна путем противопоставления правильно обработанной поверхности такой, которая наиболее убедительно искажена иллюзорностью, натуралистическими образами. Художественное чутье, присущее ребенку, вскроет очень быстро и непосредственно убедительно разницу между двумя подходами. В подавляющем большинстве случаев дети предпочитают плоскостное обобщенное разрешение орнамента. Но может быть и противоположный уклон, - особенно у тех детей, которые не очень чувствительны к ритмам пространственно-временным или увлечены натуралистическими исканиями. В первом случае необходима тренировка общего восприятия ритма и там, где возможно, перевода его на ритмы чисто зрительные. Делать это возможно с помощью самых разнообразных приемов. Например, в общей игре дается ребенку изживание ритма непосредственного действия. Потом ставим его в положение зрителя этой игры с тем, чтобы он мог наблюдать за тем, как ритм действия на его глазах превращается в ритм пространственного чередования. Другой сходный прием: ребенку предлагается делать рукой, вооруженной или мелом, или карандашом, или кистью, сходные ритмические движения в каком-либо одном направлении: по горизонтали или вертикали. Он непосредственно увидит связь двигательного ритма с ритмом зрительным в форме орнаментальной. Движение того же орнамента по замкнутой поверхности даст первые представления о декоративном построении. Зеркальное отражение неуравновешенной формы покажет основные закономерности строения декоративной формы. В случаях наибольшей беспомощности ребенка в этом отношении можно желаемый эффект получить при помощи вырезывания какого-либо неравномерно-ритмического мотива на вдвое сложенном листке бумаги.

Воспитанное такими или сходными способами воздействия (а их может быть очень много) восприятие ребенка будет очень четко улавливать разницу между результатами разрешенных или неразрешенных орнаментально-декоративных задач.

Второй случай сводится к выяснению существенного различия между изображением, предназначенным как мотив для организации украшения поверхности и изображением, имеющим самодовлеющее, идеографическое значение, - в смысле так называемого «станкового» произведения искусства. Необходимо провести сравнение так, чтобы было ясно, что изображение декоративное связано с самой вещью, а потому и все построение этого изображения ею обусловлено, от нее зависит.

Что же касается изображения идеографического, то оно имеет в себе самом все условия полной формальной автономии. Его смысл - в выделении, в отказе от всякой связи с вещью. Всякое идеографическое изображение окажется не органически, а механически связанным с украшаемым им предметом. Это окажется «картинка», случайно попавшая на поверхность вещи, искажающая художественно и поверхность, и самую вещь. Если ребенок это поймет, задача педагогически будет разрешена.

Я хотел бы закончить свои заметки и практические указания в области возможной нормальной культуры детского орнаментально-декоративного творчества характеристикой некоторых удачных опытов художественно-педагогического руководства в данном направлении.

В одном случае совместными усилиями детей и руководительницы, - О.Н. Петровой, - до неузнаваемости изменилась обстановка в одном из детских домов Москвы. Помещен был этот детский дом в загрязненном, достаточно пострадавшем внутри от всяких постоев особняке. Обмызганные стены с старыми, когда-то «роскошными», ныне рваными обоями были унылы и далеки не только от художественности, но и от требований опрятности. Особенно неприглядна была столовая. Дети украсили ее сработанным коллективно фризом, который через год заменен был другим, - плодом такой же коллективной работы. Выполнялся фриз таким способом. По взаимному соглашению в первый раз был выработан однородный тип удлиненных восьмигранников из бумаги. Поле каждого из них можно было украсить по желанию. Детское художественное воображение развернулось с неожиданным разнообразием и блеском. Я не видел ни одного рисунка, сходного по цветовому и линейному построению, даже по сюжету. В работе принимали участие дети и подростки от 8 до 11 - 15 лет. Причем, если и приходится говорить о влиянии, то скорее младших на старших, но не наоборот. Особенно проявлялось это влияние в цвете, - в его напряженности, насыщенности, в его исключительно декоративном толковании. Лишь немногие из старших остались в стороне, сохранив свой вкус и связанное с ним ослабление цвета, а также тяготение к иллюзорно-изобразительной трактовке декоративных мотивов. Интересно отметить момент общего компонования всего фриза. Здесь дети признали, что некоторые работы нельзя включить, так как они выходят из общего тона. Выключены были на этом основании и иллюзорные опыты старших с явно «картиночным» характером. Много пришлось детям потрудиться над примирением цветовых противоречий. Это был весьма плодотворный опыт коллективного творчества и первого знакомства на практике с законами декоративного искусства. Столовая, опоясавшись фризом, изменилась до неузнаваемости. И дети весьма учли ту радость, какую дали им и процесс работы и новые впечатления от художественно преображенной обстановки.

Через год после очень удачной по впечатлениям и результатам экскурсии в Ростов-Ярославский дети задумали заменить старый фриз новым, более сложным по общей задаче и по условиям коллективного выполнения. Но прежний опыт многому научил. Необходимость предварительного соглашения учтена была еще строже. Были строже ограничены возможные отступления от общих условий. Работе был придан коллективно-плановый характер самими детьми. Общим решением изменили форму восьмигранников, исходящую теперь значительно удачнее не из прямоугольника, а из квадрата.

Для всех композиций были приняты обрамление и, по возможности, белый фон, хотя отступления допускались, если работа не противоречила резко заданию. Между большими восьмиугольниками дети захотели для разнообразия поместить связующие весь фриз небольшие квадраты, с размером каждого из них равным грани восьмиугольника. После этого дети принялись за работу, каждый выполняя индивидуальное задание.

Интересно дальше отметить такой факт. При коллективном размещении на стенах сделанного фриза были отвергнуты детьми соединяющие восьмиугольники квадраты, несмотря на большую красоту и цветовое богатство большинства из них. Возможно, что эта сила цвета и оказалась причиной такого нового решения: квадраты, богато насыщенные цветом, конечно, очень ослабляли световое действие восьмиугольников, где преобладал в большинстве белый цвет фона. Получалось биение, пестрота, верно подмеченные и выправленные детьми. Три окна столовой были украшены в соответствии с фризом наличниками, в которых творческое воображение детей достигло особо высокой степени напряжения и законченной выразительности. В общем фриз получился значительно совершеннее и сильнее но цветовым впечатлениям (иногда исключительной красоты), чем старый. Здесь весьма положительным оказалось влияние, - при этом весьма своеобразно переработанное, - ярославских изразцов, предметов народного искусства, гл. об., игрушек и вышивок, отчасти фресок ростовских церквей.

Реальная органическая связь древнерусского искусства с жизнью в виде незабываемого единства ростовской архитектуры, её стенных росписей, цветных изразцов и резьбы, оказалась особенно близка и понятна детям.

За последнее время большими декоративными «панно» был преображен большой зал с старыми, потрепанными обоями. Панно были помещены в трех узких и длинных простенках между окнами. В цвете преобладал синий. В одном панно синий цвет превосходно связан с белыми пятнами снега на ветвях большой сосны: в другом - с красным тоном фантастических яблок на темной зелени листвы такого же фантастического дерева. Третье панно давало сходные цветовые отношения. Его сюжета не помню.

К собственной постановке «Руслана и Людмилы» дети сделали и костюмы, и превосходные декорации, с подлинно сказочным толкованием «действа». Восточная роскошь орнаментовки достигнута приемом аппликации из различного по цвету и поверхности бумажного материала.

В другом детском доме дети, под руководством Е.В. Помельцовой, произвели также целый переворот в декорировке своих помещений. Возраст детей в этом доме не выходит на пределы 12 лет. Стены большого зала были украшены рядом очень значительных по размерам панно. Здесь особенно замечательно проявленное детьми монументально-декоративное чутье: чувство стены и безошибочное умение выявить и использовать художественно ее плоскость. Неожиданным большим декоративным мастером оказалась одиннадцатилетняя девочка, четыре месяца тому назад приехавшая из деревни. До этого времени она дома не видела красок, первое время в Москве не умела ими технически пользоваться и не рисовала. Ее первые опыты рисования в течение первого месяца были изживанием начального периода, чуть не каракулями. Она не умела управлять карандашом, извлекать из красок желаемый цвет; испытывала, по-видимому, постоянное недовольство собой и чувство неуверенности в своих силах. Это чувство осталось в ней пока до сих пор. Она нередко спрашивает, хорошо или плохо то, что она сделала, не зная этого сама. Но, вместе с тем, она всегда твердо и уверенно отвечает, что ей хотелось сделать так, а не иначе.

Это утверждение творческой воли еще убедительнее обнаруживается в той широкой и уверенной манере, в том увлечении, в тех четких приемах, при помощи которых маленькая художница выражает свои творческие замыслы. Подобные же, впрочем, чуткость и уверенность проявляют в работе и почти все остальные дети при заполнении ими на полу больших бумажных поверхностей для стенных украшений.

А в результате получился ряд декоративных построений, напоминающих но характеру красочных отношений цветные стекла в окнах средневековых соборов. Интересно отметить явное стремление к усилению линейных элементов, по-видимому, в целях укрепления чисто плоскостного характера впечатлений. Широкие линейные границы между цветными поверхностями делают последние особо напряженными. Краски мерцают, как драгоценные камни, - каким-то внутренним светоизлучением. Внешние границы цветовых соединений, - изображающих обычно фантастические цветы и бутоны на причудливых ветвях, смело обведены очень широким контуром; энергично и ясно выделяет он весь мотив из белого поля панно.

В том же детском доме я впервые получил замечательные доказательства наличности у детей глубокого и острого чувства архитектурного пространства, потребности и безукоризненного умения связать это архитектурное пространство с живописно-декоративными задачами. Так, напр. превосходно была разрешена задача украшения лестницы, ведущей из первого этажа дома во второй. Задача весьма сложная: нужно было прикрыть «грехи» стен, испорченных плесенью, уравновесить цветом и рисунком неравномерные простенки между окнами, сделать более грузной нижнюю часть лестницы и разгрузить впечатление от ее верха, усилить вертикали и действие на зрителя узкого столба пространства, перекручивающегося спиралью при подъеме. Все это было учтено; для всего этого была найдена необходимая декоративная формула, - а девяносто девять сотых, конечно, интуитивно, частью же путем долгих споров, размышлений, примерки и проверки сделанного. Зато большую художественную радость испытывал зритель, поднимаясь по этой лестнице, весьма шаблонной и безличной в архитектурном отношении.

Минувшие годы всяческого голода и лишений не могли дать необходимых средств для сколько-нибудь серьезной работы над проявлениями детского творчества. Все время до сих пор испытывается острый недостаток в самых простых, самых дешевых материалах и средствах: нет кистей, бумаги, глины; нельзя оборудовать сколько-нибудь сносно в школах и детских домах столярного дела и т.д. Поэтому ряд возможностей для направления детского художественного творчества по руслу обработки новых материалов не был осуществлен. Я уверен, что обработка скульптурная и живописная дерева, напр., обстановки, утвари, разнообразных предметов детского быта, может дать ряд новых не менее поразительных и художественно ценных результатов.

Та основная посылка, которую я только что изложил, внимательное обращение к детскому творчеству, как источнику обновления для искусства современного, - уже определяет основной подход к задачам и обстановке опыта. В этом опыте с самого начала принципиально признана недопустимость нарочитого воздействия на творческий процесс ребенка, исправления его продуктов, тренировка вкуса по вкусу взрослых. Возможна только помощь техническая в области преодоления чисто профессиональных трудностей. Четко и твердо была поставлена цель полного использования прирожденного детского чувства материала и форм в художественном производстве. Эта цель выдвигала ряд художественно-воспитательных задач. Прежде всего дети должны были на основах и в формах художественного производства, доступного их силам и навыкам, опытным, гл. обр., путем знакомиться с природой и элементами декоративно-орнаментального искусства в пределах преимущественно живописи.

Во-вторых, дети должны были проходить вполне крепкую и серьезную тренировку в процессах чисто производственных. Эта тренировка обосновывалась, конечно, теоретически, но и практически она была необходима, должна была проводиться очень настойчиво, так как продукты детского творчества должны были иметь характер по возможности полной профессиональной «сделанности». Ибо выполненные вещи предназначаются для продажи на рынок не только внутренний, но и заграничный. Такой уклон на «хозрасчет» мог бы принести и большой вред всему делу, создавая ремесленные трафареты и притупляя детский вкус и воображение. Но осторожность руководителей, их чуткость и твердый принципиальный курс превратили этот сомнительный стимул детской производственности в отличный рычаг творческой деятельности и технической подготовки.

Методика дела была тщательно продумана и в процессе ее практического применения испытывала ряд поправок и изменений.

Дни работы были разделены на лабораторные и производственные.

В дни лабораторные дети выполняли эскизы на тему декоративного характера, обычно данную, как идея, - напр., «птица», «дерево», «город». Эти эскизы были свободными композициями, не предназначенными для какой-либо отрасли производства.

Дальше происходил процесс приспособления детского воображения к определенному материалу и определенной отрасли производства. Эскизы должны выполняться уже применительно к этим задачам.

Рядом с этими работами чисто экспрессионистского характера, предполагающими формование образа, гл. обр., внутренними средствами до полной переработки внешних впечатлений, как первичных толчков, - ставилось и изучение натуры, питание детей внешними впечатлениями. Но переработка этих впечатлений в общем не превращалась в насилие над детской психикой и свойственной данной фазе развития художественной концепцией. Некоторые частичные ошибки и уклонения здесь были неизбежны, так как руководительницы к детской психике и ее художественно-творческому аппарату подходили, гл. обр., интуитивно, по педагогическому чутью, в общем редко их обманывавшему. Впрочем, эти ошибки, частью интуитивно, частью сознательно, вовремя замечались и давали ценный опыт на будущее.

Натура обычно избиралась, декорировалась и ставилась самими детьми. Мотивы, взятые с натуры, очень нередко перерабатывались детьми уже с чисто декоративными, производственными намерениями.

Изобразительно-сюжетное творчество

В периоде постепенного формования образа типического, - образа схемы, самая первая его фаза - ассоциативная - требует к себе особо внимательного и осторожного отношения. Здесь не следует никак вмешиваться в творческий процесс ребенка, спрашивая: что он сделал или нарисовал. Я не говорю здесь подробно уже о приеме подсказывания, который давно считается недопустимым. Не следует забывать качественного различия между психическими установками взрослого и ребенка. Так, у взрослого образ обусловлен памятью, главным образом, зрительною, у ребенка - двигательною. Вмешательство взрослого может в лучшем случае чрезмерно ускорить темп развития образа и тем сместить его естественное совпадение с детской психикой, в худшем - направить по ложному пути в результате борьбы содержания детской психики с навязанным извне образом, как формой. А если мы примем во внимание детскую впечатляемость, внушаемость, то почувствуем опасность еще более остро.

В стадии формования внутреннего образа вопросы, очень осторожные, вызванные не столько педагогическими соображениями, сколько экспериментальными и наблюдательскими задачами, возможны, но по окончании процесса работы над материалом. Эти вопросы следует задавать только тогда, когда никаким иным способом ребенок не обнаруживает замысла самостоятельно или в беседе со сверстником.

Самая трудная педагогическая задача в этом периоде, а частью и в следующем, - борьба с явлением, которое можно назвать стереотипией творческого образа. Явление весьма знакомое педагогу и наблюдателю детского творчества. Сводится оно к следующему: у ребенка как будто иссякает запас образов, он останавливается на каком-либо одном, и начинается длительное повторение такого образа в продуктах творчества. Так без конца ребенок, напр., рисует домик, лошадь, цветок. Образ превращается в навязчивую идею. Стереотипичность овладевает и формами первичными: цветом, линией, способами обработки материала.

Необходимо, прежде всего, выяснить, чем обусловлено такое явление. Причины могут быть различные. А в зависимости от них должны быть различны и меры воздействия.

Стереотипия может быть, прежде всего следствием чрезмерного усиления двигательных способов организации творческих продуктов, - иначе говоря, частичным возвращением к фазе самой ранней, к фазе увлечения действием, как таковым, процессом работы. Отдельные образы, нередко достаточно развитые и сложные, служат лишь ритмическим материалом, элементами, главным образом, временного изживания их, как пространственной формы. Такое явление наблюдается не только у детей, но и у взрослых при тех же психических условиях, при ослабленном зрительном внимании. У детей в нормальном порядке такой возврат к двигательной установке может быть объяснен неполным изживанием ее, потребностью закрепить зрительный образ двигательно. Таким образом, в начальной стадии стереотипия образа может быть нормальным процессом и педагогического вмешательства не требует. Но дальше, по мере ее укрепления в психике ребенка, она становится скоро очень вредным фактором, задерживающим творческое развитие ребенка. Борьба с нею тогда неизбежна. Наиболее действительным приемом окажется содействие изживанию ребенком двигательных процессов в других областях его жизни и творчества, - напр., в ритмических подвижных играх и действиях. В области изобразительных искусств даст положительный результат одновременное упражнение ребенка в орнаментально-декоративном творчестве, где двигательно-временная форма преобладает, и в опытах реализации замкнутого образа с большей или меньшей, доступной ребенку, сложностью строения. Чем сложнее окажется образ, тем труднее он поддастся стереотипическому воспроизведению. Хорошо здесь также действует перевод с одного материала на другой, с изображения на плоскости к изображению в объеме.

Другой причиной стереотипии, обычно в нормальных условиях сопутствующей той, о которой только что была речь, может быть недостаточный запас впечатлений, однообразие их и слабое умственное развитие, недостаточное питание воображения. Стереотипия в таком случае без особого труда может быть устранена обогащением зрительного опыта ребенка, связью этого зрительного опыта с опытом слуховым и двигательным в сложных играх и упражнениях, - наконец, возбуждающими творческое воображение толчками.

Если в переходной поре от периода первого ко второму долго остается разрозненная схема, это также признак или отсталости или психического расстройства. Здесь нет пока прямых методов воздействия на процесс формования творческого образа. Его расчлененность, видимо, находится в связи с отсталостью развития или функциональными неправильностями в строении ассоциативных центров и соединяющих их путей. Приходится искать вне случаев явной душевной болезни общепедагогических средств, усиливающих ассоциативную деятельность, работу мысли и ее питание путем развития всего познающего мира аппарата. Очень поможет настойчивое под руководством педагога опытное изучение ребенком единства строения вещи, сначала простой, потом все более сложной, а потом перевод восприятия в творческий образ.

То же следует сказать и о периоде первичной схемы.

Все недостатки и характерные черты схематического изображения, задерживаясь настойчиво, требуют вмешательства педагога. Так, напр., если и в среднем, и в старшем дошкольном возрасте ребенок очень долго изображает фигуру человека в виде головы, с приставленными к ней непосредственно конечностями; руку, - с двумя или неопределенным количеством пальцев; птицу - с четырьмя ногами; голову - с многочисленными глазами, - словом, обнаруживает ряд характерных признаков своего незнания окружающей реальности, то это или признак отсутствия нормальной наблюдательности, или - при настойчивом и длительном повторении таких явлений, - показатель душевной ненормальности. В первом случае помощь педагога сводится к тренировке всеми способами наблюдательности ребенка, во втором - необходима помощь врача.

Особенно трудной и ответственной является помощь педагога в момент перехода ребенка от изобразительности, обусловленной преобладанием двигательной установки психики, к изобразительности, обусловленной преобладанием зрительно-созерцательной установки психики. Это - пора перехода в способах изображения пространства и тел от геометральной проекции с одной параллельной поверхности на другую к проекции под углом, все более увеличивающимся.

Вместе с тем это время перехода от формы типической, от схемы, хотя бы и очень усложненной, к форме индивидуальной, натуралистической.

Первая трудность - и нередко непреодолимая - превращение страницы, поверхности рисунка, которая мыслилась, как поверхность реальная, как некая площадь реальной глубины, лишь масштабно уменьшенная, в прорыв, в плоскость переднепланную, иллюзорную. Необходимо множественность точек зрения, характерную для первой проекции, заменить единой точкой зрения, которая подчиняет себе пространственное построение по законам второй проекции.

Наиболее характерной ошибкой является то построение, которое мы замечаем и у детей, и у взрослых при их попытках сведения изображения к единому положению зрителя, когда плановое изображение группы фигур, напр., фигур в хороводе, остается в геометральной проекции; фигуры верхнего полукруга изображаются с расходящимися веерообразно головами наружу круга, а фигура нижнего полукруга - с сходящимися головами внутрь круга, причем боковые фигуры на линии горизонтального диаметра круга оказываются положенными горизонтально в противоположных направлениях. Сознание нелепости, но вместе с тем какой-то закономерности такой ошибки, ибо ее повторение типично и встречается постоянно, - очень волнует не только взрослых, но и детей. Однако самостоятельное разрешение этой задачи нередко оказывается непосильным.

Здесь, как и во всей дальнейшей педагогической помощи, воздействие может быть лишь индуктивным, через организацию и осознание новой установки восприятия. Нужен анализ пространственно-зрительных элементов глубины, созерцаемой неподвижным наблюдателем. Лучше всего начинать этот анализ поверхности, уходящей в глубину, с какого-либо высокого пункта, под возможно большим углом зрения с преобладающим вертикальным положением тел, расположенных в глубину. Получится полугеометральная проекция, где вертикали, подчиняясь единой точке зрения, неизбежно окажутся расположенными в одном направлении, под прямым углом ко всем горизонталям, - то есть в том нормальном желательном порядке, который не воспроизводится памятью и воображением. Дальше можно произвести анализ построения стереометрических тел с той же высоты или под тем же углом зрения. Такая работа даст значительную опору ряду творческих построений глубины. Постепенно можно показать изменения зрительного восприятия глубины и формы стереометрических тел по мере понижения для зрителя линии горизонта. Так постепенно и посильно плоскость, как реальная глубина, будет превращаться в плоскость, зрительно прорываемую и иллюзорную, а планиметрическая проекция тел - в проекцию стереометрическую. Знакомство с перспективой синтетической, - перспективой не только условной, монокулярной, но и естественной, бинокулярной, здесь получится естественным и вполне удобным путем. Конечно, теоретические обоснования и чертежи должно давать в очень умеренном и упрощенном виде, не сковывая естественную наблюдательность и потребность использования той же перспективы, прежде всего как средства художественного оформления, как элемента стиля.

Пространственная разработка света и цвета задача дальнейшая и - более трудная. Выполнение ее легче всего начинать со световой характеристики объемов, исходя от форм очень простых: шарообразных, кубических к их постепенному усложнению. Светотень здесь играет роль средства, образующего объемную форму. От объемной формы, даваемой не только линейно-перспективно, ракурсом, но и объемно-иллюзорными контрастами светлого и темного можно перейти к выяснению того, что эти контрасты - переходы одного качества цвета в пределах от тона сильного, яркого, насыщенного к тону слабому, потушенному. Это легко показать на цветных телах. В процессе самостоятельных поисков характеристики объемов цветом у детей и взрослых мы наблюдаем такой путь. Сначала довольно правильно построенную при помощи линейных элементов объемную форму (напр., шар, куб), закрашивают сплошь одним цветом, отдавая дань потребности и привычке к учету локальной окраски реальных тел. Этот прием, однако, скоро перестает удовлетворять, сбивая и уничтожая объемную форму, построенную иллюзорно с помощью линий. Тогда прибегают к предварительной тушевке объемной формы темным и светлым, а сверху покрывают по-прежнему одним тоном. Эффект, характерный, как прием, для старинной европейской живописи, получится более четкий: объем трактован будет не только светотенью, но и цветом. К этому приему прибегали и старые учителя рисования. Его не следует считать вредным; он естественный переход к более тонкому пониманию природы цвета, как объемно формующего начала. Лучшим средством, содействующим выработке такого понимания, является работа непосредственно кистью в круге нескольких красок, имеющихся в распоряжении. После первого опыта неудачной сплошной раскраски стереотипической формы одним цветом и тоном, инстинктивно и без труда ребенок и взрослый найдут необходимым взять более светлым тоном освещенные места и более темным - теневые.

Последней и еще более трудной и сложной задачей является характеристика объемов многоцветностью. Здесь необходимо особенно тонкое обострение зрительной наблюдательности и выяснение всех факторов, образующих многоцветную объемную форму. Важно в наблюдениях показать, как окраска теневой стороны приобретает то более яркие, то более притушенные оттенки цветов, дополнительных к локальной окраске вещей. Дальше - еще большее усложнение многоцветности объемной формы рефлексами. Отсюда - естественный переход к выяснению пространственно-иллюзорного и живописного значения воздушно-световой среды, к законам так называемой воздушной (цветовой и световой) перспективы. Усиление роли света и цвета в организации иллюзорного пространства приведет к поискам пространственного значения и того, и другого элемента, дальше - к подчинению цвета и объема чисто световому началу, съедающему их в мерцании и трепете световой стихии. Это путь не только индивидуальный, но вместе с тем и типический в большом искусстве. Его этапы ясны и закономерны; содействие их нормальному течению-непосредственная задача педагога.

Педагогу на основании всего предыдущего опыта, легко будет показать, как идет разработка планов глубины в направлении от многоцветности, напряженности и насыщенности цветовых масс. К однотонности, к растворению цветности в голубом тоне воздушной дали, к ослабленности цвета и светосилы; от четко выраженной всеми средствами - и главным образом, светотенью - объемности предметов переднего плана, четкости их формы и контуров к их плоскостности, съеданию их контуров воздушно-световой средой и к превращению их в более или менее неясные массы, в пространственно-световую стихию, полную движения и внутренней напряженности.

Эту очень трудную художественно-педагогическую задачу необходимо осуществлять в трех направлениях: путем восприятия реальной действительности и анализа этого восприятия, путем творческого воссоздания и переработки воспринятого в художественно-изобразительных опытах, самостоятельных сначала по впечатлению, на память, а если не удастся - с натуры. Работу с натуры постепенно следует усиливать, ведя ее параллельно с опытами по впечатлению. Третий путь намечается в процессе собственных исканий ребенком или подростком разрешения тех или иных охарактеризованных выше задач, а также посредством систематического ознакомления под руководством педагога с тем, как эти задачи в сходных или противоположных случаях разрешали художники в разные эпохи, в разных культурах и фазах общечеловеческого, классового, национального, наконец, индивидуального развития.

Это - тема специальных экскурсий с явным художественно-производственным уклоном. Такие экскурсии не должны быть случайными. Они должны быть связаны с теми очередными исканиями творческой формы, которые обусловлены естественным ходом развития детской психики и требуют или соответствующих подтверждений или новых толчков, иногда влияний (здесь не вредных), которые толкают на наиболее целесообразное, органическое разрешение очередной, волнующей живописно-технической задачи. Так была построена часть экскурсионной работы моей сотрудницей Н.П. Сакулиной с художественным детским кружком переходного возраста. Н.П. Сакулина в своём отчете пишет, что все экскурсии этого типа вызваны были в разное время вопросами, встававшими у детей в их работе по рисованию и живописи. Каждый из участников писал непосредственное впечатление об экскурсии. Затем следовала беседа всего кружка и обобщение.

Обратимся теперь к условиям и способам воспитания умения видеть и передавать индивидуальную форму, как данность и как действие.

Переход от образа типического к образу индивидуальному характеризуется острой потребностью изображать вещи, а позднее и их отношения такими, каковы они есть, какими их видит ребенок с признаками, приобретающими все более частный характер. Отказ от изображения обусловливается со стороны ребенка мучительным сознанием «неумения» изобразить предмет в его индивидуальном облике. Здесь в первую очередь важно познакомить детей с тем, что изображение типического в предыдущей фазе может и должно служить основой к поискам частного, индивидуального. Важно показать путем наблюдений, что для каждой группы, каждой категории вещей существует некое общее строение, общие формы, что эти формы имеют между собою типические взаимоотношения. Средняя равнодействующая даст типический облик вещи. Большое количество наблюдений и обобщений их путем изображения по памяти, - напр., типической фигуры лошади, человека, какого-либо предмета, - постепенно даст крепкие результаты. Изображение видимого в статическом состоянии и движении должно проходить тот же путь. Необходимо стремиться к тому, чтобы в памяти ребенка оставалось самое характерное, самое острое, самые главные признаки вещи. Тогда скупость изображения можно постепенно доводить до предела, близкого к японской выразительности, которая вырабатывается приблизительно сходными приемами. Такое упражнение памяти, воображения и твердой выдержки творческой воли имеет очень большое воспитательное значение.

Следующая фаза - сопоставление группового, остро чувствуемого образа с данным, индивидуальным впечатлением. Здесь важно показать, как индивидуальное создается из смещения, иногда самого незначительного, общих типических форм и отношений. Следует дать четко почувствовать и понять, что индивидуальное заключается и дается не мелочами, не случайными признаками, а своеобразными пропорциями главных масс, их отношениями в состоянии покоя, напряжения. Следует показать, что можно весьма суммарным приемом, избегая всех случайных и мелких признаков, дать поразительное сходство изображения с изображаемым предметом. Поиски лаконической выразительности индивидуального должны идти тем же путем, что и поиски выразительности типической, вплоть до наиболее сгущенного намека на самое основное в индивидуальном состоянии или действии.

Развитие в ребенке, а позднее - в подростке, способности острого восприятия и такого же острого отражения типического и индивидуального в окружающей его среде делает его особенно тонким аппаратом для улавливания пульса и характера жизни, для сознательного и чуткого ее оформления.

Практически-методические приемы такого воспитания глаза могут быть весьма разнообразны в зависимости от особенностей детской психики, внешней среды и воспитательно-образовательных задач. Считаю необходимым отметить здесь очень интересную и своеобразную опытную работу в том же направлении, которая в течение прошлого учебного года была проведена художником Н.Н. Купреяновым в детском доме имени Карла Маркса.


3. Художественное восприятие. Теоретические основы


Вся педагогическая работа по организации художественного восприятия-созерцания может быть намечена в двух главных направлениях: переживания (с преобладанием эмоционально-волевых моментов) и познания (с преобладанием логически-мыслительных процессов). Между этими направлениями нет непереходимой пропасти. Элементы познавательные неизбежно присутствуют в переживании, а процесс изучения направляется волей, окрашивается той или иной эмоцией. В основе того и другого лежит творческий акт, сопровождаемый эстетическим чувством, как выражением бескорыстного отношения, отсутствия практической заинтересованности в данном душевном состоянии. Но в переживании этот акт направлен внутрь, на творящего субъекта, на создание нового существа - художественного образа - всем напряжением душевных сил. В акте переживания творцу нет дела до внешнего мира. Для него существует только мир творимого образа, исчерпывающий данный момент жизни. В процессе познания также творится новый мир, объединяются элементы восприятий в новую органическую ценность. Но здесь логические, а потому поверхностные, моменты преобладают над интуитивными, глубинными. И самое главное: центр внимания и сила творящей воли переносится на объект, на его утверждение и учет, не как творимого, но как чего-то данного. Так определяю я принципиальную разницу между двумя путями, двумя актами художественного восприятия. Первый акт - основной и изначальный, подлинно художественно-творческий, второй - подсобный, содействующий выявлению художественного образа вовне, материализующий его. Отсюда ясно, что педагогические усилия должны быть в особенности направлены на организацию первого акта и - раньше, чем второго. Утверждая это, я в особенности хотел бы подчеркнуть то ненормальное положение, в какое иногда ставят себя ныне теоретики и практики художественного воспитания, увлекающиеся так наз. «аналитическим» воззрением на явления искусства и творчества, выводящие творчество из производства, а художественный образ из материала и его технической обработки. Творческий акт и художественный первообраз в своем первичном состоянии не связаны ни с материалом, ни с техникой. Иначе необъяснимы явления синтетического искусства, явления равноценной передачи внутреннего творческого акта средствами различных искусств. Творческий акт и творческий первичный образ напоминают первичную клетку, которая в зародыше скрывает еще все не дифференцированные возможности пола.

Ближе к периферии лежит возможность того или иного воплощения образа. Тогда он мыслится с большей или меньшей степенью четкости в известной форме, в материале, определенным способом обработанном. Иногда сознание выясняет художественный образ как раз в этот момент. И тогда произведение искусства не мыслится уже вне данной формы, вне установившегося единства всех возможностей его осуществления, как вещи.

Наконец, наблюдается третий, еще более периферический момент, когда художественный образ определяется равнодействующей внутреннего творческого акта и физического его выражения, выковывается в процессе работы, производства, формуется в той или иной мере зависимости от материала и его свойств, от формы натуральной, - напр., от формы каменного блока, обрубка дерева. Но все три момента восходят к одному корню, вырастающему из целостной духовной глубины личности и всего того, что лежит еще глубже под нею, и что постигается в моменты или духовного личного прозрения, или коллективного объединения, коллективного переживания. Акт творческого восприятия тогда соединяет личность с общим, сверхличным, художественный образ становится душою, знаком общего, а его материальная форма - ощущаемым, видимым символом не передаваемых в своей первичности ничем состояний этого общего духа, коллективного существа, его творческого внутреннего действия.

Если мы из этих теоретических предпосылок сделаем практические выводы, то должны будем признать, что не только для зрителя, но и для самого творца-художника моменты материально-технический и аналитически познавательный не являются основными, изначальными, что подлинное художественное переживание, конечно, вбирает эти элементы, но они остаются на поверхности, и весьма часто творчески-созерцательный акт восприятия-переживания происходит, минуя их. Больше скажем, вся задача художника нередко сводится к тому, чтобы зритель, созерцая художественное произведение, забыл и материал и технику. Стоит зритель, как зачарованный магией искусства, и ему совсем нет дела до того, из чего и как это создал художник, - одинаково: зритель дилетант и профессионал. Это особенно часто бывает тогда, когда художник совершенно переработал материал, напр., краски, в иллюзорную форму, нередко к тому же пронизанную глубоким психологическим переживанием. Так Рембрандт развеществлял краски своих картин в стихию света и светящегося цвета с их таинственным мерцанием в густой и вязкой тьме. А рядом вспомним нередкий запах красочного тюбика у Матисса, как пример, не заслуживающий подражания. Существует, однако, особая группа произведений искусства, где преобладает не внутренний, первично бестелесный образ, а его материальная оболочка, чувственное тело, наличное, конечно, в искусстве первой группы, входящее и там в общую сумму впечатлений, но не как определяющий их фактор. Иногда, как, напр., в современном футуризме, в творчестве самого раннего детства, элементы материально-чувственные составляют почти все содержание художественного восприятия произведений искусства. Это - их суть. И восприятие здесь должно быть организовано именно так, а не иначе.

Итак, искусство есть материализованный и до возможного предела сгущенный результат творческого оформления художником не только своих впечатлений от внешнего мира, но и самого мира в его объективной данности. Произведение искусства - новый мир, новое существо, рожденное в творческих усилиях художника, где он дает более совершенное, более органическое строение косным воздействиям мира внешнего и хаотическим, сумеречным состояниям своего внутреннего мира. Всякое подлинное художественное произведение - наиболее полный и вместе с тем наиболее экономный результат самособирания и самоустроения творческой воли, направленной к действию. Это действие в искусстве замкнуто кругом элементов так называемой художественной формы, т.е. такими соотношениями материальных средств воздействия, которые окрашиваются эстетической эмоцией. Сущность последней заключается в предельном изолировании чисто эмоционального состояния от каких-либо посторонних целей утилитарного или внеутилитарного порядка.

Здесь неизбежно мы вступаем в то или иное разрешение великого столкновения между творческой волей с ее неизбежной целевой, следовательно, внеэстетической установкой и чистым, изолированным эстетическим созерцанием, в конечном счете парализующим творческую волю и растворяющим ее в эмоции. И целевая установка в ее предельном выражении и чистое созерцание выводят из искусства: первая, - совершенно устраняя момент изоляции, второе, - уничтожая творческий акт. Ясно, что произведение искусства должно в той или в иной степени органически претворить и синтезировать в себе эти противоречия. Так всегда и бывало в развитии мирового искусства. То оно в той или иной мере становилось художественной и, следовательно, наиболее оправданной, органической формой для изживания потребностей и осуществления целей религиозных, общественно-политических, моральных, философских, даже научных, конечно, будучи неизбежно окрашено эмоционально; то оно избирало эмоцию, как предельную цель. И нужно сказать, что наиболее мощным в своих реальных результатах оно всегда становилось, развиваясь в линии первого направления и явно и быстро вырождалось, мельчало и становилось малокровным и бессмысленным, избирая второе направление. Первое направление искусства всегда связано с эпохами духовного подъема, второе - с периодами упадка, культурного вырождения.

В чем же главная ценность произведения искусства и общения с ним?

Если произведение искусства есть наиболее организованный, собранный и материализованный запас творческой энергии, возможно более совершенный со стороны формы, т.е. методов его организации, - то общение с ним должно дать возможность максимального использования его энергии и в личной и в общественной творческой работе. Путь общения единственный - творческое переживание произведения искусства. В основе такого переживания лежит повторный акт воссоздания того внутреннего творческого напряжения - содержания, того внутреннего образа, которому художник дал более или менее адекватное материальное выражение - форму. Таким образом художественное произведение является символом, - выразителем творческого действия у художника и символом - возбудителем сходного творческого действия у зрителя. Отсюда - глубочайшая социальная ценность и значимость искусства и его творческого переживания. Оно в своей основе всегда коллективно, надлично. Акт художественного переживания сложен. Он отражает в себе всю сложность психического строения человека, уходя в глубины подсознательного и формуя элементы сознания. Если у художника путь намечается от подсознательного к сознательному, то у зрителя переживание проходит путь обратный. Художественное произведение действует извне, организуя прежде всего низшие процессы деятельности сознания: ощущения, их объединения в первичные комплексы восприятий. Эти состояния сознания одновременно вызывают волевую реакцию, первично творческую потребность в внутренней организации внешних впечатлений. Всему этому переживанию соответствует и эмоциональный тон, как показатель органического равновесия самого переживания. В художественном произведении эти психические состояния зрителя вызываются такими же первичными элементами художественной формы и их отношениями: цветом, линией, световой игрой поверхности, массой, объемом и их комбинациями, - построением на плоскости и в пространстве. Следующей ступенью восприятия является усложняющееся комбинирование первичных впечатлений, возникновение сложного переплета представлений, апперцепирование этих впечатлений со всем предшествующим опытом и содержанием сознания. Так возникает потребность в целевой, утилитарной оправданности продуктов производственного искусства, тяга к изобразительности, иллюзорности - в искусстве станковом и декоративном. От восприятия построения элементов картины на плоскости (того, что можно было бы назвать конструкцией) зритель переходит к представлению изображенного на плоскости в зрительно-иллюзорном глубинном пространстве, к восприятию иллюзорных цвета, светотени, объемов и расстояний, их взаимоотношений. Взаимоотношения между вещами изображенными приводят к восприятию действия в произведении искусства, иначе говоря, к наиболее периферическому слою его строения, - к сюжетно-психологической форме. Все эти этапы восприятия отличаются все большим усложнением познавательной деятельности, все большим сосредоточением внимания на произведении искусства. Отсюда - скала рационализации переживания. Наибольшей степенью сознательности, наибольшим приближением к процессам чисто познавательным отличается восприятие сюжетно-психологической формы. Почти вся творческая активность зрителя может быть направлена на этот процесс в произведениях, где преобладает сюжетно-психологическая форма. Процесс рационализации и познавательной разработки других форм и их элементов вплоть до первичных имеет место также, но обычно не в порядке художественного переживания, синтетического в своей основе, а в порядке чисто аналитического разложения. Может ли осознание форм, более первичных, чем сюжетно-психологическая, входить в творческое переживание? Конечно, но путем весьма осторожного внедрения в сферу первично-сознательного. Лучше, если это происходит не прямым, а индуктивным способом, путем осторожных сопоставлений и, главным образом, самостоятельных творческих опытов, постановки тех или иных формальных и материальных художественных задач. Формы промежуточных слоев произведения искусства поддаются рационализации в тем большей степени, чем они ближе к слою наружному, каковым является сюжетно-психологическая оболочка.

Сложный акт творческого переживания художественного произведения есть не момент, не статическая данность, а динамическое развитие некоего замкнутого в известные границы длительного напряжения, обладающего своими особенностями, своим рисунком каждый раз в зависимости от произведения и зрителя. Это некая творческая эволюция, совпадающая у художника и зрителя в объективном ряде переживания произведения искусства. И чем более соответствует материальное осуществление творческому напряжению и внутреннему образу, тем убедительнее и общезначимее становится художественное произведение. Наконец, чем глубже связанные с ним творческие переживания, тем они больше выходят за пределы личные, узко-групповые, становятся типическими и доходят до глубин общечеловеческого. Здесь новые опорные пункты для вскрытия великого социального смысла и значения искусства.

Творческая эволюция зрителя в круге художественного воздействия одного произведения искусства может быть расширена, усложнена переживанием других, созвучных произведений искусства. Тогда получается замкнутый сложный ряд, объединенный внутренней связью нарастания и разрешения творческого напряжения. Эта связь должна быть обусловлена и формально-органическим противоположением одних форм другим в их временной последовательности и взаимной смене. Так строятся нами экскурсионные циклы по переживанию.

Имеем ли мы право это делать? Не субъективны ли слишком эти ряды? Не совершается ли насилие над единичным произведением искусства?

Конечно, имеем право. Ибо все наши душевные состояния не разрознены: они неизбежно складываются в замкнутые цепи той или иной длительности, сложности, яркости и силы. Идя по залам музея, воспринимая памятники искусства в той или иной бытовой обстановке, мы переходим от одного к другому циклически, по внутренней связи, обусловленной развертыванием наших настроений, волевых импульсов, направлением внимания. И если мы вглядимся в эти, обычно не учитываемые нами переходы от одного впечатления к другому, то будем поражены их закономерностью и органичностью.

Субъективностъ таких циклов переживания не большая, чем субъективность каждого продукта творчества, каждого произведения искусства. Когда цикл образуется интуитивно-творчески, а не рассудочно-аналитически, то он оказывается убедительным не только для меня, но и для других, если мои переживания выходят из рамок узко-субъективного, становятся типическими и общезначимыми.

Что касается упрека в насилии над отдельным объектом искусства, то он основан на недоразумении. Во-первых, произведение искусства нигде и никогда не может быть изолированным, свободным от воздействий как объективно: в обстановке музеев, частных жилищ, публичных мест, так и субъективно: все наши предшествовавшие впечатления создают неизбежную посылку к восприятию и его, а впечатления от него нередко властно управляют и последующей цепью наших переживаний от ряда вещей, в том числе, конечно, и других произведений искусства. Во-вторых, произведение искусства, попавшее в цикл органического переживания, им не уничтожается, не искажается, но утверждается в самых своих ценных и основных качествах, обычно по закону контраста форм, внутренне созвучных и друг друга усиливающих. Творческая эволюция переживания зрителя, основанная на так называемом субъективном ряде, может соответствовать и объективному ряду творческого развития, напр, отдельного художника, художественного течения одной и даже нескольких эпох, отразившихся в ряде наиболее ярких и характерных для них произведений искусства. Так можно подойти к эволюции искусства через ее непосредственное творческое утверждение, как живого чередования органически друг другом обусловленных состояний и форм. Ударение здесь будет поставлено не на внешнем, аналитическом регистрировании мертвых фаз, а на внутреннем переживании развертывающейся из далей веков драмы, сквозного действия в смене художественных явлений. Только при наличии таких посылок, обусловливающих новое отношение зрителя к истории искусства, она может быть живой дисциплиной, - подлинной морфологией искусства, не только до конца понятой, но и до конца оправданной, как общественная ценность, как метод подлинного исторического познания.

Итак, мы видим, что переживание отдельного произведения искусства, как живого организма в созвучном развитии творческого процесса художника и зрителя, функционально связанного с содержанием и формой самого произведения искусства, - расширяется все более. Оно, как утверждение некоей объективной связи между миром внутренним и внешним, некоей внесубъективной реальности, может включать в себя переживание, а следовательно, и познание содержания и форм искусства в их объективной значимости от личного, индивидуального, до общечеловеческого.


Заключение


Заключение, где приводятся выводы, показывается - достигнут ли цель работы, решены ли задачи. Главное внимание в заключении обращается на результаты, которые достигнуты при изучении данной темы или поставленной проблемы.


Список литературы

бакушинский творческий художественный образование

1. Художественное творчество и воспитание. Опыт исследования на материале пространственных искусств. - М.: Новая Москва, 1925 год



А.В. Бакушинский и его вклад в развитие художественного образования 1. Научная и общественная

Больше работ по теме:

КОНТАКТНЫЙ EMAIL: [email protected]

Скачать реферат © 2018 | Пользовательское соглашение

Скачать      Реферат

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ СТУДЕНТАМ